355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роджер Джозеф Желязны » Имя мне — Легион » Текст книги (страница 4)
Имя мне — Легион
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 20:29

Текст книги "Имя мне — Легион"


Автор книги: Роджер Джозеф Желязны



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 50 страниц)

Если случайно я столкнусь с человеком, знавшим старину Аля, он, несомненно, обознается.

Мне совершенно нечего опасаться. И все-таки, возможно, я иду не тем путем. Мне по-прежнему чертовски тяжко.

Румоко Из Пучины дымится и растет, подобно голливудскому монстру, из тех, на которых отыгрываются и постановщики фантастических фильмов. Через несколько месяцев он угомонится. На него завезут плодородную почву, и перелетные птицы удобрят ее гуано. Люди высадят красные мангры для укрепления приливно-отливной полосы и поселят на острове насекомых. Когда-нибудь таких островов будет целая цепь, если верить ученым.

Какое ужасное противоречие, скажете вы: создавать новое жизненное пространство для населения Земли и одновременно уничтожать старое, губя при этом тысячи людей!

Да, сейсмический удар повредил сферу Нью-Сейлема. Погибли очень многие. И тем не менее летом начнется создание нового вулканического острова – сына Румоко.

Жители Балтимора-II встревожены не на шутку, но следственная комиссия Конгресса установила, что причина нью-сейлемской катастрофы – в конструкционных недостатках сферы. Несколько подрядчиков привлечены к суду, а двое даже объявлены банкротами.

Все это не очень красиво и совсем не величественно, и я никак не могу простить себе, что посадил под душ того паренька. Насколько мне известно, он жив, хотя навсегда останется калекой.

В следующий раз будут приняты более действенные меры предосторожности, обещают ученые. Но за эти обещания я не дам и ломаного гроша. Я никому и ничему не верю.

Если погибнет еще один город, как погибла ты, Ева, то проект будет заморожен. Но я не верю, что навсегда. Его авторы и исполнители сумеют выйти сухими из воды и снова возьмутся за старое.

Пока мы, люди, способны на такое, я не смогу поверить, что для демографической проблемы нет иного решения, кроме создания островов.

Между прочим, я считаю, что в наше время плотность населения можно контролировать, как контролируется все на свете. За такой контроль я и сам проголосую, создав новую личность, и даже не одну, – пусть только объявят референдум. Пускай строят новые «пузыри», пускай осваивают околоземное пространство – но никаких Румоко. Людям еще рано играть в такие игрушки.

Вот почему я, Френсис С. Фицджеральд, даю слово: никогда из пучины морской не появится уродливая макушка третьего Румоко. Впервые с тех пор, как меня не стало, я возьмусь за серьезное дело не по просьбе Уэлша, а по собственной инициативе. И не потому, что я такой альтруист: просто мне кажется, я в долгу у человечества, на теле которого я паразитирую.

Пользуясь выгодами своего положения, я раз и навсегда покончу с искусственными вулканами.

Каким образом, спросите вы? В крайнем случае, превращу сына Румоко во второй Кракатау.

В последние недели Центральный (а значит, и я) узнал о вулканизме очень много нового. Я изменю расстановку ядерных зарядов. Рождение нового монстра будет сопровождаться сейсмическими толчками невиданной силы. Возможно, при этом погибнет немало людей. Но и без моего вмешательства Румоко-II уничтожит не меньше человеческих жизней, чем Румоко-I.

Надеюсь, на этот раз мне удастся проникнуть в верхний эшелон руководства проектом. Наверняка следствие, которое ведет Конгресс, вызовет значительные кадровые перестановки. Появится много вакансий. А если учесть, что я и сам могу создавать вакансии…

Человечеству будет за что благодарить отцов проекта, когда потрескается несколько сфер, а над Атлантикой вырастет огнедышащий Эверест.

Вас, читатель, забавляет моя самонадеянность? Смею заверить: я не бросаю слов на ветер.

Блесна полетела за борт. Билл глотнул апельсинового сока, а я – сигаретного дыма.

– Так, говоришь, инженер-консультант?

– Угу.

– А не страшновато?

– Не привыкать.

