Текст книги "Бег в золотом тумане"

Автор книги: Руслан Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

   – Что, что... Ясно, что! – просипел я, садясь рядом с ним. В этот момент я понял, что испытывал Федя несколько лет назад. Но быстро взял себя в руки и начал изощряться в стёбе, чтобы не "съехать с катушек":

   - Да! Прекрасный материал для серии научных статей! Жирные заголовки во всех газетах:

   "Найден самый крупный в Мире Золотой Самородок – Плита Фредди - Чернова – Кивелиди!", "Триста Килограммов Золота Передано Правительству Таджикистана!"

   Или, ну все это к черту? Давай похороним свою известность, продадим Золотого Тельца и спустим всё в казино на Канарских островах!

   Серега молчал.

   – Вижу, ты не согласен! А жаль! Кстати, назвать самородок

   Плитой Фредди – Кивелиди – Чернова не скромно! Значит, будем взрывать! И немедленно, архисрочно! Хочу сию минуту набить этим карманы! Но, знаешь, жалко портить... Такая красота. Если потом я все потеряю, и черт с ним, не жалко, то одних воспоминаний об этом великолепии хватит, чтобы ни о чем никогда не жалеть!

   – Да, ты прав! Наконец – то к Серёге вернулось сознание и речь.

   – Глаза слепит, но душу почему – то не греет... Возни будет много. Не кварц же с собой везти. Надо отпалить здесь пару раз, посмотреть, что дальше будет, а потом – ручная разборка. Здесь, я вижу, можно довольно легко выдолбить три-четыре шпура.

Оторвет на метр почти. Больше аммонита заложим, – больше

искрошит, а нам это на руку. Я этим займусь. Пошли наверх!

   – Иди один. Я подберу пока то, что лежит. Потом накроет

оторванной породой и придется разгребать. А с сушеными что будем делать?

   – Давай здесь их оставим. Слушай, а если там наверху уже гости из кишлака пришли?

   – Притащим их сюда,– скажем, что золота навалом. На всех хватит...

И уже не обращая на меня внимания, Сергей опустился на корточки, вытащил из-за пазухи карманный фонарик и начал выискивать в кварцевом крошеве мелкие самородки и складывать их в мешочки. Я тоже не мог отказать себе в этом приятном занятии. Заодно мы немного поговорили о возможных поворотах событий. В меру утолив свою алчность, я вышел из рассечки, взял на руки совсем легкого Васю и снес его к забою штольни. Другого покойника решил отнести туда же по возвращении.

***

   Яркий, слепящий солнечный свет, приятное тепло земли, свежий воздух и подпирающие голубизну неба заснеженные горные цепи встретили меня как никогда радостно. Люблю выйти к ним из затхлой тесноты и мрака штолен, сесть на подвернувшийся камень, отереть руки и спецовку от приставшей рудничной грязи, закурить помятую сигарету!

   Чай уже был готов. В тарелке аппетитно румянились сурчиные конечности. На камне, брезгливо отвернувшись от этой пищи богов, сидел с кружкой чая Нур – наш бывший пекарь из Дехиколона.

Итак, долгожданная торжественная встреча с коренным населением

состоялась! Кроме Нура пришел еще один местный, как выяснилось позже – школьный учитель. Его я не знал. Степенный, широкоплечий, с цепкими немигающими глазами. Его лицо говорило о достатке интеллекта и мужества.

Наверно учит письму и устному счету две дюжины разновозрастных детишек и нескольких взрослых... Мы похлопали друг друга по плечам, расцеловались трижды и сели поговорить.

   За чаепитием они сказали, что через несколько дней сюда пригонят отары. А пока в округе пасётся только местный скот. И вообще,

   пришлые пастухи хорошо вооружены, а в кишлаке оружия нет. Я сообщил Нуру, что в этом году здесь и на Кумархе будет работать небольшая геологическая партия, и что рабочих из местных, мы брать не будем. Но лично его, если он не боится работать в заброшенных выработках, я возьму, с оплатой баксов в пятьдесят. Потом я ему поведал, что в штольне кто-то есть: в конце ее я слышал какие-то голоса и потому убежал.

