Текст книги "И на земле и над землей"

Автор книги: Роберт Паль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

«…В трудное время наше не обращаем мы на себя внимания и пойдем умирать за род наш. И вот, в тот день Яма [43]43
  Яма —царь подземного царства мертвых.


[Закрыть]примет в жертву убитых. И вот, вороны съедят глаза их. И вот, трава прорастет сквозь черепа их. И не по силам нам видеть такое, чтобы потеряли мы добро и земли, и силу нашу, и неужели мы будем как рабы взяты к плутам их, чтобы как коням тянуть на пашне их и жатву их жать, чтобы они ели хлеб наш, а мы ели землю? И не может это появиться в мыслях наших… А вот венды – и к ним пойдем помощи просить. И не иметь, потому как всякому народу надлежит себя охранять самому».

…Поздняя ночь. За стеной глухо пошумливают огрубевшей за лето листвой могучие дубы, шелестит соломкой крыши беспокойный ветер, устало глядят с неба бессонные звезды, а тут тепло и тихо. Ласковый мягкий свет свечи, раздвинув плотную избяную темноту, скупо освещает уголок стола и склонившегося над ним человека. Это Ягила. Запечатлев последнюю мысль, аккуратно отложил исписанную с обеих сторон дощечку и задумался. Сейчас он далеко и от своего стола, и от своего погруженного в глубокий сон дома. Беспокойные мысли уносят его то в древлянскую, то в северскую, то в далекую новгородскую землю, пытают о чем-то таких же, как он, неугомонных людей, ищут на что-то ответа.

У соседей-древлян он бывал не раз. Тоже хотел что-то понять, прояснить, чтобы от этой ясности легче стало на душе, лучше виделся путь. Говорил и с простыми огнищанами, и с лучшими мужами, и с княжьими людьми.

Говорили на одном языке, молились одним богам, пели славы одним пращурам, а порой не понимали друг друга. Случалось, что и изгоняли, даже с помолий. И даже каменья бросали вослед.

У северян большое и сильное княжество. Несколько веков назад к тамошним русам прибилось вытесненное из-за далекого горного Орала небольшое воинственное племя савиров. Пришли из Сибири на Дон, огляделись – и тут кругом вражда и войны. С миром поклонились потомкам русколан, русам, тоже терпящим всякие притеснения от соседей, объединились, а теперь уж и слились в один народ. Русичи-севера – их имя, а иначе – просто северяне.

Много славных дел на счету северских князей и воевод. Прежде всего – себя от хазар, алан и иных отстояли. Затем много десятков лет вместе с теми же хазарами отбивали натиск с полудня бесчисленных, как песок пустынь, арабов. Много своих голов сложили, много крови пролили, но все же наконец отвадили. И вот – живут. Поля их обширны, города крепки и богаты, мастера искусны. Князья их, по всему, понимают гибельность раскола, но пока в Киеве сидят варяги, никакому единству не бывать.

Вся надежда на словен Новгорода. Княжество их древнее, еще со времен, когда два брата Словен и Скиф поделили между собой землю: Скифу – степи, Словену – леса. Там, уйдя на полуночь, и построил он свой первый город, объединился с кривичами, племенами чуди и веси, утвердил свою державу. Сотни лет стоит она, на многие сотни поприщ раскинувшись во все стороны от озера Ильменя и Новгорода.

Прежней столицей ее, говорят, была Ладога, да больно на виду, у самого Варяжского моря, опасно близка ко всяким находникам. Вот и перенесли княжеский стол в глубь державы, построили Новый Град. Прежде был у них и Старгород, да что-то теперь не слышно о нем.

Этот край вообще очень далек, отчего вести из него приходят весьма редко и в досадной малости. Ягила там еще не бывал, а как хочется! У русичей в других землях тоже бывали свои сильные державы, но продержались недолго, а вот эта все стоит, множество князей пережила. Похоже, именно от нее русская державность утвердится.

Так ли это? Посмотреть бы своими глазами, послушать тамошних людей, самому свое сказать. Глядишь, и поняли бы друг друга, каменьем не закидали.

