Текст книги "Бег в золотом тумане"

Автор книги: Руслан Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

   Такое спасительное для моего воспалённого мозга объяснение было столь очевидным, что я тут же расплылся в радостной улыбке.

   – Что делать будем? – переспросил я, с трудом вернув лицу серьезность. Я думаю, надо срочно идти в лагерь за Юркиным хирургическим набором.

Разрежем тебе, Серёга, ногу! Почистим, аккуратно зашьем белыми

нитками... Федя будет мне ассистировать!

   – Да ну тебя к чёрту! Я серьезно.

   – Подождать надо немного. Они наверняка уйдут, если не ушли уже. А мы не снайперы, чтобы ночью в засаде сидеть. Подбирая слова, чтобы сказать ещё что-то, я вспомнил вдруг кроткий взгляд Лейлы и опять провалился в бездну отчаяния.

   – Если Резвон здесь, и Лейла у него, – уже дрожащим голосом продолжил я, – то завтра они обязательно явятся и будут ее на золото менять. Зачем под пули лезть, если можно так все взять? Но он все сделает, чтобы и рыбку съесть и нас на кол посадить. И скажу сразу, Серый: если Резвон согласится на обмен, то я все сделаю, чтобы и вы согласились. В твоем согласии я, впрочем, убежден. Никуда не денешься, как и Наташа. А от Житника и Фредди прикроешь. С ней вместе прикроете.

   – Ну... Черный! Ты как всегда худший вариант отслеживаешь. Не улавливаешь, что после обмена всё наоборот будет: он в штольне, а мы снаружи. И учти, если он кокетничать начнет, мы пообещаем ему полтора ящика золота взорвать. И разнести всю эту штольню в пух и прах. Пусть с лупой по горам окрестным самородки ищет!

   – А может, ты и прав... Но если что – прикроешь. А сейчас надо к штольне пробираться. Там все решим. Слышишь? Идет кто-то...

   – Это я. – Услышали мы мелодичный голос Наташи.

   Через минуту она появилась перед нами; в рутах у нее был автомат, на плече ружье.

   – Откуда дровишки? Никак завалила кого? – Глаза Серёги увлажнились. Он отодвинулся и освободил ей место на валуне.

   – Да, одну сволочь... – устало протянула Наташа, бросив "Калашник" под руку Кивелиди. – Выглянула из-за скалы, ну, той, что сразу за вашей палаткой, а он боком ко мне стоит с автоматом. Я ему с десяти метров по рукам ударила. Он заорал, автомат бросил, танцует и

матом чувства выражает: «Твою мать, твою мать». Подошла осторожно,

смотрю, а это Вовчик, дезертир. Обе руки по локоть в крови. У Резвона он отирался. Да вы его, кажется, видели. Бил меня, гад, когда Резвон уставал. А когда сознание теряла, – насиловал зверски. Не удержалась, тюкнула прикладом между ног. Упал на колени, ботинки мои стал целовать. Хотела пристрелить, но рука не поднялась! Стала расспрашивать, сколько их и что им конкретно надо. А он обезумел от страха, мычит, дергается, пена изо рта пошла. Я опять прикладом по инструменту! Он взвился и со скалы сиганул. Там еще один с ним был... После моего выстрела в сторону ускакал.

   – Надо было Вовчика сюда вести, а не прикладом размахивать! – мягко сказал Кивелиди и с уважением посмотрел на нашу боевую подругу. Наташа возразила:

   – Да бог с ним! Главное – штольня! Это наш вокзал, почтамт и Смольный.

   – И Форт-Нокс ! – Ввернул Фредди со значением в голосе.

   – Ещё раз удивил, братец! И по-английски знаешь! И сказать можешь! Полиглот ты у нас, оказывается! Сделав комплимент Феде, я подумал, что ещё не раз этот "ирокез" преподнесёт нам какой-нибудь сюрприз.

   – А ты думал! Я в зоне много книжек перехрумкал. Почти всю библиотеку! Кой чего фурычу! А что у тебя голосок то подрагивает?

   – Тебе показалось, Федя! – похлопал я его по плечу и продолжил:

   – Пока мы на "щите". Если Юрка не промахнулся, то 2:0 в нашу пользу.

