Текст книги "Жизненная сила"

Автор книги: Роберт Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

– Вижу, – проворчала Миоцен и, исчезая, добавила: – Никому ничего не говорить. Продолжать работу. Вы сделаете это для меня?

– Нет, – ответил книжник, обращаясь уже к пустому пространству.

– Мы сделаем ее для себя, – прогудел его сосед.

И они снова зашептались быстрыми, почти бесшумными голосами» карта приняла первоначальные очертания, все в их маленьком мирке встало на свои места, и спокойствие вновь воцарилось в душной комнате.

Глава сороковая

Для наблюдательных глаз помимо официальных ремонтных команд существовали еще и анонимные. Несколько дюжин реморов, чувствовавших себя совершенно свободно в своих неуклюжих скафандрах, сидело плечом к плечу в одном из своих старых катеров. Каждое лицо сильно отличалось от другого, все отпускали добрые реморские шуточки, а катер несся по направлению к носовой части корабля.

– Сколько нужно капитанов, чтобы потрахаться? – спрашивал один.

– Трое! – выкрикивал кто-нибудь другой.

– А зачем третий?

– Чтобы успеть сообщить об этом и получить соответствующую награду и упоминание в приказе!

– А куда отправляет Премьер свое дерьмо?

Все дружно указывали на ближайшее сопло и не менее дружно хохотали.

– А какая разница между старым Премьером и новым? – хитро прищурившись, вдруг спросил Орлеан.

Все неуверенно замолчали, никто не знал ответа, да и не мог знать, поскольку старик сам только что придумал эту шутку.

Его новый рот растянулся в подобие улыбки, и короткие клыки застучали о стекло шлема.

– Ваши предложения? Ну! – Он разинул пасть еще шире. – Наш новый Премьер ожил, а прежний никогда не жил!

Раздался вежливый, но какой-то неровный смех. Повернув шлем, Орлеан явил свое лицо целиком и, включив общий канал, во всеуслышание заявил:

– Да, не очень-то весело. Вы правы. – Но затем по частному каналу добавил: – Не зарубайтесь на ерунде. Все мы скоро помрем. Расслабьтесь.

Беспокойство переросло в нервическую решимость. Они не собирались умирать, об этом говорили напрягшиеся спины и сжатые кулаки. Эта команда состояла в основном из молодежи, все еще верившей, что смерть можно одурачить умом, правильным поведением и удачей. «Не я, – думал каждый. – Я-то уж точно сегодня не умру». И все они один за другим повернулись к соплу, глядя на его бесконечную протяженность и яркий сноп света – дерьмо нынешнего

Премьера – света, уничтожающего все вокруг, делящего всю вселенную пополам.

Не обращал внимания на весь этот спектакль только один Орлеан. Он не спускал своих янтарных глаз с пузырчатообразных строений, раскинувшихся по обеим сторонам широкой дороги. Понемногу его охватило некое сентиментальное чувство; он вспомнил, как, будучи молодым, уже ожидал смерти, которая могла наступить в любой момент. Может быть, его испепелит столкновение с кометой, а может, что-нибудь другое… То, что он переживет всех в своем поколении, тогда даже не приходило ему в голову. Человек, проживший столь неправдоподобно долгую жизнь, мог считаться у реморов трусом или просто эгоистом, бесконечно заботящимся о собственной шкуре. Но Орлеан не был ни трусом, ни шкурником, и глубоко плевал на удачу, выгоду и прочую ерунду.

На протяжении столетий, а потом и тысячелетий он видел, как его друзья умирали, умирали случайно, без всякого предупреждения, не имея ни малейшей возможности спастись. Он пережил внуков и правнуков, а потом и потомков, в которых была уже лишь крохотная частичка его удивительной крови. Но столь долгую жизнь позволила ему прожить отнюдь не удача. Не везение. Ему помогло в этом полное равнодушие к нему со стороны универсума.

Орлеан был слишком мал, чтобы его заметили.

Слишком незначителен, чтобы посылать ради него комету.

