Текст книги "Жизненная сила"

Автор книги: Роберт Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

Глава пятидесятая

Администратор Храма по-прежнему носила серую робу, положенную ей по чину, и по-прежнему боролась со всем, что могло угрожать плавному течению ее жизни. Она привстала, глядя на приезжих с нескрываемым ужасом, скрестила на груди руки, коротко выдохнула и сказала прямо в лицо Уошен:

– Нет. Вы умерли героем – так и оставайтесь же им!

– Я пыталась. Пыталась изо всех сил, моя дорогая, – не выдержав, громко рассмеялась Уошен.

Но вперед выступил Локи, приблизившись к женщине едва не вплотную и быстро заговорив так, чтобы не оставалось сомнений в том, кто здесь начальник.

– Нам нужен один из покоев замка. Какой – не важно. И вы лично проведете туда ваших новых гостей, а затем оставите нас. Ясно?

– Каких гостей?

– А тех несчастных, что заперты в библиотеке. – Женщина возмущенно и беспомощно открыла рот, но Локи не дал ей произнести ни звука. – Или вы хотите быть уволенной, дорогая? И отправиться в составе одного из доблестных отрядов туда, наверх? – Рот закрылся. – Итак, у вас есть свободное помещение?

– Альфа, – прошептала администратор.

– Значит, мы будем ждать там, – отрезал Локи, и подождал, как капитан, пока женщина отдаст неизбежный поклон.

Путь к Альфе оказался коротким, но впечатляющим.

Уошен приготовилась увидеть огромные изменения, но переполненный народом и высушенный мир остался снаружи. Здесь же коридоры были почти пустынны и по-прежнему, как она и помнила, украшены рядами растений в горшках. И хотя воздух был суше, чем раньше, и даже, может быть, чище, в нем все так же витал запах Медуллы! Запах ржавчины, пыли и тяжелых металлов, не говоря уже о странном аромате, который можно было бы так и назвать странностью.

И Уошен подумала, что это приятный запах.

Случайный прихожанин поклонился Локи и в ужасе отшатнулся от Уошен.

Она заметила, что все встречавшиеся ей похудели, словно в стране царил голод, но люди, как прежде, были одеты в простые чистые одежды, сделанные далеко не из собственной кожи. Уцелевшая традиция Преданных? Или, может быть, голодные люди не могли восстанавливать себя настолько быстро, чтобы делать одежду из самих себя?

Но она ни о чем не спросила сына.

Охваченная внезапным нетерпением, Уошен вошла в зал, где от ее присутствия автоматически зажегся свет. Куполообразный потолок не изменился, он по-прежнему пытался казаться небом, и над полированными стальными поручнями бриллианты по-прежнему изображали недосягаемый мост. Но этот мост был шире, сильнее и лучше защищен, чем первоначальный проект Ааслин; трубопроводы шли по двум шахтам, ныряли в бывший базовый лагерь и уходили дальше наверх.

Хребет.

– Это модель? – не удержалась она.

– Это голографическая проекция нынешнего моста, – не сразу поняв вопрос, ответил Локи.

Хорошо.

Она хотела подойти к сыну и еще раз поблагодарить его за все, что он уже сделал, но ее остановил чей-то голос.

– Это она! Уошен!

Это был голос Манки, за которым появилась и она сама. Затем появились Салюки, Цейл, Кюзки, Уестфол, Ааслин. Появились и близнецы Обет и Мечта. Они прошаркали к ней, не отрывая ног от пола. Их ноги и лица были все теми же, что и много тысячелетий назад, только они стали тоньше. От их прикосновений веяло холодом, но за холодом таилось тепло, и счастье, и опасение, что Уошен нереальна и может исчезнуть в любой момент.

– Я настоящая, настоящая, но могу и уйти, – рассмеялась она.

Бе бросились обнимать больше сотни старых капитанов, и в уши ее настойчиво бился один и тот же вопрос:

– Как мятеж?

