Текст книги "Маршал Шапошников. Военный советник вождя"

Автор книги: Рудольф Баландин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

Чем дольше длились бои, чем больше становились обоюдные потери, тем определеннее Сталинград из точки на карте и стратегической цели германского наступления превращался в символ противостояния фашистской Германии и Советского Союза, Гитлера и Сталина, двух непримиримых идеологий.

Гитлеровские стратеги понимали, что противник подтягивает к Сталинграду резервы, пытаясь его удержать любой ценой. Следовательно, остается только сломить русских. Ведь цель летней операции 1942 года предполагала именно это, а не только захват южных территорий (там немецкое наступление тоже захлебнулось)...

О героической обороне Сталинграда написано много. Окружение 22 гитлеровских дивизий стало решающим моментом в ходе войны. Попавшие в западню 330 тысяч немецких солдат и офицеров испытали немало мучений от голода и холода. Нехватка боеприпасов и срыв обещанного Герингом снабжения по воздуху сделали их положение безнадежным. Как сказал тогда журналистам союзников командующий 2-й гвардейской армией генерал-лейтенант Р.Я. Малиновский: «Сталинград – это лагерь вооруженных военнопленных».

Тем временем в Германии праздновали десятую годовщину Третьего рейха. По радио вместо Гитлера 30 января выступил рейхсмаршал Герман Геринг: «...Мы отобрали у русских уголь и железо, а без них они не могут производить оружие в массовом количе-

386

стве... Над всеми этими гигантскими сражениями как колоссальный монумент высится Сталинград... Настанет день, когда эта битва получит признание как величайшее сражение в нашей истории, битва героев... Это легендарная поэма о героической, не имевшей себе равных борьбе, борьбе Нибелунгов. Они тоже сражались до конца...»

Его выспренные фразы стали признанием страшного поражения вермахта. В сущности, он проводил в «последний путь» недавно еще одну из лучших германских армий. Под Сталинградом фашисты сражались мужественно, из последних сил. Только вот героями назвать их никак нельзя. Разве герои врываются в чужой дом, чтобы грабить и убивать? Настоящими героями были наши советские воины, отстаивавшие свою Родину.

В плен сдалась 91 тысяча немецких солдат и офицеров, 24 генерала. Малодушием этот их поступок назвать нельзя: люди были измотаны и деморализованы. Несмотря на свои заверения, Гитлер бросил их на произвол судьбы. Такова была цена колоссального стратегического просчета германского главнокомандования во главе с фюрером. Как же так получилось, что окружение армии Паулюса застало их врасплох? Неужели подобного поворота событий невозможно было предусмотреть? Почему нельзя было разбить поначалу не очень-то прочное кольцо окружения?

Получить убедительный ответ на такие вопросы удалось сравнительно недавно. И в связи с этим возникает имя еще одного «маршала победы» – Бориса Михайловича Шапошникова. Но в данном случае он выступил не как полководец, а как военный разведчик. Его роль в блестящем завершении Сталинградской операции огромная... Впрочем, таков мой вывод, основанный на анализе всего комплекса сведений о подготовке к окружению группировки противника. И начать надо с битвы на другом направлении. Сошлюсь на нашего замечательного историка и мыслителя В.В. Кожинова:

«В известной энциклопедии “Великая Отечественная война. 1941—1945” каждой из этих трех наступательных операций посвящена специальная статья (правда, последняя операция преподнесена там неверно – как наступление, предпринятое по нашей инициативе, а не преследование отступавшего по своей воле врага). Но, как ни странно, в этой энциклопедии вообще не упоминается еще одна весьма крупная наступательная операция наших войск под Ржевом, имевшая место в декабре 1942 года, – не упоминается, по-видимому, потому, что сама по себе она ни в коей мере не была успешной.

387

Однако в действительности эта операция имела необычайно существенное значение в ходе войны в целом; при этом есть основания полагать, что она и была рассчитана на очевидный успех, то есть изгнание врага с Ржевского рубежа, хотя даже командовавший ею Г.К. Жуков об этом, по-видимому, не знал...»

Да, Георгий Константинович не знал истинного предназначения наших упорных боев под Ржевом. Ему казалось, что была возможность нанести там поражение противнику с помощью дополнительных одной-двух армий. По его мнению, Верховное Главнокомандование допустило ошибку, не сделав этого, тогда как немцы подтянули сюда “значительное количество дивизий, предназначенных для развития наступления на Сталинградском и кавказском направлениях”.

