Текст книги "Бег в золотом тумане"

Автор книги: Руслан Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Белов Руслан

Бег в золотом тумане

   Часть 1 ИРАНСКИЙ ПЛЕННИК

   1. Хочу жить.

   Я лежал на спине. Пахло плесенью, мышами, и ещё чем – то, невероятно знакомым. Голова раскалывалась от боли. Кое – как раскрыв глаза, я попытался рассмотреть местечко, куда меня занесло, но ничего не увидел. Темнота, тошнота и неприятные ощущения в животе давали пищу для размышлений:

   "Сколько верёвочке не виться, а конец близко!" – вспомнил я любимую присказку соседа по площадке дяди Васи и понял: "Настал и мой черёд уйти в небытие...

   Ну, уж дудки! Буду землю грызть, но выберусь отсюда!"

   Желание "жить и работать" овладело мною так сильно, что я тут же вскочил и начал искать выход из своего логова. Запнувшись – упал, ударился головой о камни и отключился. Но подсознание продолжало работать. Сначала оно бросило меня в прошлое, надеясь там найти причину моего жизненного фиаско, затем передо мной замелькали кадры настоящего, которые внезапно оборвались, щадя моё надломленное самолюбие, и я вспомнил, что уже испытывал нечто подобное...

   ***

   Поздней осенью мы шли через Гиссарский хребет. Радиограмма, принятая накануне, предвещала снег, ветер и резкое понижение температуры. Проскочить перевалхотелось как можно быстрее. В долине нас ждали друзья, жёны, дети и развлечения.

   Обильно падающий снег прилипал к подошвам. Уже через час ноги «налились свинцом». Руки окоченели. Рюкзак камнем давил на плечи и спину... Хлопья снегакружились вокруг меня в диком хороводе. Казалось, что я нахожусь в эпицентре смерча. Несколько часов борьбы со стихией измотали меня.

   Я совершенно обессилел и желал только одного – лечь и заснуть, но продолжал идти. Шаг, ещё один, ещё...

   Внезапно буря прекратилась. Я огляделся. Где все?! Куда меня занесло?! Тишина подавляла. Один, совершенно один! Мой крик был пронзительным и жутким!

   Полчаса спустя, я увидел группу медленно бредущих товарищей. Потом мы часто вспоминали этот переход. Не все. Только те, кто остался в живых...

   ***

   Очнувшись, я шевельнул руками, ногами – боли не было. Тошнота прошла. Я поднялся и начал изучать своё пристанище. Прощупал дно, стены, потолок. Работа шла медленно, но через полчаса я уже знал, что представляют собой мои "апартаменты". Это была яма объёмом не более трёх кубических метров.. Обитель прикрывала автомобильная дверца, придавленная чем – то тяжёлым. Попытки приподнять её, оказались тщетными! Я сел на дно и заставил себя успокоится. Так!

   Я нахожусь в древней выработке! Эти штольни соединяются друг с другом узкими проходами и тянутся длинными цепочками вдоль рудных жил. Значит, рядом должна быть точно такая же яма! С упорством, достойным крота, я начал искать выход. Не прошло и десяти минут, как мои пальцы нащупали место с необыкновенно мягким грунтом. Я начал разгребать его. Работал, как заведённый. Желание жить подвигло меня на необыкновенную производительность. Часа через два я уже мог протиснуться в отверстие, ведущее к свободе!

   Медленно продвигаясь по тоннелю, я понимал – это единственный шанс, дарованный мне богом.

   Мозг от нехватки кислорода работал с перебоями. То и дело он выхватывал фрагменты событий, в которых я приносил невероятные страдания своим родным и близким...

   Только сейчас я отчётливо понял, что был не лучшим сыном, мужем, отцом и другом! Внезапно пробудившиеся угрызения совести не позволили мне потерять остатки самообладания. Надо выбраться отсюда и у всех попросить прощение! И у живых и у мёртвых!

   ***

   Большинство моих, безвременно погибших друзей и коллег отправлялись к праотцам быстро и без рассуждений. Я вспомнил гибель друга Витьки – Помидора. Его накрыло глыбой весом около тонны. Когда её подняли – мы сняли шапки перед кровавым месивом. Это было всё, что осталось от весельчака и балагура – Виктора Петровича Кряжева.

