Текст книги "Старая ратуша"

Автор книги: Роберт Ротенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Глава 35

Детектив Грин наблюдал, как Альберт Фернандес выложил на стол желтый блокнот, пока доктор Торн пил двойной эспрессо. Было начало двенадцатого, и они сидели в изысканном итальянском ресторане на Бей-стрит. Торн приехал на встречу с ними перед совещанием с судьей Саммерсом, на которое после полудня собирался Фернандес. Торн принес извинения от имени жены по поводу ее отсутствия – она находилась на каких-то соревнованиях по верховой езде.

Торн не захотел оставаться в затхлой атмосфере офиса службы помощи жертвам преступлений, и Грин пригласил всех сюда. Этот ресторанчик был его находкой и маленьким островком в безбрежном море расположенных в центре города шумных закусочных и дешевых «фаст фудов». Фернандес тоже пил эспрессо, а Грин потягивал белый чай.

– Должен извиниться за детектива Грина, – сказал Фернандес, доставая авторучку. – Он единственный известный мне детектив из отдела по расследованию убийств, который не пьет кофе.

Торн потряс головой, выражая шутливое неодобрение.

– Неужели, детектив?

– Только раз попробовал, – ответил Грин.

– Должно быть, ради женщины. – Торн рассмеялся – впервые за все время их знакомства.

Грин ответил легкой улыбкой.

– Я тогда жил во Франции, так что тот кофе был хороший.

Почти двадцать лет назад его шеф Хэп Чарлтон поручил ему особое задание, и, после того как работа была выполнена, Грин ушел в годичный отпуск – обычное дело после подобных, связанных с риском для жизни, мероприятий.

Грин отправился в Европу. Посетил все места, где уже успели побывать его школьные приятели в девятнадцать, а не в тридцать два. В конце октября он оказался на юге Франции, в маленьком городишке чуть к западу от Ниццы. Как-то прохладным вечером он пошел в кино и познакомился с ouvreuse – женщиной, надрывающей билетики при входе в кинотеатр.

Франсуаза, стопроцентная француженка, никогда не покидала страну, если не считать дневных поездок за границу в расположенные на побережье итальянские деревушки. Ницца, как она любила напоминать Грину, – поистине итальянский город. Во второй после их знакомства вечер они зашли в какое-то кафе, и когда он вместо кофе заказал чай, она над ним посмеялась. Следующим же утром сама сварила ему эспрессо и настояла, чтобы он попробовал. Грин чуть не подавился темной жижей – своей первой и последней чашкой кофе.

Днем она работала художником-оформителем, но ее настоящей страстью было копаться в машинах. По выходным они вдвоем часами разбирали двигатели и чинили старые модели «пежо», а потом гоняли на них по холмистым просторам подальше от претенциозного Лазурного Берега.

– А я впервые попробовал кофе в Италии во время войны, – признался Торн. – И сразу полюбил его.

– Как ваши лошади? – поинтересовался Грин.

– Резвы, как никогда. Они любят холод.

– Насколько я знаю, Кэтрин обожала ездить верхом, – вступил в разговор Фернандес.

Торн одарил его многозначительным взглядом, словно давая понять: «Не стоит прибегать к нелепому жеманству при необходимости говорить о моей дочери».

– Кейт была прирожденной наездницей. – Он глотнул кофе. – Чтобы хорошо держаться в седле, необходимо чувство равновесия и хорошая координация рук. Господь наделил ее и тем и другим. Как и ее мать.

– Я знаю, как вам тяжело, – пробормотал Фернандес.

– Правда? – воскликнул Торн. – И откуда вам это известно?

– Естественно, что для вас и вашей жены смерть единственной…

Хромированный столик громко задребезжал, когда на него тяжело опустилась рука Торна. Молоденькие официантки повернулись в их сторону.

– Не надо мне говорить, что там, на ваш взгляд, «естественно», Фернандес. И хватит рассказывать мне, как нам сейчас тяжело. – Голубые глаза Торна сверкнули негодованием. – Я не хочу, чтобы мне кто-то объяснял, как мы «естественно» должны сейчас переживать смерть Кейт.

Фернандес кивнул и смущенно посмотрел на Грина.

Торн полез в карман.

– Вот взгляните – это мой чек за парковку. Вы можете за меня с этим разобраться? – Он намеревался уходить.

