Текст книги "Бег в золотом тумане"

Автор книги: Руслан Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

   Неожиданно вспомнилось, как мы в начале девяностых обедали в

нашем институте. Кандидат географических наук Плотников – удачливый, молодой ученый, приносил с собой пол – литровую банку с потерявшими всякую самобытность, остатками домашнего супа. Осторожно откручивал крышку, опускал кипятильник, разогревал и потом медленно, пряча глаза, ел. Чтобы доставать со дна глубокой банки харч, ложку приходилось держать за самый кончик ручки. А она то и дело выскальзывала, и даже падала на пол.

   А наш умный и расчетливый третейский судья, кандидат наук и

   компьютерный бог, да и просто мой закадычный друг Свитнев?! Из месяца в месяц приносил с собой две маленькие бугристые картофелины, яичко и горбушку серого хлеба. Все это он бережно располагал на ведомости планового ремонта атомных электростанций. Разложив, озирался, а затем деловито и аккуратно чистил, солил и, сделав паузу для растяжки процесса – ел.

Я же регулярно дробил окаменевшие горько-соленые кубики говяжьего бульона, затем высыпал их в граненый стакан, заливал крутым кипятком, посыпал зеленым луком, росшим на подоконнике и немного остудив, пил.

   Наша стокилограммовая глыба – доктор наук Викторов, держал

марку и поэтому посылал лаборантку в буфет за крохотной булочкой или пряником. Потом ел, прикрывая «ладошкой» X – объект и торжествующе на нас поглядывая. Мы делали на него ставки в размере рубля, пытаясь угадать, что же на этот раз принесла Аллочка. Это был мой единственный дополнительный приработок в рабочее время. И, как правило, очень редкий.

   ***

   ...Баран, какой я баран! Все ведь было, кроме денег. А они, как известно – дело наживное! Хотел остаться самим собой. Пронести и сохранить свою неповторимость по жизни, словно Красное знамя! Вот теперь сижу в глубокой яме и сохраняю...

   – Ты слабый, Руслан, – донёсся до меня жизнерадостный голос Удавкина. И противоречивый. Ты не можешь жить просто, как все нормальные люди! Если никого не "укусил", – тебе плохо! Но ты наверно оценил, что я по доброте своей помог тебе избавиться от серости зарубежного бытия! И заметь! Совершенно бескорыстно! Ты не хотел, но я настоял! Скажи спасибо дяде Сержу!

   Наконец – то я понял, почему меня мутило, и жутко болела голова! Эти сволочи дали мне дозу! Но я сделал вид, что не понял намёка и спокойно констатировал:

   – Я отлично себя чувствую! Готов к переговорам и дальнейшим сюрпризам! А Вы, дядя, хорохоритесь, но всё напрасно! Кстати, вечером не забудьте принять горсть таблеток и поставить тёпленькую клизму! Мне почему – то кажется, что Вы регулярно рвёте свой зад, заботясь о таких болванах, как я! Даю совет совершенно бескорыстно! А когда вернётесь в Москву с радикулитом, щитовидкой, гипертонией, геморроем и извините за правду – простатитом и, как следствие – импотенцией, непременно посетите врачей соответствующего профиля! Они с удовольствием вытряхнут, заработанную Вами, "зелень" на дорогостоящие операции и последующее лечение! Хотя, лучше бы Вы потратились на гробовщика и посетили нотариуса, чтобы после вашего убытия к чёртям на сковородку, родственники остались довольны. Разве я не прав, дорогой дядя Серж?

   Ну, что молчите? Жало проглотили?

   – А ты сдохнешь! Завтра же сдохнешь! Уж я расстараюсь! Тихо, но уверенно пообещал человек, которому я только что, с претензией на точность, поставил диагноз.

   ***

   "... Не принимай себя всерьез, ведь серьезность – это ощущение или желание значимости. А что может значить природа и ты – ее частичка? Кто может оценить Вселенную в целом или в частности? Знания человечества сиюминутны и субъективны, и с каждым мгновением они неудержимо расходятся с действительностью, даже если оправлены в бетон законов... "

   Трах-тара-рах-тах! Я вздрогнул, услышав гром, издаваемый металлом. Наверху что – то изобретали. Потом всё затихло.