   А Борька Крылов? Полез на отвесную скалу, чтобы проследить рудную зону. Летел вниз три секунды! Врачи с санитарной вертушки сказали, что он умер в полёте от разрыва сердца...

   А о гибели взрывника Саваттеича, я написал сценарий – миниатюру. Да простят меня почитатели современного кинематографа, я не дал сказать главным героям ни слова!

   Если бы у меня было достаточно денег, я непременно пригласил наших звёзд, чтобы снять фильм в память о своём друге Семёне Саваттеивече Кузнецове.

   Жена – Вера Алентова.

   Друг жены – Александр Панкратов – Чёрный.

   Семён – Иван Бортник.

   Старушки, подростки, дети – танцоры из шоу балета "Тодес".

   Режиссёр – Михаил Козаков.

   Оператор – Юрий Векслер.

   Фабула: Женщина и двое мужчин образуют вульгарный любовный треугольник. Развязка полна экспрессии и драматизма:

   Картинка первая.

   *ЦУ Оператору: Попеременно брать крупным планом резвящуюся парочку и глаза мужа.

   Скромная до слёз квартирка. Гостиная, она же спальня. Диван эпохи первых пятилеток. На нём двое. Поза номер 5 по Камасутре. За играми парочки наблюдает мужчина. Это – неожиданно вернувшийся из экспедиции муж, то есть Саваттеич. То, что он видит – потрясает его до глубины души. Его губы беззвучно шепчут: " Эх! Маруся, Маруся " Парочка увлечена сменой позы номер пять на позу номер семь и не замечает Саваттеича.

   Картинка вторая.

   *ЦУ Оператору: Показать идиллическую картину взаимоотношений между соседями во дворе многоквартирного двухэтажного дома. Заострить внимание на клумбе с цветами. Общим планом: старушки на лавочке, дети в песочнице, подростки, играющие в дурака. Наезд камеры на Саваттеича...

   Рогоносец выскакивает во двор и мечется, сшибая всех на своём пути. В глазах детей испуг, старушки помоложе, щерясь, зазывают бедолагу в гости. Пьяненькие подростки пытаются залезть на тополь, чтобы всё увидеть своими глазами. Звучит музыка из оперы Жоржа Бизе "Кармен". Тема: Тореро и Кармен. Вокруг Саваттеича образуется круг. Дети, подростки, старушк – все кружатся в вихре танца. Но Саваттеич ни на кого не обращает внимания. Он кусает себя за указательный палец, приходит в себя, находит досточку, подпирает ею дверь своей квартиры, садится на скамеечку, закуривает, достаёт боевик, осматривает, тщательно снаряжает, затем спокойно поджигает и бросает в окно спальни. В это время, Серафима Митрофановна вкушает сладкие плоды греха в позе номер 11 по Камасутре.

   Картинка третья.

   *ЦУ Оператору: Очень крупным планом: глаз Саваттеича и дырки на носках соперника.

   Однако промахивается! Бросает второй раз – опять осечка! В третий раз мечтает бросить, а боевик – то над головой и взрывается! Частьи тела висят на тополе и лежат на клумбе...

   К форточке спальни прицепился глаз. Эдакое, недремлющее око... Тихо звучит музыка: Финал. Из той же оперы.

   Парочка продолжает упражняться в позе номер 14 по Камасутре.

   Конец.

   *ЦУ – ценные указания.

   Симочка искренне горевала по мужу, но время не река – вспять не повернёшь! Грустные воспоминания придали мне сил: Тоннель расширился, и я вывалился в точно такую же яму, только ничем не закрытую! Надо мной сияли звёзды, свежий воздух пьянил. Как же я здесь очутился? От кого бежал? От себя или от Веры?

  – Восток – дело тонкое.

   В институте Геологии, на кафедре аэрокосмических исследований появилась сотрудница – обаятельная, эрудированная, с элементами западного воспитания. Белоснежка – ни дать, ни взять! Чтобы произвести на неё впечатление, мы с Сашкой Свитневым не жалели сил. Во – первых: мы забросили свои диссертации. Во – вторых: мы предупреждали каждое её желание. В – третьих: два гнома ростом сто восемьдесят сантиметров с хвостиком влюбились!