Мы с Серёгой к штольне пойдём, а ты, Наташа и ты Федор идите

в лагерь, еды возьмите, патронов и догоняйте нас. Да осторожнее! Может, сидит где-нибудь, тот, у которого Наташа щекотала «достоинство» и жаждет отомстить!

   Мы замолчали, вслушиваясь в ночь. Наташин бок согревал моё

   бедро. Мне было спокойно рядом с ней. Я понимал, что она приложит всё своё мастерство стрелка, чтобы вернуть Лейлу! Мне захотелось сказать ей что-нибудь приятное. Когда стало ясно, что

   подозрительных звуков нет, мы поднялись и пошли.

   – Послушай, красавица, – уже на ходу обратился я к девушке.

   – Я вот что хочу сказать... Ты такие вещи о себе рассказываешь: ишаку отдавали, били, насиловали... Я понимаю, женщина

должна быть с прошлым, но не с таким же! Понимаешь?

   – Конечно, ты прав! Слушай внимательно...

   "Меня украли прямо из аудитории института, где я защищала кандидатскую диссертацию на тему:

   "Зоофилия и Некрофилия как методы релаксации, победившие импотенцию".

   Отвезли в горы. Там я не теряла времени даром, а собирала и систематизировала данные, полученные с помощью местного населения"... Ну что, сойдет?

   – Совсем другое дело! Еще пару-тройку штрихов и мои глаза засветятся искренним восхищением...

   – Спасибо тебе Руслан, за поддержку и, что не презираешь меня за всё происшедшее со мной! Наташа крепко пожала мне руку и стала догонять Федю.

   Я тоже прибавил ходу, чтобы не отстать от Сергея. Пока я шёл, мне вдруг пришла в голову мысль, что Лейла, может быть, и не попала к Резвону. Мой приятель Бабек умыкнул её для себя...

   "Ведь он – любитель сладкого, – думал я.

   – И мог прийти сюда по приказу Резвона, а уйти по другой причине. Украл полюбившуюся девушку вместо того, чтобы нас перестрелять... Даже золота не дождался! Ну, конечно! Лейла и золото... Несравнимо... Точно, втрескался, змей! До потери алчности!"

   И ревность, эта "дремавшая во мне, не очень приятная Дамочка

встрепенулась и, почувствовав лёгкую добычу, впилась ноготками в душу и смертельно укусила " в сердце.

"Ну, ты, даешь. Черный... – пытался я себя успокоить.

   – Ты не страдал так, когда думал, что она у Резвона... Жестокого, безразличного. У которого она не прожила бы и часа...

   А мысли, что кто-то таращится на нее маслеными глазками, кто-то сидит рядом с ней и может коснуться её пальчиков, груди, мысли этой вынести не можешь. И знаешь ведь, что если

она у Бабека, он ее не тронет. И вернет, в конце концов".

   ***

   Через сорок минут мы подошли к лазу нашей штольни и стали кашлять

Житнику, давая ему знать о нашем приближении.

   – Здесь я! – услышали мы откуда-то сбоку его глухой голос.

   – А мы думали, ты в штольне сидишь. Как в дзоте, – сказал я, увидев Юрку, выступившего из темноты с автоматом в руках, Судя по широкой улыбке, Житник был явно доволен жизнью.

   – Что там у вас? – спросил он, пересчитав нас глазами. – Все живые?

   – Бабек Лейлу увел. – Ответил ему Сергей. – И привел Резвоновских шакалов. Наташка одного подранила, вниз убежал. И ты, судя по автомату, времени даром не терял?

   – Спрашиваешь! – усмехнулся Житник. – Пошли в штольню. А что

касается твоих слов, Руслан, то, во-первых, дзот – это древесно-земляная огневая точка. Штольню лучше сравнивать с дотом – долговременной огневой точкой. А во-вторых, в ней третий до кучи появился... При желании на троих сообразить смогут! Ха – ха – ха! Все при деле: Васька злато сторожит, тот, второй – вышибалой по-прежнему в сенях стоит, ну а новенький, который с «Калашником» под вечер проведать меня пришел, – перед выходом теперь отдыхает...

   – Замочил его? –хмуро спросил подошедший с Наташей Федя.

   – Да нет, живой пока. Афганец он, понимаешь. Они думали, что я в лазе сижу, и очень грамотно поступили. Сначала лимонку туда кинули! А я здесь, под скалой залег и дремал себе потихоньку. Когда бабахнуло, – проснулся. Смотрю – нет никого, да и что в темноте со сна разглядишь? Через минуту присмотрелся, заметил одного перед лазом, в шляпе пуштунской, а чуть позже и другой появился.

