Текст книги "Зеленый фронт (СИ)"

Автор книги: Руслан Агишев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)

Не смотря на внешность героя из древней норвежской саги, Марк не зря носил фамилию Крупп и, в соответствие с традициями семьи неплохо соображал. «Если это не очередная сказка о супер оружии, которыми так любят кормить фюрера, то у нас всех скоро могут возникнуть серьезные проблемы, – он продолжал сминать в ладонях очередной листок. – Неуязвимый солдат – это слишком серьезно, что отмахнуться от этого просто так».

– Почему вы рассказываете это именно мне? – спросил Марк после минутного раздумья. – О такой информации нужно трубить везде, где только возможно! Имперская канцелярия, Гестапо, Абвер, наконец, Фюрер! Это же пахнет Седаном…

– Не все так просто, дорогой Марк, – устало улыбнулся профессор, осторожно вынимая из его рук скомканный листок бумаги. – Сейчас Рейх погружен в эйфорию побед и вся наша …, – он выразительно крутанул указательным пальцем где-то наверху. – преисполнена собственной значимости и непогрешимости. Оглянитесь вокруг. Все, буквально все, уверены, что еще немного, еще совсем чуть – чуть и сапог немецкого пехотинца пройдет по брусчатке Красной площади, а потом и возле Букенгемского дворца! Это настоящее наваждение… Больше танков, еще больше самолетов, эсминцев, подводных лодок… Все просто грезят этими новыми армадами, которые растопчут любого противника Германии…

Он вновь улыбнулся, но в этот раз улыбка вышла какой-то виноватой, жалкой.

– Сейчас меня никто не будет слушать, – продолжил он. – К тому же все вот это, к сожалению, косвенные свидетельства. За все это время нам так и не удалось добыть чего-то более существенное… Поэтому мне нужны ваши хозяева. Крупп, Тиссен, Борзиг… Мне нужны их капиталы и связи, с помощью которых можно хотя бы попытаться что-то противопоставить русским. С их помощью можно получить карт-бланш в Белоруссии и попытаться все окончательно выяснить… Еще не все потеряно! Не-е-е-е! Если бы нам удалось захватить опытный образец, то все бы выглядело совершенно иначе.

Во время его речи Марк аккуратно собирал разложенные на кресле бумаги.

– Вы меня убедили, господин Грайте, – наконец, сказал он, завязывая папку. – Я все доложу дяде, а там как он решит.

Глава 76

Отступление 16.

Реальная история.

[Цитата] Директива ОКХ № 56 от 24 ноября 1941 г. «… командирам СС, полиции и командующим видами вооруженных сил обеспечить тесное взаимодействие выделенных подразделений…, что является равнозначной боевым действиям на фронтах.

Командующему охранными войсками – начальнику тылового района группы армий «Центр» обеспечить формирование в составе вермахта специальных истребительных команд, численность и вооружение которых определить в соответствии со спецификой района дислокации и поставленными задачами…

… Представляется целесообразным использовать воздушное патрулирование отдельных районов, в которых могут скрываться остатки разбитых советских войск…».

***

Конец октября – середина ноября – это самое неприятное время года. Лес в это время голый, черно-серый, неприятный и неуютный, словно переполненный и нищий сиротский приют. Стабильная температура еще не установилась и в течение дня меняется с поразительной амплитудой. С самого утра может напугать хорошим морозом, от которого еще висящие на деревья листья сворачиваются в рваные трубочки и трава покрывается серебристым инеем. Днем же, напротив, ощутимо теплеет и возвращается ранняя осень. Кора деревьев, паутина веток покрываются крупными каплями тающего снега, под ногами начинает хлюпать вода, а натоптанная тропка превращается в непролазное болото.

… Отряд из двух десятков человек быстро продвигался по одной из многочисленных лесных тропинок, которыми так богат лес в географическом треугольнике Барановичи – Сломичи – Пинск. Тропка петляла из стороны в сторону, то обходя беспорядочны завалы из поваленных прошлогодней бурей деревьев, то устремляясь по самой кроме глубокого оврага, на дне которого журчит так и не замерзший ручеек.