   Однако наши потуги совсем не трогали Верочку. Тогда мы решили удивить её: Открыв бутылку "Ройяля", мы мгновенно испили её содержимое до дна. Глаза у дамы буквально слетели с орбит, когда мы, занюхав выпитое замусоленным сухариком, начали искать по карманам деньги на вторую порцию огненной воды. Обнаружив сорок семь копеек, мы искренне расстроились, обнялись и запели: "Ой, мороз, мороз не морозь меня!"

   Описываемые события происходили летом, мы с Шуриком были трезвы, как космонавты, потому – что на самом деле пили противную хлорированную воду из-под крана, но это не мешало нашему куражу.

   Часто мы поили Верочку "эликсиром вечной молодости, приготовленным из колосков овса, выращенного на моём подоконнике, с использованием естественной органики". На самом деле – это был трижды женатый чай.

   И, наконец, я подстригся! Мои обнажённые уши являли собою зрелище, имевшее успех у слабого пола. Однако, на этот раз " Акелла" промахнулся. Но мы со Свитневым не "сломались". Выдумки продолжали сыпаться из нас, словно мука из сита. Но в один прекрасный момент я понял: Тактику надо в корне менять!

   Маска Арлекино была сброшена, вместо неё "появился несчастный Пьеро"...

   Я выждал подходящий момент и поведал девушке о "трагедии, разыгравшейся, много лет назад, в нашей семье":

   "Вернувшись из очередной экспедиции, мой папа занялся любовью с мамой. Через девять месяцев родились близнецы. Я и моя сестрёнка. Видимо нам с сестрой было тесно во чреве мамы, потому что мои уши оказались сросшимися с пятками сестры. Оказалось, что за год до нашего появления, папа искал и нашёл урановое месторождение. И, конечно же, получил "дозу"...

   Но маме ничего не сказал, так как подписал соответствующую бумагу...

   Верочка слушала меня, затаив дыхание! Из её прекрасных глаз текли слёзы! А я продолжал срывающимся от волнения голосом...

   К какому бы медицинскому светилу не обращались, убитые горем родители, – от всех получали отказ! Мама слегла, отец запил! Тогда сосед по площадке дядя Вася – фронтовик, прошедший войну от звонка до звонка, потерявший правую руку при форсировании Эльбы, наточил трофейную бритву, изготовленную, по его словам на заводе Круппа в цехе ширпотреба, продезинфицировал её и своё нутро, перекрестился и, двумя уверенными взмахами левой руки отсёк мои уши от пяток сестры"!

   На следующий день Сашка сказал мне, что почти поверил про уши и дядю Васю. А Белоснежка стала ласковой, словно мать Тереза. Я часто ловил её нежный взгляд, направленный на мои "лопухи" и тихонько млел. Мы начали встречаться. Наша идиллия закончилась бряцаньем цепей Гименея. Вскоре Вера подарила мне хорошенькую девочку Полину Руслановну. Мы были счастливы и беззаботны.

   Шёл 1991 год. Наступило смутное время. Наш семейный бюджет стонал от перегрузок. Приходная часть стабильно стремилась к нулю, а расходную зашкаливало, и переломить ситуацию не представлялось возможным. В семье начались ссоры. Жена и тёща настаивали на прекращении моей научной деятельности, так как не видели в ней никакой перспективы. Они нашли для меня работу на рынке. Я позволил себе не согласиться с их предложением, собрал чемоданчик, попрощался с дочкой и ушёл.

   ***

   Буквально через полгода мне крупно повезло. Я заключил десятимесячный контракт с частной геологической фирмой, исследующей геологический потенциал Ирана. Несколько дней спустя, я прилетел в Тегеран. Встретили меня так, словно я был родной племянник Саддама Хусейна. Мне, осколку развитого социализма, определили оплату в размере полторы тысячи баксов в неделю. Я был потрясён щедростью фирмы и готов был свернуть горы в буквальном смысле!

   Прежде всего, меня познакомили с достопримечательностями столицы. Я восхищался красотой храмов и мечетей. Побывал у могилы аятоллы Хомейни. Его тело покоится на солдатском кладбище. Могила отличается от других роскошью и величием. Кладбище новое. На нём захоронены, погибшие за дело революции, молодые иранцы. История повторяется...

