Текст книги "Зеленый фронт (СИ)"

Автор книги: Руслан Агишев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)

– Вилли! – зарядивший карабин солдат уже просто стрелял в воду, по крайней мере именно так казалось майору. – Проклятый водяной! Чего тебе от меня надо! – он подходил к майору все ближе и ближе. – Дева Мария, спаси меня от дьявольских напастей! – срывающийся от дикого страха голос то начинал громко бормотать молитву, то выкрикивал ругательства. – Получи, получи! – вновь прозвучали выстрелы.

Закоченевшее тело его совершенно не слушалось, но майор понимал, что стоя у него больше шансов все увидеть. Ноги разгибались словно со скрипом.

– Где же ты, дьявольское отродье? – бормотал солдат, время от времени тыкая в воду карабином, с приставленным штыком. – Покажись! Старина Курт, конечно трус, но никак не малахольная скотина, которая не все готова накласть в штаны, – его уже было прекрасно видно; сползшая на бок каска, разорванная почти на две части шинель – все это отчетливо фиксировал майор. – А, показался…

Стараясь не дышать, Фон Либенштейн повернул голову на право. Из-за мало что скрывавшего кустарника медленно поднимался человек. С него ручьями стекала вода, на голове висели какие-то ветки и кусочки коры. Кожа на лице и руках была иссиня белого цвета, словно отбеленная.

– Иди к папочке Курту, – еле различимо бормотал солдат, приставляя карабин к плечу. – Водяной… или ты у нас не водяной? А, проклятое отродье?

Тот шел с немного вытянутыми вперед руками, непрерывно смотря прямо перед собой. Его глаз не было видно, все закрывали мокрые облепившие лицо волосы.

– Ты же у нас просто поганый унтерменш! – Курта, похоже понесло куда-то вдаль; его страх выплеснулся непрестанной болтовней. – Да-да, унтерменш! Я вас всех насквозь вижу. Вот где у меня вся ваша порода! Иди-иди, по ближе… Давно у старого Курта не было таких чистеньких мальчиков…

В какой-то момент их разделяло всего лишь с десяток метров. Противник сделал еще один шаг и немец выстрелил. Расстояние детское! Оружие проверенное! Выстрел! Человек дернулся в сторону. Еще выстрел! Разворот в другую сторону.

– Какой ты у нас чувствительный, – кричал немец, прицеливаясь в очередной раз. – Просто милая сельская барышня! Ой-ля-ля!

Новый выстрел бросил его на колени. Мокрая гимнастерка ничего не скрывала. Из входных отверстий шла кровь, окрашивая бурую ткань в темно красный цвет.

– Вот так-то, – засмеялся Курт. – Давно надо было встать на колени, русская собака… Вот там-то и твое место.

Дальнейшее пролетело так быстро, словно это было театральное действо, разыгранное искусными актерами. Мгновения назад стоявший на коленях русский, взвился в воздух. Несколько метров, что его отделяли от немца, он проглотил на раз.

– Что же т…, – не успевший даже испугаться солдат, вскрикнул и что-то забулькало. – …!

Глава 75

Оборонительные позиции 222 стрелковой дивизии 33 армии.

Штаб дивизии располагался на восточном берегу реки Нара примерно в полу километре от Красной Турейки.

– Ну и где я тебе возьму цельную роту, комбат? – устало присев на край самодельной скамьи, спросил полковник Бобров – командир дивизии. – И, что от батальона остался один огрызок?! Что? Я рожу что-ли людей? – судя по его измученному лицу, если бы он мог, он действительно бы родил эту выпрашиваемую у него роту. – Нету людей, комбат, нету! Понимаешь, нету! Уже… Всех нестроевых, штабных … всех загнали в окопы! Кого я тебе дам? Все! Амба!

Трубка с грохотом легла на место и лишь после этого комдив с шумом выдохнул воздух через сжатые зубы.

– Может чайку сообразить, Федор Александрович? – участливо глядел на него пожилой ординарец. – А? Я же мигом. Одна нога здесь, а другая там, – одной рукой он уже поглаживал закопченный бочок чайника. – Со смородинкой… С чабрецом, – на мгновение его голос приобрел заговорщические нотки.

