Текст книги "И на земле и над землей"
Автор книги: Роберт Паль
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)
Несколько суток кряду проспал отец Зарян, приходя в Явь лишь для того, чтобы попить. И затем опять уходил в Навь своих снов, которым, казалось, не будет конца.
Чаще всего рядом с ним находился Ягила. Чтобы не терять время попусту, опять занялся дощечками. И вот он пишет. От усердия даже ус прикусил. И писало его острое послушно вырезает Иоанновы письмена под длинной линией, правда, не всегда ровной, потому что и волокна в древесине не ровные тоже.
Он уже полюбил это дело. Оно заменяло ему живую речь, общение с людьми, которых даже для малой беседы созвать становилось все труднее. И вот он пишет:
«…сердце наше кровоточит с утра до вечера. И ходим мы с вами и роняем слезы о судьбах жизни нашей. Они немо в тот час стонут, и так мы с вами знаем, что время придет, что на сечи должны мы ходить на врагов – греки то или гунны. А их-то мы должны охомутать и стреножить, чтобы не стало нам врагов как мерзости перед глазами нашими. Гуларех ведь заплатил за то, и мы должны принудить Хорсунь заплатить за слезы дочерей наших угнанных и сыновей, в рабство взятых. Плата ведь та – не серебряная и не золотая, потому как отсечь им головы – и на щепки покрошить… Матерь Всеслава [18]18
Птица Матерь Всех, Матерь Всех Слава (Всеслава) – мифическое существо в образе птицы (Сурьи? Даждьбога?), вдохновляющее русов на борьбу.
[Закрыть]поет песнь ратную, и нам с вами надобно прислушаться к ней, чтобы нам не есть травы, скот наш грекам отдавая, а они нам – каменья, чтоб мы грызли… Они ведь нам говорят, что мы звери и рычим в ночи, страх наводя на людей… Вопросят нас народы, кто мы, а мы с вами расскажем, что мы люди, нет у которых собственной страны, а правят нами греки и варяги. Так и что ж расскажем детям нашим, которые будут нам отвечать плевком в глаза – и правы будут?» Проснувшись, отец опять попросил пить, и Ягила напоил его крепким куриным отваром. Перед тем, как снова закрыть глаза, тихо спросил:
– Как вы тут, сыне, без меня жили?
– Всяко, отче. Все тебя ждали… А ты где побывал? Что повидал?
– Много чего… И на восходе солнца, и на закате… И на полудне, и на полуночи… И везде одинаково – войны, вражда, гибель… Лютая ночь Сварога наступила, что продлится аж до… Отвернулись от людей боги…
Уронил голову на подушку, закрыл глаза и опять ушел в свои навьи сны.
– Стало быть, повсюду как у нас – усобицы, распри, – горестно вздохнул Ягила, – оттого и ночь эта… И злобство везде…
Взял новую дощечку, обтер рукавом невидимую пыль и снова зашоркал железным писалом.
«И так промежду русами содеялась распря и усобица. И Жаля встала между ними и стала плакать и выговаривать, да не идем за такими, потому как там будет погибель наша, и дождемся так той поры, как от нас не будет ничего. Вспомним же о том, как во времена Орея Отца был Славных род един. А после Орея Отца его три сына разделились натрое. И стало так же с венедами и русколанами, что разделились надвое. То же и с борусами, что разорвались надвое – так нас уже почти с десяток будет. Почто же гряды городить и огороды устраивать, коли нам делиться до бесконечности? Ведь Русь единая-то только может бороться и побеждать, а не десятки… А как враг напал на нас, должны обороняться мы, а не говорить, какой отец у вас (и у нас). Есть ли коров с десяток хоть, и пропади из-за врага хоть сколько, то ищешь их. Ты ведь есть и пребудешь в Роде до твоего конца… Матерь Всеслава бьет крыльями и на сечу нам идти речет. И надобно идти, и не до кушаний-еды, лакомого сала – пусть придется спать нам на земле сырой и есть зеленую траву, покуда не будет Русь вольной и сильной».