Он верил в эта святой верой, имевшей свою аскетическую красоту и суровую логику, но неожиданно ему пришло на ум еще одно странное предположение. А что, если некая Судьба давным-давно взяла его под свое крыло, храня столь долгие годы именно для этого дня и для этого момента, давая ему возможность совершить путешествие по бесконечной, опасной и чарующей поверхности Корабля?

Место, где родился Орлеан, тогда не имело даже названия. Сейчас это был огромный город, построенный вокруг одного из сопел. Большей частью здесь строились гиперфибровые дома, представлявшие собой небольшие помещения с минимальных размеров стенами и потолком, жестким вакуумом и достаточно уединенные, где пары могли спокойно обмениваться семенем. Внутри этих гиперфибровых утроб и рождались дети. Потом эти утробы росли, руки, ноги и голова, как ребенка, так и его скафандра росли вместе с ними, и кульминация, которая могла считаться рождением, заключалась лишь в том, что в широкую спину ремора вживлялся полностью функционирующий реактор с рециркулирующей системой.

Между домами находились редкие магазины, предлагавшие то, что вряд ли требовалось жителям, не нуждавшимся ни в еде, ни в питье. Были еще здания, построенные из чистых бриллиантов и в отличие от жилых домов недоступные вакууму. В них проживало множество других существ, как земных, так и чужих. Каждый организм номинально был бессмертен, и под постоянным влиянием тяжелой радиации с течением времени все они приобретали фантастические формы, принимая порой самый фантастический облик и расцветку, но что было хуже всего – также неожиданные и неприятные привычки.

По сути дела, это были своеобразные зоопарки реморов. Самый большой из них находился на краю города, и когда они проплывали мимо всего этого разнообразия цвета и форм, Орлеан подумал, не пойти ли полюбоваться на его обитателей. Кто знает? А вдруг он найдет там вдохновение для своей последующей трансформации, всегда свершавшейся по его воле?

Катер вырвался вперед, идя на полной скорости.

Время шло, хотя и медленно, но упрямо. Орлеан еще раз показал команде лицо и по частным каналам заставил всех повторить расписание и обязанности каждого. И только тогда позволил себе посмотреть, наконец, на их нынешнюю цель. Он задержал собственную атмосферу в легких, только на первый взгляд похожих на человеческие – плод долговременных и тщательно контролируемых мутаций, подаривших им черную медленную кровь и эффективное сопротивление всем вредным воздействиям.

Это была самая идеальная кровь.

Как и тысячи катеров до них, сегодняшний подошел совсем близко к гигантскому соплу и теперь оказался почти у его края. Впереди высилась гора отходов использованной гиперфибры. Робот-пилот сумел заметить ее и среагировать, но штурман – старый и известный лишь своими неудачами робот – начал ворчать, что гиперфибра складирована неправильно, что люди должны были бы убрать ее отсюда…

В этот критический момент перепалки между пилотом и штурманом груда самопроизвольно задвигалась и накренилась. Затем, вовлеченная в силовые поля катера, завертелась и столкнулась с бортом, разрезав обшивку и вырубив оба двигателя.

Через три километра катер упал на поверхность без движения. Все происходило очень быстро. В следующую секунду уже был подан автоматический сигнал, и пустой катер начал свой путь по специально определенной траектории в ангар для поврежденных судов.

Диспетчер-ремор вдоволь посмеялся над неудачей команды, отпустив ей вдогонку одну из любимых старых шуток:

– Зачем небо полно звезд?

И несколько десятков голосов провизжали ему в ответ слаженным хором:

– Чтобы развлекать реморов, пока они собирают останки!

Глава сорок первая

Даже на расстоянии Уошен могла с полной определенностью сказать, что к ним приближаются Бродяги. Даже несмотря на то, что на них была черная форма войск безопасности, а кожа отчасти потеряла свой прокопченный вид и изменилась под влиянием новой пищи, она видела, что это Бродяги.

