Текст книги "Жизненная сила"

Автор книги: Роберт Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

Глава пятьдесят вторая

«Что, что, что ты тут делаешь?»

Этот вопрос гремел по всем действующим каналам Корабля, изо всех ртов Миоцен с керамическими зубами, распахнутых на каждом экране из каждой клетки ее тела, находившегося в Великом Храме. Ее слова неслись вверх по недавно построенному Хребту, разлетались по Кораблю, и пассажиры в испуганном изумлении слышали, как новый Премьер Корабля спрашивает всех о том, что они сейчас делают.

И миллиарды ответили ей.

Ответили шепотами, криками, вонью, песнями, ворчанием. Ответили, что обеспокоены и опечалены таким положением вещей и спросили, когда же снова будут восстановлены поля, и когда же их жизни снова будут принадлежать только им…

Но Миоцен не слышала ни одного ответа.

Дикими черными глазами она смотрела на наблюдавших за ней капитанов, на Уошен и на ее предателя-сына. Но на самом деле она видела только одно лицо, которое быстро опускалось по туннелю и уже приближалось к мосту. Симпатичное это лицо было непроницаемо, потом на нем появилось отвращение, потом гнев на то, что он увидел где-то вдалеке, а потом, когда проблема разрешилась сама собой, снова бесстрастие. И, наконец, со странной, почти раздраженной улыбкой Тилл встретился глазами с матерью и сказал тому, кто сидел с ним в машине:

– А я думал, что она поняла… Наконец, поняла… Доблестный съежился, как будто на него замахнулись.

– У меня не было выбора, мадам. Любовь моя. Не было выбора, никогда… – тихо и безнадежно шептал он.

Миоцен неотрывно следила за падавшим вниз каром и лишь спустя некоторое время вновь вернулась в Храм, к капитанам.

– Я была идиоткой,– выдохнула она. Уошен хотела что-то сказать, но промолчала.

– Вы не могли этого представить, – попыталась ободрить Премьера Ааслин. – И уж тем более поверить в это. Предположить, что такая вещь, как Унылые, есть в действительности… что Корабль – тюрьма…

Миоцен обхватила себя за плечи, стиснула руки и зарыдала.

– Нет. Нет, я не верила этому. Никогда не верила! И слезы потоком заструились по ее лицу.

Уошен оглядела капитанов и спокойно, со знанием дела, которое всегда действует на людей успокаивающе, сказала:

– Это была ловушка. Может быть, этого Унылого, что под нами, и нет. Но одно я знаю точно: то, что существа, которые называются Бродягами, захватили мой Корабль, и я хочу покончить с этим. Прямо сейчас.

Четко и коротко она описала водородную реку, падавшую теперь на них, и определила, когда сила притяжения донесет ее до Храма. Базовый лагерь наверху будет уничтожен. И бриллиантовый шар над ним тоже. И мост. Потом ледяной поток превратится в чудовищный дождь и благодаря статическому электричеству или даже просто чьей-то непотушенной свече вспыхнет огромный пожар. Кислород Медуллы попытается поглотить поток, превращая водород в воду и тепловую энергию. Но топливные баки практически бесконечны, и в конце концов кислорода на Медулле не останется. Постепенно страшный'дождь станет свободно падать на железо и пепел… на мертвых, и цивилизация Бродяг превратится в прах…

– Есть только один шанс ,– немного подумав, произнесла Уошен. – Или два. – Она посмотрела Миоцен прямо в лицо. – Вы немедленно сдадите власть, – предложила она. – Или, как я догадываюсь, вы еще можете взорвать стены туннелей, взорвать окончательно, все разрушить, и сломать Хребет еще до того, как поток доберется до нас

Миоцен вдруг ощутила странное удовольствие.

Она все еще плакала, все еще чувствовала себя ничтожной и несчастной, но даже продолжая размазывать по изменившемуся лицу слезы, вдруг ощутила, как на губах ее появляется улыбка.

– Да, вы умны, – с холодной и страшной радостью сказала она Уошен. – Я понимаю, как вы захватили эти помпы и вентили. Обратно мне их не вернуть. Во всяком случае, сейчас Но, глядя на эти помпы, знаешь ли ты, что я вижу еще? Знаешь ли ты, что происходит там, наверху?

