Текст книги "Старая ратуша"

Автор книги: Роберт Ротенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Глава 19

– Мы знаем, что ваш рабочий день начинается очень рано, и благодарим за то, что согласились прийти к нам сегодня днем, – распинался Ари Грин перед Доналдом Дандасом – радиоведущим, заменившим Кевина Брэйса в программе «Рассвету навстречу». Грин раньше не встречался с этим человеком и даже не видел его фотографии, но много раз слышал его голос по радио, когда тот появлялся в качестве приглашенного ведущего передачи. Радиожурналист выглядел моложе и стройнее, чем Грин представлял. Он не переставал удивляться подобным вещам. Когда долгое время слышишь чей-то голос по радио, невольно рисуешь в воображении образ человека. И он неизменно ошибочен.

Они находились в видеокомнате отдела по расследованию убийств – длинном и узком помещении со столом посередине и тремя стульями в торце. Грин и Кенникот опрашивали там свидетелей, в основном с радиостанции, вот уже несколько часов.

– Рад, если могу чем-то помочь, – ответил Дандас. – Сегодня в семь вечера я веду занятия, так что к шести мне надо освободиться.

Обернувшись, Грин взглянул на висящие на стене возле двери часы. Они показывали около пяти.

– Все в порядке. – Грин подвел Дандаса к стулу в конце стола и сел рядом.

Он намеренно поставил свой стул почти вплотную к Дандасу. Поскольку видеокамера была установлена на стене в противоположном конце комнаты, она не показывала, насколько близко они сидели. Однако это выглядело именно так, и в данном случае он не случайно пренебрег общепринятыми нормами приличия. Предполагаемый Грином посыл свидетелям был следующий: «Я – здесь. И никуда не денусь. Могу стать лучшим другом или злейшим врагом. Выбирай».

Дандас был в спортивной вельветовой куртке, надетой на тонкий коричневый свитерок с высоким горлом, и шерстяных брюках. Он носил круглые очки в черепаховой оправе – такие были модны у студентов архитектурных факультетов много лет назад. Он походил скорее на выпускника-переростка, чем на радиоперсонаж. Правда, и небрежно одетый Брэйс в понимании многих тоже не был похож на знаменитость. Возможно, именно это делает работу на радио привлекательной для разных людей – нет необходимости особо заботиться о внешнем виде.

Грин сел под углом к столу. В таком ракурсе он попадал в объектив видеокамеры боком, в несколько уменьшенном размере, и выглядел на пленке не столь грозным.

– В этом помещении установлена видеокамера. Взгляните, она вон там – на дальней стене. И смотрит прямо на нас. – Грин старался говорить мягко. Он повернул голову, указывая взглядом на установленную прямо под потолком камеру, направленную точно на них. – Все, о чем мы с вами говорим, записывается.

Дандас кивнул. Казалось, ему абсолютно все равно.

– Хочу подчеркнуть: ваши показания являются добровольными, – продолжал Грин, придвигаясь ближе. – Дверь закрыта ради соблюдения конфиденциальности и для удобства. Она не заперта. Так что, мистер Дандас, вы можете покинуть эту комнату когда пожелаете.

Откашлявшись, Дандас бросил взгляд на закрытую дверь. Мужчина либо нервничал, либо, подобно некоторым медийным персонажам, с которыми Грину доводилось иметь дело, чудесным образом затихал, как только «спускался со сцены».

– Да, я даю показания добровольно, – отозвался Дандас. Его голос показался необычайно знакомым, как и должно быть. – Я понимаю, что могу уйти по собственному желанию.

Кенникот протянул Грину бежевую папку. Фамилия Дандас была написана на черно-белой этикетке в верхней части обложки, а также крупными печатными буквами на титульном листе. Грин велел Кенникоту завести папки на всех, кого они собирались опрашивать, и передавать их через стол на глазах у каждого из свидетелей. В папках находился информационный материал плюс чистые страницы для объема и солидности. Словом, для пущей важности.

