Текст книги "Иллюзии «Скорпионов»"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц)

– Честно говоря, я сомневаюсь в этом. Мне надо выполнить последнее задание, и я совершенно отхожу от дел. «Скорпион-2» – подходящая фигура, он очень опытен, но не обладает вашей умудренностью и не имеет такого прочного тыла. Ему это не по силам.

– Вы, наверное, имеете в виду, что у него нет моей юридической фирмы в Вашингтоне.

– К сожалению. С завтрашнего утра вы будете «Скорпионом-1».

– Это большая честь, и я пронесу ее до самой могилы.

– С которой, надеюсь, не очень скоро встретитесь.

Бажарат выбралась из такси и кивнула Николо, чтобы тот поторопился. Молодой человек вылез вслед за ней, а Бажарат в это время через окошко расплачивалась с водителем.

– Спасибо, леди, вы очень добры, – поблагодарил ее таксист. – А это не тот молодой парень, о котором мы повсюду читаем? Из Италии?

– Боюсь, что это именно он и есть, синьор.

– О, я расскажу о нашей встрече жене, она у меня итальянка. Она притащила домой газету, где есть фотографии этой актрисы Эйнджел Кейпел вместе с его сиятельством.

– Они просто хорошие друзья...

– О, я не берусь судить леди. Она прекрасное дитя, все ее любят, а эти бульварные газетенки просто треплются!

– Она чудесная девушка. Спасибо, синьор.

– Рад был поговорить с вами.

– Пойдем, Данте. – Бажарат взяла Николо под руку и повела в фешенебельное модное кафе Джорджтауна. Завтракавшая там публика состояла из дам в шелках, молодых женщин в блузах от Армани, нескольких членов конгресса, нетерпеливо поглядывающих на свои наручные часы. – Запомни, Нико, – сказала Бажарат, когда метрдотель любезным жестом пригласил их пройти зал, – что он сенатор, тот самый, с которым ты познакомился в Палм-Бич, адвокат из штата Мичиган. Зовут его Несбит.

Обменявшись восторженными приветствиями, все трое заказали кофе с мороженым, и сенатор заговорил:

– Я никогда здесь не был, но один из моих помощников хорошо знает это место. Оно очень популярно.

– Это просто наша прихоть, синьор. На приеме в Палм-Бич хозяйка дома упоминала это кафе, поэтому я и предложила его для встречи.

– Да, она упоминала. – Сенатор с удовольствием огляделся вокруг. – Вы получили материал, который я прошлым вечером направил вам в отель?

– Конечно, и мы с Данте Паоло несколько часов провели за его изучением. Так ведь, дорогой племянник? Мы ведь несколько часов изучали материал? – добавила Бажарат по-итальянски.

– Совершенно верно, дорогая тетушка, – подтвердил Николо тоже по-итальянски.

– Данте и его отец очень заинтересовались вашим материалом, но у них возникли определенные вопросы.

– Естественно. Этот материал представляет собой относительно детализированный обзор промышленного потенциала, а не глубокий анализ каждой вероятной возможности. Если есть заинтересованность, то мой персонал может подготовить дополнительные данные.

– Это, конечно, будет необходимо перед серьезными переговорами, но сейчас, возможно, мы сможем побеседовать и об этом... как вы его назвали... обзоре.

– Бак вам будет угодно. О каких конкретно областях промышленности?

– Не имеет значения, синьор. В любом случае речь пойдет о сотнях миллионов долларов. Существует допустимый риск, и это никогда не пугало барона, но для честного сотрудничества необходим определенный контроль, не так ли?

– Опять же в каких конкретных областях промышленности, графиня? «Контроль» – это слишком жесткий термин для нашей экономики.

– Подозреваю, что «толпы безработных» – еще более жесткий термин. Возможно, что термин «контроль» звучит как-то пугающе, так что, может быть, назовем это «документами о взаимопонимании»?

– Не приведете ли пример?

– Скажу откровенно, первые же признаки финансового благополучия могут быть опасны тем, что соответствующие профсоюзы предъявят повышенные требования...

