Текст книги "О людях и нелюдях (СИ)"

Автор книги: С. Алесько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

– Так это ты увел вещицу из-под носа у дочки Грабинника? – поинтересовался кошак, заглядывая девушке через плечо и не забывая при этом прикоснуться губами к ее ушку. – Болтали, девица отступилась, лишь когда решила, что красавчик-нелюдь для нее же старается. А я все думал, кто у меня женское внимание перехватывает?

– Больно надо, – отмахнулся Дрозд. – Я не на себя ей намекал, а на командира, Сыча. Волк давно по этой язве сохнет, а она измывается над ним, как хочет. Может, увидев это ожерелье на шейке красивой девушки, задумается, что не она одна – свет в окошке.

Винка, в пол-уха слушая разговор парней, с восхищением перебирала в руках изящную гирлянду из листьев, цветов и ягод, вырезанных с великим искусством из серовато-зеленых, лиловых и молочно-розовых камней. Девушка еще в Землях Клыкастого влюбилась в изделия нелюдских мастеров-камнерезов. Оборотням на удивление удавалось ухватить не только суть изображаемого предмета, но и душу камня. Их поделки играли, дышали, жили, в отличие от большинства вещиц мастеров-людей, во множестве продававшихся в Плесе. Поэтому и ценились нелюдские работы намного дороже, хотя использовались для них лишь дешевые камни.

Оборотни тоже получили от Винки подарки. Вьюн – рубаху, изукрашенную игривыми красными сердечками, а Дрозд – пояс, расшитый летящими соколами.

Рыжий, налюбовавшись на нарядную одежку, выжидательно глянул на друга. Пес пошел к себе в комнату и вернулся с небольшой плоской бутылью темно-коричневого стекла.

– Вот, держи, – протянул Вьюну. – Только не хвастайся в городе, а то я нагоняй получу.

– Это че та… – кошак пренебрежительно завертел подарок в руке, вдруг глаза его вспыхнули. – Неужто катаринка?! – принялся сколупывать сургуч с пробки, откупорил, нюхнул, потом благоговейно приложился. – Она! Ну, Дроздок, удружил! – физиономия котяры расплылась в блаженной улыбке. – Я ее не помню когда в последний раз пробовал. Откуда?

– Из Кветня, вестимо, – улыбнулся Дрозд. – Контрабандистов не так давно поймали, у одного из кармана выпала, я подобрал. Хотел к остальному добру положить, да вовремя сообразил, что это. Короче, Клыкастый попутал.

– Надо же, из Кветня теперь через Лад товар тащат, – удивленно покачал головой Вьюн и, встретившись с вопросительным взглядом Винки, пояснил: – Ромашечка, это катаринка, настойка на кошачьей мяте. Травка эта растет только в Кветне, и то, говорят, не слишком хорошо. Да и рецепт тамошние оборотни хранят в глубочайшей тайне. А напиток получается… м-ммрр-р, – кошак не сдержал восторженного мурлыканья. – Особливо на наш, кошачий, вкус. Так уж и быть, попробуй в честь праздника, – протянул ей бутылку. – Только не усердствуй. Катаринка бешено дорогая и для девушек крепковата.

– Да я не стану пить, просто понюхаю, – сказала Винка, принимая кошачью драгоценность.

Вьюн не стал возражать и настаивать на непременной дегустации. Девушка поднесла горлышко к носу и почувствовала сильный приятный аромат, не похожий на известные ей запахи настоек. Те обычно благоухали сушеными травами, а катаринка пахла, как только что растертые в ладонях свежие листья.

– Ну, все, давай, – рыжий заметил, что на лице подружки вместо недоверия проступило удовольствие, и поспешил забрать бутылку. – Тебе, пожалуй, такое крепкое и пробовать не стоит.

Винка без сожаления вернула Вьюну настойку, взглянула на Дрозда, и оба расхохотались.

– Ну и что смешного? – нахмурил брови кошак. – Вы и половины моего удовольствия не получите. Травка ж не зря называется кошачьей мятой. А напиваться можно пивом, вином или, на худой конец, сивухой.

– Да никто на твою бутыль не покушается, – сквозь смех проговорил Дрозд. – Дай лучше рубаху с сердечками поносить, жадоба.

– Она тебе мала будет! – возмутился кошак, а через мгновение смеялся вместе с друзьями.

