Текст книги "Бег в золотом тумане"

Автор книги: Руслан Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

   Яму копать они не стали. Просто заложили трупы камнями, воткнули в

   продолговатые холмики палки, с привязанными к ним, лоскутами белой ткани. Оглядев плоды своего труда, Бабек помолился вместе

   с женщинами, засунул за пазуху пару лепешек и ушел.

   ***

   Я проводил его взглядом, а когда посмотрел на Лейлу, увидел, что она пришла в себя и, не мигая, смотрит мне в грудь сквозь длинные свои ресницы

   В её глазах я прочитал ужас, смешенный с отвращением к себе. Я хотел поцеловать её в губы, но она, резко и истерично задергав головой, отвернулась. По её щекам катились слезы...

   – Я люблю тебя, I lоvе уои... Все будет хорошо, вот увидишь, – шептал я ей.

   – Тебе плохо, но я постараюсь. Пройдет совсем немного времени, и ты

забудешь обо всем! Кроме меня! Ты полежи здесь немного! Я сейчас...

К счастью, и на этой полянке нашлась кумархская рудостойка. То ли местные чабаны ее сюда притащили, то ли – люди Резвона, но костер было чем раскочегарить. Под палаткой я нашел топорик и начал рубить дрова. Когда я разогнулся, то сразу же уперся глазами в черные, зловещие фигуры двух женщин. Меня охватил приступ ярости, я замахал топором, и стал кричать им срывающимся голосом, чтобы ушли с глаз долой.

   С тех пор, как мы с Лейлой покинули Иран, я не воспринимал этих двух

фурий, как некую реальность. Все в них было мне непонятно.

   "Зачем они здесь? – думал я, провожая их взглядом. – Зачем они преследуют нас? Чего хотят? Наверное, им до чертиков надоела родная пустыня... Или Фатима – просто больная, как и говорила Лейла... А почему я перестал бояться ее?

Она ведь сюда приехала по мою душу. А здесь автоматы на каждом углу валяются..."

   Поглощенный этими сумбурными мыслями, я вырыл позади палатки, прямо под отвесной скалой, яму диаметром около полуметра, выложил ее плоским булыжником и развел на них огонь. Затем обложил костёр крупными камнями. В оцинкованне ведра и два больших алюминиевых чайника набрал воды и поставил греться.

   К этому времени Лейла начала приходить в себя, и я с трудом влил ей в рот полкружки разведенного сгущенного молока. Но ее вырвало. Отерев ей шею и грудь байковым пробным мешочком, я перенес ее поближе к костру с тем, чтобы она могла наблюдать за мной, а я за ней. Краешком глаза я видел ее безжизненное лицо, пустые равнодушные глаза. Но в них отражалось пламя костра. Живое, озорное пламя, и это вселяло в меня надежду...

   Дров было много, и очень скоро камни очага раскалились и начали

потрескивать. Примерно через час я отодвинул их в сторону, собрал и

выбросил угли и золу, а кострище засыпал принесенной с речки галькой. И поставил над ним снятую с прежнего места палатку. Скоро в ней стало тепло, как в бане.

   После этих приготовлений я подошел к Лейле. В глазах ее что-то засветилось.Это было, – не умирающее ни при каких обстоятельствах, женское любопытство! Я взял ее на руки, перенес в палатку и поставил на согревшуюся гальку.

   – Это, конечно, не твоя мраморная ванна в Захедане, но сгодится, –

   поцеловав ее в лоб, нежно сказал я.

   Глаза Лейлы начали теплеть, тело ее стало податливо – упругим, и мне

   удалось почти без затруднений раздеть ее донага...

   Она стояла передо мной беспомощная, словно младенец, смущённая моим восхищенным взором.

   – Да, милая, да! Приговаривал я. – Ничего не случилось, ничего! Всё то, что есть между нами, все превращает в любовь! Прости, я сейчас. Я вышел из палатки, нашел Фатиму и бросил ей в руки изодранную одежду Лейлы и моток черных ниток с иголкой – они всегда были при мне в нагрудном кармане штормовки.

   Вернувшись, я разделся до пояса, быстро выстирал в ведре нижнее белье Лейлы и положил его сушиться на горячие камни. Все это время Лейла удивленно наблюдала за мной.