Долго, слишком долго собирался к новгородцам Ягила. Теперь там уже и Йорика нет. Слышно, умер отчаянный славянский Сокол, оставил отрока-сына сиротой. Что будет после него? Да и сам он, наконец, – кто, из какого роду-племени, действительно ли был призван как наследник славянского князя Гостомысла? С каким сердцем приехал на родину матери? Чего хотел и что смог сделать? Каким путем пойдет его сын?

Вопросы, тревоги… Тревоги, вопросы…

Как утишить эту тревогу?

Кто ответит на эти вопросы?

Глава двадцатая

Той весной, едва закончились работы в поле, родовичи собрались в дальнюю дорогу: закончилась соль, а на киевский торг ее еще не завезли. Предстояло самим съездить в земли соседей-галичан, чьи богатые соляные копи были хорошо известны не только на Руси.

Галичина – древний славянско-карпатский край. Ягиле очень хотелось там побывать, и он собрался одним из первых.

Карпаты – святое прибежище славян в их долгих скитаниях по свету. И не только русичей, но и чехов, ляхов, сербов, хорвов, вендов, теперь уже расселившихся в других краях, однако сохранивших в душе горячую привязанность и любовь к прекрасной карпатской земле.

Из Киева сюда шла проторенная за века дорога, которая так и называлась – Соляной путь. Возили по нему, конечно, не только соль, но именно она была тут главным и поистине бесценным товаром, ибо без нее человек не живет. Даже дикие животные, найдя в степи солонец, прибегают к нему за сотни поприщ, чтобы полизать его серую, перемешанную с солью землю – редкое для них лакомство.

В обозе были повозки не только сурожцев из рода Ратибора, но и местных полян, людей бывалых, много повидавших и много знающих. На ночевках у костров Ягила любил послушать их рассказы о разных разностях из древних и не очень древних времен. Особенно любопытными были для него овеянные какой-то непонятной тайной пролегавшие на полудень от Пути Змиевы валы.

Неужто те, о которых говорится еще в стародавних преданиях? По всему, строились они так же, как и земляные укрепления городов.

Были и башни, на которых творились «дымы», своего рода сигналы, предупреждающие об опасности – появлении в степи врага. Значит, было кого предупреждать, и те даже издалека могли видеть эти сигналы тревоги.

Были, стало быть, и враги. Конные.

– Вал вокруг города, – говорил словоохотливый полянин, – это два-три поприща. А эти тянутся на сотни. А в местах, которые считались тогда особенно опасными, – и в несколько рядов!

– На сотни чего? – не понял Ягила.

– Поприщ же. А всего наберется с тысячу. А то и поболе.

Уже знавшие об этом согласно кивали, а новички, слышавшие впервые, дружно зашумели:

– Не можно такое человеку сотворить! Баснь говоришь, брат.

– Зачем – человеку? Есть зверь посильнейше. Вот слушайте…

И рассказал полянин еще одно предание. О том, что очень давно, на заре веков, был у бога Перуна друг из земных смертных – кузнец Коваль. Ну, тот самый, что сковал Перуну меч с заклятием, с каким только и можно было победить Змия-Дракона, похитившего солнечный свет, священных коров, плодородие земли и даже саму жену бога. А до того случилось этому Змию зачем-то побывать в корчийнице [44]44
  Корчийница– кузница.


[Закрыть]Коваля. Все показалось ему там интересным, все хотел увидеть в действии, ну, Коваль и показывал и между дел ухватил раскаленными щипцами Змия за его длинный язык. С той поры у всех змей языки раздвоенные. А Коваль запряг Змия-Дракона в огромный плуг и погнал его от Днепра до Карпат и обратно. Вот отчего те валы и появились. И не случайно зовутся Змиевыми.

– Ну, уважил, – похлопал Ягила полянина по плечу, – хорошую баснь рассказал. А как было на самом деле, не скажешь?

– Не скажу, брат, не серчай. Того, поди, уже никто не знает.

