Текст книги "Меч войны"

Автор книги: Роберт Картер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

   – Я думаю, вы имеете в виду куртизанок.

   – Я имею в виду проституток. Как вы!

   – Прошу прощения, но я – жена того, о ком вы говорите. Это вас взяли сюда проституткой!

Они долго глядели друг на друга, а затем Аркали ударила её по лицу. Ясмин ответила тем же и оставила её плачущей.

Позже она опять пришла к англичанке с банановым листом, на котором были разложены деликатесы.

   – Я сожалею, что ударила вас, – сказала она в наступившей тишине. – Но вы заслужили это. Ради вашего блага вы должны научиться склоняться на ветру как тростник. Жизнь здесь может быть хорошей...

   – Хорошей?

Горечь и гнев, вместившиеся в это единственное слово, были безграничными.

   – Да, хорошей. Для этого необходимо быть открытой. Вы должны понять, что это – мир, созданный для радостей женщины; так же как и для радостей нашего господина. Вы должны смягчиться, и тогда увидите сами.

   – Смягчиться? – язвительно спросила Аркали.

   – Немного расслабиться.

   – Я здесь пленница!

Ясмин почувствовала стыд от собственного лицемерия, зная, что должна чувствовать англичанка. «Я сама оставила свои мечты, и у меня слова застревают в горле, когда мне приходится вытаптывать мечты другой. Но я должна сказать всё, чтобы помочь этой упрямой англичанке...»

   – Мы все пленники чего-либо. Вы, я, наш господин. Английские солдаты и торговцы. Все. Даже субахдар Декана, Назир Джанг, даже он – в плену своего положения. Скажите мне, кто истинно свободен?

Англичанка не сказала ничего, но через час она взяла один сладкий кусочек с листа-подноса.

«Хорошо, – думала Ясмин. – Это, по крайней мере, начало. Сначала ты должна уступить. Затем откроешь свой разум к пониманию наших обычаев».

Вовсе не мысль о возвращении набоба заставила Аркали искать яд. «Всё просто, – думала она. – Человек, такой, как я, которая привыкла, чтобы всё совершалось по-моему, не может долго находиться в условиях плена без разрушительных последствий для него. Чем дольше продолжается, тем большей пыткой становится для меня заключение. Такова моя природа, и поэтому мне необходимы эти кристаллы. В них – моя сила».

Она взяла кувшин для воды и небрежно вышла наружу. На территории, расположенной внизу, слышались весёлые крики, смех, взвизгивания – это молодые женщины забавлялись невинными играми, развлекались, дёргая ослов за хвосты.

Далее, в цветочном саду, было одно тайное место, где женщины и девушки могли взглянуть на внешний мир. Когда-то семейство мангустов прокопало ходы в земле под фундаментом стены, огораживающей сад. В осевшей стене образовалась трещина. Сама стена была шестиметровой высоты, из каменных блоков толщиной в длину руки, но штукатурка, которой заделали треснувшую старую кладку, высохла и обвалилась. Выскользнуть через щель было невозможно, но можно было приложить глаз к расщелине и увидеть кусочек наружного мира. Аркали сидела там много раз, глядя на узкую полосу дороги, наблюдая за людьми: паломниками, взбирающимися на скалу, торговцами, работниками, носильщиками, тяжело идущими под своим огромным грузом.

Она достала порошок, взглянула на него и от страха закрыла глаза.

Конечно, это будет безболезненно. Достойная смерть и конец страданиям. Осталось лишь высыпать кристаллы на язык, проглотить и предаться приятным мыслям. А когда мучители придут за ней, они найдут лишь холодное тело. Её душа уже улетит.

Но тогда не останется надежды на спасение. Бог не пускает на свои небеса тех, кто лишил себя жизни. Значит, её ждут вечные мучения...

«Но, конечно, Бог сделает исключение для меня, – думала она. – Он знает мои страдания. Он понимает».

