Текст книги "О людях и нелюдях (СИ)"
Автор книги: С. Алесько
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
– И какое же условие?
Винка потихоньку, незаметно, как ей казалось, пробиралась к кровати, отчаянно желая одеться. В голову, будто нарочно, лезли мысли о кошачьих и песьих ласках и купаниях на озере.
– А мы знаем? Сказал же: не-из-вест-но-е. Я попробовал тебя потискать – вроде помогло, – похабно ухмыльнулся кошак.
– У тебя одно на уме, – проворчал чернявый. – Условием наверняка было, чтоб мы всерьез сцепились, – он провел кончиками пальцев по носу, где темнели несколько царапин.
– Ну, заклятие с вас сошло, а как же я теперь тут с вами буду?.. – выдавила девушка.
– Веселее прежнего! – заверил Вьюн. – Не боись: человечиной не питаемся. Жизни научим, и отправляйся домой. Господину из замка, как я понял, порченые девки не нужны.
Девушка сжалась в комочек и снова тихонько заскулила. Дрозд, на лице которого появилось сочувственное выражение, двинулся было к ней, но она испуганно попятилась в угол, и он остановился.
– Хватит над ней издеваться.
– Эк ты в роль-то свою вжился, защитничек… Не забывай, она не нашего племени, – проворчал котяра, но тон сменил. – Не трясись, – обратился к Винке. – Пошутил я, не удержался. Уж больно смешно было слушать про твою беду, которой так легко помочь. Попросила б кого из знакомых парней, и все. Такой лапочке никто не откажет. А ты в бега пустилась… Чего сокровище-то свое так бережешь? – Винка шмыгнула носом. – Не тронем тебя, не больно-то и хотелось. Мне опытных кошечек подавай, а этому кобелю – сучек. Девочка-ромашечка, на чей цветочек ни один шмель не садился, нам ни к чему. Да и с людиной связываться себе дороже.
Винка залилась краской, чувствуя облегчение с некоторой примесью обиды. И еще ей не понравилось слово «людина», произнесенное чересчур пренебрежительным тоном.
– А чего вы ко мне все лизаться лезли? Ластились? – неожиданно для себя самой спросила она.
Чернявый пожал плечами, рыжий фыркнул по-кошачьи.
– Знаешь ведь, ласковый телок… Стала б ты меня сливками угощать или этому обжоре кашу варить, если б мы ворчали, огрызались и погладить не давались?
– Ну-у, не стала бы, пожалуй…
– Ну-у, во-о-от, – передразнил Винку котяра. – Оборотням свежатинка нужна, но когда только ее лопаешь, очень быстро надоедает. Осинке, лентяйке, неохота было нас каждый день кормить. Жить, говорит, у меня живите, а пропитание сами себе добывайте. А пожрать-то и по-человечески хочется. Ты к тому же готовишь неплохо.
– Одеться бы… – выдавил Дрозд, безуспешно пытаясь обмотаться невеликих размеров рушником.
– Ты, приятель, вечно влезешь не вовремя и с какой-нибудь глупостью, – недовольно зафырчал рыжий. – Может, ромашечке нагишом больше нравится? Может, она стыдливость девичью забудет, выпрямится, ручки опустит? Сам на озере с нее глаз не сводил, а тут одеться ему… Кстати, грудки у нее и на ощупь не хуже, чем на вид, я проверил. Эх, кабы еще глазки голубые, а не серые, я б не устоял…
– Ты же говорил… – пролепетала девушка, чувствуя, что краснеет еще больше, и поспешно ныряя в спальный закуток за одеждой.
– Да помню я, что говорил. А ты лишний раз подтвердила, что с мужиками дела не имела. На такую хорошенькую просто посмотреть приятно, вот и все. Сдался мне твой цветочек. Сорвешь – неприятностей не оберешься. Знаю я вас, людин. Сначала сами льнете, а после бегом к страже, мол, грязный оборотень меня снасильничал. Да еще и Осинка прицепится, приревнует… Надо мне это? А Дрозду и подавно не нужно. Он у нас серьезный, с убеждениями, а семью заводить не хочет, то ли пока, то ли совсем, я так и не понял из его нытья. Говорю же, черного только сучки интересуют, которые сами подставляются.
– Заткнись, ты, кошак драный! – вспылил парень. – В следующий раз хвоста лишишься!
