Текст книги "Зеленый фронт (СИ)"

Автор книги: Руслан Агишев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

Глава 64

Состав еле тащился. Через каждые полчаса – час, вагоны содрогались от оглушительного визга гудка и с шипением поезд вставал. Сразу же за окнами начиналась беготня: то и дело мелькали погоны с серебром, мчавшиеся куда-то с докладом; проносились вестовые с кипятком… Словом прощай далекий Фатерлянд и здравствуй незнакомая и таинственная страна.

«… Дорогая Гретхен, как и обещал тебе, пишу с каждой новой станции, которую мы проезжаем по пути на Восточный фронт. Как ни странно, делать мне это совсем не тяжело. Поезд еле плетется; иногда ловлю себя на мысли, что мы никогда не доедем до места своей службы. Сослуживцы поговаривают, что кто-то из местных устраивает диверсии на железной дороге, поэтому и нет нужного хода. Это настоящее варварство, правда ведь моя милая голубка! Настоящий солдат должен сражаться лицом к лицу с врагом, а не нападать исподтишка.

… Ты просила меня рассказывать обо все, что я вижу. Вынужден тебя огорчить, мое сокровище, порадовать мне тебя практически нечем. Ты даже не представляешь, насколько здесь пустынно. Иногда мы в течение нескольких часов за окном ни встречается ни одного дома. Не то что у нас в Вестфалии… Помнишь сколько небольших и уютных деревушек у нас раскидано по окрестностям. Это настоящая пустыня! Говорят, наш фюрер обещал каждому офицеру здесь имение. Если все сложиться именно так, то я даже не знаю, что нам с тобой подобрать… Но земля здесь, скажу я тебе, одно загляденье! Я тут в руки взял комок и попытался растереть его. Она жирная, как творог от хорошей коровы…».

Состав в очередной раз сильно дернуло и он встал, как вкопанный. Лейтенант Отто Шеер с сожалением перевернул листок бумаги и, аккуратно перегнув, вложил его в конверт.

– Что за вид, старина? – скалил крупные как у лошади зубы его закадычный друг, Вилли. – Ты успел написать всего лишь одно письмо своей ненаглядной красотке Гретхен? – часть вагона, которая от скуки была уже готова лезть на стены, грохнула от смеха. – Учти, Отто, вся почта нашей дивизии работает на тебя одного! Это совсем не по товарищески! А как же мы? Ты думаешь, нам не кому писать? Вон толстяк спит и видит, как написать женушке нашего капитана, – полный, в плотно обтянутом кителе, офицер дернулся словно от удара электрически током. – Ему, что теперь страдать от невнимания?

Вагон вновь зашелся в хохоте, а жертва лишь криво усмехнулся и отвернулся к окну.

– Что вы ржете? – вдруг его взгляд за что-то зацепился в окне. – О, черт! Полковник! Кажется, что-то случилось…

Через секунду окна с правой стороны вагона были облеплены людьми, жадно выискивающими новости. Поезд остановился на какой-то небольшой станции. Не было видно ни указателей, ни названий на фасаде древнего вокзала.

– Похоже здесь недавно шел бой, – пробормотал кто-то, оттирая от окна своего товарища. – Вон, развалины еще дымятся… Слушайте, это же глубокий тыл. Отсюда до передовой еще ехать и ехать!

– Что у тебя заело? – ткнул его локтем в бок сосед. – Капитан же вчера говорил, что на дороге были диверсии большевиков…

– Какие к черту диверсии? – насмешливо хмыкнул первый, тыча куда-то в стекло пальцем. – Здесь же был бой, самый настоящий бой!

Возле одной из стен вокзала медленно чадила какая-то груда железа, в формах которой угадывался грузовик. Возле него суетились солдаты, тащившие тяжелый брезентовый шланг. К ним то и дело подбегал какой-то офицер и судя по приглушенным крикам, за что-то их распекал.