Она открыла глаза, подняла латунный кувшин к губам и сделала большой глоток. Вода была холодной, с привкусом металла. Краски эмалевых цветов на кувшине стали неожиданно яркими. Затем она увидела осу, дёргающую брюшком, почувствовала прикосновение лёгкого ветерка к её коже. Этот миг длился тысячу лет, и она поняла, что никогда не сможет сделать это в действительности.

Кувшин зазвенел на камнях, где она уронила его, вода вытекала из носика, пока он катился. Гул, доносящийся из зенаны, приглушался расстоянием. Постепенно сквозь окружающий шум стали всё явственнее проступать ритмические звуки. Они были похожи на звук марширующих ног...

Аркали прислушалась к этому нарастающему шуму. Она смотрела на стены, пытаясь понять, откуда он исходит.

   – Подравняться, там, с краю!

Она ясно услышала это. Услышала ирландский акцент. Ирландский!

   – Стой!

Она припала к расщелине в стене и увидела их! Европейских солдат в красных мундирах. Мужчин в форме компании, отставляющих свои мушкеты, садящихся рядом с ними на улице и жадно пьющих из фляг, как после изнурительного марша. С ними был офицер в треугольной шляпе. Она узнала его сразу. Это был капитан Коуп из Мадраса, и она закричала ему, позвав по имени, пока он не исчез из поля зрения.

Он не слышал Аркали. Она изогнулась как только могла, видя теперь лишь край красного френча. Он отошёл, очевидно разговаривая со своим сержантом. Она закричала вновь:

   – Джон Коуп! Я здесь! Я здесь!

На этот раз он подошёл к трещине.

   – Кто здесь?

Она увидела его длинное унылое лицо и ищущие глаза.

   – Это я, капитан. Аркали Сэвэдж.

Он глядел на неё через разлом в стене, но, казалось, был не слишком удивлён.

   – Мисс Сэвэдж? – спросил он, оглянувшись, не слышит ли кто-нибудь. – Меня предупредили, что вы можете быть здесь. Подождите меня, если сможете. Я постараюсь прийти как можно скорее.

Проходили часы. Мысли лихорадочно метались в её голове. Она чувствовала облегчение от того, что солдаты пришли спасти её. «Они всё же узнали, где я! Они нашли меня и пришли, чтобы забрать отсюда. Чтобы показать этому варварскому мавру, что он не может делать всё, что хочет. Теперь он пожалеет о своём преступлении». Это было прекрасно!

Спустились сумерки, и две молодые женщины пришли в сад рука об руку, чтобы набрать ночных цветов для духов. Она в ярости прогнала их, хватая полные горсти камней и бросая в них, пока они не удалились. Они не желали подходить близко к сумасшедшей женщине-ангрези.

Но что означали слова Джона Коупа? «Предупредили»... Что он хотел сказать этим?

Коуп возвратился, как и обещал, когда луна уже висела над западной равниной.

   – Мы в большой опасности, – прошептал он. – Пришлось дать целое состояние часовым, чтобы они пять минут смотрели в другую сторону, но я хотел объяснить всё вам.

   – Когда вы сможете вызволить меня отсюда?

   – Мисс Сэвэдж... Я не видел вас, – сказал он жёстко. – Пожалуйста, не говорите никому, что я приходил сюда, иначе возникнут неприятности. Наше деликатное положение здесь может оказаться под угрозой, и мне придётся отрицать всё.

   – О чём вы говорите?

   – Мы пришли поддержать армию набоба. Вы, вероятно, не знаете, что Назир Джанг убит, и поэтому Мухаммед Али вернулся в бастион. По сути дела, мисс Сэвэдж, набобом провозглашён Чанда Сахиб, и я не могу сказать вам, насколько это ухудшает положение. Наверняка будет осада. Вот почему мы здесь. Мне поручено поддерживать здесь порядок. Мы не можем доверять наёмникам Мухаммеда Али. Он пытается удержать их серебром от мятежа, которым они угрожают. Мы должны помочь ему выстоять.