– Устал уже это от него слышать, – Вьюн взглянул на Винку, томно закатывая глаза. – Кошечкам без разницы, есть у меня хвост или нет. А в людском обличье его отсутствие и вовсе незаметно. Может, шрам пониже спины появится, я байку какую-нибудь жалостливую придумаю. Девочки как услышат, тут же захотят меня утешить, поцелуют, где болит…
– Успехов, – вырвалось у надевшей, наконец, рубаху Винки. Рыжий зашел в скабрезной болтовне так далеко, что девичья стыдливость не выдержала и спряталась в какой-то дальний-предальний уголок, для верности зажав уши. – Я не собираюсь целовать ни тебя пониже спины, ни кошака под хвостом. Обернешься зверем, получишь веником и жрать будешь только мышей. А сейчас оденься!
– Во что? – кошачья наглость была непробиваема. – В Осинкины тряпки? Может, еще набелиться-нарумяниться? Побриться только сначала придется… – задумчиво потер медную щетину на подбородке. – А ты мне косички заплетешь? С бантиками? – и тряхнул рыжими кудрями.
– Давай выкинем его на двор? – Винка обернулась к Дрозду, чувствуя его молчаливую поддержку.
У пса, похоже, и безо всяких просьб кулаки чесались разобраться с дружком-охальником. Парень кивнул, отбросил не желавшую завязываться на поясе тряпку и направился к приятелю. Рыжий, видя, что на него надвигаются без колебаний и стеснения, вскинул вверх руки.
– Да ладно вам, пошутил я. Ну, увлекся, молчать-то долго пришлось. Оденусь-оденусь, во что угодно, – Дрозд и Винка не думали останавливаться. – Что еще-то не так? Я ж не знаю, где одежда. В сундуке? Так он у вас за спинами. А, понял. Не хмурься, черный, сейчас зарычишь, а то и гавкнешь. Ромашечка, прости, ежели обидел. Не хотел, пытался развеселить, по-доброму, по-приятельски…
Винка остановилась, чернявый сделал еще шаг вперед. Девушка, опасаясь, что Дрозд и Вьюн вновь сцепятся, на сей раз в человеческом обличье, пересилила робость и дотронулась до плеча своего союзника. Тот вздрогнул и обернулся.
– Не деритесь больше, хорошо? Поищите в сундуке одежду, потом я твои царапины посмотрю.
– Да чего там смотреть, ерунда, зарастет…
– Как на собаке! – вякнул рыжий.
Дрозд хотел ответить в том же духе, но встретился с умоляющим взглядом Винки и побрел к сундуку.
К удивлению девушки, там нашлась и мужская одежда. Когда парни оделись (Дрозд – в холщовые штаны и рубаху на сельский манер, Вьюн выискал себе кожаные штаны, батистовую рубаху и темно-зеленую бархатную куртку), девушка оглядела их и удовлетворенно кивнула.
– Теперь бы сливочек, а, хозяйка? – промурлыкал котяра и скорчил умильную рожу.
– С клубничкой? – наигранно-простодушно поинтересовалась Винка.
Дрозд хмыкнул, его приятель расплылся в довольной улыбке.
– Ромашечка-то не так проста, – промурлыкал он. – Только кошака шутками да прибаутками не кормят.
– Кошак должен мышей ловить, – отрезала девушка. – Или вы теперь не сможете в зверей перекидываться?
– Сможем-сможем, – заверил ее Вьюн и вытащил из штанов пушистый хвост.
Дрозд украдкой глянул на свою руку, подернувшуюся черной шерстью. Винка заметила еще и длинные толстые когти, появившиеся на месте ногтей. Парень почувствовал ее взгляд, и кисть тут же изменилась, принимая человеческий вид. Заодно исчезли и царапины на лице.
– А чем же вы Осинницу рассердили? – полюбопытствовала девушка.
Дрозд опустил глаза, Вьюн скабрезно ухмыльнулся.
– О таком с невинными девами не беседуют, – заявил котяра. – Видишь, Ромашечка, сколько неудобств доставляет девичья честь. И лиходеям всяким для волшбы требуется, и с симпатичным парнем не поболтать. Подумай, может, все-таки распростишься? Я ласковый, ты ж знаешь. И опыта не занимать. Все сделаю в…
– Хватит, Вьюн, – оборвал приятеля Дрозд, видя смущение девушки. – Если хочешь, мы уйдем, – обратился к Винке. – Только покорми уж нас в последний раз, а? Меня от одной мысли о сырой крольчатине наизнанку выворачивает.