Когда начало смеркаться, троица отправилась на площадь перед ратушей, где и происходили гулянья. Там посередине горел огромный высокий костер, по сторонам от него – несколько поменьше, служивших для приготовления пищи. Свиные туши еще не насадили на вертела, а вот вино с травами в котлах уже подогревали. Выпить за рассвет после Долгой ночи – давняя традиция, да и отогнать прочь легкий морозец, пытающийся пробраться под одежду, тоже неплохо.

Высокие двустворчатые двери ратуши, украшенные сверху и по бокам гирляндами из еловых веток и остролиста, стояли открытыми. На каменные ступени лился свет факелов и множества свечей. Внутри веселились отцы города, богатые торговцы, да гарнизонные командиры, кто постарше – с семействами, помоложе – с подружками. Народ попроще гулял на площади. Горожан такое разделение не обижало, да и было оно весьма формальным. Молодежь сновала туда-сюда, и замечаний им никто не делал. Винка, слишком хорошо помнившая суровые ладские обычаи, поначалу опасалась за друзей-оборотней, но в праздничном мельтешении не было ни намека на разность присутствующих. Крепкие здоровьем нелюди, пожалуй, были одеты полегче человеческого племени, хотя Вьюн, к примеру, вырядился в отороченную лисьим мехом щегольскую куртку, которую не так давно выклянчил у Стрижа за бесценок, как сам хвастался.

– Зайдем ненадолго внутрь? – спросил Дрозд, кивнув на распахнутые двери ратуши. – Хочу выпить с Тисом и Сычом, а они наверняка там.

– Идите вдвоем с Ромашечкой, – предложил Вьюн. – Мне среди сливок общества показываться не с руки. Слишком много хороших знакомых, а сейчас они все при мужьях. К чему ставить дам в неловкое положение?

– В праздничную ночь капелька рыжего счастья перепадет и женщинам попроще? – поддел друга Дрозд.

– Им и по будням перепадает, и вовсе не капелька, – Вьюн начал надуваться в своей обычной кошачьей манере. – Давайте, топайте скорей, я вас жду.

Винка с оборотнем вошли в ярко освещенный просторный зал. Там пахло свечным воском, хвоей, потом, вином и кушаньями. Несмотря на распахнутые двери было тепло из-за натопленных печей, сотен горящих свечей и множества тел, разгоряченных выпивкой и танцами. Девушка расстегнула полушубок, распахнула пошире, благо одета была ничуть не хуже большинства присутствующих дам и девиц, спасибо Вьюше. А уж подарок Дрозда и вовсе вызывал завистливые взгляды.

Оборотень с девушкой направились к маячившему у дальней стены воеводе, но дорогу им неожиданно заступила вынырнувшая из толпы дочь градоправителя, Астра. Высокая, широкая в кости, пока еще по-девичьи стройная, но со временем обещающая стать крепко сбитой северянкой, голубоглазая и светловолосая, как и большинство ладцев. Обычно надменное выражение красивого лица сейчас было необычно взволнованным. Не сказав ни слова приветствия, девица чуть не ткнула пальчиком с ухоженным розовым ноготком в украшение Винки.

– Откуда у тебя это?

– Подарок, – коротко ответила девушка, помнившая рассказы Дрозда о бедном Сыче, настрадавшемся по милости своенравной красотки.

– Чей? – не отставала та.

– Разве я должна тебе отвечать?

– Его? – Астра, не глядя, кивнула на Дрозда.

– Что вы, ясная госпожа, – расплылся в улыбке парень. – Я же вам говорил, что по поручению командира покупаю. У меня и денег-то таких никогда не водилось.

Девица, не говоря ни слова, заносчиво вскинула голову, развернулась и исчезла в толпе. Только парочка двинулась дальше, как едва не столкнулась с Сычом, державшим в каждой руке по наполненному кубку.

– Привет, Дрозд! С праздником. За ясный рассвет! – сунул парню один из кубков, ко второму приложился сам. – Подружка? – с интересом взглянул на девушку.

– Подружка!? – за плечом полукровки неожиданно возникла разрумянившаяся Астра, за музыкой и гомоном расслышавшая слово, но не уловившая интонацию. – Да как ты посмел! После всего, что мне говорил… Клялся…

Сыч, которому Дрозд успел подмигнуть, быстро просек ситуацию и спокойно повернулся к разгневанной особе.