   – А может быть, всё это мне привиделось?! И Удавкин и Фархад и сигареты. Я улыбнулся собственной фантазии.

   – Эх, выпить бы сейчас!

   "А когда я пьян мертвецки,

   Веселюсь по молодецки!"

   вспомнил я любимую строфу из Вагантов, а потом Юрку Плотникова, с которым мы, в Новогодний вечер, непотребно пьяные, просили милостыню в переходе на "Чеховской":

   «Подайте кандидатам наук на пропитание!»

   Охрипли, замёрзли, но кое – что собрали! Купили пакет сушек, газету "Правда" и пару банок пива.

   ***

   Но тут опять загрохотало. Это мои коллеги придавливали автомобильную дверь каменными глыбами.

   – Зачем Они закрывают? – удивился я. – Неужели Егорыч думает, что у меня хватит сил вылезти? А что же на этот счёт сказал дедушка Фридрих?

   ...И скоро из окружающего воздуха воплотится то, что соединяет землю и небо – появится Смерть. Ты поймешь, что жизнь прошла, и наступило утро небытия. И уже не твое солнце движется к закату...

   4. Свобода!

   Я настроился умереть тихо. Однако слова, всплывавшие в моей памяти, мало походили на молитву. Это было заклинание – эффектное, мрачно-торжественное, с блестками надежды на прекрасную потустороннюю жизнь.

   Пока я тщательно проговаривал их, на меня упал небольшой камешек. Затем я ощутил толчок, идущий из-под земли.

   – Не дадут умереть спокойно.

   Шум усилился. Я напрягся, закрыл голову руками и не напрасно!

Первый камень упал мне прямо на руки. На него упали другие.

   Стало нестерпимо больно. Штольня потихоньку обваливалась.

   – Если меня засыплет заживо, то последние минуты жизни

я проведу достойно! И, слава Богу, что больше не увижу этого мерзкого Егорыча с улыбкой Джоконды! -

   Пока я решал, как себя вести, обвал прекратился. Я вытащил ноги из кучи земли и камня, поднял руки вверх и упёрся ими в дверку, прикрывающую меня от "непогоды"...

   – Похоже, я вылезу из этой дыры, – подумал я, наслаждаясь способностью соображать.

   -Ну и что? Самое лучшее, что ждет меня впереди – это голодная смерть в безводной пустыне. Или "друзья" снова поймают и посадят меня на иглу. Для надежности. Нет! Лучше сразу умереть! А с другой стороны, лежать и ждать смерти пошло и скучно...

   Выбраться было не просто, но свет звёзд, проникавший в дырочку от отвырванной ручки, давал мне силы и я, словно ниндзя стал карабкаться по боковым стенкам штольни. Подобравшись к горловине штольни, я начал скрести землю, срывая кожу с пальцев, и плача от ненависти к коллегам по цеху.

Кое-как протиснувшись в проход, образовавшийся между дверцей и кромкой ямы, я, извиваясь, словно уж, отполз от своей потенциальной могилки. Затем лег на спину и закрыл глаза. Внезапно каждую клеточку моего израненного тела сковал холод. Зубы начали постукивать, руки и ноги свела судорога.

   – Это остатки дозы и причуды температурного режима каменистой местности, – безразлично подумал я.

   – Там, в каменном мешке, было тепло. Но там не было Свободы, этой странной субстанции, заставляющей человека делать всё, чтобы получить её!

   Внезапно раздавшийся шорох, вывел меня из философского состояния, и я увидел на фоне светлеющего неба две ушастые фигурки. Они были неподвижные, и чего – то ожидающие...

   – Наверняка это лисы или шакалы. Когда я совсем ослабею, они растерзают меня.

   Я представил, как эти твари рвут мою печень, и вспомнил древнегреческий миф о Прометее:

   – Его спасли, а я погибну. Мною, утолят голод! Господи, помоги своему заблудшему барашку!

   И вот, наконец, одно из этих мерзких животных, совершенно спокойно подошло ко мне и стало обнюхивать.

