Текст книги "О людях и нелюдях (СИ)"

Автор книги: С. Алесько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Оба проснулись под утро от тихого, но настойчивого мявканья под дверью. Дрозд встал и впустил Вьюна. Тот сразу нырнул к девушке под бок и замурлыкал. Винка принялась тискать и тормошить рыжего. Где-то на задворках сознания гуляла мысль о том, чем оборотень, скорее всего, занимался ночью, но в руку сейчас тыкался не парень, а кот, и сердиться на него не получалось. Да и, собственно, почему она должна сердиться?

– Оборачивайся, приятель, – сказал Дрозд. – Тебя хозяйка наверняка приласкала на месяц вперед.

Вьюн недовольно фыркнул, но подчинился. Перекинулся, одеваться, как обычно, не спешил, развалился на тюфяке, почти не оставив места девушке, не говоря уж о Дрозде, и принялся стонать.

– Хозяйка приласкала! Тебя бы так приласкали, кобель несчастный! Вот уж точно на месяц вперед. Выдоила досуха, да еще заставила крысу ловить. Объятия у нее медвежьи, чуть ребра не переломала. И никакой еды, жалкая мисочка сметаны и все! Ромашечка, у тебя молоко еще осталось?

Винка подала рыжему кувшин, он сел и принялся жадно пить.

– Ну вот, полегчало, – Вьюн перевел дух, отдавая опустевшую посудину девушке. – Вы, небось, тоже тут времени не теряли? Что, Дрозд, можно девочку домой отправлять? Господин из замка ей теперь не страшен?

Девушка сердито замахнулась на кошака кувшином.

– Пошел ты! – буркнул пес.

– Не, я ночью много где побывал, так что лучше тут подремлю маленько, – лениво отмахнулся от возмущенной парочки рыжий. – Да, пока не забыл. Как тебе удалось провести стражу с крыликом? Ты его не лизнул?

– Лизнул. Слегка, но лизнул. И язык мне обожгло, понятное дело. Но я умею быстро заживлять раны, вот никто ничего и не заметил. Зверей же обычно не проверяют, глаз на такие вещи у стражников не наметан.

Вьюн уставился на друга.

– А меня научишь царапины затягивать?

– Да тут и учиться особо нечему, надо просто хорошую реакцию иметь. Обернуть быстро только пострадавшую часть. Ты же хвост в людском облике умеешь отращивать и когти выпускать.

– Так-то так, но и навык не помешает.

– Сребрик в пальцах покатай, очень способствует.

– Дай попробую.

Дрозд осторожно достал монетку из пояса и протянул кошаку. Тот взял и принялся перекидывать меж пальцами, время от времени шипя от боли. Винка в темноте не видела ожогов, но звуки, издаваемые рыжим, были достаточно красноречивы.

– Дрозд, – спросила она. – Перекидываться больно?

– Больно? – переспросил Вьюн, не дав приятелю ответить. – Пожалуй, но я уже привык. Или, может, с возрастом тело крепнет и становится не так больно. Когда мелким был, иной раз орал во время оборота, мамка утешала. А теперь хорошо даже, будто потягиваешься всласть после сна. Потянуться иной раз и до судороги можно, а все равно приятно… Ох и жжется кругляш! – зашипел и, сунув сребрик девушке, затряс рукой.

– Но ведь и больно? – настаивала Винка, сжимая в кулаке безопасную для нее монету.

– Боль – не самое страшное, – заговорил Дрозд. – А вот чувство уязвимости…

– Пожалуй, – согласился рыжий. – Да, это самое худшее. Ни удрать, ни отпор дать. Тело будто тесто, кости – леденцы. Надо же, а я и не думал об этом. Мне как мамка вдолбила в детстве, что для оборота надо выбирать безопасные места, так и живу. Дышать ведь не забудешь? А тебя никто не учил, что ли?

– Учили-учили, – буркнул пес.

Винка попросила у Дрозда пояс и убрала туда сребрик. Ей стало грустно. Оборотни не только обжигались о серебро. Превращение в зверей и обратно, оказывается, тоже причиняло им боль.