Полковник махнул на него рукой словно на надоедливое насекомое и наклонился над столом. Уже выходящий из землянки ординарец услышал, как тот что-то бормотал.

– … Уже четыре дня мы тут землю зубами грызем, – размышлял комдив, вглядываясь в причудливые изгибы реки, берег которой оседлали остатки его дивизии. – За четыре дня они дважды пытались форсировать реку здесь и здесь… Все на Любавино прут, сволочи. Медом им тут намазано!

Огрызок синего карандаша аккуратно вычертил жирную стрелку, конец которой уперся в большой заштрихованный овал.

– А Ермаково? – карандаш уперся в другой населенный пункт, расположенный от первого в нескольких километрах. – Оба ведь хороши, – шептал он, пытаясь понять дальнейшие замыслы противника. – Вот, черт! Дальше будут давить или в обход пойдут?! … Хрен их разберешь! – вдруг карандаш в его пальцах с неприятным хрустом переломился. – Вот еще… И где эта чертова разведка? Королев!

Сверху послышалось шуршание, через секунды сменившееся на топот сапог.

– Тута, товарищ полковник! – с трудом влез в землянку высокий боец.

– Тута, тута, – недовольно пробормотал Бобров, вставая с места. – От Мареева было что? Нет?! Еще раз узнай! Давай, давай! – едва тот исчез, полковник с силой растер левую часть грудины. – Чует мое сердце, готовят они что-то… Ой, чует…

Полковник Бобров не знал, что в данный момент противник заканчивал сосредоточение в зоне его ответственности двух свежих пехотных батальонов, нацеленных на населенный пункт Ермакова. За предыдущие дни немецкое командование вело активную беспокоящую разведку обороны советских войск в этом районе. Ежедневно в разных местах группы численностью до взвода предпринимали попытку форсировать реку и закрепиться на берегу. В результате такой работы к 4 ноября в руках противника имелась подробная карта советских укреплений вплоть до указания расположений отдельных рот и батарей.

– Товарищ полковник, товарищ полковник, идута, – чуть не в ухо гаркнул возникший за спиной командира посыльный. – Лейтенант Мареев прибыл.

Решительно отодвинув великана в сторону, в землянку вошел потрепанный лейтенант в мешковатом маскхалате. Из-под сползшего на затылок капюшона выглядывал большой светлый чуб. Но не это бросалось в глаза! Полковник увидел главное – лейтенант был совершенно опустошен. Из прежнего весельчака и балагура, который в любой рейд собирался с неизменными шуточками и прибаутками, словно вытянули стержень, оставив лишь внешнюю оболочку.

– Товарищ полковник, задание не выполнено, – хриплым голосом начал докладывать он. – При проходе второй полосы окоп группа была обнаружена противников и уничтожена, – потерянный с остекленевшими глазами, парень опустился на скамью; рядом лег немецкий автомат, звякнув рукоятью. – Все там легли, Федор Александрович… Все… вот кроме меня одного… Вот такой паскудины, – он смотрел куда-то в сторону, не замечая вокруг никого. – Лежат там, а я тут. Вот живой сижу, – он глухо застонал, обхватив голову почерневшими ладонями. – У-у-у-у-у!

– Что встал как столб? – заорал полковник на посыльного, изумленно тара-шившего глаза на лейтенанта. – Спирту тащи! Хватит телиться! – Высокий боец от командирского ора ни как не мог развязать вещмешок, где хранилась фляжка со спиртом. – Лей, балда, лей! Сейчас самое средство! Вторую группу потеряли…, – в алюминиевую кружку щедро полилась прозрачная жидкость. – Голову его, голову держи! Вот, давай, давай…

Лейтенант дернулся из рук, с трудом сдерживая вырывающийся из него кашель.

– Алексей, Алексей, – комдив тряханул за плечи лейтенанта, отче его его голова шатнулась словно тряпичная. – Лейтенант Мареев, встать! – заорал он, увидев, что прежний тон ни какого эффекта не дает. – Смирна-а! – того выпрямило и подбросило вверх. – Что слюни пустил? Жалко своих! Да? Поплакаться ко мне в жилетку пришел? Смотреть мне в глаза!

