Текст книги "Жизненная сила"

Автор книги: Роберт Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

Глава тридцать шестая

Слух казался настолько неожиданным и фантастическим, что первой общей реакцией на него был просто смех, как пассажиров, так и членов команд. Смех, а порой даже прямые оскорбления сыпались на тех, кто осмеливался рассказать такую глупость. Такого вестника могли избить до бесчувствия, помочиться ему прямо в лицо или оскорбить еще каким-нибудь образом. Таким специфическим способом выражали обитатели Корабля свое отношение к тому, чего не могло быть никогда.

Ведь окажись этот слух правдой, его последствия не замедлили бы сказаться тотчас.

И все же, несмотря на всеобщее недоверие, теперь уже миллиарды взвинченных голосов продолжали упорно твердить:

– Капитан-премьер мертва!

Как такое могло случиться? Она была слишком могущественной, чтобы умереть!

– Все капитаны убиты! Прямо на ежегодном празднике! Убиты вооруженными незнакомцами, появившимися откуда-то из глубин Корабля!

Как такое могло быть правдой? Как, как, как?

– А теперь эти незнакомцы присвоили себе управление Великим Кораблем!

Последнее было уже и вовсе абсурдом. Конечно, абсурдом. Корабль был слишком велик и слишком силен, чтобы оказаться покоренным какой бы то ни было силой. И уж, конечно, не в один день и практически без малейшего шума! Где же находились войска безопасности? Где прятались мудрые старые генералы? Не говоря уже о роботах и других хитроумных машинах, чьей обязанностью было только служить гигантской женщине, управлявшей Кораблем? Как могла эта опытная, отчаянно преданная армия проморгать вторжение, завершившееся меньше чем за день полным переворотом?

И на все последующие корабельные сутки это стало предметом всех публичных и частных разговоров, сопровождавшихся упорным нежеланием верить во что-либо подобное.

Но слухи жили собственной неумолимой жизнью, ширились, углублялись и приобретали какую-то загадочную логику.

На третий и особенно на четвертый день низшим чинам команды и инженерам стали известны новые объяснения происшедшему. Все случившееся оказалось не вторжением, точнее, не совсем вторжением. Это было, скорее, бунтом старых капитанов. Все увереннее велась речь о том, что Исчезнувшие вернулись с того света. Ну, просто некоторые из них снова материализовались, ведомые Вице-премьером с лицом, напоминавшим нож. Женщиной по имени Миоцен. На улицах и в парках, на морских пляжах и в спальнях пассажиры передавали друг другу эту новость и гадали о последствиях. Кто такая Миоцен? Вспоминали, что когда-то она была спокойной, исполнительной и отнюдь не жаждавшей крови заместительницей Премьера. Первым креслом ныне погибшего Премьера. И, пожалуй, большего не мог сказать никто. Все биографии этой странной женщины, напечатанные тиражом в десять миллиардов, оказались мгновенно раскупленными. Но многие читали только заголовки и то лишь для того, чтобы узнать, каковы ее амбиции и каковой может стать реальная власть. Если кто и мог свергнуть Премьера, то только капитан ее Первого кресла. Таков был всеобщий приговор. Кто еще владел ключами ко всем системам безопасности, связи и источникам управления кораблем?

Но Миоцен вернулась не одна. Она привела с собой целую армию преданных и опытных солдат, которые показали себя в первые же часы, захватив большую часть корабельной армии прямо в бараках и поймав в ловушки на открытых пространствах. Несколько свидетелей описывали ужасные битвы и называли количество солдат, погибших с обеих сторон. Но даже самые пугающие версии отмечали минимальные потери и разрушения. Большая часть корабельного оружия оказалась уничтоженной, оставшись так и не задействованной из-за отказа специальных кодов, придуманных самой Премьером для того, чтобы защитить пассажиров и команду на случай, если оружие окажется во вражеских руках. Нескольким, оставшимся преданными соединениям удалось все-таки ускользнуть, смешавшись с гражданским населением. Но все они были разбросаны, не имея ни лидера, ни оружия.

Что же касается бывшего Премьера и ее капитанов, никто толком ничего так и не знал.