Вопрос в том, был это просчет с нашей или немецкой стороны? Попытка летнего наступления советских войск, о котором упомянул Жуков, вполне оправдывалась тем, что отвлекла значительную часть вражеских войск от наиболее опасной для нас южной половины фронта.

Ведь именно там, как мы теперь знаем, планировался Гитлером главный удар, и он мог бы достичь цели, не будь отвлекающих боев под Ржевом. Вновь сошлемся на В.В. Кожинова:

«Перед нашим контрнаступлением под Сталинградом, начавшимся 19 ноября 1942 года, было вновь принято решение наступать и под Ржевом, и на этот раз – уж совсем явно не для разгрома там вражеских войск и овладения Ржевом, а для отвлечения сил врага с юга. Ибо, как сообщил в своих воспоминаниях один из тогдашних руководителей разведки, П.А. Судоплатов, враг был заранее информирован нами о готовящемся и начавшемся 8 декабря нашем наступлении!.. “Немцы ждали удара под Ржевом и отразили его. Зато окружение группировки Паулюса под Сталинградом явилось для них полной неожиданностью”. Эта поистине редкостная по своему характеру акция может показаться выдуманной. Однако руководивший наступлением под Ржевом в декабре 1942 года Жуков, говоря о полной его неудаче, отметил прежде всего следующее: “Противник разгадал (выделено В.К.) наш замысел и сумел подтянуть к району действия значительные силы... перебросив их с других фронтов”. А у нас “был недостаток танковых, артиллерийских, минометных и авиационных средств для обеспечения прорыва обороны противника” – то есть, выходит, настоящей готовности к мощному наступлению не имелось...

Итак, обладавший высокой военной мудростью, Г.К. Жуков понял, что враг каким-то образом «разгадал» наш план наступления.

3RR

Но Георгий Константинович, сообщает Судоплатов, «так никогда и не узнал, что немцы были предупреждены о нашем наступлении, поэтому бросили туда такое количество войск». <...>

Естественно предположить, что вождь «обманывал» Георгия Константиновича, ибо оба наступления на Ржев, в августе и декабре, едва ли преследовали цель изгнать врага с Ржевского рубежа.

Показательно следующее. 26 августа 1942 года, после провала наступления на Ржев, Жуков назначается заместителем Верховного Главнокомандующего (это после провала!) и 29 августа отправляется на юг, в район Сталинграда, в качестве руководителя всей операции... Однако 17 ноября – за два дня до начала контрнаступления на юге – Сталин вызывает его в Москву и отправляет в район Ржева, откуда он тем не менее 28—29 ноября передает Сталину и А.М. Василевскому (заменившему на юге Жукова) свои соображения о том, как надо вести наступление под Сталинградом!

К тому времени враг уже хорошо знал, что Жуков командует на главных направлениях, и появление его у Ржева, надо думать, служило дополнительным подтверждением подброшенной врагу нашей разведкой версии».

Почему же тогда Георгий Константинович, даже много позже окончания войны, так и не узнал о замысле Сталинградского окружения, предусматривавшем нашу активность под Ржевом? Не знали этого замысла и А.М. Василевский, и С.М. Штеменко, иначе они упомянули бы о столь успешной дезинформации противника, обеспечившей коренной перелом в ходе Великой Отечественной войны. Как можно объяснить такую неосведомленность и со стороны полководцев (у всех них в воспоминаниях об этом не сказано), ни со стороны руководителей Генштаба?

Едва ли не первым более или менее обстоятельно рассказал о проведенной разведывательной операции под кодовым названием «Монастырь» П.А. Судоплатов, ее руководитель по линии НКВД. Однако его мемуары вышли с большим опозданием, когда уже не было в живых упомянутых военачальников (в хрущевское время его как помощника Берии осудили; 15 лет он провел в тюрьме и был реабилитирован лишь в 1992 году).

«Первоначально операция “Монастырь”, – писал он, – разрабатывалась нашей группой и Секретно-политическим управлением НКВД, а затем... в тесном взаимодействии с ГРУ. Целью операции “Монастырь” являлось наше проникновение в агентурную сеть абвера, действовавшую на территории Советского Союза. Для этого мы быстро создали прогерманскую антисоветскую организацию,

389

ищущую контакты с германским верховным главнокомандованием. Несмотря на основательные чистки 20-х и 30-х годов, многие представители русской аристократии остались в живых; правда, все они были под наблюдением, а некоторые стали нашими важными осведомителями и агентами».