   – Досчитаю до десяти и попытаюсь поймать, – подумал я и усмехнулся своей самоуверенности. Но на счете "десять", совершенно неожиданно, я схватил хищника за переднюю ногу. Он дико завизжал, бешено задергался и, конечно, вырвался бы, но я нашел в себе силы перевалиться и придавить его своим телом.

   Дичь, сомнительных вкусовых качеств и наверняка зараженная какой-нибудь микроскопической гадостью, которая спровоцирует массу болезней, не шевелилась.

   – Что же мне с ней делать дальше? – Это был главный вопрос, волновавший меня.

   – Все пернатое и пушистое ощипывают...

   Тварь от моих рассуждений нервно взвизгнула и попыталась освободиться.

   – Охотник хренов! Сначала надо было её прикончить!

Нащупав шею животного, я сжал её пальцами и держал до тех пор, пока тело животного не обмякло. Затем я ощупал тушку в поисках лакомого кусочка. Конечно, это был окорок... Выдернув клок шерсти зубами, я долго сплевывал прилипшие к языку волосинки, затем разорвал зубами кожу и стал выедать теплое мясо.

   ***

   Солнце уже поднялось.

   – Итак, я сыт... Что дальше? – думал я, отдыхая после первобытной

трапезы.

   – Если пойду на север, то километров через 50-60 наткнусь на

автомобильную трассу. Я ее хорошо помню по космическим снимкам. Там меня подберут и подбросят в Захедан, если не случится чего-нибудь ещё. Интересно, сколько я себя помню, судьба время от времени подталкивает меня к краю жизни и, продемонстрировав бесконечность форм смерти, уводит в сторону. Бережет меня кто – то, или просто хочется верить, что бережет?

Отойдя от ямы метров на сто, я вернулся. В голову пришла мысль, что Удавкин, или его сообщники могут в любой момент вернуться, не найти меня и организовать погоню.

Я тщательно собрал остатки своего завтрака, закинул их в своё бывшее пристанище, присыпал землёй, прикрыл дверцей и с чувством, что всё делаю правильно, потопал прочь от страшного места. Я шёл и рассуждал:

   – Примерно через пару часов внутренности протухнут. Удавкин, втянув в себя воздух, поймет, что я вконец испортился и довольный этим обстоятельством закатит пирушку...

   ***

Прошкандыбав пять или шесть километров, и, устав шарахаться от подозрительных машин, я решил отдохнуть, найти пищу, а ночью, ориентируясь на Полярную звезду, продолжить путь. Выспавшись, я нашёл черепашку и окоченевшую змею. Пища показалась мне сносной. Вторые сутки моего путешествия подходили к концу. Жажда становилась невыносимой. Я плёлся чуть живой, то и дело вспоминая кадр из мультика «Маугли» и добавляя свои галлюцинации: «Звери собрались на водопой и среди них человеческий детёныш». И этот детёныш – я!

   Наконец Создатель сжалился: Я увидел лужу! Колер у воды был светло-коричневый, но я познал вкус этого божественного источника.

   Ночью мне несколько раз пришлось прятаться от "Тойот" – неутомимых тружениц, сеющих кайф, а в случае передозировки – смерть. Глупо было бы встретиться со своими старыми знакомыми. Одна из "Тойот", как мне показалось, искала меня. Фары этой машины внезапно вспыхнули в сотне метров от меня.

   Я упал на четвереньки и побежал аллюром "три креста". Машина

немедленно сделала манёвр. Ослепленный её ярким светом, я, совершено бездыханный, упал за небольшой камень. «Тойота» прошла совсем близко, и я заметил за баранкой Масуда, видимо, до сих пор мечтающего отрезать мне какой – либо орган. Рядом сидел Удавкин в своей обычной сине-красной ковбойке и крутил головой... В кузове стояли, оглядываясь, пять или шесть человек в белых одеждах. Увидев эти одеяния, я понял, что меня не заметили, только благодаря моему экзотическому окрасу: Мои, когда – то светлые, а теперь серо – коричневые одежды спасли мне жизнь.

   К исходу третьих суток моими внутренностями вплотную занялись микроорганизмы. Несколько раз меня вывернуло наизнанку, но я упорно шёл к большаку.

