Текст книги "Маршал Шапошников. Военный советник вождя"
Автор книги: Рудольф Баландин
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)
«Сегодня с утра огромные, нескончаемые шествия с военными оркестрами во главе, пестря черными знаменами, извивались по городу, собрав по больницам двести десять гробов, предназначенных для революционного апофеоза. По самому умеренному расчету, число манифестантов превышает девятьсот тысяч. А между тем ни в одном пункте по дороге не было беспорядка или опоздания. Все процессии соблюдали при своем образовании, в пути, при остановках, в своих песнях идеальный порядок. Несмотря на холодный ветер, я хотел видеть, как они будут проходить по Марсову полю. Под небом, закрытым снегом и разрываемым порывами ветра, эти бесчисленные толпы, которые медленно двигаются, эскортируя красные гробы, представляют зрелище необыкновенно величественное».
И ведь это не блестяще организованный парад специально обученных войсковых частей, которые автоматически подчиняются своим командирам. Это – шествие стихийных толп народа, включая множество солдат, получивших самоуправление. Полное торжество анархии и в то же время – порядка!
Странно, что об этом не подумал Морис Палеолог. Поэтому он не мог себе представить, что революция в России может завершиться созданием великой державы. Напротив, по его словам: «Русская революция по существу анархична и разрушительна. Предоставленная самой себе, она может привести лишь к ужасной демагогии черни и солдатчины, к разрыву всех национальных связей, к полному развалу России. При необузданности, свойственной русскому характеру, она скоро дойдет до крайности: она неизбежно погибнет среди опустошения и варварства, ужаса и хаоса».
Через месяц, наблюдая происходящее в России, Палеолог записывает: «Анархия поднимается и разливается с неукротимой силой прилива в равноденствие.
Полиции, бывшей главной, если не единственной, скрепой этой огромной страны, нигде больше нет».
Что же творится в Петрограде в то время, когда полностью отсутствует эта самая «скрепа»? Вот свидетельство самого французского посла, наблюдавшего первомайскую демонстрацию:
«С утра по всем мостам, по всем улицам стекаются к центру шествия рабочих, солдат, мужиков, женщин, детей; впереди вы-
118
соко развеваются красные знамена, с большим трудом борющиеся с ветром.
Порядок идеальный. Длинные извилистые вереницы двигаются вперед, останавливаются, отступают назад, маневрируют так же послушно, как толпа статистов на сцене. Огромная площадь похожа на человеческий океан, и движения толпы напоминают движение зыби».
Приходит на память трагедия на Ходынском поле в Москве во время коронации Николая II. Катастрофа произошла несмотря на то, что порядок тогда поддерживала полиция. Как тут не вспомнить тезис: «Анархия – мать порядка!» Хочется задать вопрос: а кто же тогда отец? И ответ: самоконтроль при единодушии.
В этой петроградской разношерстной толпе людей сплотило пьянящее ощущение свободы. Казалось бы, если так, то все дозволено! Да, конечно. Но это еще не означает, будто люди в таком случае должны непременно превратиться в скотов, в тупое злобное стадо.
Морис Палеолог наблюдал вблизи поведение этой толпы: «Ораторы следуют без конца один за другим, все люди из народа: в рабочем пиджаке, в солдатской шинели, в крестьянском тулупе, в поповской рясе, в еврейском сюртуке. Они говорят без конца, с крупными жестами. Вокруг них напряженное внимание; ни одного перерыва, все слушают, неподвижно уставив глаза, напрягая слух, эти наивные, серьезные, смутные, пылкие, полные иллюзии и грёз слова, которые веками прозябали в темной душе русского народа. Большинство речей касаются социальных реформ и раздела земли».
Все тут очень реалистично. Вот только следовало бы сказать о светлой русской душе, ибо вся эта картина гигантской толпы при идеальном порядке, искренности и единодушии – доказательство именно светлости человеческих душ.
Пожалуй, этим объясняется основная причина того, что Февральская революция в России произошла без кровавых потрясений и яростных междоусобиц. Да и Октябрьский переворот, как известно, не отличался кровопролитием (кроме Москвы и еще ряда мест).
Анархия – это свобода. И когда народ достоин ее, он сохраняет порядок.