Одна успокоительная сказочка гласила о том, что все они по-прежнему живы, но в несколько иных формах существования. Может быть, они находятся где-то, пускай и без сознания, но все же в том состоянии, в котором еще возможно их полное возрождение… не могла же Миоцен с ее мудростью уничтожить их полностью, она просто обезвредила их – вот и все…

О новом же Премьере и ее окружении знали еще меньше.

Откуда они появились?

Правда, тысячи слухов так или иначе сливались в одну основную историю. Пропавшие некогда оставили Корабль, скорее всего, против своей воли. Затем в некоем таинственном высокотехнологичном мире Миоцен собрала средства, оружие и целый флот звездолетов, чтобы снова вернуться на Корабль. Но куда делся этот флот, никто не знал. Всем было известно, что главные порты Корабля пребывали в спокойствии. Сам Великий Корабль проходил в настоящее время через скупо заселенный район вокруг очень активной и весьма опасной черной дыры. Вызывало естественное недоверие то, каким именно образом маленькие звездолеты могли захватить большой Корабль, оставшись незамеченными? Но все объяснения мало чем отличались от странных и древних преданий о том, что где-то в глубине корабля есть какие-то тайные пещеры и даже целые миры.

И все-таки. Отдельные путешественники рассказывали о каких-то огромных, похожих на жуков машинах, поднимавшихся через центральные районы откуда-то снизу. С самого первого дня и без перерыва шел нескончаемый поток этих стальных машин, поднимавшихся на больших скоростях и заполнявших рубку Премьера и другие ключевые помещения.

«Они ползут неизвестно откуда», – таков был ленивый вердикт, произносимый и словами, и специально выделяемыми запахами, и мягкими вспышками света.

«Неизвестно откуда» означало место где-то в глубинах корабля.

Например, со дна топливных баков, как предполагали некоторые, в то время как другие предпочитали более таинственные местоположения, вроде тайных помещений, похороненных в железном сердце Корабля.

На четвертый день бунта у этого таинственного «неизвестно откуда» появилось имя. МЕДУЛЛА ОССИУМ. Неожиданно это старое странное слово оказалось у всех на устах, повторяемое как людьми, так и представителями других рас. Слово появилось столь неожиданно и сразу в стольких местах, что все решили, будто оно внушено свыше и ради конспирации.

Голоса утверждали, что внутри Великого Корабля спрятан еще один мир, тайное царство, мощное, загадочное и, без сомнения, могущественное.

На свет стали выплывать какие-то жуткие подробности.

Свободные, отвергающие всякую дисциплину умы принимали это открытие, некоторые даже праздновали его. Зато другие, глубоко консервативные от природы или закосневшие по стечению обстоятельств души напрочь игнорировали подобную новость.

Как всегда, люди стремились придерживаться золотой середины.

Помимо этого, начали происходить и другие, небольшие, но весьма неприятные события. Некоторые районы оказались погруженными во тьму, поскольку остановились реакторы, и их энергию забрали для более важных сейчас нужд. Связь нарушилась повсюду. Начался хаос. Но если говорить в целом, то мало что изменилось. Древние пассажиры и команда по-прежнему были заняты своей повседневной жизнью – привычки, закрепленные тысячелетиями, сдавались не так-то легко. Даже когда полностью прекратила функционировать общая связь, продолжало работать в привычном режиме множество частных каналов, по которым электроны и структурированный свет с обычной беспечностью передавали приветы, текущий курс валют и самые свежие слухи. Потом перекрыли и эти каналы, зато восстановилась общая связь, и снова поползли слухи о вооруженных столкновениях. На девятый день бунта общественное настроение, как показывали данные, состоявшие аж из двадцати трех параметров, стало повышаться везде, от больших и малых городов до обиталищ чужих и оккупированных пещер.

И это состояние общества определили как самый удачный момент для появления нового Премьера.

С помощью старых паролей она взяла под контроль восстановленную связь и неожиданно оказалась повсюду – голографическое изображение, одетое в сверкающую форму Премьера, с ослепительной, хорошо отрепетированной улыбкой, с узким – даже уже, чем представлялось согласно слухам – лицом и с коротко остриженными седыми волосами. Плоть ее выглядела измененной веками, будто бы прокопченной или припорошенной пылью, а темно-ореховые глаза светились холодом более пронзительным, чем любой открытый космос. Премьер посмотрела на всех пассажиров и членов команды так, что всем сразу же стало не по себе. Ее узкие губы приоткрылись, снова сомкнулись, словно давая многомиллиардной аудитории время свыкнуться с ее присутствием перед тем, как она заговорит. И она заговорила спокойным властным голосом.