Уже был виден свет фар, пролетающих по шоссе, машин Я сказал себе: «Ты дойдешь!» И отключился.

   5. В раю. Хозяева и гурии.

Опять пленник? Ксения, Ольга, Вера, Лейла...

   Я открыл глаза. Шелковое, пахнущее лавандой постельное белье, мягкие подушки, невесомое одеяло. На мне – великолепный, расшитый серебряными нитями халат...

«Опять глюки!» – подумал я и больно прикусил язык. Но, увиденное великолепие не исчезло, а наоборот, украсилось множеством восхитительных деталей:

   Я возлежал на кровати, необыкновенной красоты, в сияющей чистотой, просторной комнате со стенами, украшенными лепниной и золотым накатом. Пол, покрытый пушистыми персидскими коврами, ждал прикосновения моих кровоточащих ступней. Кругом стояли прекрасные вазы с цветами. На стенах висели гобелены ручной работы. На одном из них было изображено нечто знакомое и, немного поразмыслив, я понял, что передо мной "Тайная вечеря". Мастер, ткавший этот шедевр, не поскупился на цвета. Нити были подобраны так искусно, что мне на мгновение показалось, будто Иисус и его ученики живы...

   – Итак, Христос с соратниками ужинают в богатом мусульманском доме... Загадка номер один!

   Интересно, что они там едят? Если протертый супчик с пресными лепешками – то я бы отказался и подождал здешнего ужина... Не может быть, чтобы в этом доме не было просторной кухни с изобретательной стряпухой. Изобретательной и жаждущей восхищения!

   Откинувшись на подушки, я попытался припомнить, что же со мной

случилось после благополучного приземления на обочину автомагистрали Тегеран – Захедан. Но вспомнить ничего не удавалось. То, что приходило на ум, могло быть либо бредом изможденного человека, либо мечтаниями праведника, находящегося в Раю:

   Мне виделись белоснежные облака. Я парил в них, окруженный заботливыми полуобнаженными девами со светящимися глазами. Прекрасные создания были охвачены лишь одним желанием – быть мне приятными. Одна из Юнон была особенно нежна. Она не сводила с меня своих чудных глаз, ее тонкие пальчики трепетно касались моего тела...

О, чудо! Я вспомнил все! Девушки, похожие на сирен омывали меня в беломраморной комнате. Одна из них поила меня каким-то божественным напитком. Мне казалось, чтоэто Пери. Глядя мне прямо в глаза, она смахивала пальчиком капельки, катившиеся мне на подбородок. При этом

подушечка ее мизинца медленно поднималась к уголку моего рта, и я

чувствовал своими потрескавшимися губами тепло ее тела...

Внезапно мои веки отяжелели, и я заснул.

   Во сне я убегал от Гуля. Это чудище было похоже на Егорыча. Даже во сне я понимал, что надо спасаться. Возвратившись из мира грез в

реальность, я вновь обратил свой взор на Христа и его соратников. Когда я стал разглядывать «ласкового и предупредительного» Иуду, в комнату вошли две женщины средних лет.

   На них были черные одежды. Пряди волос были тщательно упрятаны под платки. Их желтоватые глаза внимательно смотрели на меня. Они перекинулись несколькими короткими фразами, а затем обратились ко мне. Язык был не персидский, по крайней мере, не полностью персидский. Вслушавшись, я понял, что это "заболи" – диалект, на котором говорят жители Забола – большого приграничного города на северо-востоке провинции. Это местечко славится рыбой и дешевыми контрабандными товарами.

   – Ман фарси намедони. – Сказал я, улыбаясь. Они одобрительно

загалдели, а я продолжил по-английски:

   – Do you speak English? What date is it today?

Женщины ничего не поняли, но после употребления мною таджикских

слов: сол и руз, означавших, соответственно: год и день, закивали

головами и что-то долго говорили. Конечно же, я ничего не понял. Потом одна из них вышла и вскоре вернулась с листом бумаги, на котором нетвердой рукой было выведена дата. Выходило, что подземное путешествие и последующий бросок, вернее «ползок», до шоссе продолжались полных шесть дней. В принципе так я и думал:

   – Наверно меня уже не ищут! Ну что же! Так даже лучше...

