Текст книги "Ганс (ЛП)"
Автор книги: С. Тилли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)
ГЛАВА 1
Ганс
Мягкий скрежет лезвия, скользящего по точильному камню, наполняет меня чувством спокойствия.
Это знакомо.
Мой дорогой друг.
Инстинктивно мое запястье поворачивается, чтобы удержать металл против камня под углом в пятнадцать градусов, на пять градусов меньше, чем стандарты большинства брендов. Немного острее. Немного опаснее.
Еще немного в моем стиле.
Передо мной в углу одного из мониторов мигает желтый свет.
Я поднимаю взгляд от ножа к экрану сигнализации и наблюдаю, как Кассандра, моя соседка, проклятие моего существования, перескакивает через дорогу от своего подъезда к моему.
Ладно, она не прыгает. Но в этой маленькой майке с бретельками и шортах она могла бы прыгать, потому что каждый ее дюйм чертовски трясется.
Рабочая поверхность передо мной скрипит, когда я наклоняюсь вперед, сжимая кулаком рукоятку ножа и прижимая ее тупой конец к старому дереву.
Неужели она не понимает, какое она чертовски соблазнительное искушение?
У нее что, совсем нет здравого смысла?
Ее большие сиськи подпрыгивают, когда она делает следующий шаг, а ее хлипкие шлепанцы не защищают ее ноги от потрескавшегося асфальта.
Такая девушка, как она, должна носить…
Ничего.
Такая девушка, как она, не должна носить абсолютно ничего, и она должна проводить ночи на спине, широко расставив бедра, прижав руки к груди и извиваясь… подо мной, где никто другой не сможет ее увидеть.
Я скрежещу зубами.
Этот мир не создан для таких нежных созданий, как она.
На экране Кассандра проводит рукой по переду своего фиолетового топа, сворачивая с моей подъездной дорожки и направляясь по небольшой кирпичной дорожке, ведущей к моей входной двери.
Моя входная дверь, которая находится на один уровень выше моего нынешнего места в подвале.
Моя входная дверь, которую я никогда не открываю.
Потому что я не могу с ней поговорить.
Я не могу позволить себе подойти к ней так близко.
Дверной звонок не слышен сквозь укрепленные стены моей тайной безопасной комнаты, но я отчетливо слышу его через динамики.
На другом экране показан другой вид, и этот, пожалуй, мой любимый.
Камера находится в глазке, так что это идеальный ракурс ее идеального лица.
Она закусывает губу.
Она перекладывает в руки стеклянную емкость с плохо приготовленной выпечкой.
Она поднимает руку и откидывает с лица вьющиеся черные волосы.
Я выталкиваю воздух из легких.
Почти настало время для ее следующей стрижки. Ее челка немного длинная, свисает на глаза, а кудри еще более заметны на коротких прядях, что придает ей ровно столько неопрятности, сколько нужно.
Я люблю их.
Но я ненавижу, когда они закрывают мне вид на ее мягкие карие радужки глаз, даже если это всего лишь на секунду.
Она высовывает язык и проводит по пухлой нижней губе.
И я смотрю в потолок.
Снова раздается звонок в дверь.
Может быть, если я сосредоточусь, то смогу ударить головой вперед, пронзив глазницу лезвием, и вырваться из этой чертовой трясины.
«Я думала, ты дома, Ганс», – раздается из моих динамиков ее мягкий голос, и я снова поднимаю взгляд на экран.
Она почти всегда что-то бормочет себе под нос, когда стоит у моей двери. Но она никогда не произносит моего имени.
Мой член реагирует, точно зная, как бы раздвинулись ее губы, когда она выдохнула мое имя.
Я воспроизведу запись, когда она уйдет. Наблюдайте за формой этих идеальных розовых губ, когда они открываются и закрываются.
«Чёрт возьми, Бабочка», – я прижимаю ладонь к своей растущей эрекции.
Ее обнаженная грудь приподнимается, когда она делает глубокий вдох, затем она опускается вниз, ставя контейнер на потертый коврик перед моей дверью.
На самом деле, там не написано «приветствую». Но во внутренний слой коврика вплетен лист тщательно изготовленной взрывчатки, так что думаю вы понимаете, что я не люблю гостей.