– А свою жену Перун освободил? – появились заинтересованные личной жизнью бога.

– Как победил Змия, так и освободил. Все, что тот схитил, вернул людям. Слава ему!

Так ехали, слушая то хитрую баснь, где будто все ложь, то занятную быличку, то умное рассуждение, а то и крик души. А Ягила все пытал:

– И как же те Змиевы валы устроены? Видал ли сам, брат-полянин?

– Сам не видел, лжу говорить не буду. А вот отец видел, когда диких коней отлавливали в степи.

– Ну и что там?

Полянин оглядел сидящих у огня и, убедившись, что это интересно всем, стал пояснять. Оказывается, поначалу люди рубили лес. Только дубовый. Начерно мастерили срубы. Сотни и тысячи. Составляли в длинный ряд, Потом, копая перед ними ров, забивали их камнями, глиной, землей. А поверху еще ставили забороло из крепких дубовых лесин-палей. Опаленных, стало быть, потому что обожженная древесина не гниет в земле сотни лет.

– И что-то от того времени еще сохранилось?

– Остатки башенок, заборол… В иных местах глядишь, а сруб-то пустой. С дверью, лавами и очагом. Должно, стражи там жили. И так по всей длине…

За разговорами и до места доехали. Пока грузились купленной солью, Ягила все ходил вокруг, всматривался в каждую горку и ложбину – и сердце его млело и таяло от великого счастья. Это не просто красивая земля, каких на свете, может, и не много, но все же есть. Это одна из самых любимых и памятных прародин славянства, святая, песенная земля, сохранившаяся в их жизни светлым праздником, имя которому Красная Гора. Праздник этот посвящен именно Карпатам, и отмечают его русичи каждый год.

А там, дальше на запад солнца, за высокими живописными хребтами, лежит чудесная равнина, где земля медом и молоком течет. Из-за этого так рвались сюда все, кто попадал в эти края из бескрайних степей Pa-реки, Дона, Днепра, Днестра и Дуная. С жесточайшими битвами и великой кровью, – киммерийцы, скифы, сарматы, готы, гунны, лангобарды, авары, славяне, угры-венгры… Значит, прекрасная земля эта стоила того!

Уезжая, Ягила поднял первый попавшийся на глаза камень и спрятал под рубаху – на память. Дома покажет своим, накажет хранить как зеницу ока, пока жив род Ратибора, пока живы русичи на русской земле.

Всю обратную дорогу Ягила снова и снова передумывал то, что довелось ему услышать и увидеть. Кто, к примеру, все-таки построил эти гигантские валы? Не тот же Змий-Дракон, в самом деле. Но – кто? И – от кого?

От кого защищались этими мощными сооружениями, понятно. От кочевых конных народов, волна за волной накатывающихся с восхода солнца. Спастись от их стремительных массовых нашествий можно было только в лесах и болотах. Так считалось. А выходит, не только там, но и вот за такими стенами, отгородившими пахарей от враждебной степи. При Кимрах и скифах такой вражды не было. Когда это началось? При нашествии сарматов?

Кто были они, эти безымянные строители, великие труженики и герои? Сколько ни думал Ягила – все мысли об одном: славяне. Это как же нужно было любить свою землю, чтобы вот так, всем миром, изо дня в день, из года в год, всю жизнь, надеясь только на себя и своих богов, творить это горькое чудо!

Тиверцы, уличи, поляне, дулебы, волыняне… Борусы, анты… Особенно – анты, вобравшие в себя их всех и создавшие могучую славянскую державу от Карпат до Днепра. Но и она, верша свой ежедневный великий подвиг, не сдержала одну из накрывших ее волн. Или тех волн было много? Кто полег на подступах к валам? Кто погиб, сражаясь на них? Кто сложил голову, когда злобным и алчным обрам-аварам удалось обойти эту преграду и зайти антам в тыл, сжигая на корню их жито, угоняя скот и уводя людей в рабство?

Горько и стыдно, плакался Ягила, одиноко сидя на своей телеге. Стыдно, что так мало знаем мы о себе самих. Горько оттого, что людям не стыдно этого незнания.