Разногласия между обществом и властью разрешились революционными переворотами, которые прошли на удивление просто, как-то естественно, с минимальным количеством жертв (на Ходынке погибло больше людей, чем в Питере во время Февральской
119
революции!). Значит, страна была готова к революциям и государственным переворотам; значит, анархия не обернулась всеобщим хаосом; значит, русский народ был достоин свободы.
РЕШЕНИЕ
Каждый из нас время от времени неявно или осознанно делает выбор, от которого зависит дальнейшая жизнь. Порой, казалось бы, мелочь: вышел из дома на десять минут позже, чем требовалось, заторопился и угодил под трамвай или пролетку. Вульгарный пример, но показательный.
Кто-то вздохнет: так уж ему на роду написано. Однако нигде никто никогда такой записи не делал. И на судьбу ссылаться бессмысленно (это же не античная трагедия). Человек сам задержался, торопился, оступился или был невнимательным. Никакой случайности или злой воли тут нет.
На фронте подобные ситуации возникают постоянно. Многое от тебя не зависит: может сразить шальная пуля. Однажды начальник штаба полка Шапошников с ординарцем поднялся на холм для рекогносцировки. И тут вдруг ударила по ним немецкая батарея.
И все-таки верно сказано: береженого Бог бережет. Опытного солдата или офицера пули словно облетают стороной. Чаще и быстрее других гибнут те, кто надеется на авось, на счастливый случай или теряют голову от страха.
Иногда приходится выбирать свой дальнейший жизненный путь – решительно и, возможно, бесповоротно. Как знать, что произойдет в результате? Подчас хочется отбросить бесплодные раздумья и поступить наугад – будь что будет!
Шапошников не позволял себе в таких случаях полагаться на судьбу. Безусловно, будущее не предугадаешь. С усмешкой вспоминал он анекдот из античных времен. Спросил некто у Сократа: «Посоветуй, жениться мне или нет?» «Как бы ты ни поступил, – ответил мудрец, – будешь раскаиваться».
Потому-то и не торопился с трудными решениями Борис Михайлович, чтобы не за что было себя упрекать. Пусть он ошибется, но не из-за оплошности, поспешности, лености ума, а по причинам, от него независящим.
Он находился в «бессрочном отпуске по болезни». Короче – уволился из армии. Да и есть ли теперь единые вооруженные силы России? Нет таких сил. Они начали разваливаться на глазах сразу
120
после того, как в марте 1917-го был опубликован приказ № 1 Центрального комитета Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Нижние чины получили право командовать командирами!
От такой демократизации впору было переходить из офицеров в солдаты. Во многих частях начались беспорядки. Не миновали они и славную Кавказскую гренадерскую дивизию, в которую входил его 16-й Мингрельский полк. С некоторыми офицерами взявшие власть солдаты расквитались жестоко: расстреляли. Миновала чаша сия Шапошникова по той причине, что старался он быть по старой суворовской традиции отцом для подчиненных, заботиться о них не только по обязанности, но и по расположению души.
Как тут не вспомнить Александра Васильевича Суворова, если 160-й гренадерский Мингрельский полк полтора века назад под его командованием сражался с турками, а в знаменитом швейцарском походе, преодолевая горные альпийские перевалы, штурмовал Чертов мост и Сен-Готард.
Стать командиром такого полка – большая честь. Но только, пожалуй, не в смутное время. Теперь к подчиненным надлежит обращаться – «товарищ». Легко ли к этому привыкнуть? А привыкать необходимо, иначе беды не миновать. Тогда и стал Шапошников частенько называть малознакомых однополчан «голубчик». Никто не возражал.
Однако без четкой субординации и строгой дисциплины воинская часть превращается в нечто подобное новгородскому вече. По всякому поводу собрания, митинги, обсуждения, разбирательства. А как быть, если придется воевать? Кто кого будет слушать? Кто станет отдавать приказы, а кто их выполнять? Воинская часть окажется небоеспособной.
И другой вопрос: за что воевать и с кем? Пока был царь, сражались с Германией и Австро-Венгрией во имя Отечества. Однако в конце октября Временное правительство быстро оправдало свое название, рухнув практически без сопротивления. Власть в Петрограде перешла к эсерам, коммунистам, анархистам. Чуть позже выяснилось, что верховодят так называемые большевики, бывшая фракция социал-демократической партии, возглавляемая Лениным.
Перемены докатились и до действующей армии. В декабре собрался съезд военно-революционных комитетов Кавказской гренадерской дивизии.