Сунувшийся было с чайником ординарец, мгновенно исчез из виду едва услышал грозовые обороты в голосе комдива. Следом за ним медленно пятился к двери и посыльный. Высокая нескладная фигура осторожно, делая один крохотный шаг за другим, двигалась к выходу.

– А мне тогда как? – Бобров жахнул о поверхность стола толстую папку с бумагами. – Мне что, застрелиться теперь? – пистолет птицей выпорхнул из потрепанной кобуры вцепился в ладонь. – Вон сколько моих бойцов в землю ложиться! – свободной рукой он вновь подобрал папку и тряхнул ею перед носом лейтенанта. – У меня что сердце не болит за ребят?

Багровое лицо парня медленно теряло краску. Сначала спал лихорадочный румянец с его щек, потом отпустило и лоб.

– Застрелиться? – не мог успокоиться комдив, размахивая пистолетом. – Мочи же нет! – он дернул рукой и в землянке раздались несколько выстрелов. – лейтенант продолжал смотреть вперед, не моргнув ни глазом при раздавшихся выстрелах. – Раз и все! А кто воевать будет? Кто, лейтенант? Кто фашистскую гадину гнать будет из наших городов, сел и деревень? Кто будет освобождать наших матерей? Дядя? Другой парень? Что буркалами своими зыркаешь?

Мареев не говорил ни слова. За все это время, в течение которого полковник обрушил на него град жалящих душу вопросов, Алексея била дрожь… Мелкая, гадкая, лишающая силы, она выворачивала его мышцы и кости.

– Не надо больше… – прошептал он, с болью в глазах глядя на командира. – Я все понял.

Бобров после этих слов посмотрел на него так, будто до этого пред ним вообще стояло пустое место.

– Понял? – с трудом остывая, переспросил он. – Ты понял? А раз так, что рассказывай, что видел?

– … Когда первую линию переходили, Филипчук слышал разговор двух часовых, – запинаясь начал рассказывать разведчик. – Далеко было… Но вроде о Ленинграде говорили. Мол скоро возьмут…

– При чем тут Ленинград? – буркнул комдив, переводя глаза с карты на лейтенанта. – Мне наше нужно, наше положение!

– Они же, товарищ полковник, так говорили будто сами его видели, – Мареев замолк, но через несколько секунд снова продолжил рассказывать. – Точно, Филипчук говорил про трамвай они что-то говорили… Значит, видели они его, товарищ полковник! – до лейтенанта наконец-то дошло, что это могло означать. – Из под Ленинграда отводят свежие части.

Едва эти слова прозвучали, как они оба бросили взгляд на карту. «Свежие части…, – комдив вновь и вновь пробегал глазами по изгибу реки, по берегу которой закопались его люди. – Подкрепление… Гады! Разбросали наверное по-немного. Там чуток, здесь чуток – вот тебе и лишняя рота, а то и две… А у меня тут рваный носок вместо бойцов!». В одном месте русло реки выгнулось далеко вперед, образуя длинный выступ в сторону советской стороны. «Все-таки на Колопино нацелились, сволочи! А нам тут почти неделю голову морочили… Надо доложить в штаб… А если ошибка? Что тогда?».

– Лейтенант, мы не имеем права на ошибку. Ты понимаешь меня лейтенант? – он внимательно посмотрел на Мареева, будто вытягивая из него какие-то дополнительные сведения. – Если мы ошибемся и враг прорвет оборону, то отсюда чистая дорога на Москву. Я только вчера запросил Ставку. За нами резервов нет – чистое поле, а дальше шоссе… Мы не можем ошибиться!

Фраза была даже не утверждением. Нет! В этот момент она звучала как твердое внутреннее убеждение.

– Товарищ полковник, разрешите сделать еще одну попытку? – Бобров замолчал, прекрасно понимая, что им кровно необходимы разведданные. – Есть у меня на примете пара бойцов. Сдюжим, Федор Алексеевич, – командир продолжал молчать.

