Текст книги "Только герцогу это под силу"
Автор книги: Сабрина Джеффрис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Глава 25
Дорогой кузен,
Теперь вы заставили меня призадуматься, сэр, об истинных причинах вашей анонимности. Действительно ли это связано с тем, что вы не желаете навредить мой репутации, как поначалу заявили? Или же вы боитесь сойтись со мной в поединке лицом к лицу? Посему предупреждаю вас, кузен, если вам ненароком вздумается мною помыкать, вы проклянете тот день, когда встретили меня.
Ваша разгневанная корреспондентка,
Шарлотта.
– О-она? – заикалась Луиза. – Кто она?
– Бетси, черт подери. – Саймон поднял Луизу со своих колен и отставил в сторону. Потом, повернувшись к ней спиной, встал и начал застёгивать свои кальсоны и штаны. – Она рассказала тебе о… моём деде и его «обучении».
– Я не знаю, о чём…
– Не лги мне! – Он повернулся, лицо его пылало гневом, пока он не увидел настороженное личико жены и не смягчился. – Ну, хватит, дорогая, судя по тому, как ты себя вела, Бетси тебе что-то рассказала.
– Это было так очевидно? – спросила она, не в силах скрыть боли в голосе, одновременно натягивая ночную сорочку.
– Нет, – торопливо произнес Саймон. – Нет, пока ты не сказала, что ты…
Он спохватился, но она знала, что он собирался произнести: «Что ты любишь меня».
У Луизы сжалось сердце.
– Не важно, как я догадался. – Саймон запустил руку в волосы. – Важен сам факт. И теперь я хочу в точности знать, что это шлюшка тебе наговорила.
– Не смей её так называть! – протестовала Луиза. – Она больше не шлюха. И она не хотела ничего мне говорить, клянусь. Я заставила её.
Он засмеялся.
– Заставила. Ну, ладно. И что ты сделала – не дала женщине оправиться после родов и крепко поколотила?
– Нет, разумеется, но ты же знаешь, какой я становлюсь, стоит мне за что-то уцепиться. – Она скрестила руки на груди, когда неуверенно почувствовала себя, пытаясь объясниться и не навлечь еще больший гнев на Бетси. – Я… м-м… заметила, что вы оба узнали друг друга, и вспомнила, что она работала в борделе. Поэтому потребовала, чтобы Бетси рассказала, как познакомилась с тобой… так всё и началось.
– Понятно. – Засунув большие пальцы за пояс штанов, он воинственно выпятил грудь. – Представляю, как она всё преподнесла, каким, видимо, жалким выставила меня.
– Нет, что ты, – невозмутимо произнесла Луиза, решительно не пуская жалостливые нотки в голос. Саймон ненавидел, когда его жалели.
– Поверь, мои приятели из Итона [46]46
старинный английский колледж, основанный в 1440 г.
[Закрыть]всё бы отдали за то, чтобы их раз в неделю сопровождали в Лондон в бордель и предлагали шлюх на выбор. – Он зашагал по комнате. – Какому мальчишке не хотелось бы по-настоящему насладиться женщинами, которые исполняют всё, что ни прикажешь?
– Однако держат с ним рот на замке, – пробормотала девушка.
Саймон резко развернулся и впился в неё суровым взглядом.
– Черт подери, я хочу знать всё – каждое слово, что она тебе сказала.
Луиза не отвела взгляда. «Спрячь свою жалость», – приказал она себе. – «Только факты».
– Она говорила, что у твоего деда были правила, которым ты и эти женщины должны были следовать. И если ты нарушал их, тебе причиталась порка.
– Не ужаснее той, которую регулярно получали некоторые мальчишки в Итоне, – огрызнулся Саймон.
– Она говорила, что если женщина нарушала правила, её отсылали.
Он вздрогнул от этих слов.
– Не думаю, что она рассказала тебе куда… что их отсылали в другой бордель мадам, не такой приличный, клиенты которого имели… отвратительные склонности. Разумеется, узнал я об этом лишь через несколько лет.
– В этом нет твоей вины, – мягко произнесла Луиза.