– С этим легко будет справиться, – прервал графиню Несбит. – Мои люди провели кое-какую предварительную работу в этой области, да я и сам сделал несколько телефонных звонков. Профсоюзы значительно поумнели и стали более предусмотрительны в вопросах, касающихся экономики. Многие их члены не работают по два и три года, поэтому они не собираются убивать курицу, несущую золотые яйца. Спросите у японцев, которые имеют заводы в Пенсильвании, Калифорнии и Бог знает где еще.

– Вы очень успокоили нас, синьор.

– Вам будет представлено в письменном виде все, что касается производительности и окупаемости инвестиций. Что еще?

– Этот вопрос не всегда бывает однозначным, как в вашей стране, так и в нашей. Каковы взаимоотношения промышленников и правительства?

– Вы говорите о налогах? – спросил сенатор, нахмурил лоб, и в его взгляде появилось неодобрение. – Они взимаются вполне справедливо, графиня...

– Нет-нет, синьор! Вы не правильно меня поняли. Как говорят у вас в Америке, смерть и налоги неизбежны...

Нет, я говорю о том, что так часто встречается в Италии, – о беззастенчивом вмешательстве правительства в дела бизнесменов. Несмотря на заверения в безопасности и целостности инвестиций, нам приходилось слышать ужасные истории о проволочках, стоивших миллионы, о бюрократических процедурах на различном уровне – местном, штата, государственном. Именно об этих проволочках мы с бароном и слышали.

– Безопасность... и целостность, обусловленные требованиями рынка, – произнес с улыбкой сенатор. – Властии моего штата, как это и записано в законе, не предпримут никаких незаконных вмешательств. Мы не можем этого допустить, а чтобы выполнить свой долг перед избирателями, я все это изложу вам письменно.

– Отлично, просто чудесно... Еще один, последний вопрос, синьор, но это личная просьба, в которой вы вольны отказать, что ничуть не поколеблет моего уважения в вам.

– В чем дело, графиня?

– Как все сильные мира сего, мой брат барон вполне заслуженно гордится не только собственными достоинствами, но и своей семьей, и в особенности сыном, который ради того, чтобы помочь отцу, жертвует обычными увлечениями, присущими юности.

– Прекрасный молодой человек! Как и все, я читал в газетах статьи о его дружбе с юной телезвездой Эйнджел Кейпел...

– Ах, Анджелина, – ласково произнес Николо, делая ударение на каждом слоге. – Моя прекрасная!

– Прекрати, дорогой племянник, – оборвала его Бажарат по-итальянски.

– Особенно мне понравились их фотографии в кругу ее семьи в Бруклине. Даже самому высокооплачиваемому организатору рекламных кампаний не удалось бы сделать такие удачные фотографии, – сказал сенатор.

– Это произошло совершенно случайно... но давайте вернемся в моей просьбе.

– Конечно. Гордость барона – его семья, особенно прекрасный сын. Что я могу сделать для вас?

– Нельзя ли организовать небольшую личную встречу моего племянника с вашим президентом... всего минуту или две, чтобы я могла отправить барону фотографию, где они изображены вместе? Барон будет так счастлив, а я, конечно, не забуду рассказать брату, кто организовал эту встречу.

– Думаю, это можно будет устроить, хотя, откровенно говоря, существуют определенные сложности...

– О, понимаю, синьор, я ведь тоже читаю газеты! Поэтому и прошу о короткой личной встрече. Только Данте Паоло и я, а фотографии будут отправлены только барону ди Равелло и не попадут ни в какие газеты. Конечно, если эта просьба невыполнима, то я забуду о ней, и примите мои извинения.

– Подождите минутку, графиня, – задумчиво произнес Несбит. – Это займет несколько дней, но думаю, что смогу все устроить. Один сенатор от нашего штата состоит в той же партии, что и президент, а я поддержал его законопроект, потому что считал его правильным, хотя это может стоить мне голосов...

– Я не совсем понимаю вас.

