Текст книги "Бег в золотом тумане"

Автор книги: Руслан Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

   что загоревшаяся лампочка – это знамение. Оказывается завтра, а точнее уже сегодня приезжает мулла.

   Покачав головой, Резвон что-то приказал своим людям и вышел, задумчиво растирая ладонью подбородок. Подручные время даром не

теряли: схватили и вынесли из комнаты сначала Сергея, а затем и Федю, Через минуту они привели Лейлу и освобождавшую нас незнакомку. Грубо толкнули девушек на пол, крепко связали им руки и ноги, и тут же удалились.

   – Как там Юрка, живой? – спросил я Лейлу.

   – Ну, ты, барин, даешь! – удивилась незнакомка. – У него баба от страха дрожит, а он окрестностями интересуется! Живой и невредимый твой приятель. Он с другими вашими в яме сидит.

   Резвон вернулся минут через пятнадцать-двадцать, когда я уже успел или, по крайней мере, постарался внушить Лейле надежду на освобождение. Войдя в комнату, он сразу же подошел и внимательно проверил наши путы.

   – Значит так, – обращаясь ко мне, начал Резвон.

   – Мне, дорогой, надо чтобы ты меня слушался. И завтра, когда мулла приедет и потом, когда моим главным геологом будешь. Скажу честно, послезавтра я все равно всех остальных убью. Кроме твоей красавицы, конечно. Не могу, понимаешь, поступиться принципами!

Если ты меня не будешь слушать, то буду твою подругу на глазах у тебя мучить и насиловать всеми средствами и всем своим личным составом, а потом, когда она в себя придет, буду два месяца тебя мучить у нее на глазах. После этого навсегда останешься безвольной скотиной, яйца мои будешь лизать, хвостом вилять и спасибо говорить...

   – Хозяин – барин. А что тебе завтра от меня надо?

   – Когда мулла приедет, ты Робертом будешь. Похожи вы, понял? А мне надо мулле кого-то показать, чтобы отстал пока. Он как муха голодная над лагманом! "Где этот человек, где?" Ищет этого Роберта кто-то из города. Какой-то большой раис.

   Потом своего муллу буду ставить... Этот совсем надоел... В общем, я тебя с твоей красавицей покажу ему, а ты скажешь, что не хочешь в город возвращаться, а будешь в Пакруте золотодобычу организовывать. Завтра генералом у меня будешь. По полной программе. Вино, шашлык, фрукты, ковры мягкие и подушки. До его отъезда, ха-ха! Есть еще вопросы?

   – Нет, агаи Резвон, нет вопросов. Есть одно пожелание. Девушку эту не убивай, а?

   – Женщина все-таки. Пусть завтра рядом со мной посидит?

   – Не убью, ей хуже будет. Она сама у меня лишнего дня

жить не захочет, ха-ха-ха!

   – Наверно ты правду говоришь! – я пытался взять верный тон.

   – Не пойму только, чего у тебя руки так чешутся? Вижу, не любишь ты людей! Значит, себя не любишь. При этих словах Резвон ухмыльнулся:

   – Нравишься ты мне! Только не надо меня учить! Ладно, оставлю ее... на ночь, ха-ха. Покайфуй с ними, только смотри, не переусердствуй! Завтра ты мне свеженький нужен! Я ночевать у жены буду, так что никто тебе не помешает!

   Резвон потушил свет и удалился, напевая себе под нос:

   "Если б я был султан, я б имел трёх жён!..."

   То, что предлагал Резвон, мне было нужно, как в бане лыжи... Я тут же стал продумывать возможности освобождения. "Как это делается в боевиках? Надо попытаться развязать веревки зубами. Или пережечь их над открытым огнем. Но керосиновую лампу они унесли... Можно

еще разбить какую-нибудь посудину, лечь на нее и, раня руки и, обливаясь кровью, перерезать веревки осколками"...

Ничего стеклянного в комнате не оказалось, и я решил освободить девушек с помощью собственных зубов. Извиваясь, я приблизился к Лейле и начал исследовать ее ноги. Они оказались туго перемотанными тонким капроновым фалом. Я попробовал распустить узлы зубами, но скоро понял, что дело это безнадежное! Оно потребует столько же времени, сколько потребовалось графу Монте-Кристо, чтобы убежать с острова Иф.