– Этот точно сдюжит, товарищ полковник, – вдруг со стороны входа раздался напористый голос большого начальника. – Пролетарская косточка – хрен разгрызешь!

Они повернулись. В землянке стоял капитан, за плечами которого маячил корчащий рожи ординарец.

– Хватит уж, Макарыч, – пробормотал полковник, накрывая карты какими-то листами. – Проглядел и ладно! Посмотрим, что ты капитан за птица такая? – предложение прозвучало как-то двусмысленно и напоминало угрозу.

Вошедший медленно расстегнул шинель и из гимнастерки вытащил небольшую книжицу темно-бардового цвета.

– Комиссия Особого сектора ЦК, капитан Смирнов Игорь Владимирович, – он протянул удостоверение левой рукой и спокойно смотрел в глаза комдиву. – Прибыл в расположение 33-ей армии с особом заданием. Полковник Бобров, вам приказано оказывать мне и моей группе полное содействие в выполнении задания. Вот распоряжение, – на стол прямо возле карты лег еще один документ – сложенный пополам листок.

На своем веку Бобров повидал немало людей, которые вот точно также с ходу предъявляли грозные с виду и по сути бумажки, трясли руками и орали словно недорезанный буржуи. Ему было достаточно бросить всего лишь один взгляд и все становилось понятно, кто стоявший перед ним человек – пустышка или фигура.

– Штаб армии или фронта в курсе? – спросил Боров, пытаясь дать себе больше времени.

Он ни как не мог раскусить его. С одной стороны, толком не обмятая форма, начищенные до блеска сапоги, белоснежный подворотничок и множество мелких нюансов, говорили, что он штабист.

– Нет, товарищ полковник, – отрицательно ответил капитан. – Я сразу из Москвы к вам.

С другой стороны, он слишком уверенно держится. «Взгляд спокойный. По углам не рыскает, – фиксировал все полковник. – Видно, что передовая ему не в новинку… Не-е-ет. Не штабной шаркун это! Что-то тут другое!».

– Значит, не знают, – пробормотал комдив, двигая к краю стола карту, где она бы закрывала собой ящик стола. – Но я все равно должен удостовериться… Сейчас позвоним, узнаем… а пока чайку. Макарыч! Давай-ка нам чаю, да чтобы с огоньком и с сахарком, как раньше. Понял, Макарыч? – Из-за дверей высунулось удивленное лицо и моргнув несколько раз глазами исчезло.

Удовлетворенно хмыкнув, Бобров приложил трубку телефонного аппарата к уху. После нескольких минут переговоров выяснилось, что, действительно, ни штаб фронта, ни штаб армии ничего не слышали о таком странном и секретном капитане, как Смирнов Игорь Владимирович.

– Прошу ваши документы, капитан, – наконец, Бобров со вздохом положил трубку. – Москва подтвердила ваши полномочия. В чем требуется наше содействие.

– Всем, кто не владеет допуском 1 категории приказываю немедленно покинуть помещение, – круто начал капитан, едва получил удостоверение назад.

Бросив на своего командира удивленный взгляд из землянки вышел разведчик, следом за ним исчез и сопровождавший капитана боец.

– В зоне вашей ответственности, – Смирнов достал из планшета карту, на которой возле одного из узлов обороны были сделаны какие-то пометки. – готовиться переход разведгруппы в тыл к противнику. Вот примерно в этом месте… Вам необходимо обеспечить группе безопасный переход за линию фронта.

Полковник недовольно присвистнул, заметив на карте у своего собеседника ряд новых обозначений.

