Текст книги "Зеленый фронт (СИ)"

Автор книги: Руслан Агишев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

Глава 61

Над большим котлом медленно вился сизый дым, клочья которого с трудом пробирались сквозь густую листву деревьев. Клавдия Степановна, дородная женщина впечатляющих пропорций, сама себя назначившая поварихой, молча мешала густую похлебку.

– А чи не похлебка? – сама с собой разговаривала она, в очередной раз заглядывая в котел. – Бульбу кинула, грибочков цельное лукошко закинула… Соли вот только треба малую дольку.

Вдруг ложка, только что скользившая по ароматной жиже, застыла.

– Який еще там шум? – пробормотала она, оборачиваясь в сторону болота. – Кого еще там несет? О! Мати, мои родные! Идут, наш родненькие…

Словно молодуха какая, повариха вскочила на ноги и тонко закричала:

– Ой, бабоньки, наши идут! Идут, мои хорошие!

Из-за невысокого завала, образованными сваленными друг на друга деревьями, появлялись люди.

– Петро! – подхватил ее крик кто-то сбоку. – Петро!

Чуть не свалив невысокого дядьку, с трудом тащившего огромный мешок, рванула вперед улыбающаяся женщина.

– Вон он, вот он, мой ненаглядный! – молодой парнишка едва успел сбросить рюкзак с плеч, как на него налетел вихрь радости и счастья. – Как же я тебя ждала… Петро! Что такое? Рука?

Шедший следом партизан добродушно хлопнул парня по плечу.

– Добрая у тебя жинка, хлопец, – проговорил он. – А ты, что глаза на мокром месте? Ничего с твоим не случилось! Мы его як красного сокола берегли.

В какие-то секунды притихший, словно перед тяжелой грозой лагерь, взорвался.

– Смотри, Мишка, не надорвись, аж две девки обнимать! – скалил кто-то громко зубы. – Охальник!

Раздавался смех…

– Да, сестренки это мои! – откуда-то доносился возмущенный ответ.

– Сыми-то сумищу свою! Не бойся не укушу! – повариха тянула за рукав длинного как верста парня. – Что и мамку свову не признаешь?

Из палатки кто-то вытащил гармонь и с чувством начал выводить залихватскую мелодию.

– Эх, девки, бабы, молодежь, подходи, не зевай! – заводил народ юморной гармонист. – Расскажу я вам как делить мой каравай!

– Дурак, ты Федька! – рассмеялась в ответ разбитная деваха с шальными глазами. – Че у тебя там делить-то? Шишь с маслом!

Шум нарастал, подобно валу, обрастая все новыми и новыми звуками. Мягкие шлепки снимаемых сумок и рюкзаков, приятный слуха металлический перезвон патронов дополнялись звонкими поцелуями и заливистым смехом.

– А ты, что видела что ли? – ни как не успокоится гармонист, хитро поглядывая на стоявшую напротив него бабенку. – Можа там и ого-го!

– Да, тихо ты! – вдруг кто-то шикнул на него из-за спины. – Уйми свою музыку!

От неожиданности его руки дернулись и гармонь, издав жалобный полувздох, умолкла.

– А… Что? – дернув головой, гармонист повернулся назад.

Все молча стояли. Десятки человек, которые мгновения назад шумно радовались встречи, с недоумением перешептывались. Федька решительным движением отложил инструмент и начал пробираться в центр лагеря. Лишь отодвинув в сторону очередную одетую в ватник спину, он увидел причину всеобщего оцепенения…

– Я смотрю у тебя совсем плохо с головой, старшина? – Смирнов угрюмой глыбой нависал над невысоким собеседником. – Ты отказываешься исполнять приказ высшего командования? Идешь против советской власти, гнида? Что молчишь, Илья Степанович? – имя и отчество он произнес так, словно выплевывал каждую букву по очереди.

Перекошенное лицо разведчика не предвещало ничего хорошего.

– Вот, значит ты как заговорил, капитан, – буркнул в ответ тот, скидывая со спины котомку. – Гнидой меня называешь… Может еще и под трибунал хочешь отдать?! Что буркала свои выпятил? ….Хрена ты получишь моих людей!

