Текст книги "Немая смерть (СИ)"
Автор книги: Роман Артемьев
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)
– Меня хотели изгнать из старшей ветви? – удивилась я.
– Угу. Закона подходящего не нашли. Ты что, не знала?
– Впервые слышу.
Если бы изгнали, пришлось бы намного туже. Так меня хоть статус защищает. Значит, Узукаге разозлился очень сильно, но прецедента не нашел, а издавать личный указ по такой неоднозначной причине не решился. Изгонять ребенка? Да ещё когда в клане существует оппозиция, всерьёз предлагающая отказаться от союза с Конохой? Мы, конечно, поддерживаем Сенджу, однако сейчас во главе Листа стоит Сарутоби, чья политика неоднозначна. Некоторым старейшинам дай только повод, они его наизнанку вывернут, но используют к ослаблению власти правителя. Он у нас только на словах абсолютный, в действительности ограничений много.
– Знаешь, я хочу стать сильной! – продолжала Мику. – Прожить долго-долго, защищать вас и своих детей! Ну, что ты улыбаешься?! У меня будет много детей, вот увидишь!
– Сначала подрасти.
– Мне уже двенадцать! Через три года можно замуж выходить! – и другим тоном, покровительственно. – Просто ты ещё маленькая и не понимаешь.
Я состроила печальную мордочку и грустно закивала. Дескать, куда уж мне.
– Вот ты смеешься, а Казуко-тян уже просватали, – сообщила Мику. – Она, между прочим, твоя ровесница. Так что о семье лучше подумать заранее, чтобы потом не оказаться замужем за каким-нибудь столетним стариком. Или за малолеткой из союзного клана.
– Казуко-тян – внучка Узукаге.
Странно, что её не просватали прямо в колыбели.
Хотя в целом сестрёнка права. Учитывая отношение ко мне правящей верхушки, вполне могут приказать выйти замуж за кого-то определенного и не самого приятного. Может, и в самом деле присмотреться и подобрать, кто понравится? От иллюзий про Великую Любоффь я давно избавилась, а ведь говорят, что брак по расчету самый лучший, если расчет правильный.
Надо подумать.
На очередном занятии отрабатывали каварими.
Иногда сенсею взбредет в голову, и мы начинаем повторять, причем основательно так, простейшие приемы из школьной программы. Происходит такое не часто, примерно раз в месяц. Мальчишки злятся, фырчат, но помалкивают, ибо уже поняли, что спорить бессмысленно и очень болезненно. Я же к упражнениям на базу отношусь более чем уважительно и готова спорить, что после того, как наше каварими наставника удовлетворит, мы начнём осваивать шуншин. Последний хоть и не относится к пространственным техникам, однако требует хорошего равновесия и быстрой реакции.
Мастер у нас умница, просто так ничего не делает.
После того, как тренировка закончилась, я задержалась на полигоне. Отрабатывала новый приём. Для лечения глубоких ран в некоторых случаях медики используют особые нити из медицинской чакры, и один из раненых шиноби в больнице сказал, что видел нечто подобное у песчаников. У Суны есть особый класс бойцов, так называемые марионеточники, сражающиеся с помощью боевых кукол. Вот благодаря нитям из чакры они своими куклами с расстояния и управляют.
На марионеточника я не потяну. У нас по ним практически никакой информации нет, кроме того, что им требуется прекрасный контроль и куклы стоят дорого, их изготавливают из особых материалов. Собственно, мне и не нужно, нити я планирую использовать в качестве обычной лески. Метнул кунай или сюрикен, дернул обратно – и он снова у тебя в руке, а если ещё и траекторию полёта можно менять, то вообще прекрасно. Среди полевых ирьенинов многие владеют чем-то подобным, просто не афишируют.
– Кушина-химе, – подошедший поближе Шу забыл, о чём хотел спросить, уставившись на натянутую между большим и указательным пальцами сверкающую нить. – Что это ты делаешь?