– Какой мятеж? – растерялась Уошен.

Ааслин поняла первой и тоже рассмеялась, выпрямив спину и постаравшись разгладить складки плохо сидевшей формы.

– До нас дошли слухи. Жалобы. Предупреждения.

– На место наших старых охранников пришли какие-то недоумки, – сказала Манка. – А старых как-то не очень вдохновляло то, что ожидало их впереди.

Все вдруг подняли головы и уставились на изображение моста, не в силах промолвить ни слова.

– А что насчет Миоцен? – нарушила молчание Салюки. – Новый Премьер пребывает в прекрасном здравии, и нас ожидают счастливые новости?

Уошен собралась ответить, но ей не дал начать еще один голос, раздавшийся у входа.

– Миоцен здорова, моя дорогая. Миоцен прекрасно себя чувствует и благодарит за столь трогательную сердечную заботу.

Новый Премьер уверенно шла через толпу капитанов. Казалось, она не боится никаких угроз и опасностей, как-будто она вообще защищена от всего тотальным контролем. Но Уошен слишком хорошо знала шагавшую к ней женщину. Да, тело и лицо привычно выполняли свою работу, и сама форма придавала им безоговорочную властность. Но слишком уж расширены были зрачки в распахнутых глазах, то выплясывавшие быстрый безумный танец, то замиравшие. Окруженная когда-то преданными ей капитанами, она теперь, казалось, прикидывала, кто из них может ударить ее первым. Потом она бросила взгляд куда-то поверх их голов, и в. темных холодных глазах ее появилось презрение.

– Я пришла,– холодным и совершенно спокойным голосом сказала Миоцен. – И одна, как ты и просила. Но я предполагала, что и ты поступишь так же, дорогая.

Какое-то время Уошен молча смотрела ей в глаза. Но молчание раздражало Миоцен, она отвела взгляд и уже довольно грубо потребовала:

– Ты хотела что-то сообщить мне. «Объяснить Корабль» или что-то в этом роде, если я верно помню твое послание.

– Объяснить – это, пожалуй, сказано слишком сильно, – спокойно ответила Уошен. – По крайней мере, я могу предложить некую новую гипотезу о его происхождении. – Она жестом указала на длинный ряд скамей из дерева добродетели. – Садитесь, – пригласила она капитанов. – Все садитесь, пожалуйста. Мое объяснение не займет много времени, я надеюсь. Да, я надеюсь. Но, учитывая то, что я намерена вам сказать, лучше, если вы все все-таки сядете…

Уошен вытащила из кармана серебряные часы и щелчком открыла крышку. Не глядя на циферблат, снова закрыла и, подняв их высоко в воздух, объявила:

– Это Корабль. Сколько же ему лет? – Но прежде, чем кто-либо попытался ответить, продолжила: – Мы нашли его пустым. Нашли идущим к нам из, возможно, самой пустой и отдаленной части видимого универсума. Разумеется, мы находили какие-то данные касательно его возраста, но все они были противоречивы и неточны. Легче всего можно было поверить в следующее: пять или шесть миллиардов лет назад в какой-то скороспелой молодой галактике возникла разумная органическая жизнь и она развилась достаточно, чтобы построить это чудо. Затем какая-то ужасная, но вполне представимая трагедия уничтожила его создателей. Они умерли, так и не успев определить цель своего творения. И мы оказались просто счастливчиками, которым удалось обнаружить эту древнюю машину… – Уошен перевела дыхание и быстро продолжила: – Но я думаю, что Кораблю все же гораздо больше, чем шесть миллиардов лет. – И Миоцен привстала, готовая проглотить приманку.

– Невозможно, – заявила она. – Как ты можешь объяснить вообще что-либо, если позволяешь себе верить в такой идиотизм!?

