Текст книги "Меч войны"

Автор книги: Роберт Картер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

Мухаммед сжал челюсти:

   – Мой отец – на стороне этих собак!

   – В-третьих: он послал Ясмин сюда, чтобы решить, кому вручить Глаз Змеи.

   – Я держу рубин в своих руках! Я, Мухаммед Али Хан! Рубин заперт в ящике в моих апартаментах и охраняется днём и ночью.

   – Да, рубин у тебя. Но Анвар знает, что может полагаться на Ясмин в том, что она верно распорядится им. Ей, должно быть, также даны распоряжения относительно влияния на англичанина, ибо у неё здесь более существенное дело, которое не имеет ничего общего с Глазом.

   – Какое более существенное дело?

   – Разве ты не знаешь, что Ясмин собирает для твоего отца сведения относительно намерений французов?

   – Она – дочь сатаны!

   – Слава Аллаху, что твои глаза открылись в этот последний момент.

Он глядел на неё, не понимая.

   – Почему ты говоришь так?

   – Разве ты не ощущаешь ветерков, которые проносятся по дворцу? Они предвещают великие перемены. Не так ли было и всегда в высокой политике? Столько ожиданий, столько пробудившихся и разбитых надежд, а когда настаёт истинный кризис, все, кроме самых проницательных, оказываются неподготовленными. Тебе предстоит сделать выбор теперь, в эти последние часы.

   – Последние часы перед чем?

Она указала жестом на легко качающиеся стебли цветов, растущих снаружи балкона.

   – Разве ты не знаешь, что означает этот бриз? Это – дыхание небес. Власть уходит из рук Асаф Джаха. Его дух готовится покинуть тело и отправиться в рай.

   – Что я должен делать? – спросил он, неспособный сам ответить на этот вопрос. – Кто должен обладать Глазом?

   – Ты должен предложить рубин тому, в чьих руках он обретёт большую ценность и силу. Взять, например, Музаффара. Для него он жизненно необходим. Вот почему он оказался более открытым для тебя, чем Назир, который держится в стороне. Если Музаффар не получит Глаз, он потерпит поражение в борьбе за власть здесь, и Назир станет низамом. Музаффар может добиться своего, лишь владея Глазом.

Надира улыбнулась. «Бедный мальчик, – думала она, – насколько же предубеждения ослабляют твою способность рассуждать здраво. Насколько же твой разум закрыт для высшего понимания. Если бы ты только знал, в какой большой мере политика проводится через зенану. Немногие мужчины ощущают потрясения, прокатывающиеся по Хайдарабаду, с такой ясностью, как мы, женщины».

   – Я сделала верный выбор, когда приобрела Хаир ун-Ниссу для тебя, – сказала она ему. – Она говорит, что Ясмин действительно хочет, чтобы ты вручил рубин Назиру, потому что, из двух возможных наследников, он скорее всего будет способствовать англичанам в достижении их целей. Она потому так считает, что Музаффар уже поддерживает тайную связь с французами.

   – Какое это может иметь значение?

   – Очень просто: поддержав англичан против тех, кто разбил армию твоего отца, Назир Джанг восстановит гордость армии Моголов. Он захочет помочь англичанам раздавить французов, и Анвар уд-Дин будет слишком ценным союзником для него, чтобы заменять набоба Карнатики.

   – Я говорил тебе: мой отец принимает сторону одной из дерущихся собак! Назир Джанг никогда не опустится до этого. Ни один владелец святого Талвара не снизойдёт до того, чтобы ввязываться в мелкие стычки феринджи. И моему отцу не следовало делать это.

   – У него нет иного выбора. Ты должен понять, что всё переменилось. Менее тысячи французских пехотинцев разбили армию твоего отца, состоящую из десяти тысяч конников. С тех пор тысячи французов и англичан прибыли на побережье в гигантских военных кораблях. Тысячи индусских крестьян были вынуждены покинуть поля и отправились обучаться у французов и англичан их способам сражения. Какая же большая армия потребуется следующему низаму Хайдарабада, чтобы сбросить англичан и французов в море?

Она видела смятение Мухаммеда. Всеми фибрами души он противился осознанию этой истины, но в конце концов он сдался.