– Сперва я не обращал внимания, – продолжал он, словно не слышал слов жены. – Поначалу считал простым совпадением, что женщины, которые были ко мне добры, те, которым я отдавал предпочтение, которые не лежали подо мной, как бревно, пока я делал свое дело, исчезали из борделя к следующему моему визиту.
Саймон сжал кулаки.
– Но после нескольких промахов, стало трудно не замечать. Он никогда не позволял им называть свои имена, но я так или иначе их различал. И когда я просил «рыжеволосую милашку» или «длинноногую блондинку», мой дед порол меня до полусмерти. Я перестал просить. – Саймон горько рассмеялся. – Предполагалось, что такие вот уроки научат меня безразлично относиться к их участи, заставят понять, что женщины одинаковы – ничем друг от друга не отличаются. По крайней мере, именно это он постоянно внушал мне.
– Вместо этого ты научился чувствовать себя виноватым.
– Да, как только понял, что своим выбором заставляю их исчезать. Он не рассказывал мне, куда они деваются… словно это было неважно. Я представлял себе, как их вышвыривают на улицу, обрекая на голод и лишения, от того что я выказал предпочтение. – Саймон посмотрел на жену полным самоуничижения взглядом. – Четырнадцатилетние мальчишки склонны к излишней драматизации.
– Четырнадцатилетним мальчишкам не место в борделе.
Он прошел к камину и, прислонившись к полке, уставился на остывшие угли.
– Он немногих отослал. Не довелось. После того, как он так основательно насаждал свои правила, ни один из нас не осмелился их нарушить.
На его лице заходили желваки.
– Само собой, это значило, что женщины боялись меня, боялись, что могут мне слишком понравиться, и потеряют свои тёплые местечки. Потому они стремились не делать лишних движений, лишь следовали моим приказаниям в постели. Они не смотрели на меня, не разговаривали со мной, они не… отвечали мне, когда я к ним обращался или… касался их. Они лежали, словно… куски мяса.
У Луизы стеснило грудь. Даже ей было известно, что юношам нужно было хоть немного ласки и лести. Нельзя обходиться с ними, как с быками-производителями.
Горький смех сорвался с губ Саймона.
– Ирония всей ситуации заключалась в том, что, если бы любой из моих приятелей об этом узнал, он на коленях просил бы поменяться со мной местами. Разумеется, я не осмеливался им открыться – дед ясно дал понять, что об этом не следует распространяться, и я никогда не нарушал этого правила, боясь того, что он мог со мной сделать.
Герцог фыркнул.
– Мои однокурсники – юные и жизнерадостные – вряд ли бы меня поняли. Любой похотливый юнец-идиот думает, если под тобой по своей воле лежит хорошенькая женщина и ничего не требует взамен, пока ты получаешь удовольствие – это верх совершенства.
Он передернулся.
– Но ни одному из них не доводилось видеть, как на лице женщины отражается ужас, когда ты говоришь ей, что у неё восхитительная грудь. Или когда о каждом твоем слове докладывает деду мадам, которая подсматривает…
– Подсматривает? За тобой следили?
– Разумеется. Как ещё мой проклятущий дед мог удостовериться, что мы поступаем соответственно его требованиям?
– Но Бетси говорила, что вам с ней удалось нарушить правила.
Оттолкнувшись от камина, Саймон направился к жене.
– Твоя приятельница Бетси не была обычной шлюхой. Её воспитали, как леди. – Он холодно улыбнулся. – Бетси сказала, что считает правила жестокими. Потому в следующий раз, когда я лёг с ней, она передала мне записку, в которой говорилось, что если я дам мадам гинею [47]47
золотая монета; первоначально = 20 шиллингам, затем 21 шиллингу; вышла из обращения в 1813 г.
[Закрыть], то смогу делать все, что заблагорассудится.
Саймон покачал головой.
– Не знаю, почему мне никогда до этого не приходило в голову подкупить их. Я же знал, что за деньги мог получить всё что угодно. А отец естественно выделял мне средства, и подкуп был мне по карману. Вместо этого, почти год я вот так и провёл, терпя дедово «воспитание».
– Ты был молод. И запуган дедом. Ты мирился с этим, потому как он сказал, что так должно быть. На самом деле меня удивляет, что мадам согласилась пойти против него.