«Вот прилетела к нам и села на дерево и поет Птица, и всякое перо – иное, и сияют разные цвета. Стало в ночи как днем… И та птица Солнце-Царь не есть, а она от Того начала быть… И бьет ведь крыльями Матерь Всеслава и поет песнь к сече. Бивались мы с врагами. Так вспомним же о том, каковы Отцы наши ныне во Сварге синей и глядят на нас, и хорошо усмехаются нам. И так мы не одни с Отцами нашими. И подумаем о помощи Перуновой, и видим вот, как скачет во Сварге Вестник на коне белом. И он меч воздвигает до небес и разгоняет облака, и гремит гром, и течет вода живая на нас. И пьем ее, ибо она в любом случае от Сварога до нас жизнию течет. И пьем ее как источник жизни божеской на земле… Так чуй, потомок, славу ту и держи сердце свое о Руси, которая есть и пребудет нашей землей…»
На следующий день отец, вот так же очнувшись, попросил есть. А увидев сына с дощечками, просиял ликом:
– Иоанновым письмом пишешь? Не забыл наказа моего?
– Стараюсь, отче. Много уже нарезал. Прочесть что-нибудь?
– Чти, сыне, чти! Очень того жажду!..
Ягила перебрал свои дощечки, взял две и, поначалу смущаясь, стал читать:
«То ведь Матерь Всеслава поет во Сварге о подвигах ратных. И пойдем от домов своих и бросимся на врагов, чтобы дать им отведать русского меча. Сеча ясная речет, что не надобно нам другого делать, а лишь идти вперед. А «назад» не должны мы говорить, потому как нет у нас задов, а есть только переды. И быстро пойдем, кто быстро идет, быстро имеет славу, а который потиху идет, то вороны на него каркают и куры квохчут… И это – другим научение, чтобы знать, что Правь есть с нами, а Нави не боимся мы с вами, потому как у Нави нет силы против нас… Вот ведь Матерь Всех бьет крыльями о трудах ратных и славе воинам, которые испили воду живую от Перуницы в сече жестокой. И та Перуница летит к нам, и она рог дает нам, полный воды живой для жизни вечной герою нашему, который меча вражеского получил, а голову отрубленную потерял. Так смерти нет у нас таким, но жизнь ведь вечная…»
Посмотрел – слушает ли отец. Тот лежал тихо, смежив веки, будто опять уснул. Но не спал.
– Чти, сыне, чти. Я слушаю, как ту воду живую пью…
И Ягила опять стал читать:
«…А умрет – и на луга Свароговы идет, а тем Перуница речет: «То ведь не кто иной, а Рус-герой, а не грек и не варяг, а славный [19]19
Славный– здесь: славянин.
[Закрыть]роду славного». И он идет вслед за пением Матеревым, Матери Всех Наших, на луга твои, Свароже великий! И речет ему Сварог: «Иди, сыне мой, к красе этой вечной и там узришь ты своих деда и бабку. А они-то в радости и веселии тебя узрят. Плакали они много доныне, а теперь им будет возрадоваться о жизни твоей вечной до конца концов». А краше того, что там, мы не ведаем… И так дойдем до Рая нашего и узрим цветы прекрасные и деревья, и луга. И нам свивать снопы, на полях тех жито убирать и ячмень веять, и пшено-просо собирать в закрома Сварожьи. То ведь богатство иное, потому как земное было во прахе и болезнях, и страданьях, – и да будут мирными дни его вечные. А мы остаемся на месте его и бьемся сурово, а падем со славою – туда пойдем, как тот. Вот ведь Матерь Всеслава бьет крыльями по бокам обапол [20]20
Обапол– с обеих сторон.
[Закрыть], как возжженная, сияет светом нам. И всякое перо иное: красное, синее, голубое, желтое и серебряное, золотое и белое. И она ведь сиять, как Солнце-Царь, умеет и вокруг идет посолонь [21]21
Посолонь– по ходу солнца.
[Закрыть]. Она ведь светит семью красками, которые заветом о богах наших стали. А Перун, ее узрев, гремит в небе ясном. Она ведь – наше счастье, и так нам надобно всю силу отдать, чтобы мы увидели то же и отсекли старую жизнь нашу от новой, как рубят дрова в доме огнищанина простого…»
Дочитав и эту запись, Ягила умолк. Стал ждать, что скажет отец Зарян. Но тот долго не отзывался, должно, опять в сны ушел, решил Ягила, но старец не спал. В широко открытых его глазах стояли чистые слезы любви и умиления.