– Ну, ты молодчина. А я, знаешь, жалею, что в жизни ничего не случается.

– Не жалей. Оно того не стоит.

Я смотрел в пучину, способную порождать чудовищ. Волны лизали край восходящего солнца; ветер был ласков и прохладен. День обещал быть прекрасным.

– Так, говоришь, взрывные работы? – спросил он. – Занятно.

И я, Иуда Искариот, поглядел на него и сказал:

– У меня клюет. Давай-ка сачок.

– И у меня! Погоди-ка!

По палубе, точно пригоршня серебряных долларов, рассыпался день. Вытащив рыбину из воды, я убил ее ударом палки по голове. Чтобы не мучилась.

Снова и снова я твердил себе: «Тебя нет!» Но не мог в это поверить, как ни старался.

Ева, Ева… Прости меня, любовь моя. Хочется, чтобы на мой лоб снова легла твоя рука…

Как прекрасно это серебро! И волны – синие и зеленые. И свет. Как прекрасен свет!

Прости меня…

– Клюет!

– Спасибо.

Я подсек. «Протей» медленно несло течением.

Перед Рождеством я снова послал открытку Дону Уэлшу. Не спрашивайте, зачем я это сделал.

Песнопевец

После того как все разошлись, выслушав рассказ о происшедшем, а остатки останков убрали – еще долго после этого, пока тянулась ночь, поздняя, чистая, с множеством ярких звезд, двоившихся и мерцавших в прохладных водах Гольфстрима вокруг станции, я сидел в кресле на маленьком заднем дворике за моим жилищем, потягивал пиво из жестянки и следил за тем, как заходят звезды.

Чувства мои были в неприятном смятении, я еще не совсем четко представлял себе, что же делать дальше.

Продолжать расследование опасно. Конечно, я мог бы плюнуть на оставшиеся шероховатости, нерешенные маленькие загадки, беспокоившие меня: ведь то, что мне поручили, было выполнено. И хотя мною владело желание узнать побольше, я имел полное право поставить мысленно «Закрыто» на папке с этим делом, отправиться за гонораром, а затем жить припеваючи.

Что до моего беспокойства… Что ж, никто никогда не сможет все разузнать, никого не встревожат те незначительные детали, которые продолжают волновать меня. Я вовсе не обязан вести расследование дальше.

И все же…

Может быть, это и называется чувством долга. По крайней мере, именно оно само по себе заставляло меня действовать, и принуждение это маскировалось такими общепринятыми словами, как «чувство долга» и «свобода воли».

Так ли это? Или все дело в том, что люди унаследовали мозг обезьяны – с глубокими извилинами, отвечающими за любопытство, которое может привести к добру – или худу?

Тем не менее я должен оставаться на станции еще некоторое время, хотя бы для того, чтобы не лишать свою легенду правдоподобности.

Я еще глотнул пива.

Да, надо бы получить ответы на те вопросы, которые меня волнуют. Извилины того требуют.

А еще надо повнимательнее осмотреться вокруг себя. Так мы и сделаем, решил я.

Я вытащил сигарету и принялся было прикуривать. И тут вниманием моим завладело пламя.

Я уставился на трепетные языки огня, осветившие ладонь и скрюченные пальцы левой руки, поднявшейся, чтобы защитить их от ночного ветерка. Пламя казалось чистым, как сами звезды, расплавленным и маслянистым.

Языки пламени были тронуты оранжевым с синим нимбом и время от времени открывали мерцающий вишневый фитиль, похожий на душу огня. А затем полилась музыка…

Музыка – это слово, по-моему, и подходило лучше всего, потому что по сути своей явление было скорее похоже именно на это, хотя в действительности являлось чем-то таким, с чем мне никогда не приходилось еще сталкиваться. Вообще это были не звуки в обычном понимании. Они всплыли во мне, как всплывают воспоминания, без каких-либо внешних стимулов, и не хватало силы самосознания, чтобы повернуть мысль к необходимости прийти в себя и соотнести действия со временем – как во сне.