Свергли комдива и стали выбирать нового. Тут-то и прозвучало имя Шапошникова. Оказалось, что солдаты ему доверяют, признают в нем отца-командира.
Недолго довелось ему пребывать в этой должности. За месяц успел начать проверку снабжения, демобилизовать солдат старших возрастов, немного подтянуть дисциплину, терпеливо объясняя ее важность на примерах из собственного опыта боевых действий. Понемногу обстановка в части наладилась. Новые власти организовали снабжение. Но все еще не было ясности, что же произошло со страной и продолжится ли война. Среди солдат появилось немало агитаторов. Они сообщали о декретах нового правительства, обещавших землю крестьянам и мир народам.
То в одном, то в другом полку на собраниях звучало все громче: «Айда по домам!» Приходилось вмешиваться, выступать и убеждать, что новая власть не может обеспечить все сразу, требуется время, а если армия разоружится, то Россию захватят немцы. Мысли были просты и доходчивы. Он не подлаживался под солдатский жаргон, говорил спокойно и уверенно. Его слушали внимательно, уважительно, с пониманием.
Казалось бы, все складывается как нельзя лучше. Но тут ситуация разом изменилась. В Брест-Литовске на долгих мирных переговорах с германским командованием большевик Троцкий, нарком иностранных дел, выкинул невиданное коленце, провозгласив дипломатический принцип, достойный героев Салтыкова-Щедрина: «Ни мира, ни войны!» Мол, воевать не будем, армию демобилизуем, а мирный договор не подпишем.
Как это понимать? Внятный ответ дали немцы: отозвались на просьбу о военной помощи от Украинской Рады и ввели свои войска на территорию Малороссии. На всем Западном фронте началось немецкое наступление. Россия теряла свои земли и оказалась на грани полной капитуляции.
У офицеров, оставшихся в строю, настроение было подавленное. Никто не знал, что следует делать в такой непредвиденной ситуации. Отрекшись от престола, царь избавил их от прежней присяги. После свержения Временного правительства власть захватили большевики. Но что же они делают с Отечеством? Среди офицеров распространяется мнение, что после временной власти масонов руководить стали жидомасоны, засланные немцами и всемирной сионистской организацией в Россию для полного ее уничтожения. Что Троцкий – это Бронштейн, прибывший из Америки, а Ленина с его группой доставили в запломбированных вагонах через Германию, подобно болезнетворным бациллам, способным окончательно разложить рыхлый ослабленный организм бывшей Российской империи.
122
Где правда, а где ложь – разобраться невозможно. Нет сомнений: Троцкий предал армию и готов отдать Россию Германии. Но, говорят, главный у них не он, а Ленин. И он предлагает мир. Так ли это? Непонятно. Провозглашают. Вся власть Советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Ясно, что ни к чему хорошему для армии такие советы солдат не приведут, подрывая принцип единоначалия. Сегодня ты командир дивизии, а завтра по каким-либо причинам выгонят прочь или даже «поставят к стенке». Дивизия становится почти неуправляемой и небоеспособной. И так, по-видимому, происходит по всему фронту.
Борис Михайлович тяжело заболел. Возможно, от переживаний открылась язва желудка. Его положили в госпиталь. Но больничная палата не избавляла от тяжелых раздумий о судьбах Родины и себя самого.
Если большевики захватили власть, то почему? Неужели горстка, как поговаривают, жидомасонов смогла не только свергнуть Временное правительство, но и установить свое господство над всей страной? Такое возможно лишь в одном случае: за ними пошел народ, им поверили.
Но разве невозможен с их стороны хитрый ход: обманом овладеть Россией, чтобы силу ее и богатства отдать супостатам? Хотя Антанта поддерживала Временное правительство (напомним, что это французское слово означает буквально «согласие», а сам союз Великобритании, Франции и царской России оформился в 1904—1907 годах и объединил в ходе Первой мировой войны против германской коалиции более 20 государств, в том числе США, Японию, Италию), именно демократические буржуазные партии свергли царя. Значит, в любом случае – предательство интересов России.
Так неужели русский народ поддался на посулы проходимцев, международных авантюристов, питаемых немецким и американским или английским и французским капиталом? Если так, то народ обречен, а с ним и Отечество.
А вдруг все иначе и есть у народа интуиция, животное чувство, коего лишены образованные классы? Если он использует большевиков в своих собственных интересах, не сознаваемых безрассудной толпой, но воспринимаемых глубинным чувством самосохранения?