Запуск двух двигателей был наполовину произведен, и пятеро Бродяг спокойно спускались по узкой улочке. Если бы они видели Уошен так же, как она их, то, без сомнения, она была бы обречена. Внимательный взгляд» вспышка лазера и то, что осталось бы от ее нового тела, было бы тут же принесено в жертву новому Премьеру. Но она быстро напомнила себе, что выглядит совсем не так, как бывшая Уошен. У нее было другое имя и другое тело, способные обмануть любую подозрительность. К тому же, лицо ее скрывалось под маской из чужой кожи, придававшей ей совершенно незнакомый вид. А ее самой давно уже, в общем-то, не существовало. Капитан первого ранга Уошен умерла тысячи лет назад. Лидер Преданных Уошен умерла сотни лет назад. И обе эти женщины, скорее всего, давно забыты людьми, поглощенными другими делами и заботами.

– Очень вкусно,– прошептала она.

– Что? – переспросил один из сидевших рядом.

– Мороженое! – Она улыбнулась и снова погрузила ложку в мягкую коричневатую горку. – Давно я не наслаждалась таким прекрасным шоколадом.

Памир согласно кивнул. На нем было надето красивое лицо и, как и на Уошен, плотно сидела простая темно-желтая роба, позволявшая принимать их за членов какой-нибудь из многочисленных религиозных организаций рационалистов. Как принадлежавшие к церкви люди, они в любой момент были готовы начать всевозможные проповеди, и потому большая часть их соседей предпочитала избегать каких-либо разговоров с ними. Это было весьма удобным прикрытием для двух человек, желавших спрятаться в самом сердце огромного Корабля.

Третий член их маленького отряда казался еще более Импозантным. Высокий и крупный, он медленно поднимал кружку с какой-то тухлятиной, делал отверстием для еды несколько больших глотков, каждый раз насвистывая что-то неопределенное дырой для дыхания.

– Прекрасное место, прекрасное, – разливался переводчик.

Памир переглянулся с Уошен, позволив себе усмехнуться.

– Ну, как твое пойло? – поинтересовался он у Бесшабашного, состоявшего в основном из пластика и спрятанных моторов. Внутри него сидел скрюченный Локи, который мог видеть и слышать все, что видел и слышал содержавший его муляж. Во рту аппарата находился проницаемый пластик, и портативный компьютер передавал через него команды – как двигаться и что говорить. Локи был пассажиром, грузом. Такой способ еще с ранних дней Корабля часто весьма успешно использовался контрабандистами. И сейчас Памир посчитал, что ввиду острой нехватки времени и весьма специфической задачи такой род маскарада подойдет лучше всего.

Псевдоголос вновь засвистел, отвечая на вопрос Памира.

– Мое пойло дивное!

– Но что же в нем хорошего? – возмущенным голосом проповедника начал Памир. – Разве ты не помнишь, о чем мы с тобой говорили?

– Решение этого вопроса давно похоронено в море хаоса, – ответил Бесшабашный.

– Вот именно, – хором подхватили оба его собеседника и одновременно погрузили свои ложки в ароматное мороженое.

– Да, в море хаоса, – задумчиво повторила Уошен, глядя на Бесшабашного. И дыхание ее невольно участилось.

Гуляя по улицам и рассматривая странных чужих и не менее странных людей, спешивших по своим странным делам, Бродяги пытались осуществлять, так сказать, тотальный контроль. Нет, они отнюдь не были напуганы бесконечным космополитическим пространством Великого Корабля. На их улыбавшихся лицах и в насмешливых внимательных глазах не возникало ничего, кроме напряженного презрения, характерного для полицейских любых эпох и любого мира. Высокочувствительные датчики автоматически исследовали все странные тела вокруг, выдавая их секреты и доказывая, что бояться на улицах, в общем-то, совсем нечего.

И все-таки.

В глазах Бродяг таился нервный, детский, изматывающий страх.

Когда они подошли к кафе, Уошен быстро изучила их всего лишь посредством собственных внимательных глаз и опыта. Ясно, что эти пятеро провели всю свою короткую жизнь, готовясь к этому дню. К этой превентивной прогулке. Они всегда знали, что будут на борту Великого Корабля, возвращенного Строителям. Они прекрасно изучили свои роли и тысячу раз прорепетировали всевозможные сценарии развития событий – сценарии, без сомнения, написанные Миоцен – и, как любые дети, вели себя сейчас в полном соответствии с определенными для них ролями.