   – Да, спеленали тебя как мумию, – посетовал я. – К мамке-то не хочется?

   – Нет! – честно ответила Лейла и тихо заплакала.

   – Не плачь и не бойся! Ничего с нами не случится. Резвон получит свое. А мы уйдем. Я это чувствую. И потому отчаяния нет. Один кураж.

   –Кураж?

   – Кураж – это когда с тобой ничего сделать не могут. Или сделают, а тебе не обидно... Или, как в словаре написано, наигранная смелость. Опять я болтаю. Надо тебе руки осмотреть...

   Я перевернул Лейлу на живот и стал рассматривать узлы из тонкого экранированного кабеля, зверски стягивающего ее хрупкие запястья. И услышал у себя над ухом злорадное, знакомое до боли "ха-ха".

   – Сзади предпочитаешь? А не рановато ли ты на нее полез? –

Прошипел Резвон.

   – Не разогрел совсем! Смотри, какая грустная. Нет, вас надо по

углам развести, а то завтра утомленные будете, и мулла подумает, что

я вас мучаю!

   – Да нет, агаи Резвон, я просто хотел узелки проверить... Теперь

вижу, что ты человек серьезный, не то что эти фраера из штампованных

голливудских фильмов, которые вареными макаронами руки врагам

связывают, а остатки себе на уши красиво укладывают.

От моих слов лицо Резвона перекосило, но он моментально взял себя в руки:

   – Почему ты не хочешь понять, что играть будешь по моим правилам? Я могу раздавить тебя как вошь! Как червяка! Могу сунуть твою голову в бочку с водой!– Надеюсь с теплой?

   – Точно, дорогой! А может под подол бабы твоей. Будешь хорошо себя вести, я тебя к ней подсуну, и при мне будете любовью заниматься! И как надо!

   – Понял! Ты хочешь подучиться немного!

   ***

   – Ты всё правильно говоришь, прорычал наш мучитель и поволок Лейлу, а затем и незнакомку в противоположный конец комнаты. Потом, вытащив из-под шифоньера чемодан, он задвинул девушек на освободившееся место, затем опустился на колени и, сунув руки под шкаф, дополнительно связал ноги пленниц шнуром от утюга. Теперь они, надежно прикрепленные друг к другу, не могли двигаться и никто не смог бы достать их путы зубами.

   Я, наблюдая за этими действиями, вспомнил далекий, жаркий, родной Захедан, мою роскошную комнату с "Тайной вечерей" на стене и бедную Фатиму под кроватью. ... Да. Аллах видит всё...

  – Теперь ты их не достанешь! – ухмыльнулся Резвон. А я пока подумаю, что с тобой делать.

   Я лениво процедил:

   – Сунул бы в яму до утра и все дела! Бандит прищурился:

   "Нет, дорогой! Я, знаешь ли, в душе артист! Точнее – режиссёр! Главное в моей работе – творить и не попадаться! Обожаю экспрессивный реализм во всём: В отношениях между людьми, одежде, гриме, даже в мелочах!

   Я знаешь, какой мастер по "макияжу"! Твои дружки, надеюсь, оценили "кисточки и красочки" от фирмы Резвон и Компания.

   Надеюсь, ты понимаешь, о чём я говорю..."

  – Лучше, чем ты можешь себе представить! Тебе не дают покоя

известность Чикатило и лавры Квентино Тарантино. Скажу

прямо: Предел твоей карьеры – заведующий кишлачным бюро «В последний путь»! На более значительные свершения у тебя не хватит ума!

Бандита чуть не хватил удар от моих речей.

   Слушай, ты, остряк – самоучка! Что ты себе позволяешь! И что ты вообще знаешь о жизни! Научился золото от слюды отличать и благодари своего Иисуса! Он тебе продлит мучения на этом свете!

   Я лично побеспокоюсь! Таких умников, как ты, насквозь вижу!

Не зря протирал штаны в университете. Кстати, у меня тоже всё хорошо начиналось. Как у людей.

   Женился на третьем курсе. Тебе и не снились такие девушки! Тёща была не в восторге от меня. Хотя в некотором роде мы с ней были коллеги: Я осваивал общую и криминальную психиатрию, а она была хирург от бога или от дьявола!

   Начиная с войны, кромсала людей. Да! Ей не хватало только ступы,

помела, да печи, чтобы живьём зажаривать « черкесов». Она так называла всех, кто был чуть смуглее её самой. Начали жить вместе...