Мысль эта показалась интересной. И то сказать: разве когда-нибудь крупные исторические события свершались по воле отдельных людей? Разве Великая французская революция вспыхнула по воле Марата, Дантона, Робеспьера или еще кого-нибудь? Разве вели-
123
кую Февральскую революцию в России разжег Керенский или еще кто-то? Сырую поленницу одной спичкой не запалишь. Да и хоть целый коробок истрать.
Общественные бури – это стихия, крутые шквальные волны. А уж кто окажется на гребне, на самом виду – Наполеон, Керенский, Ленин – не столь уж важно. Они невольники событий, хотя в чем-то и направляющая сила. Нет, скорее – организующая. И если им удается организовать стихийный порыв масс, противостоять ему нет никакой возможности.
В начале 1918 года обстановка так и не прояснилась. Значит, участвовать в заговоре против большевиков по меньшей мере не своевременно. Но надо ли идти вместе с ними, поддерживать их? А если они – враги русского народа, предатели России?
И Борис Михайлович принял решение. Единственно, пожалуй, верное в такой ситуации: подал ходатайство об отставке, увольнении в запас по причине слабого здоровья. И отправился в северо-восточном направлении с конем и немудреными пожитками, пока не остановился весной в Казани, сняв комнату в номерах Бакарцева на Черноозерной улице.
Его зачислили секретарем в народный суд. И не пожалели: немногословный, аккуратный работник с почерком, правда, не каллиграфическим, но четким, разборчивым и быстрым.
Для Шапошникова время выбора затянулось. Каждый день он вновь и вновь обдумывал, как ему поступить. Бессрочный отпуск можно было прервать.
В газетах не прекращались призывы новой власти к бывшим офицерам вступать в Красную Армию для защиты Отечества и революции. Смущало упоминание о революции. Надо ли защищать ее завоевания? Кто теперь реально правит страной? Власть утверждает, будто правит народ. С этим невозможно согласиться, логика не позволяет. Всегда и везде разные группы приходили к власти и начальствовали над народом. Пусть в Североамериканских Соединенных Штатах выбирают правящую партию большинством голосов. Все равно она господствует, пусть даже по воле большинства.
Вопрос только в том, поддержит ли русский народ власть большевиков. Прошло без малого полгода. «Народ безмолвствует». А молчание, как известно, знак согласия.
Как долго продлится это молчаливое согласие?
124
Он снова и снова перечитывал призывы большевиков. Мерно вышагивал привычный путь от дома до суда. Один из народных судей как-то отвел его в сторону и спросил:
– Вы, товарищ Шапошников, из бывших офицеров?
– Полагаю, голубчик, вам это известно из моего личного дела. Офицером я был в царской армии. После революции солдатские депутаты избрали меня командиром дивизии.
– Да я это так, для начала. Не сочтите за обиду. Я бывший присяжный поверенный. Поверьте, я симпатизирую вам как хорошему работнику. Поймите меня правильно: вдруг командир дивизии стал простым секретарем. Некоторые товарищи (он оглянулся и тихо закончил), некоторые товарищи имеют к вам подозрения. И мне определенно понятны их сомнения. Почему кадровый военный не идет служить в Красную Армию? Или он затаился, ушел на дно, как говорят уголовные преступники? Не пойман – не вор, презумпция невиновности, так сказать. Однако революционная бдительность не дремлет и не оставит в покое подозрительный элемент. Вы меня понимаете? Кстати, в Красной Армии не брезгуют служить не только бывшие офицеры, но и генералы. Ну а как говорит Ленин, кто не с нами, тот против нас.
– Благодарю вас за беспокойство. Весьма тронут вашим участием. Вы абсолютно правы.
Действительно, пришла пора сделать выбор. Он и сам все сильней тяготился своим положением. Чего еще ждать? Вступать в заговор против новой власти? Чепуха. Уехать за рубеж, как это сделала год назад жена? Нет, кому он там нужен. Родина – здесь.
Заделаться архивариусом-летописцем города Глупова на манер Салтыкова-Щедрина? Занятных типажей предостаточно. Только вот поздновато начинать жизнь заново, осваивать писательское ремесло. Сейчас оставаться на родине имеет смысл только в одном случае: если зачислят в Красную Армию на офицерскую, по-старому, должность.
