Текст книги "Только герцогу это под силу"
Автор книги: Сабрина Джеффрис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
– Неправда! – возразила Луиза, несмотря на крупицу истины в его словах. – И более того…
Он снова её поцеловал, однако, на сей раз придерживая её голову, чтобы во всей мере завладеть ртом. Когда Саймон отстранился, она смерила его потрясённым взглядом.
– Играешь не по правилам, – пожаловалась Луиза. – Ты бы никогда не применил подобную тактику ни к одному из своих политических противников.
Он тихо засмеялся.
– Представляешь реакцию Сидмута, выкини я такой фортель?
Луиза затаила дыхание.
– Сидмут тебе не противник.
Саймон замер, осознав, что произнёс.
– Я… не то имел в виду, как это могло показаться.
Чёрта с два, не то.
– Значит, ты действительно согласен с политикой Сидмута? Ты хочешь, чтобы он оставался на своей должности?
– Сидмут – это необходимое зло. Я должен играть по его правилам – и по правилам короля – если хочу стать премьер-министром.
– А после? – Луиза припомнила, что он был не на той стороне в вопросе парламентской реформы. Возможно, не только в этом вопросе. – Войдет Сидмут в состав твоего кабинета, стань ты премьер-министром?
Саймон надолго задумался.
– Нет.
Когда Луиза просияла, он добавил:
– Но я не желаю, чтоб об этом стало известно, даже твоим друзьям. Понятно?
– Совершенно, – воскликнула она, слишком взволнованная, чтобы сдержать свое восхищение.
– Я серьёзно, Луиза. Ни слова.
– Мой рот на замке, – весело произнесла та.
– Я не могу немедля лишить должности Сидмута. Нужно время и тонкий расчёт…
– И терпение, и обдуманность, – сказала Луиза, теперь уже в состоянии поддразнивать его. – Да, я понимаю, мой осторожный супруг. Но как ты собираешься это провернуть? Кого ты хочешь поставить вместо него? Ты всерьёз решил его выкинуть?
Саймон крепко поцеловал её, и отступил с горящими глазами.
– Мы можем обсудить это завтра? – подтянув её ближе, он упёрся в неё своей восставшей плотью. – Сейчас у меня на уме вовсе не политика.
И любимый мужчина заслужил награду, после поразительного откровения.
– Безусловно, муж мой, – Луиза кокетливо улыбнулась ему. – Дай мне десять минут, я подготовлюсь к твоему приходу. – Развернувшись, она метнулась вверх по ступенькам.
– Я великолепно справляюсь с твоей одеждой, ты же знаешь, – произнес Саймон, следуя за ней по пятам.
– Ты разорвёшь мне платье, – запыхавшись, говорила она. – И, к тому же, шокируешь мою горничную.
Слава небесам, за её горничную, чьё присутствие держало Саймона на расстоянии, пока она вставляла тампон.
Он что-то сзади проворчал, и она ускорила шаги. Это явно не та ночь, чтобы испытывать его терпение. Кроме того, у её ног выросли крылья от его признаний. «Саймон хочет сместить Сидмута!»
После того, как он ранее признался в поддержке парламентской реформы, Луиза начала думать, что он не такой уж закоснелый заядлый тори, как она предполагала. Хотя Саймон и разделял представления тори о радикалах, она была уверена, что могла бы изменить его мнение о них, как только он прислушается к словам Годвина.
Завтра. Потому что сегодня ночью она собиралась получить наслаждение, лёжа в объятиях мужа.
Глава 22
Дорогая Шарлотта,
Надеюсь, вы правы. Если Фоксмур не может влиять на свою жену с помощью нежных взглядов, он без сомнения прибегнет к более ограничивающим мерам, вероятно, сошлет её в деревню. Именно так я бы поступил, доставляй мне жена неприятности.
Ваш кузен,
Майкл
Даже без помощи камердинера, которого Саймон отпустил сразу, как вошёл в спальню, Саймон разделся и натянул свой халат за пару минут. Он не соврал Луизе – похотливое животное – вот кто он, он думал об этом весь день. Он только молился, чтобы его тяга к ней уменьшилась со временем, потому как в данный момент это было сущим мучением.
