Текст книги "Зеленый фронт (СИ)"

Автор книги: Руслан Агишев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

Короткие пальцы практически без всяких усилие сгибали длинные гвозди, потом небольшие металлические прутки. При каждом прилагаемом движении рука с закатанным рукавом на доли секунды покрывалась синей сеткой хаотичных линий. «Что же это такое? – Сталин для себя ни как не мог решить, как к этому всему относиться. – А если дрянь какая-то, болезнь? – в его голове прокручивалась информация о новейших разработках в области химического оружия, которое могло сделать с человеком и не такое. – Если нас хотят чем-то заразить? Можно ли им доверять?».

– Эта сеть чрезвычайно напоминает лини капилляров, через которые при напряжении начинает проходить больший объем крови, – Вишневский с некоторым благоговением касался напряженной руки пациента, отмечая синие лини. – Но в нашем случае они являются транспортными артериями для крови… Товарищ Сталин, по ним идет не кровь.

Верховный на мгновение выпал из задумчивости и ухватил последнюю фразу.

– Это не кровь? – удивился он, пристально следя за манипуляциями больного. – Что же это такое? Что там, по вашему? Вода что-ли?

Второй пациент в это время разделся до трусов и стал медленно приседать. Невысокий жилистый парень в черных трусах сразу же приковал к себе внимание.

– Они покрывают все тело, – Вишневский, уловив заинтересованность собравшихся, переключил внимание не него. – И ведут себя аналогичным образом.

Медленные и четкие движения заставляли мышцы попеременно то напрягаться, то расслабляться, что в свою очередь меняло расположение сетки. Синие линии на мгновение появлялись и окутывали напряженные участки плоти и сразу же исчезали, словно погружаясь в пучину океана. Пациент был похож на огромного хамелеона, который ни как не мог приспособиться к окружающим его предметам.

– … Мы применяли хирургическое вмешательство, чтобы понять природы данных линий, но это оказалось трудной задачей, – профессор продолжал что-то рассказывать. – Нам было очень сложно локализовать их. Участок определенной мышцы нужно было держать в постоянном напряжении, что не всегда давало ожидаемый результат…

– Товарищ Вишневский, профессор, – вдруг Сталин повернулся к нему. – Я думаю, что изложу общее мнение, если дам высокую оценку вашей работе, – негромкий голос заставил остальных подобраться и внимательно вслушиваться в дальнейший разговор. – Вы подробно изложите все эти подробности на бумаге, и мы внимательно их изучим. Вы нам лучше ответьте на такой вопрос, а как это… гм… явление отражается на поведение бойцов?

В глазах врача мелькнуло понимание и в его руках словно по волшебству появились какие-то записи.

– Товарищ Сталин, мы кое-что успели до вашего приезда проверить и я все указал вот здесь, – он протянул листки небольшого размера с мелким почти бисерным почерком. – Вы спрашиваете, адекватно ли они оценивают действительность после введение этого без сомнения удивительно препарата? Отвечу вам без всякого сомнения, бойцы совершенно вменяемы и более того демонстрируют высокую степень уравновешенности и адаптации к различным стрессовым ситуациям… Они спокойно переносят боль. Сейчас я продемонстрирую…

На глазах у замерших гостей помощник профессора взял скальпель и медленно сделал несколько надрезов на руке врача. Из достаточно глубоких ранок выступила кровь.

– Почти не чувствую, товарищ Верховный Главнокомандующий, – спокойно проговорил подопытной, наблюдая за манипуляциями врача, зашивавшего рану нитками. – Щекотно только немного.

Сталин смотрел на него и нахмурился. Его вдруг неприятно поразила, только что пришедшая ему на ум мысль. «Они ли это? Остались ли они теми, кем были до этой чертовой процедуры… Внешне люди, а внутренне кто? Остались ли они нашими? Вдруг это уже враги».

– Давайте отойдем, Александр Александрович, в сторону, – стоявший рядом с ним охранник забеспокоился, почувствовав напряжение в голосе Верховного. – Не будем мешать экспериментам.

Они отошли в дальний угол палаты, оказавшейся на удивление просторной.