Ну, я ботинки скинул, подобрался поближе и врезал им по

очереди, как в кино. Афганец сразу лег, а другой завыл негромко и вниз скатился. Гадом буду, Резвон это был! И голос, и фигура, – точно он! А этот, – Юрка пнул лежащего иноземца, – до утра не доживет...

   – Слышь, ты, Мандела, – Житник повернулся ко мне и посмотрел прямо в глаза. Первый раз в человека стреляю! Представляешь, чувствовал, как железо в него входит! Как будто я пальцами его проткнул! А сейчас чувствую, как оно, железо, сидит там, у него под кожей, рвет красное мясо, трет белую кость и жжет, жжет, и кровь сочится. Скоро сдохнет, и сгниет, и мухи снесут в него яйца!

   Я еще в городе, когда гвозди для стволов рубил, симфонию эту предчувствовал.

Я завалил своего врага! И, знаешь, Черный, мне понравилось

это! Видишь, даже говорить стал, как ты, с картинками. Метафоры и гиперболы сами в голову лезут. Я другим человеком стал и поверь, снова хочу все это испытать!

   ***

   – Ну – ну, успокойся, это – истерика! – Я похлопал Жорика

   по плечу и продолжил:

   – Похоже, ты, братец, смерти боишься. А когда трус убивает, крик у

   него в душе появляется: "Я не такой, как вы все! Я не жертва!!! Я

   убийца!!! Я буду жить, а вы все умрете! Тебя гнетёт тяжелая

   наследственность, лишний вес и некачественная пища! Все демоны искренне верят, что каждая отнятая ими жизнь, продлевает их существование... "Горца" помнишь?

   А вообще, тебе надо было Резвона шлепнуть. Недавно он примерно то же самое говорил. Сдаётся мне, что вы с ним духовные близнецы – братья, Как Виссарион и Адольф!

   – Ты мне тут параллели не черти! Психиатр – самоучка!

Скажи ещё, что Фатима – моя сводная сестра!

Житник и впрямь стал опасен ...

   – Да ну вас на ...! – прервал Сергей нашу "дружескую" беседу,

остановившись у штольни.

   – Ты, Черный, умный, но под кожу без мыла лезешь! Человек,

может быть, жизнь нам спас, а ты его обзываешь!

   Я очередной раз удивился наивности друга и сразу же прочёл лекцию, касающуюся всех:

   – Находясь в полном сознании, я заявляю: Сергей, ты не прав!

   Я могу изъясняться на Федином наречии, могу украсить любые уши

   первосортным "Спагетти"! Всяких гастролёров вижу за версту...

   Когда приспичит – Душу выну по филиппинской методике без шума

   и пыли... Вот только трепанация черепушек ваших мне никак не

   удаётся. До серого вещества не могу добраться, хоть плачь!

   Не понимаете что ли, что Человек должен получить то, что ему

   причитается? Ото всех! Вот если мне постоянно говорят, что я не

   симпатичен, не прав, да ещё и не умён, то это для меня отправная

   точка, чтобы посмотреть на себя глазами окружающих меня людей!

   Даже если эти характеристики не точны или вовсе не правильны!

   А что может бать хуже теории "Всеобщей любви"? Что она

может подарить человеку? Полноценную жизнь? Нет! Минуту

   забвения, а потом полное разочарование!

   – Ты прав, Черный! – обернувшись, засмеялся Сергей. –

Особенно насчет непротивленцев. Терпеть их не могу. Ты знаешь, многие геологи в маршруте ширинок не застегивают. Зачем? Все равно вокруг одни сурки и мыши. Удобно – побрызгал и пошел. И в городе привычка эта остаётся. Пробегаешь весь день в костюмчике модном, а «оттуда» – оказывается, кусок рубашки торчит! И ни одна сука не скажет... Кстати, расскажу я вам мировой анекдот на эту тему:

   "Женщина, увидев непорядок в нижней части мужского костюма, очень деликатно сделала замечание: "Мужчина! У Вас магазин открыт!" Мужик, как истинный Эзоп, спрашивает: " Продавец стоит за прилавком?" Женщина взглянула ниже пояса мужчине и отвечает: "Продавца нет, только пьяный грузчик на двух мешках валяется!"