Зачем он еще выболтал свои планы относительно Сидмута? Боже помоги Луизе, если она разнесет это среди своих друзей-радикалов. Дойди это до прессы, его политическим притязаниям пришел бы конец. У него еще не было достаточной поддержки в палате общин, чтобы сбросить Сидмута, и пока он этого не добился, не должен показывать, что выступает против него.
Он мог лишь надеяться, что его жена будет осторожна.
По крайней мере, столь же осторожна, как в других сферах. Вроде их супружеских отношений, где Луиза была едва ли не чересчур осторожна. Саймон прошёл около смежной с её спальней дверью. Она предельно ясно дала понять, что предпочитает уединение, когда готовиться прийти к нему в постель. До сих пор, он молчаливо соглашался, понимая, что она была девственницей, и ей нужно было время, чтобы привыкнуть к супружеской близости.
Но, чёрт возьми, он хотел наблюдать, как она раздевается. Он хотел сам раздеть её. Он хотел заняться с ней любовью где-нибудь ещё, помимо кровати. Он хотел засыпать с ней ночью, просыпаться, обнимая её. Не важно, сколько он твердил себе быть терпеливым, он жаждал всего этого до умопомрачения. Как прикажете ему контролировать свою страсть, когда она до сих пор отказывает ему в тех интимных отношениях?
Саймон потянулся к дверной ручке. Нет сомнений, он предоставил Луизе достаточно времени свыкнуться с ролью жены. Однако, что у неё за таинственные приготовления, которые он, её муж, не смеет наблюдать?
Открывая смежную дверь, он резко остановился, когда увидел её горничную, что стояла одна, его жены нигде не было видно. Дверь гардеробной позади неё была закрыта. Создавалось впечатление, словно горничная стояла на страже. Что еще сильнее распалило его любопытство.
Горничная заметила Саймона и открыла было рот, но он приложил палец к своим губам, чтобы та замолчала. Хотя на её лице промелькнула тревога, он знал, что она не осмелиться его ослушаться. Но, судя по её виду, она хотела это сделать, и сей факт привел его в замешательство.
С мрачной решимостью он прошёл к входной двери, беззвучно открыл её, и выпроводил горничную. После того, как он также бесшумно закрыл дверь, пересек комнату, осторожно открыл дверь гардеробной и поискал взглядом жену.
Свеча на туалетном столике открыла взору Луизу, стоящую в расстёгнутой ночной рубашке спиной к нему. И хотя лицо её было обращено к зеркалу, в котором отражался он, открыто наблюдавший за ней, она была слишком поглощена своим делом, чтобы заметить его.
Сперва Саймон подумал, что она занимается интимным туалетом, так она задрала кверху свою льняную ночную сорочку, а одной ногой опёрлась на табурет, когда поднесла влажный тампон к своему маленькому, сладкому, соблазнительному местечку. Его «петушок», уже наполовину возбужденный, тотчас начал протискиваться через полы шёлкового халата.
Потом он увидел, что Луиза вставляет тампон глубоко внутрь себя. Ощущая, как опускается его желудок, Саймон затаил дыхание, чтобы увидеть, достанет ли она его обратно, но по завершении в руке её ничего не было.
Он довольно часто посещал бордель, чтобы знать, чем это она занималась. И ему легко было догадаться почему. Чёрт её побери, она из-за этого отказывала ему в близости!
– Как ты посмела! – прошипел он.
Луиза подпрыгнула, и краска стыда, залившая её щёки, когда она встретилась с ним взглядом в зеркале, была достаточным подтверждением его подозрений.
Ощущение предательства пронзило его.
– Это не то, что ты думаешь, Саймон, – прошептала она.
– Нет? – войдя в гардеробную, он хлопнул позади дверью. – Так ты не пытаешься помешать мне произвести на свет наследника?
Луиза резко опустила ногу.
– Нет… я-я имела ввиду… это не имеет отношения к …
– Я половину молодости провёл в публичном доме, Луиза. Я по одному взгляду распознаю тампон, предназначенный защитить от зачатия ребенка.
Пройдя мимо неё, он окунул палец в чашу с жидкостью, что стояла на туалетном столике, затем поднёс его к носу и понюхал. Резкий запах уксуса ударил в ноздри.