Девушка всегда была жалостливой да еще привыкла заботиться об имевшихся в хозяйстве животных. Вьюна и Дрозда, которых впервые увидела именно в зверином облике, она в глубине души до сих пор воспринимала больше как безобидных животин, чем как вполне способных постоять за себя мужчин. Винка никогда не могла спокойно смотреть, когда деревенские мальчишки мучили мелкую живность: лягушек, кошек, мышей, и иной раз ей самой доставалось за попытку защитить очередную четвероногую жертву. Вспоминая пройденную накануне заставу, она не знала, что возмутило больше: непонятное, но явно оскорбительное предложение молодого стражника, или требование приложить крылик к носу Дрозда, равно как и последующая попытка пнуть Вьюна.

Сегодня она расстанется с оборотнями. Будет пытаться наладить жизнь в селении, где почти каждый день придется сталкиваться с ушлой кабатчицей, противным Коськой и злобным Воронцом. Вспомнив этих троих Винка похолодела. Они же спросят ее, куда делись пес и кот!.. А вот и не спросят, потому что она не желает здесь оставаться. И не потому, что боится расспросов, а потому, что народ здесь неласковый. Да еще не хочется бросать на произвол судьбы Дрозда и Вьюна, бедных, всеми обиженных звериков…

Девушка чуть улыбнулась. Все-таки она чересчур жалостлива. Ну какие они бедные? Два взрослых лба, пес большой и сильный, кошак хитрый. И тем не менее они даже с кабатчицей не могут расплатиться, не обжегши пальцев. А заставы? А болезненный оборот?..

На память пришла Осинница, приютившая беглянку и жестоко поплатившаяся за это. Оборотням ворожея тоже помогла. И раз не получается отплатить добром ей, нужно попытаться помочь хотя бы этим двоим…

– О чем задумалась, Ромашечка? – прервал ее мысли голос Вьюна. – Выглядишь кислой, как третьеводнишнее молоко летом.

В каморке было темно, но кошак, конечно, и без света разглядел грустное выражение лица девушки.

– Давайте, я провожу вас до города, – решилась она. – Помогу пройти заставы. Только… Вьюн, объясни эту шутку… с пряжкой.

Кошак захихикал, Дрозд тут же отвесил ему тумака.

– Виночка, не надо, мы сами дойдем.

– Нет, надо, надо. Пусть черный один отправляется, если хочет, а ты со мной, – Вьюн по-кошачьи прижался к девушке и задышал ей в шею.

– Так что там с пряжкой? – она увернулась от щекочущего дыхания.

– Ромашечка, не беспокойся, мало у кого из стражников она серебряная.

Винка не собиралась отступать и повернулась к Вьюну, ожидая ответа. Тот вздохнул и, косясь на всякий случай на сердитого приятеля, сидящего на полу напротив, принялся шептать в девичье ушко, постепенно становившееся все более розовым.

– Врешь! – девушка не выдержала и оттолкнула кошака. – Это ж надо такую гадость выдумать!

– Вовсе не гадость. И не только мужики так думают. Спроси у кабатчицы.

– Дрозд!

– Я не слышал, что он тебе говорил, но, думаю, правду. Все еще хочешь с нами идти?

– Вы же не станете… – девушка мучительно покраснела.

– Без твоего желания – никогда! – горячо заверил Вьюн.

Винка с облегчением вздохнула, убежденная, что желание проделать непотребство, описанное кошаком, у нее не появится. И про кабатчицу он наверняка бессовестно врал, прекрасно понимая, что девушка ни за что не решится задать той подобный вопрос.

Отправились в путь утром, попрощавшись с хозяйкой. Вернее, прощалась с ней Винка и, отчасти, Вьюн, небрежно потершийся о подол кабатчицы и быстренько шмыгнувший к ногам девушки.

– Спасибо за кота. Тут тебе кой-какая снедь в дорогу, – Винка с благодарность приняла узелок. – Крысолов твой рыжий отменный. И такой затейник! – женщина не сдержала довольной улыбки, девушка смутилась. – Хотя что я тебе рассказываю, ты, чай, сама знаешь. А пес той же породы?

Постороннему наблюдателю разговор хозяйки и постоялицы мог бы показаться странным, но по случаю раннего часа в кабаке никого не было.

– Нет, он просто пес.

Дрозд на сей раз хорошо играл роль «просто пса». В очередной раз клацнул пастью в попытке поймать разбуженную утренним солнышком муху и даже ушей не повернул в сторону говоривших.