   – Не мужское это дело, стирать для любимой, да? – окончив

   непривычное занятие, спросил я. Затем, бормоча Лейле разные ласковые слова, я облил ее теплой водой, плеснув немного на камни. Облако пара окутало нас. Мне захотелось обнять свою возлюбленную, но я, укротив руки, но не глаза, начал омывать ее тело намыленным пробным мешочком.

   "И в день седьмой, в какое-то мгновенье,

   Она явилась из ночных огней!

Без всякого небесного знаменья,

   Пальтишко было легкое на ней!"

   Напевая, я намылив ее всю, потом посадил на корточки, и осторожно вымыл голову. Глаза Лейлы совсем потеплели и она, улучив момент, нежно прикоснулась влажными губами к моей, давно не бритой, щеке.

"Белый парус разлуки на мгновенье покажется

   и исчезнет вдали как туман, как туман..."

   Мурлыкал я, приступив к завершающей стадии омовения. Взяв Лейлу за хрупкие плечи, и возомнив себя Праксителем, я помог ей встать на ноги и медленно, струйка за струйкой вылил из чайников воду, смывая со своей Афродиты пену, играющую разноцветными огоньками...

   – Чем же я вытирать тебя буду, радость моя? – спросил я ее в растерянности... – У меня нет ничего...

   – Я высохну так, – сказала она, подойдя совсем близко, к еще горячим камням, – А голову высушу на солнце. Нам надо уходить отсюда! Не надо золота. Хватит убивать!

   – Хватит-то, хватит, но выбираться надо всем вместе. Завтра утром уйдем в город!

   Через полчаса мы уже поднимались к штольне. Перед нами семенили два трофейных ишака, нагруженные под завязку отличными продуктами и снаряжением, а сзади, о Господи, плелись мать и тётка моей ласточки!

Они несли по два автомата со снятыми рожками. Мы шли, не спеша, и Лейла тихо, сбивчиво, часто замолкая, рассказала мне о вчерашних событиях и о том, что она узнала от матери.

   Когда мы пошли к штольне, Бабек наставил на нее автомат, и приказал идти вперед. Дойдя до верховьев Хаттанунги, они встретили отряд Резвона, только что похоронившего двух воинов. Своим донесением Бабек изрядно поднял настроение головорезам, воодушевленным неожиданным и полным успехом своей противовоздушной операции.

   После недолгого раздумья Резвон решил дождаться ночи и вырезать наш отряд. Добравшись до верховьев Уч-Кадо и оставив там теток и двух бандитов стеречь пленницу, он с Бабеком и двумя

подручными пошел к нашему лагерю. Вернулись они злые, особенно Резвон. Сзади, в бедре у него была рана. При свете китайского фонарика он, с помощью Фатимы выковырял перочинным ножом несколько дробин и потребовал к себе Лейлу. Фатима привела свою дочь в палатку и удалилась. Оставшись наедине с девушкой, Резвон предложил ей руку и сердце, а когда она отказалась, набросился на нее.

Лейла начала кричать, ударила его по лицу. Насильник рассвирепел и сильным ударом в пах бросил ее на пол, сорвал одежду...

   – Ладно, ладно, не надо об этом. Ничего этого не было. Бабек мне сказал, что мать с тёткой вступились за тебя. Врал, значит! Зачем? Выгородить, что ли хотел? Ну – ну, Бабек! Добрая душа! А как твоя мать здесь очутилась?

   – Я люблю тебя! – тихо сказала Лейла.

   – Давай сядем, я устала!

Мы сели на теплый, согретый солнцем камень, обнялись, и она рассказала о приключениях своей матери:

   "После возвращения из Мешхеда, Фатима объявила властям о похищении мною ее дочери. О моем исчезновении и возможной связи с контрабандой наркотиками они сразу же сообщили в Российское представительство. Мое дело было передано уголовной полиции, та провела расследование. Стрелочником оказался Шахрияр, но родственники, в том числе и Фатима, выручили его, – все как один заявив, что в Мешхед он был взят мною, как и Лейла, в качестве заложника. И всю дорогу, в том числе и на КПП, на котором нас задержали ночью, я угрожал им гранатой. Шахрияр же сказал следователю, что сейчас я, наверное, нахожусь в Москве.

   Оставшись ни с чем, Фатима совсем взбесилась, и предприняла немыслимую авантюру!