– Уйдем! За себя говори, – фыркнул рыжий. – То из города меня утащил, теперь и здесь надоело? Мне тут нравится, да и от Осинки удирать, не попрощавшись, себе дороже. Я по молодости от ворожейки одной улизнул по-тихому, потом год блохи заедали. Пришлось с такой каргой путаться, чтоб от напасти избавила!
– Я сейчас схожу корову подою, потом каши наварю, – обратилась Винка к Дрозду, стараясь пропускать мимо ушей откровения кошака.
– Спасибо! – улыбнулся пес. – Тебе помочь?
– Чем ты ей поможешь? Корову за дойки подергаешь?
– Принеси, пожалуйста, воды и растопи плиту.
Дрозд кивнул и двинулся за ведром, Вьюн упал на кровать, закатив глаза.
Винка отправилась в хлев на слегка трясущихся от пережитого потрясения ногах. Оборотней как таковых она не боялась. Даже ребенку известно: по-настоящему опасны могут быть лишь те, что перекидываются в волков и медведей. Дрозд уже доказал свою благонадежность в облике пса, да и человеком держался на удивление смирно. Вьюн тоже ничего особенного себе не позволял, кроме похабной болтовни, которая не слишком-то и задевала. Винка наслушалась подобных разговорчиков от дружков сводного брата, здоровенных прыщавых лбов, которых родители еще не успели женить. И надо отдать кошаку должное, его сальности звучали гораздо изящнее. Возможно, не последнюю роль тут играло обаяние рыжего пакостника.
Пускай парни остаются до возвращения хозяйки, тем более что та поручила пса и кота ее, Винки, заботам. Оборотни здорово скрасили одиночество, особенно в первые дни, и выгонять их, навлекая возможное недовольство Осинницы, не хочется. Даже если оно выльется всего лишь в нашествие блох. Винка, доя корову, хихикнула, представив, как мучился от зловредных тварей привередливый кошак.
Девушка закончила дойку, выпустила Бурушку из хлева, и та неспешно побрела пастись. Умная животина сама находила места с хорошей травой, к вечеру неизменно возвращаясь домой.
Войдя в хижину, Винка застала Вьюна по-прежнему валяющимся на кровати. Дрозд сидел у стола верхом на лавке, спиной к двери, лицом к приятелю. Видно, только что разговаривал с ним. В плите гудел огонь. Девушка разлила молоко в кувшины, поставила варить кашу.
– Я тут подумала… Лучше вам хозяйки дождаться.
– Я ж говорил, девочка меня не выгонит! – мурлыкнул Вьюн.
– Только ночуйте на дворе.
– Конечно, – кивнул Дрозд.
– На дворе? – возмутился кошак. – Я – городской кот, к тому же давно мечтаю поспать по-людски! На дворе… У меня от росы знаешь как шерсть намокает? Согласен спать кошаком, но в хижине.
– Да ты ко мне кошаком и залез! – возмутилась Винка. – Меня парни так не лапали…
– Ромашечка, не умеешь кокетничать. Тебе все очень нравилось. Ты не орала в голос, а страстно шептала и довольно хихикала. Мне очень льстит, что я могу доставить такое удовольствие людинке даже в кошачьем обличье.
Винка задохнулась от возмущения. Дрозд, вопреки ее ожиданиям, не одернул дружка, как прежде, а усмехнулся.
– Не обращай внимания на его треп, – подмигнул девушке. – Он по-другому просто не может. Я поначалу даже пару раз ему морду бил. Не помогает. – Вьюн при этих словах привычно закатил глаза. – Спать мы, конечно, будем не в хижине. На чердаке полно места, там и устроимся. И в зверей обращаться не нужно. А я прослежу, чтобы этот потаскун держал лапы при себе.
– Потаскун! А сам-то! Тебя не Дроздом надо было называть, а Дятлом!
– Почему Дятлом? – удивилась Винка. – У тебя же нос не длинный, – на всякий случай внимательно пригляделась к чернявому.
– Нос у него нормальный, – подтвердил кошак, подозрительно покусывая губу. – Даже, я бы сказал, породистый. Куда до него моей картошке. Только долбит-то Дроздок не им.
– А… – начала было девушка, но внезапно вспомнила любимое ругательство отчима и залилась краской.
Вьюн покатился со смеху, Дрозд, державшийся пару секунд, присоединился к приятелю. Винка терпеливо ждала, пока они просмеются.