– Тоже неплохо, – кивнула женщина. – Жаль, моя Жучка сейчас не готова, от такого кобеля щенки хорошие получились бы. Я б и заплатила.

– Да, жаль, – пробормотала Винка, про себя очень радуясь этому обстоятельству. Она не знала тонкостей отношений оборотней с животными, но почему– то была уверена: Дрозду идея кабатчицы не нравится.

Как бы пес к этому не относился, вел он себя по-прежнему безупречно. Поймал, наконец, надоедливую муху, и теперь тряс головой, не открывая пасти.

Когда селение осталось далеко позади, и парни приняли человеческий облик, Вьюн не преминул обсудить заинтересовавший его предмет.

– Слушай, Дрозд, а у кабатчицы голова варит. Неплохой источник дохода предложила.

– Слушай, Вьюн, я бы сказал тебе кое-что, да не хочу при Виночке.

– А оборотни не… – начала было девушка, вспомнив обрывки историй про нелюдей, слышанные в родном селении.

– Нет! – отрезал Дрозд.

– Некоторые очень даже да, – хихикнул Вьюн. – Это я не о себе, конечно, – поспешно добавил он. – У меня традиционные вкусы, но и любители остренького среди нас встречаются.

– Мерзость, – буркнул пес.

– Значит, про оборотней все же правду говорят… – огорчилась Винка. – Это и впрямь… отвратительно. И у собаки после могут появиться щенки?

– А вы, люди, что, лучше? – возмутился Вьюн. – Кто с малолетками, кто со своим же полом. А уж чего некоторые людины желают, когда с оборотнем спят… Про мужиков не знаю, но, подозреваю, отсутствием фантазии они тоже не страдают.

– Помолчи, рыжий, а? – Дрозд определенно злился. – Не бывает у животных от оборотней приплода.

– Все печешься о людинке? По-моему, она должна знать правду о жизни и о своем племени.

– Во-первых, я просил тебя Виночку так не называть. Во-вторых, она перед тобой ни в чем не виновата. Правда правдой, а ты просто злость на людей срываешь. Мне что, возненавидеть всех рыжих, если один когда-то насолил?

– У-у, кикимору тебе… – пробурчал Вьюн, и быстро зашагал вперед.

– Не сердись на котика, Дроздок, – Винка потеребила парня за рукав. – Я знаю, что он не злой. Наверное, люди и впрямь обходились с ним неласково. А это слово, «людина»… Что оно означает?

– Не важно. Нехорошее слово, и все.

* * *

Они сидели на высоком обрывистом берегу реки и смотрели на расстилавшуюся впереди долину, опоясанную сверкающей лентой излучины.

– Это Ясеница, – пояснил Дрозд Винке. – На ней стоит Надреченск. Вон, на другом конце излучины, на том же берегу, что и мы, видишь?

Парень указывал на что-то, вероятно, видное ему, но девушка ничего не разглядела в изумрудно-голубой дымке, в которую сливались вдали река, зелень полей и синь небес.

Оборотни уже не в первый раз спорили, как лучше добираться до города. Вьюн предлагал идти по наезженной дороге, шедшей вдоль крутого берега реки. Дрозд хотел переправиться через Ясеницу и срезать излучину по прямой, через долину. Там, где остановились путники, перейти реку вброд было просто, несмотря на ширину. Судоходной Ясеница становилась чуть ниже Надреченска, после того, как принимала в себя полноводный Кленовец.

Город разросся благодаря расположенному поблизости речному порту. Оттуда товары и люди отправлялись дальше на восток, к устью Ясеницы, где стоял Венцеград, столица Лада. В Надреченск стремились торговцы и путников с севера, юга и запада, ибо для многих водный путь оказывался наиболее удобным. Городом и прилегающей областью уже много лет правил королевский наместник лорд Орлик.

Оборотни не раз бывали в Надреченске, Вьюн даже довольно долго жил там, успев завязать некоторые полезные знакомства среди местных нелюдей.

– На тракте одна застава за другой, да и петлю он вслед за рекой делает немалую, – напомнил Дрозд. – А по долине в два раза короче, и, скорей всего, никаких проверок.

– Через заставы мы проходить наловчились, спасибо Ромашечке, – сказал Вьюн, поглядывая на Винку. – На дороге можно в телегу попроситься, авось подвезут. А по долине твоей топать придется на своих двоих. Да еще к Надреченску через мост идти, а там тебя проверят почище всяких застав. И в пасть заглянут, и под хвост.