   От всей души, посмеявшись и разрядив обстановку, все за исключением Наташи, добровольно оставшейся на страже, сидели в штольне между завалами и ужинали в тусклом свете карбидных ламп.

Мумию циррозника мы решили подселить в забой к Ваське-геологу.

Его, чертыхаясь, потащил Федя.

   Я достал из Наташкиного рюкзака несколько банок кильки в томатном соусе и "Завтрака туриста". Юрка выложил кусков десять холодной жаренной сурчатины и фляжку родниковой воды. Есть никому не хотелось, но все понимали, что завтра времени на еду может и не найтись.

Глядя на лица товарищей, я остро чувствовал, что исчезновение Лейлы, для них не беда. То, за чем они пришли, – по-прежнему было у них в

руках. Лишь иногда, то один, то другой вглядывался мне в глаза, пытаясь определить степень моего расстройства. И если они находили ее достаточной, – в их глазах проступало сочувствие. Отряд потерял бойца, но остался отрядом...

   ***

   "Господа, присяжные! Заседание продолжается! Сундук мертвеца и бутылка рома", отрапортовал Федя, демонстрируя знание произведений классиков Советской России нэпманского периода и зубра прозы творившего на территории Туманного Альбиона. Сделав паузу, он продолжил сокрушенно:

   – И что вы за люди геологи? Себя не уважаете! Вот, Васька мужик был продвинутый, гордый – пальцем его не тронь, а в таких штанах шкандыбал! Я дворняга, но от такого галифо у меня рвотики пошли бы! А мотня – не поверите, братва, смётана белой леской! Стежки – бляха! Мышь, проскочит!!

   – Все в норме, дорогой, – засмеялся Сергей, взглянув на свои не раз ремонтированные брюки.

   – Главное – не красота, а надежность. А насчет внешнего вида

   анекдот есть старый. Слушай:

   "Однажды Политбюро по просьбе своих жён решило мужикам смотр устроить.

Ну и вызвали представителей сильного пола на свое заседание. Первым,

конечно, прошелся перед ними свой человек из министерства легкой

промышленности. – Выбрит гладко, отутюжен, пахнет хорошим одеколоном и смотрит весело, будто американец.

   – Внешний вид, – говорят, – "Отлично".

   –Курите?– спрашивают.

   –Нет!

   –Пьете?

   –Да вы что!

   – А как насчет женщин?

   – Только с собственной женой!!!

   – Не ценят они наших подвигов! Следующий!

   Следующим был морячок. Бескозырка белая, тельняшка чистая. Выбрит, опрятен, красив, зубы так и сверкают! Тоже получил за внешность высший бал.

   – Курите? – спрашивают.

   – Только советские папиросы!

   – Пьете?

   – Только "Советское шампанское"!

   – А как насчет женщин?

   – Только в советских портах!

   – Замечательно! Таких патриотов мы ещё не встречали! Можете идти!

   Третьим по недоразумению какому-то геолог вышел. Небритый, один сапог кирзовый, другой резиновый, одежда порвана, нос облуплен, глаза бегают...

   – Да... – говорят. – Внешность неуд... Курите?

   – А есть?

   –Пьете?

   – Наливай!!!

   – А как насчет женщин?

   – Айн момент! Сейчас будут!

   Все, кроме меня, засмеялись, хотя рты у каждого были забиты опостылевшей пищей, которую не хотелось ни жевать, ни глотать.

   – Да, бичей среди геологов полно, – сказал я, стараясь выгнать из головы невеселые мысли. Стать им просто. Особенно без

женской ласки и долго злоупотребляя «Завтраком туриста».

   Нет бабы – все! Конец геологу. Сначала перестаешь бриться, потом – ширинку застегивать, затем – мыться, затем – ложкой пользоваться и одежду менять!

   Однажды оставили мы на зимовку на Кумархе

Олега Семакова, нашего техника-геофизика. Чтобы местные жители не

разворовали все до «нитки». На пять месяцев, с декабря по

апрель. Когда в мае пришли назад, – никто его не узнал. Зверь

зверем. Зарос весь, грязный, говорить разучился. Таджики из

Дехиколона сказали, что вставал он с кровати раз в месяц, когда

самогонка у него кончалась.