– Что? – собравшись в пружину, спокойно спросила Уошен.

Миоцен включила местный голопроектор, чтобы происходящее увидели все присутствующие капитаны. Они увидели наблюдательный пункт, расположенный далеко-далеко, на корме корабля, в окружении возвышающихся башнями и молчащих ракетных сопел. Все казалось вполне обычным. Но не успел десяток голосов попросить объяснить им смысл этой картины, как огромный огонь, достаточный, чтобы спалить весь мир, вырвался из сопел, и столбы светящегося газа понеслись к звездам.

Работало каждое сопло.

Никто из капитанов не помнил такого дня, когда работали бы все двигатели, и теперь, в полном замешательстве, они наперебой запросили объяснений.

– Это мой сын, – призналась Миоцен и снова начала терзать свою бесполезную теперь плоть до тех пор, пока под острыми и сильными ногтями из сосудов не брызнула кровь. – Когда мы делали этот последний разворот, я думала, что контролирую двигатели только я одна, – бормотала она. – И Тилл дал мне поверить в то, во что мне так хотелось верить…

– Меня не волнует твой Тилл, – подойдя к ней вплотную, резко оборвала ее Уошен. – Я хочу знать… Почему он включил двигатели сейчас?

Миоцен захохотала и зарыдала одновременно, становясь все безумней.

И тогда Уошен своей длинной сильной рукой схватила ее за темные волосы и прошептала слова, которые произносит в последние моменты перед крушением каждый пилот:

– Дело дрянь.

Глава пятьдесят третья

Предательская смертельная дрожь схватила Уошен за горло, свела желудок, и какие-то бесконечные мгновения она ждала паники. Паники, которая охватит и ее, и всех остальных. Но чудовищность преступления была настолько велика, что сделала всех почти бесчувственными. Среди капитанов только Миоцен могла, казалось, страдать и гневаться; она валялась по стальному полу, заламывала руки, продолжая смеяться и рыдать. С ее губ срывались сначала невнятные, а потом все более и более различимые слова неожиданных признаний:

– Это моя катастрофа. Моя. Универсум никогда не забудет и не простит мне ее. Никогда…

– Хватит! – крикнула Уошен.

Капитаны тихонько перешептывались.

Уошен дернула Миоцен за волосы, заставив ее прекратить истерику и посмотреть вокруг.

– Покажи нам! – потребовала Уошен так жестко, как только могла. – Покажи все, что происходит. Покажи сейчас же.

Миоцен закрыла глаза.

Капитаны стояли на носу корабля, глядя на дряхлое красное солнце, казавшееся пугающе огромным и близким. Но до него было еще не менее нескольких миллиардов километров. На третьей световой скорости путешествие займет пятнадцать часов и, как предполагалось по плану, выработанному столетня назад, они должны были миновать горячую атмосферу солнца на комфортабельном расстоянии в пятьдесят миллионов километров.

С каждой секундой курс корабля менялся и становился все более опасным.

– Если двигатели не отключить… – прошептала Миоцен, так и не открывая глаз.

Изображение перескочило на пятнадцать часов вперед. Корабль погружался в наружную бахрому солнца – теплую плазму, более тонкую, чем самый идеальный вакуум. Поверхность могла поглощать и жар, и миллионы мелких столкновений, но простое трение все увеличивало скорость, и в следующее мгновение капитаны уже падали к крошечному плотному соседу умирающей яркой звезды. Сила притяжения скручивала оболочку Корабля до тех пор, пока она не зашаталась, его древние внутренности сплющились в горячий растягивающийся диск, и весь он быстро превратился в великое черное ничто, ускользнувшее из мира.

– Нет! Нет! Нет! – выкрикнул Локи.

– А что с Унылым? – подхватили несколько голосов.

– Он, наверное, тоже уничтожен, – сомневающимся голосом предположила Ааслин.

Но черные дыры, созданные в вихрях и водоворотах гиперплотной плазмы, существовали и в раннем универсуме.