Обратим внимание на то, что не сразу к этой операции присоединилась военная разведка.

Итак, летом 1942 года Сталину стало ясно, что события на фронте разворачиваются так, как предсказал Шапошников. Немцы двинулись на Сталинград и Кавказ. Быстро перебросить туда наши части, сосредоточенные значительно северней, было невозможно. К тому же нельзя было исключить возможности удара вермахта на центральном направлении. Что предпринять в такой ситуации?

Самое лучшее – заставить противника поверить, будто мы намерены развернуть наступление именно в центре, а тем временем организовать оборону на самых опасных в данный момент южных участках фронта. Кто мог предложить Сталину такое решение?

От ГРУ сотрудничал с Судоплатовым Штеменко. Можно подумать, что именно ему принадлежит идея дезинформации врага. Как пишет Павел Анатольевич: «По замыслу Штеменко, важные операции Красной Армии действительно осуществлялись в 1942—1943 годах там, где их “предсказывал для немцев “Гейне”—“Макс”, но они имели отвлекающее, вспомогательное значение.

Дезинформация порой имела стратегическое значение. Так, 4 ноября 1942 года “Гейне”—“Макс” сообщил, что Красная Армия нанесет немцам удар 15 ноября не под Сталинградом, а на Северном Кавказе и под Ржевом...

Не подозревавший об этой радиоигре Жуков заплатил дорогую цену – в наступлении под Ржевом полегли тысячи и тысячи наших солдат, находившихся под его командованием. В своих мемуарах он признает, что исход этой наступательной операции был неудовлетворительным. Но он так никогда и не узнал, что немцы были предупреждены о нашем наступлении на Ржевском направлении, поэтому бросили туда такое количество войск».

Под именем «Гейне» действовал наш разведчик Александр Демьянов. Немцы, назвав его «Максом», считали своим агентом. Вот только очень сомнительна версия о «замысле Штеменко». Ведь сам Судоплатов отмечает: командование вермахта «целиком полагалось на информацию Абвера, полученную от источников из советского Верховного Главнокомандования». Но Штеменко, как мы знаем, об этой блестящей идее даже не обмолвился. Откуда такая сверхскром-

390

ность? Да и мог ли он заниматься столь крупным стратегическим планированием, которое не входило в его обязанности? Текущих насущнейших дел у него было предостаточно. И вообще, начальником Оперативного отдела он стал позже, в 1943 году.

Обдумывая все возможные варианты, приходишь к заключению, что никто, кроме Сталина и кого-то из его ближайшего окружения, не мог знать заранее (прежде начальника Генштаба Василевского!) о наших стратегических планах и тем более замыслить и принять тогда же решение о дезинформации противника. Как начальник Оперативного отдела, Штеменко мог присоединиться к этой операции только в 1943 году, а прежде о ней никто из действующих военачальников не знал.

Мог ли Сталин придумать столь хитроумную и чрезвычайно эффективную операцию ГРУ и НКВД? В принципе, конечно, это не исключено. Только вряд ли у него оставалось время на обдумывание подобных вопросов. В первый год войны, взяв на себя все функции управления армией и страной, он порой не предугадывал замыслы противника. Даже если ему в голову пришла столь непростая мысль, он не имел возможности разработать операцию в деталях и с прицелом на достаточно отдаленное (несколько месяцев) будущее, а уж тем более – активно участвовать в ее осуществлении.

Наконец, обратим внимание на то, что Судоплатов упоминает об «источниках» (во множественном числе) из Ставки Верховного Главнокомандования. Значит, действовал не один агент абвера.

Иначе и быть не могло. Немцы не были так наивны и доверчивы, чтобы не перепроверить ценнейшую информацию, поступающую из Москвы и оказывающую влияние на их стратегические планы. Понимали это и наши разведчики. Потому они позаботились о предельной достоверности сведений, получаемых германскими агентами не только от тех, кто работал на нас, но и не выявленных нами. В противном случае дезинформация, разгаданная немцами, обернулась бы против нашей армии.