   Приду поздно – жена молчит, а эта ведьма

«душу из меня вынет и кухонным ножом в ней ковыряется»,

пока не устанет! Однажды пришел с занятий и нарочно спрятался в её сундук. А она ищет по квартире и кричит: " Ты где? Выходи! Арап немытый! "

   А я говорю из сундука: "Мама, идите сюда, здесь так хорошо! Как в гробу – тихо, прохладно! Вам давно пора в прохладе лежать..."

   ***

   Резвон молчал, я тоже. Неожиданно он продолжил свою исповедь:

– Ты должен знать! Плохим парнем меня сделала простая русская баба! Моя тёща Клавдия Владиленовна. В Питере психодромом заведовал её однополчанин. Она договорилась с ним, и в один прекрасный день приехал «голубок»...

   Когда меня выводили, закутанного в смирительную рубашку, она шепнула: "Хотел с психами общаться, вот и пообщаешься! Изучай, набирайся опыта, пригодится, когда практиковать начнёшь!"

   Нас "лечили" звери, присягнувшие, когда-то Гиппократу, но явно позабывшие клятву. Среди пациентов было достаточно таких, как я, совершенно здоровых. Но очень немногие из них приспособились к ненавязчивому сервису "санатория ". Их протест воспринимался однозначно: "Буйное помешательство". И меры принимались соответствующие: Избиение до полусмерти, доза препарата, парализующего мозг, расслабляющего нутро и домогательства санитаров...

   Мне тоже "посчастливилось" пройти через этот ад. Текли слюни, моча, слёзы и ещё кое – что! Я затаился, стал изображать покорного и глуповатого "Homo Sapiens". Помогли знания, приобретённые за три года учёбы...

   Только через пять лет мне удалось бежать. Помог душевнобольной, а может и не больной, который умел говорить разными голосами. Мы оделись в белые халаты, неизвестно откуда взявшиеся, и пошли к выходу. Встречаясь с "коллегами", он говорил пару слов и каждый раз новым голосом. Выйдя за ворота, мы попрощались. Я звал его с собой, но он сказал, чтобы я не волновался, потому что уйти из этого богоугодного заведения для него не составляет никакого труда. "Просто не пришёл мой час. Когда я выйду, найду тебя сам".

   ... Пошёл я домой, дверь открыл мужчина: молодой, холёный, уверенный. "Вы к кому?" А позади него – моя красотка с мальчиком на руках, который мог бы быть моим сыном ...

   "Извините, ошибся адресом!" – сказал я и ушёл. Вот и вся моя история. Надеюсь, что теперь ты иначе взглянешь на мои, мягко говоря, чудачества!

   Спустя некоторое время, я сошёлся с крутыми "ребятками", которые убивали на заказ. Сначала я пытался разобраться: "За что... " А они мне отвечали: " За слабость! И запомни! Быть сильным – добро, а слабым – зло!" Я очень хотел быть сильным, чтобы забыть всё то, что со мной сделали люди. Но не простить!

   В какой то момент мне показалось, что человеческие чувства ещё теплятся в этой израненной душе. И я тихо сказал:

   – Да, тяжело тебе. Лечиться не пробовал?

   – Нет. Я сам себе доктор. Человека убью, – как будто дышать легче

становится, но ненадолго. Опять душно! Свободы мне не хватает,

пространства! Вот я и разгребаю «человеческие» завалы. Последним умру сам...

   – Конечно, ты же высшим судией себя вообразил! Люди навоз, да? И всё с ними можно делать. Но тебе противно, что ты такой же маленький и ничтожный. И ненавидишь себя. Потому что таким быть не хочешь!

Но боишься «уйти» из жизни. Ну, признайся! Боишься! Вижу... Себя

поставил в последнюю очередь...

   – А ты, выходит, ничего и никого не боишься? Наверно думаешь, что я тут благотворительностью занимаюсь?

   – Да нет, не думаю. А смерти в глаза я смотрел много раз! У меня только инстинкт самосохранения и остался. Короче, на все плевать, но на твой кол добровольно не сяду. Хотя терять мне вроде бы нечего. И жизнь моя, в общем-то, никому не нужна!

   – Врешь ты все!