– Полагаю, у нее лопнуло терпение. Все видели, как я был несчастен – и она, вероятно, подумала, что будет лучше угодить наследнику герцога, который потом годами будет посещать её бордель, чем стареющему графу, который хорошо заплатил, но приносит несчастье её девочкам.
– Так и началась ваша с Бетси… дружба.
Вероятно, Саймон услышал напряженность в её голосе, так как с тревогой посмотрел на жену.
– Это не то, что ты думаешь.
– Она тоже так сказала, – выдавила Луиза. Было тяжело не сердиться на единственную женщину, которая утешала её мужа в борделе.
– О, дорогая. – Он подошёл, чтобы заключить жену в объятия. – У тебя нет оснований ревновать к Бетси. Это было почти двадцать лет назад. А по большей части мы только и делали, что беседовали.
– Знаю. Она говорила. – Луиза даже расспросила Бетси, о чём они беседовали.
О школе. О его друзьях. Как сильно ему нравится пудинг. О всякого рода ерунде.
– Ты должна понять, – продолжил Саймон, крепко обняв Луизу. – Бетси была единственной женщиной, с которой я мог говорить. Без преувеличения. Когда дед приехал забрать меня в Итон, он сразу же отвёл меня в бордель. Я никогда не возвращался домой. Виделся с Региной только на каникулах, а письма от неё едва ли дождёшься.
Луиза знала причину, а Саймон – как она подозревала – нет. Вероятно, Регина всё ещё стеснялась признаться, что читать и писать она научилась лишь после замужества, когда муж помог ей справиться с её странной проблемой – она путалась в буквах [48]48
Речь идёт о дислексии. Термин дислексия произошел от двух греческих слов «дис» – сложность и «лексис» – слово, в буквальном переводе дислексия значит «сложность со словами». Проявляется дислексия в нарушениях процесса чтения, в постоянно повторяющихся ошибках. Люди, страдающие дислексией, пропускают звуки, меняют буквы местами или добавляют ненужные, искажают звучание слов, иногда «глотают» целые слоги.
[Закрыть].
Саймон погладил её по спине.
– Дед платил моим однокурсникам, чтобы те доносили на меня, если я вдруг осмеливался заговорить с «неподходящей женщиной», и если такое случалось…
– Тебе устраивали порку.
Он кивнул у головы Луизы.
– Но Бетси слушала меня, невзирая ни на что. Рассказывала о разных вещах. О женщинах, о том, что они любят. Думаю, она ненавидела моего деда не меньше моего.
– Пока не стала его любовницей.
Саймон напрягся и отстранился он жены.
– Она и об этом тебе рассказала, да?
– Я знала, что однажды её покровителем был граф. И что продолжалось это недолго.
– Неужели?
– Да. Она покинула его при первой возможности. Бетси сохранила каждый пенни, что получила от него, потом сбежала в Бат [49]49
город в Англии, графство Сомерсетшир.
[Закрыть]и работала там модисткой. Пока не встретила своего будущего мужа и не вернулась с ним в Лондон.
Казалось, Саймон был потрясён.
– Я всегда полагал… он всегда говорил…
– Что она всю жизнь оставалась его любовницей? А что ему было тебе говорить? Что она его бросила? Использовала его? Он бы ни за что в этом не признался, – Луиза положила ладонь на руку мужа. – Знаешь, она сожалеет, что так с тобой поступила.
– Немного запоздало, не находишь? – съязвил Саймон, не обращая внимания на её руку. – Тогда она точно об этом не сожалела. Она порвала со мной, и глазом не моргнув. После того, как однажды вечером он обнаружил нас за беседой, ему хватило нескольких минут с ней наедине, чтобы уговорить стать его любовницей.
У Луизы засаднило в горле, когда она только подумала, как должно быть это ранило Саймона.
– Он не оставил ей выбора. Либо она становилась его любовнице, либо – отправлялась в другой публичный дом. И она испугалась, что если не станет его любовницей, то ей никогда не вырваться из такой жизни.
