Текст книги "Бег в золотом тумане"

Автор книги: Руслан Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

   – Братцы! – вскричал я, обращаясь к загрустившим товарищам. – Наш Фредди сплыл!

   – Не сплыл, а в Ягнобе утонул, – хмуро поправил меня Юрка, немного понимавший таджикский язык и понявший суть Нуровского сообщения. – Очень большая разница, дорогой...

   – Жорик, милый, ты наивен, как ребенок! Каждый из нас знает, что Фредди не тонет!

   – Ну, допустим, что сбежал... Но вряд ли он со своей рукой выплыл. – Вступил в разговор Сергей.

   –Да я и сам, Серый, не верю, что Фредди выплыл. Но, может быть, ему

повезло... До сих пор ведь везло...

   Нашу беседу прервал учитель:

   – Вы извините, что я вмешиваюсь в вашу беседу, но разрешите мне сказать:

   – Не стоит, наверное, убеждать вас, что украденное вами золото

принадлежит жителям долины. В качестве же наказания за грабеж, вам назначаются каторжные работы на известной вам золотоносной штольне. Срок будет установлен позже, но во всех случаях он будет не менее трех лет...

   – Ты шутишь, паря! Ты, бля, в какие игры играешь? Каторжные работы! Начитался исторических романов, Робин Гуд, твою мать! Бери золото и вали отсюда! взорвался Житник.

   – Шутить с вами я не намерен! Вы скоро поймете, что я никогда не шучу. Завтра вас закуют в кандалы.

Его самоуверенный тон прямо взорвал меня!

   – В кандалы? Господа! Минуточку внимания! Мы находимся в

эпохе рабовладельческого строя, взятого на

вооружение ярым приверженцем марксизма – ленинизма! Вам с вашей фантазией, батенька, нужно не здесь воздух портить, а на рудниках Гулага, как минимум! Я так понимаю, вы просто не хотите нас отпускать?

   Выдержке Учителя можно было позавидовать.

   – Да! Вы недавно, совершенно правильно говорили, что золотая лихорадка нам ни к чему. Убить вас без суда я не могу. Принципы не

позволяют. Так что побудете пока здесь, поработаете с пользой, а там

посмотрим...

   – А с кандалами вы серьезно?

   – Я ведь уже сказал, что не шучу никогда...

   – Что ж! Это, в общем-то, неплохо. То, что не шутите... Легче будет

угадывать ваши поступки. А что диктуют ваши принципы в отношении

слабого пола? Как вы поступите с нашими женщинами?

   – Они останутся с вами. Если, конечно, захотят. И тоже будут закованы. Если они выберут проживание в кишлаке, то им будет обеспечен менее жёсткий режим содержания. Они смогут преподавать у меня в школе...

   – Фарс какой-то! Я, кажется, сплю и вижу дурной сон...

   – Сон? По законам нашей Республики вам полагается расстрел с полной конфискацией имущества!

   – Так, значит, мой телевизор "Рубин" выпуска 1976 конфискуете? Поделом вам! Но, – продолжил я, – не передавая нас властям, вы совершаете тяжкое преступление... Может быть, отбудете вместе с нами срок, полагающийся вам за самосуд? Пообщаемся... Человек вы, судя по всему, неординарный...

   – Власти в настоящий момент не могут обеспечить безопасность нашего населения, – не моргнув глазом, ответил Учитель. – Следовательно, мы сами должны позаботиться о себе.

   Нас тщательно обыскали, ограбили уже по мелочи. Отобрали часы,

перочинные и охотничьи ножи, деньги, потом построили в колонну и повели назад в нашу штольню! Они ее вовсе не взрывали.

Услышанный нами взрыв был хитростью, призванной усыпить нашу бдительность.

   – Расчетливый Доцент, – сказал вполголоса Сергей. – И очень хитрый! Сдается мне, что он того парня, Бабековского кореша, намеренно подпустил. Как Коня Троянского. Раненого. Нас отвлек, расслабил и от него избавился...

   – И время выиграл для обходного пути... – добавил я. – Стратег! Не удивлюсь, если окажется, что у него дома припрятаны погоны майора!

   – На хитрую задницу с резьбой всегда есть хрен с винтом, – зло, не

оборачиваясь, бросил Житник. – А волосы-то у него светлые, не иначе

«Белая геолога» спала с его мамой...