   – Теперь, мой сын, мы должны поговорить с Ясмин.

   – Я понимаю. – Он произнёс это так скованно, как будто его рот был полон горькой желчи.

Надира сказала ему, что он должен сделать, чтобы разрешить проблему своей жены, затем она уселась спокойно. Её огромные серьги сверкали голкондскими бриллиантами. Движущийся воздух вновь донёс до неё запах розового масла. Это была царская эссенция, открытая самой легендарной императрицей Нур Джахан. Первая жена Джехангира – Властителя Миров – была известна своими ежедневными купаниями в воде, в которую бросали лепестки тысячи роз; она заметила это опьяняющее масло, которое составляло радужные разводы в воде, и приказала выделить его и запечатать в бутылочку.

   – Аджаиб, – сказала Надира, довольная собой. – Я думаю, что управление государством является наиболее сильным достоинством твоего отца. Его политика всегда искусна, а также всегда основательна.

   – Итак, ты думаешь, что Ясмин права? Что в конце концов я должен предложить Глаз Назир Джангу?

Она положила руки на стол перед собой.

   – Напротив, у меня есть лучшая мысль. Хаир ун-Нисса говорит, что, хотя Музаффар и стремится стать низамом, он тем не менее страшится Талвара. Я думаю, что он будет помнить и вознаградит того, кто преподнесёт ему рубин.

Он с удивлением посмотрел на неё:

   – Почему ты желаешь победы Музаффара?

Она ответила ему с мрачным коварством:

   – Потому что считаю его более хитроумным политиком, чем Назир. Я думаю, что как только он добьётся престола, он стравит французов и англичан и предоставит им рвать друг другу глотки. А затем набросится на победившего, пока тот ещё не оправился, и полностью разгромит его.

Мухаммед не мог сдержать своей радости.

   – Тогда я отдам Глаз Музаффару!

   – Нет, мой сын. Ты не должен отдавать его, – она улыбнулась. – Ты должен продать ему рубин.

   – Да!

   – Иди теперь к нему и скажи, что прибыл от своего отца, который после поражения сошёл с ума. Скажи, что он разъезжает по всей Карнатике, целуя иностранцам задницы. Скажи Музаффару, что это ты решил преподнести ему рубин; что видишь в нём единственного лидера, который выберет верное отношение к феринджи. Скажи ему: «Музаффар Джанг, я дам тебе ключ к Хайдарабаду, если только ты дашь мне то, к чему стремится моё сердце. Сделай меня набобом Карнатики вместо отца! Ты не пожалеешь об этом».

   – О да. Да!

Мухаммед поднялся на ноги, горя желанием избавиться от рубина и возвратиться наконец в Аркот. Но когда он вставал, Надира уловила краем глаза нечто еле видимое, промелькнувшее за висящей тигриной шкурой.

Надира старалась показать своим поведением, что ничего не заметила. Но она оставалась рядом с подслушивающей, когда Джохар, главный евнух, явился на её вызов.

   – Пусть Хаир ун-Нисса придёт ко мне.

   – Мой долг – исполнить ваше повеление, моя госпожа.

Огромное ощущение силы охватило Надиру, как это всегда бывало, когда она стояла на перепутье дорог своей судьбы. Немного погодя появилась куртизанка.

   – Моя госпожа...

   – А, Хаир ун-Нисса. Входи. Садись сюда. Хочешь кофе? Или, может быть, кальян?

Они обменялись любезностями. Хаир ун-Нисса отказалась от всего предлагаемого с вежливой улыбкой.

«Вместе мы – сила, которую не сбросишь со счетов, – думала Надира. – Действуя по моему плану и позволяя Музаффару удовлетворять свою страсть этим отвратительным турецким способом – что, я думаю, было тебе не очень приятно, – ты приобрела если не доверие, то уж, конечно, его благодарность. Твои магические порошки развязали язык мистера Флинта, и мы узнали, чего он добивается. Мы также поняли, насколько Музаффар зависит от Глаза Змеи. Что нам ещё нужно узнать от него, это – каковы его отношения с французами и чего он хочет достичь».

