Текст книги "О людях и нелюдях (СИ)"

Автор книги: С. Алесько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Дрозд привычно дернул углом рта, представляя, сколько подобного придется вынести, если он согласится на предложение Беркута. Но сейчас думать об этом рано. Нужно узнать, чего же хочет государь от нелюдя княжеского рода.

Оборотень вошел в комнату. Король стоял у стола и листал какую-то книгу, огромный фолиант, занимавший чуть ли не треть столешницы. Услышав звук закрывающейся двери, взглянул на вошедшего. Дрозд преклонил колено и опустил голову.

– Приветствую, ясный государь.

– Встань и подойди поближе.

Он подчинился. Беркут, как и Филин до этого, пристально оглядел оборотня, не забыв посмотреть в глаза.

– Похоже, ты и впрямь Кречет.

– Так и есть, ясный государь. Во всяком случае, это имя я получил при рождении. Позвольте спросить…

– Спрашивай.

– Что за примета позволяет вам быть уверенным, что я и есть сын Соколиного? Цвет глаз? А вдруг синие глаза иной раз появляются и у нелюдей? Рождаются же люди с розовыми глазами, как у кроликов.

– Последнее слово в определении твоей личности за князем. Я знаю от него, что у Кречета на радужке правого глаза имеется золотистое пятнышко. Как и у тебя.

– Побери Клыкастый, – сорвалось у Дрозда. – Глаза лишаться я б не стал… Я должен буду показаться князю, ясный государь?

– Конечно. Я уже послал к Соколиному гонца с просьбой прибыть в столицу. Думаю, дней через пять, самое большее, через седмицу, твой отец будет здесь.

– Столько бегал, чтобы не встречаться с ним, – покачал головой Дрозд. – А теперь придется предстать пред его очи… Для чего, ясный государь? Соколиный, конечно, поймет, кто я, но не признает меня за сына.

– Присаживайся, Кречет, – Беркут сел и кивнул на стоящий рядом стул. Дрозд повиновался. – Я поговорю с князем. Для этого и вызвал его в Венцеград. Хочу, чтобы вы встретились на моих глазах. – Король помолчал, глядя на все больше мрачнеющего оборотня. Парень хорошо знает отца и понимает, на какой прием может рассчитывать. – К сожалению, мой старый друг и верный подданный уже давно не в себе. Так и не оправился после гибели княгини… Увы, я ничем не смог ему помочь. Много лет назад я оставил все как есть, не мешая Соколиному творить месть, и, наверное, напрасно. Кровь тех несчастных, ни в чем не повинных нелюдей пятнает и мои руки… Но сейчас все грозит стать еще хуже. Раньше князь действовал на своих землях, теперь пытается влиять на порядки во всем Ладе. Положение оборотней ухудшается год от года. Если ты не прятался все это время по лесам, должен был почувствовать.

– Почувствовал, – кивнул Дрозд.

– Нелюдей не любят. И когда один из влиятельнейших дворян начинает борьбу с ними, остальные стремятся присоединиться, думая, что преследуют собственные выгоды, – вздохнул Беркут. – Сейчас от меня ждут указа о высылке всех оборотней и полукровок на Лихой и в Земли Клыкастого, территорию которых требуют сократить до узкой полоски вдоль Свинцового моря. Я могу потянуть с подписанием до начала осени, потом придется подчиниться во избежание смуты. Тебе, наверное, не трудно представить, какими методами будет проводиться это переселение?

– Нет, не трудно, – кивнул Дрозд, непроизвольно сжимая кулаки. Как назло, вспомнились все знакомые оборотни: Шорст с семейством, Фунт, ласковые кошечки… – Но вам-то что за дело до тварей Клыкастого, ясный государь? Неужели сочувствуете нам? И чем я могу помочь?

– Нелюди такие же мои подданные, как и люди, Кречет. Я избегал значительных перемен, боясь нарушить и без того хрупкое равновесие на землях Лада. И, похоже, вновь совершил ошибку. Равновесие оказалось кажущимся. Если оно когда-то и существовало, то давно уже превратилось в очередную ложь, прикрывающую несправедливость… Ты, конечно, можешь счесть, что я пытаюсь обмануть тебя, произнося громкие слова, но это не так. Я всего лишь стремлюсь исполнять по мере сил долг правителя.