– Но, Астрочка, ты же ничего так и не ответила. И сегодня еще ни одного танца мне не подарила, хотя я уже три раза к тебе подходил. Приходится искать другую пару…

– Гадкий волк, – тон девицы стал на удивление воркующим. – Гадкий, гадкий волк. Не даешь даже чуть-чуть пококетничать!

– Если это называется чуть-чуть, может, тебе поискать кого-то повыносливей, чем я? – не сдержался Сыч, звериным чутьем ощутивший слабину.

– Злюка, – Астра подхватила полукровку под руку. – Пойдем танцевать. Ожерелье можешь оставить себе, – бросила через плечо улыбающейся Винке. – У меня будет такое же, но из настоящих самоцветов!

Дрозд с девушкой рассмеялись.

– Все оказалось так просто! – радовалась Винка.

– Выходит, строптивица все же к Сычу неравнодушна. Нужно было всего лишь подтолкнуть.

Девушка про себя порадовалась за волка. Дрозд его хвалил, мол, командир хороший, мужик свойский. И шансы заполучить колючую Астрочку имеются. Ибо, как бы ни задирала гордячка нос, ее дед, отец нынешнего градоправителя, всю жизнь без особого успеха торговал рыбой, а потом нежданно-негаданно разбогател в неурожайный год. У Сыча же при нынешних ярских порядках есть возможность со временем стать воеводой. Вот бы и Дроздок дослужился когда-нибудь до высокой должности… Поначалу он очень радовался, что снова может держать в руках меч, но уже сейчас видно: ему этого мало.

Оборотень и девушка наконец добрались до Тиса. Тот, выпив с солдатом, одобрительно глянул на Винку.

– Подружка?

– Ну… Да, – слегка замялся Дрозд.

– Хорошенькая, – воевода улыбнулся девушке, та покраснела. – Не тяни, а то отобьют. У нас тут шустрых хватает. Сам за женой приглядываю, она у меня тоже из Лада. Сегодня просто нарасхват, со мной только один танец станцевала… Жалованье тебе после праздников надбавлю, а про службу уже сейчас могу сказать – далеко пойдешь. В военном деле хорошо разбираешься.

– Спасибо, командир, – оборотень склонил голову.

– Ступайте, веселитесь, – махнул рукой Тис. – Все дела теперь после Долгой ночи.

Винка и Дрозд быстро оказались на улице. Пес предлагал девушке задержаться в ратуше, но она отказалась, ибо чувствовала себя среди городской верхушки не в своей тарелке. На площади, среди простого народа было привычней и веселей. Впрочем, сюда уже выбралась часть молодежи из зала. Винка заметила Вьюна, что-то говорящего Астре. Та жеманно улыбалась, а мрачный Сыч стоял рядом, разве что не дергая свою милую за руку. Нужно будет сказать котику, чтобы хоть он не доставлял неприятностей бедному волку…

Засмотревшись, Винка чуть не столкнулась с темноволосым парнем, не похожим на ярца.

– Прости, красавица, – выговор у незнакомца был определенно ладский. – Ты здесь одна?

– Одна, конечно, – огрызнулся Дрозд. – А я так, репей у нее на юбке.

– Ты, вроде, нелюдь. Она – человек…

– Откуда ты знаешь? Крыликом незаметно проверил? – пес прекрасно чуял, что парень не оборотень.

– Плес – небольшой городишко. И на улице вас видал, и уши имею.

– И что с того, что я не человек? Здесь тебе не Лад! Я – воин, меч ношу по закону и неплохо им владею, – Дрозд злился все больше.

– Дроздок, не нужно… Пойдем к Вьюше, вон он, у большого костра.

Оборотень, не обращая внимания на незнакомца, протащил подружку мимо. Девушке стало неловко: праздничная ночь, земляк, а поговорили нехорошо, но и пса она понимала. Слишком уж ему досталось из-за нелюдской природы, которая, к тому же, не была дана от рождения. Ладец смотрел вслед Винке, пока она со спутником не скрылась за другими гуляющими.

Кошака удалось поймать в последний момент. Он, подхватив под ручку хохочущую девицу в распахнутом полушубке, уже собирался покинуть площадь, может, ненадолго, может, до утра, как не преминул сообщить Винке и Дрозду.