– Он так угрожал? – На какой-то миг лицо Саймона исказил гнев. Затем он нахмурился. – Нет, не верю. Она бы мне призналась. Дед оставил нас наедине, чтобы мы попрощались. – Уныние в его глазах ранило сердце Луизы. – Я молил её не связываться с ним. Говорил, что сделаю своей любовницей, хотя и знал, что мне это не по карману. Но она сказала…
– Что ты ей безразличен, и она устала с тобой нянчиться. – «Что ей нужен настоящий мужчина в постели». Луиза не могла мучить его, напоминая об этих словах. – Да, я знаю, что она сказала. Знаю, что твой дед не оставил ей выбора. Либо конец вашей зародившейся дружбе, либо ей придётся смотреть, как тебя выпорют. А она была не в силах за этим наблюдать.
Он уставился на Луизу и долго-долго смотрел на неё ошеломлённо-неверящим взглядом. Потом изменился в лице.
– О Господи. Все эти годы, я думал, что она…
– Предала тебя. Притворялась, что ты ей симпатичен, а на самом деле не испытывала таких чувств. Естественно, ты так думал. – Луиза обняла мужа и почувствовала облегчение, когда он её не оттолкнул. – Это было лучше, чем признать правду – что её измена была всего лишь одним из ужасных «уроков» твоего деда.
Саймон зарылся лицом у неё в шее.
– Но это должно было навести меня на мысль, что он на это способен.
– Такая жестокость? Как ты мог вообразить? Да и кто может вообразить, что человек, который о тебе заботится, так ужасно с тобой поступит?
Он весь дрожал и напряг руки, чтобы скрыть дрожь.
– Ты же знаешь, не всё было так ужасно, – возразил он. – По дороге в Лондон и обратно, он учил меня всему, что знал о политике. Он был умным мужчиной, с огромным багажом знаний.
– Очень знающим и очень развращённым. – Луиза погладила Саймона по волосам, удивляясь, как вообще лорд Монтит мог так равнодушно обращаться с её дорогим мужем. – Он и тебя всеми силами пытался развратить. Ты даже не знаешь, как сильно Бетси сожалеет, что была к этому причастна.
Его горький смех разрывал сердце Луизы.
– Она должна была вывести его на чистую воду. Я бы предпочёл порку. К тому времени побои меня совершенно не задевали.
– Знаю, – сказала Луиза, горло саднило от непролитых слёз. – Но она не знала.
– Бетси всегда была мягкосердечной, – выдавил Саймон.
– Может, тебя это утешит – она ненавидела делить постель с твоим дедом. Говорила, он был омерзительным мужчиной. И всегда жалела, что пошла у него на поводу.
Саймон несколько раз глубоко вздохнул, потом быстро высвободился из объятий жены.
– Собственно говоря, она оказала мне большую услугу, – устало произнёс Саймон. – После того случая, я прекратил играть в его игры. Я сказал ему, что мне всё равно, как сильно он меня бьёт, что я буду поступать по-своему, буду ложиться с любой женщиной, которая мне приглянётся, и делать это, когда мне вздумается. Если они будут исчезать, так тому и быть. И так как мне было безразлично, что случиться, а мадам была зла на него, он отпустил поводья. Поездки в бордель закончились.
– Но вред уже был нанесен, – добавила Луиза.
– Можешь и так это называть. – Дрожащей рукой он подобрал рубашку и надел её. – Какими бесчеловечными ни были его методы, они сделали своё дело. Я получил ценный урок.
– Что женщины взаимозаменяемы? – едко спросила Луиза.
– Нет. Что ты. – Ласково потрепав жену за подбородок, он грустно улыбнулся ей. – Если на то пошло, походы в публичный дом научили меня совершенно обратному. Единственным способом, которым я проявлял протест, – до того как Бетси приняла моё предложение, – были попытки возбудить моих компаньонок, даже если они ужасно боялись меня. Я перепробовал всевозможные способы. И обнаружил, что у каждой женщины свои предпочтения. – Улыбка Саймона угасла. – И удовольствие от подобного опыта омрачается тем, что ты платишь за женщину.
– Поэтому ты соблюдал целибат в Индии.
– Да. По этой причине и потому, что крепко-накрепко заучил другой дедов урок. – Он встретил жену уверенным взглядом. – Амбиции – превыше всего. Вот чему он меня научил. Научил не позволять… страсти возобладать над разумом.
«Страсть». Саймон много раз упоминал это слово. Луиза начала размышлять, может, для него оно значило что – то другое?
– А как же любовь? – прошептала она. – Какое место она занимает в твоей маленькой иерархии?