Затем что-то приостановилось, что-то высвободилось, и чувства мои хлынули к кульминации. Не эмоции, а скорее состояние нарастающей эйфории, наслаждения, удивления – все это переполняло меня, сливаясь с нарастающим беспокойством. Что-то росло и что-то растворялось – но что это было на самом деле, я не знаю. Угнетающая красота и прекрасная угнетенность – и я был ее частью. Словно я испытывал нечто такое, что еще не доводилось мне испытать, нечто космическое, величественное и вездесущее, но игнорирующее все окружающее.

И все это усиливалось и усиливалось по своим собственным законам, пока я не согнул пальцы левой руки настолько, что их лизнуло пламя.

Боль моментально прогнала наркотический транс, и я, вскакивая на ноги, щелкнул зажигалкой; звук, словно предупреждение, ударил по мыслям. Я повернулся и побежал через искусственный остров к маленькой кучке зданий, в которых располагались музей, библиотека и контора.

Но в этот момент на меня опять что-то накатило. Только уже не чудное музыкоподобное ощущение, как несколько секунд назад; теперь это было нечто зловещее, несшее страх, ничуть не менее реальный оттого, что, насколько я понимал, он был иррационален.

Все это сопровождалось полным искажением ощущений. Меня шатало на бегу. Поверхность, по которой я бежал, будто колыхалась, звезды, здания, океан – все плыло, накатывалось прибоем и отступало, вызывая приступ тошноты. Несколько раз я падал, но тут же вскакивал и рвался вперед. Какое-то расстояние я, по-моему, преодолел ползком. Закрыть глаза? Ничего хорошего из этого не вышло бы: все корчилось, смещалось и путалось не только снаружи, но и внутри меня.

И все-таки мне необходимо было преодолеть всего лишь несколько сотен ярдов, несмотря на все эти чудеса, и наконец мои руки коснулись стены. Я нащупал дверь, толкнул ее и вошел внутрь.

Еще дверь – и я в библиотеке. Казалось, прошла вечность, прежде чем я нашарил выключатель.

Шатаясь, я добрел до стола и сразился с его ящиком, вытаскивая оттуда отвертку. Затем, стиснув зубы, на четвереньках добрался до дальнего экрана Информационной сети. Налетев на консоль управления, я успешно щелкнул выключателем, пробудив машину к жизни.

Потом, все еще на коленях, держа отвертку обеими руками, я освободил левую сторону панели от крышки. Крышка упала со стуком, больно отдавшимся у меня в голове. Но доступ к деталям был открыт. Три маленьких изменения в схеме, и я мог передать нечто, что в конечном итоге вольется в Центральный банк данных. Я решил, что сделаю эти изменения и отправлю два самых опасных куска информации – о том, что, как предполагал, имеет место и в конце концов связано с чем-то остаточным, чтобы послужить однажды причиной возникновения проблемы. Такой проблемы, которая причинит большой ущерб человеку – тому, что сейчас так учил меня.

– Вот что я задумал! – сказал я громко. – А теперь прекрати свои фокусы, или я выполню угрозу!

…И как будто с моего носа сняли искажавшие окружающее очки: вокруг снова была самая обычная реальность.

Я поднялся на ноги и закрыл панель.

Вот сейчас-то, решил я, как раз самое время для той сигареты, которую я начал было закуривать. После третьей затяжки я услышал, как во внешнюю дверь кто-то вошел.

Доктор Бартелми, невысокий, загорелый, с сединой на макушке, жилистый, ступил в комнату – голубые глаза широко открыты, одна рука слегка приподнята.

– Джим! Что стряслось?

– Ничего, – ответил я. – Ничего.

– Я видел, как вы бежали. И видел, как вы упали.

– Ага. Я решил пробежаться. Поскользнулся. Немного растянул связки. Ерунда.

– Но почему вы так спешили?

– Нервы. Я все еще расстроен. Решил пробежаться или сделать что-нибудь еще, чтобы привести в порядок нервишки. Ну, к примеру, смотаться сюда и взять книжку – почитать перед сном.

– Дать вам успокаивающего?

– Нет, все в порядке. Спасибо.