Достала себе и своей сестре разрешение на поездку в Россию по семейным обстоятельствам. Доверить поиск сбежавшей парочки компетентным российским органам она не могла. Удавкин дал ей все мои адреса, в том числе – и Веры. Приехав в Россию, «поседевшая от горя мать», сразу же бросилась к моей бывшей жене, но «концов»

не нашла. Моя же мать, каким то чутьём сразу определила, какие проблемы терзают Фатиму, и сразу же пообещала близко познакомить ее со своим свирепым зятем – кавказцем.

   В Иране хорошо знают необузданность бывших советских подданных, и Фатиме ничего не оставалось, как обратится в свое посольство.

   Дипломаты поехали на Петровку и выяснили, что в России и СНГ я не значусь и, вообще, формально нахожусь в Исламской республике Иран. И тут ей пришла мысль о возможном нашем нахождении в Таджикистане.

Она прилетела в Душанбе первым же самолетом, предварительно позвонив в Тегеран и узнав от Удавкина имена моих тамошних друзей, знакомых и номера их телефонов. В Таджикской столице случилось персональное для Фатимы чудо. В иранском представительстве она наткнулась на человека, основной обязанностью которого было слоняться по улицам города и всё видеть, слышать, запоминать. Этот

«Шерлок Холмс» рассказал ей, что неделю назад он видел на Путовском базаре девушку в родном иранскому сердцу наряде и пошел за ней. У мясных рядов – Аллах свидетель, он услышал ее фарси, и

понял, что его внимание привлекла иранка. От базара до Лешкиного жилища – двадцать пять минут ходьбы, и он проводил ее, оставшись незамеченным.

Узнав все это и прихватив с собой нескольких милиционеров, Фатима с

азартом бывалого охотника тут же бросилась в Суворовский барак, но нас уже не было. Мы уехали в Рамит часом раньше. Суворов вежливо сказал им, что мы отбыли или в Москву, или во Владивосток. Но милиция не поверила и провела допрос с пристрастием. Лешка, не эная, конечно о наших нагзских осложнениях, признался, что мы, наверное, рыбачим на Сардай-Мионе... Люди в серых шинелях, естественно, были против непредсказуемых издержек преследования преступников в высокогорных условиях и были таковы.

А. что Фатима? Вместо того, чтобы заняться в Таджикской столице

пропагандой образа жизни исламских ортодоксов, и обращать в истинную веру испорченных Советским влиянием правоверных, она едет в Рамит и, наняв там машину, направляется в Нагз. Подозреваю, что далеко не материнские чувства владели ею безраздельно. Только неудовлетворённая страсть может подвигнуть женщину на такое глобальное преследование!

   Так вот, в Нагзе она, конечно, знакомится с Резвоном, который только что осушил селевое озеро и мечтал "осушить" наши тела и души. Они бросаются в погоню, на перевале теряют двоих, хотят уже вернуться, но тут, о Иншалла, на них натыкается Бабек со своей прекрасной наложницей"...

   ***

К обеду мы были около штольни. Нас встретила Наташа. Все остальные были в рассечке. Приказав Фатиме приготовить что-нибудь к обеду, я привязал трофейных ишаков на мочажине рядом с братьями по разуму, и начал устраивать место отдыха для Лейлы. Ей явно надо было поспать. Оставив ее под присмотром Наташи, я пошел к ребятам.

Выслушав мой рассказ, и немного позубоскалив надо мной и Фатимой, они сделали вывод:

   – Это, наверное, Абдурахманыч приказал долго жить! Жалко мужика,

пробормотал Сергей, пытаясь скрыть довольную улыбку.

   – Ну и хрен с ним! Баба – с возу, кобыле легче, – Житник радостно захохотал, с любовью рассматривая в луче фонарика самородок замысловатой формы. Бережно положив его в карман, он добавил:

   – А с Бабеком не соскучишься! Если бы он шлепнул шестого, я бы его в эадницу поцеловал... А теперь его самого в Нагзе шлепнут и нас в Душанбе, может быть, искать станут. А как ты думаешь, Черный, пойдёт на нас местный народ, когда узнает о золоте?