Саймон отпрянул.
– Ей нет места, – произнёс он пустым голосом. – Единственную вещь, которую моему «развращенному» деду удалось выколотить из меня, – это способность любить. Если ты этого до сих пор не поняла, то в будущем поймёшь. Я не способен никого любить.
– Ты сам в это не веришь, – ответила Луиза, удручённая его прямотой. – И я не верю.
– Не веришь? – Саймон напрягся всем телом, каждым мускулом. – А известно ли тебе, Луиза, с кем я сегодня провёл вечер в клубе?
По спине девушки пробежала дрожь от внезапного предчувствия.
– С кем?
– С Сидмутом и Каслри. Мы обсуждали моё будущее в качестве премьер-министра?
– Ты же говорил, что, вероятно, нужен им, чтобы получить этот пост, – осторожно произнесла она.
– К сожалению, они мне нужнее, чем я предполагал, – Луиза никогда не слышала у мужа такого отчуждённого голоса, – потому я… везу тебя утром в поместье в Шропшире. [50]50
Шропшир (англ. Shropshire) – церемониальное неметропольное графство на западе Англии. Входит в состав региона Уэст-Мидлендс. Столица – Шрусбери, крупнейший город – Телфорд. Графство Шропшир является одним из самых красивых мест в Англии.
[Закрыть]
Она бы меньше удивилась, отшлёпай он её.
– Не понимаю.
Саймона сжал кулаки, и, казалось, не мог взглянуть на жену.
– Они ясно дали понять, что просто помешают мне стать премьер-министром, если я немедля не прекращу свое «участие» – и участие своей жены – в группе Лондонских женщин.
– Что? Да как они посмели! – Луиза выпрямилась, дрожа от гнева всем телом – от макушки до пят. – У них нет никакого права вмешиваться, даже если ты решишь поддерживать мою группу!
– Я им так и сказал. Они не согласны. Я должен подчиниться – иного выбора мне не оставили.
Луиза впилась взглядом в мужа и почувствовала, что её начинает мутить.
– Значит, ты собираешься вывести меня из игры. Даже если я придерживаюсь условий нашего договора. Даже несмотря на то, что я поменяла кандидата…
– Им плевать на наше проклятое соглашение, чёрт раздери! – с горящим взглядом накинулся он на жену. – И им также плевать, какой у тебя кандидат. Они просто хотят, чтобы ты со своими леди перестала вмешиваться в политику.
Луиза знала, почему Саймон так ведёт себя, но это не смягчало боли.
– И раз ты заверил моего отца – и их – с самого начала, что справишься с этим делом, ты тут же согласился выпроводить меня в Шропшир?
– Это не они придумали, – признался он. – Они определенно ждут, что я потребую твоего отказа от группы. – В голосе его сквозила некоторая горечь. – Разумеется, им неведомо как редко моя жена внемлет моим требованиям. Потому я увожу тебя, чтобы тебе было проще.
Луиза еле сдерживала гнев.
– Мне? Или тебе?
– Нам обоим.
Её охватила паника.
– Но ты едешь со мной.
– Не для того, чтобы остаться. Я лишь представлю тебя слугам и…
– Подготовишь мне тюрьму. – Она едва не задохнулась от боли. – Поэтому ты хотел заняться со мной любовью. Потому что знал – это будет в последний раз.
Саймон виновато покраснел.
– Это ненадолго, как только парламент объявит перерыв, я к тебе присоединюсь, – он глубоко вздохнул. – Ты бы всё равно вскоре покинула Лондонских женщин, как только бы забеременела.
– О чём ты говоришь?
– Таков был наш уговор.
– Вовсе нет! Я согласилась прекратить посещать тюрьму, только и всего. Я ничего не говорила насчет остальной моей деятельности, как-то продвижение реформы и выдвижение нашего кандидата. И, во всяком случае, когда ты сказал, что поддержишь Филдена, я думала, ты согласился с моим участием в группе. Даже, вероятно, одобрил.
– Я знаю, что ты подумала. И, правда, я… – он умолк и прокашлялся. Когда Саймон снова заговорил, взгляд его был безжалостен. – Неважно, какие у меня были намерения. Я даже не предполагал, насколько они решительны в стремлении уничтожить твою организацию. Теперь, когда я это знаю, мне следует предпринять иные меры.