«В соответствии с разработанной нами легендой, – пишет Судоплатов, – мы устроили Демьянова на должность младшего офицера связи в Генштаб Красной Армии. По мере того как мы разрабатывали фиктивные источники информации для немцев среди бывших офицеров царской армии, служивших у маршала Шапошникова, вся операция превращалась в важный канал дезинформации».

Вот и названо имя: Шапошников.

И еще одно важное обстоятельство. По инициативе и под руководством НКВД была создана монархическая прогерманская под-

польная организация «Престол», участники которой также поставляли мнимые сведения врагу. И в этом случае советская военная разведка не сразу использовала этот канал дезинформации. По словам Судоплатова: «Мы надеялись таким образом выявить немецких агентов и проникнуть в разведсеть немцев в Советском Союзе. Агентурные дела “Престол” и “Монастырь” быстро разбухали, превращаясь в многотомные. Несмотря на то что эти операции были инициированы и одобрены Берией, Меркуловым, Богданом Кобуловым и другими, впоследствии репрессированными высокопоставленными сотрудниками органов госбезопасности, они остаются классическим примером работы высокого уровня профессионализма, вошли в учебники и преподаются в спецшколах, разумеется, без ссылок на действительные имена задействованных в этой операции агентов и оперативных работников».

В «Престоле» были задействованы главным образом деятели культуры. Возглавлял эту организацию осведомитель НКВД Глебов, бывший предводитель нижегородского дворянства. Жил он на территории Новодевичьего монастыря (отсюда и название операции). В круг его знакомых и активистов «Престола» входили, в частности, скульптор А. Сидоров и бывший придворный поэт Б. Садовский (в июле 1941 года он написал стихотворное послание «брать-ям-освободителям», призванным избавить русский народ от большевистского ига).

Некоторые члены «Престола» были знакомы с Марией Шапошниковой, в доме которой устраивались вечера с домашними концертами – в стиле дореволюционных «журфиксов» (в переводе с французского – «определенный день», когда принимают гостей). Естественно, реальные и мнимые агенты абвера использовали такую прекрасную возможность «информировать» противника непосредственно из собственной квартиры. А немцы, конечно же, воспользовались таким ценным источником получения уникальных сведений о планах нашего командования. Если они совпадали с донесениями «Макса», подтверждалась их достоверность...

Итак, обобщим все сказанное выше с учетом важнейшего стратегического значения операции «Монастырь» и ее сугубой секретности. Не Сталин, а его заместитель и военный советник Шапошников ее продумал и реализовал. Никого другого просто быть не может. Только он оставался доверенным лицом вождя, был выдающимся генштабистом и военным разведчиком, знал стратегические планы Верховного Главнокомандования и, вдобавок ко всему, не был перегружен текущей оперативной работой. Только он и Ста-

392

лин, а отчасти Берия и Судоплатов, знали о том, как используется «Монастырь» в целях обмана абвера, руководства вермахта, а в конечном счете – Г итлера.

За первые двенадцать месяцев войны фюрер, можно сказать, «обыграл» Сталина в политике, вероломно нарушив мирное соглашение, а также в стратегии благодаря успешной дезинформации перед нападением и сохранения в тайне направления главного удара во время летнего наступления и в 1941-м, и в 1942 годах.

Иосиф Виссарионович умел учиться на своих ошибках. Он понял, что напрасно не внял рекомендациям Б.М. Шапошникова. И в критический период летнего немецкого наступления обратился к нему за советом. Борис Михайлович, обдумав ситуацию, принял единственно верное решение. Вся сложность была не в том, чтобы понять, что надо делать (об этом нетрудно было догадаться). Главное – разработать и осуществить разведывательную операцию так, чтобы она повлияла на принятие Гитлером решений, устраивающих нас. Это можно было осуществить при трех обязательных условиях: чтобы сведения поступали в абвер из среды, связанной с высшим советским руководством; чтобы было несколько независимых источников информации; чтобы по меньшей мере один из них был надежно проверен на деле (его прежние важные сообщения подтвердились).

Последнему условию вполне соответствовал А. Демьянов, который еще до войны был завербован чекистами Ленинграда. Он родился в дворянской семье. Его прадед Головатый был атаманом кубанского казачества; отец – царский офицер – погиб в Первой мировой войне; дядя был начальником белогвардейской контрразведки на Северном Кавказе (взятый красными в плен, умер в заключении); мать – из знатного рода – блистала в аристократических салонах Петербурга, а после революции осталась на родине.

