Текст книги "Жизненная сила"

Автор книги: Роберт Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

Их обнаружили, когда они были уже на полпути к дому. Из тени деревьев добродетели выступила высокая одинокая фигура и неподвижно встала, глядя, как они подходят все ближе и ближе.

Даже на расстоянии было ясно, что это капитан и, кажется, женщина. На ней была капитанская форма, а лицо приняло совершенно осуждающее выражение; но когда все увидели, чье именно это лицо, то издали дружный вздох облегчения.

– Здравствуйте, мадам Уошен! – хором закричали несчастные беглецы.

Встреть их другой капитан, непременно начались бы неприятности, но со старой доброй Уошен этого можно было не бояться.

За ней прочно установилась репутация понимающего человека, о чем прекрасно знали все внуки, и больше того, они знали и то, что она никогда не станет применять наказание, которое напрочь убьет всякую радость.

– Ну, что, поиграли?

– Да, поиграли. А разве этого и так не видно?

– Но вы не все, – сразу же заметила старая женщина. – Я насчитала двенадцать недостающих. Где Благословенная? Она была с вами?

– Нет,– опять хором ответили дети со смешанным чувством удивления и облегчения.

– Она слишком взрослая, чтобы ходить с нами, – поспешил добавить один из мальчиков.

И только девочка, любившая реморов, вдруг поняла, что произошло.

– Благословенная сбежала, да?

Уошен кивнула.

– Наверное, к Бродягам? – Благословенная была тихой девочкой и если не годилась для ребячьих забав, то для всяких глупостей подходила вполне.

– Может быть, она просто покинула нас, – грустно и задумчиво сказала Уошен и прошла в хвост колонны.

Найденное нечто лежало прямо на тропе, яркое, несмотря на густую тень.

– Смотрите, что мы нашли!

– Где? Не вижу, – отшутилась Уошен, и ее длинные пальцы забегали по еще теплой поверхности, а темные мудрые глаза впились в собственное искаженное изображение.

– Ты знаешь, что это такое? – спросила она мальчика, мечтавшего жить у моря, но не выслушав его ответа, потрогала выступ. – Что ты об этом думаешь, а?

– Кусок старого моста. По которому вы сюда спустились, – немного подумав, гордый своей догадкой, ответил мальчик. – После того, как мост разрушился, железо проглотило этот кусок и сохранило его до наших дней – вот что я думаю.

Несколько голосов тут же выразили поддержку. Разве это не очевидно?

Но капитан, казалось, не разделяет их мнения. Она посмотрела на девочку – поклонницу реморов и своим спокойным, ровным, всегда радостным голосом спросила:

– Другие предложения?

– Это гиперфибра? – осторожно спросил кто-то.

– Иного ответа я не вижу, – призналась Уошен.

– Но ведь мост был уничтожен Событием, – заявила девочка. – В наших учебниках написано, что он стал коричневым и слабым, и каким-то образом все его части развалились начисто.

Уошен моргнула, давая девочке почувствовать ее значительность.

– И это не просто гиперфибра, – заторопилась девочка. – Ведь оно очень тяжелое, а гиперфибра была легкой. Так?

Уошен пожала плечами.

– Лучше расскажите, как вы это нашли. И где.

Девочка попыталась рассказать все как можно подробнее, стараясь при этом быть максимально честной, лишь не упоминая о том, чем они перед этим занимались. История в ее устах получилась вполне правдивой и заслуживающей всеобщего доверия.

Но тут возмутился ее случайный возлюбленный.

– Я первый это увидел! Я, а не ты.

– Отменная наблюдательность. – попыталась помирить их Уошен. – У кого бы она ни была.

И девочка быстренько прикусила свой беспечный язычок.

– Ну и на что же это похоже, по-вашему? – поинтересовалась Уошен.

– На кусок неба!

– Только это ярче.

– И бугристое какое-то.

– Это похоже на крошечный-крошечный макет Великого Корабля, – предположила девочка, тайком сглатывая солоноватую кровь. – Эти шишки – ракетные сопла, видите? Ну и пусть они маленькие. На картинах, конечно, не так, но…

– Да, сходство есть, – подтвердила Уошен и, глядя на разрушенные горы, положила руку на бедро, – Честное слово, есть. Но я не знаю, что это такое.