   – Ты лежать, хорошо. Ты все хорошо. Мы принес еда, – загалдели

женщины, вспоминая английские слова, видимо, только что заученные.

   Я поблагодарил их и собрался попросить принести мне что-нибудь из лекарств, могущих помочь моему организму, но сообразил, что знаний английского и фарси вряд ли хватит для точной передачи смысла просьбы, и я могу получить что-нибудь такое, что отправит меня на тот свет. Однако я все же попытался объяснить им, что настоятельно нуждаюсь в большом количестве спирта. Они задумались на пару секунд, затем закивали и удалились.

   Через пятнадцать минут появился столик с разнообразной едой. Среди яств возвышалась большая бутылка шотландского виски. Но пить и есть я не смог, потому что столик вкатило и стало разглядывать меня то самое небесное создание с пальчиками, нежнее лепестков роз, которое в одно мгновение перенесло меня в "райские кущи"...

   На ней были прозрачные небесно-голубые шаровары, совсем не скрывавшие белизны и нежности бедер. Казалось, что ее обнаженные ступни не касались ковра. Ее животик притягивал мой взгляд! Я уже знал, что этот божественный образ навеки запечатлен в моём сердце. Лицо было скрыто, но я чувствовал, что не видел в своей жизни женщины – прелестнее и совершеннее, желаннее и восхитительнее ...

   Я представил, как снимаю с неё чадру, и дыхание мое замерло в абсолютном восторге...

   "О! Ее грудь! Среди тысячи бюстов и умопомрачительных сосков, принадлежащих всевозможным рекламным богиням, я не видел ничего подобного! Выше человеческих сил описать ее божественное совершенство! Мои изумленные глаза сверкали, словно молнии. Мой мозг замечал одну её прелесть за другой. Я хотел постичь их сущность и предназначение. Понять, почему мне дозволено быть зрителем, почему мне даровано, величайшее счастье видеть, и запомнить все это?

Видеть и запомнить! И больше ничего!"

   В конце концов, я потянулся к бутылке. Застенчиво и глупо

улыбнувшись, налил себе полный фужер, залпом выпил и начал рассматривать предложенные мне яства... Небесное создание исчезло...

   ***

   Здешняя еда требует к себе повышенного внимания. Жаркий климат приучил местных жителей к кислой пище. Если все скисает, значит надо любить кислое. Верх кулинарного творчества – особым способом приготовленные бобы. Они сначала отвариваются, затем, выдерживаются несколько суток где-нибудь на солнце под плотно закрытой крышкой для естественного и полного скисания, а потом съедаются. Я до сих пор помню восторг иранцев, приступающих к приему этой пищи. Бобы, оказавшиеся на столике, я убрал подальше. Потом вынул из протертого супа маленькие сушено-вареные лимончики и отправил к бобам. Все остальное было весьма аппетитным на вид и приятным на вкус.

Утолив голод, я выпил ещё виски и, откинувшись на подушки, вспомнил девушку. На ум сразу же пришли мысли о возможности полноценного общения между мной и ею. Языковой барьер не пугал. Мы одни и мне надо попытаться создать чувственный мир, в котором ее глаза загорятся страстью и она поймет, что все не случайно, все неизбежно, вечно и навсегда...

   Мои грёзы становились все откровеннее и волшебнее... Съеденное и

   выпитое тоже оказало своё действие. И, я не заметил, как вновь очутился в царстве Морфея...

   ***

   Проснувшись, я опять увидел женщину в черных одеждах и решил

хорошенько её рассмотреть: Выше среднего роста, лицо серое, одутловатое, с богатой растительностью над верхней губой. На носу «изящная» родинка...

   Скорее всего, она старшая в доме. Женщина тоже рассматривала меня. На её непроницаемом лице вдруг возникло нечто, похожее на жалость... Она щелкнула пальцами. Вошли девушки, и среди них была та, к которой устремлялись мои сладостные мечты... Каждая выполняла своё дело. Они не обменивались взглядами, не шептались и даже случайно не касались одежды друг друга... Когда я смотрел на одну, то другие как бы исчезали, растворялись в воздухе. Это было необыкновенно и сказочно! Но меня не только завораживало, но и почему – то настораживало всё, происходящее в этой комнате...