Капитан усмехнулся кончиками губ и медленно расстегнул нагрудный карман. Под пристальными взглядами окружающих, он вытащил небольшой клочок темной ткани и, поднеся его к глазам, начал громко читать:

– … Оказывать всестороннее содействие Смирнову Игорю Владимировичу… Имеет право брать на себя командование военными частями… Подпись: И.В. Сталин,

Он высоко вскинул руку, демонстрируя небольшой клочок ткани.

– Все слышали? – спросил он, пытаясь каждому заглянуть в в глаза. – Я должен забрать с собой в Москву одного человеку – Ковальских Алесю… А, ты слышал, старшина, кем подписан мой мандат?

Голованко шумно выдохнул воздух сквозь сжатые зубы. Мелькнувший перед ним документ был не простой «бумажкой», о чем он, пограничник, не раз слышал.

– Я ее не отдам, – еле слышно проговорил он, набычившись словно боксер перед ударом противника. – Капитан, я ее все равно не отдам…

После этих слов передние ряды словно отхлынули от них. Пятачок пустого пространства вокруг двух людей становился все больше и больше.

Смирнову показалось, что он ослышался. «Что? Какой-то вшивый пограничник вякает против такого документа? – в его голове просто не укладывался сам факт такого ответа старшины. – Это же подпись товарища Сталина!». Его руки сами дернулись вперед и крепко вцепились в воротник партизана.

– Ты, что же старый пень совсем ошалел? – крепкие руки словно мощный механизм с силой трясли старшину. – Тебе сам товарищ Сталин приказывает какую-то девку доставить в столицу… Сам товарищ Сталин! Да, я тебя прямо здесь шлепну! – тряхнув в очередной раз, он отпустил трещавший воротник. – Ты меня слышишь, прямо вот этими руками шлепну! О! Падла!

Воздух словно выдернуло из его легких, а живот сразу же скрутило невыносимой болью. Разведчик даже не уловил сам момент удара, он лишь ощутил его последствия.

– Ты?! Сволочь! – задыхаясь и сипя от боли, бормотал капитан. – Ты поднял руку на старшего командира?

Неожиданно его осторожно подхватили под руку и мягко опустили на землю. Оказавший эту помощь, Голованко присел рядом с ним.

– Успокойся, разведка, – тихо проговорил он, наклоняясь к лица Смирнова. – Прежде чем орать, ты бы сам башкой своей подумал, о чем просишь?! – наткнувшись на недоуменный взгляд, Илья продолжил. – Знаешь, что это за девка?

Тот с шумом выплюнул тягучую слюну и выдохнул:

– Какое это имеет значение? Кто она сама? Кто ее родители? С кем она спит и что она есть? Главное, она может принести пользу стране! Только это сейчас имеет значение.

Старшина печально вздохнул.

– Это же сестра его, – прошептал он, кося взглядом в сторону высокого дуба. – Родная сестра… И ты мне предлагаешь, отдать ее… Лучшего способа подписать себе смертный приговор ты точно не найдешь!

Боль сразу же отступила куда-тов сторону. «Его сестра…, – прозвучавшая мысль просто снесла его мозг. – Да, он же… Боже мой! Какая к лешему Москва?».

– Что тут такое? Что за столпотворение? Вот где они сидят? – прямо из толпы вылез и начал орать врач, также ходивший с ними на операцию по освобождению заложников. – Товарищ капитан, вы собрались улетать? Да? Как, мне интересно бы узнать? А на Абая не надейтесь… В самые ближайшие время он умрет. С такими ранами как у него, люди вообще не живут!

Оба командира вскочили как ошпаренные. Смерть Абая сильно ударяла по обоим. Если первый точно терял как минимум опытного солдата и потенциального «подопытного кролика» для советских врачей, то второй оставался без одного из самых сильных защитников партизан. Оба не сговариваясь рванули в сторону наспех оборудованной операционной. Таким громким словом называлась здоровенная немецкая палатка с огромным пологом, куда запросто можно было вместить около двадцати человек.

– Да вот он, – махнул рукой врач на небольшой занавешенный уголок. – Вы посмотрите сами!

Действительно, врач не преувеличивал. Пока два лидера сотрясали воздух, якут продолжал терять кровь.