– Проследите его курс назад через пространство и время, – перебила Уошен, – и вы увидите их галактики. Так или иначе. Пустое пространство дает широкий обзор, и мы явственно можем различить некоторые из старейших пятен инфракрасного света. Универсуму нет и миллиарда лет, и первые солнца сформировались и детонировали, выплевывая первые металлы в горячий и очень молодой космос…

– Слишком далеко во времени, – снова остановила ее Миоцен, в отличие от всех продолжавшая стоять, поддерживаемая нервической энергией и просто внутренним гневом. Она подняла стиснутые в кулаки руки и едва не потрясала ими в воздухе. – Слишком. Как ты можешь представить эволюцию этой древней жизни? Если в универсуме не было ничего, кроме водорода, гелия и слабых следов металлов?

– Допустив, что я предполагаю совсем иное, – ответила спокойно Уошен.

Миоцен как губка впитала эти слова, снова открыла рот, но не издала ни звука.

– Да, думаю, что гораздо старше ,– повторила она и обернулась к Ааслин и близнецам. – Это объяснил мне Локи. Водород и антиводород были созданы в центре Медуллы. И каждый подвергался изменениям своим собственным образом. Два вида гелиумного пепла соединились в атомы углерода. Этот процесс привел к обоим видам железа, которые, аннигилируясь, проходят через реактор. А энергия этого чуда питает контрфорсы, всю промышленность Бродяг и заставляет Медулла оссиум сокращаться и расширяться, как огромное сердце.

– Мы слышали об источнике энергии силовых полей, – сказала Ааслин.

– То, что находится у нас под ногами, есть тоже некое Творение.

Несколько голодных лиц значительно кивнули. Миоцен засопела и промолчала.

– Мы всегда принимали за аксиому, что Корабль вырезан из железной планеты, – продолжала Уошен. – И тогда Медулла оссиум должен быть сделан из ее ядра. Но я полагаю, что в этом мы ошибались. Я полагаю, что надо заглянуть в прошлое глубже. Вообразите себе древний мощный разум. Но не органический разум. Он эволюционирует на отдаленной, богатой окраине раннего универсума. Используя тот двигатель, что находится под нами, он создает и водород, и углерод, и железо. Создает каждый элемент. Наш корабль мог быть построен с нуля. Из ничего. Может быть, еще до того, как универсум достаточно остыл для формирования ординарной материи, кто-то уже создал это место. В качестве лаборатории. Как средство, чтобы заглянуть в будущее, в далекое будущее. Правда, если бы это было так, то зачем Строителям понадобилось забрасывать свою игрушку так далеко…

Весь зал следил за ее словами, затаив дыхание.

– Отгадки. Они всегда и повсюду кажутся явными. Только вот сам разум, который оставил их нам, странен и, как мне кажется, очень предусмотрителен. – Она подняла глаза к бриллиантовому мосту и выдохнула. – Медулла оссиум! – Она снова посмотрела на Ааслин. – Загадок и разгадок много. Но есть достаточно оснований вообразить себе Медуллу как первое место, где эволюционировала органическая жизнь. Под слепящим светом контрфорсов, на окраине, которая по сравнению с окружающим универсумом была холодной и пустой, появились первые микробы, которые развились потом в целый ряд более сложных организмов… и это место служило не чем иным, как некой сценой, где начинали свое экспериментальное существование будущие царства и миры… Двигатели, топливные баки и помещения появились намного позже. В их создании был задействован уже имеющийся опыт и знания. Люди обнаружили нетронутые лестницы» которые только и ждали, чтобы их коснулась человеческая нога. Почему? А потому что в соответствии с исследованиями Строителей, органическая эволюция неизбежно пришла бы к появлению существ, подобных нам. Мы нашли аппаратуру, готовую создавать атмосферу и поддерживать температуру, соответствующие физиологическим потребностям наших пассажиров. Почему? Потому что Строители могли только догадываться о наших специфических потребностях, но готовы были помочь заранее.