Наконец они здесь! Наконец они участвуют в управлении Кораблем! В конце концов, свершилось то, что было обещано им Тиллом, явившимся именем погибших Строителей! И они готовились к этому моменту с первого дыхания, с первого слова!

Но, несмотря на столь ясную предысторию и на отлично затверженные уроки, реальность места начинала кружить их неопытные головы. Вифкон поприветствовал их своим хвостом, и один из молодых Бродяг тут же сделал судорожное движение, словно парируя удар. Золотая птичка-ручеек присела на закованное в броню плечо и собиралась только спеть о чем-то хорошем, но была согнана неумолимой рукой. Потом сидевший за соседним столом и, вероятно, что-то знавший о Бродягах человеческий ребенок сказал:

– Это вам! Жук! Подарок! – и все увидели на его протянутой ладони огромное зеленовато-коричневое насекомое.

Впрочем, жук оказался тараканом, которого малыш поймал, вероятно, под одним из столиков.

Бродяга взял подарок и направил на его тельце и дрыгающиеся ножки датчики. Потом вопросительно посмотрел на товарищей, но, не получив никакой поддержки, решил, что надо сделать что-нибудь вежливое.

И потому засунул таракана в рот и разжевал.

И то, что перед этим представляло собой просто тихую улицу, окуталось подлинно смертельной тишиной. Пассажиры и несколько членов команды, не занятых на работе, затаили дыхание в ожидании, пока Бродяга проглотит таракана. И тогда он вдруг понял, что поступил не правильно, и растерялся. Что же надо сделать теперь? К счастью, ему вовремя вспомнился один из уроков, и он громко, с неуклюжим шармом произнес:

– Какой замечательный вкус!

Потом засмеялся, всеми силами стараясь скрыть от маленькой аудитории свое замешательство. Все с облегчением вздохнули.

В этой крошечной драме заключался большой урок, и Уошен поглядела на Памира, который, в свою очередь, быстро кивнул ей, сообщая, что он все видел и понял.

О Старом Премьере и о ее старых, покрывшихся пылью капитанах мало кто жалел. Переворот совершился быстро, практически бескровно, и потому новая власть – по каким бы мотивам она ни совершила переворот – обладала определенным обаянием, не говоря уже о других хороших качествах, всегда привлекавших туристов.

Эти Бродяги были совсем новым сортом людей, необычным и неизвестным, и потому так или иначе ими интересовались и их принимали.

Патруль продолжал обход и скоро добрался до столика Уошен. Бегло оглядев компанию, они не обнаружили ничего подозрительного и собирались пройти дальше. Но начальник патруля – сильная женщина с шоколадным загаром – все же заколебалась, увидев в этой троице что-то необычное. Она в упор посмотрела на Уошен, и та слишком поздно поняла, что неестественно внимательно разглядывает самого юного из полицейских с милым подвижным лицом и серыми глазами с поволокой. Он очень напоминал Дью.

Наверное, один из его далеких внуков.

– Прошу вас, ваши удостоверения личности, – решилась женщина.

Остальные Бродяги остановились и стали исподтишка глядеть на происходящее с профессиональным нетерпением.

Уошен, а потом и Памир предъявили свои новые имена и образчики кожи других людей. Последним исполнил просьбу Бесшабашный, действуя в полном согласии со своей природой – в переводчике бушевал целый шквал недовольных пронзительных звуков.

– Вы, конечно, власть, но я вас, конечно, презираю! Женщина, казалось, поняла эти звуки.

– Да, мы власть, но мы уважаем всех вокруг, – серьезно заметила она. Имена проверяемых были сверены с общим списком, все оказалось нормально, женщина вежливо поблагодарила. – Спасибо за полезное сотрудничество.

– Рады помочь, – за всех ответил Памир.

И Бродяги были уже готовы уйти, но почему-то все не двигались с места. Женщина даже сделала полшага вперед, но потом еще раз быстро оглядела Уошен и осторожно спросила:

– Почему вы не одобряете нас?

– С чего вы взяли? – довольно грубо ответила Уошен.