   ***

   На следующий день, после знакомства с коллегами, я принялся изучать фотоснимки территории Ирана, сделанные с космического спутника Лансдат. Этот американский фоторобот сканирует территории стран. Заинтересованные фирмы и государства покупают информацию за приличные деньги. А такие товарищи, как я – разгадываем приобретённые ребусы. Местные геологи – эрудированные ребята. Я быстро освоился, и мы часами сидели за компьютером, ломая голову над загадками, преподносимыми матушкой природой. Я немного говорил по-английски и на фарси. Как – никак родился и вырос в Таджикистане. Иранцы хорошо говорили на двух – трёх языках. Их образованности я завидовал и старался быть с ними на "уровне".

   ***

   Через неделю приехал ещё один специалист из Москвы – Сергей Егорович Удавкин.

   Он уже работал здесь. Профессионал старой закваски. С тихим голосом и глазками – буравчиками. Я сразу окрестил его "Человеком в футляре". Но сильно ошибся! Это был футляр без человека! Мы с первого дня не понравились друг другу. Он не понимал, как это мне за столь короткое время удалось завоевать симпатию и уважение иранских коллег. Мою эмоциональность он воспринимал как нечто неприличное. Мой ритм жизни раздражал его настолько, что он неоднократно делал мне замечания. Но я помалкивал. Понимал, что наши ссоры лишь навредят общему делу. Однажды Сергей Егорыч в порыве неприязненности процитировал мне отрывочек из басни дедушки Крылова:

   "Какие у тебя, Руслан, ужимки и прыжки! Я удавился бы с тоски, когда бы на тебя был чуточку похожим"! Меня рассмешил его выпад. Я добросовестно пытался подобрать приличные слова, которые могли бы раз и навсегда убедить этого старикана в том, что я не собираюсь равняться с ним. "Ехать по его узкоколейке" мне не хотелось даже во сне! У него своя судьба, у меня – своя.

   За те несколько секунд, что я унимал ярость, вспыхнувшую в моём продолговатом мозге, он шипел, не скрывая ненависти, что похоронит меня здесь в Иране.

   Каким – то шестым чувством я понял, что Егорыч не шутит!

   Как скоро он собирался исполнить задуманное – я не знал и не хотел знать! Я просто работал. Задача была непростой: Найти промышленное месторождение золота. Хотя бы 1 – 2 грамма на тонну руды. "Найдёшь металл – купим тебе хорошую машину" – не раз повторял мой шеф Али Захир.

   ***

   Иранское нагорье открыто всем ветрам. Лишь случайно можно наткнуться на оазис или полуразвалившуюся кибитку скотовода. Рядом проходит граница с Пакистаном и Афганистаном. Оттуда контрабандисты везут наркотики, ширпотреб и недорогую, бытовую электронику. Обратный груз – бензин. Ночью граница открыта для всех, кто хочет подзаработать. Бензин везут в двухсотлитровых бочках, прицепленных к автомобилям. Тойоты и джипы мелькают словно мыши.

   Местные власти предостерегали нас: "Не связывайтесь с челноками! Убьют, спрячут, никто не найдёт!" Но "бизнесмены" не тратили своё драгоценное время на русских геологов. У них были заботы другого плана: Их интересовала тара любого калибра, поэтому они частенько перекидывались парой фраз с нашим водителем Ахмедом, который, подкинув нас к очередному шурфу, сидел перед маленьким костерком и курил. Мой напарник Фархад говорил, что Ахмед курит опиум. И вправду, посидев у костра, тот становился либо очень разговорчивым, либо очень хмурым. А когда вёз нас обратно, то здорово встряхивал или даже опрокидывал старенького "Лендровера". Случалось, во время движения что-нибудь терялось, например, колесо или кардан. Мы привыкли к фейерверкам, вызываемым замыканием клемм и грохоту, срывающегося с насиженного места, аккумулятора. Несмотря на свое пристрастие к "дури", Ахмед был неплохим парнем.