– Как это так, доктор? – из капитана, казалось, окончательно вынули внутренний стержень. – Вы, что совсем ничего не можете сделать? – Плотные марлевые тампоны медленно впитывали кровь, становясь похожими на огромных пиявок, присосавшихся к ране.

Невысокий человек с жидкими черными волосами лежал практически неподвижно. Его руки были неестественно выгнуты, словно имели дополнительный сустав. Потрепанный комбинезон на груди был порван в клочья и из темно-зеленого приобрел буроватый оттенок.

– Я похож на волшебника? – Карл Генрихович, осторожно касаясь рваной ткани, освободил раны. – Видите? В него выпустили почти обойму… А с боку кажется ножом задели. И что с ним делать?

Скрюченное тело начало трясти. Все нарастало волнообразно. Легкие, еле заметные судороги, резко сменялись мощными рывками от которых тело едва не подпрыгивало.

– Олухи! – если только не взвизгнул врач. – Держите его! Руки! Сверху налегай! О! Больно! Лягнул меня…

Два здоровых мужика навалились на Абая, который несмотря на свое тщедушное тельце, оказался исключительно здоровым. Девяностокилограммовые туши Смирнова и Голованко с трудом удерживались на лежащем якуте.

– Осторожно! Кровь! Опять пошла кровь! – Очнувшийся от удара, врач снова взялся за руководство. – Крепче наддай! Надо остановить кровь! Да, что же это такое?! Нож! Ноже мне! Реж, старшина! Реж!

Из ран вместе с вступающей кровью лезли светлые нитевидные отростки, так отвратительно похожие на заразных паразитов. Они пробивались сквозь марлевые тампоны, окрашиваясь в ярко красный цвет. Небольшие тельца мягко покачивались, будто извиваясь…

– Еще лезут, боже мой! – плоть якута в некоторых местах с треском лопалась и оттуда лезли целы пучки древесных нитей. – Откуда же они берутся!

Внезапно, якут захрипел. Багровое от напряжения лицо немного приподнялось и выплюнуло темный сгусток какой-то мерзости.

– Аал Луук Мае, – шевелились потрескавшиеся губы. – Я иду к тебе! Элей ботур готов служить тебе, Владычица Великого леса…

– Что он говорит? Я ни чего не расслышал! – воскликнул капитан, державший раненного за ноги. – Что он там бормотал?

– Отпустите меня, дети железа, – шептал Абай, открыв красные как кровь глаза. – Отпустите меня в лес… Я не могу больше здесь находиться… Аал Луук Мае, я иду к тебе!

Тело дернулось в последний раз и замерло. Шумно дышавшие мужики не сразу сообразили, что стиснутое со всех сторон тело, больше не старается вырываться. Карл Генрихович осторожно коснулся его виска, стараясь нащупать биение сердца.

– Кажется, теперь точно все, – с горечью вздохнул он. – Что теперь делать? – его взгляд остановился на Смирнове. – Товарищ капитан, его надо доставить в Москву. Этому телу просто цены нет… Здесь я с этим примитивом ничего не смогу узнать!

– В Москву…, – пробормотал разведчик, не отрывая взгляда от лежащего тела. – Как? Пока будет запрос да прибудет самолет, от тела может ничего не остаться… Черт! Что же я предъявлю там?! А?

Глава 62

Дальний секрет партизанского отряда расположился прямо в самой гуще орешника, в его тесно переплетенных лещинах. За многочасовое бдение караул оборудовал себе удобный наблюдательный пункт. За стеной прутьев было все аккуратно срезано, на слегка торчащие обрезки накидали земли и все это сильно утоптали. Однако Пашку, одного из самых юных бойцов отряда, такие удобства совсем не радовали. Пожалуй все было совсем наоборот…

– Вот, черти полосатые, – ругнулся тот в полслова сразу же оглянулся, не слышало ли кто. – Чего толку здесь сидеть? Почитай возле самого болота штаны протираю… Вона, дальше только тина да жабье!

С угрюмым видом он вытащил из-за пазухи с трудом выпрошенный наган. Сергеевич его выдавал с таким лицом, словно отрывал от груди собственного ребенка.