– Строители могли бы сделать это сами, – напомнила всем Уошен. – Но они знали лучше, и вместо этого – не важно, по каким причинам – они забросили корабль туда, где было мало черных дыр, если они и вообще были.

Изображение наверху исчезло, капитанов снова окружали стены Храма.

Уошен поглядела на высокий потолок и старый базовый лагерь под ним, потом перевела взгляд на Миоцен и быстро спросила:

– Вы уверены, что двигатели теперь остановить невозможно?

– А что же, ты, твою мать, думаешь, я делаю!? – огрызнулась Миоцен. – Я и пытаюсь их остановить. Но у меня нет доступа, а отрезать доступ к ним Тиллу я не могу!

– Тогда зачем он направляется сюда? Молчание.

– Если мы ничего не можем сделать, то почему Тилл решил не ждать?

Лицо плачущей Миоцен вдруг успокоилось. На нем появилась какая-то мысль.

– Потому что это не мой сын, – удивляясь сама себе, произнесла она .– Конечно. Потому что не он контролирует двигатели.

Унылый, – догадалась Уошен. Просидев в тюрьме пятнадцать миллиардов лет, конечно, хочется в такой решающий момент оказаться у руля!

Миоцен тоже посмотрела на бриллиантовый мост, на лагерь и на Хребет. Именно по нему проходили к капитанам какие-то команды из глубин Медуллы.

– Если я перекрою мост, Уошен, то есть отрежу связь с Медулла оссиумом, то сможешь ли ты со своими союзниками достаточно быстро вывести из строя всю машинерию, чтобы спасти нас? – не веря в свое предложение, все-таки спросила она.

«Не знаю», – хотела честно ответить Уошен, но в этот момент раздался короткий, почти мягкий толчок, и все почувствовали, как стальной пол пошатнулся под их ногами.

– Что вы делаете? – прошептал Локи.

Миоцен поднялась с усталой торжественность, ее покрасневшие глаза все еще слезились.

– Система, контролирующая землетрясения. Это старая система, и она всегда будет моей. Ее они не могут у меня отобрать без моей воли.

По Храму снова прошло содрогание.

– Железо устало от сна, – провозгласила Миоцен, улыбаясь своей почти детской мудрости. – И времени у нас немного.

Одним словом и взглядом капитанам были предоставлены подъемные кары, и все кары на мосту – пустые и полные – начали спускаться к Храму.

– Вы знаете, что вышла из строя система контроля над землетрясениями!? – визжала администратор. – Почва под городом уже сдвинулась на пять метров?

– Знаю, – подумав, ответила Миоцен.

– Надо ли погрузить основной персонал на машины? Чтобы спасти его?

Администраторша, разумеется, говорила о себе.

– Да, – равнодушно ответила Миоцен. – Конечно. Но вы должны остаться здесь до тех пор, пока не соберутся все, ясно?

– Слушаюсь, мадам, слушаюсь…

Они заняли самый большой кар. Уошен вздохнула, села между Миоцен и Локи, и кар прыгнул в небо. Ветер засвистел в ушах. Мост промелькнул мимо, и борта кара заскребли по стенам туннеля. Кто-то закричал, и не сразу Уошен поняла, что кричит она сама. Локи, оторвав руку от акселератора, коснулся ее колена.

– Даже если погибнем, шанс выиграть остается,– Печально и сурово произнес он.

– Этого мало.

Снова перед ними оказался мост, и Миоцен громким шепотом заговорила с кем-то.

Уошен повернула голову, думая, что обращаются к ней. Нет, старая сука разговаривала с кем-то, видимым только ей одной. Ее лицо прояснилось и каким-то странным образом казалось даже счастливым.

– Что вы делаете? – начала Уошен, но они были уже в зоне действия контрфорсов, разум их отключился, а кар подбрасывало и кидало, и туннель, по которому они ехали, трясло до тех пор, пока, наконец, их не вынесло наверх.

Двери открылись с мягким, но каким-то незнакомым шипением.

Капитаны срыгнули, и спустя минуту весь воздух внутри пропах желчью.

Все выбрались на открытую бриллиантовую платформу в рассеянный серый свет почти пустого бывшего базового лагеря.