[О великий патриот и труженик Ягила! Как мог ты корить себя за малознание, ведая столько, сколько не знаем о себе, своих корнях и деяниях мы, твои далекие потомки, образованный ученый народ двадцать первого века! Ты хотя бы страстно горел, стремясь познать забытое и забываемое уже в твое время, 1150 лет назад, – нам такое святое горение уже не знакомо. Мы начинаем историю своего народа в лучшем случае с Рюрика и святого Владимира, как будто он, как шарик в руках фокусника, возник в одно мгновение и из ничего. Это нам, нынешним, должно быть стыдно и горько за нагие невежество и холодное безразличие к себе самим, забывшим если не свое имя, то свою суть. Можешь радоваться – до нас дошло почти все, что ты запечатлел на своих дощечках, но ученые мужи нашего интеллектуального времени или не знают их, или считают подделкой [45]45
  Вспомним: с таким же недоверием и неприятием в свое время было встречено и «Слово о полку Игореве». А теперь это жемчужина русской культуры.


[Закрыть]. И сам ты, такой страстный и неистовый в своих исканиях и борениях, – лишь несерьезная придумка чьих-то незрелых и каверзных умов. Тебя не было, понимаешь? А раз не было тебя, то не было и той твоей, той нашей сто раз погибавшей и сто раз возрождавшейся Руси. Прости их, ведь ты умел прощать. Я – не умею.]

Вернувшись в родное поселение, Ягила сразу заметил: что-то произошло. Мужчин нет, женщины закрылись в домах, только непослухи-отроки бегают по дворам, размахивают руками, что-то кричат.

Остановил одного из своих, спросил:

– Что содеялось, сыне? Будто все в Боголесье на помолье ушли, пусто так.

– Так война же, отец Ягила. Новгородцы в Киев вступили. И новый князь теперь у нас. Отрок совсем!

Ягила едва не поперхнулся такой новостью.

– А варяги? А этот… Аскольд? – спросил о главном.

– Аскольда за самозванство и лжу на копья подняли! А дружину его воевода юного князя переял, теперь ему служить будет.

– Так то, может, хазары, сыне?

– Наши, отче, наши! Славяне же. Из Нового Града.

– Ну, нас, славян, много… И новых городов еще больше…

Не верилось Ягиле, что вот так, вдруг, случилось наконец то, о чем он давно мечтал.

– А сеча большая была? Стены-то у нас вон какие!

– Про то не знаю, отец Ягила. Когда мы прибегли, там уж и ворота открыты, и мост опущен, и вся Гора людьми занята. Как будто праздник у них.

– А Перун наш стоит?

– И Перун стоит. И огни его горят. И славы ему кричат. Праздник, говорю же!

– Значит, без него не обошлось. Это хорошо. А дядька Добрец где?

– Там же…

Не утерпел Ягила, оседлал не успевшего отдохнуть с дороги коня и поскакал в Киев. Правду сказал сын, город бурлит, точно в праздник, повсюду на кострах готовится угощенье, а устье Почайны, плес и весь Днепр забиты лодиями и стругами – утлому челну рыбаря встать негде.

Святилище Перуна забито народом. Уходят одни – приходят другие. С жертвами, с песнопениями, славами богу грозы и побед, покровителю русских воинов. Был бы Ягила один – слился бы со всеми, да конь в поводу, с ним не протолкаться. Вот вернется домой – отслужит Перуну на своем родовом помолье.

– С праздником, брат Ягила! Дождались мы своего!

Вот и Добрец сыскался. Обнялись, расцеловались.

– С праздником, брат!

По дороге к дому Ягила подробно выспрашивал, как все это произошло, и остался очень доволен.

– Значит, новгородцы хорошо подготовились. Сторожась со стороны моря, такую силу на Киев повели. Очень радостно то!

– Еще Рюрик поход этот готовил. Мудрый муж, все предусмотрел. Зря ты не доверял ему – наш он был, русич!