   Я его успокоил:

   – Не пойдут они на автоматы! Подождут, когда уйдем домой, и к штольне побегут! Уже "лыжи смазали". Тут после нас еще килограммов пять – шесть можно надробить и намыть. Если "варежку" не будем разевать – прорвемся...

   Как я и предполагал, в мое отсутствие ребята не теряли времени даром. Все самородки были выбраны. Оставалось собрать мелочь, чем они и занимались. Федя здоровой рукой дробил обломки кварцевой жилы. Сергей с Юркой насыпали измельчённую руду на брезентовое полотнище и затем, взявшись за четыре угла, долго его трясли. Потом они, словно бывалые старатели, выбирали, скопившиеся под кварецм, кусочки золота, очень похожие на стружку или опилки.

Я начал укладывать самородки в пробные мешки. Юрка стал требовать, чтобы в каждом было примерно одинаковое количество золота.

   – На тот случай, если придется разбегаться в разные стороны, – объяснил он. Никто не стал спорить, потому что на этот раз Житнмк был абсолютно прав!

   Мешков было восемь. По одному на каждого, считая Бабека и Лешку Суворова. Было не просто разложить самородки поровну. Они были разной величины и с разным вкраплением кварца, но под рентгеновскими взглядами Житника я справился с этой задачей.

Когда все было переработано, мы засыпали золотой песок в те же мешки, в пустоты между самородками, завязали их и подтащили к выходу из штольни. Прикинув на глаз общий вес добычи, я остался доволен.

   – Гадом буду, килограмм тридцать в каждом мешке, – сверкая глазками, предположил Федя, на мгновение, позабыв о своих травмах.

   – Килограммов двести пятьдесят всего. Без кварца – двести, – мечтательно продолжил Житник. Тысяч на девятьсот зеленых, а может и больше...

   – Слушай, давай считать не будем, – прервал его Сергей. – Сколько дадут – все будут наши! Да и Черный говорил, что сурьмы в этом золоте полно – малоценное оно.

   – Смотрите, Юрка сейчас мешки гладить начнет, – присоединился я к

разговору.

   – Спорим, Юрик, что ты разделил уже девятьсот на восьмерых, потом на шестерых, а сейчас потеешь, на пятерых делишь? Смотри, не перетрудись!...

   – Я ему помогу, – усмехнулся Сергей. – В городе. А сейчас пойдёмте наверх. Там Фатима, небось, знатный обед приготовила и с нетерпением ждёт нас со словами: "Кушать подано!"

   Все пошли к палатке, а я остался в рассечке, чтобы проститься, со ставшим родным для меня, местом. Любуясь сводами, я увидел в кровле закол. По старой своей привычке не оставлять заколов на рабочем месте я сковырнул его брошенным в углу ломиком и на обнажившейся свежей поверхности увидел кусок золота размером чуть меньше блюдца. Он призывно блестел в свете карбидной лампы и манил меня. "Ну, это уже слишком! Серега прав – жадность губит, не взирая на личности! Оставим природное сокровище местному

населению. И приятно ему будет и нам не так совестно", – лениво подумал я. Хотя, зачем им золото, здесь, в горном раю, не знакомом с основными постулатами «цивилизованного» общества потребления? Передерутся..."

Выйдя на-гора, я рассказал о своей находке товарищам, но никто не изъявил желание продолжить добычу. Все, даже алчный Юрка, понимали, что оставаться еще на день опасно. А этот самородок лучше оставить на видном месте с тем, чтобы отвлечь местное население от погони за нашим караваном.

***

Мы быстро съели варево, явившееся верхом кулинарного искусства Фатимы: Она просто смешала все имеющиеся продукты – крупы, несколько банок «Завтрак туриста», тушенки и кильки в томате. Затем залила все водой и прокипятила.

   Потом попили чаю, погрузили мешки с золотом на ишаков и пошли к нашему лагерю.Там мы быстро и аккуратно завернули золотой груз в спальные мешки и навьючили ишаков. Посидев у очага, и выпив на посошок, мы водрузили Лейлу на трофейного ишака, выглядевшего самым сильным и пошли вниз к Ягнобу. У каждого в руках был автомат. О том, что случилось с Лейлой, по моей просьбе никто не говорил. Я считал, что так она быстрей отойдёт от потрясений, выпавших на её долю. На устье Кумарха мы увидели толпу кишлачных жителей. Их было человек пятнадцать. Возглавлял митинг знакомый нам учитель. Я поискал глазами Бабека и быстро нашел его на вершине скалы. Заметив нас, он махнул рукой, призывая подойти поближе.