   – Наверное. Как же без этого? Боюсь немного. Никто ведь не знает, есть ли на том свете пиво и девочки. Я заболею с тоски, если не встречусь с ними в преисподней!!

   – Что, и детей нет?

   – Есть. Сын взрослый... Давно не виделись, правда... А дочь живет с бабушкой, тещей бывшей, которая из нее саму себя лепит. И успешно, надо сказать.

   –А Лейла?

   – Без меня ей гораздо лучше будет! Меня тревожит только то, как ты с ней обойдёшься...

   – А сам от боли умереть не боишься?

   – Да ничего ты нового для меня не придумаешь. Опустишь разве? Ну и что? Ты ведь тоже опущенный. Только не могу понять куда...

Резвон наотмашь ударил меня по лицу, затем встал, замахнулся ногой, но бить, почему-то не стал. Вместо этого он перевернул меня на живот и тщательно ощупал узлы веревки, стягивающей мои конечности. Потом вышел, но через десять минут вернулся, потушив свет и плотно прикрыв за собою дверь. Еще минуты три мы могли слышать, как он отдавал приказы охранникам.

   – Лейла! Как ты там? – окликнул я свою подругу, как только смолкли все звуки.

   – Рук не чувствую совсем. И пахнет чем-то неприятным. И домой хочется... В Захедан...

  – В Захедан... Очутишься там, тебе Нагз подавай! Так что считай, что это твое будущее желание уже исполнилось. Пальчиками пошевели и постарайся заснуть. Может быть, завтра удастся поговорить с муллой. Он – наша последняя надежда.

И я замолчал, твердо намериваясь заснуть. Но мысли об освобождении не оставляли меня.

«Сабля!» – вдруг мелькнуло в голове, когда я уже решил оставить свои тщетные потуги «родить» идею.

   – Кажется, он повесил ее на место. Если я смогу

ее достать и вытащить из ножен, то все остальное будет также просто, как чихнуть!

   Я попробовал встать на ноги и, после шести попыток, преуспел в этом. Но первый же прыжок по направлению к сабле оказался неудачным. Подвела излишняя торопливость и эйфория, охватившая меня после заслуженной победы на первом этапе освобождения. Дверь отворилась, вошли охранники, разбуженные шумом моего падения, и равнодушно поколотили меня. Прошло полчаса не меньше. Услышав их храп, я снова встал и решил не прыгать, а двигаться к сабле боком, осторожно переступая с пяток на носки. Но и эта попытка, из-за скрипа рассохшихся половиц, завершилась тем же... В третий раз встать на ноги я не смог из-за резкой боли в коленках и спине, разбитых коваными сапогами охранников. И, пожелав девушкам спокойной ночи, я задремал.

   Через мгновение я был разбужен Лейлой, склонившейся надо мной и трясшей меня за плечи. Я ничего не понимал. За окном было темно и тихо. Из-за спины Лейлы на мгновение появился Федя с

керосиновой лампой в руках и тут же исчез.

   – Вставай, чего разлегся, – зло прошипел мне Сергей, сменивший его в

кадре. Или ты с Резвоном остаешься? Скорешился?

   – Где мы? – прошептал я, зевая и растирая сонное лицо ладонями.

   – У Резвона. Дождешься, сейчас я тебе врежу. Невзирая на заслуги.

   – А-а... А что происходит? Амнистия вышла? Или реабилитация в правах?

   – Ты чего, Черный? С Луны свалился? Или свихнулся от событий? Может, тебя, как дитятю, на руки взять? – зашипел Сергей и схватил меня за шиворот, явно намериваясь тащить мое не проснувшееся тело и остатки мозгов волоком.

   – Я ходить умею, – ответил я, широко зевая, – Куда идти-то?

   – За мной иди, герой! Да быстрее!

   Через пять секунд мы были у машины. Уже светало. Житник боролся с

зажиганием, Серега отворял ворота, Наташа, время от времени, отталкивая от себя вилявших хвостами волкодавов, бросала наши пожитки в кузов. В это время позади себя я услышал шум, обернулся и увидел человека, быстро бежавшего из покинутого нами дома по направлению к машине. Я мгновенно выхватил обрез из рюкзака, лежавшего под колесом «ГАЗа», и дернул курок...