– И кто его войско повел, раз сам не дожил? – все пытал Ягила.

– Воевода его князь Олег. И сын Рюрика Игорь с ним.

– Так, говорят, юн очень, отрок.

– Вот и хорошо, что юн. С победы начинает. А с таким дядькой быстро в рост пойдет. Удачливым князем будет.

– Слава Перуну!..

Дома первым делом принесли жертвы богам и сели за трапезу. После обильной сурицы стало еще радостнее.

– И надолго они к нам?

Вспомнил Ягила свой Сурож, доблестного князя Бравлина, что изгнал оттуда эллинов да скоро обратно ушел, а греки вернулись. Так бывало не раз, поэтому и не удержали за собой Сурожскую Русь.

– То, что побили Аскольда, то добро. А как уйдут в свой Новгород, кого киянам ждать – опять хазар?

– Ну нет, хазарам Киева боле не видать, брат. С этим покончено! – отсек всякие сомнения Добрец.

– Почему так думаешь?

– Потому что новгородцы никуда не уйдут. Теперь в Киеве будет их княжеский стол. Киев с Новгородом слились навсегда.

– А в Новгороде что? Снова варяги с моря не придут?

– Там поставлены свои воеводы с крепкой дружиной. Все пути им перекрыты. И на Днепр, и на Ра-реку.

– Добро, брат, ох добро!.. Зря я, выходит, неверье имел…

О большом, державном думали люди, но у огнищан-пахарей и на своей земле было немало забот. С запозданием взялись за сенокос, травы успели малость перестоять, поэтому Ягила с Добрецом трудились не покладая рук. Добро, что были в силе, да и радость последних дней придала бодрости, – наметали такие стога, что скоту на всю зиму сена достанет.

Не успели смыть пот и стряхнуть сенную труху – подоспела жатва. И опять всеми семьями – на поле. Итак – до белых мух, до новой зимы. Но и в минуты редких передышек братья шли друг к другу и, отхлебнув из кринки терпкого стоялого кваса, продолжали все тот же разговор.

Начинал обычно старший, все опасавшийся какой-нибудь промашки молодых князей:

– Значит, еще в Киеве, говоришь? Добрец согласно подтверждал:

– В Киеве.

– И чего у них на уме? Что дальше?

– Про то я, брат, не знаю… Я не воевода.

Но однажды порадовал новой вестью:

– В поход собираются.

– Куда на этот раз копье их глядит?

– На древлянскую землю, брат. С них начнем единить державу.

– Поляне пойдут: давно они не любят древлян.

– Не только поляне. А мы на что?

– И ты, Добрец, стало быть, тоже?

– Не один. Опять дружину собью. Это дело мне знакомо.

– И когда?

– Когда Олег кликнет. Думаю, не заставит ждать.

Не заставил. Пала древлянская воля, присоединилась их земля к Киевской Руси. Княжество северян вошло в державу без брани, а вот уличей и тиверцев пришлось брать мечом. Пронадеялись союзники Хазарии на помощь ее, но та не решилась на сечу с объединенными русичами, смолчала, затаившись на степных рубежах.

Ягила ликовал:

– Зрите, люди, опять Русь возродилась! Возродили мы свою Русколань, Скуфь великую! Теперь Русь Сурожская нас ждет. Поможем князьям своими сынами и плодами трудов своих!

И везли огнищане на княжий двор мешки с пшеницей, гречью, просом, гнали скот. И первыми тут были земляки и родовичи Ягилы. О чем думал, как переживал это бурное время, какие надежды питал он в те дни, рассказывают его дощечки, его «Влесова книга».

«…Аскольд, а потом и Дир, уселся над киянами как непрошеный князь. И они-то княжить начали над ними, на самом-то деле будучи (только) вождями, а мы еще останки его храним [46]46
  Речь о знаменитой Аскольдовой могиле.


[Закрыть]. Огнебог и от дома того отвращает лик свой, и от них, потому как были те «князья» греками крещены. Аскольд – темный воин, а так просвещен греками, что никаких русов нет, а суть они варвары. И тому можем мы смеяться, потому как были кимры тоже отцы наши, а они-то ромеев трясли и греков разметали, как поросят напуганных».