– Он близкий друг президента и ценит мою поддержку... а также понимает, какую пользу могут принести штату инвестиции барона... и что я могу сделать с ним, если он попытается хоть чуть-чуть помешать... Да, графиня, я могу устроить такую встречу.

Хоторн и Пул осторожно шли по мощеной улице самого дешевого квартала Сан-Хуана. В туристические маршруты эта окраина главного города Пуэрто-Рико не входила, но ее охотно посещали моряки, солдаты и люди с различными пороками, и здесь все они находили удовлетворение своим плотским страстям. Из уличных фонарей горел примерно каждый четвертый, поэтому большинство невзрачных зданий оставалось в тени. Хоторн и Пул разыскивали жилище пшюта самолета, который доставил покойных Кука и Ардисона с Горды в Пуэрто-Рико. Они нашли нужный дом и были немало удивлены, услышав громкие, неистовые крики, доносившиеся из старого трехэтажного каменного здания.

– По-моему, этот бардак даст фору любому на Бурбон-стрит, коммандер. Да что там, черт побери, происходит?

– Совершенно ясно, что вечеринка, лейтенант, и нам, похоже, придется выломать дверь, потому что мы не приглашены на нее.

– Вы не возражаете, если это сделаю я, сэр?

– Что сделаешь?

– Выломаю дверь. Моя крепкая нога очень подходит для этого.

– Давай сначала постучим, а там видно будет. – Тайрел постучал в дверь, и на стук откликнулись очень быстро. Открылось маленькое окошко в центре двери, и пара больших размалеванных глаз уставилась на них.

– Нам сказали, чтобы мы пришли сюда, – вежливо произнес Хоторн.

– Как вас зовут?

– Смит и Джонс, так нам предложили назваться.

– Катитесь к черту отсюда, гринго! – Окошко захлопнулось.

– Надеюсь, что твоя многоопытная нога в порядке, Джексон?

– А твое оружие готово, Тай?

– Действуй, лейтенант.

– Вперед, коммандер! – Пул врезал по двери левой ногой, она разлетелась в щепки, и мужчины вломились в дом, держа оружие наготове. – Не двигаться, или буду стрелять! – ззакричал лейтенант.

Его угроза ни на кого не подействовала, да в ней и не было необходимости. Кто-то в панике упал на магнитофон, оборвав провода, ведущие к динамикам, и в наступившей после этого тишине несколько мужчин, натягивая на ходу брюки, устремились к двери. В полутемной, заполненной табачным дымом гостиной явно ощущался недостаток благопристойности, большинство молодых и не очень молодых женщин были с обнаженной грудью, а нижнюю часть их тела прикрывали крохотные бикини. Светловолосый мужчина средних лет, казалось, не обращал внимания на возникший беспорядок, он возлежал на стоящем в углу диване с подушками, а лежащая рядом с ним брюнетка громко требовала, чтобы он выпроводил непрошеных гостей.

– Что? Что? Заткни пасть и оставайся со мной!

– Может быть, ты выгонишь всех и послушаешь нас, Саймон, – сказал Хоторн, подходя к обтянутому бархатом дивану в темном углу гостиной.

– Ну ты, свинья! – завопил мужчина на диване, оборачиваясь. Вид оружия очень удивил его, но страха в холодных глазах не промелькнуло.

– Послушайте, девушки! – крякнул Пул. – Я думаю, что вам всем нужно убраться отсюда. У нас личный разговор, и вас он не касается... И БЕЗ тоже, леди, если можете вырваться из объятий этого ублюдка.

– Спасибо, сеньор! Большое спасибо!

– И передайте своим подружкам, чтобы они подыскивали другую работу! – бросил молодой офицер ВВС вслед проституткам, уже выбегавшим на улицу. – От такой работы они могут умереть!

Теперь в гостиной больше никого не было, за исключением полупьяного пилота, прикрывшего голое тело красным покрывалом.

– Черт побери, да кто вы такие? – спросил он. – Что вам от меня нужно?

– Для начала я хотел бы знать, откуда ты взялся, – сказал Тайрел. – Ты как-то не вписываешься в здешнюю обстановку, Саймон.