– А что вы делали у машины? Не стоит баловаться с…

– Боковая панель отвалилась, когда я проходил мимо. Хотел поставить ее на место, – махнул я отверткой. – Должно быть, ослабли винты.

– О…

Я шагнул вперед и приладил панель. Когда я затягивал винты, зазвонил телефон. Бартелми подошел к столу, нажал кнопку и ответил.

Через мгновение он сказал:

– Минуточку, – повернулся ко мне, кивнул: – Это вас.

– В самом деле?

Я встал, двинулся к столу, взял трубку, кинул отвертку обратно в ящик и задвинул его.

– Да, – сказал я в трубку.

– Порядок, – отозвался голос. – Я думаю, нам лучше потолковать. Вы навестите меня?

– А где вы?

– Дома.

– Ладно. Сейчас приду. – Я повесил трубку и повернулся к Бартелми. – Ну вот, и книга теперь не нужна. Сплаваю ненадолго к Андросу.

– Уже поздно. Вы уверены в себе?

– О, сейчас я чувствую себя превосходно, – ответил я. – Извините, что потревожил.

Казалось, Бартелми успокоился. По крайней мере, уступил и мрачно улыбнулся.

– Может, это мне надо пойти и принять лекарство, – проворчал он. – Когда такое случается… Знаете, вы напугали меня.

– Ну, что случилось, то случилось. И кончено.

– Вы правы… Как бы то ни было, приятного вам вечера!

Он повернулся к двери, и я вышел следом за ним, погасив свет, когда проходил мимо выключателя.

– Спокойной ночи!

– Спокойной ночи.

Бартелми зашагал по направлению к домам, а я двинулся к причалу, решив взять «Изабеллу».

Чуть позже я отошел от берега, по-прежнему недоумевая. Все эти странности, в конечном счете, вполне могли естественным образом соотноситься с проблемой человека.

Случилось это в мае – не так уж давно, хотя сейчас кажется, что прошли годы. Я сидел в глубине бара «У капитана Тони» в Ки-Уэсте, справа у камина, потягивая свое обычное пиво. Было уже чуть больше восьми, и я решил, что на этот раз, похоже, зря только потерял время, когда в бар через широкую переднюю арку вошел Дон.

Он огляделся, скользнул по мне взглядом, отыскал свободный табурет в переднем углу бара, занял его и что-то заказал. Нас разделяло много людей, и к тому же группа музыкантов вернулась к подиуму позади меня и начала новую песню, так что мы поначалу просто-напросто сидели там и осматривались.

Через десять – пятнадцать минут Дон поднялся и пошел к задней стене вдоль дальней стороны бара. Немного спустя он повернул обратно и оказался рядом со мной. Я ощутил его руку на своем плече.

– Билл! А что вы здесь делаете?

Я поднялся, приветствуя его, и улыбнулся:

– Сэм! Господи!

Мы пожали друг другу руки.

– Здесь слишком шумно, и нам не дадут поболтать, – сказал он затем. – Пойдем куда-нибудь.

– Хорошая мысль.

Немного погодя мы оказались на темном и пустынном берегу залива, пахнущего соленым дыханием океана. До нас доносился лишь шум прибоя да стук случайных капель. Мы остановились и закурили.

– Вы знаете, что Флорида продает отсюда свыше двух миллионов тонн урана ежегодно? – спросил он.

– По правде говоря, нет.

– Поверьте… А что вы слышали о дельфинах?

– Ну, с этим легче, – ответил я. – Прекрасные дружелюбные существа, настолько хорошо приспособленные к окружающей среде, что не причиняют ей никакого вреда и в то же время всецело наслаждаются жизнью. Они разумны, они вообще не проявляют никаких признаков злобности. Они…

– Достаточно. – Сэм поднял руки. – Не сомневался, что вы это подчеркнете. Вы иногда сами напоминаете мне дельфина – так же скользите по жизни, не оставляя ни следа, в поисках того, за чем я вас посылаю…

– Не забудьте дать мне рыбки.

Он кивнул:

– Договор обычный. И задание вроде бы относительно легкое: определение по принципу «да» или «нет», оно не отнимет много времени. Происшествию всего несколько дней, и то место, где оно случилось, совсем рядом.