   – Очень хитрый муаллим. Я сам сильно удивлялся, зачем тот человек

раненый, слабый совсем, к нам пошел, – подхватил Бабек и, нервно подергав связанными за спиной руками, неожиданно горько запричитал:

   – Савсем плохо теперь будет. Автомат нет, ружье нет. Савсем маленький теперь человек я. Маленький, как муха...

   – А ты к ним переметнись. И баб иранских с собой возьми. Нам без них легче будет... – ехидно посоветовал ему Юрка.

   – Я хотел. Подходил, тихо с ним говорил. Он голова качал и сказал: "Ты очень много человек убивал. Отвечать теперь должен".

   А женщина, Фатима и Фарида, кишлак с ним пойдут. Он говорил, что они не виноват ни в чем!

Все замолчали. По полным грусти глазам товарищей я понял, что

наметившаяся пауза заслуживает немедленного уничтожения.

   – Вы знаете, – начал я излагать первую, пришедшую в голову мысль: Как ни странно, но фанатизм учителя, обнадеживает. Надеюсь, что скоро с ним и его гвардией мы распрощаемся. Идеи, взлелеянные конкретным человеком, во все времена заводили в тупик. Он сам очень скоро поймёт несостоятельность своих замыслов.

   – А если не скоро? Или не поймёт? Ты что, предлагаешь мощной умственной атакой рассеять его уверенность в том, что мы принесли несчастья на его родные просторы? – злорадно усмехнулся

Сергей. – Представляю, как после сеанса гипноза, он, со слезами на глазах, вернёт золото и проникновенно скажет:

   "Возьмите, друзья! Это единственное, чем я могу отблагодарить вас за приятное знакомство!" Чепуха! В жизни все проще: либо стража заснет, либо мы средь бела дня ее перебьем...

   – Или она нас... – услышал я сзади дрожащий голос Наташи. – Я чувствую, что все это очень плохо кончится...

Мы замолчали и до самой штольни не проронили ни слова.

  – О боге, о вере, о жизни...

   Через два часа мы уже сидели в штольне. Фатиму и Фариду отправили в Дехиколон. Снаружи осталась стража из трех человек. Перед тем как завалить за лаз, нам бросили подстилку, чайник с родниковой водой, несколько сухих лепешек и найденные в нашем лагере консервы.

   Оказавшись в полной темноте, мы потихоньку занялись обустройством. После недолгих разговоров, ночевать решили в промежутке от устьевого, до первого завала. Семь квадратных метров на шесть человек было маловато, но зато здесь чувствовался приток свежего воздуха.

   Место общего пользования было решено устроить в забое. Для

   полного интима мы завесили его куском палаточного брезента, на котором ещё совсем недавно трясли руду.

   Как только вопрос с ночлегом был решен, Лейла попросила предать земле тела покойников, и мы похоронили их за вторым завалом. Когда бедняг укладывали в вырытую наспех яму, они развалились. У Васьки отлетела голова и правая нога. Уцелевшая левая нога в могилу полностью не поместилась и торчала наружу. Ее пришлось отломить и завалить под стенкой.

   Закончив общественные работы, мы принялись обустраивать личные

   гнездышки.

   – Ну, дела! Дожили! – проворчал Сергей, разворачивая спальный мешок, резко пахнущий плесенью.

   – Это воля Аллаха, – начала говорить Лейла. – Вы мало верите в бога, и он вас карает!

   –Мы совсем не верим! Нас так воспитали! Проблема существования бога не была главной для советского человека. Главный вопрос и вполне злободневный – это: "Существует ли загробная жизнь"...

   – Опять ты, Чёрный, за старое! Как свободная минута, так ты тут как тут со своей чумной философией! – Житник, ворчал на удивление добродушно.

   – Юр! А ты веришь в загробную жизнь? – задумчиво спросила его Наташа.

   – Веришь – не веришь! В любом случае закопают! Давайте спать! Я верю, что завтра, ближе к ночи, у нас от усталости не будет желания не только говорить, но думать!