Неописуемо разгневанный, Саймон ткнул в неё пальцем.
– Вот почему ты приходишь ко мне в постель такая «надушенная» в интимном месте. Вот… вот из-за этого «переодевания» ты не позволишь мне раздевать тебя или заниматься с тобой любовью где угодно, а не только постели…
– Ты должен позволить мне объяснить, – защищалась Луиза.
– Что? Что ты до сих пор в тайне ненавидишь меня? Что, несмотря на все компромиссы, на которые я иду ради тебя, ты решила плести против меня интриги? – боль, подступавшая к горлу, грозила удушить его. – Не удивительно, что ты так охотно согласилась покинуть Лондонских женщин, когда я награжу тебя ребенком – ты намеревалась сделать так, чтобы у меня никогда ничего не вышло.
– Неправда. Это только на время, пока…
– Не изберут вашего радикала? – фыркнул Саймон, всё ещё с трудом веря, что она была настолько жестока, чтобы без его ведома лишить его детей. – Таким образом оставляя меня без малейшей надежды стать премьер-министром? Вот так ты хотела подорвать мой авторитет? – он вылил уксус в ночной горшок, затем кинул чашей в дверь. – Не бывать этому!
Пока Луиза продолжала глазеть на него, потрясенная внезапной вспышкой неистовства, он вздернул её ночную рубашку, готовясь собственноручно вынуть тампон.
Тогда она начала плакать.
– П-пожалуйста, Саймон, – рыдала она. – Я не… это не…
Она с трудом говорила сквозь печальные всхлипы, и они разрывали Саймона, заставляя проклинать себя за то, что расстроил её. Затем проклинать за то, что вообще обращает на них внимание.
Боже милостивый, он умилительно одурманен ею. Он опустил её ночную сорочку.
– Вынь его, – тихо произнёс он. – Немедленно!
Луиза кивнула, потом снова опёрлась ногой на табурет.
– Ты д-должен понять. Я-я не готова иметь детей, вот и всё. Мне лишь н-нужно некоторое время… подготовиться… к крови… и к докторам…
Саймона остановило то, как она произнесла «докторам», – таким тоном можно было бы говорить о змеях. Тем же тоном в спальне в доме Дрейкера она говорила, как доктора пускают женщинам кровь и ставят банки.
– Я-я не пыталась п-подорвать… – она продолжала всхлипывать, вытаскивая тампон. – Это действительно ничего не…
Луиза не могла окончить фразу из-за рыданий, и теперь он вспомнил и другое. Как даже после прибытия его доктора в тот день, пока они с Дрейкерам обсуждали брачный договор, она не позволила тому осмотреть её, как они не настаивали.
Потом были замечания, которые она сделала в школе – о том, как рожают заключенные… о крови. Но почему она была так…
Саймон вдруг вспомнил разговор с сестрой о принцессе Шарлотте и застонал. Пропади оно все пропадом.
Он схватил её дрожащую руку, когда она клала на стол тампон.
– Ты была там, да? – хрипло произнес он. – Ты присутствовала, когда принцесса умерла в родах.
Не в состоянии говорить из-за слёз, Луиза кивнула.
Всё дело было в страхе. Который он бы распознал, не будь таким тупицей.
Браня себя за горячность, он заключил её в объятия.
– Тш-ш, дорогая, – произнес Саймон возле её уха. – Всё хорошо. Тш-ш.
Подавляя рыдание, она обвила его руками, ища утешение у своего мучителя, и он всеми силами утешал её, бормоча успокаивающие слова, поглаживая ей спину.
– М-меня не пускали смотреть на роды, – задыхалась Луиза, его халат пропитывался её слезами. – Они выгнали почти… в-всех из её спальни.
Саймона поглаживал и успокаивал её, чувствуя себя деспотичным чудовищем.
Она силилась совладать со своими неудержимыми рыданиями.
– Но она была м-моей сестрой. Я любила её. И я-я спряталась у неё в г-гардеробной.
– О, дорогая, – нежно сказал он.
– Роды были очень тяжелыми, – прошептала она у его груди. – Она кричала часами…
Саймон мог лишь представить. Он слышал, что принцесса Шарлотта провела два с половиной изнурительных дня в родах.