   Незаметно исчезли все, кроме одной. Именно той, которая являлась объектом моей необузданной фантазии. Она присела на моё ложе,

и я мог созерцать таинственно – незнакомый рельеф ее спины...

   Вот уводящая в блаженство долина с волнующими островками позвонков. Вот ребрышко, из которого я хотел бы быть созданным и в которое я хотел бы превратиться в конце земного пути...

   Неожиданно Незнакомка потянулась пальчиком к безобразной рваной ране на моем плече. На одно мгновение её грудь прикоснулась ко мне. Восторг опалил моё разгорячённое лицо. Сердце застучало так громко, что я не услышал звука неожиданно отворившейся двери...

   В проеме черной вороной возникла хозяйка. На серебряном подносе она несла пузырьки и коробочки с мазями и притираниями. Подойдя ко мне, она улыбнулась и, показав на девушку, произнесла: "Лейла". Потом, показав на свою массивную грудь, представилась Фатимой. Вдвоем они растерли мои раны и царапины. Я, оставаясь в трансе, вызванном неожиданным переломом событий, безмолвствовал. Перед уходом хозяйка велела мне выпить какое-то лекарство. Горечь его была вполне компенсирована тем, что чашка со снадобьем управлялась бесконечно изящной ручкой Принцессы... Но, не успев поймать ни одного взгляда Лейлы, я заснул.

   Проснувшись ближе к вечеру и обнаружив, что в комнате никого нет, я решил обследовать свой суперлюкс. После небольшой экскурсии выяснилось, что я заперт. Входная дверь, сделанная из крепкого дерева, никак не реагировала на мои попытки хотя бы пошевелить ее. На окнах за стеклами были решетки из толстых железных прутьев. Просторный внутренний дворик с чахлой финиковой пальмой, склонившейся над пересохшим бетонным бассейном, был охвачен оградой.

Снаружи к ней примыкали безнадежно высокие глухие стены соседних домов. Обернувшись на легкий шум, я увидел в комнате трех девушек. Они принесли ужин: жареную рыбу, вареный рис с зернами граната, фрукты. Улыбаясь, они внимательно разглядывали меня. Сердце мое давно принадлежало Лейле, несомненно, самой красивой из них, поэтому я скромно поблагодарил их и попросил выйти, так как собирался с аппетитом покушать. Когда они удалились, я без промедления приступил к рыбе и большой бутылке белого «Мартини».

Довольно быстро обнажил хребет первой и дно последней. После расправы с вином и едой я улегся на самый пушистый ковер, прикрыл глаза и стал вспоминать Женщин, окружавших меня на протяжении всей моей, не совсем праведной жизни.

   ***

   Образ Прекрасной Дамы, далекий и недостижимый, впервые вошел в мое детское сознание с романами Майи Рида. Окуджава, своими песнями, завершил невозможный в реальной жизни образ:

   "И в день седьмой, в какое-то мгновенье,

   Она явилась из ночных огней..."

   Вокруг меня всегда было достаточно женщин с нормальным стремлением выйти замуж, рожать детей, выщипывать брови, бросать деньги на ветер и кокетничать с молодыми мужчинами.

   Почему они все так торопились жить? Моя первая жена Ксения подарила мне Сына. Но жизнь с ней была похожа на опасный маршрут по хребтам Памира.

Я очень старался. Но ничего не выходило... Не притерлись. Расходились

целых восемь лет. Никак не мог оторваться от неё! До сих пор осталась

обида, что первой решилась всё сломать Она.

   Этот брак подорвал мою веру в счастливую семейную жизнь. Но я не отступал. Убедил ее переехать в Карелию. Смена климатической зоны ненадолго продлила агонию наших отношений. Через год, после бурной сцены ревности, Ксения побросала вещи в контейнер и уехала в Душанбе.

Я был убит, но надо было что-то делать, и я поступил в аспирантуру в Москве. Жил у мамы на диване. Полгода прилежно занимался научной работой. Никто не мешал мне, не устраивал истерик с битьём сервизов из китайского фарфора... Однако не прошло и полгода, как моя дражайшая половина поняла, что она не в силах выносить в одиночку «пресность бытия».