   – Долина на замке? А ты, дорогой, как триста спартанцев! – восхитился я, приблизившись к нему. – Как дела?

   – Я сказал им не ходить туда. Иди ты говорить с муаллимом. Скажи, что мне человек нужен, который от меня убежал. Если с ним не говорить, он вперед домой в Нагз придет, его родственник меня и мой семья убьют! – стал говорить Бабек о наболевшем.

   – Хоп, майляш, дорогой! Ты молодец! Настоящий товарищ! Я тебе

мешок тилло приготовил, килограмм на тридцать – довольный будешь. С этим мешком тебе в Нагзе делать нечего. В Стамбул с семьей уедешь! В Мекку будешь каждый год ездить. Ходжа – Бабек будешь!

   Не зная еще, что буду говорить, я медленно подошел к толпе и почтительно поздоровался. Ответили не все и, перекинувшись парой фраз со старыми знакомыми, я отозвал в сторону учителя. Он, нехотя, отошёл, и мы сели у берега Уч – Кадо на камни.

   – Похоже, вы здесь главный. Дело к вам есть. Мы золото нашли, взяли по совести и уйти хотим, – начал я говорить ему доверительно. Все знают, – недра принадлежат народу и только поэтому, мы взяли себе совсем немного. Я думаю, что большого греха в этом нет. Здесь я прожил и проработал намного больше лет, чем вы.

   Дело в другом: Сейчас кроме вас никто о золоте не знает. Ну, еще тот парень, что к вам прибежал. Если вы всем все расскажете, то очень скоро вся Ягнобская долина, а потом и Гиссарская будут здесь, а золота там осталось хоть и много, но на всех не хватит! Вам сейчас об этом думать надо, а не нас судить. Тысячи людей придут сюда, выскребут золото, а вам оставят рожки да ножки. Вы всё понимаете. Я Вам, муаллим, вот что предлагаю. Идите на штольню прямо сейчас. Там, внутри, недалеко от устья, мы полтора ящика аммонита оставили. Взорвите их. Сможете? Это просто. В ящике сверху лежит патрон аммонита, из него шнур торчит. Зажгите его спичками и бегите к народу. Когда прибежите – расскажите какую-нибудь сказку. Скажите, например, что золота нет никакого, а злые духи там свирепствуют и просят оставить их в покое. А к золоту вернетесь, когда в столице все успокоится, и всех бандитов пересажают или за Пяндж отправят. А теперь решайте сами. Вы все поняли?

   – Аллах вас покарает!

   – Значит, поняли! Ну, пока, вернее – прощай навеки, – сказал я, немного обидевшись на то, что муаллим не оценил моё красноречие.

   – Да! Того бандита, который у вас сейчас, не отпускайте. У него семьи нет, никого нет, – продолжил я. Отпустите – он таких головорезов приведет, всю жизнь потом жалеть будете! Если

в живых останетесь! Пусть здесь пока поживет. Прощайте! А что

касается Аллаха, дорогой учитель, одних он карает нищетой и

смертью, других богатством и жизнью!

   Я вернулся к ишакам, вручил поводья каждой из женщин, и мы повели караван вниз по тропе – к Ягнобу. Правильно оценив ситуацию, Юрка быстро перебрался в первые ряды, а Бабек, Серёга и Федя, озираясь, пошли сзади. Учитель вернулся к своим односельчанам и начал им что-то с достоинством объяснять.

   Через час, в тот самый момент, когда мы вышли на левый берег Ягноба, за нашими спинами раздался глухой взрыв.

   3. Финишная кривая.

   Вот и все! Впереди финишная прямая! Часов десять пешего пути и мы выскочим на автодорогу республиканского значения Душанбе – Ходжент и на ее обочине увидим километровый столб с надписью

   "66 " Этот столб был хорошо известен большинству из нас еще с зиддинской студенческой практики. Именно здесь мы околачивались часами, ожидая попутки в город или до его не менее известного коллеги с надписью «56». Около него всегда было холодное «Жигулевское» пиво, и горячая, хрустящая самбуса. Или до

«25»-го с его просторным универсамом, славившимся прекрасным винным отделом... С такими близкими, рукой подать, километровыми столбами жизнь становилась до того простой и очевидной, что захотелось праздника.