– Я не…

– Не надо заверений. Я точно также могу решить, что ты хочешь выказать верноподданнические чувства, на самом деле не слишком искренние. Даже если мы поверим друг другу, трудностей останется немало. Ведь есть еще благородное сословие. Его убедить сложно, почти невозможно, зато нетрудно припугнуть. И я знаю, чем.

– Чем же? – как ни был раздражен Дрозд, государь сумел заинтересовать его.

– Я слышал, ты служил в ярском войске?

– Да, – кивнул оборотень. – Припугнете дворян угрозой войны с оборотнями?

– Верно. И даже не столько припугну, сколько предупрежу. Осина поведала тебе о планах Ольхи?

– Да. И я могу подтвердить, что воины из оборотней получаются сильные. Войско Лада много теряет, не допуская нелюдей в свои ряды.

– Я это понимаю, – сказал Беркут. – Поэтому и попросил ворожею найти Кречета и поговорить с ним, когда выяснилось, что ты жив.

– Предложите мне заняться вербовкой и подготовкой оборотней?..

– Не спеши, княжич. Выслушай до конца. Вербовка, подготовка и прочие воинские занятия – дело полезное. Но мне думается, ты способен на большее. Я бы хотел, чтоб со временем ты стал Соколиным князем. Твоего отца я сумею убедить. Если не поборю его знаменитое упрямство гласом разума, воспользуюсь властью государя. Соколиный всегда уважал дворянский кодекс…

– Заставите отца передать мне княжий венец прямо сейчас? – не выдержал Дрозд.

– Нет, я не хочу этого. Попытаюсь убедить его сделать тебя для начала правой рукой во всех вопросах, касаемых нелюдей. Скажи, ты смог бы договориться с Воинами Клыка?

– Пожалуй, смог бы, – ответил оборотень после некоторого раздумья. – Но лишь при условии, что они получат то, за что сражаются. Равные права с людьми, хотя бы на землях Северного княжества.

– И ты сумел бы править этими землями, оставаясь верным короне Лада?

– Да, ясный государь, – Дрозд взглянул в лицо Беркута. Встал и опустился на одно колено. Раздражение, злость, неуверенность куда-то исчезли. Осталось странное ощущение несущей его вперед мягкой воздушной волны, будто поднятой взмахом крыла. – Клянусь быть верным подданным и не злоумышлять ни против вас, государь мой Беркут, ни против ваших законных наследников до тех пор, пока корона не попытается изничтожить нелюдей на своих землях или насадить неугодные мне порядки в княжестве.

– Я принимаю твою клятву, Кречет, сын Соколиного. Встань, – промолвил государь. – Не тревожься об отце. Князю ничего не угрожает. Мне кажется, он рад будет сложить эту ношу, которую сам на себя взвалил. Ненависть слишком тяжела, чтобы носить ее в сердце до конца жизни. И тебя он признает. Может, не сразу, но признает. Я не говорил с тобой прежде, но вижу: ты достойный сын своего отца. И теперь у тебя есть возможность доказать это всем.

– Спасибо, государь, – Дрозд склонил голову. – Вот только…

– Что?

– Вы столь легко передаете Северное княжество в руки нелюдя, ясный государь? Позволяете создать дружину из оборотней? А вдруг, укрепившись в своих землях, я захочу установить новые порядки во всем Ладе? Что если я нарушу данную вам клятву? Кровь крепче слов, ясный государь, а у меня она теперь не людская.

– Я подумал об этом, Кречет, – усмехнулся Беркут. – Насчет крови ты совершенно прав. Но мы поговорим о залоге твоей верности чуть позже, когда я все улажу с Соколиным. Пока же достаточно клятвы. Я привык полагаться на свое чутье, оно меня никогда не подводило, и сейчас говорит: ты достоин доверия. И Осина рассказывала, что в тебе больше человеческого, чем нелюдского.

– Так и сказала, ясный государь? – последние слова Беркута уязвили Дрозда. Он достаточно много думал об этом и еще больше узнал на собственном опыте, чтобы понять несправедливость деления душевных качеств на людские и присущие оборотням. Если руководствоваться только этим, получится, что Соколиный князь – кровожадный зверь, а волк Лунь – самый человечный из людей.