   – Кладовщица Нина Суслановна потом пяти мешков сахара не

досчиталась! А в Карелии я был знаком ещё с одним бичом.

Классный геолог, большой специалист по апатитам и

строительному камню. Я полтора года с ним рядом проработал,

так он за все это время ни разу одежды и носков не сменил.

Представьте, как от него пахло. А ел он, как зверь... Наклонится

над чашкой и быстро, не жуя, чавкая и обливаясь, жрёт! Извините, но другого слова я не могу произнести!

   И, знаете, чувствовалось, что ложка для него не столовый прибор, а символ принадлежности к людям что ли"...

Заканчивал я уже автоматически. Опять мои мысли унеслись к Лейле.

   "Моя богиня! Болтаю здесь... Как будто ничего не случилось. Измучил тебя. Давно надо было отправить тебя к родственникам в Париж. А я повел тебя сюда. Негодяй! Что мною двигало?

Боязнь, безмерный страх одиночества? Нет, одиночество – это слишком отвлечённо... Это – клеточный страх, страх клетки остаться одной и не функционировать в организме. Не выполнять чего-то, запрограммированного эволюцией...

   А у меня – Сердечная Недостаточность!

Обычная Человеческая Недостаточность по своей Половинке! Воспоминание о некогда полном единении, о восхитительном слиянии одной частички мироздания с другой повергло меня в глубочайший транс...

   А может Лейла из Антимира? И что может получиться при единении частиц с античастицами? Ничто! Вакуум! Это открытие поразило меня своей метафизической простотой и жестокостью...

***

   В конце нашей скудной трапезы раздался глухой протяжный стон. Мы встрепенулись, повернули головы к штольне и стали вслушиваться.

   – Афганец мой, похоже, откидывается... Судорога его бьет! – первым

сообразил Юрка.

   – Сидел бы дома, спичками торговал, а то нет – сюда за смертью пришел, – грустно сказала Наташа, несколько минут назад, смененная Федей.

   – А ты чего дома не сидишь? – усмехнулся Житник.

   – Я не по своей воле здесь.

   Помните, Лейла на Арху говорила: "Когда не умер – жить хорошо? Я

тогда ее поняла... Когда от Резвона в первый раз убежала, в скалы

пошла. Стала вверх карабкаться. И над обрывом повисла... На пальцах. Потом вылезла, не знаю как! Чудом... Легла на краю. До сих пор помню все вокруг... Как заново родилась и первый раз увидела солнце, скалы, небо... Все такое чистое, новое...

   ***

   – Чистое, новое! Завтра, может быть, всех нас шлепнут и поделом...– С трудом, проглотив последний кусок "Завтрака", переменил Сергей тему разговора:

   – Давайте лучше о деле, то есть о том, что нас ждёт!

Все вместе мы видели четверых бандитов. Один из них, судя по всему, откинулся. У другого, возможно, Резвона – прострелена нога, чему я искренне рад. Третий, Наташкин Вовчик – ранен в кисти рук, и стрелять не может. Четвертый – жив и невредим! Наверняка, есть ещё пара человек. Или больше, если они кишлаки окрестные подняли... Но это маловероятно. Теперь о завтрашних делах: Я предлагаю тебе, Руслан, идти на разведку! Если хочешь, возьми Наташу. С ней будет спокойнее!

   – Давай, я с Черным пойду, – мрачно перебил его Житник. В колеблющемся свете лампы, его глаза мерцали, словно угли.

   – А Наташку с кувалдой в забой? Понимаешь ведь, что штольня – это ловушка. И женщин лучше держать от нее подальше. Слушай дальше, джентльмен! После ухода Черного и Наташи мы подготовим для гостей "Бурю в пустыне". А именно: перенесем весь аммонит в рассечку. Поставим ящики где-нибудь у стенки, чтобы не мешали.

На дно ящиков камней набросаем, на них патроны положим. Чтобы,

значит, видно было, что взрывчатки у нас вагон и маленькая тележка.

И если ее взорвать, то от золота одна пыль останется. Ящики зарядим.

Потом в брезентовые мешки золото соберем... Которое оторвало после

последней отпалки...

   – Загадками говоришь, начальник! Зачем все это? – опять перебил Сергея Житник. На что Кивелиди спокойно ответил:

   – Опытным путём установлено, что когда за тобой следит кто-то, да еще с оружием, всегда хочется разрешить конфликт полюбовно.