– До чего же красив, сыне, язык наш русский! Я на многих реку, многие понимаю, но другого такого не ведаю. На нем, думаю, боги на небесах говорят. – Помолчав опять, с чувством добавил: – А какая вера у нас светлая! Сколько в ней доброты, человеколюбия, мудрости. И опять же – красоты. Нам не нужно составлять с Творцом какого-то ряда [22]22
Ряд– договор, соглашение.
[Закрыть], как это делают иудеи и идолопоклонники-язычники: «Дай нам, Бог, то, а мы тебе это!» Мы славим их, как своих родичей, оттого и славяне. Оттого еще, что Матерь Всех Наших – Всеслава. И никого наша вера не пугает, как у христиан – адом, и не подвигает на жестокости и захват чужих земель, – как у сарацин-магометан. Для нас и смерть – праздник. Вот умру – не плачьте и не скорбите, а пойте и веселитесь. Я ведь к праотцам своим ухожу, в Сваргу вечную!.. Святым путем Прави.
– Так и будет, как с любым из нас. Но мы еще поживем, отче. И здесь, на земле, еще попоем славы своим богам-родичам. И ты нам расскажешь, что приключалось с тобой в дорогах, как живут наши и иные племена.
Ягила отодвинул свои дощечки к стене и, видя, что отец еще слаб для долгих бесед, поправил его постель, убрал посуду и вышел на крыльцо, сидя на котором, что-то тихо обсуждали Добрец с Благой.
С той поры, как тот вернулся из Империи, они очень сблизились. Может уже слюбились. И это было бы хорошо, если бы глупое сердце при мысли об этом не плакало горькими слезами.
Глава одиннадцатаяГоды странствий сильно порушили здоровье Заряна. Не странствия сами по себе и не годы, а то, что пришлось пережить. Когда наступало некоторое облегчение, он говорил и об этом. Но очень коротко, бегло, откладывая подробности на потом.
Между собой Ягила, Добрец и Блага договорились ничем плохим не тревожить отца. Умолчать даже о том, что не стало его среднего сына и что сурожцы покидают родные края. Человеку и так плохо, Мара уже за порогом стоит, того и гляди в Навь уведет. Зачем усугублять его боли и страдания?
Из его скупых, случайно оброненных слов они узнали, что отец побывал у полян и в их Киеве. Отметил, что уж очень возносятся эти поляне, кичась своими великими предками – Орием, Кием, Кисеком, будто те только их пращуры, а не всех русичей. Окрестные славяне для них чуть ли не дикари.
О Северской земле сказал тоже очень мало, но с похвалой. Мол, городов у них много, больших поселений, разных дел мастеров. Но излишне горячи. Не надо бы им с полянами за первенство тягаться, если Русь единую иметь хотим.
Когда был у живущих по Pa-реке угров, напал хазарский отряд. Селение пожгли, людей и его вместе с ними угнали в полон, увезли за Фарсийское море и продали.
Целый год месил глину, лепил кирпичи, строил.
Потом его опять продали, это уже у ириан. У одного хозяина пас скот, у другого – снова продали! – копал каналы, чтобы вода на поля шла, опять лепил кирпичи.
Потом с караванами ходил в Сирию. Там снова продали. Грузил в порту корабли. Бежал. Нанялся матросом к торговцу из Венеции.
Из Венеции перебрался к венедам на краю моря. Во многих их городах побывал. На пути к дому опять повязали. И хорошо, что повели не в Херсонес, а в Сурож. В Херсонесе Ягилы бы не было…
Вот такое выпало ему странствие. Оттого и длилось целых семь лет. Оттого и Мара за порогом стоит, с ноги на ногу переминается, в Навь торопит.
Ягила уже стал подумывать о домовине для отца, как вдруг тот поднялся. Сам вышел в сад, полакомился малиной и черешней, посидел в тенечке у крыльца. Вместе с Ягилой вознес хвалу Даждьбогу, выпил сурицы и стал рассказывать. Да так живо, горячо, с такими подробностями, что Ягиле вдруг показалось, что все это он видел сам. Сам побывал в тех далеких странах, о которых прежде доводилось лишь слышать.