– Товарищ Вишевский, а не могли ли эти желуди на них как-нибудь отрицательно повлиять? Как вы думаете? – лицо врача сначала застыло в недоумении. – Поставим вопрос иначе… Остались ли они преданы Партии и Правительству Советского Союза, товарищ Вишневский?

– Я…, я не совсем понимаю, товарищ Сталин, – профессор не сразу сообразил про что его спрашивают. – Вы имеете ввиду, повлияло ли это на их лояльность… Товарищ Сталин, их поведенческие реакции никак не изменились. За ними ведется тщательное наблюдение и любые изменения фиксируются… Ничего из ряда вон выходящего мы не наблюдали. Они демонстрировали совершенно обычное поведение. Разговаривали, шутили… Вон заигрывали с медсестрой… Конечно, здесь нужно заключение квалифицированного психиатра, но я уверен, что эти новообразования не коснулись мозга и, в первую очередь, отразились на внешнем состоянии пациентов…

Вдруг рядом с ними раздалось негромкое, но настойчивое покашливание. Кто-то определенно привлекал их внимание, что было уже само по себе необычно.

– Это вы? – чуть не воскликнул Вишневский, едва бросил взгляд в сторону нового собеседника. – Вы… Что вам здесь надо, Костромской?

Сталин, удивленный столь яростной реакцией всегда невозмутимого врача, повернулся направо и увидел невысокого мужчину в белом халате с огромной копной непослушных волос на голове.

– Я дико извиняюсь, – чуть картавя, проговорил тот, увидев, что на него обратили внимание. – Как честный советский гражданин, я не мог не вмешаться в ваш разговор, услышав, как вы говорите не совсем правду дорогому Иосифу Виссарионовичу…

Профессор просто остолбенел. На его лице застыли дико выпученные глаза, искривленный в немом крике рот… Это была статуя несправедливо оскорбленного Зевса, который только что подарил людям жизнь…

– Я… лгу? Да ты… деревенский неуч…, идеалистический выкормыш…, – Вишневский с трудом подбирал слова, пытаясь как-то выразить обуревавшие его чувства. – Бездарь! Как у тебя только язык поворачивается такое говорить, – он уже практически забыл о своем прежнем собеседнике.

– Не надо говорить так много плохим и неправильных слов, уважаемый профессор, – мягким успокаивающим голосом говорил Костромской. – Я должен представиться… Я Костромской Аристофан Митрофанович, бывший учитель уездной земской гимназии и тоже имею что сказать по этому вопросу.

– Товарищ Сталин, – негромко проговорил ему в ухо, быстро среагировавший нарком. – Он тоже привлекался наркоматом для изучения старого образца. С нами сотрудничает довольно давно… И он знахарь…, – слово «знахарь» нарком почему-то произнес с ярко выраженным акцентом, от чего оно приобрело какой-то негативный оттенок. – К нему ходят и многие из наших, товарищ Сталин…, – последней фразой нарком дал понять, что фигура этого человека с внешностью чистокровного одесского еврея не так однозначна, как кажется на первый взгляд.

– Значит, товарищ Костромской, вы не согласны с товарищем Вишневским? – спросил Сталин, из под прищуренных бровей рассматривая нового собеседника. – И что же вы думаете по интересующему нас вопросу?

Тот немного помялся, не зная куда пристроить свои несуразно длинные руки. Его крупные пальцы то прятались в карманы халата, то норовили сцепиться в замок.

– Я, товарища Сталин, больше смотрю на все это с практической точки зрения, – при этих словах руками он изобразил что-то такое округлое в воздухе. – Так сказать ближе к жизни.

Глава 74

Крупный битюг мерно вышагивал, практически без усилий вытягивая повозку.

– Вот она, родимая, господин лейтенант, – радостно бормотал возница – высокий парень с детским лицом дебила. – Я тута почитай все знаю. Эти места чай все исходил свои ножками… Вы, господин лейтенант, не смотрите что дорога такая неухоженная. Он аккурат к старой гати ведет. В свое время тут не протолкнуться было…

Шеер заинтересованно повернул голову. Слова о былой многолюдности дорожного тракта показались ему достаточно занимательными, чтобы немного отвлечься от этого бесконечно сидения.