– Нет, ворожея долго рассуждала про породу и какие-то сорняки, – улыбнулся король. – Я всего лишь обобщил сказанное. Ты же не станешь возражать, что теперь не человек?

– Нет, ясный государь, не стану. За прошедшие годы я смирился с этим и даже иной раз горжусь, что не одной крови с некоторыми созданиями, безболезненно держащими в руках сребрики. Но раз уж у нас зашел об этом разговор, хочу предупредить сразу: в ошейнике ходить не стану и проверок серебром не потерплю. И того же отношения потребую к моим нелюдям.

– Филин прав, норов Соколиного из тебя и впрямь не выбили, – усмехнулся Беркут. – Не горячись, я не собираюсь унижать ни тебя, ни твоих… нелюдей, когда ты ими обзаведешься. Мне нужен сильный Лад. Сильный и единый. Я не считаю оборотней исчадиями Клыкастого, хотя, признаюсь, как обычный человек, особой любви к ним не испытываю. Но так уж меня воспитали…

На том и расстались государь и оборотень, вполне довольные первой встречей. Дрозд получил от Беркута золотой медальон с королевским гербом. Любой из должностных чинов на землях Лада знал, что персона, предъявляющая такой знак, неприкосновенна.

* * *

Соколиный подчинился желанию государя с неохотой. Да, скорее всего, в Венцеграде его ждет встреча с сыном… Но он предпочел бы увидеться с Кречетом наедине, в замке на Грозовом утесе… Тогда и он, и мальчик чувствовали бы себя свободными в проявлении чувств. При Беркуте придется изображать хоть какую-то радость. А оборотню – еще и прятать страх. Орлик рассказал, как перепугался мальчишка, когда услышал, что придется предстать перед князем. Правда, наместник утверждал, что боялся он не за себя, но Соколиному хорошо известна подлая натура нелюдей. Дорожи Кречет спокойствием отца, давно бы уже свел счеты с жизнью. Вместо этого сын с завидным упорством цепляется за жалкое и позорное существование в шкуре презренной твари…

Князь зло дернул углом рта. Что там говорил тот старый волк, вися на дыбе? «Помилосердствуй, Соколиный. Дети не должны умирать прежде родителей. И уж тем более родители не должны убивать детей, ни своих, ни чужих.» Старик отомстил ему сполна. Попытался раздавить великодушием. Но князю хорошо известно, что это был изощренный план. Кречет не протянул бы долго в плену. Какие б мысли не имел на его счет тот бешеный выродок, Коготь, его собственные волки рано или поздно не сдержались бы и прикончили мальчишку. Или он сам позаботился об уходе в мир иной, не вынеся пыток и унижений. Но нет, в дело вмешался добродетельный Лунь… В результате этот позор рода Соколиных разгуливает на свободе уже столько лет. Бродяжничает, ворует, плодит подобных себе мерзких тварей… И после таких подвигов не постыдился предстать перед Беркутом! Ведь понимает, наверное, что встречи с отцом теперь не избежать…

Надо взять себя в руки… Посмотреть на мальчика… Или наоборот, стараться не смотреть? Во всяком случае, в глаза. В Любавушкины глаза с золотистым пятнышком, капелькой меда, задорной веснушкой… Но в них-то заглянуть придется, иначе как можно быть уверенным, что это действительно Кречет, его соколенок, его младший, пошедший в отца дурным бешеным норовом… Что ж ты сказал ему, клятый Лунь, если мальчик до сих пор жив?..

Ворожеи так и не смогли ничего обещать. А он бы все отдал за возможность вернуть сыну человеческую природу. Ничего б не пожалел: ни земель, ни замка, ни даже титула. К чему это все, если некому оставить? Если род Соколиных князей вот-вот прервется…

Дурной это будет год. Начался он плохо, закончится еще хуже. Всю Долгую ночь в лесу у Грозового утеса выл волк. Не оборотень, нет. Их голоса князь давно научился отличать от звериных, ибо в них звучала какая-то жуткая осмысленность, заставляющая скручиваться в тугой узел внутренности, вызывающая дурноту и пробуждающая душную, болезненную ненависть.