– Это не твое собачье дело, детка.

– Об этом тебе лучше скажет мой пистолет, детка.

– Думаешь, напугал меня? Стреляй, детка, окажи мне услугу.

– Да, ты определенно необычный человек... Ты был военным, да?

– Когда-то, сто лет назад.

– Я тоже был военным. И кто же отправил тебя с небес на землю?

– Почему это тебя тревожит?

– Потому что я разыскиваю очень плохих людей. Так что говори, детка, а то умрешь.

– Хорошо, хорошо, какого черта? Меня уволили после Вьетнама, и я летал в королевских ВВС Лаоса...

– В этом филиале ЦРУ, – оборвал его Хоторн.

– Ты прав, парень. Начались мирные переговоры, и у сената появились вопросы, поэтому ребята из ЦРУ были вынуждены свалить на кого-то все это – дерьмо. Они продали все шесть самолетов мне за сто тысяч, которые сами же и одолжили, а потом смылись. Мне, несовершеннолетнему пилоту, которому для поступления на службу понадобилось разрешение матери, потому что отец давно умер... Боже мой, мне было всего восемнадцать! У меня отобрали все самолеты, кроме одного совершенно неисправного, но очень странно, что все они по-прежнему были зарегистрированы на мое имя.

– Но у тебя остался один самолет, у которого только стоимость одного оборудования составляла как минимум два миллиона. И что ты сделал: продал его, чтобы пополнить свои доходы от воздушных перевозок?

– Как бы не так! Я достаточно наворовал, чтобы несколько лет назад купить себе вот это гнездышко, – усмехаясь, ответил Альфред Саймон.

– А куда же делся самолет? Он ведь представлял большую ценность.

– Представлял и представляет. Я подремонтировал его и перегнал сюда, подкупив кого надо. Так что теперь он здесь, но я не использую его. Он стоит – спрятанный, законсервированный, но в рабочем состоянии. И я не буду летать на нем, пока не куплю собственный аэродром. А уж тогда взлечу с него, спикирую прямо на этот хренов Пентагон и разнесу ко всем чертям этих сукиных детей, которые столько лет водят меня за нос! Эти ублюдки заявляют, что я украл у правительства США самолет стоимостью десять миллионов долларов... а это тянет на сорок лет в Ливенворте! Да я и четверть этого срока не проживу!

– Однако петля вокруг твоей шеи все же затянута довольно сильно, раз тебе приказали забрать тех двух в Себастьян-Пойнте на Горде.

– Да, черт возьми, но не я же выбрасывал их из самолета во время захода на посадку! Я не имею к этому никакого отношения!

– А кто это сделал? – крикнул Пул, отведя в сторону пистолет Хоторна и приставив собственный пистолет к голове Саймона. – Ты заодно с этими ублюдками, которые убили Чарли, и ты тоже умрешь, если не расскажешь мне все!

– Эй, послушай, – запричитал пилот, и тело его затряслось под красным покрывалом. – Этот шпион показал мне свое удостоверение и сказал, что мне ничего не будет, если я сошлюсь на него!

– Кто он такой?

– Хоторн. Тайрон Хоторн или что-то вроде этого.

Глава 15

Нильс ван Ностранд уселся за стол в своем кабинете и задумчиво посмотрел в окно на блестящую от утренней росы ухоженную лужайку. Времени оставалось мало, и ему нужен был весь день, чтобы завершить все приготовления для своего исчезновения, нового превращения, уничтожения всех связей с прошлым, обеспечения неопровержимости своей «смерти». Однако надо было позаботиться и об удобствах в последующей жизни. Он вполне мог прожить в безвестности, ему даже нравилось это, но он не мог и не собирался отказываться от роскоши и комфорта.