– Господин лейтенант, сигнал, – остановился худой немец, шедший немного впереди основной группы. – Йозеф заметил заметил трех человек.

Отряд замер. Лейтенант Конрад Зауэр после секундного раздумья сделал рукой хватательное движение и медленно двинулся в сторону угрозы. Группа быстро рассредоточилась.

Пулеметный расчет устроился на небольшом холме возле трухлявого пня, густо поросшим поганками. Крупный солдат, сняв со спины массивный рюкзак, саперной лопаткой рубил несколько древовидных кустарников. Рядом с ним пристроился второй, ставя в зажимы патронный короб побольше.

– … Agneschka, ne bojsj, – послышался спокойный женский голос. – Ni shego s nej ne budet. Skolko ras ushe takoe bilo, ne cshest.

– Da, snaju ja, snaju, – что-то отвечал второй голос, в котором отчетливо проскальзывало беспокойство. – Snaju, a serdeshko-to bolit! A, wdrug, s nej shto slushitsj?

Командир скривился. «Это быдло даже языка нормального не имеет, – подумал он, подтягивая тело вперед, чтобы рассмотреть, кто там идет. – Надо брать. Мы уже давно вышли в отмеченный район. Другого такого случая может и не предоставиться… И место здесь подходящее. Если у того дуба попробовать…, – лейтенант начал внимательно рассматривать высокий раскидистый дуб, огромные нижние ветки которого доставали до самой земли. – Хорошо». Зауэр перевернулся на спину и на листьях съехал вниз.

– Около того дуба будем брать, – прошептал он своему заместителю. – Все нужны живыми. Нам нужно знать обстановку в этом районе.

Тот змей отполз в сторону залегший цепью солдат.

– Bolno usch u nee schivotik silno bolit, – со стороны сгоревшего села появились две фигурки, на руках одно из них был какой-то сверток. – Daleko esche, Fekla? U nee schar!

– Poshti prischli, – первая женщина, кутавшаяся в темный пиджак с широченными плечами, махнула рукой в сторону дуба. – Wona tam! Smotri-ka! Matka boska! A-a-a-a-a!

Подобравшиеся на расстояние одного броска солдаты практически мгновенно среагировали на сигнал командира. Одетые в грязно-зеленые штурмовые куртки, немцы окружили женщин.

– О, какие курочки, – пробормотал крупный в кости Фриц, прозванный Пигги за паталогическую страсть к салу. – Что же вы тут одни делаете? Не нас ли ищете?

– Бросил бы ты свои шуточки, – шепнул ему его сосед, буквально тащивший за руку одну из женщин. – Знаешь же, что лейтенант этого не любит…

– Черт с ним, камрад, – рассмеялся первый, бросив взгляд на стоявшего у дуба офицера. – Этого выскочку скоро заберут от нас. С таким дядей, как у него, только самый последний идиот надолго останется гонять по лесам русских свиней… Поэтому, расслабься!

Шедший к пойманным лейтенант неожиданно остановился у того самого дуба, который был выбран в качестве ориентира. «Что за…? – вблизи дерево выглядело совершенно иначе. – Хм…».

– Рядовой, сюда, – Пигги вздрогнул и, перекинув карабин за плечо, побежал. – Спроси у них, что это такое?

Лейтенант даже не взглянул на тех, кого привел солдат. Его взгляд продолжал блуждать по дереву. Несколько нижних его веток, которые были направлены в сторону дороги, были настолько густо обвешены ленточками разного рода тряпочками, что древесные кисти казалисьмохнатыми. «Что это такое? – его пальцы коснулись длинного лоскутка выцветшей красной ткани, висевшей почти на кончике ветки. – Какой-то знак? Сигнал? – немного дальше висела узкая шкурка какого-то животного, ворс которой оставлял приятное чувство прикасании. – Это сколько же их тут…».

– Господин лейтенант! – кивая на испуганную женщину, вцепившуюся в ребенка, начал докладывать солдат. – Она говорит, что это священное дерево, которое обладает целительной силой.