– И чего он? – продолжал спорить Пашка с командиром. – Як на посту можно без оружия? Да ни в жизнь нельзя! А вдруг немчура какая пойдет… Я раз! На! На!

Боек револьвера несколько раз щелкнул. Юный партизан с настороженным видом водил стволом оружия по сторонам, выцеливая скрывающегося врага.

– Где же ты, немец проклятый? Подь-ка сюды! – бормотал она, крепко сжимая ободранную рукоять. – А-а-а-а-а! Больно ведь! Ну-ка отпусти ухо!

Невысокий потрепанного вида дядька неожиданно выскочил из-за дерева и уцепил мальчишку за ухо. От испуга тот выронил револьвер на земля и засучил ногами по ореховым пруткам.

– Отпусти, дядька! – с трудом не срываясь на плачь, кричал он. – Больно ужо! Отпусти, а то щас как крикну! Наши в миг тебе выдадут горячих…

– Не балуй малец, – невозмутимо проговорил незнакомец, поднимая с земли оружие. – Кричи сколько влезет. Вот пусть придут и полюбуются на такого партизана! Рубаха в грязи, морда в каких-то цыпках, да вон и револьверт без патрон. Тоже мне боец! Смех один! Таких бойцов вон на кухню надо! Щи варить, да картоху чистить. Эх ты!

Отпустив ухо притихшего пацана, он поправил на нем рубашку и пригладил кое-как его волосы. Потом с укоризненным видом осмотрел его и сунул в руки пистолет.

– На, держи, боец, – усмехнулся мужичок, расстегивая карман на пиджаке. – Вот тебе и документ! – говор был у него немного тягучий, да и окончания некоторых слов он проглатывал, словно не выговаривал. – Читать то поди научили, партизанский часовой?!

Цепко ухватив револьвер, Пашка вновь приобрел свой прежний залихватский вид, а с ним и старые ухватки. Подбоченясь, он внимательно оглядел своего обидчика. Прохожий, как прохожий… Выглядел он совершенно обычно для этого времени. Приглаженные черные волосы, немного навыкате глаза, сверкавшие из под светлой кепки. Из одежды Пашка обратил внимание только на сапоги. Хорошие, крепкие на вид, густо смазанные дегтем – сто лет носить и не сносить.

– Чай не маленький, сумею буквы разобрать, – буркнул он, наконец, в ответ, когда закончил с рассматривать сапоги. – … Э… Маркин Семен Николаевич… Кузьминской школы … село…, – желтоватая бумага с расплывшимися чернилами с трудом поддавались усилиям мальчишки. – Вот, направляется учителем… Учитель что-ли? – пацан уже с любопытством уставился на мужика. – У нас есть уже учительница – тетя Агнешка. А ты?

– Эх, молодежь, – вновь усмехнулся тот, не отвечая на вопрос. – Звать то тебя как, чудо лохматое? – Мальчишка сразу же насупился и спрятал документ куда-то за пазуху. – Меня зовут Маркин Семен Николаевич. Учитель математики.

– Ты мне тут не обзывайся, – обиделся Пашка, хватая собеседника за рукав пиджака. – Во придем к командиру, он тебе и покажет, кто тут чудо лохматое. Понял?! – а сам он в это время пытался незаметно пригладить непослушный вихор на самой макушке головы. – Пошли-пошли, тут недалече… Вона за тем оврагом будут деревья поваленные, а оттуда и рукой подать.

Несмотря на заверения паренька идти им пришлось почти с час, в течение которого Пашка практически не умолкал. Вынужденное одиночество на посту помноженное на долгое ожидание буквально взорвали его. Он что-то постоянно рассказывал, через каждую минуту теребил рукав учителя, а потом забегал вперед и требовательно заглядывал ему в глаза.

– … Я раз и прибег! А Сергеич мне и говорит… Ты Пашка истинный махновец, – тараторил он без умолку. – Посмотри на себя. А что смотреть? Вона все тута! На мне! Рубаха да порты, а что грязные, так я на посту…

– Стоять! – откуда-то сверху из-за наваленных деревьев раздался громкий окрик. – Пашка, подь сюды, стервец! Кого там привел?! А? Быстро! – слышалось, как сверху кто-то шумно слазил, обламывая ветки. – Давай, зови командира! Ну!