   – Серый, а, Серый! У меня нос с утра что-то чешется. Давай заскочим в какой – нибудь ларёк и отпразднуем событие!

   – Какое событие? – ехидно спросил Житник, явно намекая на случившуюся с Лейлой беду.

   – И вообще, – продолжил я, игнорируя Юрку, – отсидимся там.

   посмотрим, пойдут кишлачники за нами или нет, а потом, исходя из обстоятельств, решим куда идти: В Анзоб или Зидды. Ишакам дадим отдохнуть, а завтра рано утречком рванем дальше!

   – Расслабиться, водочки попить – это, конечно хорошо, душа и у меня просит... Но следы! По ним они могут узнать, куда мы пошли,

   – резонно возразил мне Кивелиди.

   Но я не унимался:

   – Да посмотри! Следов ишачьих на тропе полно! Ну, можно еще прогнать длинноухих вперед и вернутся стороной... А вообще, я этот разговор начал, потому что все устали! Два дня вкалывали, ночь не спали, нашелся я, – и еще твоя нога меня беспокоит. Вижу, как все больше и больше прихрамываешь. Надо бы тебя и Федю капитально перевязать.

   Сергей не успел ответить, – всех нас привлек шум камня, упавшего откуда – то сверху. Бабек, не сказав ни слова, крадучись, пошел в сторону шума.

   – Ну, вот тебе и пикник! – сказал Сергей и с досады пнул подвернувшийся камешек.

   – Давайте, орлы, прятаться. Вон, в ту промоину...

   – Да это архар, наверное. До того, как геологи появились, их было очень много... – предположил я, изучая узкий, но широкий овражек,

предложенный Сергеем в качестве укрытия.

   – Это не архар, – задумчиво сказал Кивелиди. – А если и архар, то с автоматом. И с третьесортными путевками на тот свет...

   – Точно, архар! Вечером прямо в шкуре запечем его в яме, –

облизнулся Юрка.

   – В самом верху, на водоразделе с Интрузивным саем жили штук пять. Я эти места знаю хорошо.Канавы здесь документировал, сурков стрелял. А в 74-ом, вмаршруте – секретную пятидесятитысячную карту посеял.Целую неделю потом, с утра до ночи взад – вперед ходил, искал.Раза три на стадо натыкался, но сами понимаете, не до архаров

мне тогда было.

   ***

   Необходимо пояснить, что секретные материалы или "секреты"

сопровождают геолога на протяжении всей его жизни, вернее, всей его

производственной деятельности. К ним обычно относятся карты с

нанесенными высотными отметками и горизонталями. Серии аэрофотоснимков и отчеты, содержащие сведения о запасах стратегического сырья.

Серьезное отношение к секретам прививалось с первого курса, а потеря всегда воспринималась, как катастрофа, или стихийное бедствие, потому, что такое ротозейство каралось первыми

отделами длительным лишением доступа к оным, что фактически было однозначно отстранению от мало-мальски важных геологических дел. Но многое в системе охраны секретов вызывало улыбку. К примеру, еще молодым специалистом я писал отчет, содержащий сведения о запасах олова на только что опробованном месторождении. И каждое утро вместо меня в первый отдел ходил мой главный геолог, брал, написанные мною страницы и возвращал их вечером. А один мой приятель имел крупную неприятность, не сдав в первый отдел прекрасный крупномасштабный космический снимок, полученный в подарок на какой-то международной конференции. Ему и голову не пришло, что надо секретить от «них» их же снимок.

   – Ну и что, Юра? Нашёл карту?

   Впервые я услышал речь Феди, напрочь лишённую жаргонных изысков и поэтому казавшуюся искусственной. "Человек – загадка"! Очередной раз констатировал я про себя, но ничего не сказал, так как уже надоел всем своими экзерсисами.

   – Нашел! Рядом с сурчиной норой валялась. Я залег там, а сурок – скотинка, целый час из нее не показывался. Так я решил время даром не терять и маршрут свой на карту нанести. А когда сурок вылез – большой, как собака, красно-рыжий, прямо огненный, отродясь таких не видел, – забыл обо всем...