– А наш-то, смотрите, как вытянулся! – усмехнулся Отто, кивая на стоявшего капитана. – Ему, видно, тоже досталось… Вот как бы и нам за одно не попало…

И действительно, через несколько минут состав затрясло от забегавших как тараканы солдат. Батальон, перебрасываемый из местечка Ле Бурже, наконец-то, добрался до передовой. И кому какое дело, находиться ли передовая на стыке двух сражающихся армий, или ее линия проходит где-то в самой глуше по сердцам обычных людей…

Ругань! Гомон! Топот! Лязг оружия! Топая сапогами, солдаты строились на перроне.

– Быстрее, быстрее, лейтенант! – сквозь зубы шипел капитан, зацепившись взглядом за бежавшего последним Отто Шеера. – Если вы воюете точно также, как и выполняете мой приказания, то мы можем вообще большевиков не видеть! Быстрее, быстрее… Полковник смотрит…

Наконец, строй замер. Идеально выверенная линия, образованная кончиками сапог, могла навести на мысль о специально натянутой веревке или линии, начертанной мелом на земле.

– … На станции была совершена диверсия местными коммунистами. Практически все бандиты уже пойманы, оставшиеся скрываются в домах и подвалах. Командирам подразделений оцепить прилегающие к станции и комендатуре улицы. Обеспечить сплошной обыск домов и всех находящихся в них. Внимание. Подвалы домов осматривать только те, которые помечены как безопасные, – капитан все это время почему-то смотрел именно Шеера, словно это именно он должен все сделать. – Участки уже нарезаны. Квадрат 1 и 2 в зоне ответственности первой роты, – офицер, стоявший с краю строя, что-то отметил у себя в блокноте. – Квадрат 3 и 4 в зонте ответственности 2 роты …

Строй на мгновение замер и сразу же пришел в движение. Небольшие подразделения словно ручейки растеклись по улочкам городка, перекрывая все подходы к станции и комендатуре.

… Отто был в недоумении. На его участке было целых пять домов, два из которых были большими, сделанными из добротного красного кирпича, и три больше похожи на бараки, в которых держат скотину. «У меня только десять человек, – теребил он листок блокнота, на котором схематично были изображены некоторые улицы города. – Черт, да в этих домах жителей с полсотни… Как их всех проверить?».

Однако его солдаты оказались более опытными. Особенно выделялся красномордый ефрейтор, успевший уже где-то раздобыть нашивку за тяжелое ранение.

– Всем выйти на улицу! – рявкнул он со всей дури и продублировал приказ парой выстрелов из карабина. – Быстрее, быстрее, русские свиньи!

Под его руководством двое солдат быстро высадили рамы из двух окон первого этажа.

– Люди, выходите на улицу! – верещал под звон оконного стекла приданный им переводчик из местных – пожилой дядька в мешковато сидевшем на нем костюме. – Это всего лишь проверка документов! Быстрее! Немецкие солдаты, только проверят документы!

Откуда-то из глубины здания раздался женский визг, а потом из распахнувшейся двери выбежала светловолосая женщина, прижимавшая к себе ребенка. Следом скатился со ступенек невысокий мальчишка.

– Выходите на улицу и приготовьте свои документы! – переводчик подошел ближе к выходившим людям. – Строиться возле стены… всем приготовить документы…

Жители испуганно жались друг к другу. Некоторые теребили в руках какие-то бумаги, на таких смотрели с завистью, а кое-кто и с ненавистью.

– Ты, ты и ты в сторону, – мужичок ткнул пальцев в троих, протягивавших выписанные комендантом разрешения на работу. – Стоять здесь и ждать, что скажет господин лейтенант.

Вдруг из дома раздались выстрелы. Один! Второй! Гулко лопнуло стекло на втором этаже!

– Туда, живо! – Шеер кивнул головой двоим солдатам, стоявшим рядом с ним.

Через несколько минут из дома выволокли окровавленное тело, своим видом напоминавшую освежеванную говяжью тушу на бойне. Человека бросили в пыль и только тогда стало видно, что в его руке был зажат обычный кухонный нож.