   Моя жизнь в Иране текла довольно размеренно: Работа в офисе, экспедиции за пробами, редкие дружеские беседы с коллегами, изучение английского языка, отдых. Это продолжалось до тех пор, пока местные власти не организовали крестовый поход против наркотиков и тех, кто способствовал их распространению среди населения. Они согнали к границе солдат, сделав жизнь контрабандистов невыносимой. Их семьи теряли единственный в этих краях источник дохода. В стране ввели полувоенное положение.

   Кампания по борьбе с наркобизнесом преподнесла нам некоторые неудобства. Фирме пришлось каждый раз оформлять разрешение на экспедицию в интересующее нас место.

   Однажды я заметил около Ахмеда маленького, небрежно одетого

человека. Он что-то оживленно говорил, а Ахмед отрицательно качал

головой. Подозвали меня. Иранец без предисловий предложил мне содействовать в транспортировке наркотиков от границы до Захедана. Знал наверняка, что нашу машину никогда не обыскивают на шлагбаумах.

   Мужчина быстро говорил, а Ахмед переводил: "За это тебе будут давать опиум, много опиума, деньги, а также предоставят свое радушие... Но если ты откажешься, тебе отрежут уши"...

   Отрезание, каких – либо жизненно важных органов, часто используется у здешних, мафиозно – племенных боссов в качестве радикального средства убеждения. Мне об этом рассказывал шеф. Учитывая то, что к наркотикам я полностью равнодушен, и к тому же здесь, в Иране за торговлю ими положена смертная казнь, я предпочёл потерять свои уши. Тем более, мне не привыкать! ( Сейчас я расскажу правду и ничего кроме правды о них!) В десятом классе я громко хлопнул дверью кабинета физики, и через мгновение на меня полетели осколки наддверного окошка. Все – мимо, кроме двух, упавших точно на мои "пельмешки". Пришивал молоденький хирург, но получилось почти "от Кутюр"!

Правый граммофончик тесно прижат к черепу, а левый – изящно оттопырен. С тех пор, чтобы не пугать девушек, я ходил элегантно – лохматый. Так что предстоящая операция меня почти не взволновала. Тем более время её исполнения определено не было.

О своем решении я жестами сообщил Ахмеду.

   – Иншалла, – протянул он разочарованно и что – то сказал мужичку.

   Видимо, для исполнения угрозы, контрабандистам необходимо было с кем-то посоветоваться, и меня пока оставили в покое.

   Вечером я рассказал Сергею Егорычу о предложенном сотрудничестве. Неожиданно, тот повёл себя странно. Пока мы разговаривали, меня не покидало ощущение, что он провоцирует меня заняться криминалом...

   – Глазки – то горят, Руслан! Но ты боишься!

Но я не боялся! Напротив, ощущение надвигающейся опасности будоражило меня. Тем более, Егорыч обещал, что это будет последнее в моей жизни Геологическое Поле.

   – А что Вы так переживаете? – спросил я, искренне удивившись.

   Я ем хурму, а рот вяжет у вас? Удавкин не унимался, изображая строгого товарища:

   – Если ты ввяжешься в это дерьмо, не просчитав все варианты, то всех нас за собой потянешь! Без исключения!

   Сделав физиономию, а ля Луи де Фюнес, я пообещал быть честным и достойным сыном своей Родины.

   Сергей Егорыч наточил свои глазки – гвоздики и пронзил меня до самых лопаток:

   – Молодец! Но надо быть хитрее... А ты уж очень прост... А, может быть, прикидываешься?

   Я валился с ног от усталости, и не стал вдумываться в его слова. А

надо было!

   Прошло несколько дней после встречи с наркоагентом, и я стал забывать неприятную встречу.

   Как-то вечером, Фархад, Ахмед и я возвращались на базу. Настроение у всех было приподнятое. Я обнаружил участок, который тянул на хорошее медно - порфировое месторождение. До трассы оставалось несколько километров пути. Неожиданно наша машина остановилась. Ахмед вышел и через минуту доложил, что передние колёса сидят в глубокой канаве. В принципе, мы должны были въехать в нее на полном ходу с последующим окончательным развалом «Лендровера» на составные части, но к этому времени у нас уже была сломана рессора, и мы еле тащились. Все как в кино, только вместо бревна или поваленного дерева – траншея. Когда мы вышли из машины осмотреться, нас окружили какие – то люди. Фархада чем-то ударили, и он упал в придорожный куст. Меня свалили на землю, связали и понесли куда-то мимо Ахмеда. Он, заметив мой укоризненный взгляд, развел руками.