– Також дорога та эта соединяла и Барановичи и Слоним. Тута напрямки всего то и было что с пятьдесят верст, а в окружную почитай нужно было тяпать и все две а то и три сотни верст, – шумно сморкаясь, продолжал парень. – Сколько тута повозок шастало… Видимо – невидимо! – от избытка чувств он аж закатил белесые глаза. – У самой гати место большое было, где кацапы жили, что за гатью следили… Бывало приедем с тятькой, а них ушица вариться из вот такенных карасей…

Вдруг к их повозке подбежал один из солдат из вспомогательной полиции.

– Господин лейтенант, подходим уже, – лицо у местного было конопатой, широкое. – Какие будут приказания?

– Так…, – Шеер бодро спрыгнул с телеги. – Минометы расположить вон у того пригорка, где небольшой просвет, – со второй повозки, где собственно их и везли козырнул полный оберефрейтор. – Как получишь, приказ начинай.

Заброшенная дорога кончила петлять и вышла на большую поляну, противоположными краями упиравшуюся в начало оврагов.

– Ваша задача – разведка, – Петр Краевич с настороженностью вглядывался в росший неприступной стеной лес за поляной. – Возьмите с собой отделение и проверьте там все. Осмотреть все как можно тщательнее! Выполнять!

Козырнув тот, побежал к стоявшим возле повозок солдатам. Через несколько минут, во время которых раздавались энергичные вопли, с десяток солдат выдвинулось к намеченной точке.

– Вперед, вперед, стадо ослов, – покрикивал Краевич, держась в середине отряда. – Пришло время коммунякам холку надрать!

– А бабы там будут? – выкрикнул один из полицаев, все время поправлявших сползающие штаны. – Командир, будут что-ли? А то я вроде как без жинки уже цельных два дня…

– Я сейчас тебе устрою жинку…, – тот начал поворачиваться к говорившему, как со стороны деревьев ухнул выстрел. – О! Огонь! Огонь! – заорал он, бросаясь на землю. – Открыть огонь, трусливые скоты!

Из ближайших кустов вновь бабахнул винтовочный выстрел. Рядом с Краевичем кто-то тонко вскрикнул.

– Эй, Димитр, причещи-ка его! – крикнул командир в сторону пристроившегося рядом массивного пулеметчика. – Вон там он сидит. Угости-ка.

Мужик кивнул и, прильнув в прикладу, начал стрелять. Короткие очереди вырывали из сплошной зеленой стены целые куски.

– Ото как, ото как, – приговаривал полицай всматриваясь в сторону невидимого стрелка. – Сейчас мы тебя достанем, красная сволочь! Попомнишь ты белорусский хлебушек…

Вдруг, снова раздался выстрел. Рядом с пулеметом вскрикнул еще один человек. Тот самый, что еще недавно спрашивал про баб, теперь валялся на пожухлой траве, широко раскинув руки.

– Вот же, гнида, – шипел Краевич, оглядываясь по сторонам. – А вы, что валяетесь?! – лежавшие, не поднимая голов, что-то бормотали в ответ. – Он же там один! Петро, бери с собой двоих и мухой к балке. Обойдете его слева… Что? Бегом! Отделение, дайте-ка ему огоньку! Прикроем хлопцев.

Едва трое мужиков поползли в обход, как в сторону леса уже стреляло все, что только могло стрелять. Басовито рычал пулемет, с неимоверной скоростью пожирая ленту с матово золотистыми тельцами патрон. Ухали немецкие карабины, чуть резче звучали советские винтовки.

– Командир, – радостно заорал лежавший сзади полицай, стараясь перекричать выстрелы. – Господин лейтенант отмашку дал. Ща минометы шмалять начнут! Давай!

Словно в ответ на его призывной вопль, со стороны пригорка раздался свистящий звук через секунды сменившийся резким гулом взрыва.

– Aufstehen, rusische Schweine! – в шуме боя Краевич услышал чей-то каркающий голос. – Господин лейтенант приказал вперед, – повернул голову назад, он увидел, как плотный фельдфебель пинал его лежавших солдат. – Aufstehen! Туда, schnell!