Ветки раздвинулись и появилось сначала массивное тело в толстом свитере. Затем с кряхтением показалось и красное от приложенных усилий лицо. Отдуваясь пожилой партизан поправил висевшую за спиной винтовку и только потом спросил:

– Кто таков будешь? Давай, говори все без утайки. Можа ты ихний шпиен? А?

Тот в ответ тихо рассмеялся.

– Отец, ты на мое лицо посмотри, – кепку учитель сдвинул на затылок, обнажив для июльского солнца высокий лоб. – У меня же на лице написано, что я еврей! – однако старый не разделял его оптимизма; такое впечатление, что его вообще было сложно чем-то прошибить. – Юде, отец я, настоящий юде, как немец говорит…. Таких, как я они не любят. Слухи ходят, что в лагеря нас сгоняют…

– … Похож вроде, – тем временем бормотал партизан, хмуря брови. – Жиденок – он и есть жиденок…

– Что же ты Михал Силыч такое говоришь? – укоризненно проговорил другой голос, обладатель которого оказался плотным человеком невысокого роста. – Значит-ца, говоришь еврей, да к тому же учитель. Хорошоооо, – протяжно протянул он. – Нет! Даже не хорошо, а просто замечательно. У нас как раз детишек целая туча – будет чем заняться.

После некоторого молчания он продолжил:

– Меня зовут Голованко Илья Сергеевич. Я местный командир, – последнюю фразу старшина произнес каким-то виноватым тоном. – Ты уж земляк не обижайся на такой «теплый прием». Война, сам должен понимать… Ну, что стоишь как жених на свадьбе, пошли знакомиться с хозяйством!

Пришлый кивнул головой на такое скорое посвящение в партизаны и нырнул вслед за старшиной в густую листву. Внутри он пробирался чуть не на ощупь. Пеньки с разлохмаченной щепой, острые прутки так и норовили ухватить его за штаны и вцепиться в ноги.

– Давай, земеля, вылазь, – из гущи кустов, из которых он уж и не знал как выбираться, его буквально выдернули. – Заблудился?! – засмеялся командир, показывая рукой на небольшую вырубку. – А теперь знакомься… Вона нам сколько! И не чинись, у нас все по простому… Эй, народ! В нашем полку прибыло! Прошу любить и жаловать, Семен Николаевич Маркин. По профессии учитель. Вот, Агнешка, будет тебе помощник! – бросил он в сторону статной светловолосой женщины.

Не прошло и нескольких минут, как со всех сторон набежал народ. Сначала оторопевшего учителя, мнущего в руках кепку, обступили галдящие женщины. С надеждой заглядывая ему в глаза, они спрашивали о своих родственниках, знакомых. Кто-то тут жеему сунул в руку краюху хлеба…

– Откуда это он нарисовался? – недовольным голосом поинтересовался, вынырнувший откуда-то сзади Смирнов.

– Да, спросил я еще толком, – не оборачиваясь ответил тот, разглядывая как Маркин пытается свернуть козью ножку. – Пожду трошки, пусть человек хоть чутка отойдет.

– Смотрю, теряешь ты хватку старшина, – капитан встал рядом с ним. – Что-то не нравиться он мне! Что-то в нем такое есть… Чистенький он какой-то весь, – выдал, наконец-то, Смирнов. – Прилизанный, что-ли… Да, и на спину посмотри! Видишь, как держит?! Ох, непрост он, ох непрост!

Игорь, давай на чистоту, – старшина повернулся к нему лицом. – У нас с тобой трошки не все гладко. Так ведь?! Что кривишься-то? Ну, не нравлюсь я тебе! Поди деревенщиной меня считаешь… Хм, не уж-то угадал. Ну и хрен со всем этим!

На секунду он прервался и быстро окинул взглядом поляну.

– Ты пойми! Чтобы там между нами не стояло, людей это касаться не должно…, – продолжил Голованко, буравя глазами капитана. – Тебе не сегодня завтра назад надо будет уходить, а мне тут жить, с ними… Вон с бабами, детишками, да увечными воевать буду немца. Ты будешь там далеко, а им вот здесь помирать придется… Так что не замай мне их, – он легонько повернул капитана в сторону курящих мужиков. – Ты посмотри на него. Ну какой из него немец?! Пузо торчит, небритый, глаза как стеклянные… Напяль на него китель? А? Тьфу! Мерзость одна получается!