Грин тут же встал. Фернандес, торопливо поднимаясь, протянул руку за чеком.

– Доктор Торн, я сам за него расплачусь. – Он взял чек и полез в карман пальто за бумажником.

Торн стоял в нерешительности, скрестив руки на груди. Фернандес протянул ему тридцать долларов. Покачав головой, Торн сел, засовывая деньги в карман.

– Сегодня днем совещание суда, – сообщил Фернандес. – Я встречаюсь с адвокатом в кабинете судьи. Он будет давить на нас, добиваясь соглашения о предъявлении менее тяжкого обвинения, чем убийство первой степени: например, убийство второй степени или даже убийство по неосторожности, – но мы будем стоять на своем.

Довольный собой, Фернандес взглянул на Грина. Обычно семьи погибших болезненно реагируют на подобные договоренности, когда прокуроров вынуждают идти на соглашение с более мягкими обвинениями.

– Вы приняли решение, даже не спросив нас? – резко выдал Торн. Он пристально посмотрел на Фернандеса, затем – на Грина. – Хотите громкой победы, да?

– Дело не в победе или поражении, – возразил Фернандес. – У нас веские факты.

– А смысл? Человеку шестьдесят с чем-то лет…

– Шестьдесят три, – подсказал Грин, вновь подключаясь к разговору. Он понял, что беседа пошла не в том направлении. – Вы наверняка хотите оградить жену от участия в процессе.

– В случае обвинения в убийстве второй степени он получит что-то в районе десяти, так?

– Десять – минимум. Учитывая возраст, ему могут присудить одиннадцать-двенадцать, – пояснил Фернандес.

– Вот что я хочу сказать. – Торн вновь повысил тон, и его голос эхом раздался в пустом ресторане. – Нам уже доводилось переживать подобное с Кейт. Шумиха в прессе и прочее. Это ужасно.

Фернандес нахмурил брови.

– Когда Брэйс и Кэтрин сошлись, это стало большой сенсацией, – пояснил Грин Фернандесу.

– Кевин считался самым популярным радиоведущим в стране. Фотографии его счастливого семейства были на обложках всех журналов, – вздохнул Торн. – И вдруг он сбегает от жены к секретарше своего издателя. Кейт – высокая, красивая. Пресса сделала из нее злую разлучницу, разрушившую семейное счастье.

Торн встал. Стало ясно, что садиться вновь он уже не собирается.

– Поначалу я не разговаривал с Кевином, – продолжил он. – Но потом узнал, что, когда у них забрали сына, он взял девочек к себе и дал им хорошее воспитание. А для меня это кое-что значит. Он хорошо относился к Кейт. Эта старая коза Гвен Харден – ее инструкторша по верховой езде – говорила, что Брэйс был фактически единственным мужем, который действительно приезжал посмотреть, как она выступает на соревнованиях. В отличие от всех этих красавцев, которые в основном только и делали, что висели на своих сотовых.

– Доктор, мы вам весьма признательны за уделенное нам время… – пробормотал Фернандес и тоже поднялся из-за стола.

– Когда она ехала верхом, было на что посмотреть. Я сам видел. Он глаз не мог от нее отвести. Не знаю, что случилось и как она умерла. Но вам не терпится упрятать Брэйса в тюрьму на двадцать пять лет. Я много раз повидал смерть за свою жизнь. Этот ваш шеф полиции хочет устроить над Кевином показательный процесс. Вытрясти из налогоплательщиков побольше денег. Договаривайтесь сегодня, или мы с женой забираем лошадей и уезжаем в Западную Виргинию. Я не собираюсь вновь подвергать ее такому испытанию. – Резко развернувшись, Торн стремительно вышел из ресторана.

Фернандес выглядел ошеломленным. Протянув руку, Грин подергал за все еще зажатый у него между пальцами парковочный чек.

– Давайте его мне, – предложил он. – Я могу занести это в свои расходы.

Фернандес медленно разжал пальцы.

– Вы сможете договориться? – спросил Грин.

– У меня связаны руки. Есть указания сверху, – покачал головой Фернандес. – Торн прав. Они хотят сделать из Брэйса отбивную. У меня есть подозрение, что от этого зависит моя дальнейшая карьера.

Грин внимательно посмотрел на молодого прокурора.