Нур конечно подумал, что я его проверяю на смелость. Геологи – горняки всегда любили байки о подземной нечистой силе. Он сказал, что не боится ничего и может пойти со мной. Попив чаю, мы пошли к лазу в штольню.

   – Ну, что? Пойдем, посмотрим?

   Нур счел, что за пятьдесят баксов можно проявить безрассудство и

   согласился. Я сунул ему в руки зажженный фонарь и пустил первым.

   Это было кино! Как мы и договаривались с Сергеем, лишь только в штольне появились фонарь и голова Нура, из темноты восстал высушенный покойник и надвинулся на бедного пекаря. С диким воем Нур выскочил из лаза наружу на четвереньках задом наперед и заметался по промплощадке, пока не уткнулся ногами в костер и не опрокинул чайник с кипятком.

   Ожегшись, Нур заорал еще громче и тут же сорвал голос. Его безумные глаза ничего не видели, он ничего не слышал и не чувствовал. Мы, посмеиваясь, уложили его рядом с безмятежно спящим Федей. Житник тут же смотался за родниковой водой и вылил её Нуру на голову. Через

   некоторое время из штольни вышел Сергей. Подойдя к нам, он поздоровался с учителем, и удивленно спросил:

   – Что случилось? Что с вашим товарищем?

   – Вам лучше знать! – ответил учитель, внимательно глядя в глаза Сергею. Тот присел напротив Нура, обхватил его за плечи и стал с тревогой спрашивать:

   – Что с тобой, дорогой? Почему болеешь?

   – Я в штольня видел мертвый, черный, сухой человек! Он меня за горло хватал! – заикаясь, пролепетал Нур.

   – Ну, ты даешь! Я там два часа работал и никого не видел. Звук шагов и голоса какие-то, правда, слышал, но в любой штольне полно всяких звуков. Вода там капает или течет, порода потрескивает...

   – Не знаю, не знаю, – сказал я, задумчиво качая головой. – Вот, когда я в Карелии на Кительской шахте работал, там проходчики приезжие, только голоса неясные слышали, А вот местные карелы обладателей этих голосов хорошо видели. Наверное, ваши предки убили невинных и не похоронили их по – человечески. И они затаились в этой штольне.

Но учитель покачал недоверчиво головой.

   – Не веришь? Давай, проверим, – иди сам посмотри, – сказал ему Сергей.

   – Зачем? Мне Нура домой отвести надо. Потом разберемся, почему вы такие веселые.

   Когда они ушли, мы обсудили возможные последствия этого визита и пришли к выводу, что от учителя можно ожидать всего. И потому надо как можно быстрее вынуть золото и уходить. Потом я снарядил несколько боевиков, и мы втроем – я, Юрка и Серега вернулись в штольню.

   Мертвяка решили оставить на месте, может, еще пригодится.

   Юрка с Сергеем продолжили поиск самородков в отбитой породе, а я, начал выдалбливать шпуры.

   Их надо было расположить так, чтобы вырвало и размолотило только

   золотоносную часть жилы. Правда, я не знал, что будет с золотом. Что с ним сделает взрывное давление, мне было неясно.

   В общем, сделал я сикось-накось десяток шпуров, зарядил, затем поджег их одновременно с помощью зажигательного стаканчика и пошел к выходу.

Ребята ушли загодя, а у меня на выход было всего минуты полторы времени.

Грохнуло, когда я корячился в лазе. Часов через шесть, когда пыль осядет, можно будет начинать «битву за урожай».

   Оказавшись рядом с товарищами, я закурил и вспомнил внимательные, недоверчивые глаза учителя. Хорошее настроение сразу улетучилось, я помрачнел и стал цепляться ко всем подряд.

Сначала я ласково поинтересовался у Феди, чем он размешивает сахар, когда пьёт чай.

Тот дружелюбно ответил, что нашёл гладкую палочку с зарубками, отмыл и высушил её на солнце. А теперь пользуется. Очень удобная палочка!

   – Ты, чудище, сначала посмотрел бы на друзей своих! Тебя бы

высушить так! Дети, наверное, у них были?