   – Ты нас всех обрадовал своими простыми словами, – прокомментировал Сергей грустные воззрения Жоржа на Жизнь после Смерти... А я, маясь от бессонницы, добавил:

   – Скоро люди в белых халатах начнут клонировать себе подобных с

необходимыми качествами. Эти живые роботы будут делать то, что захочет Человек! Их расселят, к примеру, на Марсе или даже на Венере. И кем мы, грешные, будем для них?

   – Богами, твою мать! – проскрежетал Житник. Вы дадите трудовому человеку спокойно отдохнуть или нет!

   – Отдохнёшь на том свете! А сейчас наслаждайся жизнью! Представь, что ты Бог! Думай о своих овечках, то есть о нас! И не мешай своей пастве общаться перед сном!

   Юрка взвизгнул:

   – Я слышу только твой мерзкий голос! Остальные или спят, или молчат! Но раз ты так мечтаешь, я устрою тебе, божьей овечке, в волчьей шкуре, встречу с настоящим Господом! Вне очереди! Пообщаешься, а потом мне лично расскажешь о своих впечатлениях!

   Нервы Житника были явно на исходе, и я воскликнул:

   – Да не верю я в загробную жизнь! Успокойся! Хотя не верить становится все опаснее и опаснее. Прокажённым себя чувствуешь. В Иране, когда узнали, что я неверующий, прилепили клеймо: Коммунист. У них это равносильно дьяволу...

   А я даже комсомольцем не был! Не приняли, сославшись на мои закордонные приоритеты. Битлов любил без памяти....

   – Вечно ты во что-нибудь вляпаешься, – вздохнул Сергей.

Я хотел продолжить дискуссию, но Лейла решила иначе.

   – Не надо больше об этом, – проворковала она, прикрыв мой рот маленькой ладошкой. Ею же нашла мой лоб, приподнялась, нежно поцеловала влажными горячими губами и прошептала:

   – Бог милостив! Он нам обязательно поможет...

Ей явно было не по себе после сегодняшних событий и так же, как и все, она не могла до конца поверить в случившееся пленение.

   Никто, конечно, не собирался ехать за золотом и обратно на мягких подушках белого "Мерседеса". Но столько погонь, засад, смертельного риска могли бы придумать только папаша и сынок Дюма...

   – Вы будете смеяться, но где-то в глубине души я всегда мечтал поносить кандалы. Наверное, повлияли, книги, прочитанные в детстве. Что-то в этом есть романтичное – каторга, цепи, кандалы...

   – На галеры бы тебя посадить! На сутки! – прошипел, всё ещё бодрствующий, Юрка. – Помахать пудовыми вёслами, пока концы не отдашь!

   – А что? Гребля – мой любимый вид спорта! Кстати, кто мечтает опробовать сортир?

   – Ты, Чёрный, ври да знай меру! У тебя не гребля любимый вид спорта, а ... ловля рыбок на червячка... – Житник окончательно взбодрился и первым пошёл вглубь штольни, чтобы спокойно посидеть над золотишком.

Через несколько минут я и Сергей присоединились к Юрке.

   – Жаль, света нет! Золота не видно! – то и дело сетовал он.

Тут до фига еще оставалось...

   – Завтра увидишь... Когда экскременты свои убирать будешь, – кряхтя, успокаивал его Сергей.

   – Да... Между прочим, за долгую свою полевую жизнь, куда я только не "ходил"... Особенно мне нравилось делать это в тайге, в буреломе! Выберешь дерево с обзором, заберешься повыше, штаны спустишь, обмажешься чем-нибудь от насекомых и сидишь, природой любуешься. Белочки по кедрам скачут, бабочки порхают, а сверху, руку только протяни, – гроздь висит кроваво-спелого

лимонника... Красота! Сплошная поэзия!

   – Или на вершинке повыше, на проталинке... – подхватил тему Сергей. – Красота! Кругом – ледники, пикушки заснеженные... Найдёшь местечко, где подснежников поменьше, посидишь полчасика, и легко на душе становится – не описать! А в полевой сумке мешочки пробные припасены для "большого" случая... Особенно я любил байковые или ситцевые с маленькими цветочками...

   – А в пустыне, когда ветер сильный, туго с этим делом, – вспомнил я

   недавно приобретенный горький опыт Дашти-Лута. – Не знаешь, куда и полетит...