Они выпили вчетвером горячего пряного вина, пожелав друг другу ясного рассвета, и Вьюн с подругой тут же улизнули. Пес и девушка еще долго оставались на площади. Танцевали около костра, ели жареную свинину, куски которой отрезали от приготовленных над кострами туш. Пахнущая дымом корочка хрустела на зубах, жирный ароматный сок тек по пальцам. Винка смеялась и вслух сожалела, что не может обернуться каким-нибудь животным, тогда и есть, и облизывать руки стало б удобней. Дрозд улыбался и не сводил с нее глаз. Домой вернулись, как и положено, с первыми лучами занимающейся зари. Долгая ночь кончилась, и девушка запоздало вспомнила, что стала старше на год.

Дома Дрозд обнял подругу и осторожно поцеловал в губы. Она прильнула к нему, не желая отстраняться, ожидая еще поцелуев, таких же жгучих, как тогда, поздним вечером…

– Подождем до весны, Виночка? – спросил парень как-то беспомощно, будто ища у нее поддержки. – Я хочу попроситься патрулировать границу, зимой на это мало желающих. Если хорошо себя покажу, стану десятником, жалованье повысят. Меня месяц не будет, может, больше… Сейчас я еще смогу продержаться, а если мы с тобой… Не получится у меня сразу от тебя оторваться…

– Месяц?! – только и смогла вымолвить Винка, чувствуя, как в груди тупо заныло.

– Всего четыре седмицы, – улыбнулся он, польщенный огорчением, прозвучавшим в ее голосе. – Я постараюсь не задерживаться, но служба – дело такое…

У девушки защипало в носу, но она все же взяла себя в руки. Дрозд – воин, и если она хочет быть с ним, придется привыкнуть к таким разлукам. Даже в мирное время, не допусти Крылатая войны… Винка еще крепче прижалась к парню.

– Перекинься, Дроздок… И приходи ко мне спать?..

Вьюн очень веселился, вернувшись к обеду и обнаружив трогательную картину в комнате Винки, куда он без стука и стеснения заглянул, не застав друга в его постели. Девушка, одетая, спала, обнимая черного пса, вытянувшегося поверх одеяла. Обротень тут же учуял рыжего, навострил уши и приподнял голову, собираясь заворчать.

– Ухожу-ухожу! – прошептал кошак, вскидывая руки вверх, потом осторожно прикрыл за собой дверь. – Хвала Крылатой, я не человек! – пробормотал он себе под нос. – Смотрю на этих двоих и плакать хочется… Хотя, может, они от своих причуд удовольствие получают… Слыхал я и о таких… чудаках…

Дрозд уехал, как только закончилась праздничная неделя, наказав Вьюну приглядывать за девушкой.

– Запру дома, не боись, – пообещал рыжий. – Чтоб хвостом не вертела.

– Вечно ты об одном! Смотри, чтоб ее никто не обидел. В остальном она свободна.

– Тьфу, и как я сразу не догадался! Ты же благородный, о себе не думаешь.

– Очень даже думаю. И если ты хоть что-то себе с Виночкой позволишь…

– Мне жизнь дорога, – фыркнул Вьюн. – Отправляйся и ни о чем не беспокойся.

Винка тосковала по Дрозду. Как ни бывал он занят, каждый день умудрялся найти для нее хоть немного времени. Теперь вечера девушка частенько проводила одна: старушка Мята рано ложилась спать, а кошак иной раз по несколько дней не появлялся дома.

Однажды Винка отправилась на рынок за провизией и засмотрелась на представление, которое разыгрывали на маленькой переносной сцене двое бродячих кукольников. Хитроумный кот-оборотень Мурчень в очередной раз обманул жадного торговца: и деньгами поживился, и жену скупердяя приголубил. Зрители, смеясь, бросали мелочь в туесок, с которым обходила публику молодая женщина. Мужчина, сняв с руки куклу оборотня, тем временем приложился к фляге.

– Ежели почтеннейшая публика желает, представление продолжится, – пообещал он, переводя дух.

Почтеннейшая публика желала, и Винка решила задержаться. Дома ее никто не ждет, а здесь, среди смеющейся гомонящей толпы легко и беззаботно.

– Ты только с нелюдями дружбу водишь, красавица? – раздался чей-то голос. Девушка обернулась и увидела молодого ладца, который в Долгую ночь заговорил с ней на ступенях ратуши.