Аркали не верила собственным ушам. Как мог он говорить всё это?!

   – А как же я? Вы должны забрать меня отсюда!

Он смущённо кашлянул.

   – Прежде всего нам надо решить военную проблему. Я уверен, вы поймёте наши трудности. Гарнизон...

   – Заберите меня! Немедленно! Или всё станет известно губернатору! Это – ваш долг солдата. И джентльмена. Ваш долг, говорю я вам!

   – Пожалуйста, потише, мисс Сэвэдж. Будьте уверены, губернатор знает о вашем несчастье.

   – Почему же вы тогда не спасёте меня немедленно?

Лицо Коупа было жёстким и бледным в лунном свете.

   – Я думал, что ясно объяснил это. В данный момент могольский правитель очень важен для нас. Его слово – закон, и английский губернатор в Мадрасе не может подвергать опасности наше положение здесь, вмешиваясь в его прерогативы.

   – Его прерогативы?

   – То есть, я хотел сказать... чёрт возьми, мисс Сэвэдж, говорите, пожалуйста, потише. Вы не понимаете, что мне грозит.

Её начало трясти. От страха ли, от гнева или от того и другого – она не знала.

   – Но они похитили меня! Вы должны спасти меня отсюда!

   – Я сожалею, мисс Сэвэдж. Мне поручено моё дело. Может быть, через несколько месяцев, когда всё уладится...

   – Месяцев?! Вы что, не понимаете? Этот монстр здесь. Он использует меня!

Коуп провёл по губам языком.

   – Я понимаю, но ничего не могу поделать. Подождите, молю вас. Может быть, через шесть месяцев...

   – Я хорошо заплачу вам, капитан. Назовите сумму. Назовите её! Вы должны знать, что я – наследница большого состояния. Моим отцом был Чарльз Сэвэдж...

Вновь деликатное покашливание и пауза.

   – Я... думаю, что ваш отец в добром здравии. Конечно, он хочет, чтобы вы были в безопасности, но он согласился с губернатором, что...

   – Мой отец? Жив? – спросила она каким-то загробным голосом. – Передадите вы, по крайней мере, записку ему?

   – Я не могу этого сделать.

   – Тогда – Роберту Клайву?

   – Я... боюсь, что капитан Клайв... Он сильно болен. И в любом случае...

Весь мир вращался перед нею.

   – Болезнь? Он умер?

   – Нет, нет. Он отправился в Калькутту, я думаю. Послышался крик совы. Коуп напрягся и затем твёрдо сказал:

   – Мой сигнал. Я должен идти.

Длинное лицо капитана мелькнуло в последний раз и затем исчезло. Она смотрела вокруг, неспособная двинуться с места. Затем раздался топот ног: служанки и евнухи бежали в сад, разыскивая её.

Глава XVIII

Слоны продвигались вперёд в полдневной жаре, возглавляя колонну, хвост которой терялся из виду далеко позади. Остатки армии нового низама двигались на север, возвращаясь в Хайдарабад, где они должны были отдать город французам, прежде чем будут расформированы.

Де Бюсси торжествовал: план Дюплейкса воплощён полностью и чаяния французов осуществились. Что касается Хэйдена, то он был пленником уже целых три месяца. Мысли об абсурдности его положения осаждали его как мухи. «Это какая-то шарада; мим, исполняющий роль мима в пантомиме о пантомиме, но тяжёлая истина в центре её вполне реальна: я – воображаемый посланник при дворе главы, который сам является марионеткой вражеских сил. Де Бюсси терпит меня лишь потому, что я убедил его, что моё присутствие выгодно Дюплейксу. Но я, по крайней мере, жив, а пока это так, я буду бороться против их планов всеми своими силами».

В день, когда был убит Назир Джанг, он спорил с маркизом под дулом его пистолета:

   – Месье, мне кажется, это понятно любому идиоту: если низам сохраняет при себе английского посланника, то что может являться лучшей ширмой, скрывающей истинное подвластное состояние Музаффара? Какое ещё доказательство его независимости может быть продемонстрировано перед миром?