– У вас новые данные? И вы хотите лезть в это осиное гнездо? Здесь же центральный узел обороны! Тут в лоб танками надо утюжить, а вы пройти пехом хотите… Смотри, вон лейтенант, только что отсюда вышел. Вот у него примерно там две группы легли! Почти двадцать бойцов! Кого я с тобой пошлю? Хотя… Слушай, капитан… Давай, баш на баш. Обеспечу я тебе проход туда, но ты с собой моего лейтенанта заберешь, – Смирнов в этот момент хотел было что-то возразить, но Бобров не дал ему даже рта раскрыть. – Мне как воздух, капитан, нужна разведка! Ты пойми, они все там, а мы вот, туточки! Я же чую, что там что-то готовиться. Вон веришь, волосы у меня дыбом встают от предчувствия?! Возьми?! Пошукайте там! Ну? Вот и ладно! – недовольно скривив рот, капитан кивнул головой. – Мареев, ко мне! Пойдешь с капитаном на ту сторону!

Наверху уже стояла группа в полном составе. К изумлению полковника их ждало только два человека.

– Это вся разведгруппа? – непроизвольно вырвалось у него. – Два человека?

– Человека? – усмехнувшись переспросил Смирнов, оглядывая своих бойцов. – Поверьте мне, Федор Алексеевич, двоих бойцов более чем достаточно для выполнения задания.

Увидев начальство, оба разведчика застыли в строю.

– Я что-то не вижу оружия, – недоуменно спросил Бобров, чувствуя, что он чего то не понимает. – Капитан, что тут черт побери происходит? Они, что к немцам с цветами идут? Так?

Полковник Бобров не любил две вещи. Во-первых, когда ему нагло, прямо в глаза врали. И во-вторых, когда он чего-то не понимал. В этот самый момент оба эти обстоятельства странным образом совпали, что его моментально взбесило.

– У меня две разведгруппы погибло! – медленно и раздельно проговорил он, продолжая рассматривать разведчиков. – Девятнадцать человек! – ординарец, предчувствуя в зазвучавших стальных нотках готовящуюся бурю, попытался испариться. – Почему они не вооружены?! Капитан?! Черт тебя побери, где их оружие?!

Стерев со своего лица улыбку, Игорь негромко произнес:

– Кирилл! Забор! Кухня! Уничтожить!

Четыре слова! Несколько десятков звуков не успели прозвучать, как фигура крайнего бойца размылась и…

– И-и-и-и-и-и! – визг испуганного поросенка резко ударил по ушам собравшихся. – И-и-и-и-и-и!

Одновременно с диким визгом прямо на людей выскочил грязный как смерть свин. От него с треском разлетались куски массивных досок, обломки слег.

– Что это такое? – шептал полковник, пытаясь уйти в сторону от несущегося прямо на него животного. – Прочь, скотина!

Бум! Бум! И бочка только что приготовленной кашей начала заваливаться набок.

– Держи!

– Пошел…

– А-а-а-! Придавило!

– Да, тащи его… Воды, воды!

Полковник ошарашенно смотрел прямо перед собой, пытаясь осознать, а что он в конце концов видел. От забора, который все это время чудом ускользал от немецких снарядов, практически ни чего не осталось. На двух, не далеко стоявших друг от друга столбах, висели клочья осиновых слег. А вокруг на несколько десятков метров валялись обломки досок. Чуть дальше на него с укоризненной глядела армейская кухня, которую с трудом удалось удержать от падения. На всем ее боку красовалась огромная вмятина, которую не грех было оставить и мчавшемуся газону…

***

Берлин. Здание Имперского оперного театра. Величественное здание, построенное в прошлом столетии, было полностью оцеплено. Вдоль булыжных мостовых плотно стояли полицейские в парадных мундирах, чуть дальше, зданию бывшего австрийского посольства, начиналось оцепление из солдат.

– Прошу Вас, господин генерал, – перед входом остановился очередной автомобиль, блестевший внушительной чернотой и хромированной сталью. – Фюрер еще не прибыл… Ваше место…, – дверца мягко хлопнула, выпуская наружу сухопарого военного в мундире кригсмарине.

Огромный зал, купол которого терялся в роскошной золоченной лепнине, хрустальном блеске подвесных люстр. Особые стрельчатые конструкции, начинавшиеся возле самого пола и смыкавшиеся в одной точке в центре купола создавали на фоне всего этого великолепия потрясающую иллюзию воздушности всего зала. Массивные дорические колонны, подпиравшие собой театральное небо, на расстоянии совершенно теряли свою тяжесть и приобретали легкость и стройность.