Много лет назад, очень много, по его подсчетам, они со своим спутником жизни – великолепные Марс и Нептун! – купили уединенный особняк на берегу Женевского озера, где и собирались провести старость. Документы на дом были оформлены на имя аргентинского полковника, холостяка-бисексуала, который был только рад услужить молодому могущественному падроне и его другу. После этого особняк стало сдавать внаем одно агентство по аренде недвижимости из Лозанны. Однако имелись три железных условия, нарушение которых приводило к расторжению контракта. Первое: нельзя было предпринимать никаких попыток выяснить имя владельца особняка; второе: срок аренды не мог быть менее двух и более пяти лет; третье: все платежи должны были переводиться на закодированный счет в Берне. За услуги и молчание агентству выплачивалось двадцать процентов сверх комиссионных. Нынешние арендаторы особняка прожили в нем уже четыре года, плата за неистекшие шесть месяцев аренды будет им возвращена, и после этого особняк будет два месяца пустовать. Эти два месяца ван Ностранд собирался использовать для заметания следов, которое должно было начаться после смерти убийцы падроне – бывшего коммандера Тайрела Хоторна. Сегодня вечером.

Но днем следовало все подготовить к отъезду. Люди в Вашингтоне, которым он помогал все эти годы, обязаны были теперь откликнуться на его необычные и даже странные просьбы, но при этом очень важно, чтобы каждый из этих людей считал, что за помощью ван Ностранд обратился только к нему. Н все-таки Вашингтон представлял собой средоточение всякого рода информации да и просто различных слухов, поэтому следовало выработать общее основание, причину для своих просьб. И если сотканная им паутина начнет рваться под тяжестью правды, у людей, помогших ему, будут, общие слова для оправдания. Ван Ностранд даже как бы услышал эти слова:

«И вы тоже? Боже мой, по после всего, что он сделал для страны, это самое малое, – что мы смогли сделать для него! Разве вы не согласны?»

И, конечно, все будут согласны, потому что самозащита является главным законом выживания в Вашингтоне, а о просьбах быстро забудут в связи с предположением о его смерти.

Причина? Смутная, недосказанная, но непременно душещипательная, особенно для такого, как он, человека – бескорыстного патриота, у которого, кажется, есть все: богатство, влияние, уважение и необычайная скромность. Возможно, такой причиной может быть ребенок, на детей все хорошо реагируют. А что за ребенок? Лучше, пожалуй, девочка, вон как люди распускают нюни при виде этой маленькой актрисы... вроде бы ее зовут Эйнджел. Итак, решено. Его родная кровь, его ребенок, потерянный для него на многие годы в силу трагических обстоятельств. А что за обстоятельства? Женитьба? Смерть? Смерть, в этом звучит какая-то завершенность. Ван Ностранд был готов к разговору, а слова придут сами собой, к1ак это и было всегда. Марс часто говорил Нептуну: "У тебя дьявольские мысли, совсем не такие, как у других. Мне они нравятся, и я нуждаюсь в них.

Ван Ностранд снял трубку красного телефона и набрал личный, засекреченный номер госсекретаря США.

– Да? – раздался голос в Вашингтоне.

– Брюс, это Нильс. Извини, пожалуйста, что беспокою тебя, тем более по этому телефону, но я просто не знаю, к кому еще могу обратиться.

– В любое время к твоим услугам, мой друг. В чем дело?

– У тебя найдутся минута-две?

– Конечно. Сказать по правде, у меня только что завершилась довольно неприятная встреча с послом Филиппин, и теперь я отдыхаю. Чем могу помочь тебе?

– Это очень личное дело, Брюс, и, естественно, конфиденциальное.

– Ты же знаешь, что эта линия безопасна, – мягко прервал его госсекретарь.

– Да, знаю, поэтому и воспользовался ею.

– Выкладывай, дружище.

– Мне так сейчас нужен друг.

– Я здесь.

– Я никогда не упоминал об этом публично, да и в частных беседах очень редко касался этой темы. Но много лет назад, когда я жил в Европе, наш брак с женой распался... мы оба виноваты в этом. Она была невыдержанной немкой, а я невосприимчивым мужем, не терпящим скандалов. Она предпочла развлечения, а я полюбил замужнюю женщину, очень сильно полюбил, а она полюбила меня. Обстоятельства не позволили ей развестись, муж ее был политиком, опирающимся на рьяных католиков, поэтому он и не мог допустить этого развода... Но у нас родился ребенок, девочка. Мужу, естественно, было сказано, что это его ребенок, но он узнал правду и запретил жене встречаться со мной. Я так никогда и не увидел своего ребенка.