   – Не было! Васька – тот вовсе от баб подальше держался. Корешки

трепали, что в городе его какая-то аппетитная немочка охмуряла, домой все зазывала. А он, вроде не отказывался. Хряпнет пару мерзавчиков и в аут! До утра храпит промеж её тёплых сисек. И все потому, что на подлодке матросил. А второй замоченный – и без моей помощи сдох бы от цирроза через месяц, или в горячке через два. Себе они были не нужны, а я думай о них?! Мусор! Я и себя то не больно когда жалел!

   Наконец – то Федя показал своё настоящее лицо! И я не упустил случая

   поговорить с ним о будущем:

   – Вот скажи мне, Фёдор, только откровенно! Каковы наши шансы дожить до старости и нянчить внуков? Я знаю, что наша встреча – это не игра случая, а изощрённо сыгранный тобою спектакль. Пройдёт несколько лет, и ты расскажешь очередным лохам о нас, убогих, которые портили, извиняюсь, воздух около тебя? А ты, как я понял, подрядился санитаром работать! Марафет взялся наводить!

   Федя как – то странно взглянул на меня, криво улыбнулся и выдал:

   – Если ты, Чёрный, будешь своим спиногрызам мозги квасить так же, как мне сейчас, они тебя в дурку упрячут и правильно сделают!

   – Браво! Хорошо сказал. Обнадёжил! Спасибо! Теперь я знаю, кого мне опасаться! А ведь я засомневался в тебе!

   Знаешь что? Расскажу – ка я тебе стихотворение. Один странствующий монах зарифмовал безобразия, творящиеся в его стране. Крик его души дошёл до нашего времени из мрачного средневековья! Не знаю, дойдёт до тебя или нет! Но всё равно, слушай!

   Ложь и злоба миром правят,

Совесть душат, правду травят

Мёртв закон, убита честь,

Непотребных дел не счесть.

   Заперты, закрыты двери

Доброте, Любви и Вере.

   Церковь учит в наши дни:

   Укради и обмани!

   Друг в беде бросает друга,

На супруга врёт супруга,

И торгует братом брат!

Вот какой царит разврат!

   Ни порядка, ни покоя,

Что за времечко такое!

И Господень Сын у нас

   Вновь распят! В который раз!

   Когда я говорил последнюю фразу, закрыл глаза, чтобы никого не видеть. Было такое ощущение, что эти строчки написаны не в глубине веков, а только что, и с одной единственной целью – вывернуть нас всех наизнанку! В душе каждого, я уверен, было смятение. Я это чувствовал, как никогда остро. Все молчали. Причём очень долго.

   Первой заговорила Наташа.

   – Убийцам и всякой мрази надо красить головы в несмываемый красный цвет! Пусть отличаются от нормальных людей!

   Все посмотрели на Федю...А Сергей подошёл к нему, взял за грудки, притянул к себе и ласково сказал:

   – А тебя, дорогой мы выкрасим с головы до ног! Был Гусём лапчатым – станешь Петушком гамбургским!

   До этого момента Федя терпел все наши упрёки, но когда Кивелиди назвал его петухом, взорвался...

   – Вы чё, в натуре, мужики! Задолбали! Знали ведь, что свидитесь с моими жмуриками! Лучше порешите меня, шакала! Смойте кровью моё паскудство! Только лепить горбатого мне не надо!

   Все молчали.

   А – а – а! не хотите свои крючья марать! Тогда чёрт с вами! Красьте! Я согласен! Хоть сейчас!

   Федя бился в истерике, но жалости не вызывал.

   А Наташа добавила:

   – А тех, кто животных убивает, надо пачкать зелёной краской.

   Я её поддержал:

   – Идея мне нравится. Представьте – идут по улице внешне приличные люди, а головы у них красно – зелёные!

   Сразу же в моду войдут очки на всю "харчевню" или какие-нибудь шляпы с вуалькой!

   Сергей сморщился и жалобно констатировал:

   – Черного хлебом не корми, а дай Слово молвить!

   Измучил ты нас своими кроссвордами! Перевернул всё внутри! Не надо так делать! А не то я повернусь и уйду. И на золото наплюю!

   Дождись, когда куча ''зелени" будет лежать у нас в кармане, тогда

   хоть о Юрском периоде рассказывай!

   – Ты, Серый, зануда. Не можешь понять простых вещей! Мне

   Федя поднял настроение до невиданных высот! Ты порадуйся!