   После трехчасовой езды по ночной пустыне, мы прибыли к "месту

назначения". Меня бросили в загон около большой войлочной палатки. Когда мои глаза привыкли к темноте, я обнаружил рядом с собой симпатичного белого верблюжонка.Он был красивый и грустный... Его большие, влажные глаза светились недетской мудростью, Я знал, что этому одногорбому «чуду» надо понравиться. Они не любят, когда к ним притрагиваются, или делают резкие телодвижения. Рассердившись, этот малыш может запросто убить или покалечить резким ударом изящной ножки. Пообщавшись несколько минут с юным кораблём пустыни, я уснул.

   Ранним утром следующего дня двое мужчин подтащили меня

к небольшому костру, у которого уже сидело несколько человек. Не торопясь, развязали, налили чаю, дали кусок лепешки и куриную тушку с оторванными конечностями.

   После трапезы один из них взял в руки нож и стал мне что-то говорить. В его речи часто повторялось слово "гуш", что на фарси означает ухо. Я понял, чего сейчас могу лишиться и, надеясь, что они ограничатся одним ухом, принялся вспоминать, какое из них оттопырено. Вспомнив, что левое, я повернул голову нужной стороной к незамысловато вещавшему и красноречиво жестикулирующему бандиту. Мысли мои метались, руки нервно теребили связку

камешков, в которых я не так давно искал золото... (Всякий геолог, отколов образец, изучает его с помощью лупы, затем связывает длинной крепкой капроновой нитью в гроздь, которая всегда болтается у пояса.)

   Внезапно я вспомнил фильм, где с помощью зеркал бы сожжён корабль. Я вынул из кармана лупу, поймал солнечный луч и начал нагревать голень правой ноги. Кожа под лупой покраснела, затем почернела и начала дымиться. Не торопясь, стиснув зубы, я расширил пятно до размеров мелкой монеты, а затем с пафосом начал выжигать следующее...

   Вглядываясь в лица моих похитителей, я увидел ужас и отвращение,

смешанные с удивлением, Один из них – толстощекий и довольно высокий подошел ко мне, охватил своей лапой запястье моей левой руки и повернул так, как будто хотел измерить мой пульс. Другой своей граблей он схватил лупу и стал собирать пучок света в основании моей

кисти. Но у больших мужиков обычно слабые нервишки! И очень скоро шипение, и запах горящей плоти остудили его садистское любопытство. Дырка получилась совсем маленькой и на глазах затянулась. Фокус удался. Про уши никто и не вспомнил!

Разбойники связали меня, грубо забросили в кузов синей облупленной «Тойоты» и повезли в горы. Машина долго петляла среди невысоких, выжженных солнцем холмов. Любуясь ими, возможно в последний раз, я вспоминал Верины пирожки...

Наконец, бандиты остановилась. Меня вытолкали из кузова и поставили на ноги. Я пытался сказать нечто остроумное или, по крайней мере, жизнеутверждающее, но, получив сзади сильный удар в голову, отключился...

   3. Главное – не открывать глаза. Удавкин пожаловал в гости. Предсмертная проповедь.

   Утро принесло мне новее заботы. "Что же делать? – думал я, прислонившись лбом к холодному камню. Как выбраться из штольни? И почему меня так тошнило ночью?

И вдруг раздался знакомый высокий голос.

   – Как поживаешь. Руслан?

   – Сергей... Егорович? – Я не верил своим ушам...

   – Да, это я, – явно улыбаясь, ответил мой бывший напарник.

   С Фархадом. Напугал ты нас. Приоткрыли яму – в стенке дыра, тебя нет!

   Нехорошо! Сначала думали, что ты ушел, не попрощавшись. Но когда стон

   услышали, сразу успокоились, потому что знаем: Джентльмены

   сермяжным способом не уходят! А ты, я знаю, причисляешь себя к этой породе!