Демьянов переехал в Москву и устроился работать инженером-электриком на Мосфильме. Он познакомился со многими артистами, драматургами; подружился с известным режиссером М. Роммом. Демьяновым заинтересовались немецкие дипломаты-разведчики. В начале войны перед отправкой на фронт Демьянов с женой посетили церковь Новодевичьего монастыря. Он получил благословение на борьбу с врагом и «случайно» познакомился с Глебовым, вскоре войдя к нему в полное доверие.

В декабре 1941 года Демьянов перешел к фашистам, представившись членом антисоветской организации «Престол». Однако его появление насторожило немцев: как он смог перейти через минное

393

поле? Не расчистили ли ему проход советские саперы? (Он и не знал о минах, и остался в живых скорее всего потому, что скользил по снегу на лыжах: давление на грунт было слишком слабое, взрыватели не среагировали на него.)

Демьянов выдержал изнурительные допросы, имитацию расстрела, разнообразные проверки. По-видимому, сотрудники абвера навели справки о нем и в эмигрантских кругах Парижа, и в Новодевичьем монастыре. Убедившись, что он «чист», завербовали, обучили шпионскому ремеслу и забросили в район Подмосковья. Он устроился в столице. Жена его, помощник режиссера на Мосфильме, встречалась с деятелями кино и театра; тесть – профессор медицины – был консультантом в кремлевских клиниках, где познакомился с Борисом Михайловичем Шапошниковым. Понятно, подобные действия семьи Демьянова были продуманы и контролировались советской разведкой. Но и абвер, по-видимому, следил за этой семьей, а информацию, полученную от Демьянова, проверяли по другим источникам. О том, что ему стали полностью доверять, свидетельствует красноречивый факт: его наградили «Железным крестом с мечами» (от советского руководства – орден Красной Звезды).

В книге А.П. Ильченко, И.Я. Вагмана и В. В. Голоднюка «50 знаменитых операций спецслужб» сказано:

«Чтобы упрочить положение Демьянова в германской разведке и снабжать немцев через него ложными данными стратегической важности, его “пристроили” офицером связи при начальнике Генерального штаба маршале Шапошникове. Адмирал Канарис, глава абвера, считал своей огромной удачей, что заполучил “источник информации” в столь высоких сферах, он не мог не похвастаться этим успехом перед своим соперником, начальником разведки немецкой службы безопасности бригаденфюрером СС Вальтером Шелленбергом. В написанных после войны в английском плену мемуарах тот с завистью засвидетельствовал, что военная разведка имела “своего человека” возле маршала Шапошникова, от которого поступило много “ценных сведений”».

Что верно то верно. Сведения были необычайно ценные, но только не для немцев, а для русских. Часть долгой операции «Монастырь», непосредственно связанная со стратегическими замыслами советского Верховного Главнокомандования, сорвала германское наступление на южном и юго-восточном направлениях, после чего победоносно завершилась Сталинградская битва. Этот решающий перелом в ходе Великой Отечественной войны произошел в значительной степени благодаря Борису Михайловичу Шапошникову.

394

ОДИН ИЗ МАРШАЛОВ ПОБЕДЫ

Когда пишешь о человеке незаурядном, трудно преодолеть искушение наделять его наилучшими качествами и преувеличивать его достижения. Делаешь это невольно, ибо постоянно обдумываешь его жизнь, мысленно общаешься с ним, стараешься понять его поступки. Он становится близким и отчасти родным.

Но со временем начинаешь контролировать себя, охлаждать эмоции, проводить тщательный беспристрастный анализ фактов. На этот счет у меня выработались определенные навыки благодаря работе над книгами о жизни и творчестве В.И. Вернадского, В.В. Докучаева, А.Е. Ферсмана, Н.Н. Миклухо-Маклая, Джордано Бруно, П.А. Кропоткина.

Надеюсь, опыт объективного исследования помог мне более или менее верно осмыслить некоторые очень непростые проблемы новейшей истории. В частности, раскрыть роль Б.М. Шапошникова в победе СССР над фашистской коалицией. Спору нет, из-за недостатка сведений приходится делать предположения, сомневаясь в своей абсолютной правоте; исходить не только из комплекса конкретных фактов, но еще из общих соображений. Тогда удается выстроить непротиворечивую концепцию.