   Но Кивелиди молчал. Он не мог вычислить источник моего, мягко говоря, нездорового энтузиазма. А я просто не хотел жить по принципу:

   "Нашёл – молчи, потерял - молчи!"

   И, чтобы раз и навсегда избавить друга от депрессии, я вытянул руку вперёд ладонью вниз, развёл пальцы веером, растопырил ноги и голосом всенародно любимого Муслима ибн Магометовича Магомаева запел:

   " Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала!"

   А я на этой свадьбе водку пил!

   И мне на этой свадьбе было места мало!

   Невесту друга с детства, нежно я любил!

   Ну, как? Лейла смотрела на меня с восхищением. У Житника и Феди лица остались прежние, то есть – хмурые. Серёга, улыбаясь, махнул на меня рукой:

   – Ладно, чеши, пока есть здоровье! -

   А Наташа заказала ещё спеть о любви. Я хитро прищурился и начал:

   – Пролог геолога: Ты красивая женщина! А была бы ещё красивее -

   потеряла бы что – то Земное. Это закон природы! Один мой приятель, увидев совершенную красавицу, воскликнул:

   "Безнадежно, безнадежно красивая". И добавил: "Красота должна быть с изъяном". А теперь слушай...

   Без возлюбленной бутылки – тяжесть чувствую в затылке!

   Без любезного винца – я тоскливей мертвеца!

   Но когда я пьян мертвецки, веселюсь по-молодецки!

   И горланя, во хмелю, Бога истово хвалю!

   Наташа ожидала чего-то более лиричного. Но я не оправдал её надежд. Юрка, заметив огорчение на лице девушки, зашипел:

   – Давай, топай отсюда! Смотришь на нас со своей "кривой

колокольни" и ни шиша не видишь! Мы тебе не козявки, а люди! И кое – что видели в жизни. Не такие, как ты ломали себе шейки!

   Я понимал, что Юрка не тот человек, который может оценить поэзию вагантов, да ещё в моём исполнении, поэтому не стал с ним дискутировать о том, что я "вижу со своей колокольни".

   Я подкрался к предыдущей "жертве своего длинного языка" и с энергией, достойной лучшего применения, затеял разговор по душам...

   – Федя, милый, давно хотел тебя спросить, – ты знаешь, для чего нужны насечки на твоей чайной палочке?

   – Не знаю. Веревочки, наверное, разные для нужды какой накручивать.

   – Не веревочки, кормилец, а кое-что очень похожее. Эту деревяшку чабаны наверное потеряли. У каждого есть такая палочка.

   Я тебе сейчас всё расскажу: Сижу как – то у них в юрте, горячими лепешками, мясом жаренным объедаюсь. Парная ягнятина – пальчики оближешь! А перед лицом палочка, как у тебя, болтается на ниточке.

Я спросил чабана, что это такое. И он, улыбаясь,

объяснил: "Это, – говорит, – палочка чтобы ришта наматывать.

Червяк такой есть, тонкий и длинный, метр почти. Живет под кожа у

человек, и один раз в год из нога вылезает яичка ложить". И пояснил

мне, что если начнешь руками этого червяка наружу вытаскивать, он рвется сразу и дохнет... Нежный гад! А остаток в ноге начинает гнить. И хана тогда человеку... А палочка эта – выручалочка. Вылезет червяк на сантиметр, а чабан обернет его нежно так вокруг палочки и привяжет ее рядом с червячной норкой к ноге. И так: сантиметр за сантиметром, день за днем, пока всего не вытащит!

   Ну, пока, дорогой... Как говориться – приятного аппетита! Палочку-то не выбрасывай. Пригодится...

   Я шёл к палатке и даже спиной чувствовал волны гнева, излучаемые Федей.

"Так тебе и надо, «работничек ножа и топора». Получи фенечку, за

   Убиенных товарищей!"

   ***

   Пыль в штольне почти осела, но газа было полно. Дыша в самоспасатель, я осмотрел плоды своего труда. Породу раздробило неплохо, – вся рассечка была усыпана белой кварцевой крошкой, среди которой густо блестели чешуйки, зерна и куски золота самой разной величины. Некоторые самородки были раздавлены и причудливо изогнуты и закручены.