   ...Внезапно, с болью в душе я ощутил, как Поэзия и Проза жизни сплелись в экзотический клубок, распутать который было по силам только искалеченному Федору. Я понимал это, как никогда ясно и мечтал о том, чтобы Федя был жив...

   ***

   Вернувшись на свои места, мы улеглись и мгновенно заснули. Мне, как обычно, снились кошмары. Проснувшись от очередного шока, я растолкал Серёгу:

   – Слушай! Может быть, попытаемся через часик – другой выбраться отсюда? По крайней мере, проверим охрану на вшивость!

   – Хочешь выход разобрать? – встрепенулся он.

   – А что? Попытка – не пытка! Похоже, пока мы им нужны, они не будут нас пускать в расход. Пока не будут... Но как только учитель получит от нас то, что хочет, нас сразу же "отправят в гости к Богу!"

   Чувство близкой развязки настолько обострило мою память, что я мог

кусками вырывать строчки из песен ВВ. Именно те, где говорилось о смерти!

   Через пару часов, отдохнув и собравшись с мыслями, мы начали разбирать выход. Я осторожно вынимал камни и передавал их Сергею, а тот – Бабеку.

Дело шло медленно, но верно и, главное – практически бесшумно. Лишь единственный раз я не удержал в руках большой камень, и он со стуком упал мне под ноги. Мы застыли на мгновение и со страхом начали вслушиваться в доносившиеся извне звуки. Но, там, наверху, было тихо. Лишь иногда слышался лай собак.

   – Кажется, нет никого... – прошептал я.

   – Спят, суки! Сейчас мы их замочим! – размечтался Житник.

   – Не думаю... – засомневался Сергей. – Затаились, гады...

   – Не похоже, что там кто-то есть... – встрял я, продолжая

разбирать выход.

   – Если бы кто там был, то уже давно поднял всех в ружьё. Со мной все согласились и с упорством стахановцев продолжили работу.

Прошло не более пяти минут: В результате самоотверженного трудового порыва мы проделали отверстие сбоку от бывшего лаза, заваленного огромными камнями и прикрытого деревянным настилом. Я вылез первым и затаился, напряженно вглядываясь в темноту и улавливая едва различимые звуки. В этот момент я чувствовал себя не хуже любой овчарки.

   – Никого... Смотри ты, никого нет! – прошептал Сергей, выбравшись вслед за мной. – Что-то мне не по себе. Что теперь делать будем?

   – Не нравиться мне все это... – прошипел я.

   В это время из лаза вылез Житник. Секунду он лежал, озираясь, рядом с нами, затем быстро вскочил и опрометью рванул вниз по склону.

   – Может быть, он и прав... – пробормотал Сергей, глядя ему вслед.

   – Давай всех наверх, – ответил я раздраженно, мысленно сокрушаясь тому, что никто из нас не подумал, что мы будем делать, выбравшись на волю.

   –Вон, уже светает, драпать надо.

   "Никто не думал, что так повезет... Становимся пессимистами, перестаем верить в удачу..." – думал я, помогая Бабеку выбраться.

Как только он сделал несколько шагов – все встало на свои места. Ночная тишина со всех сторон взорвалась разноголосым лаем и через несколько секунд на нас набросились разъяренные волкодавы. Их было пять или шесть штук.

Бабек побежал в сторону скалы, но его сбила с ног огромная овчарка и принялась грызть. На меня бросились сразу две собаки. Я успел протолкнуть самой крупной из них руку в пасть и схватить за язык. Она жалобно завизжала, и стал вырываться. Вторая собака вцепилась мне в левое запястье, к счастью защищенное отвёрнутым обшлагом штормовки, и стала тянуть на себя. Я упал на нее и придавил своим телом. Сергею повело меньше всех. На него напал вожак. Он вцепился в плечо и опрокинул его на землю. Кивелиди, как мог, защищал лицо.

В это время к полю боя, не спеша, подошли трое охранников с автоматами. Оживленно переговариваясь, они стали смотреть на неравную схватку.