Луиза не верила своим ушам. Всё, над чем она работала, всё, что, как она думала, знала о своем муже, рушилось прямо на глазах.
– Ты бросишь Филдена.
– Мы оба, – отрезал Саймон.
Грудь Луизы пронзила резкая боль.
– Но я уже послала ему письмо, в котором заверила, что Лондонское женское общество будет выдвигать его.
– Значит, я уведомлю его об обратном.
– Святые небеса, он же член твоей партии, – воскликнула она. – Нет никаких причин – за исключением их идиотизма – чтобы бросать его.
Саймона разбила дрожь.
– Ситуация изменилась.
– Нет, ты изменился. – Слёзы жгли глаза Луизе, она обхватила себя за талию. – Ты готов продать душу этим дьяволам за пост премьер-министра.
Лицо Саймона пылало гневом.
– Когда же ты зарубишь себе на носу, что политика требует компромиссов? Я ничегошеньки не могу сделать для реформы, если у меня нет власти.
Она покачала головой.
– Ты что, действительно думаешь, что они позволят тебе поддерживать реформу, если наделяют тебя властью? Ты говорил, что сместишь Сидмута, но ты не осмелишься так поступить с людьми, которые сделали тебя премьер-министром. По крайней мере, с поддержкой моего отца у тебя была возможность выбирать свой собственный кабинет. Но если ты свяжешь свою судьбу с его министрами…
– Чёрт побери, пока нет иного выхода.
– Пока? – Луиза шагнула к мужу и схватила его за руки в отчаянной попытке убедить. – Стоит продать им душу, как обратно ты её уже не вернешь. Они на этом не остановятся – Сидмут не терпит компромиссов. Они шаг за шагом будут утягивать тебя в ад, пока ты не позабудешь все свои идеалы, за которые боролся.
Саймон вырвал руки из хватки жены.
– Я могу собрать вокруг себя сторонников. Со временем…
– Сидмут и Каслри не дадут тебе времени, разве ты не видишь? Они не дали тебе времени даже на принятие этого решения. Либо делаешь, как они говорят, либо конец.
Глаза Саймона вспыхнули.
– Я довольно долго не был в Англии и не могу повести за собой палату общин без их поддержки, черт побери!
– Возможно, не теперь, но у тебя есть вес в палате лордов. И Сидмут тут бессилен. Что касается палаты общин, тебя там поддержат мужья нескольких леди из моей группы, не говоря уже о зяте миссис Фрай. У тебя будет Филден, если он победит. Ты можешь собрать сторонников и без Сидмута…
– За сколько лет? – отрезал он. – Кроме того, одному Богу известно, какой будет тогда страна.
Луиза впилась взглядом в суровое лицо мужа, сдерживая гнев, глотая яростные слова, что обжигали горло. За страстными амбициями Саймона стояло что-то ещё. Последние несколько недель она стала лучше понимать его. Людям, которых он презирает, не заставить его плясать под свою дудку – он не допустил бы подобного, он не из таких.
Однако в этом единственном вопросе, он, кажется, изменил своему характеру и моральным качествам. Если она должна была это поправить, то ей надо знать причину. Ей следует обуздать свой нрав, проявить благоразумие.
– Саймон, почему ты вообще решил стать премьер-министром?
Вопрос заставил его замереть на мгновение.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты можешь работать в палате лордов, чтобы что-то менять, и, возможно, с не меньшей пользой. Почему пост премьер-министра стал твоей навязчивой идеей? Это очень необычный шаг для человека с твоим богатством и титулом?
– Кто-то должен это делать, – небрежно бросил Саймон.
Луиза сжала зубы, чтобы не ответить резкостью.
– Это не ответ. Почему именно ты?
Саймон выпрямился.
– Чтобы всё было сделано правильно. Чтобы страна могла двигаться, оставив свой страх перед «властью террора» [51]51
Имеется ввиду Якобинская диктатура времен Великой Французской революции, когда тысячи людей были казнены за измену (окт. 1793 – июль 1794 гг.).
[Закрыть], двигаться в лучшую сторону.
– И только тебе это по силам?