– Понятно все с вами, – вздохнула она. – И почему хозяйка вас в зверином обличье держала, тоже яснее ясного.
Затихший было смех разразился с новой силой.
В последующие дни скучать Винке было некогда. Оборотни наслаждались вернувшимся человеческим обликом, а ей приходилось кормить их и выслушивать неумолкающую болтовню. Чесал языком главным образом Вьюн. Дрозд то ли смущался, то ли вообще не отличался разговорчивостью. Девушка про себя дивилась тому, насколько навязчив теперь Вьюн и сдержан его приятель. Будто кот с псом поменялись характерами.
Одним особенно жарким днем все трое отправились на озеро. Кошак, нимало не смущаясь, разделся и потопал в воду. Дрозд, бросив на медлившую Винку быстрый взгляд, стащил рубаху и пошел купаться в штанах. Девушка не спеша сняла платье, досадуя, что побоялась пойти одна. И правда: сколько времени она живет у Осинницы? Не меньше двух седмиц. И ни разу не встречала в лесу зверя крупнее лисы. Правда, хищники посерьезнее могли избегать сопровождавшего ее пса-оборотня… Как бы то ни было, а плавать пришлось в рубахе. Неудобно, и удовольствия мало.
Винка выбралась на берег первой, быстро переоделась за кустами, заодно развесив сушиться мокрую рубаху. После уселась в теньке и стала украдкой наблюдать за парнями. Те не мешкали, вышли на берег вскоре после нее. В сторону девушки вроде бы и не смотрели, но о ее присутствии определенно помнили.
Вьюн вышагивал не спеша, красуясь. Дрозд, несмотря на одетость ниже пояса, ссутулился и быстро нырнул в кусты. Отжимать штаны, подумала Винка с легким сожалением. Кошак остался у воды, выпятил грудь колесом и поворачивался то одним боком, то другим. Девушка тайком разглядывала его, с трудом сдерживаясь, чтобы не прыснуть в кулак. Если закрыть глаза на повадки наглого кошака, то сложен Вьюн неплохо, хоть и невысок. Ноги, пожалуй, кривоваты, да еще и покрыты густыми рыжими волосами, почти шерстью. На плечах и спине полно веснушек. И, несмотря на это уверенность делает его привлекательнее широкоплечего длинноногого Дрозда, вечно стесняющегося и сутулящегося. А в песьем облике у него горделивая осанка…
Легкий на помине Дрозд вышел из зарослей и направился к Винке.
– Это тебе, – протянул цветок кувшинки, который до этого тщательно прятал за спиной.
– Спасибо! Красивая… – девушка взяла цветок и понюхала. Белые лепестки издавали странный запах, терпко-сладкий, с едва уловимым болотным оттенком.
– Хочешь, я тебе целую охапку надеру? – любезно предложил плюхнувшийся рядом Вьюн.
– Не надо, они завянут, пока мы до дома дойдем. И водяницы рассердятся, им не из чего будет плести венки.
– Водяницы! – фыркнул кошак. – Ты их хоть раз видала?
– Ну, не очень ясно… В сумерках, когда туман опустился…
– А-а, понятно. Я когда валерьки нажуюсь, тоже, бывает, всяко-разно вижу. Один раз пригрезилось, что меня королевна домогается. Котик, котик хорошенький, я рыженьких люблю… Я ее сгреб, в койку завалил, а утром с такой страхеладиной проснулся… Еле ноги унес, потом весь день икал со страху.
Винка, поначалу обидевшаяся на неверие в водяниц, хихикнула.
– Оделся бы, – попенял другу Дрозд. – Ведешь себя будто…
– Оборотень? Так я им и являюсь. Как и ты. – Кошак улегся на спину, положив голову на колени Винке. – За ушками почешешь, красавица?
Она запустила пальцы в рыжую шевелюру и как следует дернула. Парень взвыл и, вырвавшись, вскочил на ноги.
– Ну что ты в самом деле! Шуток не понимаешь? Попробуй только за хвост схватить – поцарапаю, – и побрел за штанами.
Осинница отсутствовала ровно три седмицы. Вошла в хижину, когда девушка и оборотни обедали.
– Из-за чего же вы повздорили? – усмехнулась женщина. – Из-за благосклонности девочки?
Парни набычились и промолчали, видно, не оценили шутку ворожеи в выборе условия снятия заклятья. Осинница перевела вопросительный взгляд на Винку.