– Взяла. – В лице и манерах женщины было что-то от Ааслин, и вообще она меньше всех в этой пятерке походила на Бродягу. – Вы игнорируете нас, – с затаенным гневом продолжала она, тряхнула головой и добавила: – Вы считаете себя разумной интеллигенцией. Как я понимаю, на вас форма рационалистов, но… но вы не можете понять и сотой доли моего внутреннего мира. Разве не так?

– Может быть, отчасти и так, – согласилась Уошен.

Женщина направила на нее сканер в поисках малейших отклонений от нормы, какой-нибудь зацепки для еще более подробного исследования. Повисло неловкое молчание, и Уошен заговорила первой.

– А вот насчет вашего собственного мира. Этого Медулла оссиум…

– Что?

– Он кажется очень таинственным. И, я думаю, ни на что не похожим.

Женщина пожала плечами и, заставив себя говорить миролюбиво, процитировала одну из максим рационалистов: «Правильно поставленный вопрос рассеивает любую тайну».

– Где вы родились?

– В Хаззе.

– Когда?

– Сто пять лет назад.

– Город Хазз… Это на Медулле? – протянула с удивлением Уошен, стараясь припомнить, встречалась ли она когда-нибудь с этой женщиной.

– Да.

– Всегда?

Женщина почти проглотила наживку, но заколебалась и осторожно ответила, но не Уошен, а всем присутствовавшим:

– Медулла оссиум – небольшой мир, и с тех пор, как там живут люди, все так или иначе сделано Бродягами.

Уошен сидела неподвижно и молча. Тогда женщина обратилась к Памиру:

– Пожалуйста, сэр. Вы тоже можете задать какой-нибудь вопрос.

Псевдолицо сморщилось и громко объявило:

– А когда я смогу спуститься вниз и своими глазами посмотреть этот ваш Медулла оссиум?

Она начала сканировать Памира, и остальные полицейские, словно случайно, встали полукругом рядом со столиком, с разных точек направив на Памира свои сонары и приборы с инфракрасным излучением.

– Можно отправиться хоть сейчас! – смеясь, ответил ему молодой Бродяга с глазами Дью.

Конечно же, он имел в виду – отправиться в роли пленного.

Но женщина сурово посмотрела на подчиненного, не одобряя таких глупых выходок, и спокойно пояснила:

– Туры начнутся в самом скором времени. Это прелестный мир, и я уверена, что он'станет весьма популярным местом для туристов.

Некоторые пассажиры согласно закивали, вероятно, также желая отправиться в путешествие.

Но тут Бесшабашный громко рыгнул, привлекая тем самым всеобщее внимание.

– – А у меня есть вопросик и получше,– заявил он.

– Пожалуйста.

– Могу ли я присоединиться к Бродягам?

Всем стало неловко, но женщина с обаятельным спокойствием улыбнулась и дала вполне достойный ответ.

– Не знаю, но когда я снова увижу Тилла, непременно спрошу его об этом…

Окончание ее ответа было прервано неожиданным толчком.

Толчок был резким и быстрым, но все его заметили. Сидящие за соседними столиками с удивлением поглядели вниз, обратив при этом внимание и на то, как плеснулись напитки в стаканах. Стены и потолок на мгновение пошатнулись.

За неожиданным движением пришел и звук. Это был низкий, очень низкий рев, шедший откуда-то сверху, разносившийся вдоль улиц и уходивший в глубины Корабля.

Уошен изобразила крайнее удивление.

Но Памир использовал ситуацию в своих интересах. Он выпрямился, посмотрел на офицера и голосом, будто бы едва сдерживавшим дрожь, спросил:

– Что за фигня?

Начальник патруля и знать ничего не знала. И какое-то время Бродяги были растеряны точно так же, как остальные.

– Это, наверное, столкновение, – предложила разумное объяснение Уошен и переглянулась с собеседниками. – Должно быть, комета. Мы приближаемся к очередной черной дыре… кометы с соседней звезды бомбардируют нас.

Эти слова поползли по кафе и дальше по длинной улице.

Бродяги попытались поверить Уошен, но вскоре по своим каналам услышали заявление, объясняющее все происшедшее. Кривясь, как от боли, женщина повернулась к своим коллегам.