Там их ждали двое. Доблестный плакал не стесняясь. Тилл, наоборот, уставился на Миоцен холодными глазами и еще холодней заметил:

– Ты даже представления не имеешь о том, что сделала, мама. Ни малейшего.

– Я знаю, что делаю – я спасаю Корабль! Мой Корабль. Только это теперь и имеет значение. Мой Корабль.

Мальчишеское лицо окаменело. Потом смягчилось.

Мост под ними раскачивало, подбрасывало, платформа подлетала на несколько метров и снова вставала на место.

Уошен посмотрела вниз. То, что на первый взгляд напоминало дождевые облака, было миллиардами столбов дыма и бесчисленными пожарищами, порожденными бесконечными смертельными землетрясениями, прорывавшими толстую поверхность, разрывавшими в клочья железо в наиболее слабых местах.

Потом она снова перевела глаза на присутствующих.

– В машину,– приказал Тилл, и его рука уверенно легла на плечо Доблестного.– Если хочешь, то и ты, Локи. Ты тоже можешь вернуться с нами.

Локи расправил плечи и ничего не ответил.

– Так умирай здесь,– крикнул Тилл.– Со всеми остальными…

Миоцен подняла руку.

В густом переплетении ее плоти, сосудов и костей таился маленький лазер. Он казался ненастоящим, бесполезным, скорее символическим. Но Уошен знала, что он запросто может испепелить человека, не оставив ничего. И по лицу Миоцен она знала, что сейчас она убьет своего сына.

Но выстрел так и не прозвучал.

Сверху упал сноп света, уничтожив ее оружие вместе с рукой. Но вместо болевого шока Миоцен неожиданно почувствовала в себе дикую разрушающую силу. Наклонившись вперед, она ударила в сына всем телом в тот момент, когда платформа подпрыгнула в очередной раз. Новая пурпурная вспышка сожгла ей ноги.

Уошен упала и посмотрела наверх.

Она увидела солдата-Бродягу. Кажется, это был Гольден. Он стоял на высоком рабочем мостике, целясь из большого лазера с профессиональным спокойствием. Последовала целая серия выстрелов, слишком быстрых, чтобы их сосчитать. Она повернула голову к Миоцен и увидела, как та исчезает в клубах кипящей крови и белого пепла.

Но, умирая, она все еще цеплялась за сына и все еще продолжала бормотать:

– Тилл! – И в голосе ее звучали и нежность, и обреченность, и вина.– Прошу! – шептал и шептал кипящий рот.

Потом все кончилось. Точный хирургический выстрел полностью сжег голову вместе с зеркальной фуражкой, и спустя мгновение ее сын снова повернулся к кару, но и того уже не было.

Вся машинерия моста остановилась. Доблестный несся вниз, пытаясь спасти драгоценный кар.

Миоцен своим нападением спасла сына.

Уошен смотрела на Тилла, но видела на этом привлекательном лице только одну мысль. Как это могло случиться? Ради чего все это происходило?

– И что мне теперь делать? – тихо спросил он неизвестно у кого.

Если ответ и последовал, то Уошен его не услышала.

Но кто-то, должно быть, все-таки услышал, потому что уже более не колеблясь Тилл рванулся в открытые двери, которые тут же за ним закрылись, мост снова зашатался, Хребет закачался и стал медленно опускаться к пылающему лику кипящего Медулла оссиум.

Скоро должен был начать падать жидкий водород.

Капитаны стали строить планы о том, как укрыться или каким-нибудь образом найти кар, который выдержал бы шторм. Но Уошен не принимала участия в обсуждении. Она села, скрестив под собой ноги и глядя лишь на медленно идущие стрелки своих серебряных часов.

Ааслин показалось, что она сошла с ума.

Локи преспокойно рассуждал сам с собой об объятиях Смерти.

Обет и Мечта пытались благодарить Уошен за то, что она вывела их, наконец, с Медуллы.

– Мы никогда не думали, что снова окажемся здесь, – признавались они. – Ты правильно сделала.

К ним присоединился даже Гольден, предложил сдать свое оружие, а потом долго глядел на взрыв и пожары на Медулле.