– Меня зовут Миоцен. Своей властью капитана Первого кресла я сместила Премьер-капитана с ее поста и отстранила от обязанностей.

Беспокоиться вам не о чем. Эта женщина жива, так же как жива и большая часть ее капитанов. Скоро вы сами узнаете о той пропасти некомпетентности, в которую они завели всех вас. В соответствии с хартиями Корабля будет проведен публичный суд, наказание будет суровым и справедливым, а Великий Корабль по-прежнему будет идти запланированным курсом.

Я позабочусь обо всех. Если, конечно, вы позволите мне это.

В вашей жизни ничто не изменится – ни сейчас, ни в будущем. Если, повторяю, вы сами не захотите перемен. Я обещаю вам это как Капитан-премьер.

Неожиданно глаза ее на секунду потеплели, и выступление закончилось следующими словами:

– Я люблю наш прекрасный Корабль. Я всегда любила его и заботилась о нем. И не хочу ничего, кроме того, чтобы защищать его самого, его замечательную команду, его пассажиров отныне и до конца этого исторического путешествия.

Вице-капитаном Первого кресла назначается мой сын. Сообщения о других назначениях будут переданы позднее.

Итак, ваш Премьер желает вам счастливого дня и еще более счастливых последующих тысячелетий, дорогие друзья…

Глава тридцать седьмая

На конце стола из перламутрового дерева был водружен маленький сверкающий бюст Премьера с лицом, на котором застыло выражение обаяния власти и высокомерия. А рядом с бюстом находилась ее собственная отрезанная голова с длинными седыми и спутанными волосами, с бледной, плохо высушенной кожей, не сохранившей даже следа бывшего золотистого цвета. Благодаря замедленному анаэробному процессу и фантастической ярости голова могла еще открывать глаза и кое-как двигать губами, но, не имея легких для подачи воздуха через гортань, ее рот мог только сипеть. Впрочем, сип это был достаточно отчетливым, то есть любой индивид, обладавший терпением или просто умевший читать по губам, вполне мог разобрать произносимые ею слова.

«За что? – спрашивала она. – За что, Миоцен? – Потом после долгой паузы просила:– Объясни же. Только мне. – Потом вновь начинала умолять: – Прошу тебя. – Но закончить свою речь обычно уже не могла, с мягким влажным звуком глаза и рот закрывались, и бывший Премьер снова погружалась в глубокую кому.

С неким холодным удовлетворением Миоцен тронула седые волосы.

Она повела глазами вдоль стола, задумалась, назвала имя и немедленно получила в ответ подробный бесстрастный отчет о том, что уже было проделано, о происходящем в настоящий момент и том, что надо было завершить в самое ближайшее время.

– Счастливая Вилка, – вызвала она следующего.

С черного кресла поднялась маленькая плотная женщина – урожденная Преданная, но присоединившаяся к Бродягам еще в детстве – и сделала сообщение о сопротивлении среди остатков старой команды.

– Их оплотом по-прежнему является порт Альфа, а две или три вооруженные банды орудуют поблизости от порта Эрайнайдай. Первая группа уже поймана, остальные дезорганизованы и имеют мало ресурсов. – Она помолчала немного, справляясь о последних данных через свою связь. – Мы только что взяли того, кто занимался саботажем реакторов. Безграмотный инженер, как вы и предполагали, мадам. Восстановление, как я уже говорила, идет по расписанию. То, что создано Строителями, разрушить не так-то просто.

По залу пополз шепоток одобрения, и многие из рядом сидевших офицеров повторили – «Строителями» – с привычным уважением.

Счастливая была в чине генерала. Она немного помолчала, разглаживая и без того не имеющую ни единой морщинки пурпурно-черную ткань формы. Как многие из поколения внуков, она не понимала искусства ношения одежд, и это требовало от нее самодисциплины и новых привычек. Но Миоцен не уставала напоминать всем, что пассажиры ожидают от команды не только безукоризненного поведения, но и безукоризненного внешнего вида. Капитаны и солдаты, одетые в собственные волосы и кожу, не вызовут доверия ни у кого. А завоевание доверия являлось главнейшей задачей как на ближайшие дни, так и на последующие тысячелетия.