– С нелюдями? – удивилась Винка, уже несколько отвыкшая от строгого деления разумных существ на два племени. – Нет, не только. У меня много людей знакомых.

– И чего просишь за свою дружбу? – вопрос прозвучал небрежно, хотя выглядел парень несколько напряженно.

– Ничего не прошу, – растерялась Винка. – Если просить что-то, это и не дружба вовсе.

– И то верно, – собеседник сглотнул. – Пойдем, прогуляемся?

– Прямо сейчас? – девушке не нравился тон парня и его бегающие глаза. – Я хочу еще немного представление посмотреть…

– Я тебя не хуже развлеку.

– Это кто тут ее, не спросясь, развлекать собирается? – поинтересовался неожиданно возникший рядом Вьюн.

Винка вздохнула с облегчением. Рыжий пройдоха появился очень вовремя.

– У кого я должен спрашивать? У тебя, что ли? – тут же взъерошился парень. – Или у второго, чернявого, который с мечом управляться умеет? Интересно, где научился? У людоедов-душегубов?

– Не худо бы у нас обоих спросить, – кошак окинул незнакомца угрюмым взглядом. – И, чтоб ты знал, человече: чернявый – прирожденный воин. Хоть с мечом, хоть без. Людоедов крошит только так, а с ней, – кивнул на Винку, – носится, как с родной сестрой.

– С сестро-о-ой? – парень изобразил похабную улыбочку.

– Слушай, ты чего себе навоображал? – глаза Вьюна вспыхнули зеленью. – Думаешь, если мы живем в одном доме… А, да что с тобой разговаривать! Пошли отсюда, Ромашечка, пока я ему морду не покорябал, – подхватил стоящую у ног девушки корзину с покупками.

Винка укоризненно взглянула на парня. Грязные намеки были неприятны, но она за время скитаний научилась не обращать на них внимания. Некоторые мужчины не могут без этого, ничего не поделаешь. Нужно просто держаться от таких подальше. Спасибо Вьюше, что оказался рядом, хотя средь бела дня да посреди людной площади ей вряд ли что-то угрожало. Гораздо больше печалило, что недалекий земляк не дал ей досмотреть представление. А она так надеялась увидеть красивую и грустную историю про королевну Каштановой Рощи и ее возлюбленного, сына рыбака, превращенного ревнивой мачехой девушки в морского змея. Бродячие кукольники часто разыгрывали эту легенду, безотказно действовавшую на женскую часть публики. Шмыганье носами, промокание глаз платочками да щедрые вознаграждения – что еще нужно скромным артистам?

Винка повернулась к сцене спиной, напоследок с сожалением взглянув на бирюзовый хвост куклы морского змея, свисающий из берестяного короба. Рыжий уже выбирался из толпы зрителей, таща корзину и оглядываясь на отставшую девушку.

– Погодите, – смущенный ладец устремился за ними. – Простите, ежели что не так. Сами знаете, как у нас в Ладе…

– Знаем, как у вас, – отрезал Вьюн. – Поэтому и ушли оттуда. А тебя за какие грехи Клыкастый сюда занес? В земли, где в нелюдей крыликами не тычут?

– Да не за грехи вовсе. У меня тут дядька сапожником, а детей у него – одна дочь, – принялся объяснять парень, несколько виновато поглядывая на Винку. – Замуж вышла удачно, за небедного купца, и сапожное дело им ни к чему. А дядька всю жизнь на лавку и мастерскую горбатился, вот и хочет в хорошие руки передать.

– В твои, что ль?

– Да, в мои, – парень уверенно расправил плечи. – У меня душа к этому лежит, и обувка получается неплохая. Заказчики всегда довольны.

– Проверим, – нахально заявил Вьюн.

– Приходи в лавку Коростеля, она на Виляй-улице, у озера. Спроси Чибиса, меня то есть. А вас как зовут?

Рыжий и девушка переглянулись и назвались.

Так и состоялось знакомство с Чибисом. Тот оказался неплохим парнем, как признал кошак, получив через несколько дней отличные сапоги: удобные и красивые. К тому же обошедшиеся не слишком дорого и оказавшиеся на удивление носкими. Винка поначалу не слишком доверяла оценке Вьюна, уж слишком рыжий нахваливал новую обувку. Потом Чибис, случайно (или не совсем) встреченный на рынке, помог девушке донести до дома тяжелую корзину с покупками. Дорогой, конечно, не обошлось без разговоров, и Винка вынуждена была признать правоту кошака. Молодой сапожник, оставив несвойственные ему манеры нагловатого покорителя женских сердец, производил вполне приятное впечатление. Он не старался охмурить девушку, а просто болтал, беззаботно и весело.