Прищурив глаза, капитан рассматривал новоиспеченного партизана. На свою голову он уже успел напялить кепку с широкой алой лентой. «Не иначе это Пашка, стервец, постарался, – с какой-то затаенной грустью прошептал он. – Друга себе нового нашел… И правда, ведь, несуразный какой-то. Нескладный!».

– Да, Сергеич, пожалуй не прав я, – с трудом смог выдавить из себя капитан. – Ты меня извини… Ладно, пойду, хоть подберу твоему новому бойцу что-нибудь из оружия.

Резко развернувшись, он энергично зашагал в сторону неспешно разговаривающей кучи. Сам Маркин был в середке и судя по его раззадоренному виду неплохо себя чувствовал.

– Видал? – донесся до Смирнова обрывок вопроса.

– Хм, – с ярко выраженным оттенком презрения протянул мальчишечий голос. – Это что… Вот у Абая силища была, это да! Один раз он кружку как сжал, – захлебываясь рассказывал Пашка. – Даже вот следу остались…

– Ты что малец, – рассмеялся учитель. – Шутишь что-ли?

Глава 63

2 августа 1941 г. Москва. Высокий дом с мощными колоннами, выстроенный еще при Александре III. 3 часа 41 минута.

По огромной пятикомнатной квартире прозвенела трель звонка. Звук был дребезжащий, неприятный. Казалось, его царапающий голос доставал до самой глубины души, заставляя сердце сжиматься от испуга.

– Саш, – в спальне раздался сонный женский голос. – Ты слышишь, Саш, кто-то в дверь звонит?! Да вставай же! Опять из госпиталя наверное…

В ответ низенький плотный мужчина начал сползать с кровати, одновременно с силой растирая воспаленный от недосыпания глаза.

– Боже мой, только лег, – бурчал он, стараясь попасть рукой в рукав халата. – 3.45… Ну, кого еще там принесло?

Звонок, тренькнув в последний раз затих, от чего сделалось еще более жутко. Словно в подтверждение, в дверь кто-то мощно ударил. Это был не просто удар… Нет! Это был Удар! Внушительный, сразу же подкрепленный еще серией таких же, но чуть менее сильных. Так не стучат родственники или подвыпившие друзья, желающие вас проведать.

– Саша, что это такое? – сна уже не было ни в одном глазу. – Саша, не открывай! Спроси, кто там! – Следом послышался звук шлепков босых ног по паркету и через мгновение женщина уткнулась в спину вспотевшего от испуга мужа.

– Александр Александрович, откройте! – из-за двери прокричал чей-то до боли знакомый голос. – Александр Алесандрович, это я Витя! Вы дома?

После еле слышного шороха за дверью появился новый голос:

– Профессор Вишневский, к вам из наркомата внутренних дел! Открывайте!

Его руки сами потянулись к большому, сверкавшему блеском латуни замку. Раздался щелчок, и после скрипа двери в прихожую вошли трое мужчин. Первый из них, высокий и нескладный мужичок, в халате, когда-то, по всей видимости, имевшим белый цвет. Двое, стоявшие чуть позади, были в темно-зеленой форме с синими шароварами с малиновыми кантами. Именно на этих кантах почему-то и остановил свой взгляд Александр Александрович, профессор медицины, руководитель Особого Московского клинического госпиталя.

Вошедший первым, обернувшись назад, нервно кивнул. Тогда вперед выступил среднего роста лейтенант (по крайней мере три эмалевых квадрата у него в петлицах было) и, вскинув кисть к фуражке, представился:

– Лейтенант государственной безопасности Филипов. Вам, Александр Александрович, надлежит с нами проехать.

– Сейчас? – спросил в нерешительности профессор, отводя глаза от лейтенанта. – А куда? – Стоявшая за его спиной супруга, тихо пискнула с явным намерением зарыдать.

– Вы только не волнуйтесь, – поспешно заговорил Филипов. – Нам самим буквально недавно позвонили из управления. Приказали срочно доставить вас в госпиталь.