   – Вы приносите слишком много беспокойства, дерзкий англичанин.

   – Приносил в прошлом. Но какое беспокойство могу причинить я вам теперь? – Он ядовито улыбнулся французу.

   – Будьте осторожны, месье, – сказал де Бюсси, купаясь в своей власти. – Будучи официальным посланником при дворе низама от имени Английской компании, вы, может, считаете, что обладаете иммунитетом против ареста вопреки воле низама?

   – О, у меня нет никаких иллюзий относительно вас, сэр.

   – Я просто хотел прояснить ситуацию. Индостан – необычная страна, и здесь всегда существует возможность несчастного случая.

Хэйден сорвал с него маску вежливой снисходительности, спросив напрямик:

   – Вы признаетесь, что можете хладнокровно убить заложника?

   – Вы не поняли меня! Вы – наш гость. – Де Бюсси поднял пистолет, его губы раздвинула усмешка. – Нравится это вам или нет.

   – Я не соглашусь на освобождение под честное слово. Вы не получите никаких обещаний, и я буду продолжать дипломатическую деятельность.

Улыбка исчезла с лица француза.

   – Это звучит так, будто вы решились покинуть нас.

   – Можете принять это как пожелаете.

Де Бюсси повернулся к низаму.

   – Как вы решите, ваше высочество? Вы оставите его при себе или отпустите?

Музаффар Джанг отмахнулся полностью от этого вопроса.

   – Значит, так и будет. Поскольку вам не дано разрешение уехать, вы должны остаться – и наблюдать.

«Наблюдать за вашей победой, – думал он, вскипая холодной яростью. – Иисус всемилостивейший, подумать только, лишь вчера, двадцать четыре часа назад, всё было в моих руках!»

Теперь же они ехали на север, и Осман сидел рядом с ним на слоне, наслаждаясь дорожной трапезой своего собственного приготовления: немного фруктов, шарики варёного риса, сушёная баранина. Челюсти Османа медленно двигались в такт шагам слона, он откидывал голову, глотая с наслаждением. Очищенный молитвой, предавшись Аллаху и отдав Ему весь груз забот, он смог избежать мстительных разбирательств, которые последовали за убийством Назир Джанга.

Хэйден вспомнил первый день своего пленения. Смерть Назир Джанга была такой внезапной, что событие потрясло всю армию низамата, пронёсшись по ней подобно тайфуну. Каждый командир конницы встал перед трудным вопросом лояльности, и восторженный де Бюсси сразу предпринял меры, чтобы погасить возможные колебания, посоветовав ошеломлённому Музаффар Джангу провозгласить всеобщую амнистию специальным указом.

   – Чтобы продемонстрировать великодушие вашего высочества. И ваше могущество. Вы – низам. Вы владеете дворцами Аурангабада и богатствами Хайдарабада. Вы – господин Декана и владелец Талвар-и-Джанга, к чему вы всегда стремились и что обещал дать вам месье Дюплейкс.

Музаффар сидел, открыв рот. Потрясение от пережитого кошмара ещё не оставило его, и он не мог найти в себе силы для радости. Хэйден ощутил прилив вины, когда Музаффар неожиданно выронил Талвар с его бесценным бриллиантом, чтобы рассмотреть окровавленный тюрбан своего дяди. Даже сквозь туман мучений, всё ещё застилавший его глаза, он разглядел Глаз Змеи, снял его с тюрбана и крепко прижал к своему сердцу.

Глаз! Как мог Музаффар всё ещё не сомневаться в его силе? Хэйден задал этот вопрос Осману, уверенный, что каждому теперь очевидно бессилие рубина против ужасающего проклятия бриллианта.

Осман склонил голову.

   – Господин Музаффар Джанг, Князь Счастливого Перепутья, овладел желаемым. Он стал низамом. А поэтому, господин, как он может не верить в это?