Командир ткнул пальцем в ближний лоскут ткани, лениво мотавшийся на ветру. Увидев его жест, что-то быстро начала говорить вторая женщина.

– Eto ne nado trogat! – лицо еще не старой, лет 42–45 лет, женщины исказила гримаса ужаса. – Nelsj! Les nelsj obischat!

Стоявший с боку солдат с силой дернул ее за рукав пиджака, от чего ткань на плече с хрустом разошлась.

– Этого не нужно касаться пальцами…, – морща лоб, вслушивался в быструю речь Пигги. – Это может быть опасно… Слово… Obischat… А! Это может кого-то обидеть. Господин лейтенант, мне не все понятно. Встречаются какие-то странные слова, – он вновь повернулся к женщине и что-то у нее спросил.

Тем временем Зауэр подошел к дубу еще ближе, для чего ему пришлось подлезть под раскидистые ветви. Он заметил на коре странные наросты. «Черт меня дери, если это не то самое странное, о чем меня предупреждали, – думал он, пока отводил от лица гибкие ветки. – Этот проклятый приказ выставляет всех нас на посмешище! Дело идет к тому, что скоро нам придется записывать русские предания и легенды… Хм, я представляю рожу этого борова, когда я, отчитываясь перед ним, начну рассказывать сказки, – пожалуй впервые за все время операции, он смог по настоящему улыбнуться. – Действительно, будет занятно. Стоп!». Прямо на него из коры смотрели сотни крошечных палочек, кое-как торчащих из наростов коры.

– Stoj! – женщина вырвалась из рук конвоира и бросилась к офицеру. – Uberi ruki! Eto smert! Nelsj trogat! – она мотала головой словно сумасшедшая, переводя взгляд то на дерево, то на немца. – Ujdi otsjuda, ujdi! Wse uxodite! – ее руки раскинулись в стороны, словно в надежде удержать солдат. – Uhodite, ja proschu was… Eshe est wremj…

Но ему все же удалось вытащить из коры одну из палочек. От сырости и ветра она превратилась в сморщенную трубочку, кончик которой был сильно измят. Кончиком ногтя он подцепил край бумаги и осторожно начал разматывать.

– Она совсем сошла с ума, господин лейтенант, – Пигги с удивлением наблюдал за впавшей в истерику женщиной. Снова просит, ничего не трогать… Здесь ничего разобрать не могу. Сейчас опять говорит, что кто-то должен проснуться и на всех обидеться.

– Уйми эту дуру, – не оборачиваясь бросил командир, которого в данный момент занимала эта записка. – Какие-то каракули, – тихо шептал он рассматривая записку. – Будто ребенок писал, – на измятом листке были схематично нарисованы три улыбающихся человечка (два больших по краям и один маленький в середине) в таком виде, в которых наверное любой смог бы узнать семью.

Он вновь посмотрел на ствол дерева, усыпанный этими листками и задумался. «Может это какие-то пожелания местных жителей…, – размышлял лейтенант. – Аборигены же поклоняются своим божка и носят им всякие предметы, – в этот момент память услужливо подала ему новую информацию. – Вот черт, я же читал последние сводки… Что там было? А… Какие-то язычники… Лес, дубы. Деревья! Это же настоящие варвары». Зуэр вытащил и развернул еще одну записку, в которой было что-то написано уже почерком взрослого человека. «Это несомненно какие-то просьбы, – он задумчиво мыл в руках бумажные лоскуты. – Получается, они молятся дереву?».

– Спроси, кто у них Бог? – лейтенант посмотрел на вторую пленницу, которая продолжала держать на руках девочку. – И, вообще, какого черта они тут делали?