Грин также попросил Кенникота принести несколько пустых коробок с наклейками «Брэйс» и поставить их одна на другую в углу комнаты возле двери, где их будет видно людям, которых они опрашивали, но не будет видно видеокамере.

– Театральный реквизит – залог успеха, – пояснил Грин Кенникоту во время этой подготовки к опросу свидетелей.

Грин раскрыл папку, делая вид, будто просматривает ее впервые. На самом деле Кенникот, отметив там все ключевые моменты, заранее прошелся с ним по всем собранным материалам. Грин чувствовал на себе взгляд Дандаса, и заметил, как тот ковыряет свои обгрызенные ногти.

– Что ж, отлично! – воскликнул наконец Грин, захлопнув папку. – Начнем с протокольных формальностей: я – детектив Ари Грин из отдела по расследованию убийств. Со мной офицер Дэниел Кенникот. Офицер Кенникот в основном выступает здесь в качестве, как мы называем, писца. Хотя наш разговор и записывается на пленку, офицер Кенникот будет вести записи, чтобы потом нам не пришлось ждать стенограмму. – Грин улыбнулся Дандасу. – Мы здесь немного старомодны. Новые технологии – вещь, конечно, замечательная, однако мы имеем дело с живыми людьми, и то, что они нам рассказывают, частенько становится ключом к разгадке преступления.

– Понимаю, – ответил Дандас.

– Прошу вас представиться. Для протокола, сэр. Ваше полное имя и дата рождения.

Дандас откашлялся.

– Мое полное имя Доналд Элистэр Брок Ноэл Дандас. Родился 25 декабря 1957 года.

– Рождественское дитя, – отозвался Грин.

Дандас не улыбнулся шутке.

Грин пробежался по традиционным вопросам биографии Дандаса, чтобы немного его «размять». Поинтересовался образованием, карьерой, когда тот еще был пишущим журналистом, и задал парочку вопросов о личной жизни. Дандас оказался холостяком, никогда не был женат, имел домик в пляжной зоне города с небольшой радиостудией в подвале. Постепенно они дошли до того времени, когда Дандас познакомился с Брэйсом и три года назад начал замещать его в качестве ведущего программы. Что-то в Дандасе казалось слегка раздражающим.

«А может, это „что-то“ есть во всех людях из шоу-бизнеса… – думал Грин. – Такое впечатление, что все, что они говорят, на сто процентов отрепетировано».

– Вы общались с Брэйсом вне работы? – поинтересовался Грин.

– Не особо, – ответил Дандас. Казалось, этот вопрос вызвал у него заминку. – Честно говоря, у нас были разные сферы общения. Я имею в виду, он был женат, а я – холост. К тому же мы принадлежим к разным поколениям.

Грин кивнул. Выражение «честно говоря» – классический пример промедления с целью уклонения от прямого ответа. Хитрые свидетели частенько пользовались этим, чтобы выиграть время и правильно сформулировать ответ. Дандас сбился с ритма. Это было почти незаметно, но это случилось.

Грин часто читал лекции в полицейском колледже, где вел курс «Техника опроса свидетелей». Он подчеркивал, что в любой беседе наступает некий поворотный момент. «Если беседа идет нормально, рано или поздно наступает момент истины, – говорил он студентам. – Определите его. Если вы добросовестно подошли к выполнению домашнего задания и правильно готовили беседу, тут же задайте прямой вопрос».

Грин подождал, пока Кенникот закончит делать запись. Он резко положил папку, и она звонко шмякнулась об стол. С широкой улыбкой он посмотрел на Дандаса в упор.

– Когда-нибудь были у Брэйса дома?

– Так, пару раз.

– А Кевин Брэйс у вас? – Грин уже не делал пауз. Он стал сыпать вопросами один за другим.

– Кажется, нет. Не думаю.

«Не думаю». Очередное промедление. Не меняя ритма, Грин методично продолжал. Это была та самая техника при наступлении поворотного момента.

– А Кэтрин Торн? – Грин старался говорить спокойно, словно интересуясь, который час. – Она у вас бывала?