Вместо ответа я обвязала нитью рукоять куная и метнула его в мишень. С глухим стуком лезвие вонзилось в дерево. Слегка изменить структуру чакры, потянуть обратно – и переставшая растягиваться нить выдернула кунай обратно мне в руку. Бинго! Ещё бы скорость увеличить и научиться прикреплять нити не к оружию из чакрапроводящей стали, а то больно уж оно дорогое.
– Круто! Научи, а?! Пожалуйста!
– Улучши контроль.
– Я работаю! – скривился парень. – Сенсей говорит, когда технику создаю, три четверти чакры впустую уходит, да я и сам чувствую. Просто медленно как-то идёт.
– Больше старайся.
– Куда уж больше-то, два часа каждый день трачу, – буркнул Шу. – Да! Чего я хотел-то. Ты ведь ирьенин. Это… Можешь мне помочь?
Голос у парня становился тише и тише, последнюю фразу Шу буквально прошептал. Если подумать, я никогда не видела его в таком напряжении – фигура закаменела в поклоне, кулаки сжаты, лицо опущено. Похоже, речь идёт о чем-то важном для него.
– Чем помочь?
– Сестра плоха. В больнице ей ничем помочь не могут, то есть могут, но у нас таких денег нет. Посмотри её, а?
– У тебя есть сестра? – удивилась я.
– Жена двоюродного брата.
– У меня только С-ранг, – сочла нужным напомнить.
– Пусть. Мне просто… убедиться.
Шаг со стороны напарника непростой. Если выходец из младшей ветви о чем-то попросит аристократа, у первого возникает долг перед вторым, выплатить который можно не всегда. Подобного рода обязательства и на детей иногда переходят. Бывает, что долги растут со временем и в конечном итоге возникает что-то вроде вассалитета, когда одна семья служит другой. Это не поощряется, ведь клан один, однако у каждого по-настоящему влиятельного человека есть личные слуги.
Пока шли, задумалась, что я знаю о системе оплаты медицинских услуг в деревне. Среди Узумаки, исходя из средневековых мерок, бедняков нет, одни только богачи. В клане бесплатное хорошее образование, за сиротами и немногочисленными немощными обязательно присматривают и помогают; тех, кто сам не способен заработать, обеспечивают едой и одеждой. Высокие навыки фуин обеспечивают каждый дом светом и теплом, с горячей водой проблем тоже нет. Водоворот является сильнейшей крепостью, поэтому с точки зрения безопасности тоже всё в порядке. Словом – девяносто девять людей из ста скажут, что мы живём в раю, и насмотревшись на быт простого населения в союзных странах, я понимаю, почему.
Однако, как говорится, есть нюанс. Ирьенинов относительно мало, поэтому несрочная медицинская помощь оказывается за деньги, причём стоит дорого. Настолько дорого, что позволить её могут не все.
Собственно, разделение по доходам хорошо видно по кварталу, в котором мы сейчас шли. Водоворот – остров, основная часть товаров привозится с материка, и если товары повседневного потребления стоят относительно дешево, то цены на всё, считающееся роскошью, уже кусаются. Рис, рыба и овощи дешевы, мясо, мед и молоко дороги. Простая ткань продается за копейки, шелк и ювелирка по карману далеко не каждому. Наш дом окрашен в красный цвет не только потому, что разрешен по статусу – цена на красную краску в три раза выше. Некоторые обедневшие самураи на континенте вынуждены каждый год обмазывать красной глиной свои дома, иначе глина осыпается и их жилища можно спутать с лачугами бедняков.
Шу как-то проговорился, что полноценное обучение фуиндзюцу требует денег, каких у него нет. Он, конечно, лукавил – в школе особую бумагу и чернила нам выдавали, от учеников требовалась только усидчивость. Тем не менее, ради интереса я посчитала, сколько трачу в месяц на материалы плюс примерная сумма мастеру за обучение, если бы он у меня был. Вышло пять тысяч рё. Примерный доход генина от миссии С-ранга. Причем надо учитывать, что репетитора среди Узумаки найти проще простого и со своих они берут немного.