– Вы обратили внимание, как он говорил о гибели дочери? – спросил Фернандес.

– Будто она умерла, а не убита, – ответил Грин, протягивая ему тридцать долларов.

– Доктор Торн оказался не таким, как вы ожидали, не так ли, детектив?

– Не могу с вами согласиться, – ответил Грин.

– Как это? – удивленно переспросил Фернандес.

– Потому что, – отозвался Грин, засовывая парковочный чек в свой бумажник, – чем дольше этим занимаешься, тем реже рассчитываешь на предполагаемую реакцию на смерть со стороны близких покойного.

Глава 36

– Приветствую представителей защиты и обвинения, – обратился к Фернандесу и Пэриш судья Саммерс, приглашая их в свой кабинет. Было ровно 13:30. Нет сомнения, к двум часам Саммерс намеревался все закончить. Пэриш пришла секунд за десять до его появления.

– Что ж, за работу. – Саммерс надел очки. – Начнем с этих форм, будь они неладны. – Он раскрыл красную папку. – Сейчас в нашем деле канцелярщины больше, чем в свое время в военно-морском ведомстве.

Саммерс начал с серии формальных вопросов к адвокату.

– Является ли предметом спора личность обвиняемого?

– Нет, – ответила Пэриш.

– Является ли предметом спора состав предполагаемого преступления?

– Нет.

– Позволяет ли психическое состояние обвиняемого отвечать перед судом?

– Да, – сказала Пэриш.

После каждого ответа судья педантично ставил галочку в соответствующем квадратике анкеты. Эти вопросы служили разминкой, предваряющей нечто более серьезное. Последовало еще несколько формальных вопросов, и Саммерс взглянул на Фернандеса поверх очков.

– Представитель обвинения может назвать мотив преступления? – безучастно спросил Саммерс.

Это был ключевой вопрос.

– Обвинение не обязано обосновывать мотив, – ответил Фернандес.

– Я знаю законы, мистер Фернандес. – Саммерс снял очки. – Но я также знаю присяжных. Им нужны ответы на два вопроса: как и почему? Одно ножевое ранение. Как вы этим сможете обосновать намерение без ответа на вопрос «почему?». Вам повезет, если его признают виновным в непредумышленном убийстве.

«Классический пример совещания по-саммерсовски», – подумал Фернандес.

Ему лишь бы за что-то зацепиться. Саммерс был известен тем, что прибегал к любым методам: крику, визгу, лести, оскорблениям – даже при общении с самыми маститыми юристами, как с представителями обвинения, так и с представителями защиты. Достаточно ослабив одного, он переходил к другому, затем, доведя обоих до умопомрачения, добивался договоренности. Все, что угодно, лишь бы урегулировать дело.

– Мы продолжаем работать над тем, чтобы установить мотив, – сказал Фернандес.

– Гм… – фыркнул Саммерс. – Произошло убийство на бытовой почве. Забудьте о том, что это Кевин Брэйс, популярный радиоведущий. Подобных случаев было сколько угодно. Он на шестнадцать лет старше вас и, возможно, уже не так хорош как мужчина. Застает ее с молодым кавалером. И – все просто. Я могу насчитать не меньше сотни подобных примеров.

– Мы не исключаем такую вероятность, – вежливо отозвался Фернандес, – однако в данный момент на этот мотив ничто не указывает.

Саммерс сердито нахмурился.

– А какой-нибудь другой мотив? Например, получить за нее страховку? Нанес ей ножевое ранение и хотел представить как несчастный случай?

– Этот вариант мы не рассматриваем, ваша честь, – ответил Фернандес. При таком напоре Саммерса важно было не уступить: стоило ему заметить твою слабину – ты пропал. – К тому же у нас есть признание мистера Брэйса.

– Это я читал, мистер Фернандес. – Саммерс любил показать, что готовился к совещанию и свою «домашнюю работу» выполнил. Вы имеете в виду фразу, которую услышал старый индиец с газетами?

– Да.

Саммерс кивнул и впервые за все то время, что они пробыли у него в кабинете, не нашел что сказать. Наконец отвел глаза в сторону и взглянул на часы на стене. Было 13:50.

«Еще десять минут», – подумал Фернандес.