– С тракта в город тоже свободно не войдешь. Зато долиной быстрее и не придется все время в зверином облике путешествовать. На дороге-то и патрулей полно, не только беленые будочки. Значит, нам на четырех бежать. Предлагаешь Виночке весь путь котомки на себе тащить?

– Слушай, приятель, тебе сон дурной приснился? Чего ты так стражи забоялся?

– Считай, что приснился, – неохотно ответил Дрозд. – Осинка же предупреждала, что теперь оборотней еще строже держат. И еще неизвестно, кто сжег ее дом, и кого они искали. Зачем нарываться? Береженого и Крылатая бережет.

– Людское присловье! – фыркнул кошак. – Клыкастый никого не бережет, но если очень попросить, не станет тебе гадить.

– Не надо о нем, – попросила девушка.

– К ночи перестану поминать, обещаю, – заверил Вьюн. – А ты, Ромашечка, каким путем идти хочешь?

– Наверное, коротким.

Предложенный Дроздом путь выглядел более спокойным. Весь последний день они шли по весьма оживленному участку дороги, и девушке было очень не по себе от внимания иных прохожих-проезжих. Те, как и предупреждал Вьюн, считали, что идущая с двумя молодыми оборотнями особа (нелюдей в ее спутниках распознавали почти сразу по отсутствию на шеях крыликов) и другим не откажет. Парни огрызались на подобные предложения, но история о родстве Винки с Дроздом мало кого убеждала, а идти на открытый конфликт с людьми пес и кот не осмеливались. Спасал положение лишь откровенный испуг девушки и ее бросающаяся в глаза наивность.

Для Винки это было первое путешествие, и она уже насытилась прелестями дорожной жизни, все чаще жалея, что не осталась в одном из пройденных селений. Но увидеть город, к тому же большой, по-прежнему хотелось. Попутчики ей не надоели, хотя с каждым днем меньше и меньше напоминали беззащитных зверушек. Винка твердо решила, что расстанется с парнями в Надреченске.

Путешественники без труда переправились через Ясеницу. Река текла по широкому мелкому руслу, омывая многочисленные отмели и перекаты. Пологий и болотистый противоположный берег не спешил привечать парней и девушку. Троица долго брела по топкому мелководью сквозь сизые заросли рогоза, ближе к твердой земле украшенные яркими лиловыми кострами плакун-травы. Наконец удалось выбраться на сушу. Впереди тянулся широкий сырой луг, весной наверняка скрывающийся под разливом.

Заливной луг казался бесконечным, жилья поблизости видно не было, и Винка приуныла, вспомнив, что у них осталось не так уж много еды. Парни вряд ли беспокоились о такой мелочи, ведь они всегда могли наесться в зверином обличье, а что будет делать она? Ей почему-то не пришло в голову, что изловленных псом кроликов можно зажарить над костром.

Огнем, к некоторому удивлению Винки, парни очень даже пользовались. А в родном селении болтали, что нелюди боятся пламени, как и все дикие звери. Но и Вьюн, и Дрозд, когда приходилось ночевать в лесу или поле, перекидывались в животных и с удовольствием устраивались вместе с девушкой у заранее разведенного костра. Так и спали втроем, улегшись потеснее, чтобы не мерзнуть. Видно, сказки о страхе оборотней перед огнем происходили из того же дремучего источника, что и сведения об их незамедлительном бегстве при виде серебра.

Люди в долине попадались редко. Несколько раз Винка замечала одинокие хутора, работников в полях и пасущихся коров, но парни не стремились к общению с кем бы то ни было. Они большей частью шли без дороги, ориентируясь по солнцу да еще каким-то известным лишь нелюдям приметам.

– Вы бывали здесь раньше? – спросила как-то Винка.

– Лезть в такую дыру дважды? – фыркнул Вьюн. – Ты меня за кого принимаешь? Я – городской кот, сколько можно повторять!

– Как же ты так уверенно идешь? – не отставала девушка, давно привыкшая к приступам недовольства котяры и смирившаяся с ними, как с моросью, висящей с утра в воздухе. И то, и другое малоприятно, но приходится терпеть.

– Оборотни умеют находить дорогу, – ответил кошак, напустив на себя важный вид.