Кварцевая жила сократилась в мощности, особенно внизу, и напоминала теперь клин, обращенный острием вниз. Тупой его конец на высоте около полутора метров упирался в блокирующий разрыв, круто погружавшийся по направлению рассечки. Скоплений золота стало меньше, но в площади они увеличились. Было ясно, что золотоносной породы осталось чуть меньше четверти кубометра. И ковырять ее будет не трудно – отладка пары неглубоких шпуров, пробуренных по плоскости блокирующего разрыва,

откинет жилу легко и просто.

   Я хотел сразу начать бить эти шпуры, и даже тюкнул пару раз по зубилу, но газы сделали свое дело, – сотрясаясь от страшного кашля, я бросился к выходу. День незаметно превратился в вечер, но мы решили не возвращаться в лагерь до тех пор, пока не закончим буровзрывные работы. За ночь выработка успеет хоть как-нибудь проветриться и дышать станет легче.

   Я нарисовал на земле план забоя и объяснил, как и где надо долбить шпуры. Было решено идти в забой по одному, и работать, сколько хватит сил. Я предложил отправить Наташу с Фёдором в лагерь, – с самого утра тревога за Лейлу не покидала меня.

   Юрка был недоволен этим предложением. Очень уж хотел, чтобы его зазноба была рядом. Судя по всему, их роман стремительно развивался. Они всегда старались быть рядом, искали уединения, а в минуты отдыха Юркина голова часто находила пристанище на стройных бедрах Натальи. Вот и сейчас, она сидела на траве, откинувшись на рюкзак со шмотками, и нежно теребила русые волосы счастливчика...

   ***

   Полевые романы! Сколько их было вокруг! Чаще всего они были групповыми. Повариха или студентка – практикантка обслуживали нескольких затосковавших по женской ласке мужчин.

Причем количество клиентов всегда было обратно пропорционально красоте хозяйки незатейливого сервиса. Я помню случай, когда одна, скромно говоря, милая московская студентка два месяца практически не покидала своей палатки, – поток желающих прерывался только во время обеда и ужина.

   Но если дама была в какой-то степени привлекательной, то ею, конечно,

всецело завладевал сильнейший представитель нашей братии. Часто после джентльменских «переговоров». Тот же Юрка долгое время обхаживал одну молодую специалистку – недурненькую маркшейдериху Диану Сидневу.

   Но не смог противостоять шестидесятилетнему начальнику участка.

   Как-то поздним вечером я заглянул после маршрута в приземистое окно "Белого дома".

   Высшее техническое начальство жило не как мы, в полусгнивших за пять разведочных лет землянках, а в оштукатуренном и побеленном здании на две комнаты.

   Как на экране телевизора, я увидел значительно улучшенный вариант культового фильма "Интердевочка": Диана сидела на начальнике участка, словно Иванушка – дурачок на Сивке – Бурке!

   Задом – на – перёд!

Макшейдериха не знала отца и потому предпочитала зрелых мужчин.

   ***

   Взяв на заметку увиденную сценку и, наслаждаясь прохладой свежего ночного воздуха, я продолжил обход лагеря. Прошло около часа. И вдруг моё ухо уловило странные звуки. Подойдя поближе, я увидел следующее: Пьяный в стельку Житник с разбегу ударял своей девяностокилограммовой тушкой в закрытую изнутри дверь Белого дома. Падал, некоторое время лежал, приходя в себя, затем, шатаясь, вставал, отходил метров на десять и повторял попытку открыть дверь.

Возможно, Житник и не видел великолепной скачки, которую наблюдал я, но вторую серию он явно захватил...

   Мужчина, выигравший даму сердца, всегда пользовался уважением. Если это была повариха, то в столовой можно было часто наблюдать следующую картину: Сотрапезники, потерявшие всякую надежду найти в борще мясо, время от времени бросают завистливые взгляды на любимца женщины, выковыривающего скудные лепестки капусты из мясного архипелага...