– Говорит, что онакатоличка, – посл недолгого разговора ответил солдат. – А сюда пришла, потому что девочка заболела. Ей обещали, что дерево излечит ее. Именно так она и сказала, – добавил тот, увидев недоумение на лица командира. – Дерево может вылечить всех, даже тяжелобольных… Господин лейтенант, они все тут совершенно дикие. Подумать только, вместо доктора дерево…

– Так… Все понятно, – пробормотал командир, остановив свой взгляд на девочке. – Слушай, Фриц…, – замолчал он, не договорив фразу (ему казалось, что он что-то упускает из виду и это чувство из мелкого, едва ощущаемого, разрасталось в огромное, почти физически заметное). – Что с этим ребенком? – Зауэр, наконец-то, понял, что не давало ему покоя все это время. – Спроси, чем более этот ребенок? – вновь проговорил он, в упор рассматривая женщину. – Быстрее! В этих проклятых лесах всего можно ожидать!

Перед его глазами стояло реально осязаемая страница из печально знаменитого в этом районе приказа № 124-р, окрещенного солдатами «напрасной надеждой». «… руководитель подразделения должен обеспечить регулярный санитарный осмотр военнослужащих, включающий в себя наружный осмотр в полевых условиях (досмотр верхней одежды и незащищенных одеждой частей тела и головы), полный осмотр в стационарных условиях… Осмотреть полость рта… Состояние зрачков… Ушные раковины…».

– Что? – не выдержал Зауэр продолжительной паузы. – А вы чего встали, проверьте не подхватили ли чего-нибудь? – выкрикнул он, заметив как остальные солдаты проявляют острейший интерес к его солдат.

– У нее болит живот, господин лейтенант, – отозвался Фриц, отходя от женщины. – Говорит, девочка чего-то съела.

– Хорошо, – пробормотал тот, судорожными движениями проверяя складки своей формы. – Вроде ничего…, – его пальцы чуть медленнее прошлись по воротнику кителя, поднялись на волосы и замерли возле правого виска. – Чего скривился! Проверил?

Из-под кучи разного тряпья на немцев смотрели большие глазенки с застывшими в них слезами. Ребенок голыми ручонками крепко цеплялся в махровой платок женщины, стараясь закутаться в него по сильнее.

– Проклятье, – буркнул рядовой, с отвращением глядя на ветхое с торчащими клочками пуха одеяло, которое ему предстояло потрошить. – Как бы вшей не подхватить… Вот сволочь, – с еле слышным бормотанием он потянулся рукой к ребенку. – Pokaschi ego! Kakaj bolesn? – увидев тянущуюся к нему руку солдата, ребенок молча заворочался. – Uberi ruku.

Агнешка попыталась дернуться назад, но ее крепко держал второй солдат.

– Ne nado, – тихо зашептала она, правовой рукой закрывая головку девочки. – Ne trogajte. Eto sche rebenak.

– Что вы там копаетесь? – в раздражении крикнул лейтенант, наблюдая эту возню. – Нам уже надо уходить! Фриц, я вами очень недоволен…

Последняя фраза, озвученная крайне многообещающим тоном, подстегнула солдата. Не обращая внимание на сопротивление женщины, он стянул с головы ребенка платок и, брезгливо коснулся ее шеи и ушей. Ни чего не обнаружив, Фриц потянул на себя одело.

– Schto wi delaete, heljudi? – закричала вторая женщина, пытаясь встать с земли. – Sastudite ditj! Irodi! Matka Boska! – она с силой вцепилась в руку второго солдата, стараясь оттолкнуть его. – Ne trogajte ee! Ne trogajte! Na! Poluschaj! – ее кулаки начали колотить по спине рядового. – Otpusti ee, irod!

– Вот, ведьма! – не выдержав, Фриц ударил Агнешку по лицу. – Что ты вцепилась, как сумасшедшая?! Мы только посмотрим! – от удара ее голову мотнуло в сторону и на скуле заалел отпечаток. – Скинь с нее это трепьё! Быстрее! – он резко дернул одеяло с ребенка. – Посмотрим, и все…

Вдруг, прямо около его головы грохнул выстрел. От неожиданности Фриц слегка пригнул голову.

– Настоящий солдат, рядовой, всегда дисциплинирован. Он быстро и в точности выполняет приказ своего командира, – из-за его спины вышел Зауэер с пистолетом в руке. – Дисциплина, рядовой, только настоящая дисциплина отличает настоящего немецкого солдата от неполноценных рас! – вторая женщина начала медленно сползать на землю; она продолжала цепляться за солдатскую куртку, но обессиленные пальцы лишь скользили по плотной ткани. – Этих тоже.