Воины Клыка невероятно осмелели. Грабят селения и даже небольшие города. Мирных жителей, правда, обычно не убивают, забирают подчистую добро, иногда сжигают дома. Среди зимы лишиться всего – верная смерть. Кто успевает добраться до ближайшего города, получает вспомоществование. Князь выделяет средства из собственной казны, оскудевшей едва ли не вполовину. А дружинникам и страже нелюди не дают пощады. Рубят головы, вешают, рвут на куски, перекинувшись в зверей. Проклятое племя, твари Клыкастого…

Вот и сейчас, накануне отъезда в столицу, пришлось отправить дружину под началом воеводы Коршуна на запад княжества. Там сильный отряд волков разорил уже три селения. Нужно истребить или потрепать их, пока, обнаглев, оборотни не осадили Запрудный. Разграбят город, и казна лишится еще части доходов, не такой уж маленькой…

Коршун хотел сопроводить князя хотя бы до границ земель, но Соколиный отказался. С ним его верный отряд, а основные силы нелюдей, судя по всему, брошены на запад, так что до Надреченска он доберется, дальше спустится по реке. Водные пути пока свободны от нападений оборотней. Твари Клыкастого ходят по Ясенице лишь в качестве гребцов. Некоторых, говорят, для верности теперь приковывают к веслам.

К чему государь тянет с подписанием указа? Уже к осени могли бы очистить земли Лада от нечисти и дышать стало б легче. Но нет, Беркут, видно, все еще не расстался с юношескими представлениями о том, что люди и нелюди не так уж различаются, что те и другие – его подданные. А заполучив Кречета, начнет пытаться и ему, Соколиному, внушить свои заблуждения. Ну вот, вернулся к тому, с чего начал бесплодные, терзающие душу размышления. Значит, пора выбросить эту чушь из головы. Решение давно принято и пересмотру не подлежит.

До Надреченска оставался день пути. На ночлег князь остановился в небольшом селении с детским названием Лопушки. Жители его, к счастью, таковыми не являлись. Содержали собственную стражу и уже несколько лет, как обнесли деревню крепким бревенчатым тыном.

* * *

Разведка подоспела вовремя. И известия принесла такие, что аж руки тряслись в предвкушении, а зубы так и норовили вытянуться в клыки. Хват в очередной раз проверил свой клинок. Уже смеркается… Еще пара часов, и можно выступать. Все складывается на редкость удачно. Видно, Клыкастый напрочь забыл о своих детях и не сводит взгляда с Соколиного.

Шутка ли: Ужик сказал, Беркут нашел соколенка, тот, вроде бы, сейчас в столице. Зачем уродец понадобился ясному государю, не понятно. Зато доподлинно известно, что король послал счастливому отцу приглашение ко двору. Верный пес, конечно, не посмел ослушаться, а дружину с марша к Запрудному отзывать не стал. Отправился с небольшим отрядом, полагая, что основные силы нелюдей сейчас на западе. Так оно и было пару дней назад. Но оборотню, особливо подготовленному и обученному, такой бросок – легкая пробежка, тем паче по хоженым-перехоженым тропам. Перекинулись, одежду и оружие в узел на спину, провизию, лекарей, обоз оставили сзади, а сами понеслись по горам и лесам звериным скоком. И вот они уже под бревенчатым тыном жалкого селения Лопушки. Хорошее название. Сиплый и пошутить успел, мол, страшный Соколиный князь, хозяин замка на Грозовом утесе, сгинет в Лопушках. Еще лучше было б – в Нужниках, но никакое везение не может простираться столь далеко.

Дальнейшее напоминало простейшую учебную вылазку. Бойцов-оборотней было много: на охоту за Соколиным сорвались три самых крупных, хорошо организованных отряда, объединивших силы для осады Запрудного. Немногочисленные воины князя стали на ночь у тына. Маленькая деревенька не могла предоставить ночлег всем, вот и решили разбить лагерь. Нападения нелюдей не опасались. Сидя у костров, обсуждали, как там дела у дружины, удалось ли хоть немного ослабить обнаглевших тварей. Разведчики этих самых обнаглевших с трудом сдерживали смех, лежа в кустах и слушая треп людишек.