Недалеко, в Самаре, учрежден, как пишут, Приволжский военный округ. И начальником штаба там – бывший генерал-майор Пневский Николай Васильевич.
Кому адресовать письмо – ясно, как обратиться? Товарищ? Вульгарно звучит: они даже не знакомы. Полковник не имеет права так обращаться в официальном письме к генералу. Гражданин? Нелепо. Не гражданскому же лицу обращение. Нет, пусть знает, что обращается не «бывший», а не забывший свою честь и правила приличия.
125
Борис Михайлович твердым почерком поставил дату: 23 апреля 1918 г. и продолжил:
Господин генерал!
Прочитав в газетах об учреждении военного округа и о Вашем назначении начальником штаба Приволжского военного округа, я решил обратиться к Вам с этим письмом.
Как бывший полковник Генерального штаба, я живо интересуюсь вопросом о создании новой армии и, как специалист, желал бы принести посильную помощь в этом серьезном деле.
Сожалея, что предыдущая моя служба не дала мне возможности лично быть Вам известным, я позволю себе привести некоторые данные о ней.
Произведенный в 1903 году в офицеры из Московского военного училища, я в 1910 году окончил академию, а затем, откомандовав два года ротой, начал в 1912 году службу Генерального штаба в должности старшего адъютанта штаба 14-й кавалерийской дивизии. Пробыв шесть месяцев войны в этой должности, я последовательно занимал должности помощника старшего адъютанта штаба 12-й армии, и. д. штаб-офицера для поручений при управлении генерал-квартирмейстера штаба Северо-Западного фронта и с ноября 1915 года получил сначала штаб отдельной казачьей бригады, а затем и штаб 2-й Туркестанской казачьей дивизии. Пробыв в этой должности около двух лет, я в конце сентября 1917 года был назначен командиром 16-го гренадерского Мингрельского полка, а в начале декабря того же года был выбран на должность начальника Кавказской гренадерской дивизии, на какой находился до 16января 1918 года, а затем по болезненному состоянию был эвакуирован и с 16марта с.г. по демобилизации уволен в бессрочный отпуск.
Будучи уроженцем Урала, я бы хотел начать свою службу в этом районе, а потому позволю себе просить Вас о ходатайстве в назначении меня на службу в Приволжский военный округ. Как бывший офицер Генерального штаба, я бы желал получить должность Генерального штаба во вверенном Вам штабе или же в штабе войсковых соединений округа по Вашему усмотрению. Как начавший уже и строевой ценз по командованию полком, я мог бы занять и строевую должность, но должность Генерального штаба была бы для меня предпочтительней.
Если с Вашей стороны последует согласие, то прошение с приложением копии послужного списка и копии боевой аттестации и по-
126
становления совета дивизии о моей эвакуации мною будет немедленно представлено по указанному Вами адресу.
Глубоко сожалея, что неизвестен Вам лично, и хорошо понимая, что в таком серьезном деле, как формирование новой армии, требуются помощники, известные своей службой, я, однако, рискую просить Вас о предоставлении мне должности, имея в виду, что сведения о моей предыдущей службе могут дать Вам необходимые обо мне данные.
Прошу не отказать в распоряжении уведомить меня о результатах по адресу: г. Казань, Черноозерская улица, номера Бакарцева.
Уважающий Вас Борис Шапошников
НА СТОРОНЕ НАРОДА
К сожалению, Шапошников не оставил никаких воспоминаний о том периоде, когда он обдумывал свое решение о вступлении в Красную Армию. Для любого кадрового офицера этот выбор тогда был необычайно трудным.
Гражданская война – совершенно особый вид вооруженного конфликта. Ее пространственные границы порой очень условны, так же как разделение фронта и тыла. Не только потому, что локальные столкновения могут происходить повсюду. Самое главное: успех или поражение в сражениях не так важны, как надежный тыл, отношение к армии народных масс.
В гражданских войнах основная разделительная полоса проходит по умам и сердцам людей. Соседи и родственники нередко становятся лютыми врагами. Происходят классовые, политические распри – междоусобица. Нарушаются социальные связи, единство общества. На какую сторону встать, чьи интересы защищать? И не голосованием, не демонстрациями, а ценой своей и чужих жизней.