Она что-то прошептала служанке, которая молча удалилась, затем отвела куртизанку в дальний конец комнаты и сказала ей тихим голосом:

   – Можешь ты узнать, что планирует Музаффар в отношении французов?

   – Он очень осторожен в этом.

   – Но ты говорила, он показывал тебе маленькие часы, подаренные ему французским генералом.

   – Только потому, что он планировал добиться своего от нашего феринджи. Он ничего не скажет по своей воле.

Надира задумалась над этим. Лёгкое дуновение вновь донесло до неё запах розового масла, и, вспомнив о шпионке, она позвонила в колокольчик.

Хаир ун-Нисса продолжила:

   – Следует предположить, что Ясмин-бегума имеет хорошую связь с Карнатикой и что за посланцами Музаффара, возможно, следят, а может быть, их даже перехватывают...

Надира прервала её, подняв руку:

   – Ты уверена, что не хочешь кофе, моя дорогая?

   – Ещё раз спасибо, сахиба. Но нет.

«Где же Джохар? – думала Надира почти в отчаянии. – Я не могу разоблачить Ясмин и обвинить её в подслушивании. Она легко сможет запугать меня после всего, что я говорила. Теперь будет слишком трудно давать ей ложную информацию. Что мне делать?»

Когда Джохар появился вновь, она приказала ему привести охранника. Тот вошёл со страхом в глазах, которые он старался отводить, держа свой длинный мушкет у груди.

   – Эти тигровые шкуры в комнате наводят меня на воспоминания, – она повернулась к Хаир ун-Ниссе и отвела её к двери, где их не было слышно. – Моя дорогая, вы участвовали когда-нибудь в шикаре? – спросила она.

   – В охоте на тигров? Нет, госпожа. Никогда.

– Позволь мне показать тебе, как это делается. – Она отбросила назад свои чёрные волосы и тихо сказала охраннику: – Солдат, я хочу, чтобы ты выстрелил из своего оружия в эту шкуру. Целься в середину спины. Я сделаю тебя евнухом, если ты промахнёшься.

Хэйден наблюдал, как Мухаммед Али движется по опустевшей крыше посольства, и ненавидел его. Камни на открытом солнце были так раскалены, что на них можно было выпекать хлеб. Хэйден ощущал, как жар проникает даже сквозь подошвы башмаков, и удивлялся, что Мухаммед мог выдерживать такой жар босыми ногами.

Флинт пришёл сюда, чтобы встретиться с Ясмин. Они договорились о свидании два дня назад, и с тех пор в ожидании этой встречи он совершенно потерял покой. Но вместо неё появился Мухаммед.

   – Салам алейкум.

Он не ожидал приветствия от принца, но вежливо ответил, будучи настороже, зная тягу Мухаммеда к иносказаниям:

   – Алейкум салам, ваше высочество.

   – Это хорошо, – сказал Мухаммед Али. – Я думаю, что вы постигли многое о нас, пребывая здесь.

   – Может быть, – ответил Хэйден. – Как это мой мунши наставлял меня относительно вашей формы правления? Что Великий Могол, являющийся мусульманином, правит всем Индостаном со своей императорской подушки – маснада в Дели. Что владение землёй всегда было основой вашей системы. Действительно ли император лично владеет всем Индостаном?

Мухаммед гордо отвернулся, глядя на перламутровые воды реки Муши.

   – О да, мистер Флинт, конечно. Ибо это и означает быть Великим Моголом. В Индостане никто не может продавать или покупать землю. Даются лишь права на неё, права использовать землю для крестьянского труда, для пастбищ, для рубки леса, а также права для иностранцев покупать и торговать.

   – А затем чиновники Великого Могола облагают налогами этих иностранных торговцев, – сказал Хэйден Флинт, тоже глядя в сторону. – Как сосущие паразиты, которые сами ничего не делают, но высасывают кровь из тех, кто работает на полях, или из тех, кто двигает торговлю.

Голос Мухаммеда оставался ровным. Это замечание было предназначено, чтобы прекратить беседу, заставить его удалиться, но он не поддался на это. Он лишь неопределённо махнул рукой в сторону опалённой зноем земли.