К счастью, выстрела не последовало. К счастью потому, что этим человеком был Федя. Оказывается, по дороге из дома он заглянул в подвернувшуюся кладовку и зацепил там освежеванную тушку барана и... ящик водки. «Не ящик, – сказал он потом, уже сидя в машине и премного довольный нашими одобрительными взглядами, – а цельных двадцать две бутылки!»

   ***

   Наконец мы на свободе и мчимся навстречу неизвестности! В кузове я, наша новая знакомая и Федя. Он, не обращая на нас никакого внимания, поёт "народные" песни. Его глазки излучают счастье, бровки топорщатся, рот кривится, демонстрируя дьявольский темперамент...

   ***

   А я ловлю себя на мысли: "Ну не нравится мне этот мужичок и всё тут"! Его совершенно непрогнозируемая личность навязчиво ассоциируется с картинкой, увиденной мною в журнале "Крокодил", в глубоком детстве: " ...Корабль с черепом на флаге. На бизань – мачте сидит пират. За поясом торчит огромный нож. Пальцы обеих рук скручены в классические фигуры... ".

   Нервишки шалят, приятель! Придерживая ящики, с драгоценной влагой, я заглянул в кабину и увидел, что моя персиянка сидит лицом ко мне на моторе, упершись обеими руками в потолок. А за талию ее придерживает Сергей...

   Незнакомку опять кинуло мне на колени, и я заметил, что её миловидное лицо покрыто застарелыми синяками. Густые черно-фиолетовые разводы окружали ее глаза, пестрели на носу и скулах.

   – Меня Русланом зовут, – представился я. – Или Черным. В школе девочки Черненьким называли. А как тебя зовут, благодетельница? Все некогда было спросить...

   – Наташа Полухина, – ответила она, подняв на меня невозможно синие глаза,

   – А где другая половинка?

   – Какая половинка?

   – Уха, конечно, – улыбнулся я, украдкой рассматривая ее разбитую бровь.

   – Ты, Руслан, весёлый человек. И, наверное, не злой. Что смотришь? Нравится "радуга"? Всё очень просто. Били почти каждую неделю.

   – А как ты попала к этому извергу?

   – Он меня из города привез. Я в ресторанах подрабатывала. Пела, посуду мыла. Пригласил помочь его жене. Обещал хорошо заплатить. Хотела скопить денег на дорогу в Москву, – вот и поехала с ним. Только на следующий день поняла, о какой "помощи" жене он говорил...

   Будешь смеяться, но рабыня Изаура была принцессой по сравнению с моим положением в доме этого таджика...

   В это время нас сильно тряхнуло. Я прижал девушку к себе, чтобы у неё не прибавилось синяков, и надолго замолчал. Федя, исчерпав свой богатый репертуар, тоже затих. Я думал о Саиде. Он вёз нас к своему дяде – зверю, зная точно, что нас ждёт, и весело болтал с Лейлой. Такого коварства я ещё не встречал в своей жизни.

***

   – А его племянник Саид чем занимается?

   – Он и Резвон – "нитка с иголкой". Делает всё, что прикажет дядя. А что собой представляет этот злодей, ты и сам знаешь!

   – А собак-то как приручила? Вон как хвостами виляли,

   – Подкармливала, ласкала...

   Месяц назад бежать хотела, так они меня чуть не загрызли. С тех пор сама недоедала, псам несла ...

  – Да, волкодавы – серьезные звери... Я сам их побаиваюсь. Не раз в горах сталкивался. Однажды меня вместе с лошадью чуть не порвали. Один такой пёс – ярко-рыжий, огромный – метр в холке, на круп кобыле запрыгнул и стащил меня на землю... Как ни странно – лошадь меня спасла! До сих пор ее помню. Пена изо рта, как будто мыла наглоталась, глаза выпученные, безумные. Вот-вот вылезут!

   Но не убежала почему-то, топтать стала пса, да и меня заодно! Потом две недели от маршрутов отдыхал, раны с ушибами залечивал... Но история на этом не закончилась.

   Представляешь, в конце полевого сезона этот волкодав ко мне в лагерь пришел и у дверей моей землянки поселился. Кормил я его с опаской, уж очень свирепый был. Неожиданно чабаны ко мне зачастили: – ..."продай, да продай, породистый, мол, очень"...

Наконец, не выдержал и отдал его за полбарана. Чабан сует мне

веревку: «Свяжи его», – говорит. А пес голову поднял, оскалился и

на меня так выразительно смотрит: «Разорву, мол, дурачок, на части, если сделаешь хоть шаг!» Что делать?