«Вот гад, – сплюнул Краевич. – На себя бы посмотрел! Рожа потная, вся рябая, то и гляди сейчас захрюкает… О, черт!». Он рывком вскочил и оглядев свое воинство взревел:

– А ну подъем! – услышав голос командира, полицаи начали подниматься с земли. – Что рты раззявили?!До леса бегом! Пока минометы работают, стрелять не будут!

Выставив вперед карабин, он побежал в сторону леса. Под уханье взрывов, раздававшихся где-то в глубине леса, Краевич буквально влетел в густой орешник. Не видя толком перед собой ничего, он несколько раз стрельнул куда-то вперед. Гибкие плети орешника назойливо лезли в лицо, закрывая обзор.

– Давай, давай вперед, – он зло подгонял сам себя, стараясь не думать, что именно в этот момент в него кто-то целился. – Где-то они здесь…

Взрывов мин он уже практически не слышал. «Что-то слабо они стреляют, – думал Краевич, отодвигая стволом карабина очередной зеленый куст. – Их же тут как грязи! Попрятались что-ли?! О! Вот и тропка хоженная…». Плотные кусты наконец-то сменились небольшой натоптанной дорожкой, которая вела куда-то к болотам. Полицай тяжело сглотнул воздух.

– Поди сидит где-нибудь рядом, скотина, и ждет, – с тревогой всматриваясь в кусту, шептал он. – Вот, падла, поймаем лично рвать буду…

Шаг замедлился. В нескольких метрах, прямо на его пути, что-то валялось.

– Чего это? – вырвалось у Петра. – Ох-ты! – носок сапога, которым он пытался осторожно ковырнуть найденное. – оказался заляпан чем-то склизким…

Его с шумом скрутило.

– Тьфу! – харкнул он, выдыхая из себя тошноту. – Похоже приложили все-таки одного, – немного в отдалении Краевич увидел тело, лежащее посредине неглубокого окопчика. – А, сволочь, прямо на тропке расположился! Так бы и положил всех нас здесь! – человек лежал раскинув руки, словно в последний раз пытался обнять землю.

Рядом валялся грязный ватник, посеченный осколками. Партизан был в одной линялой гимнастерке; видимо в пылу боя снял… Его спина была вся посечена осколками.

– Хлопцы, давай сюда, тикайте! Одного падлюку попали! – не сдержавшись крикнул полицай. – Ух-ты, а это у нас что такое? – он присел на корточки рядом с трупом. – Хм… Часы ладные какие…, – из под рукава выглядывал край циферблата. – Постой-ка, уж не старшой ли ты? – приладив массивные часы, вдруг пробормотал он. – Дай-ка на рожу твою глянем.

Медленно коченеющее тело перевернулось с трудом.

– Не-е, – протянул Краевич, вставая на ноги. – Валяйся, падаль, дальше!

Шум боя, который, казалось, уже давно стих, почему-то вновь стал нарастать. Где-то в стороне, точнее определить было сложно – стоявшие сплошной стеной деревья хорошо маскировали звук, активно стреляли.

– Пулемет, – Краевич внимательно слушал, чувствуя, что в операции что-то пошло не так, как планировалось. – Кажись, не наш…, – глухой кашляющий звук отличался от голоса немецкого МГ. – Вот дерьмо! Где же эти олухи?! Сейчас быс тыла зашли! – вдруг почти рядом с ним бухнул винтовочный выстрел, и сразу же кто-то заорал; вопль резко поднялся почти в саму высь и ту же прервался. – Вот же дерьмо, вот же дерьмо…

Опущенный было карабин вновь словно приклеенный уставился вперед. Кто-то опять заорал, бросая Петра в дрожь. Потом ухнула граната, от чего что-то просвистело рядом с его ухом. От неожиданности он даже присел.

– Ведь совсем рядом, совсем же рядом, – шептал он, пытаясь спрятаться за деревом. – Где же ты? – едва он собрался выглянуть, чтобы осмотреться, как раздался стон. – О, Матка боска… Хрен разберешь, что здесь происходит! Эй, Семен, ты что-ли? – человек застонал еще громче. – Сема, отзовись! – Краевичу просто до одури захотелось заорать, да сделать это так, чтобы было слышно во всей округе. – Черт тебя дери! Где ты? – стонал, определенно, Семен.