– Сколько бывших капитанов смогло убежать? – потребовал данных капитан Первого кресла.

– Тридцать один. Это по самому большому счету, сэр. Сидя по левую сторону от матери, Тилл являл собой

воплощение сосредоточенности и откровенности. В отличие от большинства Бродяг, он не испытывал неудобства от формы, скорее наоборот. И каждый раз, когда Миоцен смотрела на него, одетого в яркий мундир с сияющими эполетами на гибких, но широких плечах, готовых вынести любую ношу – она испытывала властную любовь вкупе со всепоглощающей, почти пугающей гордостью. Тилл был идеальным капитаном Первого кресла.

– Кто из их числа самый опасный? – спросил он снова, уже зная ответ.

Счастливая перечислила ряд имен.

– И Памир, – добавила она презрительно под конец. – Среди них он офицер самого высокого ранга. Но это еще ни о чем не говорит. Судя по записям прошлого Премьера, он человек недисциплинированный, и относятся к нему плохо. Его не уважали ни Премьер, ни остальные капитаны. Его преданность вообще всегда была под сомнением. С ним может иметь дело только Премьер.

– Я помню его, – вдруг сказал Даен, засмеялся, сделал какой-то неопределенный жест, и добавил: – О нем нечего беспокоиться. Памир, как пить дать, прячется в одной из своих старых дыр да ждет новой амнистии.

Даен занимал Второе кресло – пост, принадлежавший ему еще до отправления на Медулла оссиум. Это было звание, к которому он относился весьма ревностно, хотя и вынужден был признаться, что бывший Премьер вела дела неумело. Сначала позволив такому сумасшедшему, как Дью, забрать в свои руки столько власти, а потом за пять тысячелетий не сумев найти пропавших без вести капитанов. Да, она, конечно, заслужила отставку. И все же, не подвергая сомнениям свою преданность Миоцен, он был против совершенной жестокости и несколько раз упоминал об этом открыто. В свою очередь Миоцен не давала ему ни серьезных прав, ни ответственных обязанностей. Даен и другие старые капитаны служили лишь для одной-единственной цели: подтвердить законность и моральность правления Миоцен.

Но сейчас она согласилась с его оценкой Памира. Правда, как обычно, Даен упустил главное.

– Мы относимся к этому человеку не совсем справедливо, – подчеркнула она. – Памир талантлив. И что не менее важно, у него чин капитана первого ранга. Если собирается организованное сопротивление, то, по закону и по традиции, возглавить его должен именно он. То есть всеми оставшимися на свободе сторонниками старого режима именно он должен сейчас восприниматься как подлинный Премьер Корабля.

Такое заявление произвело замешательство.

– Я надеюсь, что никому в голову не придет решиться на открытое сопротивление, – в конце концов смущенно заметил Даен.

Остальные старики согласились с этой точкой зрения.

– Сейчас не время беспокоиться о каком-то одном человеке, – добавил Тилл. – Все эти восстания существуют лишь в нашем воображении.

Миоцен кивнула и, чтобы сменить тему, вызвала другого Вице-премьера из ветеранов.

– Туист. Насколько быстро можно наладить и имплантировать новые каналы связи? Тебе и остальным, включая меня?

Меня, самое главное, меня.

Очаровательный старик попытался улыбнуться.

– В течение пятидесяти дней, – признался он. – Такие дела быстрее не сделаешь.

Действительно, отказ от устаревшей бизантной системы, перегруженной всевозможными датчиками подслушивания, ловушками, программируемыми помехами, ради проектирования и внедрения новой и более совершенной… Да, задержка неминуема и неизбежна.

– Пепсин, – вызвала Миоцен.

– Мы держим под контролем практически все основные двигатели, мадам, – весело кивнул внук Ааслин. – В ответ Миоцен позволила всем полюбоваться на свою улыбку. – Правда, есть некоторые случаи саботажа. Несколько. Но то, что создали Строители, очень надежно и…

– У вас достаточно средств для проведения ремонта?

– Разумеется, мадам.