   Рано или поздно Резвон с килерами придут сюда менять Лейлу на золото, и тогда одного из них мы приведем в забой и покажем

эти ящики с взрывчаткой и золото, естественно. И предъявим им

ультиматум: Либо они отдают Лейлу, либо мы взрываем этот

рудник. И даем знать об их шайке городским властям. При

благоприятном для нас исходе сделки Юра с Федей грузят мешки на

ишаков и соединяются где-нибудь на пригорке с Черным и

Наташей. Потом Резвон отпускает Лейлу, и мы с ней идём в Зидды на

третьей скорости, А Резвон получает в собственность штольню со

всеми ее потрохами.

   – Для этого обмена, – покачала Наташа головой, – надо ему доказать, что в штольне много золота осталось...

   – Я заходил в рассечку после отпалки. Там на стенке в заколе два самородка: с блюдечко и тарелку! Классное зрелище.Мало ему не покажется, – сказал Житник и, немного подумав, добавил:

   – Все, конечно, будет совсем не так. Резвон может не поверить Сергею, что мы можем взорвать штольню. Сам бы он наверняка так и сделал! А вообще, делайте что хотите, а за вынос мешков из штольни буду отвечать я! Вынесу, а там трава не расти! А Лейлой пусть муж занимается!

   – Не волнуйся, Георгий! Эту тончайшую и ответственейшую операцию я доверю только себе! А эмоции "верю – не верю", мы рассеем! Можно огнепроводный шнур на боевике сделать очень коротким, сантиметров пять-десять... И Резвону показать. И объяснить, что на выход из штольни останется ровно двадцать секунд...

   И если он станет вредничать, то его мечты о богатстве растворятся в атмосфере вместе с золотом! И, естественно, показать, что другого шнура мы нигде не прячем. Короче, у нас есть товар, и у противной стороны он имеется! Резвон умный мужик, хоть и зверь. Думаю у нас всё получиться!

   Поговорив еще немного о возможных осложнениях, и путях их преодоления, мы втроем – я, Юрка и Сергей спустились в рассечку, чтобы подготовить ее к возможному визиту бандитов.

  – Бабек редактирует события. Опять Фатима!

   Когда в штольне всё было готово, внизу у реки послышались короткие автоматные очереди. Их было три, скорее всего из одного оружия. Стрельба с перерывами длилась минуты две, не больше.

   – Похоже на расстрел... – пробормотал Кивелиди, приподнявшись.

Не говоря не слова, я схватил один из трофейных автоматов, и побежал искать лагерь Резвона. Когда я выскакивал из штольни, одна за другой раздались еще две очереди.

   Я догадывался, где мог быть лагерь наших преследователей: внизу, в двадцати минутах ходьбы от штолен, между двумя ручьями, есть треугольная по форме уютная полянка. Высокие, обрывистые берега

ручьев защищают ее с двух сторон, а с третьей к ней примыкают

непреступные, отвесные скалы. Наверняка, они устроились именно там

   – более надежного места для ночевки, да и для обороны, в этих краях не найти.

   Небо уже посветлело и скоро я смог убедиться в своей правоте. На поляне действительно стояла покосившаяся четырехместная палатка. Старая, выцветшая от южного солнца, она довольно легко различалась в утренних сумерках. Крадучись, я подобрался к лагерю и залег на

седловине одной из скал, возвышающихся на правом берегу Уч-Кадо.

   Скоро стало совсем светло и перед входом в палатку у потухшего костра я смог различить неподвижно сидящего Бабека.

   Рядом с ним, на цветастом одеяле лежала Лейла. Позади палатки, прямо на траве, в неестественной позе валялся человек в стеганом халате. Под обрывом, у самой речки, паслись два осла.

   Неожиданно Бабек поднял голову и посмотрел в мою сторону, затем быстро встал и пошел в палатку. Через минуту он вышел, пятясь и волоча за ноги явно мертвого Резвона. Бросив его недалеко от входа, Бабек вернулся в палатку, и таким же образом вытащил другого мертвеца, потом снова посмотрел в мою сторону и призывно, вкруговую, махнул рукой. Будь мои товарищи рядом, им

бы ничего не оставалось, как подумать, что Бабек мой сообщник в какой-то тайной игре. На их месте я и сам бы так подумал, если бы мне не были хорошо известны простодушие и непосредственность этого горца. Он интуитивно следовал здравому смыслу и всегда был прав! Вот и этой ночью он решил, что разумнее перейти в наш лагерь. Я встал, забросил автомат за спину и открыто пошел к палатке.