– О! Кто же в нем замешан?

– Я хотел бы разобраться в деле, касающемся дельфинов, обвиненных в убийстве.

Если Сэм предполагал, что я что-то скажу на это, то его ждало разочарование. Я раздумывал, припомнив новости прошедшей недели. Два водолаза погибли в то же самое время, когда в округе наблюдалась необычная активность дельфинов. Люди были искусаны животными, чьи челюсти, судя по следам, напоминали челюсти дельфинов, обычно посещавших эти парки и иногда даже селившихся в них. Тот же парк, в котором произошел инцидент, был закрыт до выяснения обстоятельств дела. Свидетелей нападения, насколько я помнил, не было, и ни в одной газете я не мог найти следов, чем же кончилась вся эта история.

– Я серьезно говорю, – добавил он наконец.

– Один из тех ребят был опытным проводником, отлично знавшим весь этот район, не так ли?

Сэм просиял – это было заметно даже в темноте.

– Да, Мишель Торнли… Он, можно сказать, работал еще и проводником. Служащий «Белтрайн Процессинг» – подводный ремонт и обслуживание добывающих заводов компании. Бывший военный моряк. Человек-лягушка. Крайне квалифицированный. Другой парень, его приятель с Андроса, был новичком в подводном деле – Руди Майерс. Они вышли вместе в необычный час и отсутствовали очень долго. В то же время было замечено несколько дельфинов, быстро поднимавшихся с глубин. Они перепрыгивали «стену», вместо того чтобы проходить сквозь «калитку». Другие дельфины пользовались обычными проходами, а эти были не в себе, словно сумасшедшие. В течение нескольких минут все дельфины покинули пределы парка. Когда служащие отправились на поиски Майка и Руди, то они нашли трупы.

– А как дело попало к вам?

– Институт дельфинологии заявил, что это поклеп на их подопечных. Они утверждают, что в истории не зарегистрировано подлинно достоверного случая неспровоцированного нападения дельфина на человека. И они не желают, чтобы этот факт лег в досье в Центральном банке данных, если на самом деле ничего подобного не было.

– Ну, возможно, в гибели людей виновато какое-то другое животное. Испугавшее заодно и самих дельфинов.

– У меня нет никакой версии, – проговорил Дон, закуривая. – Но ведь совсем не так уж давно запретили убивать дельфинов во всех странах мира и по-настоящему оценили работы таких людей, как Лилли, чтобы развернуть широкомасштабные работы, нацеленные на изучение этих существ. Как вам, должно быть, известно, они привели к некоторым поразительным результатам. Извечная проблема, действительно ли дельфины настолько же разумны, как люди, стояла недолго. Установлено, что они высокоразумны – хотя разум их совершенно другого типа, чем наш, так что, возможно, полного сходства не может быть ни в чем. Именно это и лежит в основе взаимного непонимания. Таким образом, наш клиент полностью отрицал выводы, сделанные из происшедшего, – то есть утверждение о том, что могучие, свободно организованные дельфины по характеру своего разума могли стать врагами человеку.

– Так значит, Институт нанял вас, чтобы разобраться?

– Неофициально. Мне сделали это предложение потому, что характер происшедшего требует действий и ученого, и сыщика. Вообще-то основным инициатором была состоятельная пожилая дама, интересы которой совпадают с интересами Института: миссис Лидия Барнс, бывший президент Общества друзей дельфинов – неправительственной организации, боровшейся за принятие законодательства о дельфинах несколько лет тому назад. Она-то и платит мне гонорар.

– А какого рода роль вы решили отвести в этом деле мне? – поинтересовался я.

– «Белтрайну» понадобится принять кого-нибудь на место Мишеля Торнли. Как считаете, справитесь с этой работенкой?

– Может быть. Расскажите-ка мне поподробней о «Белтрайне» и парнях.