– Но потом родился мёртвый ребёнок. Он был огромный, слишком большой для… и они не воспользовались щипцами и… – яростно заговорила Луиза. – Было слишком много крови, так много… не только после, но и до этого тоже.
Она обратила на него сквозивший гневом взгляд.
– К тому времени, как у неё начались роды, они уже пускали и пускали ей кровь, а ещё практически уморили её голодом. Чего же они ожидали, когда она начала рожать? Какая женщина смогла бы родить ребенка, если бы вынесла столько…
Она снова залилась слезами, и страх, переполнявший её, бередил ему душу. Саймон прошёл поцелуями по её волосам, виску, влажным щекам. Его горло саднило от ужаса, когда он представлял, каково это было для неё, оказаться свидетелем такого. Ей было только двадцать два – все еще слишком молода, чтобы позволять ей мучиться этим. Почти такого же возраста, как принцесса.
– Ты должна была мне рассказать, – прошептал он. – Жаль, что не поступила так.
Луиза продолжала стоять в его объятиях.
– И чтобы ты сделал? Сказал мне, что… мой страх пустячный. Что Регина… благополучно произвела на свет двоих детишек, – она сглотнула. – Я знаю, что роды не всегда так ужасны, как я навоображала себе. Но каждый раз, как я думаю о…
Когда от рыданий она не смогла договорить, Саймон прижал её голову к своей груди. Она, вероятно, была права. Расскажи она с самого начала, он, учитывая всё произошедшее между ними, предположил бы, что она отказывается иметь детей, чтобы насолить ему.
Теперь ему понятно было, отчего ей так не хотелось выходить замуж. Ясно, что это не являлось жаннодарковской решимостью быть старой девой-реформаторшей.
Луиза подняла к нему лицо.
– Я-я, правда, хочу твоего ребёнка. Наших детей. Я больше всего на свете хочу этого. Я смирюсь с этим. Я могу это сделать. Могу.
Она, натянутая как стрела, всё ещё стояла в его объятиях, и в глазах её ещё дрожали слезинки.
Проклятье, что ему делать? Если он пойдет на поводу её страха, сколько это продлиться? Ему следовало иметь наследника. А из неё бы вышла замечательная мать.
Если только, она сперва не умрет от страха в родах.
Саймон застонал. Как ему заниматься с ней любовью, зная, что неизбежное последствие этого наводит на неё такой ужас?
– Саймон, я уже в порядке. Если желаешь, можешь выкинуть тампоны. Я буду…
– Тш-ш, – прошептал он. Ему оставался единственный выбор. Проклиная себя за такую слабость и глупость, он потянулся и взял тампон. – Подними ногу, – сказал он.
Луиза непонимающе уставилась на него.
– Что?
– Мы кое-какое время будем поступать по-твоему. Пока ты не… почувствуешь, что можешь спокойнее думать о рождении мне детей.
– Ты не должен так поступать…
– Нет, должен, – решительно ответил он. – Я не хочу, чтобы моя жена тряслась в страхе, приходя ко мне в постель. А теперь подними ногу.
Когда она повиновалась, Саймон не до конца ввёл тампон, позволив ей самой завершить начатое.
Луиза подняла на него взгляд, и облегчение, отразившееся на её лице, пронзило его.
– Спасибо, – прошептала она.
Затем она поцеловала его, и Саймон, как никогда прежде, прильнул к её губам, пылко и отчаянно целуя её. Ему хотелось стереть всё, что обнаружилось теперь, забыть, что жена только что убедила его разрешить то, чего ни одни муж, в здравом уме, не позволил бы.
«Никогда не допускай, чтобы женские слезы доводили тебя до непозволительных поступков», – возвещал дедов голос в голове.
Он клял Монтита, затем себя, что его «петушок» так же предсказуемо вставал по стойке «смирно», как Раджи, завидевший птичку. Иисусе, он обезумел. Вдобавок, он, по-видимому, не мог самостоятельно помочь себе, когда был с ней.
Луиза, должно быть, почувствовала его возбуждение, так как прервала поцелуй и, прищурившись, уставилась на него.
– Мы теперь отправимся в постель? – хрипло, приглушенным голосом, спросила она.