Полицай сполз по стволу к земле и осторожно пополз вперед, стараясь лишний раз не задевать кусты. Стоны становились все громче и громче.

– Падла, – шепотом ругался на самого себя Петр, стараясь хоть что-то рассмотреть среди стволов деревьев. – Чего полез? Выслужиться захотел? Да? Железный крест на шею? Хорошо, хорошо… Вот крест и будет… Деревянный! – наконец-то, впереди показалось что-то белое. – Сема, не пальни смотри. Это я, Краевич! – крикнул полицай, узнавая своего товарища.

Это бы действительно Семен. Не узнать его было не возможно! Крупная голова с непослушными курчавыми волосами и оттопыренными ушами, которыми он мог шевелить. Он сидел, прислонившись к стволу осины и пытался перевязать свою руку. Левая висела плетью, рукав толстой рубахи медленно набухал от крови. Полицай один конец бинта зажал в зубах, а второй раз за разом пытался обернуть вокруг руки.

– А-а-а-а, – зашипел он, когда кусок ткани снова выпал из пальцев. – А-а-а-а…

Петр настороженно огляделся по сторонам. Вроде было тихо… Выстрелы слышались где-то в дали…

– Сема, здесь я… Дружище здесь я, – шептал Краевич, осторожно подходя к раненному. – Сейчас перевяжем тебя и на хату пойдешь, пироги жрать…

Тот ни как не реагировал. Склоненная вниз голова еле уловимо дергалась, а рука продолжала вновь и вновь тянуть кусок бинта.

– Давай, я перевяжу, – Краевич медленно положил карабин рядом с собой. – В руку это мелочь… Это заживет.

Курчавая голова продолжала подергиваться в такт его словам, словно раненный со всем этим соглашался. Остро пахнувшие потом, слежавшиеся волосяные барашки тряслись вместе с головой.

– Вот же пень, в штаны что-ли наложил, – зло пробормотал Петр, дернув его вверх за гриву. – Матка боска! О! О, черт меня дери! – на одном выдохе произнес он, увидев лицо товарища.

Дергающаяся голова смотрела на него невидящими глазами, точнее глазницами. Через все лицо, начиная с покатого лба, шли четыре глубокие и до сих продолжающиеся кровоточить борозды. Две из них прошлись по глазам, оставляя после себя рваные ямки…

– Черт, черт…, – рука дернулась от волос и судорожно начала шарить по земле в поисках оружия. – Где же? – вот холодный металл, наконец-то нашелся.

В это мгновение его пробил дикий ужас. Сразу же вспомнились многочисленные истории, которые в последнее время все чаще и чаще звучали между поддатыми полицаями. «Матка боска, Матка боска, – губы сами шептали то, что уже было давно им забыто. – Как же это так… Нельзя же так людей. Это же живые люди! – его грудь поднималась и опускалась с такой силой, словнособиралась порвать китель. – Звери, настоящие звери! Нельзя же так… Грызть, словно дикий зверь, грызть…, -Краевич вертел головой по разным сторонам, продолжая спиной с силой вжиматься в ствол дерева. – Матка боска, что же мне делать? Что же мне делать? – сердце билось все быстрее и быстрее, все быстрее и быстрее. – Бежать, надо бежать отсюда!».

– А-а-а-а-а-а-а, – вдруг нечеловеческий крик прорезал воздух. – А-а-а-а-а-а!

Буквально в нескольких шагах появился человеческий силуэт. Темный контур в лучах солнца возник словно из неоткуда. В голове Краевича словно что-то щелкнуло. Конец! Палец вдавил спусковой крючок! Карабин дернулся в его руках.

– А-а-а-а-а-а! – вопль продолжал звучать, будто он получил свою собственную жизнь и уже совершенно не зависел от человека. – А-а-а-а-а-а!

Патрон за патроном, патрон за патроном летели в цель. Несмотря на дико вытаращенные глаза обуревавший его безумный страх Краевич сидел и стрелял. Щелк, щелк! Патроны? Где патроны? Карабин не стрелял! Полицай ошалело смотрел вперед – туда, куда стрелял… Вдруг, он понял, что это был его крик. Этот дикий крик издавал он сам, вот этим самым ртом…

– Матка боска, – шептали прокусанные в кровь губы. – Матка боска!