Глава восемнадцатая

Следующие сто восемь лет найденный артефакт пролежал в хранилище, завернутый в чистое пурпурное покрывало из шерстяной коры и запихнутый в стальной погребец, спроектированный специально для этой цели. Ааслин с ее командой долго забавлялась, разгадывая его секреты. Но в конце концов им заинтересовался один из Вице-премьеров, и еще через два цикла землетрясений вместе со взводом отобранной и преданной охраны они забрали его, на всякий случай убрав с глаз оружие, но явно подозревая что-то нехорошее.

По многим причинам эти сто лет были названы веком Процветания.

Народившихся за это время людей, зрелых, хорошо образованных и воодушевленных, наконец стало достаточно для утверждения новой новой индустриализированной нации. Между городами и крупными селениями, отстраиваемыми после каждого землетрясения, пролегли сети отличных ровных дорог. Еще большим достижением можно было считать грубые передатчики, развешанные на всех высотах, которые позволяли всем желающим сообщаться друг с другом на расстоянии в тысячу километров. Неуклюжие буравы пронизали почву, добравшись до расплавленного железа, и через эти скважины простейшие геотермальные растения поставляли необходимые материалы для множества лабораторий, заводов и стремительно богатевших жилищ. И все же жизнь на Медулле продолжала оставаться тяжелым и жестоким делом. Но если это и признавалось, то признавалось не публично. Перед внуками старательно расписывались успехи новых туалетов на биогазе, окультуривания жуков для производства высококалорийного мяса и создания легких самолетов, которые при благоприятной погоде могли ползать в нижних холодных слоях атмосферы. Капитаны вдохновляли и призывали своих потомков к мужеству, но на самом деле были едва ли не единственными, кому действительно требовалось это мужество. Ведь здешняя жизнь, хотя и не могла сравниваться со спокойным комфортом жизни на Корабле, для молодого поколения была нормой. Более того, она постоянно улучшалась и становилась все более предсказуемой. Так что, если бы они знали об отчаянной тоске капитанов, то испытали бы лишь чудовищное удивление и даже сострадание.

Век Процветания завершился созданием грубого, но сильного лазера, сконструированного Ааслин из всяких остатков и приспособленного к местным условиям. А затем и улучшенного неутомимым энтузиазмом ее команды и других помощников.

Смотреть на действие нового лазера собрались толпы народа.

Его целью был избран именно тот самый загадочный артефакт с его, хотя и старой, но первоклассной гиперфиброй. Чтобы проделать в нем хотя бы крошечное отверстие, потребовалось полное напряжение пятидесяти геотермальных растений, напрямую дававших свою энергию новой лаборатории Ааслин, представлявшей собой узкую комнату, специально для этого созданную. Последовала серия микросекундных пульсаций, сопровождаемых каким-то монструозным ревом, будоражившим нервы и подчеркивавшим величие момента.

Миоцен сидела в контрольной рубке, крепко сжав руки.

– Стоп! – услышала она отрывистый приказ Ааслин.

Наконец-то.

Лазер был отключен, а сквозь свежее отверстие пропущен оптический кабель, так что инженеры смогли заглянуть внутрь и… забыли даже о присутствии Миоцен.

– Что там?

– Погреб, – отрапортовала Ааслин. Хотела ли она сказать этим, что артефакт нужно отправить обратно в его прежнее хранилище? Однако прежде, чем кто-либо попытался уточнить это, добавила: – Он очень напоминает некое хранилище памяти. Созданное не человеческими руками и не местного производства.

– Чьего же еще? – нетерпеливо воскликнула Миоцен.

– Стандартная биокермическая матрица с неким видом голографии. И плотный балласт в центре. – Ааслин посмотрела на окружающих, не видя ничего, кроме своих мыслей. – Никаких энергетических камер, насколько я понимаю. Что хорошего было бы в том, что они пролежали бы там несколько миллиардов лет? Даже Строители не могли создать батареи, которые вынесли бы такую температуру столь продолжительное время…

– Но эта вещь все еще работает? – нахмурилась Миоцен.