Вдруг Уошен захлопнула крышку часов и поднялась движением, выражавшим торжественность и важность.

Все, не отрываясь, смотрели, как она вышла на середину платформы и посмотрела наверх. Но для ледяного дождя было еще рано. Потом они увидели, как она махнула рукой кому-то наверху. Все, включая и обоих Бродяг, тоже посмотрели наверх и увидели, как в напряженной тишине к ним приближается флот кораблей в виде китов, готовый уже вот-вот произвести жесткую посадку.

И первым из первого же приставшего судна вышел Памир.

За ним последовали Перри и еще десять вооруженных Бесшабашных.

Ааслин, тут же узнавшая грубое лицо Памира, радостно засмеялась.

– Что же это такое? Разве ты не знаешь, что надвигается потоп?

Памир усмехнулся, вскинув густые брови, и только тогда посмотрел на бушующий Медулла оссиум.

– Да отвернул я этот потоп,– процедил он сквозь зубы и как бы нехотя. – Давно уже. Озерцо водорода, образовавшееся внутри этой длинной вакуумной трубы, испаряется по мере падения. Поверьте, когда мы проплыли через то, что осталось, на нас не попало и капли.

– Но как же твоя угроза? – обиженно воскликнули Обет и Мечта, повернувшись к Уошен. – Об этом падающем, убивающем все потоке?

– Я не настолько жестока, – ответила Уошен. – Я не убиваю беспомощные миры.

– И не будешь? – снова усмехнулся Памир. Затем, обняв Уошен сильной рукой, притянул ее к себе.

– Я просто люблю подразнить их, – добавила она, смеясь и плача одновременно, и думая о том, что никогда за всю свою долгую странную жизнь не чувствовала себя настолько уставшей…

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. Строители

Все мои двигатели ревели, изрытая огонь, но эта титаническая, губящая все энергия превращалась в нежнейшие толчки. Я не слышал ничего, кроме тихого уговаривающего голоса, который нашептывал мне, чтобы я подходил все ближе к этому умирающему солнцу. И я повиновался голосу. Повиновался, даже предвидя столкновение с его разреженной атмосферой. Даже чувствуя уколы и маленькие смерти в моем теле. Я просто повиновался элементарным законам движения, инерции и силы, подплывая все ближе к солнцу, все ближе… и дивный страх охватил меня…

Первый двигатель умер.

За ним – два других.

Далеко в моих глубинах серия ослепительных и тяжких взрывов уничтожила топливные трубопроводы и расплавила визжащие помпы. Выжившие двигатели продолжали работать, но уже более спокойно. Нежные толчки превратились в легкое дыхание рядом и позади меня.

Но я все еще падал на солнце.

Мой страх потерял свою прелесть.

Постепенно мной овладела дикая паника.

С ужасающей ясностью я увидел внутри себя войну против моих двигателей. Но каждый акт насилия был то слишком мал, то ошибочен, то несвоевремен. Кумулятивный эффект наступал медленно, и почувствовать его было трудно. Наконец, в агонии я собрался, пытаясь прийти на помощь моим товарищам.

Каким-то образом я чувствовал их. Слышал. Верил.

У реморов были тысячи вентилей и, словно уловив мой совет, они закрыли последний, остававшийся в исправности.

Магнитная бутылка, пребывавшая в полном порядке миллиарды лет, резко пришла в негодность в самый неподходящий момент, и разрушилась выплевывая черепки антижелеза в расстроенные механизмы, работающие на полную мощность.

Человеческий инженер убил робота, который не хотел понимать причин происходящего, и поставил на его место другого.

Осколки засорили малый трубопровод.

Бесшабашные атаковали мои двигатели так, словно алмазный огонь и свет были их личными врагами.

Один упрямый двигатель заработал в противоположную сторону и сразу же съел столько топлива, сколько мог проглотить.

И, наконец, от потолка топливного бака оторвалось обиталище пиявок и тоже ухнуло в раскрытую глотку колоссального трубопровода.

Еще два двигателя зашипели и замерли.