Винке это понравилось, и она стала время от времени встречаться с Чибисом. Без Дрозда тоскливо, а новый знакомый никогда не отказывался провести с ней время. Обычно они гуляли по берегу озера, разговаривали о Ладе, вспоминая тамошнее житье-бытье, рассказывали друг другу о себе. Девушка, не искушенная в общении с мужчинами, не видела в этом ничего плохого. Вьюн только подшучивал, мол, Ромашечке с ее страстью к добродетели прямая дорога в обитель сестер Крылатой. Будет странствовать по городам и весям, наставлять грешников на путь истинный. Дрозд уже, наверное, не помнит, когда в последний раз с бабой был, теперь вот и Чибис, бедолага, штаны развязывает только чтоб нужду справить.

Винка не обращала на болтовню кошака никакого внимания. Вьюша иначе не может. Где ему понять, что можно просто разговаривать друг с другом, а не скабрезные шуточки шутить. Чибису одиноко в чужой стране, также как и ей. Скорей бы Дрозд вернулся…

Дрозд вернулся через шесть седмиц, когда воздух в солнечные дни уже пах весной, но метели не уставали напоминать: конец зиме еще не пришел. Стоял тихий вечер, редкие снежинки лениво кружились в холодном воздухе, а свежий покров на земле поскрипывал под ногами. Пес быстро шел к дому, предвкушая встречу с Виночкой. Соскучился он сильно и если у нее те самые дни, то, пожалуй, и тянуть не станет… Чего еще ждать? Зачем откладывать, бояться сделать последний шаг?.. Она так огорчилась, когда услышала о предстоящей разлуке… Наверняка сейчас не прогонит, если он попросит…

Поток приятных мыслей прервался резко и болезненно. Дрозд уже различал в конце переулка дом Мяты с флюгером в виде русалки на крыше. А еще он увидел вышедшего оттуда парня, цеплявшегося к Виночке в Долгую ночь.

Из горла оборотня неудержимо рвалось злобное рычание, но ладец, что-то весело насвистывавший, не обернулся. Он был достаточно далеко и не обладал слухом нелюдей. Не справившись с рыком, Дрозд все же подавил разраставшееся внутри желание догнать человека и вытрясти из него, что он делал в этом доме, к кому приходил. Хотя и так понятно, к кому. Не к престарелой Мяте и не к Вьюну. И куда только дружок смотрит?.. Ведь просил же его!.. И пес, толкнув оказавшуюся незапертой дверь, стал подниматься по лестнице.

Тихо ступая, оборотень быстро оказался наверху, приоткрыл дверь и сразу увидел Винку. Девушка что-то шила при свете свечи. Подняла голову на скрип дверных петель, увидала парня, просияла, бросила работу на стол и через мгновение повисла у Дрозда на шее.

– Дроздок! Наконец-то! Я так соскучилась…

– Когда это ты успела? От тебя только что дружок вышел, – Дрозд ничего не мог с собой поделать, хотя отлично понимал, насколько отвратительно прозвучали эти слова. Но он чуял в комнате запах чужого мужчины, свежий, еще не остывший, пробуждавший настоящую звериную ярость. А поганцем Вьюном, который должен был охранять Виночку, пахло смутно. Видать, давно уже не показывался дома.

– Дружок? Это Чибис, мы с ним иногда видимся, болтаем о том, о сем. Я на днях немного простыла, вот он и зашел проведать. Малинового варенья принес, – девушка, слишком обрадованная возвращением милого, не обратила внимания на его тон.

– Понятно, – оборотень осторожно отстранил Винку. – Я устал с дороги, пойду спать. И тебе пора, раз ты нездорова.

– Дроздок… – улыбка погасла, девушка понурилась, поняв, что сделала что-то не так. Парень не ответил, повернулся и пошел к себе. Она шагнула за ним. – Может, ты перекинешься и придешь ко мне? – Дрозд молча прикрыл за собой дверь. – Мы с Чибисом просто друзья… Ничего такого не было, – до Винки потихоньку стало доходить, но вины за собой она не чувствовала и попыталась объяснить все псу.