– Говорить об этом слишком рано. Нужно снять обшивку и подключить системы… что будет означать… эй, какой счет лет у нас нынче?

Ей сразу ответило голосов двадцать. Считая с первого дня миссии, там, в обиталище пиявок – шел 6192 год.

– Так, работая ночью, один раз урезав время… и, конечно, придется подновлять лазер раз в неделю или около того… таким образом… это произойдет не ранее чем в 6210 или 6215.

Все Вице-премьеры были явно разочарованы.

– А есть ли способ ускорить процесс? – потребовала Миоцен.

– Разумеется,– усмехнулась Ааслин.– Дайте мне лестницу в небо, и я все сделаю в три минуты. Самое большее.

«Небо» был последним новомодным термином для обозначения Корабля. Место, уже не столь далекое.

Миоцен все это не нравилось, и она была рада возможности обнаружить свои чувства. Покачав головой, она встала и увидела, что на нее смотрят с полсотни детей и внуков. В конце концов, это была и их тайна.

И какова вероятность того, что этот погребец памяти вообще что-либо помнит? – обратилась она к Ааслин.

– После погружения в жидкое железо на несколько миллиардов лет!?

– Да.

– Практически никакой, – пожевав нижнюю губу, призналась Ааслин. – Мадам.

В воздухе повисло густое и горькое разочарование.

– Но есть предположение, что биокерамика того же уровня, что была найдена нами и раньше. Что странно, поскольку Строители всегда стремились знать, какие именно машины им нужны…

Разочарование неожиданно сменилось надеждой.

– Но как бы то ни было, – закончила Ааслин,– Строители были великими инженерами.

– Без сомнения, – подтвердила Миоцен.

– Начинаю сомневаться, – пробормотал кто-то. Кто? Уошен?

Миоцен быстро оглядела присутствующих.

– А почему бы и нет, дорогая?

– Никогда еще не видела инженера, великого или ничтожного, который не оставил бы после себя хотя бы какую-нибудь метку со своим именем.

Ааслин засмеялась, и ее смех подхватили все.

– Это правда! Мы именно таковы! – призналась она.

Может быть, Строители и были весьма умными и заботящимися о будущем инженерами, но артефакт – этот старинный кладезь памяти – оказался совершенно пустым, не считая нескольких разорванных смутных образов. Серые тени покрывали густую черноту.

Это произошло за пять дней до начала 6210 года. Печальные новости сообщил Миоцен один из талантливых внуков Ааслин по имени Пепсин, мощный, жизнерадостный мужчина с доверчивой улыбкой, сине-черной кожей и постоянным стремлением как можно быстрее объяснить именно саму суть. Когда стало окончательно ясно, что ждать от таинственного артефакта больше нечего, Пепсин выпросил странный предмет у своей знаменитой бабушки. И поступил с ним подобно любому хорошему наследнику настоящих капитанов – переделал этот бесперспективный агрегат в новый, своей собственной конструкции, тщательно и вдумчиво отобрал из бывшего погребца все самое важное.

При его докладе присутствовали лишь Вице-премьер и несколько разочарованных капитанов. Больше никого. Сама Миоцен сидела где-то сзади, просматривая административные бумаги и едва слушая быструю скороговорку.

– Но информация приходит к нам посредством множества самых тонких моментов.

Что такое?

– Гиперфибровое покрытие камеры со временем деградирует. А это дает нам ключ к ее вместилищу, – улыбнулся и еще быстрей зачастил Пепсин.

Уошен сидела впереди и, заметив, что Миоцен практически не слушает докладчика, взяла на себя смелость самой задать вопрос.

– Что вы хотите этим сказать?

– Мадам, я имею в виду только то, что уже сказал. Сарказм, прозвучавший в этих словах, все-таки заставил Миоцен поднять голову.

– Не поняла, – проворчала она. – А теперь повторите все еще раз, но только медленно и уже мне лично.

Молодой инженер облизнулся и попытался объяснять помедленнее.