– Господин лейтенант, – вытянулся перед офицером ефрейтор. – Этот человек оказал сопротивление при проверке документов – бросился на меня с ножом… Это несомненно большевистский диверсант и возможно он участвовал в нападении на станцию…

– Отлично, ефрейтор, – Отто с трудом отвел глаза от окровавленных кулаков солдата. – Он хоть жив? Его можно будет допросить?

Тот ухмыльнулся и с силой растер правый кулак, больше похожий на огромную деревянную колотушку.

– Я его не сильно, – проговорил он. – Так помял немного… Эй, ты иди сюда! Господин лейтенант хочет допросить этот кусок мяса, – переводчик испуганно дернул плечами и бросился к ним. – Спроси, где прячутся остальные диверсанты? Давай, давай!

Избитый захрипел, выплевывая сгустки крови. Это было настолько омерзительное зрелище (когда сгустки крови, разбавленные слюной, скатываются в шарики в густой пыли и становятся из багрово-красных серыми или даже почти черными), что Отто даже вздрогнул.

– Эй, ты живой? – мужичок осторожно коснулся лежащего человека. – А? – лежащий зашевелился, а потом открыл глаза. – Где твои товарищи? Ты расскажи все, мил человек… Умирать-то все равно легче будет. Слышишь?

Тот осмысленным взглядом посмотрел на него, потом перевел взгляд на стоявших рядом лейтенанта и ефрейтора.

– Что, гнида, врагу служишь? – еле слышно прошептал он, не отводя взгляд от переводчика. – Свой народ предал?

– Ты меня не жури, милок, – мягко, ласково прошептал мужичок в ответ. – Не надо меня журить и хаять! Это ведь не мой народ… Я сам-то из местечка под Вильно, вот там все мои…А здесь быдло одно, которое только и умеет все хапать да загаживать своими грязными руками! Вот сметет вас немец как крошки со стола, а мы тут и заживем по своему…

Ефрейтор в нетерпении пнул переводчика сапогом по спине словно давая понять, что пора и спрашивать.

– Холуй ты, – раздвинул в улыбке изгрызенные губы человек, увидев этот пинок. – Подстилка немецкая! Вот так они всех вас и наградят за верную службу… Передай своих хозяевам, что я пришел из леса и уйду в лес…, – его скрюченная рука при этих словах пыталась дотянуться до росшего рядом куста сорной травы. – Все вы тут сгинете и не станет вас, как не стало тех, кто приходил до вас…, – переводчик, морщась, переводил подошедшим ближе немцам. – Теперь все изменилось… Все стало по другому, – люди у стены дома неуловимо зашевелились, словно тихие слова умирающего что-то значили для них. – Лес вам не просит такой обиды, – он закашлял, отхаркивая вместе с краснотой что-то беловато-серое, еле заметно извивающееся…

Шеер сразу же отодвинулся в сторону.

– Вы отлично сработали, ефрейтор, – похлопал он по полечу здоровяка. – Похож, это действительно тот самый диверсант, которого мы и искали. Я доложу о вас командованию.

Еще более раскрасневшийся ефрейтор, рожа которого сияла неимоверным довольствием, гаркнул:

– Хайль Гитлер!

– Осмотреть оставшиеся дома, – кивнул в ответ лейтенант, подзывая после этого стоявшего рядом словно собачонка переводчика. – Ну-ка, рассказывай по подробнее, что говорил этот большевик…

«Угадал ведь, – довольно улыбнулся Шеер, заметив как вытянулось от ужаса его лицо. – Что-то скрывает от нас. Это плохо! Как говорил дедушка, если обманывают, значит, тебя не уважают… Надо преподать этому отребью урок».

Переводчик что-то пытался прошептать, но Отто не дал ему ничего сказать. Кулак, обтянутый в черную перчатку, со смачны звуком бросил его на землю.