Дом, в котором последние восемь лет жил Шу, выглядел типичным домом незнатного Узумаки. Ворота-тории, прикрытые простеньким барьером, сейчас не активированным; небольшой дворик с суетящейся живностью в лице детей, кошек и собаки; зафиксированные внешние стены, сделанные из твердых пород дерева и дополнительно укрепленные печатями. Наверняка во внутренний дворик выходит веранда-энгава, а внутренние раздвижные стенки амадо в теплую погоду снимаются совсем.
Под внимательными взглядами притихших детей сокомандник провел меня через широко раздвинутые двери. Прямо в большую комнату-гостиную, где за широким столом сидела одетая в домашнее платье женщина лет тридцати. Ну, учитывая долгий срок жизни Узумаки, с одной стороны, и тяжелую работу с другой, ей действительно где-то тридцать.
– Шу-кун! – подняла она голову при нашем появлении. – Ты не предупредил, что приведешь гостью!
Тут женщина разглядела двойную спираль на голубом фоне, нашитую на моей одежде, и глаза у неё испуганно расширились.
– Ане-сан, это моя сокомандница, Кушина-химе, – представил меня Шу, с грацией носорога нарушив сразу несколько правил этикета. – Она согласилась посмотреть тебя!
Женщина склонилась в глубоком официальном поклоне сайкэйрэй, я же с выражением посмотрела на парня, вопросительно подняв одну бровь.
– А! Кушина-химе, это Мичико-ане-сан, о которой я говорил.
Будучи гостьей, да ещё и вышестоящей по положению, я ограничилась обычным поклоном-эсяку. Не совсем верно в данном случае, но после подобного знакомства строгие рамки официального стиля смело можно игнорировать.
– Ане-сан, Кушина-химе согласилась посмотреть тебя.
– Ну, что вы, в этом нет никакой необходимости!
– Конечно, есть!
– Кушина-сама, простите нас за беспокойство! Шу-кун склонен преувеличивать, со мной всё хорошо и я скоро совсем поправлюсь!
Следующие минут пять я внешне бесстрастно переводила взгляд с одного кричащего человека на другого. Причем один, то есть одна, ещё и непрерывно кланялась. Подглядывающие за цирком дети в количестве трёх штук служили фоном, на них можно не обращать внимания.
По мере развития скандала шум нарастал, равно как и росло желание налепить на обоих парализующую печать. К сожалению, нельзя. Поэтому я вытащила доску и, написав на ней «Я хотела бы выпить чашку чаю», сунула надпись под нос хозяйке. То есть не прямо под нос, конечно, но достаточно близко.
– Ой! – схватилась та за голову. – Простите, Кушина-сама. Я сейчас, сейчас!
Ситуация, конечно, комичная. И с моей стороны небольшая наглость, и с её – полная непочтительность.
Спустя минут десять мы втроем сидели вокруг низенького столика, на котором Мичико-сан споро выставила чашки, чайник, котелок с кипятком и небольшое блюдо со сладостями. Детишек куда-то прогнали, поэтому в дверях они не маячили. В молчании заварили чай, немного подождали, пока напиток остынет, выпили первую чашку, и только после этого я снова взялась за мел.
– Мичико-сан, ваш брат не доставил мне никаких неудобств. Рада познакомиться с его семьей. Давно хотела.
В ответ женщина пробормотала стандартную фразу о собственном недостоинстве. Ожидаемо.
– Его просьба не представляет сложности. Наоборот, мне нужна практика. Позвольте помочь.
Словом, уговорили. Мичико-сан принесла документы, выданные ей в больнице, я просмотрела их, провела сканирование Шосеном. Да, знакомая проблема. Неудивительно, что за лечение запросили большие деньги.
– Вам придётся освоить трансформацию чакры в медицинскую.
– Это, наверное, сложно? – нахмурилась женщина. – Я во время службы с Суйтоном как ни возилась, а все равно плохо получалось.
– Надо. Вливать чужую – не так полезно.
– Ох. Ну, значит, буду стараться. Большое спасибо, Кушина-химе!
– Зайду завтра, – пообещала я. – Принесу упражнения.
– Не утруждайте себя, Кушина-химе!
Мне-то как раз не сложно.