– Кот полез ко мне под одеяло, а Дрозд…
– Кинулся тебя защищать? – Девушка кивнула. – Понятно. Я, признаться, думала, что они оба попытаются забраться к тебе. Оборотни как-никак.
– Оборотни разные бывают, – проворчал Дрозд. – Нечего всех под одну гребенку…
– Да, ты определенно отличаешься от большинства, – кивнула Осинница, садясь за стол. Винка поставила перед хозяйкой миску с горячим грибным супом и подвинула горшочек со сметаной. – Может, ты полукровка, песик?
– Все может быть, хозяйка, – покорно кивнул чернявый, очевидно, жалея о своем замечании.
– Псы вообще странные, – вступил в разговор Вьюн, поигрывая ложкой и косясь на перекочевавшую на другой конец стола сметану. – А мой приятель из них самый ненормальный. Кидается из крайности в крайность. То ведет себя кобель кобелем, а то совсем как человек. Еще и меня вразумлять пытается. Видать, и впрямь не чистокровный.
Дрозд недовольно зыркнул на друга и придвинул к себе горшочек со сметаной, как только Осинница сдобрила свой суп.
– А тебе, девочка, с кем из них спокойнее? – поинтересовалась хозяйка.
– Я не думала… – смутилась Винка. – Они оба неплохие. И меня не обижали. Весело с ними.
– Ты себе не представляешь, как весело! – хохотнула женщина. – Впрочем, пошутили, и хватит. Вы, парни, загостились у меня. Пора и честь знать.
– Выгоняешь, Осинка, – плаксиво протянул Вьюн. – За что? Мы девчонку не трогали, тебя ждали…
– Не ждали, – буркнул Дрозд. – Но и не трогали.
– У-у, честный выискался, – глаза кошака полыхнули зеленью. – За себя говори. Я ждал. И отдай сметану! – вскочил и выхватил у Дрозда вожделенный горшочек.
– Девочка тут не при чем, – вздохнула Осинница. – Времена меняются, теперь за укрывательство оборотня и ворожее может крепко достаться. Так что, мальчики, пришло время вам отсюда отправляться. Если очень хотите остаться, я должна сообщить о вас на ближайшей заставе.
– Нет, – тут же ответил Дрозд. – Я ухожу.
Вьюн заметно помрачнел, даже его солнечно-рыжие волосы, казалось, потемнели. Он взглянул на друга, но тот, нахмурившись, выводил ложкой в супе сметанные узоры и ни на кого не смотрел. Винке стало жаль парней.
– Хорошо, мы завтра уйдем, с утра, – вздохнул кошак. – Переночевать-то можно?
– Конечно, рыженький. Не лишай меня удовольствия попрощаться с тобой как следует.
Осинница с Вьюном сразу после обеда улизнули прощаться куда-то в лес. Приглашали и Дрозда, но парень мотнул головой и остался с Винкой в хижине. Ей стало неловко.
– Я никуда не пойду, запрусь на щеколду. Не нужно меня караулить, иди.
– А тебе не приходило в голову, что мне хочется попрощаться с тобой, а не с Осинкой?
Девушка покраснела.
– Да не в том смысле, – усмехнулся парень. – Не пугайся. Просто… – он замолчал, так и не закончив фразы. – Можно, я перекинусь, а ты меня приласкаешь? У тебя хорошо получается со зверями, умеешь сделать приятно. У Осинки так не выходит.
Винке подумалось, что у хозяйки наверняка все прекрасно выходит с людьми. Дрозд будто угадал ее мысли.
– Я стараюсь не думать, как у тебя получится с мужчиной, – подмигнул ей. – Завидую тому счастливцу.
– Перекидывайся уже, – махнула рукой Винка. – Ты, оказывается, такой же охальник и пустомеля, как и котик.
Оборотни сложили котомки с вечера. Девушка собрала им с собой еды, Осинница выделила кой-какую одежду.
– Будьте осторожны, мальчики. Со стражниками, да и просто с людьми хвосты не задирайте, если не хотите заработать по серебряному ошейнику.
– По серебряному ошейнику? – удивилась девушка.
– Ромашечка, у вас в деревне оборотни живут?
– Нет. Приходило о прошлом годе семейство, хотели поселиться в избе покойного Сколопендрия. Она на отшибе стоит, плохонькая, полуразвалившаяся, да староста не позволил.