Он попытался встать, но ноги его не слушались. Они были словно набиты ватой и на них было совершено не невозможно опереться.

– Матка боска, матка боска! – руки вцепились в карабин, которым он уперся в землю. – Да… получилось…, – покачиваясь, он встал. – Где это?

В этот момент в его голове даже мысли не возникло о том, чтобы перезарядить оружие. В голове крутилось одно… «Я убил это, я убил это, – мысль накатывалась на него волной – раз и отступала назад, потом раз и все начиналось заново. – Я убил это!».

– Вот, вот оно, – шатающийся Петр подошел к телу, которой из-за текущих слез превратилось в расплывающееся темное пятно. – Вот оно…

Он встал на колени и отбросил карабин. Дрожащими пальцами коснулся тела.

– Что это? – его скрюченные пальцы держали древнее от времени пальто, в котором дергался мальчик. – Что это такое? – он тряс бездыханное тельце и ни чего не мог понять. – Пацан? Какого черта? Пацан?! – его медленно отпускало; озноб еще сотрясал тело, но руки, ноги вновь становились своими. – Всего лишь пацан… обычный пацан…

***

Некоторое время назад в этом же лесу фон Либентштейн в очередной раз пытался добежать до скрученного в какой-то немыслимый узел дуба.

– Вот же он, рядом, – шептал майор, готовясь сделать еще одну попытку. – Метров пять… Один бросок и все, я в мертвой зоне.

Однако голову даже высунуть не удалось, не то что встать и куда-то бежать. Рой пуль одновременно с резким разрывающим звуком наполнили воздух.

– Высоко сидит, – пробормотал Вилли, дергая за шнурок гранаты. – Внимание, граната! – взмах руки и бросок.

Взрыв, вслед за которым послышался сдавленный стон. «Попал, – удовлетворенно улыбнулся майор. – Отлично!». Тренированное тело легко выскочило из-за поваленного бурей ствола, ставшего на время надежным укрытием.

– Вперед, вперед, пока он молчит, – он недовольно поорал, видя прижавшихся к деревьям солдат. – Проклятье! – нога провалилась в трухлявый пень, отчего немец мешком свалился на землю. – У! Чего встали? Давай, давай! Со мной все в порядке.

Чертыхаясь, он осторожно вытащил ногу из природного капкана и попытался на нее встать, что удалось ему с трудом. Боль стреляла с такой силой, что майор чуть не застонал.

– Придется ковылять, – пробормотал он, делая небольшой скачок до ближнего дерева. – Эти олухи все равно сами не разберутся… Куда же ты прешь? – едва не заорал он, увидев, как высокий пулеметчик из его отряда направился в сторону от основной группы. – Куда? Стоять!

Держа на весу пулемет, тот что-то высматривал в жердяном шалаше. Фон Либентштейн дернулся было в его сторону, как его глаза что-то уловили. Это было какое-то легкое, едва уловимое движение, где-то там на периферии.

– Это еще что такое? – он оперся спиной на дерево и плотнее прижал приклад. – Баран! – ничего не подозревавший солдат наклонился и что-то поднимал с земли. – Что? – еле слышно прошипел майор.

Что-то темное вылетело из-за деревьев и снесло пулеметчика вместе с шалашом. От неожиданности майор выстрелил. Мимо! Их разделяло метров двадцать, не больше…

– Проклятые недоумки! – буквально выплюнул он, снова делая прыжок вперед. – Солдаты! Солдаты! Фельдфебель! Они здесь! Здесь! – со стороны его группы послышались выстрелы. – И там заслон поставили, черти, – майор начинал восхищаться тем, кто здесь организовал оборону.

Понятная на первый взгляд ситуация постепенно приобретала совершенно невнятные черты, от которых становилось совершенно не по себе.

– Господин майор, господин майор, – прямо на него, с шумом ломая ветки, пер плотный фельдфебель. – Мы загнали двоих в болото. Фриц и Заэр их держат… Вот… нашел, – массивный пулемет в его руках выглядел тростинкой. – Кажется это Курта.

– Мы опоздали, – пробормотал майор, опираясь на руку солдата. – Недавно ушли. Значит, этих надо взять живыми. А как вторая группа?