Саймон отвёл взгляд и заметил их отражение в зеркале – переплетенные ноги, свою эрекцию, и её, до сих пор стоящую с поднятой на табурет ногой. Её ночная рубашка, подтянутая до талии, обнажала его взгляду её интимное с шелковистой кожей местечко.
«Петушок» его ещё больше увеличился, и его обуяла крайнее желание овладеть ею здесь, прямо так.
– Обернись к зеркалу, – приказал он.
Когда Луиза, чтобы повернуться, начала снимать ногу с табурета, он произнес:
– Нет, оставь её там. Я хочу видеть каждую твою частичку. Я хочу видеть, как прикасаюсь к тебе.
Хотя лицо её вспыхнуло от смущения, она исполнила его просьбу, разворачиваясь вокруг так, чтобы предстать перед зеркалом, с одной ногой на табурете, другой на полу, открывая взору свою нежную плоть во всём её влажном великолепии.
У Саймона пересохло во рту. Он сдернул через голову её ночную рубашку, затем отделался от своего домашнего халата. Двигаясь позади, он одной рукой обнял её, чтобы ласкать грудь, в то время как другой – перебирал нежную плоть меж её ног. Лицо Луизы стало таким же розовым, как та плоть, вдобавок она издала стон удовольствия, от которого его «петушок» стал крепким, словно железо.
– Временами, Луиза, – выдавил он, – я беспричинно хочу тебя. – Он потер вверх-вниз своей возбужденной плотью между её ягодиц, только чтобы она знала, каким твердым он становится из-за неё.
Её пристальный взгляд стал знойным, и она потянулась назад, словно намереваясь поласкать его «петушка».
– Нет, – Саймон отвёл её руку. – Положи руки на стол. Я хочу взять тебя вот так, сзади, в то время как ты наблюдаешь. – Он продолжал грубо шептать возле её уха: – Я хочу, чтобы ты видела то, что вижу я, двигаясь в тебе. – Он прикусил мочку её уха. – Я хочу, чтобы ты видела дурманящую картину, которую являешь собой, ту, что целыми днями снедает меня.
Луиза, с затуманенными черными глазами, сделала, как он сказал, подалась вперед, чтобы расположить руки перед собой. Её волосы каскадом заструились вниз перед ней, закрывая её грудь, и Саймону пришлось подобрать их и закрепить петлей на одном плече, чтобы он мог вволю наглядеться на неё.
Боже, как на него подействовал один лишь её вид в тусклом сиянии свечи. Её лицо, залитое румянцем, и груди, покачивающиеся между её рук, словно зрелые плоды, – Луиза выглядела ранимой и очаровательной, и такой эротичной, что едва не сводила его с ума.
«Никогда не позволяй женщине управлять тобой с помощью твоего „петушка“».
Саймон выкинул из головы дедов голос, затем резко раздвинул ей ноги в стороны, ликуя, когда она ахнула от удивления. Он неспешно превратил её «ах» в стон, кругами подбираясь, чтобы потереть её гладкую плоть. И когда жена прижалась к его пальцу, страстно желая еще больше прикосновений, его накрыла стремительная волна триумфа. Наверно, Луиза слишком сильно воздействовала на него, но, по крайней мере, и он оказывал на неё не меньшее воздействие.
Затем её глаза стали медленно закрываться.
– Нет! – пророкотал он у её шеи. – Ты должна наблюдать, как я беру твое прекрасное тело.
Открыв глаза, она мятежно уставилась на него.
– Я хочу, чтобы ты вошёл в меня.
– Нет, только когда ты не сможешь больше это выносить, – произнес Саймон, затем начал изводить её нежную маленькую жемчужину, омывая её, поглаживая, – именно так, как он знал, нравилось ей. – Я хочу, чтобы ты умоляла, Луиза.
Луиза улыбнулась ему в зеркале.
– Тебе так долго никогда не выдержать, – кокетливо подразнивая, произнесла она.
И когда она, покрутив бёдрами, выгнулась назад, чтобы её сладкая маленькая попка оказалась напротив его твёрдого «петушка», он стал опасаться, что она, вероятно, права. Его восставшая, мучительно напряженная плоть лежала в колыбели её восхитительных ягодиц.