Теперь, спустя три месяца, Хэйден вспоминал эти слова. Желания нынешнего низама исполнились во всех отношениях.

Он глядел на песчаные отроги Восточных Гат, медленно скользящих слева от них. Их прекрасные склоны были подернуты дымкой и настраивали его на размышления. Колонну царского авангарда возглавлял слон Музаффара; слон де Бюсси шёл на шаг или два позади него. Но между головными слонами и тем, на котором ехал теперь он, была ещё дюжина слонов. Два из них несли особенно опасных людей: Абдула Наби Хана и набоба Курнула – двух людей, которые более других обеспечивали низаматство Музаффар Джангу. Их безграничная жадность обнаружила себя особенно ярко в форте Луи, но лишь он один понимал значение этой жадности.

Восемнадцать сундуков драгоценностей и десять миллионов рупий было захвачено из запасов Асаф Джаха. После смерти Назир Джанга всё это было привезено в Пондичерри для дележа.

«Интересно, сколько из этого досталось Абдул Наби Хану за его предательство, – думал он ещё тогда. – Судя по его виду, недостаточно».

Когда Хэйден смотрел на этого патанца, он ощущал, как волосы на его коже встают дыбом. Прошлым вечером он разговаривал с этим человеком, слепленным из той же глины, что и Абдул Мадсжид. Дьявол толкнул его рассказать этому свирепому набобу о том, что новый господин обещал французам часть Курнула в дар, когда его поставят властителем Хайдарабада. Это было с его стороны грязным политиканством, отвратительным злобным обманом, желанием играть на подлых стремлениях самого гадкого человека.

Хэйден Флинт встряхнулся от своих мыслей, ощутив, что температура упала градусов на десять. В полях крестьяне начали толпами возвращаться в свои деревни. Поразительно было видеть их страх. Молнии представляли для них ужасающую тайну. Они не могли ничего знать об экспериментах мистера Стефана Грея и Джона Дезагульера в Оксфорде, раскрывших природу электричества. И разве достойный доктор Франклин не писал, что земля и грозовые тучи, катящиеся над нею, можно рассматривать как просто две половины лейденской банки и что явление молнии является лишь искрой, возникающей между этими двумя половинами? Для индусов молния была гневом чудовищного бога, поражающего огнём вершины их священных деревьев, поднимающего шерсть на спинах собак, заставляющего плакать младенцев и скисать драгоценное молоко. Она приводила их в благоговейный страх, заставляя молиться.

Призраки, рождающиеся в холмах, преследовали его вместе с первыми каплями дождя, порывом налетевшего на дорогу. Он закрыл глаза и увидел французские войска, сжигающие Лондон в сотую годовщину Великого Пожара. Огромное красное сияние освещало небо над собором Святого Павла, над восьмиугольником Гринвич-Хилла. Он видел Ост-Индский флот в Бау-Крик, захваченный французскими судами. И людей, охваченных ужасом, измождённых голодом, не знающих, что великий поворот истории уже начался необратимо где-то на другой стороне Земли. Как могли они знать, что с покатившейся головы вице-короля Моголов началась цепь событий, которая неизбежно приведёт к такой же судьбе короля Георга?

Он плотнее закутался в плащ. Осман суетился с багажом.

   – Выпьете, сэр?

   – Убери.

Мысли, бродившие в голове Хэйдена, неожиданно обрели реальность. С захватом Хайдарабада и с утверждением Музаффара в номинальной столице Аурангабаде будет положен конец конфликту англичан с французами в Индии. Британцы должны будут оставить Мадрас, а может, и Бомбей. Французы будут контролировать половину Индостана, а через несколько лет и весь Индостан. Приобщившись к его богатствам, Франция будет получать всё возрастающие доходы, которые сдвинут равновесие между двумя великими силами, что приведёт к новой войне.