– Находясь в неблагоприятных условиях, стареет любая, даже самая лучшая гиперфибра. Я уверен, что вам это известно, мадам. Исследуя пересекающиеся слои артефакта на микроскопическом уровне, мы можем прочитать историю не только самого предмета, но и того мира, в котором он находился.

– Медулла оссиум! – воскликнула Вице-премьер.

– Вероятно, мадам. Только вероятно, – заморгав и не думая об этикете, добавил Пепсин.

– Можете продолжать, – милостиво разрешила Миоцен. Пепсин кивнул, подчиняясь.

– Последние несколько миллиардов лет гиперфибра пробыла в жидком железе. Так предполагается. Но, если бы в ее поверхности не было трещин, деградация была бы гораздо большей, чем мы можем видеть. На девяносто процентов большей, если верить моей уважаемой бабке. – Он быстро поглядел на Ааслин. – Гиперфибра имеет колоссальные возможности самовосстановления. Но при нескольких тысячах градусов по Кельвину связи восстанавливаются, конечно, не столь эффективно, как в обычных условиях. Зато этот процесс прекрасно проходит при тысяче градусов. Глубокий космос – тоже отличное место. Иными словами, на гиперфибре есть шрамы, и у этих шрамов имеется совершенно отчетливое происхождение. И то, что я видел под микроскопом, и то, что остальные здесь присутствующие видели… измерив шрамы, дает нам неопровержимые доказательства существования от пяти до пятнадцати сотен тысяч отчетливых периодов крайне высокой температуры. Возможно, каждый из этих периодов отмечает время, проведенное в глубинах Медулла оссиум…

– От почти пятисот тысяч? – прервала его Миоцен. – Это ваша оценка?

– Базовая, мадам.– Пепсин снова облизнулся, заморгал и как-то виновато улыбнулся.– Разумеется, мы не можем предполагать, что артефакт постоянно выбрасывался на поверхность, и, конечно, были периоды» когда он затоплялся несколько раз в течение одного цикла. – И снова облизал губы. – Итак, можно сказать, что это некие часы, и, если бы у них были стрелки, они указали бы на то, что мы всегда предполагали. Предполагали всю мою краткую жизнь и всю последнюю главу ваших великих жизней…

– Давай-ка попроще, – заворчала на внука Ааслин.

– Медулла оссиум расширяется и сжимается. Это очевидно. – Он быстро оглядел всех. – Почему это происходит, я не знаю, и понять, как делается этот трюк, я не в силах.

Миоцен не могла оставить эти таинственные слова без внимания.

– Наше стандартное предположение и заключается в том, что противодействующие поля давят на Медулла оссиум, а потом ослабевают. И когда они ослабевают, мир расширяется.

– До каких же размеров? До того, как заполнит всю оболочку?

– Увидим,– сухо остановила его Миоцен.

– Да, и о контрфорсах, – не унимался Пепсин, и не то от храбрости, не то по глупости спросил великую женщину: – А что ими управляет?

Это был старый, всегда ставящий в тупик вопрос. Но Миоцен пустила в ход столь же старый и самый простой ответ.

– Спрятанные реакторы некоего неизвестного нам типа. В стенах оболочки или под нашими ногами. А может, и там, и там.

– Но почему они проходят эти циклы, мадам? Я имею в виду, что будь я главным инженером и захоти постоянно удерживать Медулла оссиум на одном месте, то не стал бы никогда позволять контролирующим его силам впадать, так сказать, в полуспячку. А вы, мадам? Позволили бы вы это пусть даже раз в десять тысяч лет?

– Мы не понимаем действия этих полей. Вы сами узнали о них, можно сказать, пару дыханий назад. Никто не знает, как они добывают для себя энергию, или регенерируют, или чем еще там они держатся. Эта тайна делает все, чтобы остаться тайной, а мы отдаем ей в этом должное.

Пепсин весь сгорбился, словно услышанные слова легли на него тяжким грузом, но глаза выдавали скрытое сопротивление. Неожиданно он выпрямился, став еще шире и даже как-то чернее.

– Вы уже не раз обсуждали этот вопрос с моей бабкой, не так ли? – усмехнувшись, поинтересовался он.

– Не раз, – подтвердила Миоцен.

– И выигрывала ли Ааслин хотя бы раз?