Представьте: с мая 1942-го по июль 1943 года Борис Михайлович находился на посту заместителя наркома обороны СССР. А в чем проявлялась его деятельность на столь высоком посту? Это остается загадкой. В страшное военное время такую должность нельзя занимать, не имея на это веских оснований. Возникает естественное предположение, что он был главным помощником Сталина в деле стратегического планирования наших боевых и разведывательных операций в их взаимосвязи.

Правда, у него был вполне определенный круг обязанностей: наблюдение за деятельностью военных академий, организация сбора материалов для будущей истории войны, разработка новых уставов и наставлений. Под его редакцией был создан Боевой устав, необходимый на фронте. 1 октября 1942 года Сталин у себя в кабинете собрал Уставную комиссию; в обсуждении участвовали боевые командиры, хорошо проявившие себя в сражениях. Их замечания были учтены, и в ноябре документ был утвержден.

Подобные работы Шапошников выполнял аккуратно и квалифицированно. Однако вряд ли они занимали все его время. Согласно указанию ГКО, он был обязан трудиться не более пяти-шести ча-

395

сов в сутки, строго выполняя предписания врачей. Значит, немалую часть времени он имел возможность проводить, как некогда не без иронии рекомендовал Сталин, лежа на диване, размышляя над вопросами стратегии, разгадывая замыслы противника, обдумывая ответные действия.

Обратим внимание на такой интересный факт. В воспоминаниях о Великой Отечественной войне всех наших крупных военачальников имя Шапошникова встречается часто, а порой постоянно, пока он возглавлял Генеральный штаб до мая 1942 года. Позже – словно отрезано, его не упоминают вовсе. Но ведь не мог он сразу отойти от стратегического руководства армией именно в то время, когда подтвердились его прогнозы на ход боевых действий и замыслы руководства вермахта! Такое возможно лишь в том случае, если принять бредовую идею русофобов и антисоветчиков о серьезной психической «болезни» Сталина. Тем более что, по мнению наших авторитетнейших маршалов, Верховный Главнокомандующий со второй половины 1942 года все более успешно руководил советскими вооруженными силами. И если с этого периода Шапошников редко непосредственно общался с военачальниками, то Сталин наверняка продолжал обсуждать с ним наиболее важные проблемы и внимательней, чем прежде, относился к его рекомендациям.

В связи с этим вернемся в то время, когда осенью 1941 года почти весь Генштаб во главе с Шапошниковым эвакуировался из Москвы. Оставшийся в столице его заместитель А.М. Василевский, как было уже отмечено, постоянно общался с ним, а Сталин при рассмотрении очередных вопросов обычно спрашивал, советовался ли он с Борисом Михайловичем.

Косвенным, но веским подтверждением активного участия Шапошникова после 1942 года в планировании военных действий служит награждение его в феврале 1944 года орденом Суворова 1 степени. Интересно, что примерно тогда же ордена Суворова получили руководители операции «Монастырь» по линии НКВД П.А. Судопла-тов и Н.И. Эйтингон. Павел Анатольевич писал: «Как правило, эта высокая награда давалась только командирам фронтовых частей за выигранные сражения, и тот факт, что на сей раз ее вручили офицерам госбезопасности, говорил о многом». Не менее показательно, что этот орден получил маршал, официально никак не причастный в данное время к боевым действиям вовсе. Следовательно, его наградили за тайное участие в них как военного разведчика.

Вообще, во время войны он как начальник Генерального штаба курировал деятельность военной разведки, сотрудничая с ру-

396

ководством НКВД. П.А. Судоплатов, начальник 4-го (разведывательно-диверсионного) управления НКВД-НКГБ, порой докладывал полученные оперативные данные непосредственно ему. По признанию Судоплатова: «Как “наверху” следует вести себя строго по правилам, я узнал от маршала Шапошникова... Шла война, в очень тяжелый период боев под Москвой, учитывая срочность донесений из немецких тылов, я пару раз докладывал материалы непосредственно ему, минуя обычные каналы. И он каждый раз вежливо указывал мне: “Голубчик, важные разведданные вам нужно обязательно отразить в первую очередь в докладах НКВД и политическому руководству страны. Сталин, Берия и одновременно нарком обороны должны быть полностью в курсе нашей совместной работы”».