Я продолжаю надавливать на свой член, пока она выпрямляется.
И я нажимаю сильнее, когда вижу, как она бросает взгляд на мое переднее окно.
Шторы задернуты, так что ей нечего не увидеть, но мне нравится, что она попыталась.
Затем я продолжаю наблюдать, как она отворачивается от крошечной камеры и спускается по ступенькам, а закат заставляет ее фигуру светиться.
Она такая чертовски пухленькая. И мягкая. И красивая. И искра в ее глазах такая доверчивая и здоровая и…
Я позволил своим пальцам схватить меня по всей длине, сжимая до тех пор, пока она не перешла тупиковую улицу, не прошла мимо своей машины, которую она всегда оставляет припаркованной на подъездной дорожке, и не закрыла за собой входную дверь.
Я откидываюсь на спинку стула.
Единственный раз, когда я слышал, как она произносила мое имя, был в тот день, когда мы встретились.
Я был за городом – за границей. Я был занят убийством ужасных людей, поэтому не знал, что моя первая соседка через дорогу умерла. Она была милой старушкой, которая ни черта не слышала, не видела дальше своего двора и имела привычку играть в онлайн-покер, из-за которой держалась подальше от окон. Она была идеальна. Но потом она взяла и умерла, а у ее сестры появился друг, у которого была дочь, которая искала жилье, и к тому времени, как я вернулся домой, у меня был новая гребаная соседка.
Кассандра.
Это было прошлым летом. Год, месяц и две недели назад.
Я только что вылез из своего грузовика, а она поспешила через улицу и, когда я закрыл дверь, она уже была у моего заднего борта, и протянула мне руку.
Прежде чем я успел остановиться, я вложил свою мозолистую ладонь в ее гладкую, пока она говорила: «Я Кэсси, твоя новая соседка». И поскольку мой мозг не мог придумать ничего лучшего, я ответил Ганс.
Только это. Просто моё имя.
И затем она повторила это снова. Так же просто. Всего одно слово. Ганс.
И с тех пор я никого не трахал.
Если я не выкину ее из головы в ближайшее время, я сойду с ума.
Я протягиваю руку и нажимаю кнопку, чтобы включить больше мониторов.
Все восемь экранов, четыре по горизонтали и два по вертикали, оживают, их дисплеи разделены на четыре квадранта, что дает мне возможность увидеть весю улицу.
Дом в конце заброшен. И поскольку какая-то корпорация купила эту недвижимость из-за налоговых соображений, она, вероятно, будет стоять заброшенной следующие двадцать лет. И если бы Кассандра не переехала на 1304 Холли Корт, я бы – то есть та же корпорация – купила бы и этот дом. А затем они, вероятно, сдали бы его в аренду Кармине, позволив ей использовать его как своего рода передовую оперативную базу для ее самодельной армии.
Но этого не произошло, и из-за Кассандры я не имею полного контроля над своей маленькой улицей.
Маленькая пышнотелая лисица, которой двенадцать дней назад исполнилось тридцать, то есть она на девять лет моложе меня и слишком молода для меня, и которая изо всех сил старается убить меня пищевым отравлением с помощью своих маленьких подарков.
Может, это и правда работает. Может, она вводит мне микродозы какого-то секретного правительственного токсина. Может, поэтому я не могу выкинуть ее из головы.
С камеры, установленной на верхней точке моего гаража, я наблюдаю, как ее тень движется за тонкими шторами в гостиной, когда она выключает свет на первом этаже.
Ее фигура исчезает, но затем окна на верхнем этаже загораются, и я понимаю, что она идет спать.
ГЛАВА 2
Кэсси
Я отдергиваю занавеску для душа с узором «пейсли», беру с бортика ванны гель для умывания и аккуратно выдавливаю на ладонь небольшое его количество.
Обычно аромата цитрусовых достаточно, чтобы поднять мне настроение, но не сегодня.
Вздохнув, я возвращаюсь к раковине, вода из-под крана наконец-то становится теплой, и намыливаю руки.
«Надо сдаться в один из этих дней», – упрекаю я себя, прежде чем наклонить лицо вниз и втереть пузырьки в кожу.