Разумеется, он лгал. Миоцен почувствовала это и добавила:

– Когда закончится совещание, свяжитесь с Тиллом или со мной. Каждый ресурс должен быть тщательно обсчитан.

– Благодарю вас, мадам. Благодарю.

Здесь неоценимую помощь оказала бы его бабка, но Миоцен не могла позволить себе роскоши осуществления всех своих желаний. Ааслин сделала свой выбор и теперь жила спокойной размеренной жизнью в Хаззе. Она жила там с того времени, когда Бродяги захватили все города и заводы Преданных. Их вторжение – предыстория их собственного нынешнего вторжения на корабль – произошло мягко, быстро, с минимумом крови и неудобств. К тому времени, как Миоцен вернули к жизни, общество Преданных было уже рассеяно и поглощено более сильной, более жизнеспособной культурой Бродяг. Ко времени ее возрождения сын передал ей уже богатую мощную державу.

– Это тебе, мама, – прошептал он в ее новое ухо. – Это все тебе. И обещаю, что это еще только начало.

И сейчас Миоцен снова не удержалась, чтобы не посмотреть на сына и не почувствовать радостной гордости. Во время ее возрождения сын учил ее всему, что знал и умел сам. Он ответил полностью на все ее вопросы, и все ее сомнения растворились в ее любви к нему. И тогда, видя ее любовь и преданность, Тилл предложил ей и сам Корабль. «Премьер не заслуживает своего кресла, – говорил он ей. – Она не использует его как должно – как это сделала бы ты. Разве это неправда, мама? И ты можешь доказать это!»

Это был великий момент.

Вся прежняя, полная амбиций жизнь Миоцен сосредоточилась в этом открытии. Ей стали до дрожи в руках ясны ее обязанности. Вся боль, все труды, – все теперь оказалось лишь подготовкой ее души к тому, что можно было назвать ее предназначением, ее судьбой.

– И я, и ты – возрожденные Строители, – пел ей голос Тилла.

– И я, и ты, – повторяла она, вся сияя навстречу единственному своему ребенку.

Для Миоцен Строители были абстракцией, голой идеей, с которой можно было начать новую жизнь. Конечно, она не верила, что их души существовали и существуют уже миллиарды лет, но кем бы они ни были, именно они подчинили теперь своей власти эту прекрасную грандиозную машину. И она снова оглядела сидевших за длинным столом. Бродяги, Преданные. Она вспомнила миллионы детей, рожденных до и после слияния двух наций; среди них уже были капитаны, доказавшие свою компетентность в марше, длившемся больше ста лет, в марше, который, наконец, привел их к победе…

– Могу ли теперь высказаться я? – услышала она голос сына.

Миоцен кивнула и удовлетворенно уселась в огромное кресло Премьера, позволив всем смотреть только на Тилла.

Сначала он говорил об обязанностях, о важности и значимости этих первых дней и недель, повторял все уже сказанное матерью, напоминал, как важно Кораблю следовать своим курсом по расписанию, чтобы доказать команде и всей галактике, что слушатели находится в надежных руках.

Это было повторением ее речи – и все-таки не совсем.

Как всегда Миоцен заметила, что все лица словно впитывают каждое слово ее сына, и в который раз поняла, почему он смог не только найти последователей, но и повести их за собою. Даже старики, вроде Даена и Туиста, одобрительно кивали, их преданность Бродягам, похоже, уже пересиливала преданность Кораблю.

Тилл закончил свою речь приглашением Доблестного.

Бывший предатель стана Бродяг отвесил низкий поклон.

– Мои извинения. У нас есть проблемы с…

– Опять хребет? – уточнил Тилл.

– Нет, с буровыми скважинами. Сэр. Мадам. Старая гиперфибра здорово сопротивляется. – Серо-белые глаза забегали, словно в смущении, и остановились, наконец, на руках. – Но в течение недели, уверяю вас, мадам… Вы сможете управлять Кораблем из любой точки, включая и Медулла оссиум…

Последние слова вновь напомнили Миоцен, что на данный момент большинство из собравшихся являются лишь поисковой партией – это несколько миллионов заинтересованных, хорошо обученных, прекрасно вооруженных людей, живущих вдалеке от дома.