Дандас украдкой взглянул на дверь.

Грин и Кенникот выжидающе молчали. Дандас окончательно замешкался с ответом, сбивая свой «ритм». С каждой секундой, по мере усугубляющейся тишины, он чувствовал себя неуютнее.

– Э… э… я могу не отвечать на этот вопрос? – выдал он наконец.

Грин почувствовал, как заколотилось сердце, однако постарался сдержать эмоции. Медленно взяв со стола папку, он вновь раскрыл ее. Это был уже не спектакль. В голову пришла одна мысль, и он хотел кое-что прочесть. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы найти то, что искал. Он несколько раз кивнул, прежде чем повернуться к Дандасу.

– Она приходила к вам утром по четвергам?

– Я бы хотел поговорить со своим адвокатом. – Дандас скрестил руки на груди.

– Нет нужды, – ответил Грин. – Вы пока не арестованы. И можете уйти в любой момент. Дверь не заперта.

Сунув руку в карман пиджака, Грин вытащил бумажник и достал визитку. Он понимал, что Дандас больше не ответит ни на один вопрос.

– Вот, пожалуйста. – Он протянул ему свою визитку. – Пусть ваш адвокат позвонит мне. – Он вновь опустил взгляд на папку и через мгновение услышал скрип ножек отодвигаемого Дандасом стула об бетонный пол. Когда дверь захлопнулась, Грин посмотрел на Кенникота.

– Нравится? – Он видел, что Кенникот очень устал. Они занимались расследованием второй день без перерыва, а накануне парень не успел очухаться от ночной смены.

– Сам на это подписался, – ответил Кенникот.

– Вот так, как он, во время беседы по делу об убийстве от меня уходили лишь четверо, – сообщил Грин, убирая тетрадь.

– И что потом?

Грин пожал плечами.

«Так же отреагировал бы и мой отец», – подумал он.

– Их всех признали виновными.

– Невеселая для него перспективка-то? – заметил Кенникот.

– Не полагайся на статистику, – возразил Грин. – Она, как правило, ничего не доказывает.

Кенникот кивнул.

«А он способный ученик, – подумал Грин. – К тому же чертовски целеустремленный».

– Теперь у нас – вскрытие. – Кенникот посмотрел на часы.

– Встретимся в шесть в морге, – ответил Грин. – А потом отправлю тебя домой. Отдохнуть.

Глава 20

Чем Дэниелу Кенникоту запомнился морг, так это вонью разлагающейся плоти. Неописуемой и незабвенной. И еще звуком. Звуком электропилы, спиливающей по кругу верхнюю часть черепа точно макушку сваренного вкрутую яйца.

Кенникот побывал здесь лишь однажды, на опознании тела брата, однако воспоминания прочно засели в голове. Сегодня, когда его попросили посидеть в комнате ожидания, он, просматривая номер журнала «Ньюсуик» годовой давности, изо всех сил пытался сосредоточиться на настоящем. Грин просил его быть здесь к шести. Он пришел на пятнадцать минут раньше.

– Добрый вечер, офицер Кенникот, – скрипуче пропищал Уоррен Гарднер, старший дежурный, входя в комнату с большой пластиковой кружкой кофе в руке. На вид он был чуть выше полутора метров ростом и с круглой, почти сферической, грудью. У него вряд ли получалось скрестить на груди свои коротенькие пухлые ручки, что делало его похожим на известного мультперсонажа Хампти-Дампти. [19]19
  Известен в переводе на русский язык как Шалтай-Болтай.


[Закрыть]

Кенникот запомнил его в свой первый визит в морг. И даже запомнил имя. Странные вещи происходят иногда с подобными мелочами.

– Вы вряд ли меня помните, – начал было Кенникот, отвечая Гарднеру рукопожатием. Рука у коротышки оказалась весьма твердой. – Несколько лет назад я уже был здесь. Еще до службы в полиции.

– Старший брат, пуля за левым ухом, – не моргнув глазом продолжил за него Гарднер. – Лето. Единственный остававшийся у вас родственник. Ваши родители погибли еще раньше в автокатастрофе. По вине пьяного водителя. Ну, как у меня получается?