– Как? По запаху?

– По запаху собачки бегают. У нас, котов, есть чувство направле…

Не договорив, шедший чуть впереди Вьюн взмахнул руками и исчез. Винка едва успела защитить лицо от хлестнувших ивовых веток и встала как вкопаная. Дрозд чуть не налетел на нее.

– Похоже, на сей раз чувство направления подвело твоего котика, – глубокомысленно заявил он, отодвигая девушку с дороги и осторожно заглядывая вперед.

Винка тут же шагнула следом и чуть не полетела вниз. Дрозд вовремя подхватил ее за талию.

– Виночка, не рвись на помощь, с котиком все в порядке. Слышишь?

Девушка прислушалась. Действительно, из зарослей у подножья глинистого склона, прочерченного гладкой полосой, оставленной съехавшим вниз кошаком, доносились вопли, сначала нечленораздельные, а после сменившиеся отборной бранью, произносимой, впрочем, с абсолютно счастливыми интонациями.

– Что с ним?

– Не знаю, – пожал плечами Дрозд. – Даже боюсь предположить. В последний раз он так ругался, правда, шепотом, когда подглядывал за влюбленной парочкой оборотней-медведей. На них, конечно, стоило посмотреть. Я, к примеру, много нового узнал, но молчал при этом. А кошаково шипенье в конце концов услыхал косолапый, оторвался от своей медовой бочечки – это его собственное выражение – и пошел разбираться. Котик тут же выпустил когти и взлетел на дерево, а я полночи бегал по лесу от разъяренного мужика. Но сейчас там вряд ли есть кто живой, судя по тому, как Вьюн орет.

– Тогда спускаемся? – спросила Винка, слегка смущенная рассказом Дрозда.

Пес и девушка съехали вниз по скользкой от дождя глине, и оказались в высоких густых зарослях какой-то травы. Листья ее уже начали желтеть, на пышных зонтиках соцветий вместо цветов кое-где виднелись еще не сорванные ветром семена с пушистым хохолком наверху. Винке растение показалось смутно знакомым, Дрозд и вовсе не обратил на него внимания, вломившись в заросли в поисках друга.

– Валерька… – послышалось счастливое бормотание Вьюна, пришедшее на смену громоподобному извержению ругательств. – Эх, трава-травушка, травушка-муравушка… Наконец-то повезло, впервые с того дня, как Осинка выперла… Дрозд! Винка! Спускайтесь сюда!

– Да мы уже, – ухмыльнулся пес, вырастая за спиной сидящего на земле кошака.

Тот так и подскочил, будто его подкинуло в воздух.

– Рехнулся? Чего подкрадываешься? Я скончаюсь от испуга прежде, чем успею насладиться всем этим богатством!

– Я не подкрадываюсь, это ты совсем обалдел, ничего вокруг не замечаешь. Беру свои слова назад: направление ты все же выдержал правильное. Так это и есть ваша кошачья дурь-валерька? – Дрозд сорвал один из стеблей и понюхал. – По запаху обычная трава.

– Что б ты понимал, – буркнул Вьюн, поднимаясь. – Это сверху трава. А вся сила и приятность в корне, – не сдержал ухмылки. – Так что раздевайся, приятель, и перекидывайся.

– Зачем? – удивилась Винка, выдергивая один из стеблей и принюхиваясь. – Да это же валерий корень! Ты плохо спишь? – с удивлением взглянула на Вьюна. – Хотя он помогает и когда на душе неспокойно или просто не в духе…

– Отдай! – кошак выхватил у девушки вырванный корень, поднес к лицу и судорожно втянул воздух. – Хороша! Зрелая, душистая… – отцепил от пояса фляжку, быстро смыл землю и откусил кусок буроватого корневища.

– Стой! – наполовину раздевшийся Дрозд отнял у приятеля остатки. – Не сейчас, давай сначала накопаем.

– Да зачем вам? – не отставала Винка.

– Виночка, кошаки эту травку для поднятия настроения употребляют, – пояснил ухмыляющийся Дрозд. – И очень ценят. За один корешок можно неплохие деньги выручить, особенно в большом городе вроде Надреченска. Так что помогай, ладно? Тогда и тебе что-нибудь перепадет.

– Так и быть, перепадет, – промурлыкал жующий Вьюн, по физиономии которого разливалось выражение несказанного блаженства. – Особенно если нижнюю рубашку дашь, чтоб травушку туда сложить.