– А… в госпиталь, – протянул, с явным облегчением, Вишневский. – В госпиталь…. Тогда все понятно. Сейчас я! Одну минутку! Вот располагайтесь пока… Сейчас!

Он стремительно словно вихрь исчез в одной из многочисленных комнат, откуда сразу же начало раздаваться какое-то подозрительное шуршащие. Ровно через минуту, лейтенант несколько раз специально бросил взгляд на часы, профессор появился при полном параде. В темном без единой морщинки костюме, с жилетке из под которой выглядывала с ярко-белая рубашка, Вишевский выглядел совершенно иным человеком. Профессором с большой буквы «П».

– И так молодой человек, идемте, – решительно проговорил он, подхватывая с тумбочки светлый портфель. – Посмотрим, зачем так рано понадобился профессор Вишневский.

Столь разительная перемена настроения, да и поведения, объяснялась довольно просто. Профессор полагал, что ночной визит связан с лечением одного из высокопоставленных сотрудников наркомата, который наблюдался у него, в Особом Московском клиническом госпитале.

Однако, Вишневский ошибался! В этим самые часы черные как смоль кургузые автомобили колесили по всей столице, останавливаясь около самых разных домов. В одних случаях это были дворцоподобные кирпичные высотки, где проживали светила советской медицинской науки, в других – воронки тормозили рядом с неказистыми рабочими общежитиями. Лишь одно объединяло все это – грозное выражение «государственная безопасность», открывавшее самые закрытые двери и приводящее в замешательство самых сильных мира сего.

– Вот же госпиталь, – Вишневский дернулся, указывая на окно, за которым проносился роскошный парадный вход в госпиталь. – Почему же мимо едем?

– Не беспокойтесь, Александр Александрович, – обернулся к пассажиру лейтенант. – Мы подъедем к заднему входу… Такое было указание.

Едва автомобиль остановился возле небольшой площадки, на которой уже находилось 4 машины, профессор выскочил из машины и быстро пошел ко входу, где виднелось несколько фигур в белом. Они молча смотрели на приближавшегося Вишневского, которые с радостью узнал в парочке дежурную смену.

– Николай Николаевич, дорогой, – воскликнул он, двумя руками пожимая руку пожилому с роскошной бородкой врачу. – Что-то случилось с нашим пациентом? Все же было нормально, когда я уезжал… Ведь операция не выявила никаких опухолей.

– Товарищи врачи, все уже почти собрались. Ждем еще пару человек; они живут на самой окраине, но вскоре к нам присоединятся, – вклинился кто-то решительным голосом. – Давайте пройдем в кабинет, где через некоторое время вам все объяснят… Осторожнее, здесь ступенька.

– Но позвольте, мы же спускаемся? – в некотором раздражении воскликнул старичок, тряхнув окладистой бородой. – Конференц-зал на первом этаже, возле смотровой…

Однако, прямая спина, ровно вышагивавшего лейтенанта, выражало полное пренебрежение к мнению врача.

– Вот здесь мы и подождем остальных, – кивнул головой на с десяток людей, столпившихся в просторном коридоре. – Сейчас наши сотрудники принесут горячий чай и теплые халаты… Располагайтесь.

Вишневский бросил недоуменный взгляд на своего соседа, но тот тоже ничего не понимал. «Какие к черту теплые халаты и горячий чай в начале августа, – не мог понять врач, подходя к стоявшим людям. – А тут кто у нас! – профессор близоруко прищурился, пытаясь с расстояния узнать знакомых. – Этих двоих я кажется припоминаю. Из Военно-воздушно госпиталя… Хирурги оба! Точно! Гуссейн Гардашевич – это черный, а второго не помню… Этих не знаю. Постойте-ка, постойте-ка, а кто у нас там возле туалет курит?».

У профессора аж округлились глаза от удивления. Несколько секунд он оглядывался по сторонам, пытаясь понять этого человека видит только он один или нет. Наконец, до него дошло, что тот человек реален, как и все остальные. Вишневский, стиснув зубы, двинулся в его сторону.