– Меня растили с этой мыслью. Какими бы не были отвратительные методы моего деда, он научил меня поразительным вещам, что касается политики. Было бы глупо и безответственно потратить впустую такое знание в тщетной погоне за удовольствиями…
– Имеешь в виду, как твой дядя Тобиас и твой отец-герцог.
Саймон осторожно взглянул на жену.
– Да.
– Значит, ты собираешься доказать, что ты лучше их? – озадаченно спросила она. – Потому что не хочешь разочаровать деда, как это сделали его сын и зять?
– Нет, конечно! – Он с презрением посмотрел на Луизу. – Почему меня должно волновать, разочарую я покойника или нет? – Саймон фыркнул. – Я уже давным-давно его разочаровал. Дед никогда не верил, что я могу стать премьер-министром. После моей… ошибки с тобой семь лет назад, он сказал, что я «слишком подвластен» своим «страстям», чтобы когда-либо «успешно управлять страной».
Теперь Луизе всё стало понятней. И то, что она поняла, разбило ей сердце.
– Значит, ты взялся доказать ему, что он ошибался. Сначала ты управлял Индией, ни разу не поддавшись своим страстям. Но это была только подготовка к настоящему испытанию – управлению Англией. – Луиза отдышалась. – Однако по возвращении оказалось, что я никуда не исчезла, и всё ещё возбуждаю в тебе твои «страсти». И ты не можешь доказать ему, что он ошибался, пока я продолжаю так влиять на тебя, вмешиваться…
– Нет, – с трудом произнёс Саймон. – Это не имеет к нему никакого отношения.
– Ещё как имеет, – выпалила она. – Тебе надо доказать самому себе, что он был не прав на твой счет, и чтобы это сделать, ты должен устоять перед своими чувствами. Вот настоящая причина, по которой ты выпроваживаешь меня в Шропшир. Потому как знаешь, что не в силах противостоять своим «страстям», пока я рядом с тобой.
Он уставился на неё невидящим взглядом.
– Но ты сопротивляешься не только своей страсти, да? – сказала Луиза, с непролитыми слезами в горле. – Ты сражаешься с порывом заботиться… не только обо мне, но и о тюремной реформе и о всех делах, которые Сидмут и Каслри пускают по боку. Потому что заботиться – это значит чувствовать что-то, и это ужасает тебя больше всего на свете.
– Довольно, – выдавил Саймон.
– Если ты что-то чувствуешь, – безжалостно продолжала она, – рискуешь, что тебя ранят, как ранил дед своим бездушием, как ранили родители – пренебрежением, как ранила Бетси – мнимым предательством…
– Замолчи же, чёрт побери! – закричал он, схватив жену за плечи. – Ты неправа! Дело не в этом! Лишь политика…
– Дело не только в политике, – прошипела Луиза. – Разве не замечаешь? Ты думаешь, что доказываешь его неправоту, а на самом деле превращаешься в него! Становишься точной копией человека, которого ненавидишь. Пытаешься обратить свое сердце в камень, чтобы найти в себе силы исполнить их требования. – Она подняла руку и положила мужу на щеку. – И это убивает тебя, любовь моя. Компромисс за компромиссом.
На какой-то миг Луиза подумала, что, видимо, достучалась до него. Взгляд его был испуганным, потерянным, а пальцы больно впились ей в плечи.
– Ты не понимаешь, как всё происходит в политике, и тебе никогда не понять.
Его голос стал таким безучастно-далёким, словно больше не принадлежал её любимому Саймону. Это был голос великого премьер-министра Монтита. И она не сомневалась, что где-то там, в аду, тот человек торжествующе гоготал.
– Мне жаль огорчать тебя, Луиза, – отрезал Саймон, – но иного выхода нет. И мы утром отправляемся в Шропшир.
Она перевела дух и успокоилась. Луиза знала, как должна теперь поступить. Даже, если Саймону это будет ненавистно.
– Отправляйся в Шропшир, раз тебе так хочется. Но я не поеду.
Лицо его окаменело от ярости.
– Ты не уничтожишь мой шанс стать премьер-министром!