С тех пор, как я переехала сюда, каждые пару недель я доставляю печенье, хлеб или десерты невероятно привлекательному мужчине, живущему через дорогу. Гансу.
Он… Я не знаю, как это объяснить. Он просто другой. И я даже не должна иметь о нем никаких мыслей, потому что я видела его вблизи только один раз. В тот первый раз, когда я его встретила.
И если судить по его послужному списку, я оказалась так близко только потому, что застала его врасплох. Потому что он не знал, что я переехала.
Я начала задаваться вопросом, есть ли у меня вообще сосед через дорогу, но риелтор заверила, что одноэтажный дом занят. И я спросила не меньше трех раз, потому что меня немного пугал пустой дом в конце улицы. Поэтому я присматривала за своим предполагаемым соседом.
Несмотря на то, что участки здесь – на краю этого маленького городка – большие, наши подъездные пути идеально выровнены. Это заставило меня почувствовать странное товарищество с соседом, которого я еще не встречала. Как будто мы были вместе, а другие дома в нашем районе были за углом, и мы чувствовали себя в другом мире.
Прошло три недели и четыре дня с тех пор, как я провела первую ночь в своем первом доме, когда к подъездной дорожке напротив моего дома подъехал обычный белый пикап.
Я была так взволнована, что даже не проверила, что на мне надето, не потратила ни минуты, чтобы нанести немного бронзера. Я просто спрыгнула с дивана и пошла так быстро, как только могла, из своей входной двери, по моей потрескавшейся подъездной дорожке и вверх по его. Я уже была у заднего бампера его грузовика, когда он вылез.
И тут у меня перехватило дыхание. Потому что он был… красивый. Такой красивый, но и пугающий. И сильный. Он выглядел таким чертовски сильным.
Мое заброшенное либидо выбралось из спячки, словно голодный медведь, выкатывающийся из своей пещеры, и с каждым кувырком стряхивая с себя сухие листья, пока не плюхнулось головой вперед в озеро, пахнущее мужчиной.
Я фыркаю себе под нос, отчего вода переливается через край раковины, вспоминая, как я себя вела в тот день.
Моя ладонь, вероятно, вспотела, когда я протянула ее между нами.
Его длинные темно-русые волосы были собраны в пучок, несколько прядей выбились и упали на глаза. И это творило со мной кое-что. Потому что это были не просто глаза. Они были интенсивными, а его радужные оболочки были настолько темно-карими, что казались почти черными. А его линия подбородка… Я сейчас могу упасть в обморок, просто думая об этом. Она точеная, и она была покрыта щетиной на несколько оттенков темнее его волос.
Это было слишком.
Ганс был слишком силен.
Поэтому я сказала единственное, что смогла выдавить из себя: Я Кэсси, твоя новая соседка.
Он не выглядел счастливым. Ни до того, как я это сказала, ни тем более после того, как я это сказала. Но он ответил, как я предполагаю, своим именем.
Ганс.
Ганс, скандинавская фантазия, о которой я и не подозревала. Пожалуйста, ну пожалуйста, закинь меня себе на плечо и отнеси в свою спальню. Можем представить, что это лагерь викингов. Ты главный воин, чувак, а я принцесса, которую ты только что украл у врага, чтобы объявить своей …
Я выключаю воду, крепко зажмуриваюсь и вытираю лицо чистым полотенцем.
Конечно, ничего из этого не произошло. Вместо того, чтобы украсть и овладеть мной, Ганс отпустил мою руку, захлопнул дверь своего грузовика, вошел в гараж и нажал кнопку, чтобы закрыть подъемные ворота, даже не оглянувшись через плечо, чтобы еще раз взглянуть на меня.
Какой удар по моему старому самолюбию.
Но после той невероятно успешной первой встречи я решила, что смогу завоевать его расположение выпечкой.
Так началась наша годовая игра в кошки-мышки.
Хотя я не совсем уверена, кто есть кто в нашей ситуации.