   Ведь так? Кстати, нам вчера анализы пришли из Еревана.

   В одной твоей пробе золота полтора грамма на тонну.

   И меди почти два процента.

   Я молчал. Да и о чём было говорить с людьми, предавшими меня?!

   Егорыч, зная о моей любви к "ораторскому искусству", забеспокоился:

   – Дорогой, а ты не глубоко зарылся? Слышишь меня?

   Я стиснул зубы и постарался ответить спокойно:

   – Слышу. Так Вы заодно с наркомафией?

   – Заодно, не заодно. Какая тебе разница?

   – Никакой, – подумал я и замолчал...

   – Ты говори, говори, – попросил Удавкин, что-то отбивая молотком.

   – Проси что пожелаешь!

   – Не дождётесь! – Я решил ограничиться односложными ответами.

   – Вот ты всегда так. Знаешь что Руслан? Хочу тебе посоветовать...

   Помочь, так сказать, обрести покой...

   "Ты можешь заснуть, и сном твоим станет простая жизнь!"

   Представь себя отшельником – легче будет. И про жизнь свою

непутевую подумай... Вслух! Возможно, и поймешь, почему в эту

   яму попал. А я буду дразнить тебя Чумазым Заратустрой!

Сергей Егорович чувствовал, что достает меня. Это придавало ему

   силы для продолжения истязаний. Подошел Фархад. Удавкин что-то

   сказал ему на английском языке и радостно засмеялся...

   А я, чтобы не сойти с ума, начал шептать...

   ...Не бойся боли души и тела... Боль – свидетельница твоего бытия... Очисти свою душу – зависть и злоба сминают день и отравляют ночь, гнев и гордыня – пыль и сор, они закрывают солнце..."

   – Медленнее, Руслан! И громче, – услышал я отдаленный голос Удавкина.

   – Я старый и глухой человек не все слова различаю. Ты с выражением говори.

   – Вы меня сбили! – сказал я спокойно. – А что, Фархад с вами?

   – Со мной! Он на тебя очень обижен...

Всё верно! Фархад замечательно работал на компьютере, но не было у этого высокого, улыбчивого иранца азербайджанского происхождения страсти и азарта настоящего геолога.

   Любые изыскания - это детектив, остросюжетный и динамичный. То, что ты ищешь, спряталось глубоко в недрах земли! Или высоко в горах под ползучими ледниками. При этом оно не забыло разбросать повсюду вещественные доказательства. Их надо найти, собрать воедино, тщательно проанализировать и принять решение. И, только потом – ножами бульдозеров, стилетами буровых скважин, скальпелями шахт и

штолен довести «Дело всей жизни» до логического конца...

   Да, не горел Фархад на работе... "Я – петрограф, а не осёл" - говорил он, когда нужно было напрячься и пройти пару километров с грузом. Часто приходилось идти одному. Когда усталый и злой, с тридцатью килограммами проб в вещмешке и еще двадцатью в штормовке, я приползал в лагерь, – Фархада, как обычно, ещё не было. Правда, когда он появлялся – всегда просил прощение! Да и в других, менее обременительных маршрутах его больше интересовала безопасность от лихих людей, чем прослеживание рудной зоны от начала до самого конца.

   – Эй-эй! Ты чего? – не выдержав паузы, заволновался Удавкин.

   – Ты чего молчишь? Не умер?

   "".Не спеши, послезавтра – смерть. Улыбнись правдолюбцу и помири его с лжецом; братьям – близнецам не жить друг без друга. Обида глупа как обидчик.

Улыбнись скупому – он боится умереть бедным и меняет этот день на фальшивые монеты. Улыбнись подлому, – он меняет свет дня на темень своей души. Улыбнись им и себе в них и отведи глаза на мир. Послезавтра смерть, а эавтра – её преддверие. Живи сегодня и здесь... И жизнь станет бесконечной!

   ***

   ...Когда же я умирал в последний раз? Очень давно! От перитонита... Приступ начался дома. За пару часов я похудел на четыре килограмма.