– Мои немецкие соотечественники и соотечественницы! – тысячи и тысячи людей вздохнули и замерли – это было настоящее затишье перед неистовой бурей. – Я обращаюсь к вам от имени миллионов тех, кто в данный момент сражается, претерпевая холод, против большевистских орд на Востоке!

Море черных, синих, светлых мундиров, разбавленное белоснежными пятнами сорочек, было густо замешано на красном цвете. С многометровых колонн свисали ярко красные бархатные полотнища со строгой геометрией свастик.

– … Немецкий солдат достиг невозможного! – голос буквально взлетел на недосягаемую высоту и сразу же опустился вниз, скатываясь почти до шепота. – За его спиной осталось гигантское покоренное пространство – оно по площади в два раза больше, чем была немецкая империя в 1933 г., или в четыре раза больше, чем Англия…

Посреди всей этой восторженной толпы, буквально ловящей каждое движение обожаемого фюрера, лишь несколько человек сохраняли спокойствие и невозмутимость. Чтобы найти хотя бы двух таких человек пришлось бы тайком выбраться из зала и пройти мимо десятка здоровенных лбов охраны к неприметной боковой лестнице, ведущей на верхние ложи. На одной из них, с которой открывался прекрасный вид на сцену, в этот самый момент велся неторопливый разговор.

– Фюрер сегодня явно в ударе, – достаточно громко произнес первый – полноватый господин в строгом фраке, с усмешкой всматриваясь в ревущую после очередного лозунга толпу. – Кажется еще немного, и они готовы сами взять карабины и идти в атаку на большевиков. Вы так не находите, Марк?

Второй немного наклонился к резным перилам и соглашаясь, кивнул головой. Его внешность высокого мощного мужчины с длинными волосами цвета ржаной соломы могла бы стать для очень многих из нацистского руководства живым укором своей эталоностью.

– Перед нами, немецкими солдатами, рабочими, матерями, Рейхом, стоит не противник! – невысокий человечек уже не говорил, не рассказывал; он буквально кидал в зал острые рубленные фразы, наполненные горящими эмоциями. – Это не противник! Это настоящий зверь! Это настоящее чудовище, которое выползло на благословенную землю из глубин мрака и смрада! – рев толпы вновь начал нарастать, уподобляясь морской волне, которая мощно с рокотом накатывалась на вздыбленные скалы.

– Все равно, дорогой друг, что бы вы не говорили, а у него есть талант, – полный человек вернулся к старому разговору. – Он же не просто оратор… Нет! Он настоящий маг и волшебник. Смотрите, здесь уже нет обычных людей, – пухлая кисть с массивным золотым перстнем на большом пальце махнула в сторону оратора. – Там, внизу, единый организм, который все чувствует и понимает…

– В этом вопросе я с вами совершенно согласен, – второй облокотился на спинку кресла и недовольно продолжил. – Не пора ли нам, господин Грайте, поговорить о деле. Я не думаю, что вы выбили мне приглашение на это … э … мероприятие исключительно по причине того, что я являюсь приятным собеседником, – полный неожиданно резко обернулся и на «викинга» практически в самый упор уставились два пронизывающих насквозь зрачка.

Еще мгновение назад бывший добрым дедушкой мужчина неуловимо изменился. Его фигура чуть наклонилась вперед, словно готовясь к прыжку на свою жертву. Глаза все это время буквально потрошили на части человека, посмевшего сказать такое.

– Хорошо, Марк, – он почти прошептал, однако, даже в шуме этих безумный оваций, его прекрасно поняли. – Перейдем к делу… Думаю, ты прекрасно знаешь, чем занимаюсь я, – не дожидаясь ответа, он продолжил. – Не надо так кривить лицо, я не собираюсь тебя кормить байками. Вот, возьми, папку. Здесь подборка некоторых документов, которые тебя и остальных должны заинтересовать… Подожди, у тебя еще будет со всем этим познакомиться. Сейчас же, нам лучше просто поговорить.

Внешне неприметная папка быстро перекочевала из рук в руки.