– Нет, я так не поступлю. Во-первых, бросить вызов мужу – значит нанести вред своим собственным попыткам провести реформу. Во-вторых, я люблю тебя, а значит, не разрушу твои надежды на будущее, даже если считаю, что ты ошибаешься. – Когда он вздрогнул от одного слова «люблю», сердце её упало ещё больше. – Итак, я останусь в Лондоне и буду послушной женой, если тебе так угодно.
Саймон слегка расслабился.
Но Луиза ещё не закончила.
– Меж тем, это не означает, что я оставлю свою организацию, и слова не сказав. Будет правильно, если я подготовлю их к моему уходу, лично встречусь с ними и мистером Филденом, чтобы объясниться, приму меры, чтобы другие члены заняли моё место в комитетах. Уверена, ты не откажешь мне в такой возможности.
– Луиза… – начал он, помрачнев.
– Я не буду делать это публично, не тревожься. И я не хочу проводить встречу тут. – Она не могла удержаться от резкости, что вкралась в голос. – Я не хочу, чтобы до твоих «друзей» дошли слухи о том, что ты позволил моим леди посетить твой дом. – Она оглянулась на окно кабинета, в котором уже брезжил рассвет. – Поэтому я уеду к Регине.
Эта новость застала Саймона врасплох.
– Надолго?
– Насколько потребуется. – Пока она не придумает, как жить без Саймона. Того, кто, видимо, так и не оставил прошлое позади.
– Тебе не нужно уезжать к моей сестре, – хрипло произнёс он. – Уверен, ты позаботишься о том, чтобы благоразумно удалиться из политики. Пока ты здраво себя ведешь, я бы предпочёл, чтобы ты оставалась тут.
– Ты в любом случае планировал отослать меня на несколько недель в Шропшир, поэтому какая разница, где я проведу время… – Она замолкла, так как её осенил ответ. – О да, я поняла. В Шропшире ты мог бы скрыть от меня того мужчину, которым стал. А если я остаюсь в нашем доме, ты думаешь, что можешь использовать нашу «страсть», чтобы я не видела твоего истинного лица.
Когда лицо мужа вспыхнуло от гнева, Луиза мягко добавила:
– Но я слишком сильно тебя люблю, чтобы прятаться от правды. Если я должна провести остаток своих дней, наблюдая как ты отступаешь от своих принципов, чтобы что-то доказать этому дьяволу в лице деда, мне нужно время, чтобы побыть вдалеке от тебя и подготовиться.
– Чтобы лелеять свой гнев, хочешь сказать, – выплюнул Саймон.
– Можешь уверять себя в этом, раз тебе так легче, – прошептала она. – Но единственный человек, к которому я сейчас испытываю гнев – это граф Монтит. Если бы не он, мой муж – ни капли в этом не сомневаюсь – стал бы самым великим государственным деятелем за всю историю Англии.
Луиза зашагала к двери, глотая слёзы.
– Луиза, – раздался позади его голос. – Ты сказала, что любишь меня.
– Сказала, – прошептала она.
– Тогда останься. Прошу тебя.
Саймон ни о чём и никогда не молил её вне стен спальни. Он требовал, приказывал, принуждал. Её так и подмывало уступить. Ох, каким же это было искушением.
Но хотя он мог сравнительно легко позволить себе компромисс за компромиссом, себе она такого позволить не могла.
– Не могу сейчас. Прости. У меня есть дела, о которых мне надо позаботиться, и которые мне не уладить, если я буду с тобой.
Саймон фыркнул.
– И кто теперь прячется от правды? Единственная причина, по которой ты сломя голову бежишь к Регине, в том, что я признался, что не способен ответить тебе любовью. И это тебя разозлило.
– Разозлило? Нет. Потому как ты очень даже способен любить, Саймон. Ты боишься любви. И я не разозлилась… мне стало грустно.
Саймон не покинул кабинета, пока она паковала маленький чемоданчик под недремлющим оком Раджи, потом выпустила обезьянку из их спальни. Он не вышел в холл, когда она вызвала экипаж, и не сказал прощальных слов, когда она выходила за дверь, а Раджи сражался с лакеем, тщетно пытаясь отправиться за ней.
Но как только экипаж стал удаляться в свете раннего утра, она оглянулась и увидела, как он, стойкий и сдержанный, стоит в окне кабинета, наблюдая за ней. И это сильнее всего разрывало ей сердце.