Глубоко вздохнув, Саммерс вновь обратил свой взор на Пэриш. Он походил на агента по недвижимости, стремящегося не упустить крупную сделку. Атакуя поочередно то продавца, то покупателя, он пытался добиться обоюдных уступок, чтобы приблизиться к желанной цели.

– Мисс Пэриш. – Саммерс вновь водрузил на нос очки. – Уверен, ваш клиент сразу бы признался в убийстве «по неосторожности». – Он не столько спрашивал, сколько наставлял ее. – Никакого уголовного прошлого, состояние аффекта, только одно ножевое ранение… Тянет, на мой взгляд, лет на пять, максимум – на семь. Он станет кандидатом номер один на смягчение приговора после отсидки трети срока. Проведет еще пару лет на ферме с полями для гольфа. Брэйс же любит в гольф поиграть, а? – Саммерс намекал на сделку, пытаясь сдвинуть «флажки для гольфа» поближе друг к другу. – Разве ваш клиент не намекал, что его могли спровоцировать? Ну, знаете, появился более молодой мужчина или что-то в этом роде?

– Боюсь, ничего такого, ваша честь, – ответила Пэриш.

Саммерс покачал головой:

– Вот беда-то.

– Однако если представитель обвинения предложит «непредумышленное», – добавила Пэриш, – я готова обсудить это с клиентом. Но я подчеркиваю, в случае если…

Это был ловкий ход со стороны Пэриш: вновь снимая с себя ответственность, она перекладывала ее на них.

Словно переводя прицел, Саммерс посмотрел на Фернандеса.

– Мы можем рассчитывать на какое-нибудь предложение? Обвинение, разумеется, может потребовать и более длительный срок – десять, а то и двенадцать лет. Уверен, мне будет предоставлено соответствующее заявление от близких жертвы. Она же была единственным ребенком, не так ли?

– Именно так, ваша честь, – ответил Фернандес. – Но мы ни за что не согласимся с убийством по неосторожности. Я скорее вообще откажусь от обвинения, чем пойду на это. – Фернандес предусмотрительно не обмолвился об обвинении в убийстве второй степени. Но он знал, что все поняли его намек.

– Гм… – Саммерс направил свой палец на Фернандеса. – Юрист, специалист по уголовным делам, никогда не должен произносить «ни за что». Любой судебный процесс похож на лодку в открытом море. Никогда не знаешь, какие течения ее могут подхватить.

– Согласен, ваша честь. – Фернандес улыбнулся. Необходимо было дать Саммерсу понять, что последнее слово осталось за ним. – Мы продолжаем настаивать на обвинении в убийстве первой степени.

Саммерсу словно понадобилось некоторое время, чтобы это переварить. Затем он не выдержал и взорвался:

– Черт вас побери, послушайте, вы оба! – Он грохнул кулаком по столу. – У нас тут не покер. Убита женщина, и ее муж – в тюрьме. Речь идет о реальных людях, а не о политической возне. Мистер Фернандес, не имея мотива преступления, у вас нет шансов добиться для обвиняемого убийства первой степени. Позвольте напомнить: под убийством первой степени понимается умышленное и спланированное убийство при отягчающих обстоятельствах. И вы, мисс Пэриш, подумайте: несчастная жертва обнаружена обнаженной в ванне. На кухне найден окровавленный нож. Это не убийство по неосторожности. Позвольте и вам напомнить: причинение смерти по неосторожности – это непредумышленное убийство. – Судья откинулся на спинку кресла. – Это убийство второй степени: минимум десять лет без права досрочного освобождения. Гораздо лучше, чем двадцать пять лет без права на досрочное за первую степень. Вы попросите двенадцать-тринадцать лет, мистер Фернандес, а вы, мисс Пэриш, минимальные десять.

Схватив свою папку, Саммерс с угрюмым видом встал.

– Я хочу вновь видеть вас обоих здесь через неделю. И я желаю покончить с этим делом. Не собираюсь по месяцу занимать зал суда из-за бессмысленного предварительного слушания. До встречи ровно через семь дней.

Фернандес встал.

– Благодарю вас, ваша честь, – сказал он.

Часы показывали 13:59.

– Спасибо, сэр, – поблагодарила Пэриш.

Оказавшись в коридоре, Фернандес вздохнул.

– Примерно как я и предполагал, – усмехнулся он.

– Мне доводилось видеть кое-что похуже, – рассмеялась Нэнси Пэриш.