– Нет, рубашку не дам, – замотала головой девушка. – Она у меня единственная. Возьми свою сменную, я знаю, Осинница тебе подарила.

– У-у, жадина! Припомню, когда выручку делить будем. Дро-озд, – капризно затянул Вьюн. – Уступи рубаху, а? У тебя ведь тоже две.

– Ага, щас, – парень уже сидел на земле, собираясь перекидываться. – Свою бери.

– Мои хорошие, тонкие, а у тебя обычные, холщовые. Ну чего жмешься? В городе тебе хоть полдюжины купим, когда валерьку продадим. Дай, а?

– Угораздил Клыкастый с тобой связаться, – махнул рукой Дрозд. – С такими замашками и манерами тебе бы найти вдовицу преклонных лет или старую деву. Они б тебя обхаживали и все капризы выполняли. Бери, только отстань!

– Спасибо! Настоящий друг! Ну, давай, давай, перекидывайся!

Винка, глядя на кошака, только диву давалась. Наглость рыжего по-прежнему не ведала границ.

Вдруг в зарослях валерьки послышался шорох, а через мгновение показалась чумазая мордашка мальчишки лет десяти. Он с опаской взглянул на Винку, а, увидев корчившегося на земле получеловека-полупса заверещал в голос:

– Оборотни! Здесь оборотни! – и исчез.

Вьюн, воспаривший в полуденные кущи от одного вида вожделенной «травушки», да еще и пожевавший чудесного корешка, даже головы не повернул. Винка вскочила, беспокоясь за Дрозда, но тот уже закончил оборот и гавкнул, глядя на девушку. Мол, не волнуйся. Она, тем не менее, настороженно прислушивалась. В зарослях шуршало, раздавались детские голоса. Наверное, поблизости селение, и мальчишки пришли сюда поиграть или даже накопать по чьей-нибудь просьбе валерьего корня. Только бы ребятня не привела взрослых…

Дрозда появление посторонних, казалось, совершенно не заботило. Он легонько прихватил Вьюна за ухо, и, когда тот выглянул из своих личных полуденных кущ, гавкнул, и кивнул на котомку.

– Чего? А, мешок из рубахи сделать. Сейчас. Ты копай, копай.

Дрозд отошел в заросли, и вскоре оттуда полетели комья земли и выдранные с корнем растения. Винка принялась обламывать хрупкие стебли и отряхивать от грязи ценный товар. А когда кошак завязал ворот рубахи, начала складывать добычу в импровизированный мешок. Вьюн, несколько очнувшийся от блаженного дурмана, помогал ей.

Споро работая втроем, они, наконец, набили рубаху, включая рукава, и кошак как следует завязал ее. Над местом стоянки висел острый запах валерьего корня и разрытой сырой земли. Усилившийся дождик смывал грязь с разбросанных кругом стеблей валерьки.

Дрозд отряхнулся по-собачьи и принялся перекидываться.

– Ну, вот, все руки в земле, – вздохнул он, вставая. – Вьюн, полей из фляжки.

– И мне тоже, – попросила девушка.

– К чему из фляжки поливать, если дождь идет? Само отмоется. Вода нужна для питья.

– А ты голову задери и рот открой, тебе туда сразу накапает, – посоветовал Дрозд, забирая у Вьюна фляжку и поливая девушке на руки, потом принимаясь за свои.

– Здесь селение рядом, – сказала Винка. – Уж в воде-то нам не откажут.

– Селение? Откуда ты знаешь? – не поверил рыжий.

– Ты что, не заметил мальчишку? – удивилась девушка.

– Котик твой как валерьки нажуется, только королевен вокруг замечает, больше никого, – сказал одевшийся Дрозд. – Смотри, Вьюн, чтобы завтра не икнулось. И пошли-ка отсюда, пока селяне с дубьем не пожаловали.

Мужское население небольшой деревеньки с вилами, топорами и цепами поджидало путников у околицы.

– Правду ответствуйте: вы люди аль нелюди? – вопросил здоровенный мужик с буйной шевелюрой и бородой в пол-лица.

«Наверное, староста», – подумала Винка.