«Но в этот раз, – думал он, – это будет война, в которой победит Франция. Селитра и тиковая древесина Индостана позволят Франции иметь корабли, обеспечивающие ей превосходство на море. Будут захвачены американские колонии, а со временем французы внедрятся в Англию, сделав её игрушкой короля Луи. И всё это – в результате убийства, совершенного на моих глазах».

А ныне?

Всё по-прежнему. Теперь Музаффар начал выступать таким же павлином, как и его предшественник – Назир Джанг. Он изменился с этого судьбоносного дня. Новый владелец Талвара должен был привести, армию в Пондичерри, чтобы принять поздравления французского Совета. Он вошёл в крепость, где был встречен самим Дюплейксом. Колокола звенели в церкви Сестёр Клуни и на большой церкви. Приём и банкет в губернаторском дворце были великолепными.

Хэйдена не лишили присутствия на этих церемониях. Он ожидал повторения случившегося в Хайдарабаде, когда был унижен французом де Бюсси, но в этот раз ему не пришлось испытать пренебрежения к себе. Дюплейкс хотел продемонстрировать высокую степень цивилизованности, своё великодушие к побеждённому, к человеку, который был молчаливым свидетелем того факта, что англичане не представляют больше угрозы.

Свирепо выглядевший набоб Курнула задумчиво глядел на Хэйдена в течение всей церемонии. Музаффар говорил мало. Мрачное настроение овладело им на банкете, словно он страдал несварением вследствие язвы желудка. После публичного провозглашения низама Дюплейкс позволил себе нарушение этикета, задав вопрос, действительно ли этот меч почитается мусульманами на втором месте после меча самого Пророка?

Музаффар Джанг мрачно отнёсся к льстивым замечаниям, позволив французу заглянуть в глубину великого неогранённого алмаза, самого большого из извергнутых планетой.

Дюплейкс высказал своё восхищение камнем, но, улучив момент, наклонился к де Бюсси и кисло сказал:

– Мне он не показался таким уж впечатляющим.

Но всё же Музаффар символически вынул свои французские часы и поставил стрелки так, как учили, по полночному звону Нотр-Дам де Андже. Затем, как планировалось, наступила кульминация. Дюплейкс был назначен Музаффар Джангом его «представителем», получая в управление все территории к югу от реки Кистна. Они включали не только Карнатику, но площадь большую, чем Франция.

Конечно, эта честь была отклонена – или, скорее, перенесена на другого. С этих пор маркиз де Бюсси должен был стать представителем низама. Что касается самого Дюплейкса, то он обещал основать новую столицу на месте гибели Назир Джанга. Город должен называться Дюплейкс-Фатехабад[84]84
  Дюплейкс-Судьбоград (фр.).


[Закрыть], и в его будущем центре предполагалось немедленно начать возведение колонны победы, которая должна была заменить колонну в честь римского императора Траяна.

Через два дня они отправились в Аурангабад. Три сотни французов и две тысячи сипаев сопровождали пятьдесят тысяч всадников, оставшихся от огромной орды, которая вышла из Хайдарабада по его настоянию почти год назад...

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Небо засияло, и жаркие лучи солнца согрели Хэйдена.

Неожиданно послышался выстрел, затем ещё и ещё.

Слон низама затрубил от боли и бросился вперёд. Осман перегнулся через край ходаха, указывая в заросли у края дороги. Там были люди. Засада. Жалкая горстка, но их обстрел заставил слонов заметаться в растерянности.

Вскоре всё было закончено. Оборванные авантюристы, совершившие эту смехотворную засаду, бежали прочь, спасая свою жизнь. Некоторые из сипаев де Бюсси разматывали тряпки, которыми они завязывали от дождя замки мушкетов, но лишь нескольким из них удалось сделать выстрелы по убегавшим, а к тому времени, когда за ними пустились в погоню, нападавшие скрылись в густом кустарнике.

Он видел, что слон набоба Курнула приближается к слону низама. Была заметна какая-то расчётливая преднамеренность в движениях этого человека, когда он начал поднимать копьё. Затем дыхание у Хэйдена перехватило, когда он увидел, как набоб бросил копьё и пронзил висок Музаффар Джанга.