Стоило разговорам в лагере затихнуть, оборотни, большей частью в зверином обличье, подобрались поближе. Сначала по-тихому перерезали часовых, а потом и остальных. Волки чувствовали себя будто в стаде овец. Все сделали быстро и тихо, лишь несколько негромких стонов раздалось в ночи. Они не потревожили часовых за тыном. Мало ли, птица ночная кричит, али неприкаянная душа бродит. Разве могло кому-то прийти в голову, что с княжими воинами расправятся, словно с кроликами на лужке?

Покончив с отрядом, нелюди вновь приняли человеческий облик, оделись, вооружились и направились к тыну. Двое кошаков без труда и лишнего шума махнули через ограждение, перебили стражу и открыли ворота. Люди полагают, что к Воинам Клыка идут волки да медведи, и здорово заблуждаются. Дети Крылатой не делают различия между нелюдями, убивая и насилуя, поэтому желающие отомстить находятся и среди собак, и среди кошек.

Войдя в Лопушки, Воины Клыка почувствовали себя лисами в курятнике, Соколиным в мирной деревушке оборотней… Нет, последнее сравнение не совсем верно. Селян трогать не стали. Подперли двери кольями, и все. Если кто и проснется, живо сообразит, что к чему, и в окна не полезет. Ну а полезет… Его и встретят, и приветят.

Ясный князь, как и положено, заночевал не где-нибудь, а в доме старосты. Обротни окружили избу, один из вожаков, медведь Колун, поднялся на крыльцо и застучал в дверь.

– Просыпайся, князь! К тебе гости! – заслышав внутри шевеление, спустился к своим.

Соколиный вышел на крыльцо не один, с мальчишкой-оруженосцем и двумя взрослыми воинами. Против трех сотен оборотней. И смотрел, будто к нему пришли повинные селяне, оброк не додавшие.

Трое вожаков переглянулись. Смелости князю не занимать. На спутниках-то его лица нет… Нелюди постарались произвести впечатление, захватили с собой факелы и сейчас зажгли. Чтоб подслеповатые людишки видели, сколько желающих пришло по их души.

– Сдавайся, князь, – выступил вперед Хват.

– Подойдите и возьмите, твари.

И они подошли. Взрослых воинов зарубили сразу. Мальчишку Хват оглушил и вытолкнул из сечи. Уж очень потешно щенок пытался защитить своего князя. Нет, на самом деле не было в этом ничего потешного. Напротив, отчаянная храбрость юнца вызывала уважение. Пусть пока живет, может, еще на что сгодится.

А Соколиный рубился, словно бешеный. Крыльцо стало скользким от крови. И в дом не уходил, хотя мог бы. Они, конечно, достали б его оттуда. Может, подожгли бы и выкурили, как барсука из норы. Но князь не стал отступать, положил немало нелюдей. Колун разрубил ему руку, да только Соколиный и раненый продолжал сражаться. Подвел его меч: переломился у самой рукояти. Вот тут князя и скрутили.

– Как казним душегуба? – первым делом спросил Сиплый, когда битва закончилась, и они подсчитали потери.

Девять мертвых оборотней, до раненых никому дела не было, ведь они, считай, сразу вернулись в строй.

– Сожжем или живьем сварим? – продолжал волк.

– Погоди, куда торопишься? – огрызнулся Хват, связывая оруженосца Соколиного, который начал подавать признаки жизни.

– А чего тянуть? – поддержал волка Колун. – Говорили же, князь подохнет в Нужниках, тьфу, в Лопушках этих.

– Вы не расслышали, что Ужик сказал? – Хват, закончив вязать мальчишку, выпрямился и повернулся к вожакам. – Младший княжич нашелся. Хотите, чтоб на место старого пса пришел молодой?

– Дык, соколенок теперь, вроде, один из нас? – засомневался медведь.

– Я б на его месте нелюдей стал еще сильней ненавидеть после того, что с ним сделали, – сказал Хват. – Давайте-ка так поступим. Заберем князя и уйдем в укрывище. Там пленника можно долго держать, хоть до следующей весны. А сами отправим к Беркуту посланца. Вот этого сосунка, – осторожно ткнул ногой беднягу-оруженосца, который уже полностью пришел в себя и дергался в путах, проверяя на прочность. – Пущай княжич к нам пожалует, ежели хочет отца живым видеть. Вот мы на него и посмотрим, да расспросим, как он мыслит княжить…

– Ты еще говорить с ним собираешься?! – едва ли не взвыл Сиплый, иной раз напоминавший Хвату погибшего Когтя.