   – Император отдал эти провинции под надзор вице-королям. Каждый вице-король передаёт власть далее, своим набобам. Это они облагают налогом землю. Мой отец, как вы знаете, набоб. Разве он – не достойный человек, сын торговца чаем?

Хэйден отбросил назад чёрные волосы, вновь намеренно бросая вызов Мухаммеду своей прямотой.

   – Как я уже говорил раньше, ваше высочество, я считаю, что быть сыном торговца – выше, чем отпрыском разлагающейся династии. Торговля – это самая могущественная сила в мире. Мы занимаемся своим делом и приобретаем наш капитал по одному пенни. Но придёт день, когда мы будем покупать и продавать таких, как вы, Мухаммед Али Хан. Можете быть уверены в этом.

Принц выслушал всё без какой-либо реакции.

   – Я вижу, что, называя вас сыном торговца чаем – кем вы и в самом деле являетесь, – я задел вас. Не понимаю почему? Хотел бы я знать, каково в действительности ваше представление о чести?

   – Кто, по-вашему, человек более высокой чести? – спросил Флинт, скрещивая оружие со своим противником. – Музаффар Джанг или Назир Джанг?

   – Оба равны в благородстве.

   – Хорошо сказано! Один из них договаривается с французами, которых вы называете собаками, другой же скоро будет договариваться со мной. Они действительно равны друг другу.

Глаза Мухаммеда полузакрылись.

   – Я говорю, что оба они – благородные люди.

   – А кто из них будет вице-королём Декана?

   – Каждый из них утверждал бы законы нашей мусульманской земли, если бы правил в ней. Но, как вы знаете, Низам-уль-Мулком является Асаф Джах.

Хэйден Флинт смотрел теперь прямо в лицо принца.

   – Если бы вы обладали разумом вашего отца, вы бы действовали вместе со мной, а не против меня. Кому вы намерены предложить мой рубин, Мухаммед Али Хан?

Мухаммед стоял недвижимо, затем он поднял глаза и открыл ладони, что у англичан соответствовало пожиманию плечами. Где-то во дворце выстрелили, и этот звук поднял в воздух стаи разноцветных голубей, согнав их с полукруглых, как надгробные плиты, зубцов крепостной стены.

Хэйден Флинт гневно повернулся на своих каблуках, но принц окликнул его:

   – Почему вы уходите, мистер Флинт? Я послал к моей жене сказать, чтобы она присоединилась к нам. Она скоро прибудет. А тем временем выпейте кофе. Хатим!

«Иисус всемилостивейший, – думал он. – Он знает о нас».

   – Нет, благодарю вас.

   – Но я настаиваю.

Он сел, и они подождали, пока слуга не принёс крепкий чёрный кофе.

   – Воля Бога – это понятие, дающееся вам с большим трудом, мистер Флинт.

   – Мы совершенно по-разному относимся к вере.

   – Ислам – вера, которая для постороннего может показаться суровой. Это потому, что её требования основаны на скале. Существует пять столпов мудрости, которые поддерживают нас. Первый: «Есть лишь единый Бог, Аллах, и Мухаммед – Пророк Его». Второй столп – молитва, наша покорность и смирение, возносимое к Богу пять раз в день. Третья основа – паломничество в Мекку, хадж. Теперь вы, возможно, поймёте, почему мы так спокойны и уверены в себе.

   – Вы вовсе не уверены, Мухаммед Али Хан. Вы растерянны и занимаетесь самообманом. Как ребёнок.

Неожиданно из-за навеса появилась Ясмин, укутанная в голубой муслин. Мухаммед Али глядел на неё в упор, продолжая говорить:

   – Пост также необходим верующему, мистер Флинт. Во время Рамадана мы воздерживаемся от пищи и питья от восхода солнца до его заката. Мы постигаем, что через самодисциплину можем побороть страдания от неудовлетворённых потребностей. В продолжение всего девятого месяца мы воздерживаемся от любого вида секса.

Он ощущал нависающую тяжесть воли Мухаммеда, сумятицу в себе самом и силу его разящих слов.

   – Но пятое основание Ислама – это жертвование, – вступила в разговор Ясмин.