– Ну, – начал Сэм, – насколько помнится, где-то около поколения назад доктор Спенсер из Харвела доказал, что гидроокись титана может вызывать химическую реакцию, в ходе которой атомы урана выделяются из морской воды. Однако стоило это дорого и не получило практического воплощения до тех пор, пока Сэмюэл Белтрайн не выступил со своей экранной технологией, организовал маленькую фирму и быстро превратил ее в большую – с уранодобывающими станциями вдоль всего этого участка Гольфстрима. Его процесс был полностью чистым с точки зрения окружающей среды: Белтрайн занялся бизнесом в то время, когда общественное давление на промышленность было таким, что некоторые экологические жесты концернов были весьма щедрыми. Итак, он выделил немало денег, оборудования и рабочего времени на создание четырех подводных парков в окрестностях Андроса. Участок барьерного рифа делал один из них особенно привлекательным. Белтрайн сотрудничал с учеными, изучающими дельфинов, и в парках обосновывались лаборатории. Каждый из четырех районов был окружен «звуковой стеной» – ультразвуковым барьером, который удерживал всех обитателей района внутри и не пускал туда посторонних – если говорить о больших животных. Единственное исключение – люди и дельфины. Кое-где в стене располагались «звуковые калитки» – пара ультразвуковых занавесов в нескольких метрах друг от друга, которые имели простое управление, находившееся внизу. Дельфины оказались способны научить друг друга обращению с этими приспособлениями и были достаточно воспитанны, чтобы закрывать за собою дверь. Они сновали туда-сюда, приплывали в лабораторию по своему желанию, чтобы учиться и, я думаю, обучать исследователей.

– Стоп, – перебил я. – А как насчет акул?

– Из парков их вышибли в первую очередь. Дельфины даже помогали изгонять их. Лет десять прошло с тех пор, как избавились от последней акулы.

– Понятно. Скажите, а для компании эти парки обременительны?

– Вообще-то нет. Сейчас ее работники заняты лишь обслуживанием размещенного там оборудования.

– А многие служащие «Белтрайна» работают в парках проводниками?

– Немногие и не на полный день. Они посещают те районы, которые хорошо знают, и владеют всеми необходимыми навыками.

– Я бы хотел ознакомиться с заключением медицинской экспертизы.

– Пожалуйста, все здесь, вместе со снимками трупов.

– Теперь насчет человека с Андроса, Руди Майерса. Чем он занимался?

– Закончил медучилище. Посещал больных по вызову. Неоднократно его арестовывали по обвинению в кражах у пациентов. В первый раз следствие прекратили. Во второй – отсрочка в исполнении приговора. А впоследствии – нечто вроде отстранения от работы. Это случилось лет шесть-семь назад. Потом перепробовал множество мелких работ, ничем себя не скомпрометировав. Последнюю пару лет работал на острове в чем-то вроде бара.

– Что вы имеете в виду – «вроде бара»?

– Ну, лицензию там взяли только на продажу алкоголя, однако торговали и наркотиками… Тем не менее шума никто не поднимал.

– Как назывался бар?

– «Чикчарни».

– Что это значит?

– Персонаж местного фольклора. Разновидность древесного, духа. Озорник. Ну, вроде эльфа.

– Достаточно колоритно… А не на Андросе ли поселилась Марта Миллэй?

– Да, на нем.

– Я ее поклонник. Люблю подводные съемки, а ее работа всегда превосходна. На самом деле она даже издала несколько книг о дельфинах. Кто-нибудь поинтересовался ее мнением об убийствах?

– Сейчас она в отъезде.

– О, надеюсь, скоро вернется. Я бы хотел с ней познакомиться.

– Значит, вы беретесь за работу?

– Да, я в ней нуждаюсь.

Сэм полез в пиджак, достал тяжелый сверток и протянул его мне.

– Здесь копии всего, чем я располагаю.

Я опустил сверток себе в карман и повернулся.

– Приятно было повидаться.

– Уже уходите?

– Куча дел.

– Тогда – удачи!

– Спасибо.

Я пошел налево, он пошел направо – вот и все, что было потом.

Станция-Один представляла собой нечто вроде нервного центра того района. Прежде всего, она была больше всех других добывающих станций; на ее поверхности располагались контора, несколько лабораторий, музей, амбулатория, жилые помещения и несколько комнат для отдыха. Целый искусственный остров, неподвижная платформа около семисот футов протяженностью, обслуживавшая восемь других фабрик района. Она располагалась в виду Андроса, крупнейшего из Багамских островов, и если вам нравится обилие воды вокруг вас так же, как и мне, вы нашли бы панораму мирной и более чем привлекательной.