   Мама вызвала скорую помощь. Все остальное – словно в

страшном сне. Когда я очнулся, вокруг меня кружились желтые, но веселые и жизнерадостные люди. Я же, белый, как полотно и прозрачный, словно китайский шёлк лежал без движения и не мог понять, где я и кто я. Мама мне после рассказала, что на второй день моего присутствия в гостях у приёмных детей Гиппократа, появился какой – то старичок.

Оказалось, что он – бывший врач-инфекционист. Ему, видите ли, дома не сиделось... Походил везде, слюной побрызгал. На меня наткнулся...

   Всмотрелся в моё лицо и говорит лечащему врачу: "Везите-ка этого атланта в операционную... Ну, ежели в дороге помрет, сворачивайте в морг... У этого "красавца" обширный перитонит с интоксикацией!

   Волшебники в белых халатах засуетились, и уже через неделю я гонял на велосипеде с друзьями.

   ***

   Так, что там у нас с проповедью? Надо бы что-то о жизни и смерти вспомнить!

   ...Чтобы жить, надо умирать, чтобы иметь, надо терять. Надо пройти весь путь, зная, что он ведет в никуда, и, следовательно, бесконечен...

   – Ну, слава Богу! – донесся до меня голос Сергея Егорыча

   – Тебя, Руслан, почти полчаса не было. Фархад мне уже на небо

пальцем показывал. А фразочку «чтобы иметь, надо терять» – это ты загнул. А «чтобы жить, надо умирать» – это правильно! Молодец, что рассматриваешь словоблудие Ницше, как руководство к действию!

   – Чем Вы недовольны, коллега? Для Вас все складывается наилучшим образом.

   – Да нет! Не все. Мучаешься ты как-то не так. Может быть, я

мешаю? Чуть раньше, ты более естественно стонал. А сейчас – из рук вон плохо...

   – Привыкаю... Кстати, спасибо, что вы не курите. Меня мутит и выворачивает при одной только мысли о сигарете!

   Удавкин, словно ожидал моего признания. Ласковым голосом, не терпящим возражений, он проворковал:

   – Фархад. голубчик, принеси, пожалуйста, сигареты. И, смотри,

зажигалку не забудь. Минут через пять мучитель стал прикуривать сигареты и бросать на дно ямы. Несколько из них упали мне в ладони, другие провалились в щели междумоим торсом и камнем. Я закричал от удачи, а Егорыч это понял по своему, и тут же заметил, что рад содействовать моему хорошему самочувствию. Зажжённые сигареты приятно щекотало тело, уставшее от однообразной боли, Сладковатый дым входил в легкие давно забытым кайфом. Я представил себя, лежащим после плотного обеда, в тени Лендровера:

   Я медленно и глубоко затягиваюсь, сосуды головного мозга наполняются до боли родным веществом и превращаются в тонюсенькие иголочки... Они проникают в каждую клеточку, боль утихает, мысли становятся ясными, а ситуация не

такой безнадёжной...

   ***

   – Ну что, не стало лучше? – спросил Удавкин, громко откашливаясь и возвращая меня к действительности...

   – Слушай... Егорыч! Чем я тебя так достал? Ты измываешься, как

   будто я тебе яйцо оторвал. Хотя черта с два тебе их оторвешь! Отбить только можно Ты же из камня!

   "...Ты бежишь от жизни, но прибежать никуда и не к чему не можешь. И устало прячешь голову в сыпучий песок повседневности. Хоть дышишь ты там неглубоко, но секунда за секундой песчинка за песчинкой замещают твои легкие, твое живое мясо, твой еще сопротивляющийся мозг, твои еще крепкие кости. И вот ты уже каменный идол и лишь иногда твои, не вполне остекленевшие глаза сочатся, не умеющие умереть в тоске о несбывшемся..."

   Господи! Кому я читаю? Я замолчал и тут же ощутил невыносимое чувство голода. Сколько времени я подавлял свои естественные желания?

   ...Моя фантазия усадила меня за дастархан. На нём красовались:

   Люля-кебаб, листы лаваша, плов с барбарисом и виноградными усиками самбуса, бешбармак. Я представил, как беру ромбик вкуснейшего вареного теста, заворачиваю в него маленький кусочек желтенькой картошечки, чуть – чуть баранины и красненький ломтик морковки. А маленькие кусочки прозрачного жира плавают в самбусе и так похожи на жемчужины!