Миоцен помолчала и ответила, обращаясь уже не к Пепсину, а ко всем.

– Она выигрывает всегда. В конце концов, я всегда признаю, что у нас нет никаких ответов на ее умные, ловкие и бесконечные вопросы. Но, к сожалению, такие вопросы совершенно бесполезны для нас в данном случае.

– Пустая трата слов, увы.

Миоцен водрузила на кипу бумаг еще одну и, опустив голову, добавила:

– Идите-ка домой, дорогой, и нас всех отпустите. Потом я лично вручу вам ключи от первоклассной лаборатории, и там вы сможете решать все эти великие вопросы, которые, кажется, не дают вам спать ночи напролет.

За сообщением Пепсина последовала маленькая скромная вечеринка. Разговор большей частью не касался последних расчетов, а вертелся вокруг новых слухов: кто с кем спит, кто уже забеременел и чьи дети снова ушли к Бродягам. Уошен быстро потеряла интерес к подобным разговорам и, сославшись на усталость, улизнула, прошла через секретную станцию, а потом пешком побрела к дому.

Метрополия с населением в восемнадцать тысяч человек, или столица Преданных Новый Хазз, лежала на дне широкой, ровной и бесперебойно снабжаемой водой долины. Каждый дом был крепок, но готов к перемещению. Все административные здания производили впечатление своими размерами, но и они прикреплялись к временным фундаментам скобами из блестящей нержавеющей стали. В столь поздний час улицы казались совсем пустыми. Повсюду виднелись освежители, забирающие жар от умирающих потоков лавы, и ветры бушевали где-то далеко, делая город похожим на тихое, полузаброшенное место, которое обходят стороной все великие мировые события.

Дом Уошен стоял на Второй площади, был заметно меньше своих соседей и в целом повторял своими очертаниями все ее последние пять домов. Вентиляторы сохраняли воздух свежим и почти прохладным. Ставни были прикрыты, и в этой искусственной ночи Уошен позволила себе расточительное удовольствие в виде маленькой электрической лампы, зажженной над ее любимым креслом.

Она составляла доклад о требующихся для лаборатории запасах высокочистого химического стекла, и эта рутинная работа уже действительно утомила ее. Неожиданно ей показалось смешным планировать что-то на три века вперед, равно как и на три минуты, и она зевнула, прикрыла веки и упала в тяжелый сон без сновидений.

Потом она проснулась.

Проснувшись, она достала свои механические часы, висевшие на титановой цепочке. Часы были подарком от многочисленных внуков, которые сами терпеливо собрали их по старинным технологиям. Лампа над головой все еще горела. Уошен открыла круглую коробочку часов и посмотрела на цифры и медленно двигающиеся стрелки. Была полночь, и только тогда она спросонья сообразила, что разбудило ее в такое время. Это были размеренные сильные удары во входную дверь.

Уошен выключила лампу и пошла открывать. Ей в глаза ударил поток ослепительного небесного света, и в этом слепящем свете она увидела две ожидавшие ее обнаженные фигуры. Спустя мгновения глаза ее привыкли, и она различила перед собой два знакомых лица.

Под прикрытием искусственной ночи, явно никем не замеченные, в самое сердце города пробрались ее сын и его отец.

Дью улыбался.

Он выглядел как всегда, не считая бродяжнических штанов и худобы, правда, не затронувшей его сильных ног. Кожа его приняла дымчатый оттенок, который Медулла оссиум давал всем. Голова,была обрита наголо, а ступни благодаря бесконечным странствиям превратились в некое подобие утиных лап.

Первым заговорил Локи.

– Мама! – И это прозвучало так, будто он звал ее этим именем каждый день. -Мы принесли тебе мясо. Несколько тонн, высушенного и подслащенного. Мы отдадим его тебе, если ты отдашь нам этот артефакт.

Известно, что Бродяги в курсе всех дел.

– Но он пуст. И совершенно бесполезен, – медленно, не моргая от света, сказала Уошен и сразу увидела еще несколько десятков Бродяг, а рядом грубые деревянные сани, доверху нагруженные черным и рыжеватым мясом. В сани, как животные, были впряжены люди.