– Мы с тобой тоже просто друзья, – донеслось из-за двери. – Я полтора месяца спал в лесу в зверином обличье. Дай хоть одну ночь провести по-человечески.

Утром Дрозд ушел спозаранку, и, пожаловавший домой к полудню Вьюн застал подружку растрепанной, несчастной, с заплаканными глазами.

– Черный вернулся, а ты в таком виде, Ромашечка! – возмутился кошак. – Надеюсь, он не видел тебя с распухшим носом.

– Он вообще не хочет меня видеть, – всхлипнула девушка и рассказала о вчерашнем разговоре.

– Побери Клыкастый! – выругался рыжий. – Я-то думал, появление бодрящей угрозы в лице Чибиса подстегнет нашего дуралея, а вышло вон как! Вот кто на самом-то деле головой в детстве стукнутый… Погоди, я с ним потолкую.

Время близилось к обеду, и Вьюн отправился в кабак, где обычно столовался Дрозд. Пес уже был там, сидел мрачный в углу, подальше от остальных посетителей, в том числе сослуживцев. К стоящей перед ним еде, похоже, не притронулся.

– Ну что, горемыка? Серебром жегся али не успел еще? – поинтересовался кошак, усаживаясь напротив.

– Я тебя просил за ней приглядывать? – Дрозд поднял на друга взгляд, будто топор занес. По крайней мере именно так подумалось струхнувшему Вьюну.

– Я и приглядывал, – тут же заюлил рыжий. – Этот парнишка-сапожник действительно просто друг. Сапоги, между прочим, отличные шьет. Во, гляди, – высунул из-под стола ногу в темно-красном сапожке, но пес не удостоил произведение обувного искусства взглядом. – Ромашечке было скушно, я ее развлекать боялся: вдруг Клыкастый попутает, ты ж меня знаешь. Она – девица аппетитная, м-ммрр-р… – не сдержался Вьюн, и тут же пожалел об этом, увидев, как раздулись от гнева ноздри Дрозда. – Я никогда ее без присмотра не оставлял. Есть у меня котишка знакомый, малолетний, но уже оборачивается. Поручения мелкие выполнять мастак. Я ему за это деньжат подкидываю. Вот он за Виночкой твоей и приглядывал в зверином обличье, глаз с нее не спускал. А ты вместо того, чтобы друга поблагодарить, а девочку приголубить, смотришь волком да огрызаешься.

– Ладно, не бери в голову, – взгляд Дрозда заметно повеселел. – И спасибо за Виночку. Скучала, говоришь?

– Ну да, – кивнул кошак. – Еще как скучала. Все уши этому Чибису про тебя прожужжала. Даже жалко парня.

– А чего жалеть, если они всего лишь друзья? – снова нахмурился пес.

– Ох, хватит зыркать на меня, как Соколиный на оборотня, – махнул рукой Вьюн.

– Я вообще-то его сын, а ты – оборотень, – невольно усмехнулся Дрозд. – Так что там с Чибисом этим?

– Да просто все, как… кхм… палец в дырке. Парень по Ромашечке сохнет, а она этого напрочь не замечает, чистая душа. Я тут размышлял на досуге и решил, что невинность иной раз пострашней самого злостного кокетства будет. Вон, Астра с Сычом вот-вот поженятся, а вы все никак решиться не можете…

– Я решился еще Долгой ночью, а теперь вот думаю: правильно спешить не стал.

– Совсем умом тронулся! – всплеснул руками Вьюн. – С какого перепою?

– Она может выйти за человека. За этого вашего… Чибиса, к примеру.

– За человека! Тут, в Яре, нет большой разницы. Посмотри на Сыча и Астру! Она вообще дочь градоправителя, а не какая-то селянка.

– Она – внучка мелкого торговца, он – наполовину человек, сын воина и правая рука воеводы. И вообще, Вьюн, отстань, а? Я принял решение. Нужно дать Виночке подумать как следует.

– Ты, я погляжу, мастер решения принимать, – фыркнул кошак. – В свое время, небось, решил к бате не возвращаться, – Дрозд раздраженно дернул углом рта. – Этот твой Лунь, видать, и впрямь выдающийся нелюдь был, ежели убедил тебя на этом свете задержаться.