Пока Житник досказывал, холодящие кровь, подробности поимки и разделки сурка, мы с Лейлой затаскивали в овражек «Черного».

   Неожиданно, откуда-то сверху раздалась длинная автоматная очередь. "О, господи! Опять война! Когда это кончится?"

   – подумал я и вместе с Лейлой упал на землю. С нами упал "Черный".

Приземлившись на наши руки и головы, бедный ишак забился в предсмертных судорогах. Пули угодили ему в висок и круп. Через несколько секунд, истекая кровью, он покинул белый свет...

   Я закрыл его прекрасные, полные отчаяния глаза, и дал себе слово, что

живым меня ни одна тварь не возьмёт!

   – Не стреляйте! – приказал Кивелиди, увидев, что мы с Юркой готовим автоматы. – Бабек там. Его можем подстрелить.

   – А ты, дорогой, уверен, что это не Бабек, стрелял? – ехидно откликнулся Юрка, залегший за камень. Этот парень до обеда с нами, а после обеда – с вами.

   – Вряд ли. Он бы всех нас пришил! Отошел бы метров на десять, и вон с того камня положил. А мы, похоже, все целы, – ответил ему Сергей.

Лишь только он закончил говорить, раздался одиночный выстрел, эхом

рассыпавшийся в скалах.

   – Может быть, это Бабека подстрелили... – тут же заволновалась Наташа, лежавшая рядом с Сергеем, – Надо туда идти...

   – Нет, в него бы очередью стреляли, – успокоил я ее.

   – Наш Чингачгук шума лишнего не поднимет. Вон, он бежит! И кажется, со вторым автоматом!

Несколько минут спустя, Бабек, улыбаясь, рассказал нам, что нас обстрелял сбежавший приспешник Резвона. Все это время он шел за нами и ждал подходящего момента.

Когда Бабек наткнулся на него, тот выстрелил первым, но его автомат заело, и Бабек убил его. Чуточку придя в себя, мы вспомнили о «Черном». Струйка густой крови стекала с его головы в дорожную пыль. Такая же струйка сбегала с его бедра.

   – Похоже, это знак для меня... Следующим буду я! – мрачно сказал я, рассматривая поверженного тезку и, немного помедлив, с озабоченным видом спросил Житника.

   – А ты, Жорж, не контужен?

   – Нет. А что? Житник чувствовал подвох, но пока не понимал, в чём он проявится. А я как ни в чём не бывало, продолжил:

   – Странно, я ведь своими глазами видел, как пуля ударила тебе в лоб и

отскочила...

   Все русскоязычные загоготали, Сергей успокаивающе похлопал Юрку по плечу, клятвенно заверив, что сам не прочь иметь такой же котелок.

   Бабек, поняв из сказанного мною, чуть больше, чем, оставшиеся в живых ишаки, тут же предложил скинуть с тропы "Черного" и переложить его ношу на вышеупомянутых стоиков. Взяв беднягу за ноги, мы оттащили его к ближайшему обрыву и сбросили вниз.

Тотчас высоко в небе закружились два орла...

   Юрка сделал мне зверское лицо, и я понял, что расплата настигнет меня, "когда её совсем не ждёшь"! ...

   – Господа! Банкет по случаю успешного завершения золотодобывающих работ переносится на безопасное расстояние,

   – сказал я, отирая с ладоней кровь "Черного".

   – Когти, короче, надо рвать. И чем быстрее, тем лучше. Вдруг, кто-нибудь очень храбрый и с детских лет, мечтающий о Париже, словно Джин из бутылки, возникнет на нашем пути? ...

   – Ты прав. Драпать надо не жалея башмаков, – согласился Сергей.

   – Но сначала давайте решим, как отсюда выбираться будем. Черный, ты можешь выдать исчерпывающую рекогносцировку?

   – Да все очень просто. В трех километрах отсюда, близ устья реки

   Тагобикуль, тропа разветвится на две: Одна из них пойдет прямо, по левому берегу Ягноба, и примерно через двадцать километров выскочит на первый снизу серпантин автодороги через Анзобский перевал. И кишлаков по этой тропе полно и, наверняка, в них

   полно своих Резвонов!

   Вторая тропа заберет влево и пойдёт вдоль долины Тагобикуль. Затем уйдет к Зиддинскому перевалу через Гиссарский хребет.