Было понятно, что основная задача своры заключалась в том, чтобы

испугать нас и подавить всякое желание повторить побег. Когда

волкодав, лежавший подо мной вырвался, охранники разогнали и остальных, тыкая в их головы дулами автоматов. Пока мы приходили в себя, один из охранников сходил в глубь промплощадки и принес новенькую аптечку и большую керосиновую лампу. Из штольни поднялась Лейла, за ней Наташа. Слава богу, что они не успели вылезти раньше! Вместе с Наташей они осмотрели Сергея. Правое плечо было изрядно порвано. Моя рана на запястье не представляла опасности. Лейла вручила мне найденный в аптечке перевязочный пакет. Я приладил его к руке, затем уселся на камень и стал наблюдать, как Наташа перевязывает Сергея, а Лейла осматривает Бабека.

   ***

   После оказания друг другу помощи, мы вернулись в штольню и стали

обсуждать Юркин побег. В конце концов, предположив, что Житник вряд ли будет рисковать своей жизнью ради нашего освобождения, мы улеглись спать.

Укрыв Лейлу, я попытался заснуть, но не мог. Мысли о безопасности моей дорогой возлюбленной не давали мне покоя...

   "Надо непременно убедить Лейлу уйти в кишлак, – думал я. – Поживет там немного и с первым караваном, вместе с матерью и тёткой уйдут в город. Потом переберется в Париж к папаше, найдет себе мужа. Кругом полно настоящих мужчин...

   Я другой! Кто-то сидит во мне и гонит "туда – не знаю куда, чтобы взять то – не знаю что!"... Наверно все предыдущие жизни были под стать теперешней, непутёвой..."

   ***

   Внезапно я заснул. Сначала мне привиделась стая рычащих волкодавов, с вымазанными кровью мордами. А когда они исчезли, я увидел себя где-то в бескрайней степи, среди покосившихся кибиток, загонов, полных блеющих овец и молчаливых лошадей... Привычность окружающего пейзажа давит, рождает недовольство, постепенно перерастающее в негодование... Я мал, незначителен, и жалок. Я пытаюсь понять, что со мной, кем я прихожусь всем этим овцам и баранам...

   ...Я вливаюсь в стадо. Вижу себя, взлетевшего в седло лучшего скакуна.

Прочертив вздернутым подбородком небрежную кривую, скачу прочь от всех навстречу восходящему солнцу... Конь, подстёгиваемый моей безжалостной плетью, мчится слишком медленно. Внезапно моя душа разделилась...

   Я вижу себя, гарцующего рядом с красавицей, напоминающей Лейлу. Я кричу ей, что удалец, кружащийся около неё, не я, а злой дух Гуль... Лейла меня не слышит, она смеётся вместе с оборотнем... Я следую за ними словно призрак.

...Привальный костер горит, жадно пожирая сучья... Он торопится к своему концу. Он выгорит дотла и превратится в эфир... Вокруг удивительный мир... А я скачу к вечно отступающему горизонту! Он хранит тайну! Вперед, вперед! – Ты не спишь, милый? – услышал я сонный голос Лейлы. Из-за акцента слово «Милый» получилось каким-то особенным. Я крепко обнял её и с жаром поцеловал: – Всё сделаю, чтобы ты была счастлива! – проворковал я и со спокойной совестью уснул до утра.

   5. Кандалы и цепи...

   Утром под дулами автоматов мы вышли на промплощадку. Как только мои глаза привыкли к яркому свету, я приблизился к Лейле, отстранено взиравшей на пенящуюся далеко внизу речку, и поцеловал ее в затылок. Она обернулась и, увидев испачканные кровью штаны, прижалась ко мне и беззвучно заплакала. Обняв друг друга, мы молча стояли несколько минут.

Неожиданно мое внимание привлек стоящий за ее спиной ящик с цепями. Эти густо смазанные солидолом железки привез на Кумарх снабженец Фернер. Рядом лежали метровый кусок рельса, которому, видимо, предстояло служить наковальней, и браслеты, сделанные из колонковой стали.

   Наверняка, весь вчерашний вечер и всю ночь, кишлачный кузнец гремел железом в своей допотопной кузне. Дело свое он явно знал.

   – Смотри, смотри! – закричал вдруг Бабек, указывая пальцем в сторону родника.

   Мы все уставились в указанном направлении и увидели Юрку. Он, связанный по рукам и ногам, лежал у кострища. Мы подошли поближе и увидели, что собак хватило и на его долю.

   – Что уставились? Если бы не собаки...