Раздался еще один выстрел! Чуть более резкий, он сильно хлестанул по ушам солдат и унесся глубоко в лес.

– Выступаем, – бросил лейтенант, вкладывая в кобуру парабеллум. – До места расположения еще шагать и шагать…

Сгрудившаяся было группа, вновь растянулась. Несколько человек, назначенными в передовой дозор исчезли первыми, почти сразу же за ними двинулась остальная группа, а через несколько минут между деревьями скрылся и силуэт предпоследнего солдата.

– Хм… Думал мягкотелый…, – бормотал оглядывавшийся по сторонам Фриц. – Значит, обтесали мы его немного…

Вокруг никого не было. Деревья стояли неподвижно, лишь их верхушки печально раскачивались из стороны в сторону. Он успокоенно присел на корточки возле одного из тел и, затаив дыхание, начал шарить в одежде.

– Как знал ведь…, – прошептал он, рассматривая крохотное золотой колечко на безымянном пальце женской кисти. – Не зря папаша говорил, что у меня нюх на такие вещи… А ничего вещица-то!

Исхудавшие пальцы совсем не держали колечко. Оно практически без всякого усилия выпало на заскорузлую ладонь. Причмокнув от удовольствия, Фриц засунул вещицу куда-то за пазуху.

– Ничего, но все равно нищеброды, – продолжал он шарить по одежде. – Одно паршивое колечко. Ни цепочек, ни зубов…, – пальца тщательно прощупали швы и уголки, куда можно было зашить что-то ценное. – Может здесь что есть? – небрежно отшвырнув рваное одеяло, Фриц глянул на ребенка. – Дерьмо!

Встав он закинул карабин за плечо и побежал догонять своих.

Поднявшийся ветер шевелил отброшенное в сторону одеяло, край которого то и дело касался ножки ребенка, словно пытался укрыть от холода хотя бы эту часть тела ребенка. Из дыры на одеяле вырвался клочок ваты и гонимый ветром, скользнул по синим пупырышками на коже, потом по шершавой ткани рубашке и, наконец, запутался в длинных спутанных волосах.

… Ветер подул сильнее и одеяло с силой ударило о маленькое тельце. Ножка дернулась, словно от удара, и тут же же согнулась обратно…

Отступление 17.

Реальная история.

[Цитата] Из письма рядового первого класса Рудольфа Руупе своей супруге Марте Руупе от 27 ноября 1941 г. «Моя любимая Марта. Начиная каждое письмо с твоего имени, я хоть на немного, но ощущаю твое присутствие рядом. От тебя уже давно не было писем и я очень беспокоюсь за тебя. Ребята рассказывают, что наш городок уже несколько раз бомбили проклятые лимонники. Прошу тебя, будь осторожна! Знай, если с тобой что случиться, то я этого просто не переживу…

У меня все хорошо. Меня перевели в подразделение, обеспечивающее санитарную обработку… На передовой теперь бываю редко, за что ежедневно благодарю Бога. Хотя в последнее время, мое солнышко, я начинаю думать, чтотам высоко, на воздушных и мягких облаках Богу совершенно не до нас. Я знаю, что читая это, ты станешь меня ругать, но такие мысли посещают не меня одного…

… В окружной госпиталь ежедневно привозят новых раненых и мне часто приходится разгружать составы. Боже, Марта, в такие дни я про адски выматываюсь! В казарме у меня хватает сил лишь на то, чтобы снять шинель и рухнуть на кровать…

… Некоторые из них рассказывают странные вещи. Если бы раньше, я услышал такое, то просто рассмеялся бы в лицо такому шутнику. Но сейчас, я даже не знаю чему верить. Представляешь, рассказывают, что у русских где-то в Sibiri живут такие люди, которые не чувствуют боли. Их можно резать ножом, тыкать иглами, стрелять в них. Господин Кельнер, помнишь этого чудного старичка, о котором я тебе писал, говорит, что нечувствительно к боли – это редчайший феномен и не может быть у целого народа. А я тебе скажу, может эти русские, как и негры всегда не чувствовали боль…».