Вскоре Ксения приехала. Мы заново начали «вить гнездо». На Арбате, в комнатке за 60 рублей.

Летом, отправив сына в пионерский лагерь, мы поехали на «полевые» работы в Таджикистан. Там она влюбилась в нашего шофера Женьку Губина – разудалого белобрысого парня с голубыми глазами и золотым зубом. Они без всякого стеснения занимались любовью, пока я в одиночку маршрутил на Кумархе и Татобикуле.

   Однажды Женька сказал мне: " Ксюхе сегодня в маршрут нельзя – у нее менопауза..." Я не верил своим ушам и придумывал всякие спасительные, фантастические объяснения. На заправке Женька попросил меня достать из его бумажника талоны на бензин. Внутри потрёпанного кошелька я обнаружил фотографию своей дорогой жены... С моими пламенными стихами, сочинёнными в момент, когда счастье семейной жизни переполняло меня. На этой фотографии Ксения сидит, откинувшись на спинку стула. Пушистые тёмные кудри до плеч, веселые, радостные глаза, озорная улыбка... Её фото

   – в бумажнике этого парня!

   На этот раз я не смог придумать ничего, хотя и считал себя умным ...

   И опять – она в Душанбе, а я – в Москве. Через некоторое время начинался новый полевой сезон. Подбор рабочих кадров начинался сразу после Нового года. Везде расклеивались объявления:

   "Требуются поварихи и лаборантки для работы в живописнейших местах Приморья и Памира".

   Мой приятель – матёрый полевой волк посоветовал: "Бери такую повариху, чтобы любая еда полезла в горло". Я не стал мелочиться и взял сразу двух девушек.

И вот я в Таджикистане. Со мной первая из нанятых студенток – Татьяна. По дороге из Ташкента мы завернули на озеро Искандер-куль. На берегу этого красивейшего горного водоёма, рядом с машиной, в которой ворочался одинокий шофер Витя, я находил утешение в её жарких объятиях. Наш альков был в высшей степени незатейлив. Его роль исполнял старенький спальный мешок и палатка.

В день приезда в Душанбе я сразу бросился к Ксюхе, чтобы восстановить развалины нашей Ячейки. Она, холодно улыбаясь, сказала: «Я хочу немедленного развода!» Оказывается, Женя Губин переехал к ней. Пришлось остаться в спальном мешке.

   Я был раздавлен. Но жизнь шла своим чередом и пришла пора

провожать Таню и встречать Клару, молоденькую длинноногую и красивую сменную повариху. Она сразу же влюбилась в меня – будущее «светило»' геологической науки. Перед отъездом в горы мы несколько дней провели на душанбинской перевалочной базе. Вечерами, наслаждаясь долгожданной прохладой на раскладушке под виноградником, я часто становился объектом её нежности и ласки...

   Закончив "полевые" работы, мы вернулись в Душанбе. Оказалось, что шофёр Витя земляк и приятель Женьки. И, конечно же, Ксения узнала о моём романе с Кларой. На базу она пришла расфуфыренной и готовой дать достойный отпор сопернице... Картинка была что надо! Мы сидели во дворе втроем:

   Ксения, закинув ногу на ногу, с сигаретой в руке, долго и внимательно рассматривала Клару.

   – Нет, ничего у тебя с ним не получится! – Сказала она, наконец, жестким, категоричным голосом.

   – Почему? – робко спросила девушка.

   – Ты ноги бреешь, а он этого никогда не сможет оценить! Провинциал он, понимаешь?

   В конце концов, мы втроем переехали на мою бывшую квартиру.

Вечерами мы с Ксенией занимались любовью, а Клара в соседней комнате смотрела телевизор. Так прошло несколько дней. А потом Клара исчезла. Я решил про себя, что так будет лучше для всех.

Вернувшись в Москву, я нашёл её, и мы встретились еще пару раз. Во время последней встречи я был намеренно груб, и мы расстались. Через неделю в Москву приехала Ксения, чтобы окончательно рассориться...