   "Твоя собака – ты и связывай", – сказал я пастуху. Пришлось бедняге самому с ней договариваться. А через два дня

выхожу утром в маршрут и вижу, – псина на своем месте лежит и мордой в пустую миску тычет! Потом еще раза два его покупали...

  – С псами-то можно сладить... – чуть улыбнувшись, промолвила Наташа.

   –А вот если эти двуногие нас догонят, то пощады не жди! Пытать будут. Резвон это делает профессионально... Мужиков кастрирует, или на кол сажает. А женщин, которые ему не угодят, – своему ишаку в жены отдает: Привязывает их туловище к станку в позе, которую предпочитает ишак. Затем приносит ему много хорошей еды. Всё остальное природа матушка делает... Резвон только набдюдает.

   Если не хочет, чтобы животное "растерзало" женщину, даёт ей маленькую плоскую тыкву, с отверстием насквозь, и позволяет надевать ишаку на "орудие труда". Этот ишак так пристрастился, что и ослиц в упор не замечал. Меня однажды тоже отдали, но животное не в духе было. Тогда Резвон одним ударом кулака ишака свалил. Если бы не ты, некоторые из нас уже давно были бы на небесах!

   – Если бы не я? Что-то вы с утра загадками говорите. Что же такого я

натворил?

  – Ты правда ничего непомнишь? Тогда слушай!

   После того, как резвоновские сторожа тебя избили, я думала, что ты до утра не придёшь в себя.

   Лейла сразу забылась. А я не смогла. Да и как заснешь? Знала, что нас ждет! Примерно через час ты зашевелился. Я всё видела, потому что зрение у меня кошачье!

   Потом встал и к сабле пошел. Ухватился зубами за рукоятку...

   –Эфес...

   – Да, за эфес зубами ухватился и со стены снял. Затем уложил оружие на пол и лег на него спиной и, плечами и задом двигая, вытащил из ножен. Веревку перерезал таким же способом минут за пять. Подошёл к шкафу, под которым томились мы с Лейлой.

   Шнур от утюга развязал, меня вытащил и снял верёвки. А подругу оставил связанной. Покопался у нее в веревках, рукой махнул и пошел...

  – Очень на меня похоже, – закивал я и ободряюще улыбнулся Лейле, встретив в окне кабины грустные, очень усталые, но бесконечно милые моему сердцу, глаза.

   – Ты женщина сильная, уверенная, помочь могла моей птичке.

  – Потом ты открыл дверь и ударил кого – то саблей... Бандиты и понять ничего не успели. Во дворе еще одного положил.

  – А потом?

   – Потом мы с тобой вдвоем из ямы ребят освободили. Как только они

наверх вылезли, ты, ни слова не говоря, саблю бросил и в комнату вернулся. Я подумала: «К Лейле пошел», – и за тобой

увязалась, чтобы помочь в чувство ее привести. Очень уж она плоха была. А ты вошел и спокойно на свое место лег и сразу же заснул. Только тогда я догадалась, что ты и не просыпался вовсе. Потом Сергей сказал, что ты ну, этот... Сам знаешь...

   – Знаю. Moondaboy! А что потом?

   – Я Лейлу стала развязывать. Долго возилась. Она сразу к тебе бросилась, припала к груди, а ты на спину перевернулся и захрапел!

   – Старость – не радость! А ребята как? Где Резвон был?

   – Он же сказал, что к жене пойдет. А она на краю кишлака живет.

   Он там дом отстроил. Тебя с Сергеем хотел ей отдать.

   – Зачем?

   – Служить! Верой и правдой. Но перед этим собирался превратить вас в бесполых и бессловесных существ!

   – Я этого не перенёс бы! Странно, почему они оставили нашу машину во дворе? Бери и езжай?

   – Машину негде больше ставить. А оружие ваше у охранников было, забыл что ли?

   ***

   Примерно через час мы остановились. Знатоки в лице Юрия Львовича и Сергея Кирилловича тут же поставили диагноз: "Бензонасос и карбюратор не находят общего языка"... Кое-как проехав еще сотню метров, мы нашли удобное для стоянки место. Дорога просматривалась, на удивление, хорошо. Но я всё равно волновался, потому что знал, на какую жестокость может подвигнуть Резвона наш побег.