Отступление 18.

Реальная история.

[Цитата] Из книги Йорга Ф.П. Пожар: Германия в бомбовой войне 1940–1945 гг.

«В европейской исторической литературе последних лет [Пит У., Смит Е.К., Фредериксон И.Т. и т. д.] распространяется мнение о первенстве Люфтваффе в применении такого оружия, как фосфорные бомбы. Так, историк королевских ВВС Великобритании сэр Уильям Пит II приводит в качестве примера бомбардировку в 1941 г. немецкими самолетами местечка Чилстон, расположенногов нескольких километрах от патронного завода Главного управления вооружений и боеприпасов в графстве … Французский исследователь истории Второй мировой войны Лафайет А. В своей работе «Несокрушимая сталь» указывает, что впервые боеприпасы такого рода были, действительно, применены немецкими летчиками, но не в Великобритании в 1941 г., а в Испании 1937 г. (город Гранольерс под Барселоной)…».

***

Партизанский отряд «Смерть фашистским оккупантам». Глубоко в болотах севернее Мценска.

– … От тайги до британских морей Красная Армия всех сильней, – мурлыкал себе под нос старшина, водя по карте остро отточенным синим карандашом. – Ничего… Мы еще подымимся, – грифель описал несколько кругов вокруг небольшого населенного пункта. – … красная Армия всех сильней…

Он дотянулся до неимоверно коптяшей лампы и отщипнул кусочек от веревочного фителька кусочек. Пламя сразу же выровнялось, почти перестав выбрасывать в воздух копоть.

– Гарнизона здеся нету, – бормотал Голованко, продолжая напряженно всматриваться в карту. – Полицаев только человек пять – шесть, да пара немцев – заготовителей… А что, пощипать-то можно… Слышишь, Сергей, смогем?

Сидевший рядом с ним партизан ответил не раздумывая:

– Должны смочь, командир. У нас сейчас почти двадцать штыков… Если кое-кого отозвать из деревень, то можно еще смело прибавлять человек 7–8. Только, Сергеич, потом облава может быть, а мы еще и устроиться-то толком на новом месте не успели… Треба бы проходы заминировать кое-где, да парочку соседних сел прошерстить…

– Дело говоришь, – усмехнулся тот. – Вот сегодня этим и займись. Кстати, про бомбежку слышал?

Партизан кивнул.

– Немец, в нашем старом лагере сильно лютовал, – засмеялся старшина. – Наблюдатели доложили, что уйму снарядом извел. Все взрыл – там теперь бульбу сажать можно.

– Что бомбил пустой лагерь – это хорошо, – задерживаясь у выхода проговорил Сергей. – А вот то, что бомбы он какие-то странные использовал мне шибко не понравилось. Лес там почти весь выгорел… Пней даже не осталось. Михеич рассказывал, что когда бомбили, воздух сильно гудел, а зарево было видно почти в самом центре. Это за пятьдесят километров…

– Подожди-ка, – командир слегка привстал с места; ему показалось, что он услышал что-то странное. – Гул что-ли какой… Точно шумит кто-то. Пошли-ка, посмотрим.

Едва Голованко приподнял полог, который прикрывал вход в землянку, как практически на него свалился его ординарец.

– Пашка, черт, – чертыхнулся командир, придерживая парнишку за шиворот. – Чего там стряслось?

– Там, Илья Сергеевич, Машка пришла, – прошептал он, вытирая текущие по лицу слезы. – Вона я покажу.

Отодвинув его в сторону, мужчины, наконец, вышли наружу и сразу же увидели почти все население лагеря.

– Матрена, отойди, – старшина из-за столпившихся людей ничего не мог разглядеть. – Что за собрание? Что за галдеж…, – окончанием слова, столь резво выскочившего, он чуть не подавился. – Едит твою…

В небольшом кружочке, образованном сгрудившимися людьми, стояла маленькая девочка в окровавленной рубашке, едва доходящей ей до колен. Ее головка с длинными растрепанными волосами была приподняла к верху, а глаза смотрели прямо перед собой. Старшина подошел к ней и молча схватил ее в охапку.