– … Из этого похода мы немецкий солдат вернется полностью обновленным! – Гитлер бушевал на трибуне; его согнутые в суставах руки молниеносно взлетали в воздух и сразу же стремительно падали вниз; обычно невыразительно лицо перед тысячей благодарных слушателей начинало жить своей собственной жизнью. – Его дух окончательно наполниться истинно арийским величием! Именно так, в неистовых битвах, в крови врагов, закаляется стальной меч. Именно так и германский народ, растоптав весьгенетический мусор истории, обретен свое настоящее место и исполнит предназначение…, – мощные овации взорвали зал; вскочившие люди, вытаращив глаза от восторга, скандировали нацистское приветствие.

– Марк, – ложа, по-прежнему, оставалась островком спокойствия, которого, казалось, и не касались бушевавшие чуть ниже страсти. – Война начинает затягиваться, – он тяжело, по-старчески вздохнул. – Сегодняшнее мне все более начинает напоминать ту Великую войну… Все было точно также. Огромные залы с восторженными немцами, стройные колонны марширующих солдат, и в центре всего этого сухопарый кайзер… И мы помним, чем все это закончилось… Большевики нас переигрывают. Россия – это бездонный конвейер, который перемалывает наши войска, дивизию за дивизией, армию за армией. Мы уже поставили все на эту войну!

Собеседник, казалось, совершенно не разделял его эмоции. Немного вытянутое лицо, обрамленное длинными волосами, было совершенно спокойным.

– Господин Грайте, мои хозяева знают все это и без ваших слов. Поражение в этой войне ударит по ним больше всех… Нет войны – нет заказов, нет заказов – нет денег. Это ясно и ребенку. Господину Круппу нужно услышать что-то посущественней, чем все это, – Марк отвернулся и вновь стал следить за метавшимся возле трибуны Фюрером.

– Русские создали его, – эта простая по форме фраза далась ему нелегко; мелкие бусинки пота выступили на его лбу. – То, над чем мы бились почти десять лет, сделали эти чертовы иваны.

Здоровяк с завидной для человека с такой массой тела резко повернулся и с удивлением посмотрел на профессора.

– Что создали большевики? – пожалуй, впервые с момента начала разговора он высказал заинтересованность; хотя, сам Грайте мог бы поклясться на чем угодно, что здесь было не только удивление, но и тревога. – Что им удалось сделать? – он сразу же бросил взгляд на папку, которая так и продолжала сиротливо лежать на сидении рядом. – Это здесь? – плотный шнурок, выступавший в качестве завязок, с трудом поддавался его пальцам. – Проклятье! Зачем было так завязывать…

Молчавший Грайте продолжать смотреть на своего собеседника, который, с трудом сдерживая нетерпение, открывал папку. Наконец, плотные кожаные створки распахнулись.

– Профессор, сейчас я совершенно не склонен разгадывать загадки, а мои хозяева тем более, – бросил он, перебирая многочисленные разнокалиберные бумаги. – Рассказывайте!

Грайте улыбнулся, однако сделал он это про себя.

– Им, не знаю каким образом, удалось почти полностью достичь того, что мы закладывали в качестве конечного продукта в проект «Тор», – он говорил чуть тише, чем при обычном разговоре, но достаточно громко, чтобы его могли услышать. – Солдат с нечеловеческой силой, с феноменальной выносливостью и просто поразительной регенерацией… вот, что они создали…

Мощная ладонь дрогнула и тяжелая папка упала на пол ложи. Часть листков, оказавшиеся мелкого формата и более тяжелыми, вывалились из общей кучи.

– Вы сказали проект «Тор»? – пальцы, в которых осталось всего лишь несколько листков, непроизвольно сжались. – Но откуда о нем известно большевикам? Профессор, вы бредите!