– Когда работа будет закончена, интеграция командных функций не потребует много времени, – пообещал он. – День-два. Самое большее, три.

– Спасибо, Доблестный, – переглянувшись с матерью, ответил за них обоих Тилл. Миоцен едва заметила этот обмен взглядами, глядя на последнее, оставшееся пустым кресло, и чувствуя инстинктивное беспокойство. Все вокруг молчали; перегнувшись через стол, она вдруг сказала:

– Локи. Кто слышал о нем хотя бы что-нибудь? И снова молчание.

– Нет, никаких известий, – тихо ответил Тилл, но что-то в его лице неуловимо напряглось.

Локи внезапно исчез в самый разгар смены власти, никого и ни о чем не предупредив. Это было всем известно, но никогда не обсуждалось. И сейчас капитаны и генералы сделали вид, что заняты какими-то своими очень важными делами, пока Миоцен, наклонившись к сыну, осторожно спрашивала:

– Ты по-прежнему думаешь, что он ищет мать?

– Разумеется. – И все же нечто странное слышалось в его голосе. – Я знаю Локи. Он очень любил Уошен, хотя и не видел ее столетиями… – Такую любовь Миоцен могла и понять, и оценить. – И бедняга очень страдал от чувства вины, от того, что произошло, и как… ему было очень трудно смириться…

Пытаясь спасти мать, Локи убил отца. А Уошен погибла безвозвратно. Двое Бродяг видели ее тело, разорванное взрывом на мелкие клочья. Эти лохмотья и умирающий мозг оказались разбросаны по огромному океану жидкого топлива и пропали. Во всех файлах бывшего Премьера хранились записи о долгих, упорных, но совершенно бесплодных поисках. И не одинокому Бродяге было найти ее. Но все же она снова спросила сына:

– Ты посылал кого-нибудь обшарить все это обиталище пиявок, как я предлагала?

– Разумеется, – снова спокойно ответил тот.

– И что было найдено?

– Обиталище закрыто, но видны следы борьбы, – Тилл понурил голову. – Очень похоже на то, что Локи столкнулся с вооруженным охранником. Вероятности мало, но других объяснений нет. Была стычка, и Локи оказался убит собственным оружием.

– Почему ты не рассказал мне это раньше? – сурово спросила Миоцен.

– Это не столь важная новость… Она ничего не меняет, – печально вздохнув, ответил Тилл.

– Но если его похитили…

– Мама! Локи не представляет собой ни ценности, ни опасности. И ты сама это знаешь. – Миоцен выпрямилась в своем кресле и холодно, как только могла, посмотрела на симпатичное лицо сына. – Он все равно ничего не знает, его место за этим столом – только внешний антураж, синекура, ничего больше. Я уже давно не давал ему никакой реальной власти. Я слишком хорошо знаю его…

«А знаешь ли?» – осторожно подумала она.

Холодность ее словно ушла внутрь, и она почувствовала легкий озноб.

– Надо осмотреть непосредственно сам топливный бак.

– Мы уже сделали это.

Но что-то в его глазах стало непроницаемым, закрытым, даже мертвым.

– Бак огромен, – напомнила Миоцен.

– Поэтому мы и копаемся там по сей день, – непроницаемые глаза усмехнулись, и рот ответил им такой же усмешкой. – Я отправил туда десять отрядов….

Десять отрядов, отправленных для чего?

– … Они нашли только старую аэрогелевую баржу и научные инструменты, приготовленные к транспортировке в хранилище. И ничего живого или хотя бы заслуживающего внимания

– Ты уверен? – не удержалась она.

И сын спокойно шагнул в ее ловушку, ответив:

– Да, мадам. Я совершенно уверен.

И тогда Миоцен крикнула громко и жестко:

– Но ты упустил важные вещи в прошлом! Разве нет, капитан Первого кресла? Разве нет?

Сын напрягся.

Зал затаился в ожидании.

Тогда Тилл заставил себя расслабиться и спокойно, но зло огрызнулся:

– Но Локи совершенно бесполезен.

Десять отрядов означали огромное количество солдат, совершенно неоправданное, если ты ищешь того, кто совершенно бесполезен.

Но Тилл упорно наклонил голову и повторил всем сидевшим за длинным столом:

– Если бы он даже захотел навредить нам, он никак не сможет.