Как профессиональный военный может зарабатывать себе на жизнь? Бывшим царским офицерам выбирать приходилось между «демократами», сторонниками конституционного устройства, свергнувшими самодержавие, и «пролетариатом», во главе которого стояли революционеры-экстремисты. Чем же могла быть для них привлекательной Красная Армия?
Тем, кто по каким-то причинам остался в Центральном районе Европейской России, проще всего было выбрать Красную Армию.
–"ш"-
Большевики, как выяснилось, по указанию Ленина установили мир с Германией, хотя и ценой немалых территориальных уступок. А белогвардейцы вроде бы действовали заодно с Антантой, явно вынуждены были считаться с интересами Англии, Франции, получая от них материальную и финансовую помощь. Получалось, что именно большевики, отстаивая независимость России, представляют интересы ее народов.
Но даже сознавая это, многие офицеры и генералы, обращаясь с просьбой принять их в Красную Армию, делали оговорку: готовы служить на Западном фронте. Они не хотели участвовать в братоубийственной гражданской войне. Для них не существовало принципиальной разницы между красными и белыми. Они хотели, можно сказать, «работать по специальности», не ввязываясь в политические «разборки».
У Бориса Михайловича, в отличие от них, выбор был принципиальный: без предварительных условий и оговорок. Он не собирался вступать в Российскую Коммунистическую партию (большевиков), что показали последующие годы. Скажем, М.Н. Тухачевский, став членом партии очень быстро, в 1918 году, сделал головокружительную карьеру. Почему Шапошников не поступил так же? У него тогда были бы прекрасные возможности для стремительного подъема по служебной лестнице.
Прежде всего, пожалуй, по той простой причине, что он не стремился к высоким должностям, не был карьеристом. Идеалы белогвардейского движения – восстановление помещичьего строя, власть буржуазии – его не устраивали. Правда, и к большевикам большого доверия не было; их лозунги выглядели агитками, а коммунистическое бесклассовое общество, отказ от государственной системы и всемирная революция больше всего смахивали на утопию, несбыточные мечтания.
Однако значительная часть народа, солдатской массы пошла за большевиками, эсерами, анархистами. Укреплялась власть сторонников Ленина, устанавливался порядок – жестокий, революционный, но все-таки порядок, противостоящий хаосу и полной деградации российского общества. Следовательно, такой была форма народовластия. А Шапошников с юности привык ощущать свою близость к народным массам, а не привилегированным слоям. Недаром солдаты избрали его командиром дивизии.
Он выбрал служение народу, а не партии. Был готов сражаться в рядах Красной Армии с белогвардейцами. С ними у него оказалось слишком мало общего.
128
Сейчас, в начале XXI века, после активной двадцатилетней антисоветской пропаганды и восторгов по поводу царской России, а особенно ее «высшего общества», может показаться странным, непонятным, а то и нелепым выбор полковника Шапошникова. Он, «белая кость», представитель цвета российского офицерства, порвал со «своими», перейдя на сторону «темных масс», разрушителей великой империи.
Но, во-первых, Шапошников никогда не считал себя избранным по рождению; не был дворянином и никаких титулов, естественно, не имел. Особого уважения к подобным людям не испытывал. Судил о человеке по его личным качествам и поступкам. Сам добивался всего трудом, знаниями, отличной службой.
Во-вторых, свергли царскую власть «демократы». Один из главных идеологов Белого движения В.В. Шульгин вместе с военным министром А.И. Гучковым, принимая принудительно-добровольное отречение Николая II, завершил свое обращение к царю так:
– Только отречение Вашего Величества в пользу сына может еще спасти отечество и сохранить династию.
Царевич Алексей править не мог, тем более в столь судьбоносный для страны момент. Николай II предложил престолонаследие брату своему Михаилу Александровичу. Однако в Совете, несмотря на предварительное согласие, разразился скандал: «Не хотим Романовых! Да здравствует Республика!»
В конце концов и князь Михаил отказался принять даже временное управление державой до окончания военных действий. Тогда в Петербурге проходили бурные манифестации против войны и самодержавия, в поддержку Республики и Советов. Началось двоевластие (Совета и Временного правительства) и разброд, завершившийся Октябрьским переворотом.
Зная все это, Шапошников пришел к выводу, что единственная законная власть, поддержанная значительной частью народа, установилась в Центральной России: власть большевиков во главе с Ульяновым-Лениным. Вопрос лишь в том, сможет ли она укрепиться и остаться на долгие годы?