В 1943 году, по свидетельству Судоплатова, дезинформация, полученная абвером из Москвы, «способствовала также тому, что немцы неоднократно переносили сроки наступления на Курской дуге, а это было на руку Красной Армии». Скорее всего и в данной операции принимал участие Шапошников. К сожалению, сведений об этом нет. Причина и на этот раз не только в том, что действия военной разведки особенно тщательно засекречены. И тогда обсуждали замысел операции всего двое: Сталин и Шапошников.

В 1944 году, как известно, на всем протяжении фронта Советская Армия нанесла противнику поочередно десять сокрушительных ударов. Официальная пропаганда называла их Сталинскими. Под таким названием они вошли и в послевоенную Большую Советскую Энциклопедию (1951 г.).

Но вот что интересно. В отлично изданном фундаментальном «Атласе офицера» (Генеральный штаб Вооруженных Сил Союза ССР), изданном в 1947 году, дано другое название: «Десять сокрушительных ударов Красной Армии». Несомненно, так было сделано после согласования с генералиссимусом Сталиным. Столь же очевидно, что он принял такое решение не из ложной или показной скромности. Во время войны писали о сокрушительных Сталинских ударах. Отчасти это было верно: все-таки он был Верховным Главнокомандующим. В целях пропаганды такое решение тоже имело смысл: имя вождя превратилось в символ, о чем знал и он, и его враги. Однако по сути, которую должны были понимать офицеры, при всей важности общего стратегического замысла, каждая из десяти операций разрабатывалась десятками военных специалистов. И не исключено, что даже общий свой замысел Сталин предварительно обсуждал и корректировал вместе с Шапошниковым.

397

Впрочем, такова догадка, не более того. К 1944 году Иосиф Виссарионович приобрел огромный опыт управления войсками и тылом, многому научился (в частности, у Шапошникова), а потому вполне мог самостоятельно обдумать план военных действий. Но и в этом случае, почти наверняка, он «подстраховался» и решил обсудить замысел с компетентным генштабистом. Ну а если об этом ничего не сказано в мемуарах Василевского, Штеменко или, скажем, Жукова, то таким доверенным человеком был маршал Б.М. Шапошников.

Понятно, что он не принимал непосредственного участия в разработке каждой из этих десяти операций. И без того в нашем военном руководстве сформировались великолепные офицерские кадры, умеющие планировать и наступательные, и оборонительные операции. В этом – тоже заслуга Бориса Михайловича. Недаром, принимая для доклада начальника Генерального штаба А.М. Василевского, Сталин обычно говаривал:

– А что скажет школа Шапошникова?

Эпилог

УРОК ЖИЗНИ

Человек – микрокосм, в нем дана разгадка тайны бытия... Человек потому постигает тайну Вселенной, что он одного с ней состава, что в нем живут те же стихии, действует тот же разум.

Николай Бердяев

1

В заключение книги принято подводить итоги, делать основные выводы. Хотелось бы, однако, чтобы эту процедуру проделал читатель самостоятельно. Одно остается для меня бесспорно: Борис Михайлович Шапошников прожил достойно, как настоящий патриот, военный и государственный деятель. И хотя не погиб он на поле боя, поистине – на боевом посту, отдав все свои силы и знания нашей Победе.

Урок его жизни каждый воспримет по-своему. Как бы ни старался автор утверждать собственную точку зрения, читатель вправе задать вопрос: «А почему я должен верить ему, а не тем многочисленным журналистам, историкам, писателям, политическим деятелям, которые убеждают меня в ином?»

Действительно, не следует бездумно верить тем или иным утверждениям. Надо постараться самому ознакомиться с фактами, документами. Очень полезно выяснить, кто и почему высказывает данное мнение, с какой явной или потаенной целью, во имя каких интересов.

Но есть еще один, более общий взгляд, в основе которого лежит определенное мировоззрение. Важно суметь отбросить политизированную шелуху, особенно когда это касается «свободного общества», «демократических ценностей», «прав человека». Тут все

399

буквально вывернуто наизнанку. Под понятием «свободное общество» скрывается полицейское государство США, мировой жандарм. Демократические ценности оборачиваются буржуазными, а права человека противопоставляются праву народа на справедливость и достойную жизнь.