   – Да. Как она говорит, мистер Флинт, пятое основание – жертвование, жертвование милостыни нищим и мусорщикам. Я оставляю вас на попечение моей жены. Пусть она покажет вам всё, что пожелает. Требуйте от неё всего, что поможет вам лучше понять нас. Вы получаете моё позволение ходить с ней наедине.

Он повернулся и ушёл, оставив Ясмин, прижимающую вуаль к своей щеке, и Хэйдена, глядящего ему вслед.

   – Вы хорошо сделали, не позволив моему мужу одержать верх в вопросе о благородстве рождения.

   – Как долго вы слушали?

   – Вы поняли, что он имел в виду, говоря о «нищих и мусорщиках»? Вы знали, что он оскорбляет вашу семью?

   – Мне нечего стыдиться, – ответил Хэйден. – Мои предки так же хороши, как и его – или ваши.

Она опять посмотрела на него долгим взглядом.

   – Вы слишком торопливо сказали это, мистер Флинт, слишком горячо. Как будто вы сами не верите этому. Мои предки были раджпутские князья. Королевская кровь.

   – История моей семьи – это длинное сказание, – промолвил он наконец. – Отец знает о своих предках вплоть до шестого колена, до капитана Тэвистока, который сражался с Испанской армадой сто шестьдесят лет тому назад.

   – Это и привело вашего отца на море? Кровь моряков?

   – Я думаю, что причиной были его цели и стремления. Желание добиться большего, увидеть Америку, а также немалая поддержка со стороны богатых людей.

Хэйден Флинт подумал о себе и вдруг поразился, скольким случайностям он обязан своим существованием. Он произошёл на свет благодаря стечению таких невероятных сочетаний обстоятельств, что возможность этого представлялась ему теперь необъяснимой. «Да, – задумался он, – поддержка богатых и добрых людей».

   – Ваш отец – глубоко чувствующий человек. Я думаю, что он женился по любви.

   – Конечно. Несомненно. Да, он очень любил мою мать.

   – Он – великий человек. Я часто вижу его в вас.

Он сжал губы, и брови его нахмурились.

   – Мой отец занят торговлей, кораблями и коммерцией. Я не хочу ничего этого.

   – Совсем не то вы говорили моему мужу, – сказала она, поднимая глаза, чтобы встретиться с его взглядом. – Вы говорили, что торговля – величайшая вещь в мире. Что когда-нибудь вы будете покупать и продавать нас. Или это было пустое хвастовство?

Он вздохнул, не зная и сам, во что в действительности верит.

   – Я говорил как феринджи, когда спорил с Мухаммедом. С вами же я говорю от себя самого.

Неожиданно она замерла, услышав чей-то плач. Молодая девушка, рыдая, произносила её имя. Хэйден узнал в девушке одну из личных служанок Ясмин.

   – Джилахри! – сказала она.

Молодая айах была в отчаянии. Лицо её было искажено плачем, а потоки чёрного кохла с век дополняли страшный вид. Руки её были в крови, и когда она прижалась к Ясмин, её светло-голубой муслин также окрасился кровью.

   – Что случилось? – спросила Ясмин. – Скажи мне, маленькая белочка, что произошло?

   – Хамида! Хамида! – рыдала она, едва способная говорить. – Они убили её!

Две женщины направились к лестнице, которая вела вниз, в зенану. Хэйден Флинт хотел последовать за ними, но Ясмин остановила его рукой:

   – Останься здесь, Хэйден. Тут ты не сможешь помочь.

То, что Ясмин увидела, поразило её в самое сердце.

Внутренний двор был залит светом, воздух напоен ароматом мяты и наполнен журчанием фонтана, но Хамида лежала на постели, и ткань на её правой груди пропиталась кровью. Глаза девушки были закрыты, а лицо посерело, словно её вылепили из воска. Возле неё по-царски восседала Надира, наблюдая, как массажистка Хаир ун-Ниссы наливала в чашку лимонной воды из медного кувшина. Она подняла голову Хамиды и пыталась напоить её, в то время как все столпились вокруг и наблюдали. Ясмин ворвалась в этот полукруг и отбросила чашку на пол.

   – Отойдите от неё!