Кивелиди с Житником тут же сняли бензонасос и начали колдовать. Я достал аптечку и густо смазал зелёнкой царапины и уколы, покрывавшие лицо и шею Серёги, затем подошёл к Лейле. Убедившись, что с ней всё в порядке, я взял двухстволку и потопал в тыл, глубиной километра полтора.

   Место для засады я нашёл по всем правилам снайперского искусства:

   Разместился на взгорке, за валуном и стал воображать, как ударю дуплетом по шоферу и, сидящему рядом Резвону, когда их машина, натужно ревя, будет преодолевать крутой, почти в 45 градусов, подъем.

Неожиданно погода начала портиться. На северо-западе, над верховьями речушки нависла огромная черная туча. Через некоторое время она закрыла небо, и откуда-то сбоку посыпались первые капли дождя.

«Если эта симпатичная тучка, останется там, то у нас появится шанс дожить до обеда и, естественно, не сесть на кол» – подумал я, собирая капли в ладонь.

   ***

   Моё желание было услышано потусторонними силами! Летучая цистерна была столь тяжела и неповоротлива, что поднявшийся ветер не смог сдвинуть ее с места. Туча застыла, извергая косые потоки дождя в полукилометре от меня. Не прошло и двадцати минут, как вода в реке сначала побурела, а потом и вовсе стала густо-коричневой.

Постепенно поток раздался в ширину и начал подбирался ко мне. Теперь его можно было переехать лишь на «ЗИЛ-131» или на «Урале». И если Юрка починит бензонасос, а в этом я был уверен, то мы оторвемся от преследователей!

   Я продолжал удовлетворенно ловить ртом крупные капли и мечтать о

сытном завтраке, как вдруг из-за поворота появилась машина.

   Тоже "ГАЗ-66", и в ней сидели бабаи с автоматами. Когда они подскочили к бурно клокочущему потоку, Аллах "снизошёл'' к ним! Раздался глухой рокот и через секунду я увидел страшное зрелище: Камни, валуны, растерзанные стволы деревьев, жалкие, жеваные остатки кустарника стремительно неслись, смешиваясь с в жидкой грязью! Прошло несколько минут, в течение которых я стоял с раскрытым ртом, но за это время сель воздвиг мощную плотину, перекрывшую Сардай-Мионе. Ниже по течению струились жалкие остатки мутной воды, не опасные даже для курицы, страдающей водобоязнью.

   Выше – реки не стало! На моих глазах она превратилась в озеро.

В отличие от меня, наши преследователи не стали восторгаться мощью и красотой стихии. Они развернули машину и немедленно уехали. Я же

вернулся к своим товарищам и рассказал о происшедшем.

   – Ну и что теперь? Что мы с этого имеем? – невозмутимо спросил Сергей, продолжая копаться в двигателе. Я терпеливо, словно ребёнку начал объяснять ему:

   – А то имеем, что в ближайшие сутки они будут вещи таскать. Наш друг Резвон тоже. Его дом у самой реки стоит. Когда прорвет плотину, могут возникнуть всякие неприятности. Может и Рамит пострадать. Это в былые времена через пару часов приезжал Вашуров с взрывниками, и еще через три они тихо спускали селевое озеро, предварительно набив все имеющиеся мешки живой рыбой. Представляешь, сколько ее сейчас в ямах ниже плотины?

Начерпал ведром – и порядок! Что с бензонасосом?

  – Тоже порядок! – гордо ответил Житник. – А рыбки бы набрать надо... Что добру пропадать? Мы станем вон под той скалой, приготовим что-нибудь пожевать, а ты и Федя сгоняйте за рыбой.

   Юрка разговаривал со мной ласково. Я тоже не помнил зла. Главное – мы живы и продолжаем путь!

   Я позвал Фёдора, и мы пошли на "охоту". Люблю, когда рыбы много и не надо часами сидеть с удочкой...

   Мы быстро добрались до плотины, но рыбы под ней не оказалось. Её смыло селевым потоком. Пришлось спускаться вниз по реке. Примерно через километр мы нашли заводь, в которой весело кувыркался наш обед.

   Я с азартом ловил всё, что лезло в руки, и складывал в мешок. Федя гонялся исключительно за крупной форелью. Весь мокрый и грязный, он удовлетворённо подмигивал мне, не забывая сказать что – нибудь ядрёное. Когда рыбы набралось достаточно, мы завязали мешок и пошли к стоянке.