   ***

   Лейла была без сознания. От ее бледно-серого лица веяло болью

невыносимого страдания. Я посмотрел на Бабека, желая услышать

опровержение ударившей в мозг догадки. Но тот мелко и быстро закивал головой.

   – Резвон ее взял, – сказал он дрожащим голосом.

   – Я слышать, как она кричит, я стрелять в него. Потом я ее вязал, – она убивать себе хотел. Два часа лежит, но живой. Не развязывай совсем – пусть к себе придет. Мусульманский женщина после такой беда жить не может, – сам себя убивает.

   Я аккуратно примостил голову Лейлы на колени, пригладил ее

растрепавшиеся волосы. Она была холодна как камень. Бабек, прочитав мои мысли, сбегал в палатку за стеганым одеялом и занялся разведением костра. Я бережно укутал Лейлу до подбородка и задумался.

   "Несколько часов назад на этом красном, дырявом одеяле Резвон насиловал Лейлу... Сейчас он мертв. А Лейла... Нет, я не отпущу ее с ним! Главное – успокоиться. И правильно себя повести. Если я хоть как-то покажу ей, что я, как и она, убит горем, то – конец.

Надо дать ей понять, что все плохое прошло, а все хорошее осталось...

   Если я остался прежним, значит, все между нами осталось прежним. И я с утроенной нежностью буду целовать ее губы, бедра и всё остальное!"

   – Она будет живой, не бойся, – подойдя к нам, прервал мои мысли Бабек.

   – Что тут случилось? Расскажи всю правду!

   – Что рассказывать? Резвон, когда сель нам дорога закрывал, приказал мне идти за вам, узнавать все и потом твой жена брать и назад идти. Он хитрый, не верил, что просто рыбалка идете. Откажусь, плохо мой семья будет. Он весь мой родственник в Душанбе знает, где мой жена живет знает... Ну, я пошел. Когда сюда попал, я все узнал, потом я взял твой жена и ушел назад Сардай-Миона. Я ее сильно не обижал, не бойся. В Хатганагуле Резвон встречал. Еще с ним мама и тетя Лейлы был.

   – Так они здесь!!? – вскричал я. – Мне они снились! Я им руки отрубил! Я не дам им даже прикоснуться к Лейле!

   – Зидесь, зидесь! – ответил Бабек, с интересом слушая мои речи.

   – В палатка сидят. Не кричи только. Смотри, Лейла спит.

   – Они опять ступили на тропу войны!!! – прошептал я, укачивая девушку.

   – Зачем ты их в палатку посадил?

   – Я знать, что ты их увидишь, – злой будешь. Они мне все рассказал про твой иранский жизнь!

   Нет, Бабек, не всё! Фатима хотела, чтобы я стал её мужем. А я полюбил Лейлу! Ладно, дальше рассказывай! Кто еще с ними был?

   – Еще шесть человек был. Два – уже мертвый, на перевале умирал. Они вертолет видел. Он низко вокруг летал. Как в Гускеф. Они в его

автоматный залп дали и вертолет падал прямо в них и савсем убивал.

   – Да ты что!!? Какой вертолет был?

   – Маленкий, не болшой. Взрывался савсем и гарел.

   – И кто в нем был?

   – Три человек. Один черный был, савсем гарел. В лоб его кокарда был. Летчик, наверна. Другой таджик белый короткий рубашка

был, голова тоже горел, два нога нет, сначала живой был, потом умирал...

Русский еще был, белый волоса чуть – чуть остался...

   – Ну и дела! Всё это хорошо, Бабек, но противовоздушный бой на нас повесят!

   – Не повесят. Резвон там горелый бумага находил. Полетный документ. Там был написан, вертолет савсем другой сторона летает, Барзанги-Калон.

   – Все равно машину найдут. С воздуха.

   – Э!!! Зачем боишься? Это долго не будет. Месяц, наверно, пройдет. Мы Душанбе уже сидим.

   – Может быть, ты и прав. Валяй дальше. Если ты мне скажешь, что у тебя в палатке рота марсиан сидит, с портативным, аффинажным заводиком, я поверю сразу... без вопросов и улыбок!