Кенникот кивнул.

– Вы были очень любезны. Я собирался написать вам благодарность.

– Не стоит. У наших клиентов много забот на маленьком отрезке времени. Кофе хотите?

– Нет, благодарю.

– Можем пойти внутрь, если желаете. Детектив Хоу из «опознания» уже здесь.

Гарднер повел Кенникота по идеально чистому кафельному полу вдоль длинной стены, напоминающей огромный стальной картотечный шкаф. Именно в нем хранились трупы. Они вошли в застекленное помещение, где на длинном металлическом столе лежала обнаженная Кэтрин Торн. Ее тело казалось поразительно белым. Мешок, в котором его привезли, лежал, свернутый, внизу в ногах.

Детектив Хоу снимал крупным планом ранение в верхней части живота чуть ниже грудины. Рядом лежала серая линейка. В углу Кенникот заметил его старенький чемоданчик с рюкзаком.

– Эй, добрый вечер, офицер Кенникот, – как всегда бодро, поприветствовал Хоу. – А миссис Торн оказалась еще красивее, чем в ванне, а?

Хотя Кенникоту не хотелось поддерживать шутку, но он не мог не признать, что Хоу прав. Лицо Торн странным образом похорошело, с тех пор как он впервые увидел ее – мертвой, в ванне. Ее длинные волосы были забраны наверх, тело казалось сильным. Маленькое отверстие в животе выглядело чем-то неуместным на гладкой коже.

– Беда с этой водой, а? – сказал Хоу.

– А что такое? – недоуменно переспросил Кенникот.

– Следы уничтожает. Мы сейчас можем снимать потрясающие отпечатки с кожи. Но вода все смывает.

– Кто наш патологоанатом? – поинтересовался Кенникот.

Хоу переглянулся с Гарднером, и оба закатили глаза.

– Сейчас познакомишься, – хмыкнул Гарднер, облачаясь в резиновый фартук с ярко-красными инициалами «У. Г.» в нижнем левом углу. – Доктор Роджер Маккилти, прозвище Киви Вундеркинд. Как только мешок раскрыли, он пошел попить кофейку.

– Чертов новозеландец. Дай Бог, хоть слово понять из того, что он говорит, – добавил Хоу. – Ему, поди, еще и тридцати пяти нет, а степеней больше, чем делений на градуснике.

– Неплохо! – удивленно воскликнул Кенникот.

– Можешь спросить у него, – кивнул Хоу. – Да еще и шустрый. Работает так быстро, что о морге могут плохо подумать. – Хоу рассмеялся собственной шутке, и его смех отозвался эхом в стенах обработанного антисептиком помещения.

Гарднер усмехнулся:

– Хороший доктор – заработает свои тысячу сто долларов, и его уже здесь нет.

– Это недельный заработок в ресторанчике моих родителей, – заметил Хоу. – Только представьте, сколько блинчиков пришлось бы продать, чтобы столько заработать.

Кенникот приблизился к телу.

– А это от чего? – спросил он, показывая на следы на плече Торн.

Хоу мельком взглянул.

– Трупные пятна. Обычная вещь. Помните, она лежала на спине, а сердце не работало, так что все красные кровяные тельца стали самотеком опускаться, вызывая такое синюшное обесцвечивание в верхней части туловища.

Кенникот кивнул, продолжая внимательно разглядывать кожу. Обойдя с другой стороны, он наклонился. Там тоже оказались пятна. Он уже собрался задать Хоу очередной вопрос, но тут вошел детектив Грин в сопровождении стройного, энергичного на вид, светловолосого мужчины. Он мог сойти за двадцатилетнего.

– Здравствуйте, – обернулся к нему Кенникот. – А я тут разглядывал пятна у нее на плечах.

Грин и вошедший с ним мужчина переглянулись: мол, именно это новички в первую очередь и замечают.

– Синяки на верхней части тела, как правило, ни о чем не говорят с точки зрения судмедэкспертизы, – заметил мужчина.