– Почему бы и нет? Что мы теряем? Не понравится он нам – прикончим вместе с Соколиным. А вдруг парень согласится на наши условия? Он ведь теперь тоже нелюдь. Может, за эти годы людской спеси у него поубавилось?

– Он – сын душегуба… – начал было Сиплый.

– Погодь, волк, – перебил Колун. – Хват дело говорит. Мы ничего не теряем. Душегуб у нас в руках.

– Беркут пришлет сюда войско, вот тогда мы попляшем!

– С каких это пор ты стал трусить, Сиплый? – усмехнулся Хват. – Неужто можешь представить себе врага страшнее Соколиного? А ведь даже он с нами за столько лет не справился. Если мы убьем князя, Беркут точно пришлет войско. До тех пор у нас остается надежда на переговоры.

– Лады, уговорил, – сдался Сиплый. – Моим воинам все сам объясняй, мудрец. Говорил я, дружба с потаенным ничем хорошим не кончится… Еще добро бы из волков был ведающий, а так медоед какой-то…

– Что ты там бормочешь насчет медоедов? – насторожился Колун.

– Эй, мне Соколиного отпустить? – рассердился Хват. – Стоило одолеть общего врага, и вы готовы друг другу в глотки вцепиться? Вояки…

Волк и медведь зло зыркнули друг на друга, но промолчали.

* * *

– Господин Кречет! Вас требует государь!

Дрозд опустил меч и увернулся от очередного выпада противника.

– Бой окончен. Я должен идти.

Солдат с неохотой опустил меч. Да, с оборотнем сражаться интересно: можно как следует кровь пустить, а сам остаешься в относительной безопасности. Нелюдь не станет наносить тяжелых ран, царапины же привычны по поединкам с людьми.

– Ясные лорды.

Пес слегка поклонился кучке зрителей-дворян, оказавшихся в столице и принявших приглашение Беркута посмотреть на воина-оборотня. Все, конечно, уже знают, кто он такой. Да и наплевать. Как говорит Вьюн, пусть боятся!

Они, пожалуй, действительно боятся. Он в Венцеграде всего-то седмицу, а слухи уже разлетелись. Поглядеть на воинское искусство нелюдя пришли не только столичные жители, но и хозяева близлежащих земель. И рожи у всех были весьма кислые. Если даже их не пугает возможность мятежа оборотней под предводительством, естественно, Кречета, они всерьез боятся, что с его вольной или невольной помощью нелюди вольются в ряды благородного сословия. Позор, оскорбление святынь, колебание устоев… Во что он ввязался? И, кстати, зачем его так срочно хочет видеть Беркут?

Слуга торопит, переодеться не дал… Ну и ладно, пес привык и к более драной одежде, а государь сам виноват. Пускай теперь любуется кровавыми пятнами и прорехами. Солдат не сдерживал желания ранить оборотня, а тот не всякий раз уворачивался. Иначе как покажешь благородной публике, что воин-нелюдь не выходит из строя от первой же царапины? Конечно, сколько-то крови он потерял, но прийти в норму нетрудно. Нужно всего лишь поесть сырого свежего мяса в зверином обличье. Придется Вьюну снова топать на рынок за олениной…

Дрозд, очнувшись от своих мыслей, удивленно огляделся. Слуга привел его не к королевской приемной, а к одному из входов во дворец, небольшой дверке, которой обычно пользовались слуги. Сейчас она была распахнута настежь, на полу, едва ли не на пороге, лежал избитый мальчишка в драной грязной одежде, его осматривал, судя по всему, лекарь. Беркут стоял чуть поодаль, к нему оборотень и направился.

– Знаешь его, Кречет? – государь кивнул на паренька.

Дрозд подошел, наклонился к лежащему и взглянул в лицо.

– Это кто-то из челяди Соколиного, ясный государь? – синий и серый цвета пыльной, заляпанной кровью одежды были знакомы с детства.