– Не ясно, господин майор. Выстрелов слышно не было, – ответил тот, придерживая свободной рукой пулемет. – Поганый лес, скажу я вам, господин майор… У меня от него мурашки по всему телу. Иду и кажется, что из-за каждого куста за мной кто-то смотрит… О! …!

Вилли даже испугаться не успел, как почувствовал, что его бросило в сторону.

– О! Черт! – вывихнутая нога вновь попалась под какой-то пенек. – А-а-а!

Длинной очередью разразился пулемет. Майор упал на спину и, подвывая от боли, смотрел, как его живой костыль, куда-то стреляет. С бешеным выражением лица он водил стволом из стороны в сторону.

– Господин майор, я задел его, – проорал он, тыча вперед. – Не уйдет!

– Стой, помоги мне, – фон Либентштейн поморщился от боли в ноге. – Если ранен, то никуда не денется… Сейчас должен Шееер подойти. С его людьми и пойдем.

Действительно, примерно через полчаса со стороны проселочной дороги показались фигурки солдат, которые осторожно пробирались между деревьев.

– Шеер! Шеер! Где вы там? – пребывая в отвратительном расположении духа, фон Либентштейн громко заорал. – Сколько вас можно ждать?! Мы опять опоздали! Снова! Черт вас дери!

Запыхавшийся лейтенант, вытянулся перед ним. Судя по его пыльному, в каких-то репьях и листьях кителю, он не только бежал со всех ног, но и где-то полз.

– Вы меня слышите, Отто? – зыркал на него майор, баюкая свою ногу. – Эти чертовы бандиты словно всё знали… Вы что-нибудь нашли?

Тот сразу же расплылся в улыбке. Он явно ждал этого вопроса.

– Да, господин майор. Мы нашли землянку, которая очень похожа на операционную… Думаю, это именно то, что вы и искали. Там какие-то бумаги до сих пор лежал. Я приказ их не трогать.

Фон Либенштейн едва не подпрыгнул на месте.

– Я посмотрю, вы молодец! – совершенно искренне присвистнул командир, поднимаясь с пня. – Срочно к этой землянке. Фельдфебель, все тут прочесать – ямы, коряги, дупла! Эти бандиты могли где-то устроить схрон…

Майор ковылял без всякой помощи. Только время от времени его лицо перекашивала гримаса боли. «Отлично, просто отлично! – он уже заранее предвкушал находки. – Этому тщеславному ослу все-таки удалось удивить меня! Видимо, придется ходатайствовать о его награждении… Хотя, посмотрим, что там внутри. Не хотелось бы ошибиться… Боже мой, если именно здесь все и происходило… Черт, как же больно!». Похоже, с ногой будут проблемы.

Они шли к самой западной оконечности лагеря. Именно здесь обычно и стоял караул и сюда чаще всего и наведывался тот самый врач из Москвы. Фон Либентштейн прекрасно помнил его сутулую фигуру, которая часто мелькала именно в этих местах. «Они ушли не так давно, – размышлял он, когда до выставленных возле землянки часовых оставалось совсем немного. – Возможно, ранним утром или поздно ночью. В любом случае там должно что-то остаться… все не увезешь и не вынесешь. Придется здесь покопаться».

Почва под ногами незаметно изменилась. Если на пригорке это был суглинок, твердый как камень, то ниже уже песок, которые возле самих деревьев был откровенно влажным. «Это проклятой болото, – сапог его здоровой ноги начал с чавканьем погружаться в почву. – Черт! Откуда здесь вода?!». Еще ниже, возле самой землянки уже появились небольшие лужицы, которые явно не собирались исчезать.

– Господин лейтенант, здесь вода! – из узкого лаза раздался испуганный голос и показалась стриженная по «ноль» голова солдата. – Только что не было!

Шеер не понимающе ставился сначала на него, потом на майора.

– Что за дерьмо здесь происходит? – спросил командир растерявшегося лейтенанта. – Черт, Шеер! Что стоите как истукан? Проверьте овраг с обоих сторон! Кажется, это грунтовые воды…

Едва посланный солдат умчался, как оттуда начали орать:

– В оврагах поднимается вода! Господин майор, от болота тоже!