– Помните наши старые генетические исследования? – в один голос спросили Обет и Мечта. – Формы жизни на Медулле очень древние. И здесь огромное разнообразие генетических комбинаций, гораздо большее, чем найдено в других известных нам мирах. Это говорит о том, что Медулла оссиум – древний, очень древний мир…

– А что эти первые гуманоиды? – спросила Мечта. – Что же стало с ними?

– Они исчезли, – ответил ей брат. – Маленькие, хорошо адаптированные существа – вот что здесь требовалось. А не огромные обезьяны, шлепающие на здоровенных ногах.

Ааслин подняла руку и задала свой вопрос:

– Я не понимаю, зачем же было создавать такую большую и прекрасную машину, чтобы потом вышвырнуть ее? Может быть, во мне говорит инженер, но все это выглядит пустой тратой времени.

Уошен покачала часами на цепочке.

– Отгадки, – задумчиво произнесла она, раскрутила цепочку и бросила часы в проход. Десяток рук поднялся, чтобы поймать их, но промахнулся, и сверкающий корпус ударился об пол с тяжелым звоном» откатился в дальний угол зала и застыл там, в тени, невидимый никем.

– Они не только выкинули его, но специально выкинули туда, где никто и ничто не трогало бы его в течение долгого-долгого времени. – Уошен говорила медленно и веско. – Они отправили его через огромный универсум, убедившись, что он проник через все наиболее тонкие стенки галактик. И, конечно, не собирались его искать. И если бы движение корабля изменилось хотя бы на микроскопическую долю градуса, он миновал бы и нашу галактику. Прошел мимо нас и продолжил бы свой путь за Локальную группу в бессмысленное царство пустоты, где тоже плыл бы незамеченным еще полмиллиарда лет. – Уошен выдержала паузу и сказала: – Строители. Я никогда не верила и не собиралась в них верить. Но они реальны, то есть, по крайней мере, они существовали. Каким-то образом Дью осознал их реальность. И Тилл тоже. И все Бродяги. Благодаря некому запланированному откровению люди получили возможность принять и поверить истории, которой, возможно, больше пятнадцати миллиардов лет… истории начала нашего Творения, истории, которая, несмотря на забвение, все еще очень важна. Все еще важна и всегда будет. И я думаю, что мы должны посмотреть прямо в лицо этому факту!

Миоцен упорно не отрывала глаз от пола, кулаки ее разжались, и руки, словно забытые ею, безжизненно повисли вдоль тела.

Кто-то из капитанов положил в протянутую руку Уошен найденные часы.

– Спасибо,– сказала она и подождала, пока тот не сядет снова.

– А если реально существовали Строители, то не менее реальны и Унылые, – осторожно продолжила Уошен. – Хотя в этом, мне кажется, Бродяги несколько ошибаются. Унылые не пришли извне, пытаясь похитить Великий Корабль. Во всяком случае, в нашем понимании проблемы. – Она несколько смешалась и старалась не глядеть на капитанов. – Ну, зачем, например, нужно – построить прекрасную машину, чтобы потом выкинуть ее неизвестно куда и как можно дальше? Только потому, что эта машина служит очень специфическим, очень опасным целям. Целям, которые требуют изоляции, расстояния и относительной недоступности, и Корабль напрямую отвечает этим требованиям. Не знаю, точно ли это, но мне кажется, что Корабль служил тюрьмой. Там, под нами, под горячим железом, под реактором контрфорсов по-прежнему живет, по крайней мере, один Унылый. Я догадываюсь, что контрфорсы – это его стены, его решетки. Медулла оссиум сжимается и расширяется, чтобы питать контрфорсы и держать их в постоянном порядке. Строители предполагали, что те, кто первым окажется на борту корабля, будут внимательны и любопытны, и что Медулла оссиум будет обнаружен очень скоро. Обнаружен и разгадан. Но бедные Строители не догадались – или, возможно, это мерещилось им лишь в ночных кошмарах – что мы придем сюда и не поймем ничего и лишь превратим тюрьму в обычное пассажирское судно – место претензий на роскошь и настоящее бессмертие. – Она задохнулась.