– Если ему верить, оруженосец князя, Листвень. Он, конечно, очень молод, но, может, ты помнишь кого-то с таким именем?

– Листвень?.. Да, так звали сына княжеского виночерпия. И волосы у него были светлые, в мать-ярчанку, – оборотень прикоснулся к пшеничной пряди, испачканной засохшей кровью. – Я его в последний раз видел десятилетним мальчишкой. Он мечтал стать воином, служить Соколиному своим мечом… Что с ним случилось, ясный государь? – Дрозд быстро выпрямился. – И что с князем?

– Он говорит… – начал Беркут, но в этот момент паренек очнулся, резко сел и забормотал:

– Их было целое море… Факелы, горящие глаза… Клест, Змей… их сразу зарубили… И я не смог защитить господина…

Дрозд тут же присел рядом с мальчиком.

– Ты Листвень? Назови своего отца.

– Д-да, так меня зовут. Мой отец – Лист, виночерпий Соколиного, – паренек едва ли не со страхом уставился на незнакомца в испачканной кровью одежде.

– Что с князем?

– Он в плену у нелюдей. В укрывище… Они сказали, их там не найти, хоть год можно прятаться…

– В плену? Они его не убили?

– Нет, хотят, чтобы младший княжич пришел за отцом. Но его же нет в живых… Они потянут время, и убьют князя… Я должен…

– Ты должен поправиться, – Дрозд положил руку на плечо Лиственя. – Соколиный – моя забота.

– А ты кто? – мальчишка вглядывался в лицо оборотня, не узнавая.

– Я – Кречет. Помнишь?

– Нет! – выдохнул паренек и отшатнулся, заоглядывался в панике. – Тебя давно убили, вон, и одежда в крови. Я умер?

– Нет, не умер. Еле жив, – невольно усмехнулся Дрозд. – Где они на вас напали?

– У Лопушков…

– Куда велели мне прийти?

– Сказали, будут ждать Кречета через две седмицы в ущельи, которое он должен хорошо помнить, – пробормотал мальчишка.

Узнав, все что нужно, Дрозд не церемонился ни с Беркутом, ни тем более с Вьюном и Винкой. Пес хотел отправиться немедленно, один. Воинов Клыка найдет по запаху. Если след потеряется, он почти уверен, что знает, где находится это самое укрывище. Во всяком случае, до установленного нелюдями срока у него достаточно времени на поиски. Дрозд прекрасно понимал, каково князю в плену, да и от оборотней нельзя было ждать хорошего отношения к давнему врагу. Так что, чем скорее он найдет отца, тем вероятнее застанет его не при смерти.

Винка, только глянув на пса, сразу поняла, что ей лучше рта не раскрывать. Рыжий пытался трепыхаться.

– Ты не воин, Вьюн, и будешь только обузой, – сказал Дрозд как отрубил. – А я должен спасти отца. Может, тогда он меня простит…

Кошак и девушка переглянулись и оставили пса в покое. Говорить с ним, пытаться убедить в чем-то, бесполезно. К счастью, они остаются вдвоем, и сами не пропадут, и за другом, который сейчас явно не в себе, присмотрят.

От Беркута Дрозду отделаться не удалось. Король настоял, чтобы оборотень подождал хотя бы день. За это время был собран небольшой отряд, которым командовал Ворон, один из окольничих. Государь доверял опытному воину, и лично поручил приглядывать за княжичем.

Рано утром, на второй день после получения известия о пленении Соклиного, из западных ворот Венцеграда вышел мальчишка, на одном плече которого висела котомка, на другом сидел рыжий котяра. Отойдя подальше от городской стены, юный путник бесцеремонно сбросил кота на землю.

– Ну и разъелся же ты, Вьюн! Теперь иди сам.

Зверь недовольно мявкнул, задрал толстый хвост, и побежал за хозяином.

Парочка шла быстро и вскоре поравнялась с еще одним путешественником, бредущим, пошатываясь, по обочине. Он тоже был весьма молод, но, в отличие от хозяина кота, имел на поясе меч, а на лбу – здоровенную шишку. Короче, выглядел в собственных глазах бывалым воином, не преминувшим презрительно сплюнуть, когда по-селянски одетый пацаненок, такой зеленый, что смахивал больше на девчонку, обогнал его. Плевок чуть не попал в рыжего кота, бежавшего за мальчишкой. Зверюга зашипел и припустил вперед. Оборованец тут же оглянулся.

