Текст книги "Старая ратуша"

Автор книги: Роберт Ротенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Глава 48

Иметь в качестве главного свидетеля детектива Хоу означало для Фернандеса, что ему не стоило к этому дню особо готовиться. Не было сомнений, что судебный криминалист «запытает» весь зал и доведет до чертей Саммерса, в то время как Фернандесу нужно будет лишь периодически спрашивать: «И что вы сделали после этого?» – остальное будет заполнено монологом Хоу. Таким образом, этим вечером Фернандес мог сделать передышку.

Однако с этим оказалось непросто. Участие в большом судебном процессе заставляло юриста настороженно относиться к подобным паузам, чуть ли не с опаской. Фернандес знал: стоит ему, подняв голову, оглядеться по сторонам, он поймет, что миллиардам живущих на земле людей наплевать как на длину ножа, которым убили в живот Кэтрин Торн, так и на то, что сказал Кевин Брэйс мистеру Сингху. Чуть раньше на этой неделе чилийская сборная одержала решающую победу в отборочном матче чемпионата мира по футболу, и Фернандес намеренно ничего на эту тему не читал.

Он ощутил усталость. Откинувшись на спинку кресла в своем рабочем кабинете, почувствовал, как глаза закрываются сами собой, и не стал этому сопротивляться.

«Всего на пять минут, – сказал он себе. – Хорошо бы отвлечься отдела. Уже почти восемь. Слава Богу, скоро придет Марисса».

Он приготовил ей для ксерокопирования целую стопку бумаг.

Вернувшись из Чили, Марисса здорово изменилась. Она налегала на английский и настаивала, чтобы они общались только по-английски. Стала приходить к нему в офис по вечерам и помогать по работе. Она оказалась довольно организованной, и они быстро сработались. Марисса даже настояла, чтобы Фернандес возобновил общение со своими родителями, чему он долгое время противился.

Послышался легкий стук. Открыв глаза, он бросился к двери. На Мариссе была коротенькая юбка и блузка с большим декольте. Супруга проскользнула в комнату, и он поцеловал ее.

– Я приготовил тебе кучу бумаг для ксерокса, – признался он, поворачиваясь к столу.

Схватив мужа за руку, Марисса притянула его к себе.

– Не будь таким занудом, – ответила она, со смехом закрывая дверь.

– Занудой, – поправил он, улыбнувшись.

– Тихо, – шепнула она. – У меня для тебя кое-что есть.

– И что же?

– Сядь, и я тебе покажу…

– Сейчас не до того. У меня полно работы…

– Садись, – промурлыкала она. – И отвлекись. – Марисса уселась на него верхом и задрала юбку.

– Марисса, у меня правда много…

– Это то, что тебе сейчас нужно. Вот здесь.

Взяв его руку, она положила ее себе между ног, но вместо теплого тела Фернандес вдруг наткнулся на что-то жесткое и холодное, похожее на пластик.

– Что за черт? – воскликнул он, отдергивая руку вместе с «находкой».

– Дозаправка, – пояснила Марисса, когда он с удивлением уставился на пакет со жвачкой в шариках.

Они рассмеялись.

– Я заправлю машину, а ты сделай фотокопии, – сказал он, и они поднялись с кресла. Смех подарил им хорошее настроение.

Марисса вышла в коридор, но не успел он наполнить автомат жвачкой, она вернулась.

– Марисса, эта очень важная работа, – заметил Фернандес, прекрасно понимая, что за такое короткое время она не могла все отксерить.

– А это еще важнее, – загадочно возвестила Марисса.

Повернув голову, он увидел, что жена дрожащими руками держит какой-то листок.

– Я нашла это на ксероксе.

– А что это? – спросил он, протягивая руку за листком.

– Не думаю, что это оставили специально.

Фернандесу было достаточно лишь взглянуть на заглавие, чтобы понять, о чем она говорит.

«Конфиденциальная переписка адвоката с клиентом – мистер Кевин Брэйс и его адвокат мисс Нэнси Пэриш».

Ниже следовали записи, явно сделанные Брэйсом.

– Альберт, это не годится, да? Не годится, чтобы у тебя в офисе оказались записи другой команды?

– Нет, не годится. – Фернандес даже не стал поправлять супругу по поводу использованного ею слова «команда». По сути она высказалась весьма точно.

– Ты как нельзя лучше все сказала! – воскликнул он. Мысли закрутились у него в голове. – Это совсем не годится.

Глава 49

– Доброе утро, мистер Сингх. Не напугал вас? – поздоровался Дэниел Кенникот, когда двери лифта открылись и мистер Сингх с единственной газетой под мышкой вышел на двенадцатый этаж Маркет-плэйс-тауэр. – Без мистера Брэйса вы, наверное, уже отвыкли кого-то здесь видеть.

– По утрам здесь чаще всего никого нет. – Сингх улыбнулся.

– Можем мы с вами поговорить минутку?

– Конечно, как только доставлю свою последнюю газету, – ответил Сингх.

Кенникот остался ждать возле лифта, пока Сингх шел по коридору к квартире 12Б. Кенникот слышал его размеренные шаги, звук положенной у двери газеты, затем вновь шаги, уже в обратную сторону. Кроме шагов, было слышно лишь тихое жужжание кондиционера. Он вспомнил, какая тишина стояла на этаже в то утро, когда он впервые попал сюда.

– Я бы хотел вновь пройти с вами в квартиру 12А, мистер Сингх, – сказал Кенникот, когда тот вернулся.

– Прекрасно, – ответил Сингх. – Я на три минуты раньше своего графика доставки.

Без лишних слов Сингх направился к квартире. Кенникот последовал за ним и распечатал входную дверь.

– Вы изначально заявляли, сэр, что, подойдя к квартире, обнаружили входную дверь полуоткрытой.

– Верно.

– Пожалуйста, откройте дверь так, как она была открыта тем утром.

– Это было вот так. – Сингх не раздумывая открыл громоздкую дверь. – Я стоял на этом месте, прямо посредине.

Кенникот кивнул.

– Позвольте, я туда встану.

Сингх отошел в сторону, и Кенникот занял его место. Под таким углом широкий коридор из прихожей не просматривался. Виднелась лишь узкая полоска кухни и окна. Стоящий справа кухонный стол находился вне поля зрения.

– А когда к двери подошел мистер Брэйс, она оставалась в том же положении?

Мистер Сингх немного задумался.

– Нет, – в конце концов ответил он. – Мистер Брэйс открыл ее полностью, до стены.

Кенникот кивнул. Сейчас он смотрел на квартиру словно сквозь трафарет того архитектурного чертежа, что стоял перед ним в суде.

– Покажите мне положение двери, после того как ее раскрыл мистер Брэйс.

– Вот так. – Сингх легонько толкнул дверь, и та остановилась возле самой стены, наткнувшись на прикрепленный к полу резиновый ограничитель. – И потом он сказал: «Я убил ее, мистер Сингх, я убил ее».

– Хорошо. И что же вы сразу сделали?

– Я сказал: «Нужно сообщить властям». Как я и говорил в своих показаниях.

– Да, я знаю, вы так и сказали. Но что вы при этом сделали? Вернитесь на то место, где вы стояли, а я пройду в квартиру и повернусь к вам, словно я Брэйс.

Шагнув за порог, Кенникот развернулся лицом к Сингху, оказываясь прямо перед ним.

– Так он стоял?

– Точно так. Затем мистер Брэйс посторонился, а я прошел внутрь.

– Куда он посторонился?

– К двери.

Кенникот встал левее.

– Он отходит сюда, к двери. Прямо вплотную?

– Почти вплотную.

Кенникот кивнул. Он встал, закрывая собой узкую щелочку между дверью и стеной.

– Так?

– Да.

– И пропускает вас внутрь вдоль стены.

– Совершенно верно. Я пошел по коридору к кухне, а мистер Брэйс последовал за мной. Я и это, кажется, говорил.

Кенникот кивнул.

– Я бы хотел повторить все точно так же, как было в тот день. Пожалуйста, пройдите, мистер Сингх, так, как тем утром.

Сингх без колебаний выполнил просьбу.

– Я счел сложившуюся ситуацию весьма серьезной, – сказал он, минуя Кенникота. – Я прошел прямо в коридор. – Говоря это, Сингх размеренным шагом уверенно проследовал в квартиру.

– А Брэйс – что делал он? – Кенникот остался возле двери.

– Он следовал за мной, – ответил Сингх. – Я сразу прошел на кухню. Мистер Брэйс – за мной.

Всего за несколько секунд Сингх дошел до конца коридора и зашел на кухню. Через мгновение Кенникот вошел туда вслед за ним.

– Брэйс тоже шел за вами?

– Да. Я хожу быстро, и он подошел сюда ко мне чуть позже.

Кенникот сделал глубокий вдох.

– Мистер Сингх, постарайтесь вспомнить: вы точно видели, как мистер Брэйс шел за вами по коридору? – Он допускал, что пожилой мужчина мог такой мелочи и не помнить. Однако ошибся.

– Нет. Я не оборачивался. Меня больше всего беспокоило, что случилось с женой мистера Брэйса. Так что я пошел прямо сюда.

– Он еще что-нибудь говорил, пока вы шли по коридору?

Похоже, Сингх удивился такому вопросу.

– Нет. Я не люблю болтовню.

Кенникот еще возле лифта несколько минут внимательно наблюдал за Сингхом, попросив его пройти в квартиру 12А. Без лишних слов Сингх, не оборачиваясь на Кенникота, просто прошел вперед.

– Внимательно послушайте следующий вопрос, мистер Сингх. – Кенникот вдруг вновь ощутил себя адвокатом, пытающимся во время перекрестного допроса уловить в показаниях свидетеля ключевой момент. – С той минуты, как вы зашли в квартиру, и до того, как достигли этого места, вы хоть раз посмотрели в сторону входной двери?

– Нет.

– Сейчас мы стоим с вами лицом к кухне и спиной к входной двери. В этот момент вы оборачивались в коридор в сторону входной двери?

– Нет. Как я уже заявлял в своих показаниях, я сразу прошел сюда, на кухню. Не увидев здесь жены мистера Брэйса, я проследовал в спальню. – Он показал направо, где располагались обе спальни. – Ни в спальнях, ни в ванной, что в одной из спален, никого не было. Я вернулся на кухню. Мистер Брэйс оставался здесь, где мы сейчас стоим.

– Давайте повторим все в точности, как тогда, мистер Сингх. – Мельком взглянув на часы, Кенникот последовал за Сингхом в спальню Брэйса со смежной ванной комнатой, во вторую спальню, ставшую для Брэйса кабинетом, и назад на то же самое место на кухне. – Это заняло чуть больше минуты. Так оно и было?

– Конечно. Только мистер Брэйс не ходил за мной. Он оставался здесь, на кухне, на этом самом месте.

Кенникот кивнул. Повернувшись, он бросил взгляд в коридор, где была прекрасно видна открытая входная дверь.

– Тут я спросил: «Мистер Брэйс, а где ваша жена?» Он указал в сторону прихожей, и я пошел в расположенную там ванную. – И на этот раз, уже не дожидаясь просьбы Кенникота, Сингх направился в прихожую.

Кенникот шел позади и остановил его возле двери в ванную.

– Мистер Сингх, – он указал на входную дверь, – на пути по коридору назад вы не обратили внимания на входную дверь? Вы не помните, в каком она была положении?

Впервые за время своего нахождения в квартире Сингх засомневался.

– Дайте-ка вспомнить… Мистер Брэйс из кухни не уходил. Он лишь показал мне рукой. Я пошел сюда. Я не мог не смотреть на входную дверь.

– Не предполагайте, мистер Сингх. Попытайтесь вспомнить.

– Меня больше всего беспокоило, что с женой мистера Брэйса.

– Разумеется.

Мистер Сингх закрыл глаза. Кенникот видел, что тот пытается мысленно воспроизвести события. Слегка покачивает головой, словно в такт ходьбе. Вдруг его глаза раскрылись.

– Боже мой! Я об этом и не подумал. Входная дверь была в том же положении, как когда я только подошел к ней, – полуоткрыта. Помнится, мне показалось это странным, потому что я старался не притрагиваться к ней из-за отпечатков.

Кенникоту вспомнилось то радостное чувство, которое он испытывал в суде, добившись от свидетеля ключевого факта.

– Большое спасибо, мистер Сингх, – поблагодарил он.

Сингх все еще стоял с приоткрытым ртом.

– Но это значит лишь…

– Да, я точно знаю, что это значит. – Кенникот жестом пригласил Сингха к выходу. – И я прошу вас не обсуждать это ни с кем, кроме меня, детектива Грина и мистера Фернандеса.

– Такой широкий коридор, большая дверь, – сказал Сингх. – Я и не думал о такой вероятности.

– Не вы один, – ответил Кенникот, провожая Сингха до лифта и пожимая ему руку. – Прошу меня извинить, сэр, мне надо сделать несколько телефонных звонков.

– Конечно, офицер Кенникот.

Развернувшись, Кенникот быстро пошел прочь.

«Ты детектив по расследованию убийств, – мысленно говорил он себе. – Не бегай».

Однако, оказавшись за углом, он не выдержал и побежал. Нужно позвонить Грину.

Глава 50

Весьма непривычно в будний день утром ехать в обратном направлении – вместо центра Альберт Фернандес двигался на север, в сторону рабочей окраины, когда-то так хорошо ему знакомой. Он удивлялся, что в столь ранний час – еще не было семи – движение настолько плотное. Многочисленные заторы сливались в одну большую пробку, расползающуюся, подобно кляксе, вокруг Торонто.

«У нее словно есть мышечная память», – подумал он о машине, когда наконец, свернув с основного шоссе, лихо покатил по многочисленным безликим улочкам среди промышленного пейзажа. Он остановил автомобиль возле последнего здания.

Большая парковка оказалась забитой машинами. Через несколько минут ожидалась пересменка – отработавшие ночь должны были разъехаться, освобождая добрую половину стояночных мест. Припарковавшись с восточной стороны в самом дальнем углу, Фернандес направился к входным дверям. Он шел между рядами оставленных рабочими автомобилей: стареньких грузовичков, фургончиков, обшарпанных мини-вэнов, – на многих красовались сине-белые флажки с кленовым листом или наклейки с призывами типа «„Листья“, вперед!». К лобовым стеклам машин были пришпилены черно-белые листовки, трепыхавшиеся на ветру словно птичьи крылья.

Нагнувшись к одному из тронутых ржавчиной «понтиаков», Фернандес выдернул одну из них. Знакомый шрифт. Сколько же таких листочков он в свое время прикрепил к лобовым стеклам автомобилей или пытался всучить ухмылявшимся рабочим?

«Рабочие, объединяйтесь в нашей общей борьбе!

Пятница. Митинг в поддержку профсоюза работников городского транспорта.

Главные выступающие: Престон Даглас, вице-президент профсоюза.

190, Клинтон-стрит – 8:00.

Прохладительные напитки».

Ниже заголовка шел текст мелким шрифтом. В нескольких абзацах дотошно перечислялись предполагаемые правонарушения работодателя. Фернандес заставил себя пробежать глазами пространные описания, затем, сложив листок пополам по вертикали, сунул его в карман сорочки, откуда он теперь торчал, как флажок.

Возле входа на завод он заметил знакомый «кофейный» фургончик и, наклонив голову, подошел к очереди. Его вскоре узнали – слишком хорошо одет, чтобы смешаться с толпой.

– Эй, Малыш Альберто, это ты? – воскликнул мужчина с защитной каской и защитными очками.

Не успел Фернандес открыть рот, как другой, стоящий рядом, подхватил:

– Я видел тебя вчера вечером по телевизору. Громкое дело, а? – Его акцент был сильнее, чем у первого мужчины.

– Да не так чтобы очень, – отозвался Фернандес.

– Но ты же не дашь этому мерзавцу отвертеться, а, Альберто? – воскликнул первый. – Ты помнишь Стефани, мою дочь? Она ушла жить к типу старше ее. Они приходят по воскресеньям на обед. Час посидят – и их уже нет. Она словно его пленница. А этот Брэйс еще и богат. Судья наверняка захочет ему помочь, а?

– Богатый, бедный – не имеет значения, – ответил Фернандес.

Двое, усмехнувшись, переглянулись.

– Но ты же настроен на победу? – спросил второй.

Фернандес пожал плечами.

– Обвинение не выигрывает и не проигрывает, – пояснил он. – Моя работа заключается в том, чтобы помочь судье или присяжным принять правильное решение.

– Да-да. Я слышал, как ты говорил это по телевизору. Ты все тот же Малыш Альберто. – Первый похлопал своей здоровенной лапой Фернандеса по плечу. – Твой отец там. Что ни пятница, то очередное мероприятие… Он все со своими листовками…

– И со своей кофейной кружкой, – улыбнулся Фернандес.

Оба закивали.

– Не дай этому старику выкрутиться, Альберто, ради Стефани, – уже вслед ему сказал один из них.

Фернандес приблизился к отцу сбоку, и тот не увидел его. Он был взлохмачен, волосы по-прежнему оставались густыми, но по сравнению с прошлым разом проседь казалась гораздо заметнее.

– Митинг в пятницу… берите листовки… важное мероприятие… поддержите профсоюз работников транспорта… листовки… – скороговоркой выкрикивал отец, словно продавец поп-корна на бейсбольном матче.

Из проходящих мимо десяти человек, которых насчитал Фернандес, листовки взяли трое, и никто не удосужился даже взглянуть на них.

Наконец отец почувствовал его присутствие и развернулся, уже готовый протянуть листовку.

– Возьмите, в пятницу вечером, важное мероприятие… – Его скороговорка замедлилась, когда он увидел сына, и рука с листком невольно опустилась.

– Здравствуй, отец, – прервал неожиданную паузу Фернандес.

– Альберт! – воскликнул отец после замешательства. – Что ты здесь делаешь?

– Приехал поговорить с тобой. Столько времени прошло.

Отец посмотрел на него с подозрением.

– Что случилось? Ты разводишься, или вы ждете ребенка? Тебя уволили, и ты хочешь устроиться на старую работу?

Фернандес покачал головой:

– Я не развожусь, и ребенка мы пока не ждем.

Отец нахмурился.

– Тебя увольняют? Почему? Ты же занимаешься этим громким делом. Твоя мать месяцами следит за развитием событий по газетам. Хорошо, давай поговорим. Но сейчас – самое оптимальное время для раздачи листовок. – Отец вновь повернулся к проходящим мимо людям.

Фернандес подождал. Из дюжины прошедших лишь немногие взяли листовки.

– Пап, давай мне половину, – предложил он.

Следующие пятнадцать минут они раздавали их вместе, как в годы его юности. Когда листовки кончились, сели на скамейку. Отец вытащил из старого рюкзака видавший виды зеленый термос.

– Будешь кофе? – спросил он.

– С удовольствием, пап, – ответил Фернандес, наблюдая, как отец откручивает крышку термоса.

Фернандес почувствовал густой аромат кофе. Когда родители уехали из Чили, ему было всего одиннадцать, но он до сих пор помнил, как они сетовали по поводу канадского кофе. Даже когда денег катастрофически не хватало, они все равно покупали особые зерна для своего любимого эспрессо. И этот запах он запомнил на всю жизнь.

– Ты уже столько лет среди этих рабочих и никак не можешь привыкнуть к их кофе? – удивился Фернандес.

Отец покачал головой:

– То, что они пьют, нельзя назвать кофе. Это просто горячая вода коричневого цвета. Есть вещи, Альберт, на которые я, оставаясь преданным своему делу, не могу пойти даже ради пользы дела.

Он сделал глоток и протянул чашку сыну. Этот вкус был знаком Фернандесу так же, как запах подушки из его детской спальни.

– Тебя действительно уволили? – спросил отец.

– Пока нет. Но возможно, это произойдет на следующей неделе.

– Альберт, я не одобряю того, что ты делаешь. Помогать государству обвинять бедных…

Пап, я пришел к тебе не для того, чтобы вести политические…

– Но я знаю, что тебе приходится много работать. И я знаю, что ты честен.

Фернандес сжал чашку.

– Твоя мать вырезает из газет статьи о судебном заседании, – продолжал отец. – Вчера сказала, что в воскресенье – День матери.

– Отвратительные пережитки капитализма, – произнес Фернандес, довольно точно имитируя отцовский голос и интонацию.

Переглянувшись, оба рассмеялись.

– Мне нужна помощь, – наконец решился сказать Фернандес, не будучи до конца уверенным, как следовало начать с отцом этот разговор.

Глава 51

«День второй – тоска!» – крупно темным цветом написала Нэнси Пэриш в тетради, где вела свои записи по ходу судебного заседания. Позже она еще и обвела это желтым маркером. Ей даже не хотелось рисовать: ничего не приходило в голову.

Вот уже шесть часов Фернандес допрашивал детектива Хоу. Тот наслаждался своей ролью рассказчика. Описывал все в мельчайших подробностях, вплоть до отсутствия мыльницы в ванной, где обнаружили тело Кэтрин. Было почти 16:30. Пэриш чувствовала себя голодной, уставшей, и ей до смерти надоел Хоу, который, судя по всему, мог с удовольствием проговорить до скончания века.

– И наконец, чтобы подытожить на сегодня ваши свидетельские показания, – Фернандес, подошел к ограждению перед местом секретаря, – хочу спросить вас насчет найденного вами ножа.

– Конечно, – отозвался Хоу с готовностью, напоминающей нетерпение собаки, которая в урочный час топчется возле миски.

Из коробки на столе Фернандес вынул две пары тонких пластиковых перчаток. Одну пару отдал Хоу, а затем, с демонстративной аккуратностью надев вторую, открыл прямоугольную коробку с ножом.

Зал замер. Одна из журналисток, убрав от лица диктофон, вытянула шею. Поправив очки, Саммерс заинтересованно уставился на прокурора. Сознавая, что привлек всеобщее внимание, Фернандес не спешил. Шло всего лишь предварительное слушание, без присяжных, но Пэриш понимала, что его игра рассчитана на Саммерса и представителей прессы. И стратегия казалась безошибочной – день следовало закончить на высокой ноте. Нужно было представить собравшимся нечто запоминающееся, под впечатлением чего они пробудут следующие восемнадцать часов. Орудие убийства.

– Вы узнаете это, детектив Хоу? – Фернандес картинно медленно поднял большой черный кухонный нож.

Именно таких моментов – предоставления суду главной физической улики – опасаются адвокаты. Одно дело – слышать о каком-то ноже или видеть его на фотографиях, и совсем другое – увидеть его воочию. Эта минута неминуемо становится драматичной. Даже со своего места Пэриш заметила на серебристом лезвии следы высохшей крови. У нее была возможность часами изучать этот нож на снимках, предоставленных ей стороной обвинения, но впервые, увидев его, она почувствовала, как по спине пробежал холодок.

Как-то во время учебы на юридическом преподаватель рассказал им о трюке с сигарой известного адвоката Кларэнса Дэрроу. Он вставил в сигару взятую у жены шпильку для волос. Проволока предотвращала падение пепла, даже когда его столбик достигал критической длины. Дэрроу рассчитывал время таким образом, что, когда дело доходило до главной вещественной улики, столбик пепла становился настолько длинным, что грозил вот-вот упасть. Это неизбежно отвлекало присяжных. Они как завороженные следили за его сигарой, вместо того чтобы внимать стороне обвинения.

Единственное, что могла в данной ситуации предпринять Пэриш, – это, посмотрев на нож, сделать скучающий вид.

– Да, мне знаком этот нож, – ответил Хоу.

– Где он был обнаружен? – спросил Фернандес.

Хоу указал на план квартиры.

– На полу между плитой и кухонным шкафом.

– И вы обнаружили его при первом же осмотре квартиры?

Вопрос был задан неспроста. В нем крылся ненавязчивый намек на попытку спрятать нож.

– На самом деле нашел его не я. После моего первого осмотра места преступления офицер Кенникот с детективом Грином осмотрели квартиру более тщательно. Они-то нож и обнаружили.

– Не могли бы вы нам его описать? – попросил Фернандес, ловко увязывая вопрос с ответом.

– Это черный кухонный нож фирмы «Хенкелз», – начал объяснять Хоу, поднимая его и проводя пальцем по верху лезвия, – общей длиной двадцать семь сантиметров. Длина ручки – восемь с половиной сантиметров, а длина лезвия – восемнадцать с половиной сантиметров. Лезвие заканчивается острым концом. Ширина лезвия у основания – четыре и три десятых сантиметра, постепенно сужается к острому концу.

Он ухитрился описывать нож в течение десяти минут. Когда закончил, было уже 16:45. Хоу выглядел довольным собой. Саммерсу, похоже, хотелось его убить. Репортеры напоминали горстку детей, которым не терпелось в туалет, – они стремились побыстрее вырваться отсюда, чтобы успеть сварганить к заданному сроку свои материалы. Драматизм момента рассеялся сам собой.

– Заседание суда будет продолжено завтра в десять утра, – объявил в 16:50 секретарь.

Все встали. Наградив Фернандеса угрюмым взглядом, судья Саммерс стремительно улетучился. Едва Пэриш начала складывать свои книги и тетради, как увидела на столе адресованный ей бумажный листок, на котором аккуратным почерком Фернандеса было написано «Нэнси».

Она бросила взгляд в его сторону. Он разговаривал с Грином и не смотрел на нее. Должно быть, он передал ей записку только что, едва закончив допрос. Она развернула ее. Там было написано: «Нэнси, можно поговорить с вами после заседания у меня в офисе? Благодарю. Альберт».

Когда обвинитель изъявляет желание побеседовать с адвокатом, это означает одно из двух – либо хочет предложить сделку, либо располагает новыми и, как правило, весьма нежелательными уликами. Щелкнув ручкой, она написала: «Привет, Ал. Рада отметить, что наше общение происходит на не совсем формальном уровне. Увидимся через 10 мин. Нэнс».

«Видимо, „тюремная крыса“ нечто донесла, – думала она, присаживаясь на стул в крохотном офисе Фернандеса десятью минутами позже. – Только этого мне не хватало в довершение такого дня».

Фернандес сел за стол. Рядом с ним стоял, как всегда исключительно опрятно одетый, детектив Грин с безупречными стрелками на брюках.

«И почему моя одежда никогда так не выглядит?» – думала Пэриш.

– Стакан воды, сок, что-нибудь еще? – спросил Фернандес.

– Нет, благодарю, Альберт, – ответила она, хотя в горле пересохло. – Будь моя воля, с удовольствием заткнула бы этому неуемному Хоу рот кляпом.

Они рассмеялись. Шутки над свидетелями, сводящими обе стороны с ума, были в порядке вещей.

Никто не решался начать разговор. Фернандес поправлял на столе бумаги, которые и так были разложены в идеальном порядке. Грин расправил галстук. Красивый, шелковый. Вероятно, «Армани».

– Альберт, вы предложили встретиться. В чем дело? – Пэриш в упор посмотрела на Фернандеса и впервые заметила, что его глаза не такие черные, как она думала. В них были зелено-карие искорки.

Фернандес покосился на Грина.

– То, о чем я собираюсь сказать, весьма расплывчато. И я заранее извиняюсь. За последние сутки мне стало известно о некоем возможном развитии событий этого дела, что может существенно повлиять на позицию обвинения. К сожалению, на данный момент не могу сказать ничего более конкретного. Я хотел вас заблаговременно предупредить.

Пэриш кивнула, предполагая, что Фернандес все-таки продолжит. Однако он, взглянув на нее, лишь пожал плечами.

– И это все? – наконец спросила она.

– Все, о чем я могу сказать вам сейчас. Разумеется, как только у меня появится новая информация, и если она появится, я сразу же вам сообщу.

Пэриш тяжело вздохнула.

– Вы что, ребята, работаете на ЦРУ или что-то в этом духе? Что за тайны? И почему не сказать мне об этом раньше, каким бы там «это» ни оказалось?

– Я знал, что Хоу займет целый день, и решил, что лучше подождать до конца сегодняшнего заседания, – ответил Фернандес. – А сейчас я говорю об этом, потому что, если получу эту информацию завтра утром, вероятно, буду просить отложить заседание еще до того, как вам придется допрашивать очередного свидетеля. – Он опять взглянул на Грина и кивнул.

Пэриш почувствовала облегчение. По крайней мере речь идет не о каком-то сделанном Брэйсом признании. Паниковать пока не стоит.

– Послушайте, Альберт, что происходит?

Фернандес пожал плечами. Пэриш взглянула на Грина. Тот ничем себя не выдавал. Пэриш ощущала себя ребенком, которому некому пожаловаться на свою обиду.

– И что вы от меня хотите?

– Скажите Брэйсу, мне, вполне возможно, придется отложить всю эту тягомотину. В конце концов речь идет о нем, а не о ком-то еще, – сказал Фернандес. – Саммерс, конечно, будет зол как черт. Но что с того?

– Я поговорю с ним, – ответила она.

«Я-то с ним поговорю, а вот он со мной… Кто знает, как он отнесется к таким новостям?»

– Скажите ему, я согласен на залог, – заявил Фернандес.

Пэриш кивнула. Фернандеса, должно быть, удивило, почему Брэйс отказался от освобождения под залог в декабре. Им, видимо, хотелось, чтобы он вышел на свободу, поскольку в тюрьме он держал рот на замке. Дома они могли бы прослушивать его телефон и следить за ним. Они рассчитывали на это. Предложение Фернандеса насчет залога означало, что их позиции не так сильны, как им хотелось бы. Им нужны новые улики.

«Спокойно», – сказала она себе.

– Спасибо. Я поговорю с ним.

Обменявшись рукопожатием, Пэриш взяла свой портфель и направилась к двери.

«Назад, в „Дон“, куда же еще?! – думала она про себя. – В то время как весь город кричит и беснуется перед экранами телевизоров во время финального матча на Кубок Стэнли, я проведу очередной вечер в тюрьме. Со своим молчаливым клиентом».