– Давай, – прошептал он, укутывая девочку чьим-то одеялом. – Сейчас, Машулька, тебе станет теплее… Хорошо будет. Согреешься. Чего носиком хлюпаешь? – девочка еще сильнее прижалась к нему, вцепившись в его одежду. – Матрена, давай-ка за нами. Поможешь, если чего…

В жарко натопленной землянке он попытался снять ребенка с груди, но у него ничего не вышло. Та начинала задыхаться и с силой обхватывала ему шею.

– Ну, не плачь, кроха, – шептал старшина, гладя ее по голове. – Что там с тобой случилось? Расскажи нам, не бойся. Где тёти, что с тобой были? – всхлипывания стали еще громче.

– Что ты, старый, дитятю умучал? – всплеснула руками повариха. – Не видишь, плохо ей! У! Дубина! Руки свои убери, – Голованко, безропотно передал девочку женщине. – Иди ко мне, солнышко… Вот, вот, так. Сейчас мы тебя умоем, причешем, накормим, – та доверчиво потянулась к ней. – Смотри-ка, что у меня есть. Это тебе! Бери, бери! – в маленькую ручонку лег какой-то крошечный блестящий сверток. – Молодец! Видишь, как блестит… Красиво? Вот…

– Прямо, как у тети Агнешки, – пропищала девочка, любуясь небольшим колечком на своей ладошке. – Такое же жёлтенькое… как солнышко прямо. И теплое! – она любовалась небольшим кусочком золота, вертела его и так и этак, а потом, вдруг грустно сказала. – А у тете Агнешки колечко дядя забрал.

Старшина встрепенулся и выразительно посмотрел на повариху – мол, давай, спрашивай ее дальше. Та в ответ грозно сдвинула брови.

– У какой плохой дядя, – прекратив безмолвный разговор, погрозила она какому-то неведомому человеку. – Вот как увижу его, то сразу заругаю. Вот так-то, козочка моя. Прямо сразу и поругаю!

– Не поругаешь, – грустно прошептала девочка, зажав кольцо в кулачке и еще сильнее прижимаясь к Матрене. – Он же фашист. У него вот такое ружо, – кулачком она сделала неопределенное движение, которое, похоже, должно было показать размер этого самого оружия. – Он возьмет и застрелит нас.

Подвинувшись по лавке к ним чуть ближе, Голованко вновь просемафорил взглядом, призывая действовать по активнее.

– А тетя Агнешка там осталась, – продолжала рассказывать девочка, хотя у нее так и ничего и не спросили. – Я ее позвала, а она не идет…, – она немного заерзала, пытаясь закутаться в накинутую на нее шаль.

– Знаешь, что Матрена, – проговорил Голованко, для которого с самого начала было понятно главное, что обе женщины уже давно мертвы. – Иди к себе и отогревай дитя, а я пока покумекаю. И Сергея кликни.

Спустя несколько минут в землянке вновь сидели Сергей и старшина. Между ними разгорелся яростный спор по поводу того, что делать… Дым от жутко воняющего самосада, разбавленного какими-то листьями, заполнил почти все помещение. Среди него проступали склонившиеся на столом фигуры, время от времени начинавшие обсуждать очередной вариант.

– … Степаныч, мы же наскоком, – практически всем телом навалившись на стол, убеждал командира Сергей. – Их там в селе с десяток не больше. А мы так ужом, раз и в дамки! – рука партизана прочертила извилистую линию и в конце резко стукнула по доске. – Путь из города к этому чертову дубу лежит через это село. Они же точно там проходили! Я уверен, старшина! Возьмем, да хорошенько так, по-пролетарски порасспросим… Не сомневайся, все расскажут.

Голованко лишь хмурил брови, выпуская очередной клуб дыма. Спор у них шел уже давно и он ни как не мог согласиться с предложенным планом. «Этих чертей, конечно, надо наказать, – размышлял он, продолжая рассматривать заводившегося все сильнее Сергея. – Наказать так, чтобы запомнили, чтобы до самых потрохов проняло…, – он сам с трудом сдерживался, чтобы, схватив первую попавшую винтовку, не броситься в город, но его останавливала лежавшая на нем ответственность за отряд – за мужчин, женщин, детей. – С одной стороны он дело предлагает. Нападем на эту комендатуру с ночи и выясним у этих прихлебателей, кто да зачем у них проезжал сегодня. А потом, глядишь сыщем и их… Но, вдруг, ждут… Не спроста, ведь они поперлись в лес?! Никогда такого не было, что бы они крошечными отрядами по лесам шарились! Всегда лес боялись. А тут на тебе, наведались….».

– Командир, мы же совсем забыли о нем! – он выразительно ткнул вниз (этим жестом в последнее время очень многие стали изображать их покровителя). – С Агнешкой же мать его пошла! Я, пока вы тут с Машкой сидели, у баб спросил, с кем та ходила. Говорят они, что Фекла уже давно подбивала нашу учительницу до дуба дойти…

– Значит, Фекла тоже там осталась… Вот тебе на, – трубка чуть не выпала из его рук от этого сообщения. – Так какого же лешего он смотрел?! – мысль, что Андрей просто «стоял» рядом и смотрел, как издеваются над его матерью, просто не укладывалась в его голове. – Вот дела-то… Как же он так? – бормотал он, не надеясь услышать ответ.

– Не трави душу, старшина, – глухо прозвучал новый голос. – Не знал я.

Вздрогнувший всем телом Сергей отпрянул от стены, спиной к которой сидел. Обернувшись, он смотрел, как ее край, закрытый толстыми досками, начал со скрипом выдавливаться внутрь землянки. Медленно, со скрипом, двух-сантиметровые доски прогибались, пока, наконец, с хрустом не переломились.

– Черт! – вскочил со скамейки Голованко, обсыпанный с головы до ног немного влажной землей. – Что…?

На глазах изумленных партизан, никак такого не ожидавших, из разворошенного угла вывалился какой-то сверток. Небольшой, с детский мячик, комок перекрученных веток и корней подкатился к ногам командира и, коснувшись стоптанных сапог, замер.

– На месте старого лагеря лес горел, – вновь зазвучал голос, как всегда звучавший словно из какой-то глубокой пещеры. – Почти все там выгорело, – в этот раз в его голосе прозвучала настолько ясно ощущаемая боль, что проняло обоих партизан. – … Больно мне было, – его речь звучала медленно, короткими рубленными фразами, разделенными небольшими перерывами. – Так больно, как никогда, – старшина тем временем осторожно взял в руки плетенный комок. – Все сгорело до самой земли… Стволы деревьев, ветки, даже корни сожгло…

– Что это? – спросил командир, дождавшись очередного молчания. – Патроны?

– Патроны? Это было бы слишком просто, человек, – Голованко вытянул из клуба несколько гибких прутьев, однако тот держал форму. – …, Знаешь, я уже давно думать забыл, что такое быть человеком. Иногда мне даже казалось, что таким я был всегда, но сегодня мне напомнили о том, кто я и кем был…, – неожиданное откровение насторожило людей. – Когда жгли лес я почувствовал такую боль, такую злость, что удивился сам себе! Это было новым для меня чувством… Я моментально забыл обо всем! Вокруг меня бушевал странный зеленоватый огонь, буквально на глазах пожиравший все окружающее. Он не просто горел, он охватывал дерево со всех сторон и…

От шара отошли еще несколько прутьев и стало заметно, что внутри что-то лежало.

– … Это была такая ярость, – голос уже не звучал, он шипел. – Просто настоящее безумие, которое я с трудом сдерживал в себе…

Голованко подковырнул пальцами еще один пруток, и, наконец, шар распался, выпустив на столешницу ком земли.

– Ладно, хватит, – казалось, Лес встрепенулся. – Я слышал о чем вы тут говорили. У меня есть кое-что получше! Это будут такие поминки… Разломи ком. Здесь с землей перемешаны семена. Вон они! Их нужно лишь добавить в еду, и все!