У него был ярко выраженный носовой новозеландский выговор. Хоу оказался прав: разобрать, что тот говорил, было непросто, – однако его снисходительно-утомленный тон распознавался безошибочно.

Вновь обойдя тело, Кенникот подошел к Грину.

– Офицер Дэниел Кенникот, познакомьтесь с доктором Маккилти, – представил Грин.

– Очень приятно, доктор.

– Да, да, – отозвался Маккилти. Ответив Кенникоту вялым рукопожатием, он взглянул на часы. Было ровно 6:00. – Может, начнем, джентльмены? – В его голосе сквозило нетерпение.

Маккилти подошел к телу и быстро осмотрел его с головы до ног. Внимательно взглянул на руки, затем – на живот. При этом совершенно не обращал внимания на ранение.

– Похоже, наша девочка немного попивала, – выдал он с гнусавым акцентом и повернулся к детективу Грину. – Когда получите медицинскую карту, проверьте уровень тромбоцитов. – Он взглянул на Кенникота утомленно. – Тромбоциты – крохотные кровяные тельца. Бесцветные. Они словно маленькие липкие пластинки, которые способствуют свертыванию крови. Без них все бы кровоточили до смерти. Теперь что касается питья. Увеличенная селезенка свидетельствует о больной печени. Это вызывает тромбоцитопению – пониженное содержание тромбоцитов в крови: если меньше двадцати – покроется пятнами, как переспевший банан. Так что, может, те пятна на плечах ничего и не значат.

Продолжая осмотр, он склонился над телом.

«Работая с мертвецами, можно пренебрегать общепринятыми нормами соблюдения дистанции», – думал Кенникот.

– Теперь давайте осмотрим ранение. – Маккилти махнул Кенникоту. – Смотрите сюда.

Кенникот встал рядом с ним и наклонился.

– Почти вертикально, – пояснил Маккилти. – Я бы назвал это «одиннадцать тридцать пять – одиннадцать тридцать». – Он имел в виду время на часах для описания угла ранения. – Видите разницу между краями? – Он немного отодвинулся. – Присмотритесь.

Кенникот еще ниже опустил голову.

– Верх закругленный, низ клиновидный.

– Именно. Ранение нанесено ножом с одной режущей кромкой. Лезвие было обращено вниз. Угол ранения говорит о том, что нож держали сверху вниз – так обычно держат нож, когда хотят что-то проткнуть.

Кенникот кивнул.

– А что это за потемнение на коже вокруг раны? – поинтересовался он.

– Очень хорошо, – отметил Маккилти. – Называется «след эфеса», то есть от ручки ножа. Говорит о том, что он вошел по самую рукоять и с большой силой. Плохо дело. – Он поднял голову. – Будьте добры, мистер Гарднер.

Гарднер передал ему узкую металлическую линейку.

– Ширина ранения – один и три четверти дюйма, что составляет почти четыре с половиной сантиметра, – произнес Маккилти в крохотный микрофон, закрепленный у него на лацкане халата. Он вставил линейку в отверстие ранения. – Примерная глубина… – Он отметил пальцем там, где линейка касалась кожи, и затем вытащил ее, словно механик, проверяющий уровень масла в машине. – Семь с половиной дюймов, то есть чуть больше девятнадцати сантиметров.

– Эй, как раз! – воскликнул Хоу. – Размеры того самого кухонного ножа, что мы нашли в квартире. – От возбуждения он чуть не вскрикнул, будто выиграл в лотерею. – Сильно же ее пырнули.

– Не торопитесь с выводами, – урезонил Маккилти. Он посмотрел на Кенникота и поднял обе руки вверх. – Представьте, что живот – перьевая подушка в плотной наволочке. Кожа. Пронзить ее не так просто. Однако потом, – он хлопнул руками, и резкий звук эхом раздался в облицованном кафелем помещении, – уже никаких преград. Да, глубина ранения семь с половиной дюймов, но если тело надвигалось на нож, это тоже могло способствовать проникновению. Даже учитывая след эфеса, не стоит делать преждевременных выводов.