Потому что я мельком вижу его. Ганс, загоняющий свой грузовик прямо в гараж, Ганс, выезжающий из гаража, Ганс, возвращающийся от своего почтового ящика, шагая слишком долго и быстро, чтобы я могла случайно встретить его, когда пойду проверять свою почту – поверьте мне, я пыталась. Поэтому я знаю, что он все еще жив. И что он все еще живет там. Но он никогда не открывает дверь.
Ни разу.
Я выключаю свет и захожу в спальню.
Сняв шорты и нижнее белье, я бросаю бюстгальтер на пол и достаю пару шорт для сна.
Технически, рубашка, которую я надела в дом Ганса, – это пижамный топ, но с бюстгальтером он выглядит как любая другая майка. И не похоже, чтобы он меня вообще видел.
Я выключаю лампу на прикроватной тумбочке и падаю в кровать.
Пришло время пролистать рецепты, пока я размышляю, съедает ли Ганс то, что я ему оставляю, или просто выбрасывает все и возвращает пустой контейнер.
ГЛАВА 3
Ганс
Когда в ее доме гаснет последний свет, я жду еще сорок семь минут.
Она всегда засыпает в течение сорока пяти минут, но я хочу быть уверен.
Со стоном я вылезаю из кресла и выключаю мониторы. Мои ножи остры настолько, насколько это вообще возможно сегодня вечером, и мне нужно добыть еду.
Я смотрю в маленькое полумесяцеобразное окошко в верхней части входной двери, дважды проверяя, не зажглись ли новые фонари на другой стороне улицы, затем открываю дверь и беру прямоугольный стеклянный контейнер, прежде чем снова закрыть и запереть ее.
Как всегда, на крышке есть желтый стикер.
Печенье из цуккини с шоколадной крошкой.
Даже когда я провожу пальцем по буквам, я чувствую, как мой нос морщится.
Я слышал о хлебе из цуккини, но не о печенье. И хлеб вызывает у меня достаточно скепсиса.
Закатив глаза, я несу печенье на свою маленькую кухню и ставлю его на столешницу.
После того, как я аккуратно отложил стикер в сторону, крышка легко поднимется, и вместе с ней чувствую запах шоколада и свежих овощей.
Я вздыхаю.
Вместо того, чтобы выглядеть как обычное печенье, эти выглядят как влажные зеленые хоккейные шайбы, которые потеряли свою форму по пути. Но когда я вынимаю одно, оно на удивление держится.
Он также тяжелее, чем я ожидал.
«Чёрт возьми», – я проклинаю свою растущую потребность съесть его, даже когда беру печенье и откусываю.
Я хмурюсь, но заставляю себя продолжать жевать.
Это… нехорошо.
Я смотрю на шайбу, вижу небольшой комок неразмешанной муки, который я раскусил, и откусываю еще кусочек.
Общая консистенция печенья отталкивает. Но вкус еще хуже.
Оставшуюся часть я заталкиваю в рот.
Для человека, который так много печет, Кассандра не становится лучше.
Я подхожу к холодильнику и достаю пачку масла.
Его слишком трудно намазывать, поэтому я отрезаю маленькие квадратики и кладу их поверх второго печенья, а затем откусываю большой кусок.
Чуть лучше.
Еще один укус, и часть сока от печенья капает мне на рубашку.
«Блядь», – ворчу я с набитым ртом этой овощной дряни.
Отправив в рот остатки печенья с маслом, я отрываю бумажное полотенце от рулона, лежащего рядом с раковиной, и вытираю рубашку.
Я смотрю на оставшиеся четыре печенья в контейнере.
Я не хочу их есть.
Они едва ли съедобны.
Но мне любопытно посмотреть, как Кассандра их фотографировала для своего кулинарного блога.
Мне не потребовалось много времени, чтобы найти блог, хотя я был немного удивлен, что она начала его вести только после переезда в соседнюю квартиру. Независимо от того, насколько ужасно творение, она всегда делает его привлекательным на фото, но поскольку она подарила мне контейнер со всеми кулинарными шедеврами, о которых когда-либо писала в блоге, я знаю, что фотографии лгут.
Я не хочу есть остальное.
Но я должен.
Подойдя к шкафу с другой стороны холодильника, я открываю дверцу и достаю полупустую банку арахисового масла.
Я зачерпываю ложкой немного смеси и стараюсь распределить ее по третьей хоккейной шайбе.
Это не делает его лучше.
Я хватаю стакан воды со стойки и выпиваю его залпом, пытаясь размягчить застрявший в зубах комок арахиса и цуккини.
Наконец, прочищая рот, я возвращаюсь к холодильнику и на этот раз достаю бутылку пива.
Я открываю ее и попеременно то отпиваю из бутылки, то съедаю кусок печенья, пока не закончатся последние три кусочка.
Мой желудок протестует от последнего кусочка, но я не могу его выбросить. Неважно, насколько плохи ее творения, моя глубоко укоренившаяся потребность съесть каждую частичку Кассандры не позволяет мне выбросить их. И мои вкусовые рецепторы не позволят мне пройти через эту пытку дважды. Так что это стало нашим ритуалом. Кассандра оставляет мне что-то, что попадает где-то на шкале съедобности, и я съедаю это запоем, стоя в одиночестве на своей кухне, глядя в окно над раковиной и представляя, что я ем их у нее дома, а она рядом со мной.
Когда все ужасное печенье закончилось, я опрокидываю стеклянную емкость над раковиной, позволяя маленькой лужице зеленой жидкости вытечь. Затем я мою и высушиваю ее.
Закрыв крышку, я оставляю пустой контейнер на столешнице и беру стикер.
Я прохожу через гостиную, выключая по пути свет, и захожу в свою спальню.
Прикроватная лампа включена и освещает мои действия, пока я выдвигаю верхний ящик тумбочки.
Наклонившись, я аккуратно приклеиваю новый стикер поверх предыдущего, добавляя его к своей небольшой стопке желтых бумажных квадратиков.
По одному за каждую доставку от девушки по соседству.
ГЛАВА 4
Кэсси
«Ладно, пока! Вернусь позже!» – усмехаюсь я про себя, выходя из входной двери и запирая на ходу ручку.
У меня нет домашних животных. Внутри дома нет ничего живого, но я все равно прощаюсь с домом, когда ухожу. Это, наверное, глупо, но так возвращаться становится радостнее. Как будто само строение будет ждать моего возвращения.
Когда я делаю несколько шагов вниз к тротуару, который ведет от моей входной двери к моему подъезду, я бросаю взгляд через улицу. Это пасмурный день, но я ясно вижу пустое крыльцо моего соседа. Никакого контейнера для печенья в поле зрения.
Я прикусываю уголок губы.
Итак, он был дома, но не открыл дверь. Опять.
Или он вернулся домой после того, как я там была.
Или он был в душе.
Или он вернулся домой сегодня утром.
Я отвожу взгляд от дома Ганса и тороплюсь преодолеть остаток пути к своему старому седану. Мысль о том, что Ганс может проводить некоторые ночи с женщиной, приходила мне в голову чаще, чем я готова признаться. И хотя у меня нет никаких прав на моего неуловимого, красивого соседа, ревность в моем нутре реальна.
ГЛАВА 5
Ганс
Кассандра выезжает со своей подъездной дорожки, едва не задев почтовый ящик. Затем она не спеша играет с радио, прежде чем наконец отъезжает, выключая Holly Court и исчезая из виду.
Я даю ей обычные одиннадцать минут.
У нее есть опыт забывать вещи и возвращаться за ними, но она никогда не оборачивается, если находится дальше, чем в пяти минутах. Поэтому, когда начинается эта одиннадцатая минута, я беру пустой контейнер под мышку и выхожу на улицу.
Я не смотрю по сторонам. Я не пытаюсь прокрасться. Оба эти момента выдают тот факт, что ты делаешь что-то темное. Всегда лучше вести себя так, будто ты свой.
К тому же, здесь все равно никто не увидит, чем я занимаюсь.
Участки на нашем маленькой улице большие, а за краями наших подстриженных газонов находится густой лес деревьев. Как лиственных, так и вечнозеленых. Так что, если только кто-то не находится на одном из наших владений или не идет по нашей улице, они не увидят меня идущим между домом Кассандры и моим.
Они меня сейчас не увидят, и они не видели меня десятки раз, когда я это делал.
Мои ботинки бесшумно идут по ступенькам к ее входной двери, и я использую дубликат ключа в своей ладони, чтобы отпереть ручку. Когда она поворачивается и дверь открывается, я качаю головой.
«Зачем тебе засов, Бабочка, если ты им не пользуешься?»
Я ставлю пустую тарелку с крышкой на ее буквально приветственный коврик, вытираю об него свои ботинки, затем переступаю через него и закрываю за собой дверь, запирая ручку. То, что она ушла на некоторое время, не означает, что я не оставлю все так, как я это нашел.
Мне не требуется много времени, чтобы совершить обычный обход, но я не тороплюсь.
Я говорю себе, что это потому, что я хочу быть доскональным. Что мне нужно убедиться, что каждое окно надежно заперто – дважды, потому что я мог пропустить это в первый раз.
Я не зацикливаюсь на том, как мне нравится находиться в ее пространстве. Я не думаю о том, как воздух здесь ощущается по-другому. Он другой на вкус.
Гостиная также является домашним офисом Кассандры. С одной стороны комнаты серый диван смотрит на посредственный телевизор, установленный над камином, который она никогда не включает, потому что кто-то – я – постоянно отключает газовую линию, потому что кто-то – она – слишком много раз оставляла ее включенной без присмотра. К счастью, она отказалась от вызова ремонтника, потому что я не хочу чувствовать себя виноватым из-за того, что она тратит деньги на ремонт, когда я все равно снова все испорчу.
С другой стороны гостиной у стены стоит ярко-белый стол, на котором стоит небольшая лампа, ее рабочий ноутбук, керамический кактус и пустая чашка с цветочным принтом и подходящей розовой соломинкой, которая выглядит достаточно большой, чтобы вместить полгаллона жидкости.
Проходя по кухне, я убеждаюсь, что шнуры всех приборов полностью подключены к розеткам и не запутались с тех пор, как я проверял их три дня назад.
Я отодвигаю плиту от стены, проверяя, что соединения и клапаны находятся в том же положении, в котором я их оставил. Они такие.
Задвигая плиту на место, я замечаю, что ваза с фруктами рядом с раковиной переполнена. Цукини.
По моей спине пробегает дрожь, и я задаюсь вопросом, нельзя ли сделать с ними что-то такое, что заставит их сгнить за одну ночь, и она не сможет сделать из них ничего другого.
Я кладу руку в карман, готовясь вытащить телефон, чтобы поискать, возможно ли это, но останавливаю себя. Потому что, если Кассандра завтра проснется и увидит миску с гнилыми продуктами, ей будет грустно.
Она, вероятно, нахмурилась бы. Потенциально надулась бы. И я не могу быть причиной этого.
Я высвобождаю руку и позволяю ей задержаться на перилах, пока поднимаюсь по лестнице на ее второй этаж.
Этот дом такой же старый и дерьмовый, как мой, за исключением того, что Кассандра действительно приложила усилия, чтобы сделать свой дом уютным. Она покрасила стены в каждой комнате. Кухня ярко-синяя, ванные комнаты – бирюзовые, а ее спальня – я захожу в небольшое пространство – нежно-серая с нежно-розовым постельным бельем и коврами.
Я вдыхаю, и редкое чувство спокойствия охватывает мои плечи.
Ее кровать не заправлена; она никогда не заправлена.
Я включаю свет в ее ванной комнате без окон и оглядываюсь, чтобы убедиться, что ничего не оставлено включенным.
Зеркало все еще слегка запотело – это объясняется тем, что у нее были мокрые волосы, когда она вышла из дома, – а смесь шампуня, лосьона для тела и средств для волос вызывает у меня желание покататься по ее мохнатому коврику в ванной.
Но я этого не делаю.
Это было бы странно.
Выключив свет, я возвращаюсь в спальню.
Окно выходит на улицу, и через ее открытые шторы я вижу фасад своего дома. Но во дворе Кассандры растет высокое дерево, а это значит, что она не может хорошо видеть мою входную дверь, что я использую в своих интересах, чтобы она не могла видеть, как я забираю подношения, которые она оставляет для меня на моем крыльце. Я редко ошибаюсь в своих расчетах, но если бы она стояла прямо здесь, сорок восемь минут после того, как выключила свет в своей спальне на ночь, она бы не смогла ясно увидеть, как я открываю свою входную дверь.
Все еще стоя лицом к окну, я отступаю – два шага, три – пока не натыкаюсь на ее кровать.
Потом я сажусь.
Это ее сторона кровати. Не нужно быть гением или одержимым преследователем, чтобы это понять.
Я притворяюсь, что сейчас утро. Что она только что проснулась и села, а я смотрю в окно.
Это ее точка обзора.
Мой дом.
Мой.
Я делаю глубокий вдох и продвигаюсь на один дюйм, затем еще на один.
Это именно то место, где она будет сидеть?
Я медленно наклоняюсь и расшнуровываю ботинки, затем снимаю их по одному.
Затем я поднимаю ноги на кровать.
Я никогда раньше этого не делал.
Никогда не переступал эту черту.
Я уже прикасался к ее кровати, проводил руками по прохладным хлопковым простыням, но это ничто.
Я ложусь на спину.
Матрас нормальный. Недостаточно хорош для моей Кассандры. Но он удобный.
Я кладу голову на ее подушку.
Слишком мягко. Слишком по-девчачьи.
Я смотрю на ее потолок. На сверкающую мини-люстру, которую она установила над своей кроватью.
Это последнее, что она видит каждую ночь.
Я закрываю глаза и притворяюсь.
Всего на две секунды я представляю, что она здесь, со мной.
* * *
Мои глаза резко открываются.
Приближается транспортное средство.
Я сижу прямо, дезориентированный, в месте, которое граничит с чем-то знакомым и неправильным.
Освещение изменилось.
Тени сместились.
Я смотрю на часы на тумбочке.
«Трахни меня».
Я спускаю ноги с края кровати, засовываю их в ботинки и быстро зашнуровываю.
«Ты серьезно, мать твою, уснул в доме Кассандры?» Я так зол на себя. Не могу поверить, что я так облажался.
Не то чтобы это было настоящим чудом. Боль в животе, которую я получил от этих кашеобразных печений, не давала мне спать полночи.
Взглянув на скомканное постельное белье рядом со мной, я еще раз провожу по нему ладонью, прежде чем встать. Хлопок холодный под моим прикосновением.
Я стою достаточно далеко от окна, чтобы меня не было видно никому снизу, но с этого ракурса я все равно могу видеть. А машина Кассандры тормозит и останавливается на подъездной дорожке, в нескольких ярдах от того места, где я стою.
"Дерьмо."
Ее гараж пристроен к стене ее дома, соединяясь через маленькую прачечную рядом с кухней, которая находится прямо подо мной. Подъемные гаражные ворота работают, я проверял, но если только не идет снег, Кассандра всегда выбирает парковаться снаружи. По причине, известной только ей.
Я мог бы бежать. Я мог бы спуститься по лестнице, развернуться у основания лестницы, нырнуть в прачечную и проскользнуть в гараж, закрыв за собой дверь в тот же момент, когда она захлопнет за собой входную дверь. Затем я мог бы выйти через окно в задней части гаража или подождать, пока она уснет, а затем вернуться через прачечную, на кухню и выйти через дверь, ведущую на задний двор.
Я мог бы сделать все это. Но для этого мне нужно было бы уже двигаться, а я этого не сделал. И я этого не делаю.
Кассандра выходит из машины, и мое сердце колотится по другой причине, нежели угроза быть пойманным. Мое сердце колотится, потому что она близко. Так близко.
В одной руке у нее холодный кофе, в другой – пакет Target, а своим идеальным бедром она захлопывает дверцу машины.
Небольшой поход по магазинам в полдень, прогуливание работы?
Угол обзора не позволяет мне увидеть выражение ее лица, но ее язык тела выдает тот факт, что она пытается поторопиться. Либо ей действительно нужно в туалет, либо она пытается не опоздать на рабочий звонок.
Честно говоря, я не знаю, побежала бы она наверх, чтобы воспользоваться ванной комнатой, примыкающей к ее спальне, или воспользовалась бы другой ванной комнатой внизу. Но я достаточно долго наблюдала за ней через окна гостиной, чтобы знать, что для нее не является чем-то необычным иметь виртуальную рабочую встречу в любое время дня, поэтому я надеюсь, что именно туда она и спешит.
Пока она движется под окном спальни к входной двери, я медленно открываю задвижку окна. К счастью, я проверяю их достаточно часто, так что она привыкла двигаться и открывается бесшумно.
Замедлив дыхание, я прислушиваюсь, и когда слышу, как открывается входная дверь, я начинаю поднимать окно.
К тому времени, как входная дверь захлопнулась, я уже полностью поднял оконное стекло.
Сетки, к счастью, еще не установлены. Весной Кассандра сняла их, чтобы почистить, но они все еще свалены в углу гаража, не установленные.
Я поднимаю левую ногу вверх и перекидываю ее через подоконник.
«Я дома! Я дома!» – ее голос разносится по лестнице, и я замираю.
Она сообщает пустому дому, что она дома, или она каким-то образом знает, что я здесь?
Я слышу, как она роняет сумку с покупками на пол, затем скрип колес по дереву и представляю, как она падает в свое маленькое офисное кресло.
Итак, рабочая встреча.
Наполовину внутри, наполовину снаружи ее окна, я стою неподвижно.
Если я сейчас вылезу, я мог бы присесть на небольшой участок крыши прямо под окном спальни, подождать, пока она закончит свою встречу и выйдет из гостиной, а затем спрыгнуть на траву внизу. Или —
Мой телефон вибрирует при получении сообщения.
Мой номер есть у очень немногих людей.
Все еще стоя, высунув ногу в окно, я достаю телефон из кармана и смотрю на сообщение от К. Это город, местоположение и время.
Я знаю это место, и если я хочу приехать туда вовремя, мне нужно отправиться в путь в течение следующих тридцати минут.
Телефон снова вибрирует в моей руке. На этот раз он звонит.
Она никогда не звонит.
Я сжимаю телефон в руках, и какое-то мгновение меня охватывает нерешительность, прежде чем я принимаю вызов.
Я приложил его к уху, ближайшему к окну, а другим оставил прислушиваться к любому движению снизу.
«Да», – шепчу я.
Пауза. «Неудачное время?» – голос Кармине звучит весело.
«Не самый лучший», – признаю я.
Она фыркает. «Ладно. Я поговорю с тобой потом».
Вместо того чтобы ответить, я вешаю трубку и убираю телефон обратно в карман.
Мы оба обычно работаем в ситуациях, когда решается вопрос жизни и смерти, поэтому я ценю этот короткий звонок. Но «после» означает, что она встретится со мной на месте, когда я закончу. И это значит, что у меня нет времени ждать, пока закончится рабочий звонок Кассандры.
К черту мою жизнь.
Я слышу приглушенный, металлический шум множества голосов, говорящих через динамик, и предполагаю, что совещание внизу только начинается.
Это мой сигнал.
Я переворачиваюсь и выскальзываю из окна.
Только когда я опускаю окно снаружи, я понимаю, что мне следовало проверить и убедиться, что я не оставил ни одного волоска на подушке Кассандры. Мои пряди уже не такие ярко-золотые, как в детстве, но темно-русый цвет все еще не идет ни в какое сравнение с ее волнистыми черными прядями.
Теряешь свою чертову хватку, Ганс. Может, пора уйти из работы убийцей.
Выпрямившись во весь рост, я тянусь вверх и хватаюсь за край крыши.
Только не сегодня.
Я поднимаюсь наверх и осторожными шагами поднимаюсь на вершину центральной точки крыши, прежде чем начать спуск, направляясь к задней части дома.
Я знаю, что Кассандра видит со своего рабочего стола, поэтому я могу избежать ее взгляда, нацелившись на угол над ее ванной, легко спускаясь на крышу гаража, а затем спускаясь на двор позади. Оставаясь на краю двора, я прохожу тридцать футов по лужайке и вхожу в лес за домом Кассандры.
Затем я начинаю бежать трусцой.
Я остаюсь незамеченным, пробираясь через лес и огибая тупик, пока наконец не выхожу из того же леса за своим собственным домом.