– Мы нелюди, – чуть ли не пропел Вьюн. – Мы самые что ни на есть нелюдские нелюди. И окрестности вашего заср… замечательного… – поправился он после тычка Дрозда, – селения для нас – что кущи Крылатой.

Мужики запереглядывались, некоторые выставили перед собой крылики. Видно, их напугало, что нелюдь произнес имя Всеблагой безо всякого вреда для себя.

– Не слушайте его, добрые люди, – начал Дрозд. – Не в себе он. В младенчестве головой стукнутый.

Вьюн вытаращил глаза и в гневе воззрился на друга.

– Я не нелюдь, – осмелилась вступить в разговор Винка. – Это мой брат, – дернула пса за рукав. – По матери.

– По самой разъядреной матери, – пробормотал кошак, но Дрозд предусмотрительно наступил ему на ногу.

Мужики запереглядывались еще более настороженно. Пришельцы едва ли не каждым словом рушили привычную картину мира. Где это видано, чтобы у обычной девки брат был оборотень?

– Ты это, руку-то дай, – волосатый мужик поманил Винку. – Староста я, должон проверить.

Девушка подошла к нему. Дрозд двинулся было за ней, но селяне угрожающе выставили вперед свое оружие. Староста приложил крылик к ладони Винки, несколько стоящих поблизости сунулись посмотреть.

– Глядит-ко, и впрямь человек!

– А эти-то двое оборотни, иль сбрехал Чижик с перепугу?

– Оборотни мы! – заорал оскорбленный Вьюн. – Куда хошь серебро прикладывай! Хоть сюда, – повернулся задом и попытался стащить штаны. Дрозд вовремя дал ему пинка, схватил за шиворот и встряхнул.

– Люди добрые, – примирительно заговорил он. – Не обижайтесь на ущербного. Я правда оборотень, меня ваш парнишка и видел. Хотите – проверьте, – и протянул руку.

– Пущай сестрица твоя крылик приложит, – распорядился староста.

Винка подчинилась, правда, рука у нее дрожала, ибо причинять боль Дрозду вовсе не хотелось. Но парень помог ей, прижав пальцы девушки посильнее. Метка получилась видная, и он показал ее селянам. Те удовлетворенно закивали, загомонили.

– Что делать-то будем, Козодой? Девка из людей, рыжий – дурачок. А на голову слабеньких Крылатая не велит обижать. Пустить в селение али как?

– А надо ли путникам в селение? – вопросил староста, прозывавшийся Козодоем.

– Виночка, радость моя, – прошипел сквозь зубы Дрозд, пихая обмякшего Вьюна девушке. – Подержи этого олуха и не давай ему рот раскрывать. Я попробую с селянами договориться. Провизия у нас на исходе, дождь не прекращается. Надо устраиваться на ночь под крышей.

Винка с трудом удержала покачивающегося кошака, который тут же облапал ее и принялся гладить, бормоча какую-то чушь: то ли ныть, то ли скабрезничать. Девушка отвела его подальше, чтобы, упаси Крылатая, селяне не услышали. Одежда намокла от бесконечной, то стихающей, то усиливающейся, мороси и переночевать под крышей очень хотелось.

– Почтенные, – начал Дрозд. – Мы были бы вам очень признательны, если б вы позволили заночевать в селении. – Мужики опять запереглядывались, послышался недовольный гомон. – Не в доме, а в сарае или на чердаке. Нам не привыкать. В долгу не останемся.

– И сколько ж дадите? – спросил Козодой.

– Дать много не сможем, – ответил Дрозд, всем своим видом выражая сожаление, – но ответим добром на добро.

– Какое там добро от тварей Клыкастого? – вякнул низенький тщедушный мужичонка, потрясая вилами чуть ли не с себя ростом.

– Понимаешь, почтенный, у вас тут в округе целое поле валерьего корня имеется.

– И что с того? – раздалось несколько голосов, староста шикнул на крикунов.

– Оборотни эту травку очень жалуют, – продолжал Дрозд. – Не меньше, чем люди – пиво да вино, а может, и больше. Мы вот целый мешок нарыли, – кивнул на грязный куль у своих ног. – Когда доберемся до Надреченска и станем корешки продавать, у нас, конечно, спросят, где мы ими разжились. Мы можем подробно рассказать, как найти ваше гостеприимное селение, а можем направить любителей валерьки в другую сторону.

Селяне зачесали в затылках. Перспектива нашествия оборотней их определенно не вдохновляла.