Но я все еще продолжал чувствовать вкус солнца, ощущать его жар и дыхание на моей широко расстилавшейся поверхности… Ком железа и никеля размером с луну вонзился мне в бок, врезался в глубину, но благодаря ему я пронесся мимо солнца… Впрочем, это было лишь совпадением, ибо, просчитав покрытое мною расстояние, я понял, что миновал солнце лишь благодаря собственной удаче.

Только.

А спустя мгновение, празднуя свою победу, я проплыл мимо чего-то маленького, черного, но чудовищно массивного… И снова моя траектория изменилась… и я отправился за густую завесу звезд и взвихренных планет. И я мог видеть, где окажусь уже так скоро…

Меня снова ждала чернота.

Полная чернота.

Бессолнечное ничто.

И каким-то странным, почти неожиданным образом я догадался, что это именно то место, где я хотел бы оказаться… Я чувствовал, что на этот раз счастливо падаю… к дому…

Эпилог

– Давайте поговорим.

– Привет? – спросил медленный, сентиментальный голос.

– Извините. Еще слишком рано, мадам. Я все понимаю. Но вы заслужили право узнать, что произошло и что происходит и чего можно ожидать, когда у вас снова появятся ноги.

Наконец, в ответ на звуки, издаваемые механической коробкой прозвучал настоящий голос.

– Памир? – проскрипела коробка.

– Да, мадам?

– Я … все еще… жива?

– Мы нашли ваши останки, как и других капитанов. По крайней мере, большинства. – Памир кивнул, хотя его собеседница и не могла его видеть. – Ваша голова была на сохранении в одной из ваших маленьких комнат. В ожидании суда, как я полагаю. Если бы Миоцен сделала так, как планировала…

– Где Миоцен?

– Ваша лучшая подруга? Ваша фаворитка и самый преданный товарищ? – Памир позволил себе грубо рассмеяться. – Миоцен умерла. И давайте оставим то, что касается ее. Эти объяснения могут подождать еще несколько дней.

– А мой Корабль?

– Разрушен, но восстановлен, мадам. Молчание.

– Ее восстание было обречено на провал, – сказал он. – Сразу же возникли очаги сопротивления. Группами и в одиночку. Теперь им ничего не изменить.

– Кого…. Кого я должна благодарить? – Памир улыбнулся. – Тебя? – Он молчал. – Спасибо тебе, Памир, – наконец, не в силах скрывать свои чувства, призналась она.

– И еще Уошен.

Из коробки послышались непонятные звуки.

– Но мне кажется, я многого не понимаю… Это так?

– Вы не понимаете почти ничего, мадам.

– Кого мне еще благодарить?

– Реморов. Бесшабашных. А также сотню других существ и несколько миллионов механических разумов в придачу.

Молчание.

– Я нашел множество помощников, – продолжил Памир. – Но, чтобы удержать их около себя, мне пришлось дать обещание. И серьезное.

– Какое?

– У нас образовались бреши… в рядах капитанов, да и везде. И я пообещал нашим новым союзникам, что именно они будут первыми кандидатами…

– Реморы!?

– «Все, кто способен думать, могут служить», – таков был мой девиз последние несколько недель. Я думаю, это самый правильный девиз.

– Бесшабашные? Капитанами?

– Если они захотят вообще остаться на борту. Да, мадам. Бесшабашные – капитанами.

– Но почему они хотят покинуть нас? Из-за того, что несколько больных на голову офицеров попытались прибрать Корабль к рукам?

– Вообще-то, на самом деле произошло нечто иное, – снова рассмеялся Памир. – Все гораздо сложнее, и ответы на вопросы займут слишком много времени. Но вы должны знать прежде всего… что мы не можем следовать дальше однажды запланированным курсом…

– Как?

– А в последующие несколько тысячелетий мы вообще выйдем из галактики. Будем двигаться, кажется, в направлении созвездия Девы.

– А что будет со мной? – после очередной паузы проскрипел механический голос.

– С вами, мадам?

– Останусь ли я Премьером?