Из инструктажа в первый день по приезде я узнал, что мои обязанности на треть рутинны, а на две трети определяются волей случая. Рутинной частью был осмотр и техническое обслуживание оборудования. Остальное – непредвиденные ремонты, пополнение запасов, словом, работенка для подводного мастера на все руки, которая производится тогда, когда возникает необходимость.

Руководитель станции Леонард Бартелми лично встретил меня и показал все вокруг. Этот вежливый невысокий человек, который получал наслаждение от разговора о своей работе, среднего возраста, овдовевший, сделал станцию своим домом. Первым, кому он представил меня, был Фрэнк Кашел; тот сидел в главной лаборатории, поедая сандвич и наблюдая за ходом какого-то эксперимента.

Фрэнк поклонился, с улыбкой встал и пожал мне руку, когда Бартелми представил меня:

– Наш новый сотрудник, Джеймс Мэдисон.

На смоляные волосы Кашела уже пала легкая седина, и несколько морщин подчеркивали его челюсти и скулы.

– Рад иметь вас под рукой, – сказал он. – Доглядывайте, не попадутся ли хорошенькие камешки, приносите мне веточку-другую кораллов. Мы заживем прекрасно.

– У Фрэнка хобби – коллекционирование минералов, – пояснил Бартелми.. – Это он автор выставки в музее. Мы пойдем туда через несколько минут, и вы сами увидите. Это весьма интересно.

Я кивнул:

– Ладно. Постараюсь что-нибудь для вас найти.

Когда мы вышли, Бартелми заметил:

– Он делает деньги на стороне, продавая на выставках лучшие самоцветы. Рекомендую вспомнить это, прежде чем отдавать ему слишком много свободного времени и интересных образцов.

– О-о…

Я имею в виду, что, если вы почувствуете, что нашли действительно ценную вещь, вы должны дать ему понять, что хотите иметь определенный процент.

– Ясно. Спасибо за подсказку.

– Не поймите меня превратно, Фрэнк прекрасный парень, только слегка рассеянный.

– Давно он здесь живет?

Около двух лет. Геофизик. И очень авторитетный.

Затем мы остановились у склада оборудования, где я познакомился с Энди Димсом и Полом Картером. Первый – худощавый, со зловещим шрамом на левой щеке, таким, что даже густая борода не скрывала его полностью; другой высокий, красивый, гладколицый, довольно тучный. Энди и Пол чистили какие-то цистерны, когда мы вошли, и, вытерев руки, после обязательного рукопожатия заявили, что рады со мной познакомиться. Они занимались той же работой, что предстояла и мне, а в штате числились четыре таких работника, занятые делом попарно. Четвертым был Пол Валонс, который с Рональдом Дэвисом, старшим по судну, укладывал свертки с инструментом в буй. Пол, как я узнал, был напарником Майка, они дружили еще с флотских времен. Я должен был с ним работать большую часть времени.

– Скоро вы сами себя доведете до такого же скотского состояния, жизнерадостно бросил Картер, когда мы подошли. Наслаждайтесь же своим свободным утром, срывайте бутоны роз!

– Ты злишься потому, что вспотел до неприличия, – заметил Димс.

– Скажи это моим железам.

Когда мы пересекали остров, Бартелми заметил, что Димс был самым способным подводником из всех, кого он знал. Когда-то он жил в одном из подводных городов-пузырей, потерял жену и дочь из-за аварии, вызванной проектом «Румоко», и остался наверху. Картер приехал сюда с Западного побережья около пяти месяцев назад сразу после развода или ухода из семьи – он не говорил об этом. С той поры он работал в «Белтрайн» и стал отличным связистом.

Бартелми неспешно повел меня через вторую лабораторию, которая освободилась только сейчас, чтобы я мог восхититься огромной светящейся картой морей вокруг Андроса, бусинками света, показывающими размещение и состояние оборудования, поддерживавшего ультразвуковые стены вокруг парков и станций. Я видел, что мы находимся в границах, охватывающих ближайший парк.