– Лунь был выдающийся, это точно, – при воспоминании о старом лекаре тон оборотня потеплел. – Но что б ты ни говорил, я дам Виночке время до весны, как мы с ней и условились.

– Зря ты все это затеял, упрямец, – покачал головой Вьюн.

– Наверное, упрямец и есть. Поэтому как решил, так и сделаю.

Дрозду было тошно от своих чувств и поступков. Все-таки без женщин проще, что бы кошак не твердил. Полтора месяца в патруле пролетели незаметно и не особо обременительно. Людям приходилось не слишком сладко в зимнем лесу, оборотням – хоть бы что, вот отряд и состоял главным образом из нелюдей. Им удалось уничтожить крупную шайку людоедов и изловить немало контрабандистов. Воевода был доволен, а Дрозду обещал в ближайшее время повышение до десятника.

Конечно, пес тосковал по Винке и, засыпая, уткнув нос в лапы, думал, как они заживут вместе уже совсем скоро. К концу шестой седмицы тоска стала такой невыносимой, что он решился было не ждать весны. Передумать его заставило не подозрение в неверности, а собственная звериная ярость, неистово разгоревшаяся при малейшем поводе. Дрозд со стыдом вспомнил, какое болезненное удовольствие получил, глядя на меняющееся от его слов лицо Виночки. Ни следа не осталось от сиявшей только что радостной улыбки. А ему тогда хотелось одного: перекинуться, выскочить на улицу, догнать парня и вонзить клыки в его горло, ощутить во рту вкус крови соперника…

Остыв, он попытался представить, какие чувства испытал бы, оставайся по-прежнему человеком. Увы, сравнивать было не с чем. В нелюдя превратился, когда был еще слишком молод и не успел изведать ни серьезной привязанности, ни ревности. И все же, все же…

Он вспомнил, как застило красным глаза, когда Коршун, один из княжих окольничих, перехватил у него на пиру Паву, в те дни слывшую первой красавицей Северных земель. Ее отец был мелким дворянчиком, но женихов это не смущало, уж больно дочь у него удалась. Кречету она не подходила не только происхождением – он тогда был совсем мальчишкой. Тем сильнее хотелось полюбезничать с ней, может даже потанцевать. Девушка отнеслась к нему вполне благосклонно: юнец, конечно, еще бриться не начал, зато княжич, да и собой недурен. И тут появился Коршун, высокий, с бородкой, грудь колесом.

– Покорно прошу простить, ясный княжич, но нянюшка тебе уже не нужна, а женихаться пока рановато, – и подхватил Паву под ручку.

Девица, польщенная вниманием молодца-окольничего, зарумянилась, а на Кречета взглянула, будто на дитя малое – сочувственно-жалостливо. Вот тут-то на него и накатило. Сказать он ничего не сказал, но очень живо представил, как вызывает Коршуна на бой и вонзает тому меч в грудь, слышит предсмертный хрип, видит испуг и удивление в глазах, а еще кровь, тонкой струйкой текущую изо рта на аккуратную бородку… Видно, впечатление от возникшей в голове картинки отразилось на лице, потому что мужчина криво усмехнулся.

– Через пару лет поостерегусь тебе дорогу заступать, ясный княжич. Вижу, кому норов батюшкин достался. Ишь, побледнел-то как. Побереги ярость для тренировочного боя, глядишь, одержишь, наконец, надо мной верх.

Он последовал совету и в первый раз вышел тогда из поединка с окольничим победителем.

Дрозд вздохнул. Получается, бешеный нрав всегда был при нем, доставшись в наследство от отца наравне с недюжинным упрямством. И опять нелюдская природа не виновата, вся гнусь изначально сидела в его душе…

Пес в тот же вечер попросил у Винки прощения. Девушка за прошедшие ночь и день натерпелась страху, думая, что потеряла Дрозда, поэтому не стала давать волю обиде, и между ними все стало по-старому. Именно по-старому, не более. Дружеские беседы, прогулки, скромные поцелуи в щечку. Оборотень настоял, чтобы Винка познакомила его с Чибисом и совершенно не препятствовал их общению, время от времени с похоронным видом принимаясь расписывать достоинства ладца и преимущества положения жены ремесленника перед таковым жены воина. Винка радовалась миру между Дроздом и сапожником, но намеки оборотня на то, что сам он ей не пара, огорчали.