– Мне лично на это глубоко наплевать, – Памир с наслаждением и очень рассчитано произнес каждое слово. – Вы окружили себя, мадам, талантливыми карьеристами, вы культивировали их амбиции, и когда несколько капитанов свергли вас, вы удивились. Оказавшись неготовой, некомпетентной и обезглавленной, как в прямом, так is. в переносном смысле. – Гневное молчание. – Миоцен собиралась предать вас суду. И я могу сделать то же. Как фактический Премьер, я, в принципе, обладаю такой властью и, учитывая общее настроение, полагаю, что свое драгоценное кресло вы потеряете. Если, конечно, будет честный суд. Впрочем, даже и в том случае, если вам дадут хорошую фору…

– Хорошо, Памир. Каковы же ваши намерения?

– Мы не собираемся вас лишаться. Особенно принимая во внимание и недавнее восстание, и множество столь неожиданных и быстрых изменений. – Памир вздохнул. – Судно нуждается в традициях и преемственности, и если вы согласитесь возвратиться в свое кресло – правда, с некоторыми оговорками, – я уж исхитрюсь представить и вас, и ваш громовой голос пассажирам и команде. Я ясно выражаюсь?

– Да. Хорошо. – И после раздумья: – О, разумеется, ты хочешь быть моим Первым креслом. Я права, Памир?

– Я? Нет,– он долго смеялся. Смеялся искренне и громко. – Но я знаю кое-кого поквалифицированней. Благодаря долгому опыту.

Конечно, Премьер была очень повреждена и дезориентирована, но все же достаточно проницательна.

– Где же Уошен? Могу ли я поговорить с ней?

– Со временем, – позволил Памир, поднялся, надел под нужным углом зеркальную фуражку и заметил: – Ваше Первое кресло решает дела по всему Кораблю. И, поверьте мне, трудно быть преданным кому-нибудь больше, чем ей.

– Спасибо еще раз, Памир, – тихо, почти послушно сказала Премьер.

– Ага. Принимается.

– Я знала, что ты приносишь удачу, Памир. Разве я не говорила тебе этого еще тогда? Разве не говорила?

Но Памира уже не было. Он ускользнул без всякого разрешения, и некому было слышать, как из механической коробки раздавалось: «Благодарю, благодарю. Благодарю всех, кто помог спасти и Корабль, и меня… Триллион благодарностей!..»

На первый взгляд они выглядели любовниками и никем больше.

Женщина была вполне привлекательна, хотя и казалась слишком высокой для своей породы. Мужчина же, также человек и тоже очень высокий, был далеко Не так хорош. Женщина тихо говорила и улыбалась, а мужчина хмурился и громко хохотал. Через пару минут хохотала уже и женщина. Потом они соединили руки. Соединили привычным и простым жестом, и их ладони и пальцы крепко и нежно сплелись. Никто никогда не обратил бы на них особенного внимания. Да и зачем? На этой улице всегда гуляло много влюбленных пар, слишком поглощенных своей повседневной Жизнью, чтобы заметить другие пары, которым посчастливилось отдыхать без формы и в масках, позволяющих получить хотя бы немного заслуженной анонимности.

Это были волнующие времена. Даже дивные. После веков ничем не нарушаемого однообразия в последнее время все на борту Великого Корабля изменилось. Прогремели восстание и война, которые даже и сейчас, через много лет после их окончания, все еще лежали на каждом тяжким бременем. Новый курс Корабля! Среди пассажиров ходили толки о новых капитанах и о новых возможностях для всех существ и рас! А в центре этого великого древнего судна по-прежнему продолжала скрываться тайна, слишком невероятная, чтобы ее можно было описать, и все еще так никем и не понятая в суете бесконечных дней и недель.

Все хотели увидеть Медулла оссиум, но только с безопасного расстояния. А поскольку никто по-настоящему не мог его увидеть, то о нем говорили. Говорили громко, возбужденными голосами, сыпали химическими формулами, наслаждались сложными мысленными построениями. Всюду задавались банальные вопросы, на которые никто, казалось, не знал ответов.

Что заперто в центре Медуллы?

Кто в действительности скрывается под именем Унылый?

Да и сам Великий Корабль? Он несся прочь из галактики, и это представляло для пассажиров определенные трудности. На его пути к межгалактическим пространствам существовало множество населенных миров, но теперь на Корабль не смогла бы попасть даже небольшая часть тех, кто желал это сделать.