Пока возвращалась домой – Шу счёл своим долгом проводить меня – вспоминала всё, связанное с преждевременной деградацией очага. Именно эта редкая болезнь обнаружилась у Мичико-сан. Среди Узумаки, в отличие от других кланов, практически не встречаются люди со злокачественными мутациями системы циркуляции чакры. Проблемы совместимости геномов не возникает – в самом худшем случае ребенок получает «чистую» кейракукей, лишенную наследия крови обоих родителей. Зато нас не миновала другая беда шиноби – медленное угасание очага.
Чакра, если вдуматься, мало чем отличается от эликсира вечной жизни, настолько эффективно она лечит организм и поддерживает его в тонусе. С возрастом количество необходимой чакры увеличивается, поэтому чем эффективнее работает очаг и чем он больше, тем дольше срок жизни. Беда в том, что постепенно очаг начинает работать всё хуже и хуже, лишенная полноценной подпитки система циркуляции усыхает, следом притока энергии лишаются внутренние органы… Наступает старость, тело дряхлеет и довольно быстро перестает работать совсем.
Конечно же, существуют методики раскачки очага и его стимуляции. Много методик. Основная часть предназначена для молодых шиноби, даже не генинов, однако некоторые, чисто медицинские, призваны бороться с деградацией. Назначенное Мичико-сан лечение не особо сложное, но муторное и требует особых навыков, в частности, хорошего контроля и знания некоторых медитационных техник.
Научится, куда она денется. Жить калекой она не захочет, а Узумаки без чакры это именно что калека. Вдобавок я уже прикинула, как можно упростить процесс с помощью кое-каких печатей, так что первый этап пройдем быстро. Ей же не нужно становиться полноценным ирьенином, достаточно освоить несколько приёмов.
Военные будни
Члены клана Узумаки известны своей упёртостью, а наш правитель – настоящий Узумаки. По окончании двухгодичной практики генин имеет право сдать экзамен на чунина либо по представлению наставника получить полевой патент, после чего начать выполнять задания самостоятельно. Или, что случается чаще, войти в одну из команд под руководством опытного джонина – это верный путь сделать карьеру и приобрести репутацию. Постольку, поскольку сейчас идет война, всех молодых чунинов включают в состав таких команд, а экзамены не проводят вовсе, ибо не до них сейчас.
Кента-сенсей подавал представление на всех своих учеников, причем меня выделил особо. Всё-таки хорошее тай, прекрасные для своего возраста навыки фуин, стихия на высоком уровне плюс звание полноправного ирьенина, да и просто не дура. Есть все основания считать меня сильнейшей в команде.
Звания чунина присвоили только мальчишкам. Никто не забыт, ничто не забыто.
Узнав об этом, Шу устроил скандал. Я, к сожалению, не успела его остановить, и он пошел и ОТКАЗАЛСЯ от повышения. Глупость величайшая. Нет, я очень благодарна ему за поддержку, но ведь теперь на нём висит здоровенная черная метка. Ну почему, почему он такой взрывной! «Из нас троих ты больше всех достойна стать чунином». Ха! Как будто это и так не понятно. Дайсукэ поступил умнее – он отказываться не стал, просто вышел из состава команды и теперь барахтается на мелкой должности на границе Огня и Лапши. Есть у него кое-какие привилегии в качестве единственного дееспособного представителя своего клана, вот он ими и воспользовался, чтобы заполучить тихое местечко. Остаться с нами ему, думаю, совесть не позволила, потому что командовать мной он бы не смог.
Не ожидала от Шу такого. Поначалу даже не знала, как реагировать.
Нет худа без добра – вновь напомнив вышестоящим о себе столь неординарным образом, я привлекла повышенное внимание Кейтаро-сама. Кто такой Кейтаро-сама? Глава моей семьи.
Как я уже говорила раньше, правящая ветвь Узумаки состоит из четырех семей, представители каждой из которых в свое время становились правителями. Раньше семей было пять, но одна была уничтожена, взрослые казнены, а дети отданы на усыновление. В той заварухе подчинённая ветвь почти не пострадала, чего не скажешь о правящей, в частности, погибли глава нашей семьи, его жена и двое детей. Остался только самый младший сын, ставший наследником, ну а до момента его взросления обязанности главы возложил на себя Узукаге.