– Дошло, как это, лгать немецкому офицеру? – с усмешкой спросил он, наблюдая как тот пытается отползти от него по дальше. – Вставай, и рассказывай все, о чем вы там говорили! И следи за своим языком, больше я предупреждать не буду… Если, что с тобой говорить будет мой ефрейтор.

– Я все расскажу, господин капитан, – переводчик с трудом поднялся с колен. – Все расскажу… Этот человек говорил о лесе…

– Ты уже про это говорил, – в нетерпение прервал его Отто. – Что-то еще?

– Я просто испугался, господин лейтенант! – забормотал тот, с настоящим ужасом глядя на Шеера. – Про этот лес рассказывают страшные вещи, – глядя на него в этот момент, Отто с удивлением осознал, что этот русский боится не его и, кажется, даже не звероподобного ефрейтора. – Понимаете, там начали пропадать люди. Сначала один-два человека, потом их стало больше… Кого-то находят, кого нет… Я видел одного такого… Господин лейтенант, это был управляющий одного из фольварков. Тут совсем недалеко. Там еще раньше большая ферма была…

Шеер несколько раз порывался остановить эту полусвязную речь, от которой попахивало настоящим безумием. Но всякий раз, за доли секунды до удара, его что-то останавливало.

– Он был весь синий и раздувшийся, – его голос то и дело спадал до шепота. – Полицаи говорил, что он висел на еловом корневище, – увидев, что последнее слово было офицеру не совсем понятно, он попытался изобразить сказанное руками. – Это длинный и очень гибкий корень… Если его хорошо отмочить из него знатные хлысты выходят.

Использования в качестве веревки корней, показалось Шееру занимательным. «Настоящие варвары, – мелькнуло в его голове. – Я не удивлюсь, если некоторые из ник еще ходят в шкурах…».

– … Это еще не все, господин лейтенант, – переводчика словно прорвало; чувствовалось, что это так его пугало, что выговориться ему было просто необходимо. – Они… Они ему поклоняются! Ему приносят жертвы! Они там все совершенно сошли с ума!

– Кому ему? – недоуменно спросил лейтенант. – Они язычники что-ли?

… Жители уже давно забились по квартирам, окна которых были плотно занавешены тканью или забиты досками. Окровавленное тело все это время продолжало лежать на земле. Для немцев он уже не представлял ценности, а местных сковывал страх.

Кровь уже давно свернулась, превратившись в неопределенного цвета комочки. Однако, ее вид, похоже, все же устраивал какую-то приблудную собачонку, которая с жалобным скулежом осторожно подбиралась к телу. Худая, с выпирающими ребрами, она постоянно оглядывалась и не переставая тихо скулила. Ее хвост был прижат к телу и рыжеватая щетина то и дело вставал дыбом.

Она жадно начала вылизывать кровь, застывшую на щеке человека. Длинный влажный язык словно напильник чисто стирал кровяные потеки с лица. Собачонка на секунду остановилась и ее глаза напряженно уставились в сторону одного из окон.

Вдруг, во дворе раздался дикий визг, резко сменившийся хрипением. Житель первой квартиры, наблюдавший за собакой из забитого досками окна, мгновенно отпрянул назад. Только позднее он признается, что что-то видел какую-то метнувшую перед его глазами фигуру. Но никому и даже себе он не признается, что на самом деле никого там больше не было…

Глава 65

Сухие дрова горели с треском и почти не давали дыма.

– Сваливая дрова здесь и довольно, – Клавдия Степановна махнула рукой и снова принялась помешивать терпко пахнущее варево.

Невысокий щуплый мужичок, отряхнув пиджак от приставшей коры, пошел навстречу бегущему мальчишке. Они о чем-то переговорил и оба исчезли за деревьями.

– И как тебе наш новый дежурный по лагерю, Степановна? – с удовольствием втянул носом аромат похлебки Голованко. – Добрый хлопец? А?

Та в очередной раз попробовала и накрыла котел металлической крышкой. Только после этого она повернулась.