Вот у самого гирла Pa-реки, там, где она делится на несколько широких протоков, стоит столица Хазарского каганата город Итиль. Прежде Ягиле думалось, что это просто скопище кочевнических юрт, а выходит, это большой город с прекрасными каменными дворцами вельмож, купцов и чиновников с садами и бассейнами. Дворец самого кагана находится на одном из островов, куда доступ даже почтенных людей почти невозможен. Это целый городок, и любоваться им можно только издали.
Лет сто назад хазарские каганы приняли новую, иудейскую веру. Если прежде при них находилась свита из князей тюркской династии Ашинов, то теперь это иудейские финансисты, купцы, военачальники и государственные чиновники. И уже не при кагане, а при царе-иудее, который стал главным лицом в стране. Кагана же они сохранили лишь для вида, потому что население привыкло к этой династии, училось у своих союзников тюрков воевать, ходило с ними в походы, делило славу побед и трофеи.
Прежде хазары не платили налогов, каган удовлетворялся данью с покоренных народов и военной добычей. Теперь же налоговое ярмо легло на всех. Вместо народного ополчения появилась профессиональная наемная армия. Недовольные такими преобразованиями тюркские князья и их дружины взялись за мечи. Разгорелась ожесточенная гражданская война, в результате чего тюрки были частично истреблены, частично ушли к мадьярам, с которыми новая хазарская власть тоже крупно повздорила.
Прошло совсем немного времени – и сильная военная держава превратилась в еще более сильное торговое государство. Воспользовавшись тем, что бесконечные войны с Халифатом прервали Великий Шелковый путь через южные страны, новые хазары проложили его севернее через свои земли и контролировали вплоть до земли франков. А это – немалые деньги.
Большие умельцы набивать свою казну, они создали целую систему, работавшую в условиях разобщенности соседних племен безотказно. С войнами не спешили. Первыми в новые места шли купцы, «знающие путь». Где подарками и подкупом, а где и угрозами они внедрялись в жизнь соседей, будь то северяне, вятичи, мурома, меря или здешние болгары. Следом, если требовалось, двигались наемники. Вскоре вокруг Хазарии не осталось ни одного свободного народа.
Когда на востоке опять начались войны и великий путь со знаменитым китайским шелком вновь пресекся, хазарские купцы и финансисты нашли для себя новый источник золота – торговлю «живым товаром», рабами. Теперь в Итиль шли обозы не только с пушниной, медом, «рыбьим зубом», но и с людьми, которых на восточных невольничьих рынках называли «товаром аль-Хазари».
Исчезла и прежняя веротерпимость Хазарии. Новые цари ее изгнали сначала христиан, потом последователей пророка Мухаммеда, а там принялись и за возносящих свои молитвы к Небу-Тенгри – огузов и печенегов.
– И как нам жить с таким соседом? – прервал отца Добрец. – Как раздавить сего мизгиря? [23]23
Мизгирь– паук.
[Закрыть]
– Всему свое время, сыне, – обронил отец Зарян и, торопясь, продолжал свой рассказ: – Вы ведь знаете, что славяне, кимры, скифы, сарматы, саки, ириане-иранцы, хинды, большой рассеявшийся народ хети [24]24
Хети– по-современному хетты.
[Закрыть]– братья от одной матери. Однако одно дело знать, другое – прикоснуться слухом, очами, сердцем…
Случилось Заряну попасть в дом одного состоятельного хозяина перса – вместе с еще одним рабом строил ему в саду летний дом. Хозяин часто приходил посмотреть, как продвигается их работа, и подолгу проводил время в саду. Иногда к нему наведывался его приятель из рода хиндов, они отдыхали за шахматной доской.
По всему, оба они были мужи ученые. Игра для них была лишь поводом для встречи, а встреча – для ученых бесед. Что такое шахматы, Зарян уже знал, и не они были для него интересны. Куда больше его занимала их речь, пересыпанная массой знакомых слов. Причем слов из его родного языка.