Они прекрасно знали, что, вернувшись сюда через неделю, не предложат ничего нового и что Саммерс устроит очередное представление, которое тоже ни к чему не приведет. Абсолютно ясно – все идет к судебному разбирательству.

Глава 37

Нэнси Пэриш влетела в свой офис и швырнула пальто на спинку кресла для клиентов. Не сбавляя темпа, плюхнулась в кресло и, кинув портфельчик на пол, одной рукой нажала на телефоне кнопку прослушивания голосовой почты, а другой включила компьютер и открыла электронную почту.

«У вас восемнадцать новых сообщений», – сообщил ей телефонный голос.

По электронной почте ей пришло тридцать два письма.

– Почему бы вам всем просто не оставить меня в покое?! – пробубнила Нэнси, ставя сотовый на подзарядку.

«Вот тебе и сюжет для комикса, – подумала она, скидывая с ног под стол сапожки с соляными разводами. – Женщина в деловом костюме, одетая с иголочки: жемчужное ожерелье, кожаный портфельчик и все остальное, – сидит в аду. Вокруг бушует пламя. Кучка красных дьяволят тычут в нее своими вилами. Она проверяет голосовую почту на телефоне. Подпись под рисунком: „У вас две тысячи четыреста шестьдесят шесть сообщений… Сигнал“».

Она добралась до своего офиса в 17:50. После совещания у Саммерса ей пришлось бежать в суд. Минувшим днем дочь довольно известного адвоката – дамы, сотрудничество с которой составляло около двадцати процентов бизнеса Пэриш, – застукали за продажей наркотиков в школе. Весь день Пэриш потратила на то, чтобы вызволить девчонку на поруки. А в это время один из ее старых клиентов, оказавшись условно освобожденным, удрал из-под опеки и был пойман. Теперь, не желая возвращаться в камеру, он хотел сообщить кое-какую известную ему информацию в обмен на свободу. С этим вопросом Пэриш разобралась по телефону в перерывах на заседании суда по делу об освобождении на поруки.

Краем глаза она заметила, как что-то мелькнуло рядом с дверью. Тэд Диполо, ее партнер, опершись о косяк, заглядывал к ней в офис.

– Привет, Нэнси. – На его лице, как всегда, сияла дежурная улыбка. – Как прошло совещание?

Прежде чем она успела ответить, раздался тошнотворно вкрадчивый женский голос: «Ваше первое новое сообщение». Началось воспроизведение: «С Днем Валентина, Нэнси, девочка. Мы с отцом…» Покосившись на Диполо, она нажала кнопку, чтобы перескочить на следующее сообщение.

– Обычная дребедень, – ответила она на вопрос Тэда. – Саммерс пытался давить. В первую очередь досталось Фернандесу, а кто что говорил – не имело значения. – Она махнула рукой в сторону составленных в углу четырех коробок, на которых черным маркером было от руки написано «БРЭЙС». – Просто нужно продолжать работу.

– В этом-то и проблема громких дел, – заметил Диполо. – Здравый смысл словно выдувается из окон прокуратуры.

– Саммерс здорово напирал на него. Сказал, как он без мотива собирается добиваться первой степени?

– Саммерс наглый тип, – отметил Диполо. – Однако он прав.

Зазвучало второе голосовое сообщение: «Это я. Коста-Рика. Ты просто не поверишь, какое замечательное предложение! И у них есть нудистские пляжи с этими молодыми…»

Пэриш решила выключить телефон. Взглянув на Диполо, улыбнулась.

– Зелда? – улыбнулся он в ответ.

– Мой личный планировщик досуга, – ответила она.

Диполо кивнул. Последовала длительная пауза.

– Ты в порядке, Нэнси? – спросил он наконец.

Пэриш кивнула. С тех пор как стала работать по делу Брэйса, они с Диполо словно заключили негласное соглашение. Могли обсуждать все, что касалось их адвокатской практики: другие дела, нюансы аренды и содержания офиса, традиционные сплетни о судьях и прокурорах – все на свете, кроме одного, – Кевина Брэйса. Пэриш понимала: Диполо жаждал что-нибудь от нее узнать, чтобы, оставаясь молчаливым партнером, подбрасывать ей идеи, обсуждать стратегию.