Я уехал в приморье. Там познакомился с Ольгой. Замечательная девушка: голубые глаза, маленькая родинка на нижней губе – видна лишь, когда смеется, светлые крашеные волосы. Плечи с веснушками, горячее податливое тело, высокая, точеная грудь... Я был ее тенью, угождал каждому движению глаз, губ, тела...

   Она поняла, что для меня нет ничего дороже её.

Я же знал, что придумал, вернее, приделал эту историю к уже известному концу. И потому наслаждался жизнью, как алкоголик наслаждается последней каплей спиртного.

   Вечер этот пройдёт, завтра он будет другим,

   В пепле костер умрёт, в соснах растает дым...

   Пламя шепчет: "Прощай, вечер этот пройдёт.

   В кружках дымится чай, завтра в них будет лёд..."

   «Ночь эта тоже пройдёт» – костёр, догорая, твердит.

   Чувства, как искры в разлёт, – ранящий сердце, вердикт.

   Ты опустила глаза, слезинка в золу упадёт.

Ласково светит луна. Грусть твоя быстро пройдёт...

   Прошло несколько лет. Я случайно встретил её на выставке в Доме Художников. Такая же красивая. Но в глазах печаль. Сказала, что помнит меня и нашу любовь...

Почему так много об Ольге? Наверное, потому, что всё было правдой, и мы это знали... Никто никого не обманывал. Всё честно. Всё до

тех пор, пока любишь...

   Вечер этот прошёл, он превратился в пыль.

Ветер любовь нашел и над тайгою взмыл.

Месяц тонким серпом, светит приятным снам.

Годы пройдут, но знай! Память вернётся к нам!

В сумраке я забыл запах твоих волос.

Чувство распалась в пыль, ветер его унёс.

Скоро, вдали от всех, он приласкает тебя

и умчит в ковыли, звёздами ночь серебря...

   После Ольги были тоска и Таня по субботам. Но через год Таня

укатила жить во Францию и осталась одна тоска.

   Когда надежда на счастье совсем исчезла, появилась Вера. И все изменилось! После работы я мчался и домой, охваченный лишь одной мыслью: "Как же я счастлив, как хороша моя возлюбленная, моя жена, моя звезда!"

   "Путешествие" в прошлое стремительно трансформировалось в сон. ..."Я вижу Лейлу. Она сидит у моего изголовья, и настроение у неё неважное. Грустный взгляд чёрных глаз, лицо бледное, тревожное. Я гляжу на неё и пытаюсь запомнить на всю жизнь. Моя фея слегка подкрашена... Своей бесконечной свежестью её уста выражают скрытый призыв. Она что – то говорит, но я не понимаю ни одного слова.

Я лежу в ожидании надвигающейся опасности. И лишь возможность

слышать и видеть Лейлу оставляет меня в комнате. Через мгновение Лейла кружится вокруг меня. Она касается меня своим платьем, пальчиками, распущенными волосами. Я встаю с постели, мы берёмся за руки и летим к звёздам! Я понимаю, что всё происходит во сне и закончится, как только мои глаза откроются. Но всё равно счастлив и беззаботен. Вдруг я вижу, что держу в своей руке не ладошку своей милой, а змею – и в ужасе просыпаюсь"...

   6. Плата за рай.

   ... Я тихо лежал и вспоминал неприятный сон. Голова болела. Перебрал вечером? Но бутылка вермута под хороший ужин – небольшая порция. Скорее наоборот. Так в чем же дело? До мельчайших подробностей я помнил, что после ужина появилась Лейла. Она нежно гладила мои раны, целовала глаза, руки...

   А что было дальше? Дальше была пустота. Как будто из меня всё вынули. Тело будоражилось неизвестно откуда взявшимся вожделением, приправленным чем – то неприятным и даже ужасным. Моё подсознание явно что – то скрывало от меня! Но что?

   Я осмотрел свое ложе. Простыня была основательно измята. А в самой

   середине – доказательство того, что моё бренное тело "всё ещё живёт и побеждает"... Мне казалось – нет, я был уверен, что не обладал Лейлой. Что же произошло минувшей ночью? Мои мысли роились, словно пчёлы в растревоженном улье.