– Тогда понятно, почему ты от нас не шарахаешься, – кивнул Вьюн. – Знаешь хоть, как оборотня распознать?
– Нужно к нему крыликом прикоснуться.
– И что будет?
– Завоет он страшно и убежит, – заученно проговорила Винка вдолбленную в раннем детстве фразу.
Вьюн рассмеялся, Дрозд и Осинница не улыбнулись.
– Осинка, дай крылик подержать, – все еще хихикая, попросил кошак. – У девчонки он маленький совсем, а я хочу, чтоб понагляднее.
Женщина молча сняла с шеи цепочку, на которой висел сделанный из серебра солнечный диск, объятый двумя крылами, и протянула кошаку. Дрозд заерзал на лавке, Винке стало не по себе, хотя она ничего не понимала. Оборотни боятся серебра, это всем известно. Но Вьюн собирается взять сработанную из опасного металла вещь в руки, как же так?
Кошак тем временем сжал крылик всей пятерней и быстро выронил на стол.
– Во, гляди, – сунул раскрытую ладонь девушке под нос.
Кожа на руке покраснела и пошла пузырями, как после сильного ожога. Винка охнула.
– Я и не думала… Зачем ты?.. Мог бы просто сказать, я б поверила… Теперь лечить нужно, а вам завтра уходить. Да еще правая…
– Добрая душа, – фыркнул Вьюн. – Разволновалась!
Он положил руку на стол, и она на глазах стала превращаться в неестественно большую кошачью лапу. Вьюн перевернул ее, показывая девушке коричневатые подушечки, которые тут же поплыли, меняя форму, и перетекли в совершенно здоровую человеческую ладонь.
– Вот и все. Лекари у оборотней не в почете. Обычные раны залечить не трудно, а от заговоренного серебра ничто не поможет.
Винка, никогда не слыхавшая о заговоренном серебре, прикусила язычок, опасаясь очередного членовредительства.
Ночью девушка проснулась от немилосердной тряски. Села на лавке и в тусклом свете свечи разглядела стоящую рядом Осинницу, на удивление сгорбленную и старую, действительно бабку.
– Не пужайся, милая, морок это, – прошамкала старуха. – Одевайся, – заговорила нормальным голосом. – У меня скоро гости будут, а тебе с ними лучше не встречаться.
– Господин из замка?! – перепугалась Винка. – Как вы узнали, хозяйка?
– Осины нашептали, – ответила женщина. – Не думаю, что это за тобой, но лучше переждать до утра в безопасном месте. После я тебя найду. Одевайся скорей, сейчас парни зайдут.
Платье Винка уже натянула и теперь надевала сапожки, подаренные Осинницей. Хозяйка тем временем впустила в хижину оборотней.
– Выпейте, – кивнула на стол, где в ярком круге света от свечи темнели три глиняные кружки. – Это на тот случай, если гости пожалуют с собаками или с вашими собратьями. След взять не удастся. Отправляйтесь к озеру, потом вдоль ручья до Ивяны. Там меня дожидайтесь. Утром приду за Винкой, а вы двинетесь своей дорогой.
– Так гости твои за людиной? – глаза Вьюна полыхнули зеленью. – Зачем тогда она нам? Подставить хочешь, а, Осинка?
– Если б хотела, ты б давно сидел в ошейнике, а не в постели кувыркался и сметану жрал. Уж ты-то должен понимать, что девочка нуждается в помощи. Сам всю жизнь убегаешь, – и почему-то бросила взгляд на Дрозда.
– За девчонкой, не за девчонкой, нам так и так достанется, коли поймают, – проворчал тот. – Пусть с нами идет. До утра-то долго ль осталось?
– Защитничек… – пробурчал Вьюн, но больше возражать не стал.
– Готова, девочка? – Осинница взглянула на Винку. – Ступайте, не теряйте времени. Да охранит вас Крылатая!
Винка удивилась. Кто же напутствует оборотней именем Крылатой, Всеблагой матери и защитницы, обнимающей оперенными руками полуденный мир и своих детей в нем: людей, птиц, мирных животных и растения? Но слышать на прощание имя отца несчастий Клыкастого совсем не хочется. В храмы создателя болезней, хищных зверей и оборотней приходили лишь его дети-нелюди, люди же откупались от жестокого бога денежными пожертвованиями, причем только медью и золотом, ибо серебра Клыкастый не принимал.