Казалось бы, самое разумное решение – выждать еще некоторый срок, чтобы убедиться, не свергнут ли вскоре большевиков. Но это было бы малодушием, достойным жалкого приспособленца, а не боевого офицера. Вот почему он написал генералу Пневскому о своем желании служить в «новой армии». Он не назвал ее так, как было тогда установлено на основании декрета Ленина – Рабоче-
129
крестьянская Красная Армия (РККА). Ведь ни он, ни генерал не принадлежали ни к рабочим, ни к крестьянам.
Нам приходится обстоятельно разбираться в том, почему Борис Михайлович примкнул к красным. Во-первых, это было решение, определившее всю его дальнейшую жизнь. Во-вторых, за долгие годы антисоветской пропаганды большинству граждан России вбиты в рассудок и даже в глубины подсознания чудовищно извращенные представления о революционном 1917 годе, Гражданской войне, Ленине и большевиках (о Сталине – и говорить нечего!).
«Не политическая мысль, не революционный лозунг, не заговор и не бунт, а стихийное движение, сразу испепелившее всю старую власть без остатка: и в городах, и в провинции, и полицейскую, и военную, и власть самоуправлений».
Приведя это высказывание видного масона В.Б. Станкевича, соратника Керенского, современный исследователь С.Г. Кара-Мур-за приходит к обоснованному заключению:
«Большевики, как вскоре показала сама жизнь, выступили как реставраторы, возродители убитой Февралем Российской империи – хотя и под другой оболочкой. Это в разные сроки было признано противниками большевиков, включая В. Шульгина и даже Деникина».
Поистине тогда разверзлась пропасть между царским, а затем буржуазным правительством, между «хозяевами жизни», привилегированными социальными группами и русским народом. В.В. Шульгин – политик и журналист – так выразил свои чувства на тот момент, когда «черно-серая гуща», преимущественно солдат и горожан, ворвалась в Таврический дворец:
«Сколько их ни было, у всех было одно лицо: гнусно-животнотупое или гнусно-дьявольски-злобное.
Боже, как это было гадко!.. Так гадко, что, стиснув зубы, я чувствовал в себе только одно тоскующее, бессильное и потому еще злобное бешенство.
Пулеметов – вот что мне хотелось. Ибо я чувствовал, что только язык пулеметов доступен уличной толпе и что только он, свинец, может загнать в его берлогу вырвавшегося на свободу русского зверя.
Увы – этот зверь был его величество русский народ».
Нынешние богачи, а прежде всего их интеллектуальные лакеи твердят с возмущением, будто Ленин провозгласил лозунг «Грабь награбленное!», тем самым призвав темную и жадную народную
130
массу наброситься на священную частную собственность. Тут и задумаешься: да разве не надо отнимать у бандитов, воров и жуликов награбленные ими богатства?
Необходимо! Так делается в любой нормальной стране, где у власти не находятся жулики, воры и бандиты.
Другое дело – как осуществлять реквизиции. На этот счет Ленин давным-давно дал ответ: «После слов “грабь награбленное” начинается расхождение между пролетарской революцией, которая говорит: награбленное сосчитай и врозь тянуть не давай, а если будешь тянуть к себе прямо или косвенно, то таких нарушителей дисциплины расстреливай».
А вот как объяснял происходивший стихийный бунт, грабеж, осквернение усадеб дворянин, глубоко ненавидевший буржуа:
«Почему дырявят древний собор?
– Потому что сто лет здесь ожиревший поп, икая, брал взятки и торговал водкой.
Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах?
– Потому что там насиловали и пороли девок; не у того барина, так у соседа.
Почему валят столетние парки?
– Потому что сто лет под их развесистыми липами и кленами господа показывали свою власть».
Учтем: пишет это не какой-то партийный агитатор, а поэт Александр Блок, родовая усадьба которого была разграблена. Другой великий русский поэт, из крестьян, – Сергей Есенин – высказался о Гражданской войне:
Цветы сражалися друг с другом,
И красный цвет был всех бойчей.
Их больше падало под вьюгой,
Но все же мощностью упругой Они сразили палачей.
Октябрь! Октябрь!
Мне страшно жаль Те красные цветы, что пали.
Итак, Борис Михайлович безоговорочно встал на сторону народа. Отвечая на его заявление, генерал Н.В. Пневский написал: «Прошу сообщить Шапошникову о согласии».