Это оставляло уже существующих на Корабле пассажиров с одной стороны в некой ловушке, а с другой – наоборот, в крайне выигрышном положении. Кто еще когда-нибудь бывал в путешествии такого масштаба? Сотни миллионов лет Великий Корабль будет скользить по направлению к созвездию Девы, и потому впереди будет еще много времени и много чудес, которые, без сомнения, удивят всех тех, кто сможет вынести это долгое путешествие.

– А что же с Бродягами? – спрашивали все друг у друга со страхом и невольным уважением.

Молва утверждала, что миллиарды Бродяг продолжают жить на Медулле, поближе к древнему Унылому. Другие, более мудрые и проницательные, утверждали, что Бродяги в большом количестве по-прежнему разгуливают по прекрасно освещенным улицам городов. Третьи кричали, что все Бродяги исчезли в период хаоса и теперь прячутся где-то по самым отдаленным, укромным местам, готовя силы для нового, более успешного нападения.

Если только, конечно, они не у нас под боком.

Несколько человек предполагало, что Бродяги и сейчас находятся среди всех нас. Возможно, они служат, благодаря своему прекрасному обучению, священниками, или прикидываются богатыми человеческими пассажирами. Но как их распознать? Каким образом они смогут, выдав однажды свою истинную сущность, предоставить какому-нибудь простому пассажиру страшную, но блистательную возможность поймать их прямо посреди залитых огнем улиц?

Двое этих любовников и были Бродягами. Их выдали гастрономические пристрастия. Кто-то заметил, что высокая миловидная женщина заказала тарелку с таким чудовищным блюдом, как молотокрылые, и когда их подали, стала вскрывать спинки с невероятной опытностью, а потом положила несколько кусков и на тарелку мужчине, причем прежде чем он начал есть, поцеловала ему руку.

– Бродяги! Вот они! – закричал кто-то. Личности всех видов услышали через переводчиков

этот крик, и тут же ответили тем, что повскакали с мест, окружили маленький столик всеми своим членистыми ногами, неправдоподобными руками и тому подобным и на разные голоса и запахи стали повторять свои обвинения:

– Посмотрите! Посмотрите! Бродяги!

– Держите их!

– Эй, кто-нибудь, арестуйте их! Любовники не могли больше оставаться невозмутимыми. Они не спеша положили на столик приборы, еще раз привычным жестом коснулись рук друг друга и решили снять маски. Затем встали во весь рост, скинули туристские одежки, и под ними засверкала прекрасная яркая форма, которую всегда предпочитали носить капитаны.

– Ну, и что ты думаешь? – спросила у своего возлюбленного женщина.

– Как давно ты ешь этих своих жуков? – хмыкнул мужчина.

– Около пяти тысяч лет, – призналась она.

– И они всегда хороши на вкус?

– А ты как думаешь?

И они дружно рассмеялись, обняв друг друга так, словно не было вокруг них возбужденной толпы, словно они были одни, совсем одни…

– Я думаю, что вам нужно увидеть все это своими глазами, -сказала Уошен. – Сидя в той же вечной комнате, вы никак не сможете помочь созидательному процессу.

Робот-книжник посмотрел на Медулла оссиум и промолчал.

– Разве это вас не вдохновляет? Есть ли у вас какие-нибудь новые идеи?

– Нет, – обращаясь ко всем, недовольно сказал один из книжников. – Конечно, нет.

Да и, по правде говоря, смотреть там было почти не на что. Ползущие кое-где пожары и запертая энергия бесчисленных вулканов наполняли атмосферу черными мутноватыми облаками. Но ужасный на первый взгляд Медулла оссиум теперь не горел и не вскипал. Датчики дальнего радиуса и все остальные приборы давали один и тот же твердый ответ: старые земли Бродяг не были затронуты недавним огромным пожаром. То, что произошло теперь, по большому счету, было не намного хуже того, что происходило с Медулла оссиумом раньше. Фактически минувший хаос только еще более возродил к жизни всю экосистему, так что все оставшиеся Бродяги могли прильнуть к родной земле, зализать раны и ждать, пока очистятся небеса.