   – Вот это рыбалка, ё-моё! Хоть магазин открывай... Отродясь так не кайфовал! –

   Федик, предвкушая чудный обед, радостно щебетал, пока мы карабкались вверх. Я слушал его, и моя неприязнь потихоньку таяла. Чтобы поддержать в себе положительные чувства в отношении урки, я решил рассказать случай из своей, богатой приключениями, жизни.

   – Это что! Вот у меня однажды рыбалка была! В Карамазаре – это рудный район в Северном Таджикистане – у нас продукты кончились. Машина во время не пришла, и мы одни макароны жевали. Наша палатка стояла в русле пересохшей реки. А под корнями вывернутого дерева была яма с водой. Смотрю, а в ней рыбки играют, змейки снуют и ещё всякой живности мелкой не счесть! Чем только я крючок не наживлял, – не клюет! Долго я ходил вокруг да около. Но делать нечего, полез в воду! А рыба такая смелая, – в плавки лезет, щекочет, плавниками колет! Такой азарт на меня нашел, – наловил почти ведро! Дай, думаю, ещё одну достану. Сунул руку в воду, вытаскиваю – змея! Выкинул ее на берег и опять в воду. Вытаскиваю, смотрю – опять змея, а в пасти – маринка,

сантиметров двадцать пять, наверное, только хвост наружу торчит!

«Ах, ты, дрянь этакая, – говорю, – отдай!» – схватил рыбину и тащу за хвост. Змея извивается, но не отдаёт, – самой кушать хочется...

   ...И тут, за спиной, мы услышали характерный звук, означавший только одно: – мы под прицелом взведенного автомата!

   6. Бабек.

   Взглянув в застывшие от страха глаза Феди, я представил его и себя сидящими на колу у бывшего здания сельсовета, на центральной площади Нагза. Я попытался сказать ему что-нибудь, ободряющее, но услышал уверенный и резкий крик:

   – Стой! Рука вверх!

   Мы медленно, не разгибаясь, повернули головы и увидели стоящего на берегу маленького таджика с кучерявой шевелюрой и окладистой бородой.

   – Бабек! – радостно воскликнул я, сразу же узнав своего старого приятеля. – Ты!?

   – Здравствуй, Руслан! Рыбка ловишь? А я тебя поймал! Пойдем теперь.

   – Куда пойдем?

   – К тебе пойдем. Где твой машина? Куда едешь?

   – На Кумарх еду. Дело там есть. Не пыльное, но денежное, как Житник

выражается. И ты нам нужен, мы тебя искали, хотели с собой взять, а нас твой друг Резвон в яму посадил. Пошли к машине. Там все расскажем. Ты только автомат отдай, а то Юрка тебя шлёпнет.

   Бабек, не раздумывая, отдал мне автомат, взвалил на плечи мокрый мешок, сверкающий чешуёй, и мы пошли к машине. По дороге к нам присоединился Житник – он и в самом деле сидел в кустах и наблюдал за нами и дорогой.

Бабек хорошо знал Юрку по полевым работам, но друзьями они не были. У Юрки, по-моему, вообще не было друзей. Но они тепло поздоровались, Бабек был рад знакомому человеку, а Житник – что не пришлось поднимать шума.

Бабек рассказал, что люди Резвона не поедут нас искать. Надо спускать

озеро, да и куда мы денемся? Нас будут ждать – и в Нагзе, и в Рамите, когда мы будем возвращаться.

   – Этот человек сказал, что с вас кожа будет сдирать, а Наташа ишаку без тыква отдаст, – продолжил Бабек, пытливо глядя мне в глаза и старательно выговаривая забывшиеся русские слова. – Вам надо Арху идти. Перевал Хоки пять лет никто не чистил – бульдозер нет, машина не пройдет. А зачем вам на Кумарх надо? Какой дело там есть?

   – Это, дорогой, мы тебе на месте объясним, – усмехнувшись, сказал Сергей.

   – Если хорошо будешь себя вести, А как ты сюда попал? Не с бандитами случайно приехал?

   – Да, с ними. С кем еще? До речка. Потом немнога наверх брод переходил и сюда шёл. Видишь, до сих пор весь сапоги грязный. Им говорил, что вас сторожить буду...