– Мы это знаем, – снова улыбнулся своей быстрой улыбкой Дью.

«Мы». А ведь раньше, говоря о Бродягах, он всегда употреблял местоимение «они».

Уошен отступила на следующую позицию.

– Но я не вправе одна решать, отдать его вам или нет. Да и вряд ли это сможет решить кто-либо другой.

– Конечно,– быстро согласился он. – Но ты можешь разбудить того, кто решит этот вопрос.

И она сделала это. Четверо оставшихся в живых Вице-премьеров были вытащены из своих постелей, мясо под руководством Миоцен обследовано, после чего начались обсуждения. Совещались шепотом. Перед ними лежали огромные запасы протеина, а ведь Процветание было в первую очередь веком машин и энергии, без всякого развития ферм и культивирования съедобных растений. И это Бродяги тоже прекрасно знали.

Стоя на горячей черной площади, Уошен пыталась вычислить, когда ее сын и Дью вышли в свой поход. Ближайший лагерь Бродяг находился, по крайней мере, в шестистах километрах отсюда, а пользоваться местными дорогами они явно не могли, опасаясь быть замеченными и остановленными. Тащить сани по острым хребтам и через джунгли… о, они со своим фантастическим терпением знали, конечно, что дело кончится в их пользу…

В этот момент Миоцен подошла к Уошен и вместе с остальными Вице-премьерами включилась в обсуждение предложения Бродяг.

– Согласны, – буркнула Миоцен.

Локи усмехнулся, но вежливо поблагодарил, не забыв даже о соблюдении этикета.

В отличие от отца, Локи не был обрит; его длинные золотые волосы рассыпались по плечам. В мире, где не было ни скота, ни лошадей, Бродяги в качестве ресурсов использовали свои собственные тела. Например, ремень Локи был сплетен из его собственных старых волос, а штаны представляли собой тонкую выделанную кожу, всю запятнанную белыми подтеками пота. На бедре у него висел нож и кремневый пистолет, чьи ручки были выточены из длинных костей голеней, потерянных, как догадывалась Уошен, в стычках и несчастных случаях.

– Благодарю, мадам, – снова произнес Локи. Вице-премьер открыла рот, чтобы задать вопрос, но тут же отказалась от этого намерения. Говорить о своем сыне она не желала, даже мимоходом. Уошен знала это.

Столетия, проведенные рядом с этой женщиной, научили прекрасно читать ее мысли. И, как всегда, Уошен ощутила смешанное -чувство жалости к матери и презрения к одержимому властью вождю. Или наоборот?

Миоцен протянула Локи длинную руку, обозначив таким образом конец переговоров. Но в его руке что-то лежало. Это было что-то, похожее на диск, тщательно завернутый в зеленое крыло молотокрылого.

– Это подарок, возьмите, – вручил он сверток.

Вице-премьер осторожно развернула крыло и уставилась на подарок. В ее ладони лежал диск ослепительно желтой серы. Как и многие легкие элементы на Медулле, сера была крайне редким веществом. Один вид этого диска заставил Миоцен в удивлении поглядеть на дарителя.

– А что вы дадите нам за тонны такого вещества? – как отец, улыбнулся Локи. – И, прежде чем она успела ответить, сказал сам: – Нам нужен лазер. Такой, как ваш. Такой же мощности и с запасными деталями.

– Но другого у нас нет.

– Но вы делаете еще три, – авторитетно заявил Локи. – Нам нужен первый из этих трех. Он будет готов на следующий год, если я не ошибаюсь.

– Не ошибаешься, – подтвердила Уошен, поскольку лгать, видимо, было бессмысленно.

Миоцен же просто смотрела на желтый диск, подсчитывая, какие производства можно будет запустить на основе нового сырья.

Старый, нервный, вечно обеспокоенный Даен скривил лицо в недоверчивой гримасе.

– Но зачем вам нужен подобный лазер?

Дью засмеялся и ловко вытер рукой густой пот на обритом черепе.

– Если уж ваша компания, сидя на одном месте, смогла найти один такой артефакт, случайно… то сколько можем обнаружить их мы, Бродяги?