Вскоре после того, как Кейтаро-сама стал чунином и, таким образом, был признан совершеннолетним, я получила от него приглашение на чашку чая. Отказываться, само собой, от таких приглашений не принято. Перенервничала я изрядно – никак не могла понять, чего ему надо. Хочет посмотреть на трусиху, опозорившую клан? Так вроде не скрываюсь. Смотри – не хочу! Хочет узнать, что мной двигало, что заставило сломать судьбу и превратило в презираемую большинством парию? Должен понимать, что вряд ли ему стоит рассчитывать на откровенность. Намерен сделать какое-то предложение или, правильнее сказать, отдать приказ? А вот это вполне возможно.
Короче, на встречу я шла, полная нехороших предчувствий.
Кейтаро-сама принял меня на маленькой земляной террасе, откуда открывался прекрасный вид на освещенный заходящим солнцем лес. Красивое место, жаль, не в моем состоянии оценить его. Среди расставленных в кажущемся беспорядке камней и декоративных кустарников расположилась небольшая деревянная площадка, на которой гостью ожидали низенький столик на двоих, чайные принадлежности и маленький короб с чем-то печеным.
– Да пребудет сила и власть ваша незыблемой тысячу лет, господин мой.
Сквозь вежливую маску проступило и сразу скрылось лёгкое замешательство. Ну а чего он ожидал? По строгим правилам этикета, первым ритуальное приветствие произносит гость или нижестоящий. Постольку, поскольку что-либо произнести для меня затруднительно, приходится писать на доске.
– Пусть духи предков будут благосклонны к вашим начинаниям, Кушина-сан.
Ответ меня приободрил. Из множества канонических вариантов хозяин выбрал нейтральный, что не могло не радовать. Согласитесь, в данной ситуации фраза «Пусть верность твоя будет беспорочной», обращенная к кому-то вроде меня, выглядит изысканной издевкой.
– Присаживайтесь, – указал он менее формальным тоном на место возле столика. – Полюбуйтесь, сколь прекрасен здесь закат.
Пока я послушно пялилась на небо, Кейтаро-сама на правах хозяина заваривал чай. Всё-таки есть что-то в чайной церемонии. Нечто медитативное, позволяющее отрешиться от суеты, успокоиться и перестать накручивать себя, придумывая новые причины идущей встречи. Чай, опять же, очень хороший, не опивки какие-нибудь.
Словом, к тому времени, когда напиток внутри чайничка закончился, тугая пружина внутри живота ослабла. Не исчезла совсем, но – ослабла.
– На голой ветке
Ворон сидит одиноко
Осенний вечер – внезапно сложил трехстишье Кейтаро-сама.
Не особо задумываясь, поддержала тему:
– Они прошли, дни весны
Когда звучали далекие
Соловьиные голоса *
Прошлая жизнь дает себя знать. Десять с лишним лет, проведенных в новом теле, не вытравили до конца старые моральные критерии. По местным меркам я очень эгоистична и до неприличия независима, потому что имею наглость не просто иметь собственное мнение по поводу замыслов вышестоящих – так ещё и высказываю его вслух. Изредка, со всем почтением и крайне узкому кругу лиц, но всё же. Кейтаро-саме наверняка донесли об этой моей особенности и, возможно, во время обучения даже приводили в качестве отрицательного примера.
– Вы задумывались о своем будущем, Кушина-сан?
Очень прямолинейно. Сам выбрал стиль общения или кто-то посоветовал?
– Пока война не закончена, о нём не стоит думать, Кейтаро-сама.
– И всё-таки?
– Меня устраивает моя жизнь, Кейтаро-сама.
Написала и с удивлением поняла, что так оно и есть. Если бы не периодические убийства людей на миссиях, всё было бы совсем замечательно, но тут уж ничего не поделать. Мир такой.
Услышанный ответ хозяину дома не понравился.
– Неужели у вас нет никакой мечты?
– Я мечтаю о том, чтобы о моём существовании забыли, – прорвалось раздражение в острых угловатых кандзи. – Однако вряд ли это случится.