– Что ты к нему пристал Илья Сергеевич? Хороший хлопец! Слова дурного не скажет, в руках все горит и не скажешь, что учительствовал… Прямо як мой Яшка был! Такой же спорый. А к малец как к нему привязался? Посмотри! Пашка ведь такой сорванец с кем попало не свяжется!

– Ну что-ж добре, – пробормотал Голованко, вставая с пня с седушкой. – Значит, пора и его и на задание отправить… Посмотрим, як себя там выкажет…

Сам новичок в это самое время сидел на сваленном стволе липы и драл лыко. Рядом притулился его неизменный спутник – Пашка, под руку что-то продолжавший рассказывать.

– … Вот понимаешь какие здесь дела творятся, а ты говоришь учиться надоть, – пацан укоризненно качал головой, поучая взрослого дядьку. – Цельный город освободили! – после брошенного на него вскользь взгляда невозмутимо поправился. – Ну может не совсем освободили… А все равно немцам знатно дали прикурить! Вот!

Со стороны казалось, вот надень на пришлого учителя сермяжный кафтан, сверху накинь заячий треух и получиться настоящий мужичок столетия эдак XVIII. Сидит себе на бревне, а лыко из под его ножа выходит ладное, да ровное. Раз дернет и целое полотно отходит от ствола, второй раз – и лента пошла дальше.

– Сколько потом оружия принесли, просто жуть, – Пашка аж надул щеки, демонстрируя значимость сказанного; руки его в это время продолжали аккуратно сматывать протягиваемую ему полоску лыка. – Я сам видел… Восемь мешков на носилках было… Командир сказал, что карабин мне выдаст, когда на пост пойду. Атак, говорит, тебе и нагана хватит! А почему хватит? – от обиды у него вмиг испортилось настроение. – Что этой пуколкой навоюешь? Ворон что-ли стрелять? Мне бы карабин, а еще лучше автомат.

Сам Маркин продолжал работать ножом, практически не реагируя на слова мальчишки. По крайней мере, именно так казалось. Он внимательно следил за целостностью отдираемой от внешней части коры полотна и лишь изредка бурчал что-то, что можно было счесть за одобрение.

– Говоришь немцам врезали, а как же Абай тогда? – вдруг спросил он Пашку, с угрюмым видом рассматривавшего выданный ему наган. – Что же с ним то случилось?

Пашка дернулся от вопроса словно от удара. Было прекрасно видно, что он что-то хотел рассказать, но как-то мялся…

– Вот видишь, учиться надо. И не тебе одному, а всем нам партизанам, – покровительственным, всезнающим тоном произнес учитель, насмешливо глядя на мальчишку. – Нужно учиться, чтобы лучше бить врага!

– Как учиться? Кому учиться? – обиделся он за своих старших товарищей. – Сереге что-ли, который пулеметчика голыми руками задушил? Или может командиру? Да они, если хочешь знать, все знают! Все при все! И товарища Ворошилова лично видели… Вот как тебя сейчас!

На несколько секунд он умолк; сомнения его одолевали – с одной стороны, он вроде и обещал никому постороннему ничего не рассказывать, а с другой – учитель стал своим, партизаном.

– Хорошо. Только ты никому ни ни, – парнишка серьезно посмотрел мужчине в глаза и лишь когда там что-то такое обнаружил, продолжил. – Сергей гутарил, что Абай самым первым в комендатуру ворвался… Они из окон стреляли по нему, стреляли, а ему ни почем! Он маленький был совсем, почти как я. В него из винтаря раз, а ему мимо, – в некоторых моментах Пашка даже старался пояснить руками.

– Он как присядет, да как прыгнет и в окно, – мальчишка схватил обломок короткой палки и запыхтел, изображай стрельбу. – Вот вам, вот вам, кричал он! Сказали, весь караул застрелил он… Представляешь пятерых! Серега говорит, те даже пикнуть не успели… Только потом он один в коридор пошел…

К тому моменту, когда около ног Маркина лежало уже несколько внушительных клубков с лыком, Пашка уже рассказал о нападении на город практически все, что знал.