– Ты добралась до моих компьютеров? – вдруг сурово спросила Миоцен после всеобщего долгого молчания.

– Каких компьютеров?

– Старых книжников. Один из этих стариков сделал такое же предположение. Он сказал, что Корабль есть модель универсума, и утверждал, что расширение Медуллы предполагает мимическое выражение инфляционного периода мира, потом приходит безжизненный космос, а потом снова живые миры…

– Совпадение, – ответила тихо Уошен.

– Но если это тюрьма, то где охрана? – задала здравый вопрос Ааслин. – Может быть, Строители где-нибудь что-нибудь да оставили, чтобы наблюдать за всем происходящим, и когда придет время, все объяснят нам?

Ей ответил Локи.

– Охрана здесь прекрасная, – сказал он, встав чуть позади матери. – Была прекрасная, пока не решила поменяться местами.

– Унылый в тюрьме, – продолжила Уошен, – но, я думаю, он может шептаться через решетки. Если вы знаете, о чем я говорю.

– Дью, – пробормотали несколько капитанов, другие прошептали: – Тилл.

– Оба проникали глубоко внутрь Медуллы, – напомнила Уошен, и прежде чем произнести последнее предположение, посмотрела на сына, кусавшего изо всех сил свою нижнюю губу. – Унылый – это не Строитель, обратившийся ко злу. Это должно быть нечто совершенно, совершенно другое. – Она собралась с силами. – Строители не могли перестроить весь организм целиком или разрушить его. Все, что они могли, – это отправить его подальше. Все сказанное теперь Строителей больше нет. Они умерли. Но то, что находится под нами, все еще живо. Оно все еще обладает огромной силой и представляет огромную опасность. И приводит к неизбежному выводу – то, что мы имеем здесь и о чем мы можем только догадываться в нашей глупой амбициозности, есть организм, который даже старше, чем Строители. И выносливей. И если он заточен, то есть отправлен столь далеко и столь надолго, то, думаю, самым безопасным будет все-таки отгадать, чего именно он хочет… и сделать все, чтобы приблизить его конец!

Глава пятьдесят первая

От удара стены содрогнулись неожиданно, но мягко, острые обломки пронзили гиперфибру, и все окружающее потонуло в реве и визге заработавших помп. Потом наступил черед коротких малиново-белых и абсолютно беззвучных лазерных вспышек. Памир пригнулся, крича Бесшабашному, чтобы тот в первую очередь расстреливал кар.

Но маленький кар неожиданно затормозил, скользнул за одну из пустых машин, перевозящих войска, направив лазеры против потока огня, в то время как его жукообразное тело поглощало бурю из микроволновых выстрелов, которые посылал Бесшабашный. Сталь превращалась в шлак, а шлак взрывался чудовищным раскаленным добела дождем…. Его машина поддала скорости, рванула за насосную станцию и ушла.

Бесшабашный не сказал ничего.

– Дерьмо, – прошипел Памир и обернулся к товарищу, но не увидел никого. На том месте, где должен был стоять чужой, вилось облачко из конденсирующегося газа и мирно плавающего в воздухе пепла. Проход был расплавлен. Снизу раздавались нечастые выстрелы, которые в скором времени непременно убьют и его. Памир как мог быстро бросился к ближайшему лифту, на ходу паля из лазера в белый свет как в копеечку и включив самые секретные свои каналы. Его быстрые точные приказы тут же кодировались и направлялись каждой команде и каждому роботу.

– Утопите этих выродков! – рычал он.

Он метнулся в лифт, специальный захват сгреб его и быстро понес наверх, двигаясь так быстро, что невозможно было устоять на ногах. Словно побитый в драке боец, Памир упал на колени, потом на живот, и, лежа так неподвижно и устало, вдруг Заметил, что завывание помп изменилось. Сердце его мучительно забилось, когда он понял, что это жидкий водород пошел, наконец, через жадные пасти, набирая бешеную скорость. Наступала могучая река, более широкая и полноводная, чем любая Амазонка, и к тому же сказочно-безумно-жестокая.