   – Если бы, да кабы... Положили б нас в гробы, – отозвался Сергей и начал осматривать раны Житника.

   – Засохло уже все... – пробурчал тот. – Догнали они меня, порвали немного, но я вовремя успел на скалу залезть. До утра они меня сторожили, пока Нур не пришел... Давайте, развязывайте, чего смотреть?

Мы развязали Юрку, уселись рядом с ним и начали осматривать,

полученные ночью, раны.

   – Ничаво, ничаво! – бывает савсем плохо! Пожалел нас Нур.

   – Завтра все заживает. Пошли, железо будем вас одевать...

Начали с Сергея. Сковали его по всем правилам, – намертво заклепали

браслеты, ручные и ножные цепи соединили перемычкой. Затем пришла моя очередь. Когда дело дошло до ножных цепей, я хотел подсказать насчет целесообразности прикрепления к ним пушечных ядер, но сдержался, убоявшись гнева товарищей.

   Через полчаса мы все, кроме Лейлы и Наташи "весело" бренчали цепями.

Доцент, – этот влюблённый в Фемиду миротворец, пощадил женщин, но

через Нура, исполняющего, видимо, обязанности начальника каторги, передал мне, что не закованы они условно, и любое нарушение режима скажется на них, нашем самочувствии и рационе.

Еще нам Нур сообщил, что дневная норма руды на шесть человек определена в пятьсот килограммов. Кроме того, в кратчайший срок нам предписывается наладить и ввести в действие процесс обогащения золотоносной руды. Низкая производительность труда тоже

будет наказываться урезанием пищевого довольствия. Через час он ждет от нас устного перечня материалов, необходимых для организации добычи и обогащения руды.

   – Горно – обогатительная артель по имени:

   "Крушение Светлых Надежд" торжественно клянётся! Работать, пока смерть не разлучит нас! – Я пошутил, но никто даже не улыбнулся!

   – Ну, тебя! И чего ты резвишься? – нервно сказала, осунувшаяся за ночь, Наташа:

   – Как будто в пионерский лагерь попали...

   – Понимаешь, не принимает моя многострадальная душа и мой воспалённый мозг все это, хоть убей, – виновато ответил я, глядя на девушку.

   – Агония мышц моего языка будет продолжаться долго, поэтому придётся терпеть! Понимаешь...

   – Понимаю, потому что второй раз за последний год, переживаю подобное потрясение, – медленно и тихо выговорила Наташа.

Она сидела на камне, уставившись в землю и бездумно, как четки, перебирала звенья цепи, сидевшего рядом. Юрки.

   – Как будто кинофильм смотрю, про себя... – продолжила она грустно:

   – Мыслей в голове нет. И сердце почти не бьётся. Внутри меня холод и пустота!

   – Потерпи, пройдет все!

   – Шел бы ты... Лейлу успокаивать... – нехотя повернул ко мне голову Житник.

   Я осмотрелся и вполголоса доложил:

   – Послушайте! Я заметил, что постоянного персонала здесь – всего

три человека! Нур и два стражника. Один сидит на скале, там над штольней. Видит все, как на ладони. Второй вокруг штольни ходит. У всех автоматы. Но, судя по их глазам, – служили в стройбате, и их бывший командир, не сойти мне с этого места, поклялся на Уставе, не допускать их к оружию даже в случае атомной войны.

   – Нада работать! Золото копать! Давай, говори, что нада привозить, –

прервал разговор дюжий напарник Нура, больно ткнув дулом автомата мне в плечо. – Сидеть не нада, работать нада! Давай!

   – Отвали, гад! – огрызнулся я. – Нур! Иди сюда!

   Нур быстро подошел и, как обычно, услужливо улыбаясь, взглянул в глаза.

   – Слушай! Ты о Женевской конвенции слышал?

   – Какой женский конь? Лошадь? Учитель ничего про лошадь не говорила...

   – Короче, если кто будет по-хамски к нам относиться, я лично тебе голову оторву. Ты меня знаешь. Под пули пойду, но оторву! Понял?