   От этого перевала до кишлака Зидды рукой подать – часа за два доберёмся. Меня волнуешь ты и Федя. Как вы себя чувствуете?

   – Удовлетворительно! – бодро ответил Сергей за себя и за Федю.

   – Я тоже за этот вариант, – вступил в обсуждение Юрка,

   –Тем более, если через шесть километров после Даганы свернуть по хреновенькой боковой тропке вправо, можно вернуться на анзобскую тропу. Будет куда свернуть, если вдруг погоня образуется...

   – Значит, пойдем по зиддинской тропе, тем более Суворов нас там

дожидается, – заключил обсуждение Сергей, и, обернувшись к Фредди, крикнул:

   – Фёдор, иди сюда! Мы тут решаем, что с тобой делать. Черный предлагает для пущей сохранности сломанную руку аккуратно

отрезать и в рюкзаке нести. А Юрка, вот, с ним не соглашается и

предлагает тебе на месте перелома суставчик сделать.

Рассверлим, говорит, дырочки у обломанных концов, посадим их

на ось...

   – Сделайте суставчики своим "игрушкам – балдушкам"! От баб не отобьётесь! Казановы хреновы!

   Мы поняли, что Федя на пределе и шуток уже не понимает. Впрочем,

это состояние испытывал каждый из нас, включая Фатиму...

Надежно зафиксировав Федину конечность и перевязав Сергея, мы тронулись в путь. Далеко внизу серебрился Ягноб, за ним взбирались к небу отроги Зеравшанского хребта. На склоне одного из них разбросал свои сакли и ячменные поля Дехиколон, очень похожий на лилипутское поселение..

По тропе, ведущей к кишлаку, игрушечная лошадь везла мешки с сеном. Стайка крошечных детей с кувшинами бежала к роднику... Похоже, там Рай... Все в порядке, все по расписанию!

   Наше приподнятое настроение передалось ишакам. Они шли быстро, и мы едва поспевали за ними. Сережка балагурил, лицо Юрки сияло. В его мечтательных глазках отражалась Наташка с кучей детишек. Я не сводил глаз со стройной фигурки Лейлы, шедшей передо мной. Хотя ее длинное платье скрывало завораживающие линии тела, мои глаза легко проникали сквозь плотную черную ткань, и время от времени, загорались страстью.

Но скоро тропа запетляла между крупными, высотой в полтора – два

человеческих роста, глыбами, и я отвлекся, определяя по старинной привычке их петрографическую принадлежность. И когда я пришел к выводу, что большинство из них сложены либо среднезернистыми гранитами, либо биотитовыми роговиками, из-за глыб, а, может быть, и из-под земли выскочили люди в разноцветных халатах и спустя мгновение – Аура Счастья и Удачи, доселе сопровождавшая наш караван, растаяла в прозрачном горном воздухе.

   Да и как же иначе! В одно мгновение мы были связаны и посажены под глыбой кварцевых диоритов.

"Господи, опять двадцать пять! – думал я, пытаясь выморгать песок,

попавший мне в глаза при пленении. – Но сразу не убили... Это плюс. Значит, будут мучить – это минус. А может, просто набьют морду и отпустят? Во всех неприятных вариантах обычно есть свои положительные моменты..."

И очень скоро эти положительные моменты посыпались как из рога изобилия.

Во-первых, Лейла сидела рядом со мной, и ее круглая коленка преднамеренно касалась моей. Во-вторых, она не казалась расстроенной крутым поворотом событий. В-третьих, из толпы наших победителей выступил... Учитель.

   Это было похуже коленок, но все равно очень здорово: Вряд ли интеллигентный человек станет поджаривать нам пятки и, тем более, снимать с живых кожу.

Или, подобно Резвону, сажать не кол. А в – четвертых, спустя минуту, откуда-то сбоку к Учителю, выскочил мой бывший верный пекарь Нур и стал ему быстро говорить что-то по-таджикски. Лейла тут же перевела, что наш инвалид Федя, не смотря на открытый переломом, и скальпированный череп, при задержании вырвался из рук двух дюжих нападавших и, проявив изрядную прыть, скатился вниз к Ягнобу. Нур со своим племянником бросился за ним в погоню, но не догнал, однако видел, как Федя упал в Ягноб, и его унесло течением.