Команда Бесшабашных перекрыла гигантский вентиль.

Столб застывшего прессованного водорода ударил в него, трубопровод вздрогнул, но выдержал.

Водород набирался и крутился водоворотом, с полсотни молотокрылых машин – пустых и нагруженных людьми – унесло этим жидким вихрем вниз. Их несло, ударяя о стены, холод замораживал их поверхности, они крутились вместе с какими-то осколками и неизвестно чьей кровью, потом, по мере того как поток становился глубже, замедляли вращение и, наконец, оседали на дне, как тонкий осадок.

На погранпункте началась паника. Тот самый офицер, что позволил проехать Уошен, взывал к Тиллу. К Миоцен. Оба находились где-то внизу. На экране монитора он видел ужасные картины затопления.

– Сэр, мадам! Закройте туннель! Спасите Медулла оссиум! – кричал он по всем своим каналам высоким, отчаянным, виноватым голосом. Если бы еще успеть сомкнуть новые гиперфибровые стены, запечатать их взрывом… Тогда Бродяги были бы спасены для новых дней.

Миоцен не отвечала. Но Тилл услышал его.

– Туннель должен оставаться открытым. Сейчас и всегда, – спокойно, почти равнодушно приказал он..

– Но не сейчас! – взывал офицер.

– Если можешь, спасайся, – посоветовал Тилл. – А если не можешь…. Я поцелую твою душу, когда она возродится снова.

Офицер выпрямился и, будучи не в силах принять никакого решения, встал у ближайшего окна и стал ждать.

Появилась падающая молотокрылая машина.

Это была одна из тех, что атаковала вражеское укрепление; вся разбитая, она шваркнулась о противоположную стену и врезалась прямо в одно из зданий станции. Все на мгновение задрожало, потом рухнуло с отвратительным звуком. Удивленный офицер ощутил, что снаружи образовалась атмосфера; целый бак водорода испарился, создав поток плотного ветра, который он почти чувствовал прижатой к бриллиантовому стеклу рукой. Ветер быстро превратился в ураган, а потом во что-то и похуже.

– Но если никто не перекроет туннель, – пробормотал офицер себе под нос, – и если этот поток доберется до моего дома…

Ясно, что Тилл не понял всей серьезности положения.

Офицер стал добираться до Миоцен по другим каналам, и в слепой надежде, что она все-таки его слышит, объяснял все снова и снова, уже не скрывая паники в голосе.

А снаружи дела шли все хуже. Поток бушевал. Водород заполнил трубопровод уже до уровня станции, он плескался между домами и начинал лизать стены, корежа металлические конструкции и убивая всех, кто был внутри.

– Дело плохо, – снова сам себе сказал офицер, будучи не в силах отвести глаз от ревущей черноты за окном. – Все должно было быть не так.

Тут он, наконец, услышал голос, обращавшийся к нему, если не с любовью, то во всяком случае с уважением:

– Что ты тут делаешь?

– Миоцен? – прошептал он. – Я ничего не делаю, мадам. Я жду. Я не понимаю, что… Мадам… – нерешительно закончил он, боясь повернуться, поскольку ему казалось, что Премьер стоит прямо за его спиной. Но ее не было рядом, этот знакомый голос все-таки звучал по каналу и с каждой секундой становился все раздраженнее.

– Что, что, что ты тут делаешь? – визжала Миоцен.

– Ничего, – честно признался офицер и снова коснулся рукой окна, чувствуя, как по нему проходит фатальная дрожь…. И вдруг где-то поблизости раздался мягкий, почти неслышный скрип… последним желанием офицера было прикрыть глаза, но согласно какому-то простому и древнему инстинкту все же умереть стоя…