В «высшем» же обществе, включавшем руководство полевых экспедиций и их жен, нравы были, конечно, «изысканней». Вращалось это общество в отдаленных экспедиционных поселках, по довольно часто пересекающимся, особенно ночью, орбитам. Такие пересечения, как правило, приводили к следующим любопытным последствиям:

   Во время командировки в одну из таких экспедиций, я познакомился с двумя приятными молодыми людьми и девушкой. Парни были

неуловимо похожи на красавца главного инженера, а Оля – так её звали, по чертам лица, телосложению и манере держаться была копией начальника экспедиции.

   На следующий день я мимоходом сказал начальнику экспедиции, что у него очень симпатичная дочь и, похоже, что она влюблена в одного из сыновей главного инженера. Начальник вдумчиво посмотрел на меня и, не сказав ни слова, сухо распрощался.

   Вечером, после моего рассказа об этом непонятном случае, надо мной громко, до слез, смеялись все мои друзья и знакомые. Оказалось, что похожая на начальника девушка, на самом деле была юридической дочерью главного инженера. А похожие на главного инженера юноши, были де-юре, сыновьями начальника ... Они всё прекрасно знали и без моего комплимента.

Непонятными для моего «утончённого» вкуса были разновидности

романов типа: "Союз меча и орала ".

Пасущиеся на рудных полях научные сотрудницы бальзаковского возраста, как правило, окружали себя гаремом из пятнадцати – шестнадцатилетних пареньков.

   Глаза у madam, как правило, были с лёгкой грустинкой... Года улетали,

искривляя юный овал и, вплетая в причёски серебро...

   Сочетание одежды "травести" и игривости делало их немного эпатажными, но при этом не лишало мудрости.

   Они понимали, что " Вино Любви пьётся ими не из своей посуды"...

   Выдать полевую любовь за романтическую – невозможно! Все здесь на виду! Ничего не придумаешь и никого не обманешь...

   Полевая любовь заменяет тоску по женщине, оставленной далеко в городе. Мечтая о ней, даришь свои ласки другой...

   В этом и заключается горькая правда, от которой не спрятаться и не убежать!

   ***

   Но и без фантастики в этом жанре не обходится...

Однажды, после серии тяжёлых маршрутов, мы выбрались из приморской тайги в посёлок Кавалерово. Всю неделю я и мои студенты занимались по вечерам лишь одним делом: – поиском прекрасных дам, способных поднять нам настроение. Но старания наши, невзирая на все ухищрения, были тщетными... И мы вернулись в тайгу еще на месяц, злые и расстроенные... Мой воспалённый мозг не мог смириться с таким положением вещей и придумал объяснение – гениальное по своей простоте: "В посёлке не было нашихженщин"!Приехав на место – дикую, безлюдную тайгу, густо населенную тиграми и медведями обоего пола, мы обнаружили в старом заброшенном зимовье квартирующий геохимический отряд в составе семидесятилетнего шофера, двух премиленьких алогубых студенток и их прелестной пышнотелой начальницы... То, что случилось ночью, рассказывать не надо! Это понятно без слов...

   ***

   Первым в штольню спустился Сергей. Его хватило на десять минут. За ним ушел Житник. За те двадцать минут, что его не было, я успел снарядить боевики. После Юрки вместо меня опять пошел Сергей – кашель по-прежнему раздирал мои легкие на куски. Когда, сопровождаемый товарищами, я пришел в забой, шпуры были уже практически готовы. Газ в выработке ещё оставался, но работать было можно.

   Собранное золото мы сложили рядом с невозмутимым Васей. Затем, зарядив и запалив шпуры, мы быстро покинули штольню.

Житник решил остаться около входа до ночи. Всё верно!

«Береженое добро – бог бережет»! Сергей счел разумным его поступок – не оставлять золотой запас без присмотра, и мы решили, что после ужина и до рассвета нести охрану буду я с Лейлой.

   Как это мне раньше в голову не пришло – уединится здесь с моей киской? А с рассветом, пораньше пообещал прийти Сергей.

   Мы пошли в лагерь. Я предвкушал встречу с Лейлой и представлял, как брошу спальный мешок около штольни, на лужайке. Обниму её, и опять увижу ее маленькие точеные груди, почувствую, как оживут ее губы, и как их страстная упругость будет сменяться расслабленной нежностью, приводящей в неистовство моё сердце...

   Часть 3 Таджикская рулетка

  – Лейлу похитили. – Ночное нападение.