– Вы правы. Ваш проступок не скоро забудется. Как вы посмели отказаться от предложения Акиры-сама? Клан едва не потерял лицо, в самый последний момент успев выполнить договор с Конохой и отослав замену нынешней джинчуурики.
Ни о чём не жалею. Разумеется, этого я писать не стала и спросила иное:
– Разве в договоре прописаны сроки?
– Нет. Но Узукаге-сама дал слово, что к определенному сроку сосуд будет в Конохе.
Впервые за всё время разговора я подняла лицо и позволила на мгновение отразиться усмешке в глазах. Сказки о нерушимости слова аристократа предназначены просторожденным, в своем кругу мы и обманываем, и впрямую лжём. Лишь бы приличия были соблюдены.
Впрочем, ни о чем подобном я писать не стала – у откровенности тоже есть свои пределы. Вместо этого выразилась в том духе, что мне очень стыдно.
– Прошу прощения за проявленную слабость. В детстве я была очень пугливым ребенком, да и сейчас осталась трусихой.
Двусмысленно получилось. С одной стороны извинение и признание трусости, с другой – напоминание о том, что ношу надо подбирать по плечам носильщика. Хотя для местного менталитета последнее мало что значит.
– Возможно, вскоре вам представиться шанс искупить свою вину, как и подобает представительнице правящей ветви Узумаки ичизоку, – сухим тоном заметил Кейтаро-сама. – Южной Армии срочно требуется подкрепление, а Лист не в состоянии оказать помощь, ему самому войск не хватает. Навыки вашей команды вполне позволяют вывести её из состава Практического резерва и перевести в полевые лагеря.
Отказ в данном случае не предполагается, упоминание «правящей ветви» четко обозначает возможную кару. Однако кое-что можно уточнить.
– Потери столь велики, что старейшины согласны отправлять генинов на передовую?
– Это временная мера. По общему мнению, Суна измотана и скоро выйдет из войны, и тогда Скале придется заключить мир. Туман не рискнёт воевать в одиночку.
– Нет ничего более постоянного, чем что-либо временное, – блеснула я чужой классикой. – Простите мою наглость, господин, могу я задать ещё вопрос?
– Спрашивайте, Кушина-сан.
– Наша команда несколько отличается от ей подобных. Мои навыки и навыки Шу-куна превосходят способности наших сверстников. Тем не менее, прецедент создается и на основании именно наших результатов будут планировать участие других генинов в боевых действиях?
– Кроме вас, отправляют еще несколько команд, оценивать будут общий результат.
– Для начала выберут сильнейших. Потом начнут посылать вообще всех.
– До такого не дойдет, – уверенно провозгласил Кейтаро-сама. – Даже в худшие дни Водоворот бережно относился к своим детям.
Вы просто не знаете, что вас ждёт. Нас ждёт. Я насиловала память, вспоминая пересказанный в перерывах между лекциями сюжет японского мультика, и точно могу сказать, что война будет долгой и кровавой. И, судя по возрасту Джирайи-сама и отсутствию у него учеников, не последней. Сенджу погибнут, Хатаке тоже, Умино, Узумаки…
– Надеюсь, с нашим драгоценным союзником, кланом Сенджу, всё хорошо?
– Мы верим, что рано или поздно великий клан оправится от постигших его бед, – после короткого молчания сказал юноша. Я кивнула. Понятно. – У вас есть ещё какие-нибудь вопросы ко мне, Кушина-сан?
Судя по построению фраз, аудиенция подошла к концу, так что я отрицательно покачала головой.
– В таком случае позвольте сказать, что я рад нашему знакомству. О вас ходит много противоречивых слухов, Кушина-сан, однако даже недоброжелатели отмечают ваши ум и талант в постижении самых разных путей шиноби. Что касается остального – примерно через месяц вы сможете делом доказать свою преданность клану и тем самым заставить умолкнуть наиболее громкие голоса. Я очень надеюсь на подобный исход, Кушина-химе. Постарайтесь оправдать мои ожидания.
Мне оставалось только покорно склонить голову.