– Один из наших двигателей… сломался… – Но потом она сообразила, что такая откровенность в публичном месте недопустима, и уже с улыбкой добавила: – Но все находится под строгим контролем. – Впрочем, ее тон и выражение лица свидетельствовали о совершенно обратном.

Люди вокруг сидели с испуганными Лицами; кто-то нервно смеялся. Чужие выражали свою реакцию на происшедшее то полным спокойствием, то целым зарядом выпущенных в воздух феромонов. Кафе наполнилось густыми странными запахами и пронзительными нерасчленимыми звуками.

По каналу безопасности пришло второе сообщение. Женщина-офицер вскинула голову, на секунду привлекая всеобщее внимание.

– За мной! – крикнула она полицейским. – Немедленно!

И пятеро Бродяг бросились бежать во всю мочь.

Но это только усилило панику. Дельцы, сидевшие за столиками, принялись судорожно узнавать подробности как по официальным каналам, так и по бесчисленному множеству частных. Голографические изображения покрыли столы, гранитный пол и заплясали в вонючем воздухе. Один из двух работающих двигателей Корабля неожиданно остановился – больше ничего нельзя было утверждать с уверенностью. Тысячи самодеятельных экспертов уверяли, что никакие ошибки, даже дикие комбинации ошибок не могли бы привести к остановке и уж, конечно, к катастрофе. Снова и снова, все чаще и чаще зазвучало в разговорах слово «саботаж».

В течение трех минут ответственность за трагедию взяли на себя шестьдесят пять человек из каких-то неведомых организаций.

Уошен быстро взглянула на Памира.

Он посидел еще какое-то время молча, потом, спокойно объявив, что им надо идти, поднялся. Поглядев на улицу в обе стороны, словно решая, куда им следует направиться, чтобы оказаться в наибольшей безопасности, он, подхватив Бесшабашного под острый локоть, вдруг коротко и с решительным жестом бросил:

– Туда.

Перпендикулярно к улице шел узкий, плохо освещенный туннель.

Памир бок о бок с псевдочужим прошли контрольные двери и оказались в густой теплой атмосфере. Вскоре туннель сделал поворот вправо, и вдалеке показалась маленькая фигурка, изо всех сил бегущая им навстречу. Черная форма делала ее почти неразличимой в полутьме.

Троим разойтись в этом узком тоннеле оказалось совершенно невозможно.

В результате столкновение было неизбежным, но односторонним. Офицер безопасности оказался на спине, а над ним склонилось непроницаемое лицо чужого.

– Извините, – пробормотал Памир, протягивая офицеру свою большую руку.

Бродяга вдруг дико завизжал, и тут же из-за угла показался целый взвод, спешивший на помощь своему попавшему в беду командиру.

Они тут же вытащили оружие, и командир крикнул:

– Всем стоять!

Но Бесшабашный остался верен свой природе.

– Я стою здесь, а вы там, – прорычал он.

Тогда раздался залп, оголивший белые керамические кости и развесив мясо ошметками. Впрочем, автомат продолжал наступать на взвод, отчаянно ревя через переводчика:

– Нет, нет, нет, нет!

В дикой панике Бродяги открыли по чудовищу беспорядочную стрельбу.

Голова отлетела, ноги подкосились, спаленные лазерами, и все большое тело Бесшабашного рухнуло на тумбообразные колени. Следующий выстрел разрезал пополам его тело, обнажив человека, спрятанного в специальной камере в виде прозрачного силиконового конверта.

Локи не мигая смотрел на вооруженных офицеров, и на лице его не было ничего, кроме ужаса и парализующего удивления.

Стоя неподалеку, Уошен видела его расширившиеся глаза.

Все лазеры были направлены на спрятанного человека, и пройди еще несколько секунд, Бродяги, может быть, узнали бы в нем своего, опустили бы лазеры и помогли бы Локи выбраться из прозрачного конверта, но Уошен бросилась вперед, закрывая собой сына, и дико закричала:

– Нет!

Они выстрелили.

И последнее, что видел Локи, была его мать, все пытавшаяся закрыть его своим телом. Но последовала яркая пурпурная вспышка, вслед за которой вновь наступила вечная темнота.