Как-то, заметив, что раб прислушивается к их разговору, хозяин заинтересовался, спросил:
– Ты что, аль-Хазари, понимаешь нашу речь? О чем мы говорим?
– Мне очень приятно, господин, – признался он, – что вы беседуете о наших богах. Ведь Индра, Вышень, Кришна – и наши боги.
Ученые переглянулись, еще более заинтересованно оглядели недавно купленного раба.
– Только мне непонятно, почему иные светлые наши боги у вас – темные дивы, демоны. Как могло такое произойти?
– Это у них они демоны, – блеснув ослепительно белыми зубами, по-приятельски поддел хозяина индус. – А вот у нас они как были богами, так ими и пребудут. А сам ты кто, из какого племени человек?
– Русич я… И, сдаетcя мне, что мы с вами родичи, если говорим и понимаем друг друга, знаем Веды и Авесту.
– Русия… Ариана… Сакалиба… – задумались ученые мужи, каждый поминая своих богов. – Как далеко разошлись наши пути. Сколько между нами веков, вернее – тысячелетий!..
– А вот корни остались едины. Как язык и боги…
Обилие общих, идущих еще от общего арийского языка слов, как Зарян потом подытожит, шло даже не на сотни, а на тысячи, начиная с простых бытовых и кончая сложными, религиозно-культовыми. К примеру: будить – будх, брат – братра, мать – мата, матри, своя – свака, тятя – тата, сноха – сноша, свекр – свакри, два, двое – два, двая, три – три, четыре – чатур, ведун – ведин, зима – хима, дать – да, дверь – двар, дева – деви, день – дена, дом – дам, еда – ада, живой – жива, мертвый – мрита, падать – пад, который – катара, этот– этат, твой – тва, грива – грива, ведать – веда… Вода, напитки – пива, пьющий – питух, глоток – пити… Боги: Бог – Бага, Бхага, Род – Рудра, Вышний – Вишну, Жива – Шива, Перун – Парьюна, Творец – Тваштар, Даждьбог – Дакша, Яр, Ярун – Арьюна – и так, кажется, до бесконечности.
Позже он узнает, что сохранили этот язык индийские жрецы, сделав его священным и тайным, доступным только для них, – санскритом. В таком первозданном виде он прошел через века. Тогда как язык хинди развивался и изменялся, как того требовала народная жизнь и законы самого языка.
После этого ученые часто приглашали раба-родича на свои беседы. От них он узнал, что много тысяч лет назад у них была общая родина и страна и были они одним народом. Об этой далекой родине, которая находилась где-то в глубине нынешней полуночи у великого океана, они до сих пор вспоминали с тоской. Считалось, что там было вечное лето, земля благоухала деревьями и травами, стада не знали счета, а люди – смерти.
Но вот что-то случилось: пришли невиданные прежде морозы, живая вода превратилась в мертвую, твердую как камень, а травы и деревья стали умирать. Как и люди, как и скот. И тогда оставшиеся в живых двинулись на полдень, к теплу.
Приятели пытались разгадать загадку: что это было? В одном из их древних мифов об этом говорится по-своему. Собрались, мол, вожди и племена на свой общий праздник, веселились, пели гимны богам – и вдруг свет померк, солнце пропало, подули страшные холодные ветры. Это из другой части земли прилетел злой черный дракон, украл их солнце и священных коров, навсегда заморозил эту чудесную землю.
Так ли, не так ли было, трудно сказать. Но что-то в самом деле произошло.
Однако по пути на полудень, к теплу или спустя много времени земли, которых они достигли, стали гибнуть от зноя. Из-за этого им пришлось повернуть обратно, не одну тысячу лет прожили они в обширных степях Оральских гор, на восход и запад солнца от них, на полноводной Ра-реке – в благословенной стране Ариана Ваэджо, специально созданной для них богом Ахурамаздой. От Арианы они и стали называться ариями.
Новая земля, не в пример прежней, оказалась более скупа на тепло, зато было много воды и трав для скота. Шли века, роды множились, порождали новые роды, и те заселяли новые земли.
Вначале все больше двигались вслед за солнцем, туда, куда оно уходило на ночь спать на цветущих травяных коврах. Когда населения накапливалось слишком много и земли для всех не хватало, уходили многими тысячами, благо места те после великих льдов еще не были заселены.