Дома, посоветовавшись с Юмико-сама, мы пришли к выводу, что всё не так уж и плохо. Отправка на войну была предсказуема. Своим приглашением на чай Кейтаро-сама негласно сообщил наблюдателям, что я по-прежнему являюсь членом семьи, так что совсем уж гнилые миссии подсовывать не должны. Сложись разговор иначе, и результат был бы иным, но я произвела правильное впечатление – покорная, но не лебезящая, смотрящая на ситуацию в целом, а не ограниченная доступным мне участком.
С точки зрения вышестоящих, мне действительно дан шанс. Осталось только выжить.
Итак, у меня остается месяц. Вполне достаточно, чтобы успеть закончить все дела, если поторопиться.
Начала с того, что порадовала своих. На следующий день после окончания тренировки сделала знак не уходить и сообщила мужской части команды о грядущих переменах в жизни. Официально команду уведомят после оформления приказа, то есть примерно дней за десять до отправки, но решение уже принято, торг идет за персоналии. Кейтаро-сама подарил нам лишнее время на подготовку. Сенсей перекатил желваками на скулах, посвистел, глядя в небо, и дал затрещину пританцовывавшему Шу.
– Ай! Да за что!?
– За глупость. Видишь, у химе, – он ткнул в мою сторону пальцем, – личико нерадостное? Это потому, что она понимает, что нас ждёт. Хреново всё. Генинские команды уже лет двести на войну против других кланов не отправляли. Мы ж не Учиха, у нас чем позднее начнёшь, тем лучше.
Я снова застрочила по доске:
– Есть предложение, сенсей. Южная Армия изредка посылает подкрепления в Чай.
– Бывает. Не особо часто, правда, это всё-таки не наш фронт.
– Суна известна ядами. В Тумане тоже есть специалисты. Предлагаю пройти процедуру повышения устойчивости.
– Что это такое?
– Медицинская методика. Повышение иммунитета плюс привыкание к малым дозам яда плюс печать.
– По времени сколько займет? За месяц управимся?
– Первый этап – полтора месяца. Начнем сейчас, потом дорога, в бой нас не сразу кинут. Успеем.
– А смысл-то есть? Ты ж сказала, это только первый этап.
– Лучше, чем ничего.
Сенсей подумал, затем кивнул.
– Ладно, хуже не будет. Что надо делать?
– У меня всё готово. Темп тренировок придётся снизить.
– Значит, отдохнём перед походом.
Договорившись с сенсеем, во сколько он сегодня подойдёт в госпиталь, я вместе с Шу отправилась к нему домой. Напарник с какого-то момента притих и впал в задумчивость, по-видимому, понял, что если мы – там, а сестра остаётся здесь, то с лечением возникают сложности. Однако молчал, только периодически на меня поглядывал. Надеялся, что я уже нашла выход.
Непривычное доверие, немного пугает.
Состояние чакросистемы Мичико-сан заметно улучшилось с начала терапии, хотя до окончательного исцеления ещё далеко. Процесс лечения деградации очага, если упростить объяснение до предела, представляет собой трансформацию чакры в йотон, интон и медицинскую. То есть последовательно изменил порцию чакры, загнал её в очаг (процесс сам по себе не простой и требующий определенного навыка), подержал немного, вывел из кейракукей наружу и повторяешь процедуру заново, только с другим видом. Постепенно центральный узел чакрасистемы под такой стимуляцией прочищается, принимает правильную форму и начинает работать так, как и задумано изначально. Для медика ничего сложного, просто муторно, тоскливо и трудоёмко.
С йотоном у Мичико-сан, как у всех Узумаки, проблем не возникает. С интоном, то есть трансформацией духовной энергии, в целом, тоже – всё-таки бывшая шиноби и просто взрослый человек с большим жизненным опытом. Загвоздка в лечебной чакре. Этот вид трансформации требует очень хорошего контроля, который у нашего клана, мягко скажем, не на высоте, так ещё и Мичико-сан давно отошла от дел и тренировки подзапустила.
Выход есть, конечно. Если нет своей чакры нужного типа, берется чужая, желательно родственная, что мы и проделывали. К сожалению, теперь я уезжаю, других знакомых ирьенинов у семьи нет, а собственные навыки у Мичико-сан пока что не на подходящем уровне.