– Если мне не изменяет память, Костромской, – сквозь зубы пробурчал он, останавливаясь напротив врача, который так его взволновал. – Что-то я не могу понять, кто вам разрешил находиться в этом месте? Вы мне скажите, что делает шарлатан и прожектер в месте, где спасают жизни людей? А? – Последний вопрос, состоящий из одной буквы, профессор буквально выкрикнул, привлекая к себе внимание.

Все стоявшие в зале – врачи, несколько медбратьев и с десяток людей в форме заинтересованно уставились в их сторону. Чувствуя поддержку, Вишневский усилил напор:

– Я не позволю, слышите, не позволю позорить советскую науку и вверенное мне Партией учреждение в такое страшное время! Выйдите вон! – его крючковатый палец на вытянутой руке резко ткнулся в сторону выхода на поверхность. – Вон!

Виновник всего этого переполоха молча курил. Он стоял возле открытого окна и неторопливо затягивался. Было видно как сигарета медленно превращалась в пепел, за падением которого он продолжал завороженно наблюдать.

– Вы, что меня не слышите? – глубоко уязвленный такой реакцией, вернее ее полным отсутствием, Вишневский набрал в грудь еще больше воздуха. – Кто вам разрешил здесь находиться? Потрудитесь объясниться!

Наконец, в кончиках пальцев застрял крошечный сигаретный огарок, который окурком то назвать сложно. Костромской поднял голову и удивленно, словно всех этих людей видел в первый раз, осмотрелся.

– Не надо кричать, уважаемый профессор… Вы мне делаете больно, – с характерным акцентом рассмеялся он. – Вы меня спрашиваете, кто мне позволил?! Таки я вам отвечу… Партия и Правительство! Так что я стою здесь рядом с вами на полном серьезе, понимаете милейший профессор?

Тот побледнел после этих слов.

– Товарищи, товарищи, послушайте меня, – наконец, раздался властный голос, мгновенно разведший их по разные стороны баррикад. – Сейчас вам объяснят для чего, вы были собраны.

Из одной из дверей вышел подтянутый человек со знаками капитана государственной безопасности. Малейшие шуршания и движения мгновенно стихли. Люди внимательно слушали. Стоявшие позади своих коллег осторожно привставали на цыпочки.

Вошедший пригладил свои волосы и сразу же надел фуражку.

– Меня зовут Смирнов Игорь Владимирович. Каждый из вас, кто был сюда доставлен, является признанным экспертов в разных областях медицинского знания. Здесь есть и хирурги, и неврологи, и физиологи и многие другие. Сейчас вам будет представлен некий образец человеческой ткани, после изучения которого вам необходимо подготовить развернутый отчет об основных свойствах данного образца. Срок не более суток… Отчет пойдет на самый верх. А теперь пройдемте.

Оббитые металлом створки дверей тихо отворились и вошедшие очутились в залитом светом помещении с низкими потолками. Вот тут-то Вишневский и вспомнил о горячем чае и теплых халатах. На врачей смотрели длинные ряды тел, укрытых серыми простынями. Морг был переполнен…

– Профессор, оденьте, – его ассистент заботливо накинул на его плечи толстый халат и повернул в сторону дальнего угла помещения, где виднелся боец винтовкой. – Нам кажется сюда…

Перед собравшимися, тесно обступившими длинный стол, предстал небольшой ящик размером с футляр для скрипки. Он был сколочен из потемневших досок, на которых еще кое-где проглядывал выжженный готический шрифт. Капитан осторожно приподнял заранее вскрытую крышку и все увидели, что внутренность ящика заполнена какой-то янтарно массой.

«Боже мой, – выдохнул Вишневский, принюхиваясь. – Это же мед! Липовый!». Судя по шмыгающим носам, остальные также догадались, что это за странная на вид субстанция.

– Боец, перчатки, – через несколько секунд Смирнов что-то начал вытаскивать из ящика. – Вот…

На растянутую простынь упали первые капли меда, затем тихо шмякнулась… почти целая человеческая рука! Несмотря на темный цвет и склизкую поверхность, немного скрадывающую поверхность, это была определенно настоящая рука.

– Осмотреть, вскрыть, выявить особенности и доложить, – капитан внимательно посмотрел сначала на всех, а потом на каждого в отдельности (или, по крайне мере, многим именно так и показалось). – За работу.