Новые волны переселенцев толкали ушедших раньше все дальше и дальше на запад, пока те не достигли края земли. Следом за ними шли новые волны, теперь уже с оружием в руках, потому что продвигаться приходилось с боями. Каждому для поселения хотелось самых теплых и удобных земель, а их оставалось все меньше. Вот и кипели бои, лилась кровь. Кровь братьев.
Огромные просторы заняли тогда арии. Эти просторы обеспечили их жизнь, но в то же время расчленили их былое единство, разорвали на отдельные группы, которые, обособившись, превратились в отдельные самостоятельные народы. Со временем они стали почти не похожими друг на друга и в конце концов забыли о своем родстве.
Первый крупный раскол произошел между теми, кто ушел из Арианы Ваэджо, и теми, кто остался. Общий язык и верование в каждой местности стали приобретать свои порой совершенно неожиданные особенности. В Европе их было довольно много и меньше в Азии: будущие хетты, индусы и иранцы. Славяне, дольше всех соседствовавшие с ними, после их ухода на юг тоже обособились, растеклись на отдельные народы и страны. А вот русы до сих пор подобающей им единой мощной державы не создали: уж слишком много терзали их всякие находники. И из числа ариев – тоже…
Слушать их Заряну было интересно. Он старался все понять и запомнить, потому что чувствовал: с этими знаниями жизнь его обретает какой-то новый смысл и значение. Оказывается, вон как далеко простерлись корни его народа, как он велик и древен! Ощутив это сердцем, даже раб смелеет во взоре, расправляет плечи. В такие минуты он забывал, что тут, в чужих теперь странах, он всего лишь «товар аль-Хазари».
– Далеко же ушли вы от нас, – вздохнул он сожалея. – А каким бы сильным народом были. Очень жаль, и мои славянские пращуры, думаю, тоже жалели, что потеряли столько братьев.
– Наверное, другого выхода не было, – размышлял ирианин. – Часть наших на боевых колесницах, гоня перед собой свои стада, ушла на закат. Но мы знали, что это опять – кровь, гибель, беда. А если бы двинулись всей массой? На своих братьев, о чем тогда еще помнили?..
– Когда же это было?
– Мы, нынешние персы-иранцы, ушли от Орала и земель Семи рек последними… две тысячи лет назад.
– А мы, хинды, – две с половиной. Хетты, самые близкие братья наши, еще раньше. Но и тут без крови не обошлось…
– Как же получилось, – все любопытствовал Зарян, – что кимры, скифы, саки и иные ваши братья не пошли с вами до конца? Остались в том же Семиречье, на Орале, на Ра-реке – почему?
Ученые мужи опять с пониманием переглянулись, помолчали, раздумывая, говорить ли. Печальная это история и случилась очень уж давно, почти забылась, – надо ли вспоминать? И все-таки ирианин решился.
– Был у нас великий жрец по имени Спитама Заратуштра. Когда двинулись на новое поселение, то ли чтобы взбодрить уставших от бесконечного движения сородичей, то ли так повелели ему боги, стал воспевать оседлую жизнь и славить труд земледельца. Это – среди кочевников, чьи обычаи тоже были освящены богами! Когда он и богами распорядился как-то очень уж необычно, единый народ наш раскололся. Те, кто не приняли и отвергли его новшества, не пошли за ним. Потом еще долго шли между нами войны.
– Наши предки кимры, скифы и иные не раз ходили сюда походами…
– О, у нас о них и сейчас еще помнят! Но к тому времени тут все уже переменилось. Мы стали совсем чужими…
Уходил от того хозяина Зарян благодарный. Не за то, что отнесся по-человечески, а за то, что открыл ему истоки его народа. Продал, а скорее всего просто передал другому хозяину тоже не без умысла. Тот его, конечно, не баловал, учеными беседами не занимал, зато свел со своим родственником якобы для работ в его саду.
Первый же день среди новых людей поразил его необычайно: тут, в центре многоликого мусульманского мира, он услышал живую славянскую речь. Поначалу решил не открываться, что понимает. Лишь через несколько месяцев как-то выдал себя, и не к худу: хозяева обрадовались, взяли к себе в дом, потому что лишь в семье могли говорить на родном языке.