«…Гром гремит во Сварге синей, и надобно лететь нам на врагов, как ласточки громоносные и быстрые, и быстрота та – быстрота русского нового меча. И цель у нас иная нынче – чтоб степь за нами скифская была. А то всякие, кто бродит в ней, начали злыми становиться и захватывать у нас коров. Коровы наши там ходить должны, и наши родичи должны жить там… А кому то будет невдомек, таким-то будущее – кабала и рабство. Обороняй ты Землю Русскую и обороняй себя, а то б иных бы не было на шее на твоей, а то враги не прочь ведь охомутать и привязать к возам и чтоб тянули их туда, куда чужая хочет власть, а не туда, куда ты хочешь. Жаля самая великая с Кариною [47]47
  Жаля и Карина– сестры Скорби, божества похоронного обряда.


[Закрыть]тому, кто не доразумеет эти слова, и гром ему небесный, чтобы повергся долу!»

«…Бьет крыльями Матерь Всеслава и кличет нам, чтобы мы шли за землю нашу и бились за огнища племен наших. Се, они ведь русские. Поспешайте, братья наши, племена за племенами, роды за родами, и бейте врагов на земле нашей, которая принадлежит нам, и никогда – другим. Так ведь умрете, а не повернете назад! Ничто вас не устрашит, ничто вам не станется, потому как вы в руках Сварожьих!»

«…Вот Сварожич смотрит на нас со Сварги своей чудесной и, видя рати наши, считает их. А пальцев на руках не всегда хватает, так считает он пальцы и на ногах своих. И знает Пращур наш, что мы – сила великая, и не смогут одолеть нас враги наши… И вот скажем в сердцах наших, что не вернемся к огнищам своим до тех пор, пока еще враги покушаются, и пренебрежем телами нашими, если враги возьмут землю нашу… Ведь разобьем скулы себе, лучше уж возьмем детей своих на копья, чем поворачивать спины свои врагам…»

«…Есть земли волжские по Pa-реке с обеих сторон. То была вся земля отцов наших. И она была у нас в те годы, и мы ее уберегали. Пойдемте туда перезимовать нам с вами. Рдяную кровь прольем за нее, как она будет литься из наших ран широких – нас и воевод наших… да не лишимся мы земли нашей и будем вовек русами. И строжет нам Перун стрелы свои, чтоб мы силу его приняли…»

Очень ждал Ягила удара по древним недругам славян – хазарам. Уж очень эти торговцы людьми досадили всем, у многих к ним немалый кровавый счет, и самый большой – у русов.

Вот были когда-то готы, и так они опротивели богам, что те их выплевали как самую последнюю мерзость. Пора, давно пора выплевать и этих! Боги готовы, отчего же медлят князья?

Пытал Ягила об этом брата Добреца, когда тот ненадолго отлучался из дружины, но что мог сказать простой комонебранец [48]48
  Комонебранец– конный воин (от слов комонь– конь и брань– битва, бой).


[Закрыть], командир всего лишь сотни конников? Или с этим можно еще подождать, а пока заняться устроением державы? Да, держава русичей велика, бывшие между княжествами трения и разногласия устранены не все, а это в едином государстве недопустимо. Пора установить единые для всех уставы и уроки, научиться собирать подати, открыть все пути для торговли с иными странами, пополнять казну. Содержание сильного войска требует больших средств.

И еще была одна причина такого нетерпения Ягилы. Уходя из Сурожа, он поклялся над могилами предков, что русичи обязательно вернутся на оставленные земли. Те поверили и ждут, и ему не хочется, чтобы ожидание их было слишком долгим, чтобы они сочли его неверным легкословным человеком.

И опять же: вернуть себе отцовскую Сурожскую Русь невозможно, пока существует Каганат. Круг замкнулся. Где тот вещий Коваль, что скует им меч, способный разрубить этот круг?

И чья рука поднимет его?