– Как печально! Но разве она не могла настоять на разводе?

– Он сказал, что если она попытается сделать это, то еще до окончания его политической карьеры и она и ребенок будут убиты. Естественно, это будет несчастный случай.

– Сукин сын!

– Да, и был таким, и остался.

– Остался? Хочешь, я организую экстренный правительственный самолет, чтобы забрать... – Госсекретарь сделал паузу:

– ...мать и дочь и вывезти их под защитой дипломатической неприкосновенности? Только скажи слово, Нильс. Я свяжусь с ЦРУ, и мы все устроим.

– Боюсь, что слишком поздно, Брюс. Моей дочери двадцать четыре года, и она умирает.

– О Боже!

– Все, о чем я прошу тебя, о чем умоляю, так это отправить меня самолетом с дипломатическим прикрытием в Брюссель, чтобы мне не сталкиваться со всякими таможенными процедурами и компьютерной проверкой паспорта... У этого человека повсюду свои глаза и уши. Мне надо попасть в Европу, но чтобы об этом никто не знал. Я должен увидеть свою дочь, прежде чем она уйдет от нас, а когда она отправится в мир иной, мы с моей любимой доживем где-нибудь остаток наших дней, и это будет нам утешением за все, что мы потеряли.

– О Господи, Нильс, что ты пережил, что сейчас переживаешь!

– Ты мог бы сделать это для меня, Брюс?

– Конечно. Вылететь нужно не из Вашингтона, так меньше шансов, что тебя узнают. Военное сопровождение здесь и в Брюсселе, на борту и после прибытия, отгороженное шторой место прямо за кабиной пилотов. Когда ты хочешь вылететь?

– Сегодня вечером, если ты сумеешь все организовать. Естественно, я настаиваю на том, что оплачу все расходы.

– И это после всего того, что ты сделал для нас? О деньгах не может быть и речи. Я перезвоню тебе в течение часа.

"Как легко проходят слова – сами собой, – подумал ван Ностранд, кладя трубку телефона. – Марс всегда говорил, что истинная сущность дьявола заключается в умении обряжать архангелов Сатаны в белые одежды доброты и великодушия. Но, конечно, этому его научил Нептун.

Следующий звонок был директору ЦРУ, чья организация часто пользовалась коттеджами для гостей в имении ван Ностранда, потому что здесь в полной безопасности можно было обрабатывать медицинскими препаратами перебежчиков и агентов.

– ...Как это все ужасно, Нильс! Назови мне имя этого ублюдка. У меня есть специалисты по темным делам во всех странах Европы, и они уберут его. Я не стал бы так легко говорить об этом, потому что избегаю крайних мер, когда дело касается лично меня, но этот негодяй не заслуживает того, чтобы прожить лишний день. Боже мой, твоя родная дочь!

– Нет, мой добрый друг, я не сторонник жестокости.

– Я тоже, но по отношению к тебе и матери твоего ребенка была проявлена самая невероятная жестокость. Жить все эти годы под угрозой того, что мать и ребенок могут быть убиты?

– Есть другой выход, и я просто прошу тебя выслушать меня.

– Что за выход?

– Я смогу забрать их и переправить в безопасное место, но для этого потребуются очень большие деньги, которые у меня, естественно, есть. Однако, если я переведу их в Европу обычным порядком, банкиры моментально пронюхают об этом, и он узнает, что я нахожусь в Европе.

– Ты действительно собираешься ехать?

– Кто знает, сколько лет мне осталось провести с моей последней любовью, моей дорогой любовью?

– Я не совсем тебя понимаю.

– Если он узнает, то убьет ее. Он поклялся сделать это.

– Ублюдок! Назови мне его имя!

– Мои религиозные убеждения не позволяют сделать это.

– А что же, черт возьми, позволяет? Что я могу для тебя сделать?