– Откуда вы тут? – удивился Зарян. – Тоже – через кабалу?
– Не лучше и не хуже, – невесело улыбнулся хозяин. – Много лет назад, когда арабов тут еще не было и византийские императоры вели войны с персидскими царями, нас отправили сюда на бывшую тут границу… На поселение…
– Прости, брат, кого вас, откуда?
– Мы из славян, перешедших Дунай и где миром, где войной обосновавшихся на земле ромеев. Когда Византия поняла, что долго продержаться против персов не сможет, направила сюда нас – двести тысяч человек, семьями. Ну и… выстояли. Да так и остались тут, покинутые императорами.
– Как же так? – ахнул Зарян. – О таком у нас не слыхано. Знаем, как один арабский полководец увел в полон двадцать тысяч северян и, когда те взбунтовались, велел перерезать всех. Знаем, как румский император Юстиниан Второй вот так же переселил тридцать тысяч таких же славянских семей и сделал мужчин воинами. Те, понятно, перешли к персам и помогли им разбить армию ромеев. Узнав об этом, император приказал казнить все семьи «изменников». А вот про двести тысяч у нас…
– Наверное, потому, что мы честно исполнили свой воинский долг. А потом пришли мусульмане арабы, захватили не только Персидскую державу, но и все здешние страны, – куда идти? Решили, что так хотят боги. И стали мы мусульманами тоже. Но бережем свой язык, тайно чтим своих богов.
Именно эта семья помогла ему бежать в Европу.
Венеция была интересна ему тем, что полторы тысячи лет назад, а может и еще раньше, здесь жили венеды, одни из прямых предков славян и русов. Если верить преданиям и древним авторам, то они появились там после того, как пала их древняя Троя и вся ее округа с островами и городами.
На противоположенной стороне Апеннинского полуострова поселились родственные им этруски. Впрочем, это опять не самоназвание народа! Сами «этруски» называли себя расенами, и появились они тут тоже после разгрома ахейцами Троады.
В области, где прежде жили венеды и где они построили свою прекрасную столицу, Заряну встретился городок, ласково называвшийся Трояне [25]25
Существует поныне на территории Словении.
[Закрыть]. А в Риме ему рассказывали, что именно этруски-расены заложили на знаменитых здешних холмах город Рим, были наставниками римлян в науках, искусствах, религии, различных ремеслах.
Но ни тех, ни других на полуострове давно уже не было. Их вобрала и растворила в себе великая Римская империя, которой – вольно или невольно – они передали все свои знания, исторический и государственный опыт, свою судьбу.
Там Заряну захотелось побывать у современных ему венедов, искать которых не было надобности, ибо в Западной Европе их хорошо знали.
Однажды, отбившись от каравана купцов, шедших к Венедскому. морю за янтарем, он оказался на земле кельтов, где германцы-франки создали свою большую державу.
Кельтов славяне знали. Бывали времена, когда, крепко усилившись, те двигались на восток – во Фракию, за Дунай, тесня славян на Карпаты. Случались сечи, но бывали и долгие годы мирного добрососедства, когда они помогали друг другу.
У кельтов никогда не было единого государства, а племен было очень много. Они то объединялись в союзы, то повоевывали друг с другом, чем весьма походили на славян. Кстати сказать, у каждого племени было свое название, а общее – «кельты» – им дали римляне за большую любовь их к боевым топорам-кельтам. А еще их звали галлами – по имени самого большого племени их.
Несмотря на такую разобщенность, кельты были высокоразвитым и деятельным народом. Они имели свою письменность, сложную религию и магию, хорошо знали пути небесных светил. У них была лучшая в Европе металлургия, керамическое дело, хорошо развитые ремесла.
Вся их страна была покрыта сетью прекрасных мощенных каменными плитами дорог. Незнающие говорили, что эти дороги построили римляне, – наоборот, по этим дорогам римляне пришли, чтобы огнем и мечом покорить эту большую и богатую страну. А потом явились германцы-франки, перемешались с кельтами и романцами, и из этой мешанины потом сложится новый народ – французы. А пока это было Франкское королевство, которое их король Карл Великий сделал еще одной европейской империей.