За стенами избушки стояла непроглядная темень. В одиночку Винка вряд ли смогла бы далеко уйти, но ее спутники, к счастью, ночью видели не хуже чем днем. Дрозд вел девушку за руку, и троица быстро продвигалась вперед. Винка радовалась дареным сапожкам. Ноги ее почти не знали обуви, да в селении хождение босиком и не доставляло неудобств. Но в ночном лесу без сапожек пришлось бы туго.
Парни шли молча, Винке тоже не хотелось разговаривать. Она не забыла о нежелании Вьюна брать ее с собой и боялась лишний раз напомнить о своем присутствии. А ведь кошак прав… Наверняка господин из замка пронюхал о том, что она жива, и теперь ищет беглянку по окрестностям. Получается, она навлекла опасность и на добрую Осинницу, и на оборотней. Винка с досадой подумала о девичьей чести. И здесь Вьюн дело говорил. Но не просить же его теперь, да еще при Дрозде. Или Дрозда при Вьюне. Ну что за мысли… Винка залилась краской, радуясь, что в темноте этого не видно.
– Давайте здесь подождем, – сказал кошак, останавливаясь, когда они дошли до озера. – В кустах спрячемся, поспим. К чему аж до Ивяны топать?
– Ненадежно тут… – ответил Дрозд. – Слишком близко к хижине. Осинка не стала б нас просто так подальше отправлять. Да и не все ли равно? Уходить ведь собираемся.
– Собираемся, но не ночью ж сквозь бурелом продираться, одежду трепать. И не перекинуться из-за людины…
– Перекидывайтесь пожалуйста…
– Ага, ты сама дорогу разглядишь. Может, еще котомки наши потащишь?
– Перекидывайся, лешак тебе на хвост, – не выдержал пес. – Я поведу Винку и котомку твою могу взять. Только пошли скорей.
– Да что с тобой? Куда несешься? Ну, поймают, подумаешь! Посидим сутки-двое в ошейниках. Первый раз, что ли?
– А если это за ней? Предложишь сейчас, по-быстрому, сделать ее ненужной этому господину из замка?
– У-у, кикимору тебе в постель! – выругался Вьюн. – Ладно, к Ивяне так к Ивяне.
Они добрались до места, когда уже светало, усталые, исцарапанные, искусанные гнусом. Свалились спать на сухом пятачке земли у ствола огромной старой ивы. Винка так утомилась, что спала без сновидений, позабыв все свои страхи.
Разбудил ее Дрозд, заспанный, видно, сам недавно продрал глаза. Он выглядел обеспокоенным, поминутно принюхивался и прислушивался. Всклокоченный, с сухими травинками в лохматых темных волосах, мигом ставший похожим на бродягу. Тревожиться было из-за чего: солнце стояло высоко, близился полдень, а ворожеи – ни слуху, ни духу.
– Где же Осинка? – недовольствовал кошак, потягиваясь. – День в разгаре, а ее нет как нет.
– Уходить надо, – сказал Дрозд. – Быстро, не теряя времени.
– А людину куда? Пошли уж отведем ее назад, заодно пообедаем.
– Может, я и правда сама дойду? – нерешительно спросила Винка.
Одной идти не хотелось, тем более что дорогу она не знала, ничего не разглядела ночью в темноте. Но Дрозд слишком беспокоился, а Вьюн явно пребывал в капризном настроении и постоянно называл ее этим противным словом. У Винки все тело ломило от ночевки на голой земле, и дурное настроение парней она понимала прекрасно. К чему им обуза, из-за которой можно к тому же впутаться в неприятности?
– Нет, – тут же возразил пес. – Пошли все вместе, только осторожно. Винка, ступай за мной, не болтай и остановись, как только я скажу. Вьюн, ты замыкаешь.
Девушка закивала, чувствуя растекающийся внутри зимний холод. Точно также она коченела изнутри, когда повезло подслушать разговор отчима со старостой. А сейчас к чему это гадкое ощущение?
– Раскомандовался, щенявка, – возмущался Вьюн.
– Не заводись. У меня чутье лучше. А прикрывать тоже кто-то должен.
– Уговорил. Может, перекинешься, чтобы лучше чуять?
– Нет. Достаточно носа, – Дрозд отвернулся, но Винка успела заметить, что лицо у него изменилось, начав вытягиваться в собачью морду.
И они отправились в обратный путь. До озера добрались быстро: днем девушка сама прекрасно видела дорогу.