– Мне нужна полная секретность. Все мои деньги здесь, и, естественно, я настаиваю, чтобы моей стране были выплачены все налоги, все до последнего доллара, но остаток денег я хочу вполне законно, но с соблюдением строжайшей тайны, перевести в банк в Швейцарии. Между нами: я продал свое поместье за двадцать миллионов долларов. Все бумаги подписаны, но никаких шагов и публичных заявлений не будет предпринято в течение месяца после моего отъезда.

– Ты продал его за такую маленькую сумму? Мог бы получить, по крайней мере, в два раза больше. Я ведь бизнесмен, помнишь об этом?

– Проблема в том, что у меня нет времени на переговоры по поводу стоимости поместья. Мое дитя умирает, а моя любимая погибает от отчаяния и страха. Ты можешь помочь мне?

– Пришли мне доверенность, чтобы я мог это устроить... секретно, разумеется... и позвони, когда прибудешь в Европу. Я все для тебя сделаю.

– Не забудь о налогах...

– Это после всего того, что ты сделал для нас? Мы обсудим этот вопрос позже. Удачи и счастья тебе, Нильс. Видит Бог, ты заслужил это.

Как легко приходят слова – сами собой. Ван Ностранд снова потянулся к секретному телефону, который, когда им не пользовались, хранился в запертом стальном ящике стола и который он собирался при отъезде забрать с собой. Отыскав номер личного телефона своего следующего собеседника, ван Ностранд позвонил начальнику отдела тайных операций специальных войск США. Это был взбалмошный человек, гордившийся тем, что приводил в смятение свое руководство методами, которыми выполнял поставленные перед ним задачи. И даже в конкурирующей организации – ЦРУ – к нему относились с уважением, хотя и завидовали его успехам. Его руки протянулись не только в КГБ, МИ-6, Второе бюро, но даже в Моссад, куда проникнуть было практически невозможно. Внедрение опытного агента, говорящего на многих языках, оказалось возможным благодаря тщательно выполненным фальшивым документам, выдержавшим компьютерную проверку, и помощи ван Ностранда, обладавшего большими связями и информацией. Они были друзьями, и генерал провел много приятных уик-эндов в имении ван Ностранда в компании молоденьких привлекательных женщин, в то время как его жена думала, что он находится в Бангкоке или в Куала-Лумпуре.

– Никогда не слышал ничего более омерзительного, Нильс! Да что этот негодяй себе позволяет? Да я сам полечу туда и грохну его! Боже милосердный, твоя дочь умирает, а ее мать уже больше двадцати лет живет под страхом смерти! Можешь уже считать его покойником, старина.

– Это не выход, генерал, поверь мне. Убийство сделает его великомучеником в глазах преданных сторонников, этих оголтелых фанатиков. Они немедленно заподозрят его жену, потому что ходят слухи о том, что она ненавидит его и боится. И тогда они уж точно устроят этот «несчастный случай», о котором он твердил все эти годы.

– А не думаешь ли ты, что, если она убежит с тобой, он будет охотиться за вами обоими?

– Сильно сомневаюсь в этом, мой друг. Наш ребенок умрет, и опасность публичного скандала для него исчезнет. Жена может потихоньку оставить могущественного политика, и это не такая уж большая сенсация. Однако тот факт, что человек на протяжении двадцати лет считал ребенка своим, а он на самом деле не был его, – вот это действительно сенсация. Если его один раз точно обманули, то сколько раз вообще обманывали? Вот это для него очень опасно.

– Ладно, оставим вопрос о его устранении. Чем я могу помочь тебе?

– Мне сегодня к вечеру нужен безупречно сделанный паспорт, желательно не американский.

– Ты не шутишь? – Голос генерала звучал доброжелательно и заботливо. – Зачем он тебе?

– Частично из-за твоих опасений, что он будет охотиться за нами. Ведь он сможет проследить нас с помощью компьютерных данных в международных аэропортах, хотя я сомневаюсь, что он станет этим заниматься. Но главным образом паспорт нужен мне потому, что я собираюсь приобрести кое-какую недвижимость, так что если это и попадет в газеты, то там будет фигурировать другое имя.