Они никогда не видели ранее, чтобы Ясмин проявляла гнев, и все, как один, отступили. Рядом осталась лишь Надира, и Ясмин кинулась к ней:

   – Вы!

   – Печальный случай, моя дорогая. Один из охранников выстрелил и задел её. Это была ужасная ошибка.

   – Нет! Это – дело ваших рук, Надира-бегума. Здесь видны следы ваших отвратительных происков. Будьте вы прокляты!

   – Ясмин, ты заплатишь за это злословие! Здесь две дюжины свидетельниц. Каждая из них слышала твои оскорбления. Когда мы возвратимся в Аркот, они подтвердят, как ты обвиняла жену Анвара уд-Дина. Набоб узнает о том, как ты поносила мать своего мужа, и тебя исполосуют плетьми!

Ясмин дерзко взглянула вокруг. Все женщины принадлежали к окружению Надиры-бегумы.

   – Тогда пусть они засвидетельствуют и это, – сказала она, беря в руки медный кувшин с длинным горлом. – Кто из вас выпьет эту лимонную воду? Кто?

Женщины начали рассеиваться среди тёмной колоннады, явно обнаруживая смущение.

   – А теперь оставьте мои помещения! – сказала она Надире. – Или, может быть, вы откажетесь уйти? Может, вы докажете этим, что не можете успокоиться, пока Хамида не умерла?

Надира ушла, уведя с собой свиту. Ясмин повернулась к Хамиде и склонилась над ней рядом с дрожащей и плачущей Джилахри.

   – Хамида?! Ты слышишь меня?

Дыхание айах было неглубоким. Она потеряла много крови, но, приложив крайние усилия, постаралась открыть свои потускневшие глаза.

   – Ясмин-бегума, – прошептала она. – Жаль, что так получилось.

Глаза Хамиды закрылись вновь. Её уносило куда-то прочь. Она боролась с чёрным сном, который готов был закрыть её глаза навеки. Она сопротивлялась, но её всё равно уносило...

Хамида молча молилась, чтобы Надира-бегума не увидела её. Она попала за эти занавеси по чистой случайности. Просто счастливая болтовня с одной из беззубых ведьм, которая жила в зенане с тех ранних дней, когда Асаф Джах впервые пришёл сюда, чтобы провозгласить себя Низам-уль-Мулком против желания бывшего императора. Полученная от неё тайна касалась мудрых архитекторов, которые строили этот дворец.

«Теперь это – простая комната в посольских помещениях, увешанная тигровыми шкурами Афса Джаха, но тогда это был кабинет частных аудиенций Квамара уд-Дина. О, дорогой Чин Кули Хан, – старая карга рассмеялась, вспомнив славные дни, когда она была любимой куртизанкой Низам-уль-Мулка. – Он любил нам читать стихи в этой комнате. Он великолепно читал по-персидски. Там есть алебастровая стена с выемками, которая хорошо отражает звук. Она так усиливает шёпот, что его может услышать даже глухой. Но для этого надо сидеть в определённых местах. Они отмечены тигровыми шкурами».

Хамида пошла посмотреть на чудо и нашла эти места. Их было дюжина, и каждое помещалось в нише. Возле каждой из ниш стояла палисандровая ширма с натянутой тигровой шкурой. Она села за одну из них, в этот момент появилась Надира, и Хамида поразилась, как ясно она слышит позвякивание украшений бегумы и её хрипловатое дыхание.

Хамида сидела очень тихо. Затем пришёл Мухаммед и начался разговор, и какой бесценный разговор это был! Знание самых тайных планов Надиры-бегумы было чистейшим золотом. «Это восстановит равновесие сил в пользу моей хозяйки, – думала она. – Наконец-то!»

– Хамида...

Она услышала своё имя и пришла в себя, несмотря на чудовищную усталость. Перед нею проступил образ Ясмин, но лицо княжны было туманным, как будто во сне. Может быть, это – сон? И почему Ясмин-бегума плачет?

Хамиду стало относить вновь туда, за ширму, к страху, который она тогда чувствовала. Она чуть не вскрикнула, когда появилась Хаир ун-Нисса. Её манеры были столь же грациозными, насколько была прекрасна она сама; её поза – настолько же изысканна, насколько лживо было её сердце. «Отвратительная тигрица», – подумала Хамида и затем начала слушать, молясь, чтобы её не обнаружили.