Но Саймон отказывался отдавать ей победу в этом раунде. За время, проведенное со шлюхами из борделя, которых оплачивал его дед, он узнал, как вновь обрести контроль над своенравным «петушком», и он без колебаний так и поступил.
– Я могу выдержать столько, сколько понадобиться, моя маленькая соблазнительная Клеопатра.
Пусть, раз должна, пользуется своими тампонами, но Саймон обязательно заставит её умолять его, в знак согласия, что в этом браке не только он влюблён до безумия. Он справиться с Луизой – и с собой – пусть даже на это уйдут часы.
И он ласкал её грудь, сначала одну, затем другую: теребил большими пальцами соски, превращая их в упругие вершинки, затем нежно царапал их ногтём, пока она не вскрикнула и не уткнулась грудью ему в руки.
– Я глава этого дома, слышишь? – сдавленно произнес Саймон: едва ли не выше его сил было наблюдать, как она извивается под его руками. Но его преследовал дедов голос, вынуждая собственный звучать грубее, когда он добавил: – Твои тампоны при тебе только по причине моей милости, понятно?
Луиза застонала, но кивнула.
– Больше никаких тайных бунтов, – отрезал он. – Моя жена не будет выставлять меня дураком.
– Я никогда не собиралась… – прошептала она. – Я бы никогда…
– Поклянись, – потребовал он, лаская и лаская её между ног. – Поклянись, что будешь впредь честна со мной.
– Да, Саймон, клянусь.
Саймон погрузил в неё свой палец, лишь настолько, чтобы подразнить, и потом резко вынул.
– Ты принадлежишь мне, – проскрежетал он, потянув далеко назад её бёдра. Скользя своим «петушком» меж её ног, он ласкал им её бархатистую мягкость. – Скажи это. Твоё тело, твой разум, твоя воля… они принадлежат мне.
– А ты? – вдруг вспыхнули глаза Луизы. – Ты принадлежишь мне?
– Я всегда принадлежал тебе, – произнес он, не успев остановить вырвавшееся признание.
– Тогда возьми меня сейчас, – просипела она. – Я молю тебя, муж… покажи мне, что мы принадлежим друг другу…
Саймон так и поступил. Изогнувшись, он так глубоко вошёл в неё, что она дёрнулась, затем с губ Луизы слетел проникновенный вздох чистейшего, восхитительного удовольствия.
Он лишь ещё больше распалился. Он снова и снова двигался в ней, поглаживая спереди её влажную жемчужину, в то время как туда-сюда скользил сзади в её влажном проходе. Он пососал гладкий покат её плеча, затем укусил сзади изящную шейку, жалея, что не может проглотить её целиком.
Чем энергичнее он погружался в неё и ласкал, тем сильнее учащалось её дыхание, и сильнее впивался в него её взгляд в зеркале, пока они оба уже не задыхались, сражаясь, словно дикие животные, за превосходство, и каждый непременно хотел первым заставить другого потерять контроль.
В конечно счёте, они достигли оргазма почти одновременно. Тело Луизы напряглось, перед тем как она пронзительно вскрикнула и осела в его руках. Мгновением позже Саймон достиг собственного экстаза и излил в неё семя.
Его семя, которое никогда не приживётся.
Блуждающая мысль всплыла в его сознании как раз в момент, когда он обнимал её, наполняя, а сердце его неистовой какофонией колотилось в ушах. Он, как можно скорее, выкинул эту мысль из головы.
Время. Ей нужно время. Он мог дать ей время, если должен.
Понадобилось несколько секунд, чтобы дыхание его замедлилось, и чуть больше времени, чтобы его удовлетворённый «петушок» выскользнул из неё. Как только Луиза это почувствовала, то повернулась так, чтобы обнять его за талию и притянуть к себе поближе.
Саймон поцеловал её, завладев сперва её ртом, потом ухом и ложбинкой её горла.
– Это было очень… интересно, – пробормотала она, когда он добрался до её шеи. – Никогда не представляла… занятие любовью таким вот способом.
– Имеется сотня способов занятия любовью, и я хочу, чтобы мы испробовали каждый из них.
В тот самый момент, как на лице её мелькнуло возбуждение, Луиза задумчиво посмотрела на него.
– Где ты научился такому разнообразию любовной близости? За время молодости, которую провёл в борделе?