   На подходе к лагерю нас встретили Наташа и Фредди. Их лица выражали отчаяние! Лейла с Бабеком бесследно исчезли! Возможно даже утром. В палатках все было на своих местах, никаких следов борьбы, поспешного бегства или ограбления они не заметили.

"Что же могло случиться? – думал я, растерянно оглядываясь по сторонам. Вряд ли это было нападением со стороны. Это мог сделать только Бабек!

Теперь я не сомневался, что это Резвон приставил его к нам. Черт, была ведь такая мысль! Но я отбросил ее, глядя в простое, добродушное лицо старинного приятеля.

Теперь все становится понятным – его странное появление, поведение,

неестественное для его характера и наклонностей".

Я прошелся по лагерю в надежде найти хоть какой-нибудь след дневных событий. У ручья, там, где женщины мыли посуду, я наткнулся на зеленый пластиковый тазик, полный чистых кружек. Рядом стояли две чашки с остатками пищи. На посудной тряпочке лежал маленький кусочек туалетного мыла. Я поднял его и увидел следы детских пальчиков Лейлы.

«Спокойно, Черный! Стоять! – приказал я себе и, прикусив губу, попытался сдержать навернувшиеся слезы. Бабек увел ее сразу же после нашего ухода на штольню! И, наверняка, в Нагз... Если побегу за ними сейчас же, то к утру буду у перевала. На устье Арху догоню. Убью собаку!»

   – Этот Бабек, сволочь. Похоже, он с Резвоном заодно, – вернувшись к палаткам, сказал я товарищам

   – Побегу-ка я за ними. Если он доберется до Саидовской машины раньше меня, то все... Уйдет... И тогда конец и ей и мне! Думать даже не хочется, что её ждёт! Вы сваливайте отсюда как можно скорее! Завтра, самое позднее – послезавтра, Резвон будет здесь.

   – В Душанбе потом пойдете? – участливо спросил Сергей.

   – А может быть, ещё всё обойдется? Я усмехнулся про себя,

   поразившись наивности своего лучшего друга.

   – А куда еще? Не сюда же возвращаться, В городе встретимся у

Суворова.

   – Может, возьмешь с собой парочку самородков? Возьми, всегда

пригодятся!

   – Да ну их к чёрту! Чувствовал, что выйдет боком этот вояж!

   Так нет! Решил ещё раз испытать судьбу! Хлебца захотел покушать

   от трудов неправедных! Лежал бы сейчас рядышком со своей

   девочкой где-нибудь в Сочи или Севастополе... В глаза ей смотрел...

   Слова ласковые говорил!

   – Ну, тогда ни пуха тебе, ни пера... Долю свою ты все равно получишь.

   О нас не беспокойся, – сказал Сергей, и, похлопав меня по плечу,

   пошел к ручью умываться.

   Я сел у костра переобуться перед дорогой. Федя устроился рядом и, пытаясь поймать мой взгляд, сочувственно кряхтел. И вдруг, совсем

   рядом, раздался треск автоматной очереди! Пули, высекая искры, ударили в скалу за палаткой. Следующая очередь прошла ниже и прострочила насквозь нашу кухню. Выстрелы оказались смертельными, и палатка, испустив дух, осела, продемонстрировав абрис внутренностей. Третья очередь ушла в сторону родника.

Но все это видел лишь я, потому что Федя, забыв о своих ранах, мгновенно вскочил и побежал к скалам.

   Я смотрел на него и думал не о смерти, а о том, как ловко он передвигается: Траектория его движения была безупречна с точки зрения военного искусства. Так красиво бегают две категории профессионалов: – десантники и зайцы... Федя явно был исключением из правил. А может, он служил в армии, и просто у нас не было случая поговорить по душам! Если будем живы, обязательно расспрошу его обо всём подробно!

   Несколькими секундами позже, пренебрегая опасностью, петляя и пригибаясь, я помчался следом за Федором. Спрятавшись за камнями, мы, в надежде увидеть Наташу или Сергея, стали всматриваться в сторону лагеря.

   Через минуту Кивелиди неожиданно появился с восточной стороны

скалы, за которой мы прятались. Он бежал к нам, припадая на одну ногу, и кричал:

   – Там, за вами, только что стоял кто-то. С ружьем! – тяжело дыша,

   он, упал на землю рядом с нами.