– Ясно! Какой бы ты хотел иметь паспорт?

– Понимаешь, я несколько лет провел в Аргентине и бегло говорю по-испански. Так что, я думаю, пусть будет аргентинский.

– Нет проблем. Мы скопировали клише для изготовления паспортов двадцати восьми стран, у меня лучшие художники-граверы. Ты уже выбрал имя и дату рождения?

– Да, выбрал. Я знал человека, который давным-давно бесследно исчез. Полковник Алехандро Шрайбер-Кортес.

– Продиктуй по буквам, Нильс. Ван Ностранд продиктовал по памяти имя, дату и место рождения.

– Что еще нужно?

– Цвет глаз и волос, а также фотографию, сделанную в течение пяти последних лет.

– К полудню я все пришлю тебе с посыльным... Понимаешь, генерал, я мог бы, конечно, обратиться к госсекретарю Брюсу, но он не совсем разбирается в этих делах...

– Да этот осел смыслит в наших делах не больше, чем в хорошеньких шлюхах. А этот шпак из ЦРУ и фотографию-то не сможет сделать нормальную! Хочешь, приезжай к нам, и мои ребята сделают из тебя другого человека. Покрасят волосы, вставят контактные линзы...

– Прости, дружище, но мы с тобой несколько раз обсуждали подобные вопросы, и ты даже назвал мне имена нескольких своих специалистов, не значащихся в штате. Помнишь?

– Помню ли я? – Генерал рассмеялся. – Это было у тебя дома? Визиты к тебе с трудом сохраняются в памяти.

– Один из этих специалистов придет ко мне через час. Человек по имени Кроу.

– "Птаха"? Он просто волшебник... Передай ему, чтобы принес фотографии прямо мне, а об остальном я сам позабочусь. Это самое малое, что я могу сделать для тебя, старина.

Последний звонок ван Ностранд сделал министру обороны, высокоинтеллигентному, сугубо гражданскому человеку, занявшемуся не своей работой, что он начал осознавать уже спустя пять месяцев после вступления в должность. Прежде он с блеском трудился в сфере частного предпринимательства, поднявшись до должности директора-распорядителя третьей по величине корпорации Америки, но теперь оказался совершенно не на месте среди рьяных и прожорливых пентагоновских генералов и адмиралов. Министр обороны чувствовал себя очень неуютно в мире, где ведомости дохода и расхода были бесполезны, да и вообще не существовали, а ажиотаж вокруг военных закупок напоминал конец света. Министр обороны был мастером по улаживанию конфликтов в привычной для него среде корпоративного правления фирм, но терялся в условиях жесточайшей конкуренции различных служб за право на военные поставки.

– Они просто ненасытные! – сказал как-то по секрету министр обороны своему другу ван Ностранду, бесплатно оказывающему услуги правительству. – И каждый раз, когда я поднимаю вопрос о сокращении бюджета, они суют мне сотни проектов, половину из которых я вообще не понимаю, и кричат в один голос, что, если они не получат того, что хотят, наступит крах всех вооруженных сил.

– Вам надо быть построже с ними, господин министр. Конечно, раньше вы оперировали не такими громадными суммами...

– Это так, – сказал тогда ван Ностранду его гость за коньяком, – но, если мои приказания не выполнялись, у меня всегда имелась возможность уволить того или иного служащего... А этих сукиных сынов я не могу уволить! А, кроме того, я не люблю конфронтации.

– Тогда пусть с ними воюют ваши гражданские помощники.

– Это просто глупо. Люди, подобные мне, приходят и уходят, а всякие правительственные бюрократические структуры остаются. А откуда у них все эти надбавки в жалованью, откуда все эти полеты на военных самолетах на курорты Карибского моря? Можете не утруждать себя ответом, я все это прекрасно знаю.

– Что же тогда делать?

– Ситуация невыносимая, особенно для такого человека, как я... да думаю, что даже и для такого, как вы. Подожду еще месяца три-четыре, а потом подам в отставку по личным мотивам.