Саймон вздрогнул, затем вспомнил, что выболтал в гневе.
– Похоже, – уклончиво ответил он, изогнув рот для поцелуя.
Луиза отвернулась.
– Почему ты провёл свою молодость в борделе, а потом… сохранял целибат в Индии?
– К тому времени я пресытился ими, – признался он.
Узнай она когда-нибудь всю правду о том времени его жизни, открыла бы слабое место, которое осталось у него, несмотря на треклятое дедово воспитание. И тогда она бы воспользовалась этим, чтобы управлять им. Он в этом не сомневался.
– Большинство мужчин… – начала она.
– … не обсуждают свою лихую молодость с женами, – закончил Саймон. Подняв её на руки, он вышел из гардеробной. – Это было давным-давно, вряд ли стоит об этом говорить. Я, как и все юноши, бездарно растрачивал своё семя. Но теперь, я достаточно повзрослел, чтобы засеять нечто более плодородное…
Он, застонав, прервался.
– Прости меня, – пробормотал он, пронося Луизу через её спальню, и без остановок добрался до своей.
Она зарылась лицом у него на груди.
– Не тебе извиняться. Это я…
– Всё прекрасно, – коротко произнес Саймон, не желая думать о её тампонах.
– Я только хочу, чтобы ты знал, как я сожалею, что была трусихой и не рассказала тебе.
– Всё прекрасно, – повторил он. Когда он вздрогнула, он смягчил тон. – Мы можем немного подождать с детьми, дорогая.
Дойдя до своей уже расстеленной кровати, он положил на неё Луизу, затем примостился рядом с ней.
– Но я, по правде говоря, хочу кое-что в обмен на свою милость.
Она повернулась к нему, мгновенно настороженная.
– О?
– Больше никаких отдельных кроватей, хорошо?
Расплывшись в улыбке, она прижалась к нему.
– Если это твоё желание. Я исполню его лишь, чтобы…
– Да, я так и думал, – отрезал Саймон, больше ни слова не желая слышать о том, как она увиливала, чтобы заняться своими тампонами. – Делай всё, что требуется, в своей гардеробной. Как справишься, сразу возвращайся ко мне в постель.
Задорный огонёк засверкал в глазах Луизы.
– А что, если моя кровать удобнее?
– Тогда мы двинемся в твою комнату, – он нежно погладил ей щеку. – Пока мы спим в одной кровати, мне не важно, чья она.
В ответ на это её губы тронула мягкая улыбка, от которой бешено заструилась его кровь в венах. Она нежно смахнула локон с его глаз.
– Не ожидала, что ты окажешься таким мужем.
Поймав её руку, Саймон запечатлел поцелуй на ладони.
– О?
– Никогда не предполагала, что ты будешь таким… собственником. Во всяком случае, не тогда, когда получил от меня, что хотел.
Что он хотел от неё? Он и на толику не приблизился к этому. Что деду никогда не удавалось выбить из него, было его самой потаённой слабостью – его жажда сентиментальной привязанности и крепкой любви, которую, как он заметил, выказывают друг другу Трасбаты.
Но это всегда бы ускользало от него. Дед сделал его неспособным давать любовь, неспособным чувствовать ничего, кроме похоти и страстной увлеченности. Да и какая женщина выказала бы перед ним любовь, которую он жаждал, когда он мог дать ей одну лишь страсть?
– Тебя донимает мой собственнический инстинкт? – Саймон затаил дыхание.
– Иногда, – призналась Луиза. Затем, с чувственной улыбкой, провела пальцем вниз по его груди. – А иногда – возбуждает.
Он мгновенно сделался твёрдым.
– Правда? – выдавил он.
Её рука спустилась ниже, к его животу.
– О, да. Может, я и не унаследовала потребность матери в разнообразии относительно мужчин, но определенно унаследовала её… побудительные мотивы.
– Слава Господу, – проскрежетал Саймон, накрывая её рот своим.
Возможно, страсти будет для них достаточно.
Но позже, когда Луиза, спящая, лежала возле него, и ночь прокралась в комнату, которую она наконец согласилась разделить с ним, он уставился в безмолвие и ему еще раз захотелось чего-то большего, более глубокого.
Чего-то, что, как он знал, никогда не мог иметь.