– Ладно, Паш, пошли, а то обувку некогда делать будет, – начал подниматься с ободранного бревна учитель. – И так мы уж задержались больше, чем надо.

– … И еще забыл сказать, – дернул его за рукав пацан, недовольный потерей такого слушателя. – Здесь где-то рядом его похоронили… Никто не знает, а я видел.

– Да ты что, – удивился мужчина, давая оба клубка мальчишке. – Иди-ка отнеси в лагерь, а я тебя сейчас догоню. Малины к чаю Клавдия Степановна просила собрать. Давай, беги.

Тот, ухватив оба лыковых шара, припустился бежать. Едва его стало неслышно, учитель осторожно пошел вперед по едва заметной тропке. Было видно, что ей редко, но все же пользуются.

– Где-то здесь, где-то здесь, – бормотал он, внимательно смотря под ноги. – Да, откуда ему знать?

Наконец, он вышел к небольшому оврагу, который, по всей видимости, разрастался в сторону от их лагеря. Тропка здесь и заканчивалась. Маркин встал на колени и начал что-то искать в траве.

– Не могли же его тащить столько, – на грани слышимости шептал он, пропуская между пальцев шелковистую траву. – Подожди-ка…

У корней невысокой осины что-то тускло блеснуло. Металл? Осколок стекла? В свете заходящего солнца толком было не разобрать.

– Черт побери! – резко отдернул от руку от вытащенного из травы предмета, оказавшегося небольшой косточкой – фалангой пальца. – Это не может быть он! Прошло всего то пару дней…

Валившаяся прямо перед его лицом косточка была идеально белого цвета, без единой желтинки. Он подобрал тонкий пруток и начал осторожно ворошить слежавшиеся ветки на том самом месте.

– Да что же это такое?! – едва верхний слой веток и тонкий ковер дерна был сдернут, как ему в нос ударил тяжелый запах гниения. – …!

Зрелище открывавшегося по кусочкам полуразложившегося тела, наоборот, словно подстегнуло его. В течение нескольких минут толстый слов лесного покрывала оказался сдернут с трупа.

– … Это мужчина, – бормотал Маркин, стараясь проговаривая все увиденное точно зафиксировать. – Характерная форма черепа. Отмечены множественные повреждения кожного покрова… Отсутствует рука… Предположительной причиной смерти являются ранения в области грудной клетки… Так, вот входные отверстия… Это точно он! Проклятый азиат! Все-таки я его достал! – из кармана брюк он вытащил перочинный нож и, отковырнув кусочек плоти, положил его в заранее припасенный пакетик. – Что же они с тобой сделали такого? – лезвие ножа легко вошло рядом с раной. – Так, еще надрез… посмотрим из чего ты сделан.

Лоскутья кожи словно ужасная ткань вывернулась и обнажила грудную клетку.

– О! – издать восторженный возглас в такой ситуации мог определенно лишь полный безумец или настоящий профессионал; кем из них был Маркин сказать сложно, но определенно он не был дураком. – Какие прелестные косточки! – Тонкие пальца мягко касались странных утолщений на грудине. – Это же настоящий рыцарский панцирь! – вдруг в сочленении костей он нащупал какой-то металлический кусочек. – Вот значит как… Пуля! – Большой и указательный палец держали деформированную пулю. – Но почему не видно следов хирургического вмешательства?! Где швы? Где они?

Это было страшное зрелище, ужасающее своей сюрреалистичностью. Вспотевший небритый мужичок с горящими глазами ковырялся в человеческих останках. Голыми руками он что-то поднимал, отодвигал, потом снова приподнимал…

– … Все, пора, – буркнул он, закидывая тело ветками и мхом. – На это я даже и не надеялся.

До лагеря он добрался к вечеру. Его одежда была насквозь мокрой, хоть выжимай!

– Где же ты в такую сушь воду то отыскал, Семен? – со всех сторон слышались легкие подначки.

– Что же меня купаться не позвал? Я бы пошла…

– А ведра то, ведра, где?