– Что ты сделал котику? – вопросил довольно-таки писклявым голосом, возмущенно сверкая серыми глазищами, тоже совершенно девчачьими.

– Пока ничего. Будет под ногами путаться, получит крепкого пинка.

Мальчишка отвернулся, предварительно задержав взгляд на переливавшейся чуть ли не всеми цветами радуги шишке. И опять напомнил девчонку промелькнувшим на лице жалостливым выражением.

Пацаненок и кот, идущие впереди, здорово раздражали паренька с мечом. Особенную злость почему-то вызывала дурацкая бесформенная шапка мальчишки, несмотря на теплую весеннюю погоду натянутая по самые уши. Парень из последних сил попытался обогнать путников, но в самый ответственный момент в голове вдруг стрельнуло болью, в глазах потемнело, ноги перестали слушаться, и молодой воин позорно рухнул на дорогу.

Винка начала беспокоиться из-за пыхтящего позади избитого юнца. Еле идет, а отставать не желает. Кто знает, что у него на уме?.. В этот момент сзади раздался странный звук, девушка обернулась и увидела, что парень неподвижно лежит лицом в пыли. Она тут же подбежала к нему, не обращая внимания на протестующие вопли Вьюна. Перевернула на спину и убедилась, что паренек дышит.

– Нельзя его так бросать… – девушка взглянула на кота, тот совершенно по-человечески закатил глаза. – Это нам даже на руку, Вьюша. Нужно только быстро оттащить его в кусты, чтобы Дроздок нас не заметил, когда будет мимо проезжать. А потом я выбегу на дорогу, остановлю повозку лекаря, и попрошу помочь моему брату…

Последние слова она договаривала, стаскивая парня с обочины в заросли ивняка, уже успевшие одеться молодой листвой. Кошак зло мявкнул.

– Думаешь, может очнуться раньше? Я его тогда попрошу мне подыграть. Он еле шел, наверняка с радостью прокатится в повозке.

Вьюн фыркнул и, выражая глубину своего возмущения доступными зверю средствами, вознамерился пустить струю на сапоги лежащего.

– Вот бессовестный! – шуганула его Винка. – Иди лучше отряд карауль. Только не высовывайся, не то Дроздок увидит тебя, рыжего обормота. А так, если и учует кота, не будет знать, что это ты.

Кошак удалился, всем своим видом выражая недовольство и презрение. Первое адресовалось Винке, второе – незадачливому путнику.

Прошло не так уж много времени, и юноша открыл глаза. Девушка молча наблюдала, как он садится, осторожно потирая лоб.

– Как я здесь оказался?.. – с удивлением уставился на окружающие его густые заросли, потом заметил Винку и сморщился. – Ты меня сюда затащил?

– Нужно было оставить на дороге?

– Да! Меня бы подобрал отряд, идущий в Северное княжество!

– Откуда ты знаешь про отряд?

– Я – оруженосец Соколиного, – парень в запальчивости не обратил внимания, что мальчишка-селянин, судя по всему, тоже в курсе перемещения некоторых военных частей Лада.

– Оруженосец Соколиного?

Глаза собеседника распахнулись еще шире. Тьфу, до чего смазливая мордашка… Будь это девчонка, да чувствуй он себя получше, пожалуй, попытался б ее пощупать. Не, с головой точно плохо. На парня заглядываться стал… Листвень снова осторожно потер лоб, стараясь не задеть шишку.

– Да, он самый. Князь попал в плен к нелюдям, я должен ему помочь.

– Отряд еще не проходил, – мальчик проявил удивительное равнодушие к судьбе Соколиного. – Я сам хочу к ихнему лекарю в повозку попроситься. Мне нужно на север, к сестрице…

– А откуда ты знаешь про отряд?

– Услыхал разговор в кабаке в Венцеграде… Давай скажем, что мы братья. Ты прикинься, что идти не можешь…

– Братья? – Листвень не сдержал смех. – Мой отец – княжий виночерпий, а ты – деревенщина.