Далеко, очень далеко от Персии до Франции, да и от Руси не близко. Но и здесь Заряна не раз выручал бессмертный санскрит. Даже с той малостью, которой он овладел, ему всегда удавалось найти дороги, ведущие в края венедов. Когда он в земле саксов спросил о том же, его озадачили ответным вопросом:
– А тебе какая страна вендов нужна?
Зарян к этому времени уже ничему не удивлялся и хотел выбрать любую, потому что пока еще не знал ни одной, но тут послышались свист, крики, конский топ – и он бросился в придорожные кусты.
Когда вышел обратно, вокруг никого уже не было. Однако вскоре, катя перед собой груженную хворостом тележку, появился конопатый и босоногий отрок.
– Что это было? – спросил его Зарян.
Тот далеко не сразу понял, чего от него хотят. А когда наконец понял, крики, свист и конский топ послышались вторично, но теперь уже с другой стороны.
– Ха! – весело прокричал мальчишка. – Так это же люди Карла Лысого едут бить людей Лотаря! Или люди Людовика – людей Карла!..
– А до венедов еще далеко? – повторил свой вопрос Зарян, когда и этот отряд промчался.
– До вендов? А вон там они, за их Лабой! – Махнул рукой в сторону от дороги и покатил свою тележку дальше.
От реки Лабы [26]26
Река Лаба (Эльба) была в то время границей между германским и славянским мирами.
[Закрыть]на восток пошли земли венедов, и на них – их королевства: ободритов, лютичей, вагров, лужичан, поморян, объединившие к тому времени десятки других славянских княжеств.
Народ один, а сколько названий, границ, противоречий! Так, в «союз» [27]27
Так скромно наши историки именуют то, что у других европейцев считалось королевствами.
[Закрыть]ободритов, живших об Одре (по Одеру), входили как они сами, так и полабы (по Лабе), вагры, глиняне, варны. Лютичи-вильцы объединяли еще и хижан, черезпинян, долечан, ратарей. На острове Ругене (Руяне, Рюгене) находился знатный город Аркона со своим святилищем Святовита. На острове Волын – крупнейший город Волынь. В числе самых крупных городов широко известны были также Ретра, Вологощ, Щетин, Зверин, Рерик, Стариград, Дымин, Велиград, Коданьск, Ратибор, Бранибор, Прага, Микулин, Любиц, Ратенов, Премниц, Милов… В долине реки Гаволы жили гаволяне, стодоряне, по Луге – лужичи, по течению Доши – дошане, в городе Любуше и вокруг него – любушане… И это еще далеко не все!
После первого месяца странствий по этой земле голова Заряна пошла кругрм. Огромный край – от Лабы до Вислы, и как плотно заселен! Сколько больших поселений, сотни крупных городов, – настоящая Гардарика! И как они тут разбираются между собой? Неслучайно многие враждуют, не доверяют друг другу, соперничают. Во многом – как на Руси, только еще более серьезно и остро.
Заходил в их храмы, которые тут стали возводить, перенимая обычаи соседей-христиан. Красивые храмы, богатые. Ну а боги… Вряд ли такое богатство прельщает их. Не зря они тут такие сердитые. Не любят славянские боги роскоши и совсем не терпят человеческих жертвоприношений. А тут иные и Белобога на Черно-бога поменяли…
Мы, живущие совсем в другие времена, можем прочесть о них в хрониках германских монахов, в скандинавских сагах или в стихах тогдашних поэтов-скальдов. У Адама Бременского, к примеру:
«За страной лютичей, которые иначе называются вильцами, протекает река Одер… В устье ее (находится) славнейший город Юмне… Это поистине самый большой из всех городов, какие есть в Европе. Населяют его славяне и другие народы, греки и варвары. И приезжие саксы тоже получают равное право проживать вместе со всеми, если, однако, оставаясь там, не будут проявлять свою принадлежность к христианству. Ибо все они до сих пор блуждают неверными путями языческих обрядов. Впрочем, что касается нравов и гостеприимства, не найдется ни одного народа, более достойного уважения и радушного…»