– У-у-у! – взвыл майор, видя как небольшие лужицы на глазах становились все больше и больше, соединяясь между собой. – Проклятье! – несколько секунд он в нерешительности стоял около землянки, с вожделением глядя на черное отверстие. – А, черт меня дери! – проорав ругательство словно средневековый рыцарь свой клич, он бросился вниз.

Из него словно вышибло дух от удара о воду.

– Фу! – выплевывая воду изо рта, майор сразу же пытался осмотреться.

Воды было примерно по пояс и она едва не доставала до нескольких высоких столов, расположенных в самой глубине землянки.

– Точно, операционная, – шептал немец, проводя скрюченными от холода пальцами по поверхности. – Значит, вот ты где от меня прятался…, – по всей поверхности воды плавали какие-то бумаги; от прибывающей воды они носились по всей землянки, словно участвуя в неведомом хороводе. – Сумка! – на края стола лежала, оставленная кем-то холщовая котомка. – Значит, уходили быстро… и не все собрать успели.

– Господин майор! – на улице раздавался голос Шеера. – Где господин майор?! Господин майор, надо уходить! Вода прибывает слишком быстро! Я отдам приказ.

Холодная, зеленовато бурая, вода уже почти касалась груди, но фон Либентштейн упорно ловил руками слипшиеся листы, прекрасно понимая, что это его шанс, скорее всего единственный шанс, круто изменить свою жизнь.

– Шеер, стоять! – прохрипел он, пробираясь к выходу; низко расположенный лаз оказался почти затоплен. – Идиот…, – прошептал майор, ныряя вниз.

Уже там, под водой, его скрутило. Руки оказались словно чужими и совершенно не слышались его. «Это точно конец», – мелькнуло у него в голове, как что-то сильное подхватило его и потянуло вверх.

– Тащите его! Быстрее! – знакомый голос был чем-то сильно испуган и звучал как-то глухо, словно через толстую дверь. – Что вы тянете? Хотите остаться в этом чертовом болоте навсегда? Возьмите у него бумаги и сумку!

Кто-то пытался разжать его скрюченные пальцы, но это никак не удавалось.

– Господин майор, это Шеер. Отпустите их, а то вы их окончательно сомнете, – голос назойливо проникал в самые уши. – Давай-то осторожно. Во-о-от и все…

Он почувствовал, как его кто-то взвалил на себя и потащил. Сильно качало. То и дело раздавались всплески воды.

– Быстрее, быстрее! – закричал кто-то возле него. – Оставь этот ящик! Мы не успеваем!

– А-а-а-а-а-а! – все перекрыл резкий вопль, за которым сразу же последовали выстрелы – один за другим. – Там что-то есть! Бегите! Вилли! Не бросай меня!

Майор почувствовал, как его носильщик побежал. Он прекрасно слышал тяжелое с хрипами дыхание. Из стороны в стороны бросать стало еще сильнее.

– Кидайте гранаты! Внимание! Граната! – со спины продолжали нестись дикие крики. – Еще! Он за деревом! – надрывно зазвучал бас пулемета. – По воде, по воде бей! Он там сидит!

Солдат остановился. Вилли стал медленно сползать вниз. Его сапоги коснулись воды, затем колени. Вдруг руки разжались и немец упал в воду.

– Оф! – он свалился мягко словно мешок, отчего его тело сложилось и на мир он уже смотрел с положения сидя. – Проклятье…, – привычно шептали его губы. – Меня, что бросили?

Наконец, глаза открылись… Увиденное было настоящим безумием и на миг он пожалел, что его зрение было в порядке. Вокруг была сплошная вода, из которой густо торчали деревья и кусты.

– Сплошная вода… Боже мой! – он не мог в это поверить и продолжал вертеть головой. – Откуда?

Вновь раздался выстрел. Метрах в сорока от него пятился назад солдат, сжимая в руках оружие, направленное в воду.

– Вилли! Вилли! – он непрерывно кого-то звал. – Не оставляй меня! – было слышно, как он шарил в подсумках, ища патроны. – Вилли, подонок! Не бросай меня!

Фон Либентштейн не отрываясь смотрел в его сторону. Понимая, что сам он скорее всего уже труп, майор еще надеялся увидеть то, за чем пришел сюда.