Что делает Узумаки, если видит проблему? Рисует печать.
– Вы пока не научились трансформации чакры в лечебную, поэтому мы пойдём сложным путём, – застрочила я объяснения после обязательных приветствий, сидя за столиком с не менее обязательной чашкой чая. – Я сделаю десяток печатей и наполню их медицинской чакрой. Этого должно хватить на полгода. Когда печати закончатся, вы уже освоите нужный навык.
– Простите, Кушина-сама, я должна была заниматься тщательнее, – низко поклонилась, извиняясь, женщина.
– На вас трое маленьких детей и трое больших, – несколько двусмысленно выразилась я, намекая на мужа, ставшего недавно генином старшего сына и Шу. – Учитывая условия, прогресс очень неплох. Вам не за что извиняться.
– Да, так оно и есть, – захихикала Мичико-сан.
– Один раз в месяц будете проверяться в больнице у Акено-сама, главы хирургического отделения. Я договорюсь.
– Да как-то, – смутилась она, – неловко. У него, наверное, и без моих болячек работы много.
– Вы и есть его работа, Мичико-сан.
Мысленно я сделала пометку позднее привести её за ручку к Акено-сенсею. Что за чёрт? Почему нормальные люди сидят дома до последнего, опасаясь «побеспокоить занятого человека», в то время как здоровые скучающие хамки вызывают врачей на дом, пользуясь своим привилегированным положением? Сенсей на днях ругался, что ему лично пришлось навещать одну такую. У неё, видите ли, руку веткой распороло и она до больницы сама дойти не могла.
Вечером, на семейных посиделках, слушала треп Мику. Сестренка среди нас троих являлась самой информированной, так как что у меня, что у Юмико-сама характер сложный, людей близко подпускать обе не любим. Настоящих подруг у Мику тоже немного, зато куда больше приятелей и просто знакомых, с которыми она не прочь поболтать. Ну а после всё услышанное и подсмотренное пересказывает нам.
– Говорят, на последней церемонии распределения большинством наставников новых команд стали инвалиды, – поведала Мику последний слух. – У кого ноги нет, у кого глаза или там с чакросистемой проблемы.
– Не отвлекайся, – недовольно заметила нахмурившаяся мать. Да, для неё-то тема вряд ли приятная.
– Я не отвлекаюсь, видишь! Так вот, интересно, кого нам назначат. Сейчас все хорошие бойцы на фронте, а идти к кому попало в ученики неохота.
Параллельно с рассказом Мику отрабатывала контроль, вращая бумажный листик вокруг ладони. Юмико-сама бесилась, если видела дочь бездельничающей.
– Кажется, у нас проблема.
– Похоже на то, – согласилась со мной Юмико-сама. – Положим, с фуин я ей помогу. Ниндзюцу… Зависит от склонности, но, думаю, разберусь. Есть у меня парочка подходящих должников. А вот где сейчас найти хорошего учителя по тай, ума не приложу.
Есть шиноби, использующие только тайдзюцу, но нет шиноби, не использующих тайдзюцу вообще. Без рукопашки в нашем ремесле не обойтись, и не важно, какая у тебя там основная специализация. В обычной ситуации генинам ставят стиль наставники, старшие родственники и, у кого есть возможности, признанные мастера, но сейчас эти пути закрыты. И что делать?
– Я напишу заявление в бухгалтерию, чтобы боевые выплаты выдавали вам, – наконец, разродилась я мыслью. – Наймите мастера.
– А сама как? Снаряжение быстро портится.
– Подработаю в местном госпитале. Печати конохцам продам. Не сложно.
Немного подумав, Юмико-сама пожала плечами и кивнула. В самом деле, какие еще могут быть варианты? Только нанять кого-нибудь за хорошие деньги. Вышедшие в отставку старики на острове есть, только они, заразы, предпочитают заниматься с уже взрослыми бойцами и детей берут неохотно. Такое отношение понятно – с их опытом ставить основу новичкам никакого желания нет. Придется умасливать.