Ей жутко хотелось ему довериться. Сказать: «Тэд, с подобным я еще не встречалась. Мой клиент отказывается со мной говорить. Не произносит ни слова. Лишь раз в неделю пишет мне таинственные записки с обычной информацией. Ни разу ни о чем не попросил, кроме того, чтобы я ни одной душе не говорила о его молчании».

– Все прекрасно, Тэд, – заставила себя улыбнуться Нэнси.

– Послушай, – заговорил Диполо, – можешь заткнуть меня в любой момент, но, на мой взгляд, дело напрашивается на вторую степень. Десять лет. Когда Брэйс выйдет, ему будет семьдесят три. Первая будет равноценна смертному приговору. Или я о чем-то не знаю?

– То же самое говорит Саммерс. Он нас просто к стенке припер со второй степенью. Однако Фернандес не поддался. Очевидно, что на него здорово давят сверху.

Диполо кивнул.

– Даже если Фернандес и хотел бы все урегулировать, Фил Каттер и вся эта прокурорская свора ему не даст. И все же… Чем он может обосновать первую степень без очевидного мотива?

Пэриш подняла сжатую в кулак ладонь и стала разгибать один палец за другим.

– Кэтрин Торн умерла от смертельного ножевого ранения в ванне. Это раз. На кухне Брэйса найден спрятанный нож. Это два. Он признался разносчику газет мистеру Сингху. Это три. И мы больше не будем говорить на эту тему. Это четыре. Ты идешь домой и наслаждаешься ужином со своими детьми. Это пять.

Диполо – в прошлом прокурор – стал адвокатом четыре года назад, когда заболела жена. У них двое детей – на тот момент им было тринадцать и пятнадцать лет. Он решил, что, сменив профиль, сможет сделать рабочий график более гибким, что поначалу и случилось. Жена умерла годом позже. С недавнего времени Пэриш стала замечать, что по мере взросления детей он все больше погружается в работу.

– Указывая на Кевина Брэйса, прокуратура словно хочет показать: «Смотрите – никто не застрахован», – заметил Диполо.

– Иди готовь ужин, Тэд! – воскликнула Пэриш.

– Повнимательнее с Саммерсом. Он хоть и старый пердун, но его нельзя недооценивать. Если он зол на обвинение, то попытается тебе подыграть. Он уже давал это понять?

– Пока не расслышала. Что у нас сегодня на ужин?

Диполо глубоко вздохнул.

– Сегодня у нас лазанья, салат «Цезарь», фаршированные блинчики и горячий суп. Включил в меню все полезные ингредиенты.

– Тогда до завтра, суперпапа, – улыбнулась Пэриш. – Мне еще нужно прослушать шестнадцать дурацких сообщений.

– Не задерживайся допоздна, Нэнс, – улыбнулся в ответ Диполо. – И кстати, с Днем Валентина. – Он вынул из-за спины дорогущие шоколадные конфеты и кинул коробку ей.

Несколько секунд спустя она услышала звук захлопнувшейся входной двери. Пэриш взглянула на телефон, затем перевела взгляд на экран компьютера и, наконец, на коробку с конфетами. И вдруг почувствовала, что жутко голодна.

Она раскрыла коробку. В ней было уложено с дюжину сделанных вручную шоколадных конфет, все разные. Она отправила первую попавшуюся в рот. Необыкновенно вкусно.

«Давал ли мне Саммерс что-то понять?» – размышляла она.

Нэнси потянулась за следующей шоколадкой. Великолепный вкус. Смутная мысль мелькнула в голове. Она взяла третью шоколадную конфету.

«Ммм, как вкусно».

Что же? Четвертая отправилась в рот сразу за третьей.

«Вкуснятина. Думай, Нэнси, думай».

Каждая следующая конфета оказывалась вкуснее предыдущей. Нэнси прозрела лишь на девятой.

– О Боже! – невольно вырвалось у нее. – Как же до меня не дошло?! – Она вновь посчитала, разгибая пальцы, и рассмеялась. – Неужели Тэд все понял?

«Мне надо позвонить Овотве», – решила она и занялась поиском телефона своего приятеля, работающего репортером в «Стар». Схватив три оставшиеся шоколадки, Пэриш выпрыгнула из кресла и метнулась к нагромождению коробок с надписью «БРЭЙС», на ходу запихивая шоколадные утолители голода в рот.