«Алхумд-ул-илла! Слава Богу, что я услышала то, что услышала. Я должна рассказать всё Ясмин. Я должна предостеречь её!» Затем выстрел разбил мир вдребезги...

Ясмин почувствовала, как изменилась рука, которую она держала, когда дух покинул её. Джилахри глядела с ожиданием на недвижную Хамиду, затем взглянула на Ясмин и вновь, уже с отчаянием, – на Хамиду. Она протянула руки к подруге, но затем бросилась к своей госпоже, чтобы облегчить горе в её объятиях.

– Итак, феринджи, расскажи нам: как он оказался у тебя?

Назир Джанг сурово смотрел на него. Это был худощавый человек с аккуратной бородкой, сын великого Асаф Джаха. Ему было за сорок лет, как казалось Хэйдену. Осанка была царственной, манеры – аристократические. Он уже много лет был официальным заместителем низама, неся всю полноту ответственности во время длительных болезней Асаф Джаха, обладая в это время всеми правами, кроме одного: до смерти низама он формально не мог стать обладателем Талвара. На шее его почему-то висел серебряный ключ на серебряной цепочке.

Хэйден слышал сейчас жёсткий голос своего отца, предостерегавшего его о необходимости владеть собой: «Для Могола нет такого понятия, как «равный». Они – завоеватели. Это значит, что ты не являешься одним из них, поэтому ты – либо выше их, либо – грязь под их ногами. Они бросают один взгляд и оценивают тебя навсегда. Никогда не позволяй им считать тебя грязью, сын. Никогда».

   – Говорят, что англичане любят выражать свои мысли открыто, – сказал Назир Джанг, как бы подбадривая стеснительного юнца. – Поэтому, пожалуйста, говорите прямо. Расскажите нам всё в подробностях.

   – Мой отец направлялся в Индостан с острова Серендип с Глазом, его основным грузом. Я сам доставил его на берег, когда он оказался под угрозой со стороны французов.

   – Под угрозой? – Назир посмотрел на своих советников, как будто обнаружил в этом нечто значительное. – Как камню может угрожать что-либо? Может ли камень быть в безопасном или опасном положении? Может быть, ты имеешь в виду «владение камнем»?

   – Совершенно верно, ваше высочество.

   – И ты принёс его Анвару уд-Дину, – с какой целью?

Хэйден изобразил удивление.

   – Возможно ли такое, что вы ещё не осведомлены об особенном характере Глаза, ваше высочество?

Назир Джанг наклонил голову и неопределённо махнул рукой.

   – Мы слышали, что рубин, как предполагают некоторые, обладает определёнными силами.

Хэйден Флинт поджал губы, вспомнив продавца балабандов, с таким искусством торговавшегося с Анваром уд-Дином. Он знал, что должен продать Глаз. Но как? Как начать? Может быть, продавая прошлое Глаза? Он поднял глаза, молясь о том, чтобы миф, который он сам недавно создал, выглядел правдоподобным.

   – Он обладает силой, ваше высочество, которую некоторые могут считать незначительной сегодня, когда столь немногие верят в магию, но когда-то он вселял ужас в народы. Камень был найден за много лет до рождения Будды, среди холмов земли могоков, расположенной на далёком востоке, где-то за Авой и Пегу. В те времена он был бриллиантом, так же, как и ваш Гора Света. Он был чистым, белым и ярким, но уже наполненным злом. – Хэйден остановился, глядя с вызовом на советников Назир Джанга. – Царь, владевший им, носил его на большой подвеске на шее, и, хотя он был добрым, зло, содержавшееся внутри бриллианта, оказалось сильнее его. Оно истощило его доброту, и вскоре царь стал диким и злобным.

Хэйден не сводил глаз с лица Назира и снизил голос, отчаянно надеясь, что его интонации и жесты будут достаточно убедительными, чтобы удержать их интерес.

   – Этот царь отрубал головы новорождённым детям и поедал их мозги, пока они ещё были тёплыми. Он приказывал бросать под ноги слонов тех, кем был недоволен. Заставлял своих женщин совокупляться с животными. И предавался другим порокам, слишком ужасным, чтобы упоминать о них.