– В котором из них случилось несчастье? – спросил я.

Он повернулся ко мне, внимательно изучил выражение моего лица, а затем показал, не выдавая никаких чувств:

– Дальше, вон там. По направлению к северо-восточному концу парка. Что вы об этом слышали?

– То, что говорили в последних новостях, – ответил я. – А что, обнаружилось что-либо новое?

– Нет. Ничего.

Кончиком пальца я нарисовал перевернутую букву «Л» по лампочкам, ограничивающим район.

– А «дырки» в стене нету?

– Никаких неисправностей оборудования не было давным-давно.

– Думаете, виноваты дельфины?

Он пожал плечами:

– Я химик. Химик, а не специалист по дельфинам. Но вот что поразило меня – откуда-то я это вычитал… Дельфин дельфину рознь. Обычные дельфины вполне мирные, возможно, с разумом, равным нашему собственному. Но ведь они тоже должны подчиняться закону распределения: огромное количество обычных особей в середине кривой, некоторое количество негодяев и идиотов на одной стороне и гениев – на другой. Возможно, есть среди них слабоумные, которые не в состоянии осознать своих действий. Или с комплексом Раскольникова. Большая часть того, что нам известно о дельфинах, – результат изучения обычных, «средних» образцов. А что мы знаем об отклонениях в их психике? Да ничего! – И Бартелми снова пожал плечами. – Итак, я думаю, что это возможно, – заключил он.

Тогда я вспомнил о подводных городах-пузырях и людях, которых никогда не встречал, и подумал о том, что дельфины всегда чувствовали подлость, вину и гнусность тех дьявольских затей. Я загнал эту мысль назад, туда, откуда она пришла, но только тогда, когда Бартелми сказал:

– Я надеюсь, вы не слишком обеспокоены?

– Удивлен, – ответил я, – но и обеспокоен тоже. Естественно.

Он повернулся, а когда я последовал за ним к двери, заметил:

– Ну, следует запомнить, что, во-первых, это случилось довольно далеко отсюда, в самом парке. У нас там нет действующего оборудования, так что ваши обязанности не приведут вас сколько-либо близко к тому месту. Во-вторых, команда из Института дельфинологии обыскала весь район, включая и наши здешние постройки, с использованием подводного поискового снаряжения. В-третьих, вплоть до дальнейших распоряжений будет продолжаться ультразвуковая локация вокруг любого района, где хоть один из наших друзей будет совершать погружения, – а акулья клетка и декомпрессионная камера используются при всех спусках под воду. И пока точной разгадки нет, все начеку. К тому же вы получите оружие – длинную металлическую трубу с зарядом и гранатой, этого вполне достаточно, чтобы убить и взбесившегося дельфина, и акулу.

– Хорошо, – сказал я, кивнув, когда мы направились к следующей группе зданий, – это позволит мне чувствовать себя увереннее.

– В любом случае я заговорил бы об этом немного погодя, – сказал Бартелми. – Я все думал, как бы поаккуратнее выложить вам это. Так что у меня на душе тоже полегчало… Эта часть зданий – контора. Сейчас она пуста.

Он толкнул открытую дверь, и я последовал за ним: столы, перегородки, кабинетная начинка, конторская механизация, кондиционер – ничего необычного и, как уже было сказано, ни человека внутри. Мы прошли по центру помещения к двери в дальнем конце и пересекли узкий проход, отделяющий соседнее здание.

– Наш музей, – объяснил мой проводник. – Сам Белтрайн считал, что будет чудесно иметь свой маленький музей и показывать его посетителям. Он полон морской всячины, так же как и моделей нашего оборудования.

Я огляделся. По крайней мере, модели оборудования не производили зловещего впечатления. Пол был покрыт зеленым ковром, и миниатюрная модель станции находилась на столообразной подставке вблизи передней двери; показывалось и все ее оборудование. Полки на стене позади нас демонстрировали наиболее важные ее узлы, и там же располагались планшеты с краткими пояснениями.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю