Текст книги "Старая ратуша"

Автор книги: Роберт Ротенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Глава 32

Альберт Фернандес расхаживал взад-вперед по офису. То есть делал два шага, разворачивался и вновь делал два шага в противоположном направлении. Абсурд. Он работает над самым громким делом в стране, а его офис не больше тюремной камеры.

«Даже, наверное, меньше, – думал он, – если учесть, сколько места занимают коробки со свидетельскими показаниями».

Он остановился и посмотрел на коробки. В каждой было по тридцать-сорок папок. Он собственной рукой подписывал их и присваивал им порядковые номера.

Дело не в том, что Фернандес боялся компьютеров. Он хорошо в них разбирался. Но когда доходило до последней стадии подготовки дела, он должен был все потрогать, распределить и пропустить через себя все до последней детали. Только так, придя в зал суда, он мог во всем хорошо ориентироваться.

Фернандес вернулся за стол, где одиноко лежала черная папка с этикеткой «Судебный процесс – Брэйс». Он раскрыл ее на первой странице. Под собственноручно написанным и подчеркнутым заголовком «Основные факты» он составил перечень:

– юрисдикция: Фронт-стрит, 85А, город Торонто;

– личность: Кевин Брэйс – 63 года;

– квартира 12А: единственная входная дверь, других выходов нет, следов насильственного проникновения нет;

– 17 декабря, 5:29: Брэйс встречает мистера Сингха у входной двери;

– его руки в крови;

– тело Торн – в ванне, одно ножевое ранение;

– ранений вследствие самозащиты нет;

– окровавленный нож обнаружен на кухне;

– никакого алиби;

– никаких других подозреваемых;

– признание;

– дело в шляпе.

Дойдя до последнего пункта, Фернандес улыбнулся – «дело в шляпе». На общем фоне фраза казалась самонадеянно-бестактной. Это была его собственная выдумка. Закрыв папку, он встал и вновь принялся расхаживать. Шаг, другой – разворот; один, другой – разворот.

Получив дело Брэйса, он стал часто задерживаться на работе. Это тяжело сказалось на Мариссе. Получив на прошлой неделе январский счет за телефон, Фернандес увидел, что она потратила почти четыреста долларов на звонки родным в Чили, и у них вышла первая крупная ссора. Она заявила, что не выносит канадский холод, что у нее здесь нет ни родных, ни друзей, и, разрыдавшись, пригрозила уехать на родину.

– Ну ладно тебе, Марисса, – начал он, когда решил, что все улеглось, – пойдем в постель и все исправим.

– В постель, в постель… Тебе бы только в постель! – огрызнулась она и захлопнула у него перед носом дверь спальни.

Следующие пять ночей он спал на кушетке. На шестой день притащил домой жуткое длинное пальто-пуховик и такие же страшенные сапоги.

– Зима понравится тебе гораздо больше, если ты перестанешь задумываться над тем, как выглядишь, и будешь просто тепло одеваться, – заявил он.

Марисса нехотя приняла подарки.

– Загляни-ка в карман, – велел Фернандес.

Сунув руку в пальто, она вытащила билет на самолет.

– Отправлю тебя домой на весь март, – сообщил он. – А когда вернешься, зима уже закончится.

Схватив билет, Марисса опрометью скрылась в спальне. Фернандес слышал, как она с полчаса возбужденно разговаривала по телефону. Наконец жена со счастливой улыбкой вышла из спальни, из одежды на ней было полотенце на бедрах.

В День святого Валентина Фернандес обещал вернуться домой к восьми. Он распланировал весь вечер. Сначала они поужинают в мексиканском ресторане на Веллингтон-стрит, затем он отведет Мариссу в расположенное неподалеку новое кафе-мороженое. Там готовили разные южноамериканские десерты и мороженое по-домашнему. А к десяти они уже будут дома.

«Да, – улыбнулся Фернандес, – как здорово будет вместе с Мариссой лечь пораньше».

Едва он вновь сел за стол, как тут же вздрогнул от тихого стука в дверь. Ночной дежурный прошествовал мимо минут десять назад, и больше, насколько Фернандес мог слышать, никто не приходил.

– Кто там?

– Hola, [29]29
  Привет, здравствуй (исп.).


[Закрыть]– услышал он знакомый шепот.

Дверь медленно распахнулась. В тускло освещенном коридоре, в длинном пальто-пуховике и страшенных сапогах, он увидел Мариссу.

– Что ты здесь…

– Шшш, – тихо произнесла она, проходя в комнату и закрывая за собой дверь.

– Как ты…

– Не вставай. Я только что поговорила с охранником…

– Что ты ему сказала?

– Я сказала: «Извините, сэр. Я здесь несу своему мужу кормление, потому что он работал так поздно». – Она развернула его вместе со стулом к себе.

– Он работает допоздна, – поправил Фернандес. – И это не «кормление», а «еда»…

– Нет, кормление, – возразила Марисса, распахивая пальто. Даже в полумраке Фернандес сразу разглядел, что под пальто на ней ничего нет. – Я же учила существительные, – продолжала она, садясь на него верхом и прижимая его голову к своей груди. – Ведь это кормление, разве нет?

«С Днем святого Валентина, только днем раньше», – подумал Фернандес, чувствуя, как рука Мариссы расстегнула ему ремень и принялась за «молнию». Оказавшись внутри ее, он почувствовал, как его казенный стул стал, поскрипывая, откатываться назад.

И в этот момент он услышал, как открылась дверь. Звук донесся со стороны бокового входа, которым работники прокуратуры пользовались во внерабочее время.

– Вот последнее из величайших, – раздался низкий мужской голос.

«Фил Каттер. Что он так поздно делает в офисе?»

Фернандес припал к уху Мариссы.

– Шшш, – прошипел он.

Жена вроде бы кивнула, но он не был уверен, поняла она его или это просто фрагмент ее ритмичного покачивания верхом на нем.

– Дайте-ка взглянуть. – Второй голос звучал мягче. Женский.

Барб Гилд – верная спутница Каттера.

Фернандес слышал приближающиеся шаги Каттера и Гилд и чувствовал, как темп Мариссы нарастает. Она прижала его голову к своей груди.

– Брэйс… Думает, он такой умный, всех перехитрил, – говорил Каттер. В пустом офисном помещении его смех звучал довольно громко. Они были уже почти возле двери.

Фернандес затаил дыхание. Расставив ноги, он с силой уперся ими в пол, пытаясь прекратить скрип стула и чуть замедлить движения Мариссы. Однако она самозабвенно продолжала.

– Что он написал на этот раз? – поинтересовалась Гилд.

Парочка остановилась, что-то разглядывая, прямо возле его двери. Марисса стиснула его голову в страстном объятии. Он крепко обхватил супругу. Каттер и Гилд вполне могли их услышать.

– Фантастика! – Каттер рассмеялся, и они двинулись дальше по коридору.

– Взгляни, Барб… – говорил Каттер.

Их голоса стали быстро удаляться. Напрягая слух, Фернандес пытался разобрать слова, но тут его уши оказались закрытыми руками Мариссы, и ее грудь оказалась возле его губ.

– Если Пэриш когда-либо узнает, что мы… – Голос Каттера уже едва доносился.

Фернандес попытался слегка отпрянуть от Мариссы, чтобы расслышать, о чем они говорят, но их голоса уже растворились в шуме работающего возле офиса Гилд сканера.

– Что случилось? – прошептала Марисса, наклонившись к его уху.

«Я и сам бы хотел знать, – подумал он, – что задумали Каттер с Гилд…»

– Бедный Альберт! – Супруга погладила его по голове. – Слишком много работа.

Прикосновение Мариссы к лицу вернуло его к действительности. Вскоре после того как они поженились, Фернандесу стало понятно, что в сексуальном плане Марисса опытнее, тогда как он на момент произнесения ими клятвы верности оставался еще девственником. И получилось само собой, что она вскоре оказалась в роли учителя, а он – в роли страстного ученика. А сейчас он отвлекся и был невнимателен. Он разочаровал ее. Однако она не выглядела расстроенной. Наоборот, была полна решимости.

– Слишком много работы, – поправил он.

– Нет-нет. – Марисса вновь опустила руку вниз и нежно взяла его. – Недостаточно кормления.

Глава 33

Отвратительный запах – первое, на что обратил внимание Грин, проходя мимо «стойла» – большой тюремной камеры для заключенных мужского пола в здании старой городской ратуши. Из ста пятидесяти человек, шаркающих казенной обувью по цементному полу, в основном в оранжевых комбинезонах, минимум половина уже давно не принимали душ. Несколько человек в уличной одежде, задержанных полицией накануне и переночевавших в полицейских участках, ожидали решения суда по делу об освобождении под залог. Остальные были доставлены из тюрьмы «Дон» или других загородных тюрем.

Грин намеренно прошел мимо, не останавливаясь и не замедляя шаг. Для любого из оказавшихся в «стойле» заключенных он должен был выглядеть просто как очередной полицейский «по ту сторону» решетки.

В самом конце находилась маленькая комнатушка без окон со стальным столом и двумя стульями, прикрученными к полу, – помещение для бесед с заключенными, содержащимися под предупредительным арестом. Подобные условия предусматривались для тех, кто нуждался в охране от тюремного контингента для собственной безопасности. Обычно это были люди, обвиняющиеся в совершении преступлений, связанных с сексуальными надругательствами над детьми, а также полицейские констебли. Остальные заключенные встречались с адвокатами в общей застекленной галерее, где им приходилось, подавшись вперед, кричать друг другу сквозь маленькие окошечки.

Грин занял дальний от двери стул и стал терпеливо ждать. Прошло около десяти минут, прежде чем привели Фрэйзера Дента. Грин уже встречался в этой комнате с Дентом трижды, после того как они познакомились на вечере авторской песни. Дент молча кивнул Грину. Оранжевый комбинезон сидел на нем точно старая пижама, на ногах были синие тюремные кроссовки со стоптанными для удобства задниками. Он выглядел как настоящий зек.

Охранник вытащил ключи. При звуке металлического бряканья Дент повернулся спиной и послушно подождал, когда с него снимут наручники.

После ухода охранника Дент, развернувшись к Грину, пожал плечами. Он выглядел как человек, который провел в тюрьме несколько недель. Его жидкие клоунские волосы были сальными, лицо небрито и ногти обгрызены. Во взгляде его голубых глаз зияла пустота.

– Доброе утро, детектив, – мрачно произнес он.

– Как дела, мистер Дент? – Когда Дент входил, Грин в знак приветствия встал. Теперь он вновь сел и вытащил из пиджака пару сигарет.

– Бывает и хуже. – Дент сел на противоположный металлический стул и опустил голову. – Я добился, чтобы нас с Брэйсом перевели на пятый этаж, в больничное крыло. Подальше от всех этих панков и шума. Убирать судна не так уж сложно. Там есть телевизор со спортивным каналом. Вот чертовы «Листья», а?

Грин улыбнулся. В начале января «Листья» провели невероятную серию победных матчей и вновь включились в борьбу за первенство. Город был вдохновлен игрой своей команды, и радио буквально разрывалось от звонков полных оптимизма болельщиков, заявлявших, что они от радости чуть ли не «писают сине-белым». Даже отец Грина стал поговаривать, мол, неплохо бы сходить на один из матчей.

Не вышло. Как и следовало ожидать, в середине января команда вновь сдала позиции, чем вызвала бесконечную горечь у отца Грина. Разговоры о походе на хоккей стихли. По новой папиной теории, главной проблемой команды был слишком молодой вратарь, в то время как в воротах должен стоять опытный ветеран.

– Ну почему команды из какой-то Тампы или Каролины должны выигрывать Кубок Стэнли? – с досадой воскликнул он несколько дней назад после четвертого подряд поражения «Листьев». – У них там даже и катков-то небось нет.

– Да брось ты, пап, – отозвался Грин. – «Листья» ничего не выигрывают уже с 1967 года.

– Знаю, знаю, – отозвался отец. – Но я все жду. Я умею ждать.

– Мой отец ярый болельщик «Листьев». – Грин передал Денту спички. – С ума сходит, когда они проигрывают.

– Тренера надо менять, – заметил Дент. – Видели вчерашнюю игру? Остается две минуты, а он ставит третьего центрального на вбрасывание.

Грин кивнул, подвинул Денту пенополистироловую чашечку в качестве пепельницы, намеренно оставив на дне немного воды. Дент зажег сигарету и сделал несколько глубоких затяжек. Грин терпеливо ждал.

– Брэйс так ни черта и не говорит. – Дент выдохнул дым в сторону. И уставился на стену. – Словно язык проглотил. Поначалу было жутковато, а теперь я привык. Даже не знаю, что делать, если он вдруг возьмет да заговорит.

– По-прежнему пишет записки? – поинтересовался Грин.

– Да. В своей тетради. Уже всех нас приучил. Пишет нам маленькие записки. А когда играем в бридж, просто делает знаки руками.

– Вами как-то интересовался?

– А зачем ему? Я следую вашему совету, детектив. Сам рассказываю о себе, когда есть настроение. Словно на приеме у психотерапевта. Я даже на койке лежу почти все время. Будто хожу к настоящим психотерапевтам, куда меня в свое время направляли. – Дент расхохотался гортанным смехом, который прервался приступом кашля. – Пока все не полетело в тартарары.

– И вы не нагрели их на полмиллиона долларов…

– Что теперь говорить. – Дент затянулся сигаретой.

– Что он читает? Газеты?

– Просто пожирает их. До дыр. И все кроссворды пишет своей ручкой.

– Книги?

– Все, что привозят на тележке. Детективы, романы, биографии. Ему, похоже, все равно.

– Что-нибудь еще?

– Больше ничего. Проще сокамерника я еще не встречал.

Грин откинулся на спинку стула и посмотрел Денту в глаза. Дент отвел взгляд в сторону. Наконец, смущенный наступившей тишиной, он посмотрел на Грина, но тут же опустил голову. Бросил наполовину выкуренную сигарету на бетонный пол и придавил ее ботинком, скрипнув подошвой по цементу.

– Вы неглупый человек, Дент. Как думаете, почему он замкнулся?

Дент поднял окурок и потер его обгоревший конец о подошву ботинка.

– Трудно понять, – сказал он наконец.

Грин почувствовал определенную симпатию Дента к Брэйсу.

– Почему бы не попробовать?

– Я помню, какой он был в эфире – вот уж умел говорить-то. Может, просто устал от болтовни, надоело.

– Ну, такую версию мы слышали, – отмахнулся Грин.

Дент пожал плечами. Закатав левую штанину, он запихнул окурок в носок вместе с целой сигаретой.

– Он будто бы совсем неплохо себя ощущает.

– Говорил что-нибудь о своем деле?

– Написал, что совещание суда с адвокатами сегодня днем. Поэтому мы сейчас беседуем?

– Он говорил, что судья – Саммерс?

Дент напрягся.

– Проклятый Саммерс! – выпалил он. – Мистер «морской академик». Ненавижу его. Он как-то дал мне шесть месяцев за украденную пачку аспирина.

Грин усмехнулся:

– Это тогда вас пытался остановить молодой сотрудник магазина, а вы толкнули его на стеклянную дверь?

– Да. Но, как бы там ни было, Саммерс большая свинья, – буркнул Дент.

– Нам известно, что Брэйса навещает его адвокат. А еще кто-нибудь?

Дент покачал головой.

– Он еще с кем-то общается?

– Только с двумя – теми, что играют с нами в бридж. Да с мистером Ежом – лучшим охранником в «Доне». Благодаря ему наших партнеров по бриджу тоже переселили на пятый. А теперь он и сам туда перебрался. Говорит, что он наш телохранитель.

– Расскажите мне о ваших партнерах по бриджу.

Дент пожал плечами:

– Да ничего особенного. Один – старик с Ямайки, ждет суда за убийство. Другой – местный дед. Вроде был учителем. Жена, дети и все остальное. Потом опять начал пить.

– Что они говорят о Брэйсе?

Дент вновь пожал плечами и буркнул:

– Говорят, чертовски хорошо играет в бридж.

– Предварительное слушание – в мае, – сказал Грин.

Дент потер лицо руками.

– Послушайте, детектив, сейчас я в больничной палате и побуду там до конца первенства. Это примерно в конце мая. А потом – все. Как только хоккей закончится, я хочу убраться из «Дона».

– Будем надеяться, Брэйс до того времени заговорит. – Сунув руку в карман, Грин достал пачку ментоловых конфеток.

– Будем надеяться, «Листьям» все-таки будет за что побороться, – ответил Дент. Он насыпал себе в ладонь горсть мятных конфеток и отправил в рот. Остальные исчезли у него в рукаве. Он встал и пнул дверь в заметно ободранное место. – Хорошо бы охрана пошевелилась, – сказал он. – А то, если меня долго не будет, ребята могут что-то заподозрить.

Грин поднялся со стула. Когда охранник открыл дверь, Дент, словно по сигналу, повернулся, сложив руки за спиной. Грин услышал характерный металлический звук открывающихся наручников, затем последовал более продолжительный звук: зубчики зацеплялись за зубчики – наручники закрылись.

Это был жуткий звук – Грина от него всегда коробило.

Глава 34

С первого дня ареста Брэйса Дэниел Кенникот превратился в постоянного слушателя утренней программы, чтобы понять, как Доналд Дандас поведет себя в такой непростой ситуации. Первые несколько дней после ареста Брэйса программа, как обычно, продолжала выходить в эфир с Дандасом в качестве временного дублера основного ведущего. Во время рождественских каникул ее вообще в эфире не было – шли безликие передачи местных радиостанций. В январе программа вышла уже под названием «Утренней порой» с Дандасом как постоянным ведущим. О сидящем в тюрьме Брэйсе, обвиняемом в убийстве первой степени, не было сказано ни слова.

Это напоминало поведение свиней из книги «Скотный двор», которые по ночам подло стирали заповеди. А Кевин Брэйс, подобно Снежку из этой новеллы Джорджа Оруэлла, был просто вычеркнут из учебников истории.

Дандас оказался достойным ведущим. Он мог со знанием дела беседовать на разные темы, однако этим диалогам не хватало глубины, привнесенной на радио Брэйсом. Юмор нового ведущего казался чересчур осторожным, в нем отсутствовала брэйсовская острота. И голос звучал слишком мягко и бархатно, даже отдаленно не напоминая веский, неторопливый, прокуренный баритон Брэйса.

Потратив почти два месяца на изучение жизни Брэйса, Кенникот хорошо представлял, как мог пройти день Дандаса. Программа заканчивалась в 10:00 по торонтскому времени. Она транслировалась в прямом эфире на Атлантическую Канаду в девять, а потом – с часовой задержкой – отправлялась в записи через всю страну на запад. На протяжении следующего часа ведущий записывал рекламу будущих передач и принимал участие в обсуждении очередной передачи. Он не мог никуда отлучаться в течение этого часа на случай срочных новостей и необходимости что-то переписать для трансляции на центральный регион – Онтарио и Квебек, но примерно к одиннадцати освобождался.

Поэтому незадолго до одиннадцати утра Кенникот уже медленно прогуливался вокруг здания, где располагалась радиостудия. Здание имело три выхода, что осложняло поиски ответа на вопрос, каким из них воспользуется Дандас. Северная дверь вела на Веллингтон-стрит – оживленную магистраль. Вряд ли эстету Дандасу захочется выйти в эту сторону. Западная дверь выходила на менее оживленную улочку с большим кафетерием «Старбакс» на противоположной стороне. Кенникот обратил внимание на сотрудников компании, выходивших из этой двери и, подобно зомби, продолжавших свой путь за дозами кофеина. До него донеслось, как кто-то из них сказал:

– Пора «по четыре бакса».

Он не мог представить Дандаса идущим в «Старбакс». В нем все говорило о ностальгии по атрибутам небольших городков. Ему нравилось предводительствовать среди «маленьких народцев». С южной стороны здания была миловидная «кафешка» с выставленной на витрине коллекцией старинных заварочных чайников.

«То, что надо», – решил Кенникот.

Он вошел в кафетерий и уселся за дальний столик. Взяв из лежащей на сервировочном столике стопки газет номер «Глоб энд мейл», он раскрыл его и стал следить за южной дверью.

В начале двенадцатого Дандас вошел в кафетерий. На нем было неброское длинное пальто, большие коричневые рукавицы и шапочка, которая выглядела, точно сшитая вручную. В левой руке он держал старый, видавший виды кожаный портфель. Стоило ему оказаться внутри, как его круглые очки тут же запотели, и, сняв их, он немного помахал ими в воздухе. Дандас был один. Кенникот наблюдал, как он, помахивая очками, направился к стойке.

«Отлично».

Сунув под мышку «Глоб энд мейл», Кенникот последовал за ним.

– Доброе утро, миссис Нгуэн, – поздоровался Дандас с маленькой азиаткой за стойкой. Он правильно произнес ее вьетнамское имя – без «г».

– С Днем Валентина, мистер Дандас. – В слове «Валентин» она произнесла «в» как «б». – Будете зеленый чай?

– Да, пожалуйста, – ответил он, поднимая портфель. – Я посижу за столиком. Надо проверить работы студентов.

Кенникот чуть отступил назад, пронаблюдал, как Дандас, устроившись за угловым столиком, поставил заварочный чайник, раскрыл портфель и вытащил какие-то бумаги. Дождавшись, пока Дандас сосредоточится на чтении, он подошел к столику и сел напротив него.

– Простите, – не отрывая глаз от бумаг, начал было Дандас, – с вашего позволения я бы хотел посидеть в одиночестве… – Его голос стих, как только он поднял голову и узнал Кенникота.

– Доброе утро, мистер Дандас.

– Здравствуйте, офицер Кенникот. – Дандас говорил тихим голосом. – После нашей первой беседы мой адвокат связался с детективом Грином. Мы проинформировали его о том, что я больше не желаю делать никаких заявлений.

– Я знаю.

– В чем же дело?

– Нам же это не мешает продолжать расследование. Равно как и беседовать с вами, даже если вы не хотите отвечать.

– Пожалуй, – демонстративно поморщился Дандас.

Протянув руку, он подвинул к себе маленький заварочный чайник с чайной чашкой, расставив их перед собой, точно ребенок – игрушечных солдатиков.

– Я вчера побеседовал с Ховардом Пилом, – продолжал Кенникот.

– Вы можете говорить мне все, что хотите. Я не собираюсь отвечать, – прервал его Дандас.

– Пил тоже поначалу отказывался. Пока я ему кое о чем не поведал. И тогда он передумал.

Кенникот внимательно наблюдал за Дандасом. Приподняв крышечку, Дандас заглянул в чайник. От пара его очки вновь запотели. Кенникот уловил запах жасмина. Дандас продолжал молчать, но это не имело значения. Он перестал высказывать возражения, а это шаг номер один.

– Вы знали о контракте, который Пил предложил Брэйсу, не так ли?