Мы в смятении обернулись и в полутьме, всего в десяти метрах от себя,

   увидели Наташу с одностволкой в руках.

   – Ты как здесь очутилась? Да еще с пушкой? – удивленно спросил я, когда она приблизилась к нам.

   – Как, как! Когда ты с Сергеем прощался, я заметила невдалеке уларов. Спугнул их кто-то. Вот и решила посмотреть, – ответила она, напряженно всматриваясь в сторону лагеря. Кивелиди стонал:

   – Ну, вы даете! О птичках беседуете, а ваш товарищ кровью истекает! Не видите, что ли рану на ноге? Перевяжите Христа ради! Не дайте погибнуть в расцвете сил на пороге "Волшебного настоящего"!

Бедро Сергея было прострелено насквозь, но крови было немного. Я выдернул шнурок из ботинка и перетянул ногу выше входного и выходного отверстий. Наташа вынула из нагрудного кармана

штормовки перевязочный пакет, взрезала спереди и сзади намокшую кровью штанину и быстро, почти профессионально, перевязала рану.

   – А тебе везет. Черный! – ткнул Сергей меня в бок, удовлетворенно

рассматривая плоды ее труда. – Не придется тебе через Арху

   бежать. Похоже, Резвон сам сюда пожаловал. И Лейла, алмаз твоего

   сердца, наверняка с ним.

   – Да, это он притопал... Больше некому, – согласилась с ним Наташа, и глаза её засверкали от ненависти.

   – Как некому? – еле сдерживаясь, чтобы не закричать, задал я риторический вопрос.

   – Не удивлюсь, если Резвон здесь, но и Абдурахман за скалой может прятаться! Слышали ведь вертолет...

   – Почему они ночи не дождались? – продолжила Наташа, внимательно посмотрев на меня, – Положили бы тёпленьких! Торопятся... Не терпится им в войну поиграть! Что же, поиграем!

   – Ну-ну! С одностволкой против автоматов... – скептически скривил губы Федя. – Не оторвется номер...

   – А что? Юрка от штольни не уйдет. Значит, они у нас в окружении!

   Надо пугнуть их, чтобы сами не полезли. Вы тут пока полежите, а я

   вперед пойду, "поохочусь"... Что толку здесь топтаться! Вскинув

   ружье, Наташа ушла в темноту...

   Всё правильно! Сергей ранен, мой мозг парализован горем, а святое место командира единогласно досталось красивой и смелой женщине...

   ***

   Как только наша боевая подруга растворилась в темноте, наверху у штольни раздался взрыв гранаты. Через минуту полной тишины мы услышали один за другим два выстрела, произведённых из Юркиной вертикалки. Сообразив, что именно он поставил точку в дуэли на штольне, мы воспрянули духом.

А когда через минуту, в тридцати метрах от нас бухнуло ружье нашей атаманши, мы все чуть не расцеловались... Её выстрел явно кого-то достал. Сразу же после него раздался вопль, через небольшую паузу перешедший в отчаянную матерную тираду.

   – Смотри ты, русак попался! Красиво как говорит! – восхитился я. –

Серый, что там было – дробь или пуля?

   – Дробь наверняка. Слышишь, как рыдает? Вот, дает! А Юрку-то, после взрыва гранаты, я похоронил, – прошептал Сергей. Если он в лазе сидит, его гранатометом не достанешь. Молодец!

   – Да... – согласился с ним Федя. – Фартовый мужик! Но ежели враги поимеют Житника, – то все! Хана штольне со всеми потрохами!

   – Хватит гадать! – Я был на взводе, поэтому и оборвал Фредди.

:– Как нога? Минут через двадцать жгут ослабить надо, не то гангрену заработаешь!

   – Нормально. Крови нет, правда болит и дергает здорово. Что делать будем? Я не ответил Серёге. В это время в голову мне пришла мысль, что Лейла ушла добровольно, не выдержала совершенно ненужных, тяжких даже для мужчины, испытаний. Поняла, что я не тот человек, который способен беречь и обихаживать хрупкую женщину... И ушла через Зидды в город. И Бабек, как истинный мужчина, решил ее сопровождать.