– Я, действительно, могу быть психически нездоровым. Психом может являться и мой непосредственный агент на Востоке. Ну, пусть еще один или два недоумка затесались в ряды моих сторонников… Но идиотами не могут быть все они одновременно! Вы так не находите дорогой Марк?! – только Грайте, известный в некоторых научных кругах как удивительный словесный эквилибрист, мог так утонченно и в тоже время обидно объяснить, что его оппонент ошибается. – Здесь несколько сот донесений самого разного уровня – от писем рядовых солдат, записок интендантов, врачебных справок и вплоть до донесений командиров дивизий. Смотри – смотри… Нам стоило большого труда достать все это.

На сидение были свалены все эти бумаги. Одни были кристально чистыми и белоснежными, с идеально ровными строками текста, словно только что вышли из под пера педанта штабиста. Другие документы представляли собой едва ли не клочки сероватой бумаги с неровным почерком, которая просто просилась использовать по назначению. Марк перебирал их, время от времени какое-то выбирая из кучи.

– Наши аналитики хорошо поработали, Марк. Или может Вас лучше называть, господин Крупп, – продолжил Грайте, тоже выдернув один документ. – Первые сведения об этих солдатах мы получили несколько месяцев назад, практически сразу же после начала войны. Замечу сразу, это были обрывки, буквально клочки информации, к счастью нам удалось их свести воедино… По-видимому, удар наших войск пришелся в момент их полевых испытаний в пограничной зоне. В ряде мест солдаты встречали труппы людей, животных и птиц со странными повреждениями. Думаю, это были опыты неких препаратов, испытания несовершенных образцов.

Он протянул Марку несколько фотографий, на которых была снята тушка одной и той же птицы с разных ракурсов. Небольшая птаха была зафиксирована на какой-то светлой поверхности с растопыренными в разные стороны крыльями. Благодаря отличному качеству снимков, была прекрасно видна густая сеть тоненьких нитевидных отростков, опутавших крылья и брюшко.

– Вот именно эти характерные вещи мы встречаем и на остальных образцах. Обратите внимание вот на этот снимок, – в ладонь к Марку легла фотография молодой женщины. – Это очень интересный образец. Агент доложил, что в эту женщину стреляли без видимого эффекта с нескольких десятков метров. Вы заметили? Вот-вот, здесь… Область брюшной полости. Вот! Здесь буквально несколько отверстий! Словно по ней только что и не стреляли!

Действительно, на снимке была отчетливо видна верхняя часть живота с несколькими входными отверстиями от пуль. Они выглядели зарубцевавшимися.

– Главное, потом ее видели живой! – палец профессора взвился вверх, словно он намеревался пробуравить потолок ложи. – Но и это не все! – Грайте зашелестел своими бумаги, пытаясь что-то отыскать. – Кажется вот оно… Хотя нет… А, вот!

Марку всучили фотографию еще большего масштаба – формата примерно альбомного листа.

– Это немецкий солдат. Его имя Ранке Фриц, рядовой 1 класса, – комментировал тот. – Был убит на глазах своего непосредственного командира русским диверсантом голыми руками.

На фото крупным планом был показа торс и голова солдата, обезображенные глубокими ранами. В какой-то момент Марку показалось, что он видит жертв африканского льва или тигра. Будучи заядлым охотником он не раз сталкивался с тем, что оставалось от человека после разговора с африканской дикой кошкой. Сейчас он видел практически тоже самое – широкие рваные раны живота, словно оставшиеся от мощных когтей зверя, сильно обглоданное лицо, с которого был практически сорван скальп.

– Вы уверены, что это сделал человек? – Марк выразительно посмотрел на профессора. – Ваши аналитики ничего там не напутали? У него же ребра наружу вывернуты!

– Не надо забывать и про одежду, – игнорируя вопрос заметил Грайте. – Голыми руками разорвал шинель, полевое обмундирование и, наконец, плоть. Неплохо для обычного человека, не находите? В конце концов, отбросим фотографии! Они все равно не дадут вам представление всей полноты картины. Главное, сейчас понять одно – русские добились впечатляющего успеха в деле создания сверхсолдата, существенно обойдя нас. Безразлично, на какой стадии они находятся в данный момент – на стадии ли испытаний или окончательной шлифовки образцов. Важно лишь то, что они могут в самое ближайшее время выдать рабочий экземпляр, а мы – нет!