Он лишь смущенно разводил руками – мол, дурак, чуть в болоте не утоп. Именно так с улыбкой на губах он бы и добрался до своей землянке, если не одно но… Из-за дерева прямо на него вышла высокая девушка в мужских брюках и солдатской гимнастерке. Ее распущенные волосы волной растекались по плечам и пропадали на спине.

Он встал, как вкопанный. Улыбка, которую он мгновение назад так щедро раздавал, медленно превращалась в неопределенную гримасу. Она тоже остановилась… Их разделяло несколько метров.

– Леся, солнышко мое, что ты тут делаешь? Пошли домой, пошли, – какая-то закутанная в шаль женщина встала между ними и попыталась ее увести. – Ну, что ты заупрямилась… Командир же сказал тебе…

Девушка смотрела прямо на него, а ее ярко-синие глаза, казалось, прожигали в нем страшные раны. «Это же она! – его сердце ухнуло в бездонную пропасть, увлекая за собой и его самого. – Это же та самая девка из села!». Перед глазами словно наяву встала часто прокручиваемая в мозгу картина… Медленно летит пуля. Видна каждая ее щербинка, каждая бороздка… Вот она касается легкого девичьегоплатья и от него летят клочья ткани и плоти. Стреляет второй. Карабин дергается словно живой, выбрасывая золоченную гильзу куда-то в высокую траву! Снова попадание! Девушку делает шаг назад… На ее бледном лице ни кровинки, только глаза сверкают синим пламенем… Еще выстрел! На животе расцветает кровавый цветок!

– Ты… Ты кто? – его голос дрожал, но он никак с этим ничего поделать не мог. – Как твое имя?

Женщина, не оборачиваясь, пробормотала:

– Дочка это моя Леська! Болезная она совсем…Как немец проклятый пришел, так толком и слова то не говорит… Иди, родимый, куда шел! Доча пошли! Ну, пошли, моя хорошая!

Женщина пыталась ее повернуть, но легкое, почти невесомое тело словно приросло к земле. Девушка продолжала смотреть на Маркина.

– Что уставилась? – с ожесточением в голосе спросил мужчина; в этот самый момент он ясно почувствовал, как необъяснимый ужас начал медленно его душить. – Что тебе надо?

Паника заполняла каждую клеточку его организма. Мозг просто выл от страха, от чего в кровь выплескивались громадные дозы адреналина. Неимоверно хотелось куда-то бежать сломя голову, нестись не разбирая дороги… Убежать, спрятаться, зарыться, лишь бы не видеть этого, лишь бы не ощущать этого ужаса…

Ноги сковало. Дернуться не было сил! Синие глаза пожирали его изнутри!

– Алеся, что ты тут делаешь?! – раздался недовольный мужской голос, мгновенно разрушивший оцепенение. – Я же сказал, что не надо бродить одной по лесу! Так я смотрю выполняешь мой приказ?! Да?! А вы, мамаша, куда смотрите? Видите девка не в себе… Вдруг, что сотворит… Прямо не партизанский отряд, а детский лагерь!

Из девушки будто вынули стержень. Мать сразу же ее подхватила за руку и повела в сторону поляны.

– А, Семен, искал тебя я. Говорят, чуть не утоп ты…, – заметил его Голованко. – Осторожнее надо быть. Ты еще тут новенький… Как тебе у нас? Привыкаешь?

Тот кивнул головой, не в силах ответить. Оцепенение его лишь начало отпускать. Но проклятые ноги продолжали предательски дрожать, что впору было задуматься о костылях.

– Хорошо! – в сумраке, который лишь слегка разгонялся отблесками далекого костра, сложно было заметить состояние Семена. – Есть мнение, в город тебя послать… А, что? Человек ты новый, не примелькавшийся. Бумаги у тебя добрые… Походишь, посмотришь. В школу заглянешь. Слух есть, что открыть ее хотят… Давай, завтра до рассвета подходи ко мне и подумаем, как все обустроить.