Назир Джанг нахмурился.

   – И ты говоришь, что преступников затаптывали слонами?

   – Да, ваше высочество. О, этот царь стал настоящим демоном.

   – И как было имя этого царя?

   – Его имя? Царь... Массачусетс, ваше высочество.

Назир Джанг подумал, затем хмыкнул и дал знак ему продолжать.

   – По мере нарастания его злобных дел страна погрузилась в отчаяние, и было замечено, что камень, висящий на его шее, начал замутняться кровью. Имя его на языке могоков стало «Коннектикут», что означает Глаз Змеи, или просто, как говорят англичане, Змеиный Глаз.

Назир оживился.

   – Ты иностранец, возможно, поэтому мораль твоего рассказа неясна для нас. Нам представляется, что преступления этого царя принесли ему большую пользу, поскольку его зло преобразовало бриллиант в рубин, стоящий намного больше. Как это может быть?

   – Моя история ещё не окончена, ваше высочество. Случилось так, что однажды царь могоков был устранён своим народом, который не мог больше терпеть его жестокостей. Он был убит в своём собственном дворце священниками и умер, прижимая камень к груди. Говорят, что священник, который вырезал его из сжатой руки мёртвого царя, изобрёл план, как предотвратить овладение такой чудовищной властью каким-нибудь новым тираном. Он наложил на камень заклятье, с тем, чтобы впредь любой, овладевший им, погиб. И поскольку никто не смел приобрести его, он висел на рынке, на золотой цепи, в течение семидесяти поколений.

   – Мы видим, – мрачно сказал Назир Джанг, поглаживая усы, – что у тебя намерение оскорбить нас.

У Хэйдена Флинта оборвалось сердце.

   – Каким же образом, ваше высочество?

   – Ты говоришь, что этот царь приговаривал затаптывать слонами своих преступников. Ты говоришь, что это – признак варварства. Однако такое наказание предусмотрено и нашими законами. Таким образом, ты наносишь преднамеренное оскорбление двору низама.

Он проклинал себя за излишнее усердие, в котором не было необходимости, но затем нашёл выход:

   – Я извиняюсь, ваше высочество, за то, что объяснил недостаточно ясно. Это были не преступники, кого царь приказывал затаптывать, а просто те, кто вызывал его недовольство какими-либо пустяками, – слуги, которые, может быть, стояли слишком близко, некоторые послушные и мягкие вазиры, не смогшие исполнить его капризы, члены семьи, раздражавшие его за трапезой. Но смысл не в этом, ваше высочество...

Новый царь могоков был добрым человеком, и после многих лет ожидания у него родился сын, и этот сын был так дорог ему, что он не выпускал его из дворца. Но однажды ночью, когда мальчику исполнилось восемнадцать лет, он перебрался через стену, чтобы удовлетворить своё любопытство, и пошёл бродить под видом нищего, пока не пришёл на рыночную площадь.

   – И там он обнаружил рубин!

   – Да, ваше высочество. И этот не ведающий ничего сын добродетельного царя взял Глаз домой. – Хэйден Флинт с горечью покачал головой. – И там, в своей постели, он превратился в лужу крови, прежде чем солнце взошло над дворцом.

   – И что случилось затем? – спросил Назир Джанг.

Хэйден Флинт продолжил с печалью в голосе:

   – Царь был настолько убит горем, что не успокоился, пока не нашёл секту монахов, которые могли разрушить силу проклятого камня. Он отдал Глаз на хранение этим бритоголовым монахам в шафраново-желтых рясах.

Им была поручена задача превратить камень в орудие добра. Он должен был стать защитой против зла. Но это, как они сказали, – трудная и долгая работа. Тем не менее рубин был взят в их языческий храм и вправлен в голову идола, Змеи, как третий глаз, ибо они сказали, что камень принёс столько зла, что ему необходимо взирать исключительно на преданных Богу и быть свидетелем их поклонения Богу. И когда имя Бога будет произнесено перед камнем десять тысяч раз по десять тысяч раз, тогда...

   – Тогда?