   – Никакой завод и марсиан палатка нет. Один Фатима и Фарида там.

   – Жаль. Ну, потом вы лагерь здесь поставили и пошли нас мочить. Дальше что?

   – Ночью, когда от ваш лагерь и штольня пришли. Резвон злой был. Он с пропавший афганец штольня ходил, немного дробь ему жопа попадал. Меня ругал, – зачем стрелял, не резал. Я нарошно в скала стрелял, – вас предупреждать хотел.

   – Нарочно скала стрелял? Да ты чуть Сергея не убил, – бедро ему насквозь прострелил!

   – Сергей пападал? Жалка, ругать меня будет... Ракашет, наверно. Я в сторона стрелял.

   – Рикошетом пуля так не ранит, не ври! Странный ты человек – сначала их привел, потом нас предупредил. А вечером, после чая, всех дружков перестрелял.

   – Зачем странный? Если другой был, – давно ворона и шакал

дикий меня мертвый кушал. Это вы странный, – сюда пришел, наш золото брал, люди убивал! А меня наш мулла спасибо за Резвон и его шайка будет говорить. Уважать будет!

   – Да ты, братец мой, стратег и тактик! Давай, рассказывай, что дальше было!

   – Дальше он говорил, что утром ловит вас будет. Лейла хорошая наживка! Потом Лейла брал, палатка шел. Фатима, мама ее, и тетя руки его хватал. Он сказал мне привязать их. Что буду делать? Привязал, за палатка положил... Потом Лейла кричать сильно стал, меня звал. Я ее уважал, хороший она девочка и палатка пошел. Другой человек не пускал. Я злой стал, автомат брал, его стрелял. Резвон палатка выскочил, – я его стрелял. Вовчик сзади меня толкал, – я его тоже стрелял. Палатка потом зашел, – Лейла угол лежит, голый совсем, ничего говорить не может, ходить не может. Меня увидел – из палатка побежал, в речка с обрыв падал. Я ее ловил, она кусался, царапался, убежать опять хотел. Я ее одевал, очень красивый девочка, вязал, на одеяло ложил. Чай крепкий, сладкий через ложка давал. Я знал, кто– нибудь придет, потом тебя видел, рука махал...

   – Ты говорил, кроме тебя и Резвона еще четыре человека было. Где

четвертый?

   – Он меня стрелял, но плохо. Потом убежал. Я в него попал,

наверно. Вниз убежал Если в Нагз первый попадет, – плохо мне будет! У него родственник много, злой будут, никакой мулла не помогает!

   – Времени на размышления у меня не было. "Ночь длинных

ножей" – иначе не назовёшь то, что сделал Бабек ...

   – Спасибо! Ты молодец! Всё сделал правильно! Ты иди сейчас за четвертым! Если он в Дехиколон убежал и людей сюда поведет – не пускай их. Впрочем, в кишлаке все равно слышали пальбу и прибегут посмотреть. До вечера не пускай никого сюда. Скажи им, что из города плохие люди пришли, всех убивают, а тот, сбежавший – один из них. Слушай, а если ты опять от нас убежишь? К местным?

   – Не убегу, наверно. Их много, на всех золота мало будет. Но если плохо будет – убегу, может быть. Зачем умирать? Я долго жить хочу. Жить хорошо, Руслан. Ладно, я пойду тот человек искать...

Савсем не могу больше Лейла твой смотреть. Такой белый!

   – Иди, иди! Только, сначала подбери за собой. Возьми женщин и закопайте тела бандитов вон там, в углу полянки, под скалой. Вечером, если мы не придем, найдешь нас на штольне. И не смотри на Лейлу

такими жалостливыми глазами, не береди душу!

Бабек пошел в палатку, развязал женщин и приказал им оттащить трупы Резвона и его подручных в дальний угол полянки. Когда сестры тащили мимо меня Резвона, я оглянулся и посмотрел на него. Он был светел лицом и казался вполне довольным.

   – Резвон мне говорил, что он сабля нарошно тебе на стена оставлял, – сказал Бабек. заметив мой пристальный взгляд на покойного.

   "Я, – говорил, – режиссер!"

   – И мне об этом же говорил... – устало сказал я.

   – Он слишком был уверен в себе и не допускал мысли о провале своего кровавого "спектакля"!