Лес был залит дремотным покоем летнего полдня. В кронах деревьев перекликались птицы, над ручьем кружили стрекозы. Винка немного воспряла духом и даже стала предвкушать спокойное житье у Осинницы. Может, хозяйка со временем научит ее каким-нибудь ворожейским премудростям…
Ленивое течение приятных мыслей прервала внезапная остановка. Стоило Дрозду ступить на тропку, ведущую от озера к избушке, и он встал как вкопанный.
– Дымом тянет.
Вьюн обошел Винку, поравнялся с другом и принюхался.
– Пожалуй. Может, Осинка обед готовит?
– Нет. Дым горький, стылый. Много его, как после пожара.
– Ничего такого не чувствую.
– Останьтесь с Винкой здесь. Я перекинусь и добегу до хижины, разведаю.
– Нет, братец. Я с беглой не останусь.
– Я могу одна подождать…
– Пошли втроем, – махнул рукой Дрозд, еще раз принюхавшись. – Не чую ни людей, ни собак, ни оборотней.
И они осторожно двинулись по тропинке.
Когда до избушки оставалось рукой подать, Винка услышала карканье. Орали несколько ворон. Девушке захотелось остановиться, а еще лучше повернуть назад, но она заставила себя идти дальше. Если с Осинницей что-то случилось, то только по ее, Винки, вине. Значит, она обязана увидеть все сама. Почему? Наверное, потому, что ворожея помогла беглянке, не выставила за дверь… Боясь смотреть вперед, различая лишь тропку под ногами, Винка со всего ходу натолкнулась на спину внезапно остановившегося Дрозда. Парень застыл, как вековой дуб. Девушка собралась с духом и встала рядом.
От жилища Осинницы остались одни головешки. Избушка сгорела полностью, с пепелища поднималась лишь почерневшая труба. Обмазанные глиной стены хлева уцелели, крыша провалилась. Дверь была подперта снаружи.
– Бурушка, – всхлипнула Винка.
Словно в ответ на звук ее голоса из развалин с карканьем вылетели несколько ворон. Вьюн поспешно зажал девушке рот.
– Уходим, – прошипел он. – Ты-то что встал и пялишься, как глупая людина?
– Осинка… – пробормотал Дрозд.
– Ее, может, там и не было, когда горело. Она ж колдовать умеет, – кошак пятился в лес, таща обмякшую Винку. – А ежели была… Мы ей уже не поможем.
Ни девушка, ни пес не возразили.
Они углубились в лес, рыжий впереди, выбирая дорогу, Винка и Дрозд покорно брели следом, не заботясь о направлении, все еще переживая потрясение от увиденного.
Девушка совершенно потеряла счет времени. Просто шла вперед, ноги двигались сами, а руки отводили ветви от лица. Винка, наверное, могла бы идти так, пока оставались силы, а потом упала б лицом в мох и выплакалась за добрую Осинницу, послушную Бурушку, бестолковых кур и красавца-петуха… Но Вьюн остановился прежде, чем кончились силы.
Кошак бросил котомку на землю. Его спутники осмотрелись. Рыжий вывел их не к месту ночевки, а куда-то на берег ручья, видно, того самого, соединяющего знакомое озеро с Ивяной.
– Что будем делать? – Дрозд спустил котомку с плеча, но на землю не опустил, и она сиротливо болталась у ноги.
– Жрать! – отрезал Вьюн, развязывая свой мешок и доставая оттуда краюху хлеба и пару вареных яиц. – Вы можете заниматься, чем хотите. Хоть трахайтесь. А я буду жрать.
Дрозд засопел, уронил котомку на землю, сел. Винка переминалась с ноги на ногу, думая, что надо бы ей потихоньку уйти.
– Не топчись ты! – тихо и зло проговорил кошак. – На пол-леса шумишь.
Девушка поспешно села на землю, из глаз покатились слезы. Вьюн продолжал сосредоточенно жевать, и только покончив с извлеченными из мешка припасами, встал, подошел к ручью напиться да заодно наполнить флягу.
– Вот теперь можно подумать о будущем, – сказал он, усаживаясь напротив Дрозда. – Ежели у тебя башка варит при пустом брюхе.
– Воды дай, – попросил пес.
Вьюн скорчил недовольную мину, мол, вон ручей, встань и напейся, но все же протянул другу только что наполненную тыкву-горлянку. Дрозд пил долго, запрокинув голову. Винка видела, как дергается кадык на заросшей черной щетиной шее.