Дандас снял очки и потер их о свитер.

– Миллион долларов, длинный отпуск, лимузин, свободные понедельники…

– Не хочу показаться невежливым, но мне необходимо проверить эти работы. – Дандас показал на стопку тетрадей.

Кенникот не поддался на этот маневр.

– Пил сказал, что Брэйс хотел подписать контракт, но дело оказалось в Кэтрин. Похоже, у нее было много проблем.

Дандас поморщился. Он уже не выглядел молодым.

– Пил сказал, Кэтрин хотела стать радиопродюсером, так?

Дандас прекратил заниматься чайником и напоминал сейчас сдувшийся шарик.

«Пора наносить решающий удар», – подумал Кенникот.

– Пил сказал, она репетировала с неким «приятелем» в его домашней студии. По этой причине в декабре, когда детектив Грин поинтересовался, бывала ли Кэтрин когда-нибудь у вас дома, вы неожиданно прервали беседу. – Кенникот ужесточил тон. – Не так ли, Дандас?

Дандас поджал губы.

– Я проверил архивы «Рассвету навстречу», – продолжил Кенникот. – В апреле прошлого года Брэйс минут двадцать расспрашивал вас о вашей домашней радиостудии, так?

Дандас нервно обхватил чайную чашку.

– Да, – наконец произнес он.

«Отлично, – молча порадовался Кенникот. – Вот мы и заговорили».

Дандас взял заварочный чайник и стал наливать чай, подставив ложечку, чтобы он не стекал по носику.

– Так все и началось. Поначалу вы давали Торн уроки радиомастерства…

Рука Дандаса дрогнула, и чай пролился через край чашки в блюдце. Он нервно выдохнул.

– Не секрет, что у меня домашняя студия. Раз в семестр я привожу туда учеников.

«Еще лучше, – отметил про себя Кенникот. – Дандас уже заговорил законченными фразами, однако ушел от прямого ответа».

– Послушайте, Дандас. Посмотрев видеопленки вестибюля дома, я понял, что Кэтрин жила по достаточно жесткому распорядку. По вторникам, средам и пятницам она выходила из дома в районе десяти и к одиннадцати приезжала на урок верховой езды. Однако по четвергам уходила куда-то в восемь.

– Вам интересно, куда она уходила? – вырвалось у Дандаса.

– Мы оба это знаем, не так ли? Я проверил график радиопрограмм… Четверг – единственный день, когда вы не ассистировали Брэйсу.

Дандас выронил металлическую ложку, и она звякнула, ударившись о край блюдца.

– Это не то, что вы думаете, – пробормотал он.

«Это не то, что вы думаете…» Кенникот вспомнил, что Пил выразился точно так же.

– А что я думаю?

– У меня ничего не было с Кэтрин.

Дандас встретился взглядом с Кенникотом и, впервые с тех пор как сел за стол, не отвел глаза. Кенникоту были видны морщинки вокруг них, обычно незаметные благодаря его светлой коже. Он как-то прочел, что по «гусиным лапкам» в уголках глаз карнавальные гадалки определяли возраст людей. Ему стало понятно почему. При ближайшем рассмотрении Дандас выглядел усталым, напуганным и уже не таким молодым.

– Знаете, после того как вы ушли, прервав нашу беседу, детектив Грин сообщил, что за все годы его работы в отделе по расследованию убийств так поступили лишь четверо. И угадайте, что с ними произошло?

– Почему бы вам просто не сказать мне…

– Все четверо впоследствии стали обвиняемыми и осужденными.

– Я что – попал в число подозреваемых?

– Близки к этому. Вы спали с женой своего босса и…

– Прекратите! – воскликнул Дандас выпрямляясь. – Я уже сказал: у меня с ней ничего не было. Правда. Если хотите, можете проверить меня на одной из этих ваших машин.

– И чем же вы там вдвоем занимались? Чаи распивали?

– Нет! – резко ответил Дандас.

Он разозлился. Закрыв глаза, явно взвешивал, стоит ли говорить. Кенникот представлял, как он впоследствии объясняет адвокату: «Вы не понимаете – у меня не было выбора».

Дандас поднял чашку и сделал долгий глоток. Кенникот ждал.

– Хорошо… – наконец произнес он. – Мы виделись по четвергам утром.

– Зачем?

– У Кэтрин были проблемы. Основная заключалась в отсутствии уверенности в себе. Ей была нужна работа.

Дандас вновь попытался поднести чашку к губам, но у него дрожали руки. Он посмотрел на Кенникота как человек, переставший сопротивляться воле судьбы.

– Я знал про контракт, – быстро заговорил Дандас, словно только так и мог совладать с неловкостью. – Кевин попросил порепетировать с Кэтрин в порядке личного одолжения. Это была его идея.

Абсолютно то же самое утверждал коротышка Пил. Брэйс был в курсе их встреч. Кенникот решил изменить тактику. Стать добрым. Понимающим.

– Поэтому он и согласился с вашим отсутствием как ассистента по четвергам?

Дандас молча кивнул.

И тут до Кенникота дошло. Дандас не лжет. Он боится не за Брэйса. Он боится за свою работу.

– Полагаю, руководство ничего об этом не знало, – заметил Кенникот.

– Не думаю, что они бы очень обрадовались, узнав, что я способствую их звезде получить работу у конкурента. Кевин хотел подписать контракт. По плану я должен был помочь Кэтрин обрести уверенность в своих силах, чтобы она смогла выполнять продюсерскую работу по выходным. – Он окинул взглядом зал кафе, в очередной раз убеждаясь, что, кроме них, там никого нет. – Если бы это до них дошло, меня бы уволили. Это могло стать концом моей карьеры. А все из-за того, что я пытался оказать дружескую помощь.

– Оказать дружескую помощь, а потом и занять его место, – добавил Кенникот.

Дандас протер очки и в упор посмотрел на Кенникота, так словно хотел ударить.

«Вот и хорошо, – усмехнулся про себя Кенникот, – когда люди выходят из себя, они начинают говорить то, что думают».

– Я не мог предположить, что все так произойдет, – выдавил Дандас сквозь зубы.

– Однако когда это произошло, вас гораздо больше стала интересовать работа, чем помощь в расследовании убийства. Кэтрин мертва. Брэйсу светит двадцать пять лет тюрьмы. А вы даже не собирались давать показания. Лишь бы не потерять свое новое место. Или правильнее было бы назвать его прежним местом Брэйса? – Кенникот ткнул пальцем в кипу бумаг, которые Дандас намеревался проверять. – Вы хотели ударить в спину того, кто впервые дал вам возможность работать на радио. Вы этому учите на лекциях по журналистской этике?

Отодвинув стул, Кенникот встал. Дандас взглянул на него снизу вверх как заблудшее дитя.

– Кевин как мог пытался заставить ее бросить пить. Какое-то время она держалась, но…

Кенникот пересел на стул возле Дандаса. Он покончил с ролью того, кто мог являться собеседнику в кошмарных снах. Настало время превратиться в его лучшего друга.

Дандас склонил голову, словно чувствуя себя под покровительством Кенникота.

– Кэтрин отличалась тем, что, разозлившись, теряла над собой контроль. – Нагнувшись, Дандас закатал левый рукав свитера.

Кенникот увидел на локте широкий уродливый шрам. Он казался довольно свежим и достаточно глубоким, чтобы напоминать о себе еще долгое время.

– Это она сделала во время нашей последней встречи. – Дандас, закрыв глаза, перешел на шепот: – Я дам показания. Но это все, что я могу вам рассказать.

«Этого будет более чем достаточно», – думал Кенникот, глядя на руку Дандаса. Только что сказанное им «это она сделала…» было аналогично тому, что сказал вчера вечером Пил.