– А мы вот вас щас как порубим-приколем, – поигрывая топориком, заявил плечистый молодой мужик с аккуратной бородой и перехваченными кожаным ремешком волосами, то ли кузнец, то ли местный громила. – И ни один нелюдь не прознает ни про траву вашу, ни про наши Лучицы.

– Погодь-погодь, Крапивец, – осадил его староста. – Мы не вурдулаки какие, Всеблагую чтим и заветам ее следуем. Кого рубить собрался? Девку и недоумка?

Крапивец засопел и перестал поигрывать топором.

– Эй, парень, – из толпы выступил опрятно одетый мужик с хитрыми глазками. – Расскажи-ка про эту самую траву. За нее и впрямь денег дают?

– Я с радостью отвечу на все вопросы, почтеннейшие, – улыбнулся Дрозд. – Только не здесь, а в кабаке. Надеюсь, в Лучицах такое заведение имеется?

Заведение имелось, и оказалось вполне уютным и гостеприимным. Народу туда набилось немало, всем оказалось интересно послушать про валерьку, да и просто узнать от прохожих новости. Уже после второй кружки пива большинство присутствующих и думать забыли, что привечают оборотней.

Рассказ Дрозда про чудесные свойства валерьего корня, подкрепленный наглядной демонстрацией блаженного Вьюна, пришелся селянам по сердцу. Некоторые тут же навострились, несмотря на дождь, бежать за лопатами, а потом к глинистому обрыву. Пес быстро сообразил, что падение цен на валерьку в Надреченске им невыгодно, и остановил особо рьяных любителей легкой наживы.

– Почтенные, сейчас не лучшее время для заготовок… – начал он и осекся, ибо совершенно не знал, как убедить в этом селян.

– Травы собирают, когда они в полном цвету стоят, – вовремя нашлась Винка, в свое время частенько помогавшая бабушке-травнице. – Мы не удержались, накопали, потому как идем далече и в ваших краях вряд ли еще когда окажемся. А за такой товар много не выручишь. Оборотни сразу учуют, что валерий корень по осени брали.

– Не врешь ли, девка? – засомневался хитроглазый мужичок, первым углядевший выгоду в буйных зарослях дикой травы.

– Не врет, – прошамкал из угла сморщенный дедок. – Всякий травник знает, что самая сила в зеленях во время цветения.

Селяне облегченно вздохнули и вернулись к пиву и разговорам. Некоторые про себя подумывали, а не выделить ли полоску-другую под валерий корень где-нибудь с края поля, у канавы.

Утром Винка проснулась на лавке в кабаке, где прикорнула с вечера под монотонный говор селян. Какая-то добрая душа укрыла ее старым кафтаном. Наверное, Крапивец, действительно оказавшийся деревенским кузнецом. Он уселся за столом рядом с Винкой и задержался на весь вечер, не давая девушке скучать, но и не навязываясь.

Дрозд сопел на лавке неподалеку, Вьюна нигде видно не было.

Девушка встала, подошла к парню и затрясла его за плечо. Он тут же сел.

– Утро уже? – принялся протирать заспанные глаза. – Хорошо вчера посидели.

– А где Вьюша?

Стоило девушке вспомнить про кота, как в дверь кто-то заскребся. Дрозд встал и пошел открывать. Внутрь тут же пролез кошак, взлохмаченный и помятый.

– Пошли отсюда скорей, – сказал он и громко икнул.

– Не отпечатавшаяся в памяти ночь с очередной королевной? – поинтересовался Дрозд. – Я предупреждал насчет неумеренного жевания валерьки.

– Не все такие праведники, как ты, – ощерился кот. – Ромашечка, присмотри за моей одеждой, а я вас за околицей подожду.

Он быстро разделся, перекинулся и шмыгнул на улицу.

* * *

Наконец путники подошли к Надреченску. Винка с восхищением рассматривала стоящий на высоком обрывистом берегу Ясеницы город. Каменные дома с черепичными крышами, высокая мощная стена и, конечно, серый замок с множеством башен, украшенных полощущимися стягами. К городу вел широкий каменный мост, у входа на него расположилась застава. Это была уже не ветхая будочка, на которые девушка насмотрелась на тракте, а немалых размеров дом. Перед ним раскинулась обширная вымощенная камнем площадка.