Кенникот посмотрел на Грина, который стоял чуть поодаль, наблюдая за действом с отрешенно-безучастным видом. Кенникот уже не первый год знал Грина, но ему никак не удавалось уследить за ходом его мыслей. Видимо, успевал охватывать всю картину и одновременно размышлять в нескольких направлениях.

Например, он явно сосредоточился на текущем моменте. Будто записывал происходящее на внутренний магнитофон, всегда готовый воспроизвести в виде показаний в суде увиденное и услышанное. Параллельно он наблюдал, как разворачиваются события в целом, и одновременно словно пребывал в другом месте – его ум постоянно работал, перебирая возможные варианты, подобно воде, текущей с гор и отыскивающей впадины и расселины на своем пути.

«Такой он и есть – детектив Грин, – размышлял Кенникот, – явно присутствующий и одновременно, незаметно для других, отсутствующий».

– Боюсь, тут придется повозиться. – Маккилти вскрыл брюшную полость Торн изящным скальпелем и уверенным движением повел им вправо от входного отверстия раны. При вскрытии брюшной полости наружу вырвался жуткий запах. – Видите? – Словно не замечая вони, Маккилти указал скальпелем на сочащуюся прозрачную жидкость бледно-желтого цвета. Его голос впервые зазвучал взволнованно. – Асцит. Скопление жидкости в брюшной полости. Она явно пила. Возможно, часть вытекла при получении ранения. Жуткая штука.

Кенникот кивнул. Он вспомнил, как поскользнулся на кухонном полу в то утро, когда влетел в квартиру 12А.

Гарднер уже держал наготове страшного вида хирургические щипцы. Они раздвинули кожу. Маккилти продолжал комментировать в крохотный микрофон, методично отрезая и осматривая внутренние органы. Гарднер раскладывал все это по отдельным сосудам, снабжая каждый из них соответствующей наклейкой, словно готовил к отправке мясные продукты. Оба двигались будто в хорошо отрепетированном танце – шеф-повар и помощник.

– Гм, – недоуменно хмыкнул Маккилти. – Нож вошел под грудину. Кровь попала в средостение – не в брюшную полость. – Он взглянул на Грина. – Говорите, ее обнаружили в ванне?

Грин кивнул.

– Гм, – вновь хмыкнул Маккилти. – Если бы она стояла на сухом месте, там не оказалось бы ни капли. Вот в чем причина. – Он вытащил нечто белое, похожее на губку округлой формы. – Разрез грудной аорты.

Маккилти положил извлеченную массу на чистый хромированный поднос и махнул Кенникоту.

– Взгляните. – Он подвинул ее ближе к краю, точно повар, проверяющий готовность мяса. – Вот и все, что требовалось. У бедной девочки не было ни шанса. Аорта – основной источник кровоснабжения. Кровь находится под давлением. Стоит ее перерезать, и вам конец.

Неопытный глаз вряд ли смог там что-либо разобрать, однако когда Маккилти указал на нужное место, Кенникот увидел и измененный цвет, и разрез. Было жутковато вот так воочию убедиться, насколько легко могла угаснуть чья-то жизнь.

Он старался не думать о том, что его брат лежал здесь же, на этом холодном столе, а расторопный мистер Гарднер сортировал его органы. Но он не мог оторвать глаз от обнаженного тела, которое только что было вскрыто и выпотрошено.

Прошло уже сорок восемь часов с того момента, как Дэниел Кенникот заступил на ночное дежурство с Беринг, и тридцать шесть часов с тех пор, как занимался этим делом. Он чувствовал, как усталость берет свое.

Гарднер взял иглу с нитью и принялся зашивать Кэтрин Торн.

– Все остальное – скучные медицинские формальности, – сказал Маккилти, глядя на Грина и затем на Кенникота. – Вам нет смысла здесь больше оставаться.

«Наконец-то я смогу поспать», – думал Кенникот в надежде, что ему ничего не приснится.