Нур меня знал. Знал, что в молодые годы, если меня задевали хоть словом, то я, не раздумывая, лез в драку, а потом уже разбирался. И мало было на разведке людей, желавших со мной столкнуться. Да и видел, наверное, как я однажды студента блатного за руку водил, как малыша, по промплощадке... Учил относиться уважительно ко всем, кто работает в поле. Буром на меня пошел, зелень пузатая! Ростом под два метра, амбиций ещё больше, а в итоге – сопли по лицу размазывал...

   Видимо, вспомнив все это, Нур подошел к напарнику, и сказал пару фраз по – таджикски. Тот стал быстро говорить что-то про муаллима, но потом махнул рукой и отошел в сторону.

   – Давайте, что ли и в правду работать? – предложил тут Сергей. – Начнем, как говориться, вживаться в образ. Тем более за ударный труд кормить обещали. Предлагаю начать с промывочного агрегата. Вода тут есть. Надо доски для бутары заказать, четверти куба хватит. Шкур овечьих пару. Ну, конечно, инструмент всякий, гвоздей. Но бутара – это просто! Как породу крошить будем? Пусть, что ли мельницу внизу, на реке ставят! Вручную много не надробишь... Полтонны в день мало не покажется...

   – Заставят долбить. Никуда не денешься, – каторжники мы, не забывай, – покачал я головой.

   – Ну, тогда пусть снимают емкость с компрессора. Там, на Кумархе, наверняка есть. Если ее разрезать надвое, две неплохие ступы получится. И пусть подберут что-нибудь тяжелое для пестиков.

   – А как будем порода ломать? Аммонит пол – ящик остался... – начал Бабек. – Вручной трудно будет.

   – Ты забыл, где находишься? На каторге, дорогой, на каторге! – похлопал я его по плечу.

   Помнишь фильмы о фашистских концлагерях? Изможденные

люди-скелеты в полосатой черно-белой униформе долбят крепчайший камень... Вот один из них, сгибаясь от тяжести, тащит обломок мрамора... Но силы оставляют его! Он падает в грязный снег. К нему подходит мордатый, брезгливый эсэсовец в черном мундире и, презрительно затушив сигарету о бледный, вспотевший лоб узника, равнодушно стреляет ему в висок...

   – Хорошо говоришь! Вот бы тебя... – начал говорить Житник, но его

прервал Нур.

   – Готово план? Скажи, что надо!

   Мы ему обстоятельно рассказали, что нам потребуется для добычи и

обогащения руды. Когда он заверил нас, что все понял, я

поинтересовался, почему нет Учителя.

   – Он кишлак сидит. У него очень много важный вопрос. Днем придет,

важно ответил Нур, явно копируя манеры босса.

В это время внизу появился четвертый вольный член старательской артели. Он привел с собой трех наших ишаков с поклажей и одного нам незнакомого, тащившего две половинки расщепленной рудостойки. Мы, спотыкаясь о непривычные еще цепи, быстро разгрузили их. Все наши пожитки были на месте, за исключением, конечно, Юркиных двустволок, канистры со спиртом и мешков с золотом.

   После разгрузки я попросил девушек приготовить что-нибудь поесть, а

   Бабека отправил в рассечку посмотреть, сколько осталось взрывчатки. Сам же с Сергеем и Юркой пошёл к ручью, мелодично вызванивая чуть ли не Бухенвальдский набат. Посидев с минуту, мы начали готовить водовод для бутары.

   Погонщик ослов, попив чаю, погнал их в кишлак за нашими заказами.

   Девушки приготовили рисовую кашу со свежей бараниной. Хорошо поев, и выпив крепкий зеленый чай, мы с Сергеем побрели в штольню выгребать остатки руды, отбитой нами позавчера. Юрка решил расчистить штольню, – ему надоело ходить по ней на четвереньках.

   До обеда он значительно расширил лаз сквозь устьевой завал, а мы, не спеша, вынесли из рассечки около полтонны золотокварцевых обломков и всякой рудной мелочи.

   Когда я в очередной раз вылез из штольни с обломком, в котором весело сверкали чешуйки золота, то предстал перед Учителем.

   Его лицо было строгим и непроницаемым. Не обращая внимания на наши вопросы, он без сопровождения сходил в штольню и, вернувшись, приказал переделать устье в нечто подобное колодцу, с тем, чтобы по ночам его можно было накрывать прочным деревянным щитом.

   Приказ Юрке, конечно же, не понравился и он нецензурно высказавшись добавил:

   – Когда коту делать нечего, он яйца лижет.

   Учитель ничего не ответил. Он подошел к Нуру и тихим голосом отдал распоряжение.

   Нур с помощью пришедших с Учителем людей торчком вкопали в землю

   сначала одну половинку рудостойки и затем, на расстоянии метра от нее, другую. Затем к Юрке подошли четверо, взяли его под руки и повели к установленным столбам.

   Почувствовав неладное, Житник начал яростно брыкаться и размахивать цепями. Но, получив прикладом сильный удар в голову, упал и отрубился.

   Обмякшего Юрку поволокли к столбу и подвесили головой вниз за ножные цепи.

   Все это время Лейла и Наташа стояли окаменевшие, и безмолвные, но

   когда с повисших волос Юрки на камни закапала кровь, его подруга бросилась к нему и приложила к ране платочек. Вдоволь насладившись этой идиллией, Учитель подошел ко мне, и с каменным лицом, выспренно отчеканил:

   – Вы также вели себя неадекватно и проявили неуважение к моим подчинённым. Да и за попытку побега кто-то из вас должен ответить. Поэтому, вы будете подвергнуты наказанию. Идите к свободному столбу. Его врыли для вас.

   Внутри меня вскипела ярость.

   – Ублюдок! – прошипел я вполголоса и, бодро улыбнувшись, Лейле, побрел к лобному месту.

Меня подвесили так же, как и Юрку, за ножные цепи. Несмотря на мое непривычное положение в пространстве, все происходящее по-прежнему казалось мне сном, после весёлой пирушки. Тем более ничего страшного пока не происходило. Да и вряд ли нам придется висеть долго. Скоро привезут доски для бутары, а простоя практичный Учитель наверняка не потерпит.

   – Серый, дай закурить! – крикнул я товарищу. Пусть сука знает, что геологи, как моряки, живыми не сдаются!

   Испросив разрешения, у М'учителя, и,

получив знак согласия в виде кивка, Сергей подошел, хромая, с гримасой боли опустился на корточки, прикурил сигарету и сунул мне в зубы.

   – Дым из задницы не пойдет? – участливо спросил он, заглядывая мне в глаза.

   – Не должен... Я не затягиваюсь...

   В это время Лейла, сбросив, наконец, с себя оцепенение, подбежала к новоявленному рабовладельцу и начала ему что-то говорить. Он, посмотрев на часы, ответил ей короткой фразой и отвернулся. Сжав кулачки, Лейла постояла с минуту за его спиной, затем резко повернулась и направилась ко мне. Присев рядом с Сергеем, она поднесла к моим губам свою розовые пальчики, вынула сигарету, утерла выступившие от дыма слезы и залопотала:

   – Ты не беспокойся за меня. Я люблю тебя. Не нервничай, пожалуйста. Он сказал, что через час вас снимут. Я пойду готовить обед. Ты. наверное, есть хочешь...

   – Хочу, конечно... Ты тоже... за меня не беспокойся. После Нагза здесь даже... немного скучновато... Эх, хватит ли у меня выдержки, чтобы не сорваться и не получить пулю в разрывающееся на кусочки Сердце!

   Лейла встала, подошла к всхлипывающей Наташе, обняла ее за плечи, помогла встать. Вдвоем они направились к очагу, и скоро там загремела алюминиевая посуда.

   Минут через десять Юрка пришел в себя и. мастерски изобразив бодрячка, спросил:

   – Почему причёска не по уставу? Немедленно подстричься!...

Я не успел поздравить его с возвращением души в тело, как к нему подбежала Наташа. Опустившись на колени, она поцеловала Жоржика в губы и обтёрла его лицо влажным платочком.

   – Вот... это... другое дело. Так... висеть можно. Ты приходи ко мне почаще и передачки приноси. Что там у нас на обед?

   – Пока вот только это! – тихо ответила Наташа и снова поцеловала его.

   – Да, ради этого стоит жить и бороться! – неожиданно искренне и радостно, без тени иронии выдал Житник.

   – Слушай, Юрий хочешь... анекдот на злободневную тему? – завидуя Житнику, я начал травить лёгкую, не обязывающую долго смеяться, жизненную историю.