Музаффар обмяк, а победитель поднял руку и громко закричал: «Хузза!», уверенный, что у армии нет другого выхода, как последовать за ним. Но его обращение к толпе вызвало совсем иную реакцию. Он заревел от отчаяния, когда воины набросились на него, вытащили из ходаха и швырнули в самую гущу людской массы.

Лодка проскочила через прибой к берегу, и Роберт Клайв высадился под стенами крепости Сен-Джордж. Он отряхнул песок с бриджей и приказал носильщику отнести багаж в его комнату. День угасал, но он чувствовал себя посвежевшим от морских брызг, от этой суматошной переправы на лодке с корабля компании. Ощутить себя снова в Мадрасе было одновременно и приятно и горько.

Его пребывание в Калькутте было обусловлено многими обстоятельствами. Он был послан туда Сойером, официально по делам, но больше – для выздоровления, а также, как он подозревал, не без тайного желания Сойера убрать его подальше. Когда-то, десятилетия назад, пост распорядителя был ограничен в своих обязанностях обеспечением губернаторского стола таким провиантом, который был достоин его положения. Теперь же его статус был более высоким: квартирмейстер штата компании и интендант вооружённых сил. Он распоряжался большими деньгами и начал использовать положение во благо себе.

По прибытии в форт Вильям он оставил свою карточку на складах Стрэтфорда Флинта, желая поправить их отношения после дуэли с Хэйденом. Они встретились и пообедали вместе, но за дружеской беседой он забыл упомянуть о дуэли. Вместо этого он рассказал Стрэтфорду Флинту о положении в Карнатике и обсуждал с ним общие вопросы торговли. В ходе беседы, однако, он позволил себе затронуть вопрос начислений на долги торговцев, спасающих его от ростовщиков, с которыми ему приходится иметь дело.

   – Это просто, парень, – сказал Флинт. – В первом разряде товаров – шёлк-сырец и опиум, муслин и ситец; в нижнем же – грубый хлопок, красильное дерево, топлёное масло и селитра. Ты скоро убедишься в верности моих советов. Так что приходи ко мне, когда захочешь, и я составлю контракт для тебя. Ты увидишь, что здесь – безграничные возможности потратить деньги с толком, разумно вкладывая их по моему совету. Мы можем торговать солью, бетелем и индиго, и если ты не глуп, то согласишься на половину прибыли, которую мы получим в результате этого.

Но у них были не только деловые беседы. Подобно отцу, посвящающему сына в тайны жизни, Стрэтфорд в один из бархатных вечеров, после обильных возлияний, отвёл его в дом Кали Гхата, где за циновками из душистой травы и бамбуковыми ширмами скрывались черноглазые красавицы. Приведённый туда под винными парами, он всё же вошёл внутрь, влекомый физическим желанием. Но вид бритых девушек вызвал у него отвращение, и, оставив две серебряные монеты, он вышел, шатаясь и без шляпы. На улице к нему подошли люди, оказавшиеся носильщиками паланкина, и принесли его в дом Флинта на речной набережной, где его вырвало на ступенях, после чего он повис на белой колонне, желая лишь одного: чтобы мир прекратил вращаться.

Стрэтфорд ожидал Клайва. Он повёл его на берег Хугли, где угостил крепким кофе, а также попотчевал философией. Клайв же в ответ поведал Флинту, как мысли о страдающей в гареме Аркали убивают его.

   – Я потерял жену, которую очень любил, – сказал Флинт, глядя на медлительные воды реки. – Какое-то время я тоже был не в своём уме. Но время лечит, и, как говорят индусы, человек может держать в голове лишь одну мысль. Послушай, вытесни память о ней, и ты спасёшься.

   – Проститутки Кали Гхата не помогут мне забыть Аркали.

   – Я говорю не о них!

   – Зачем же, дьявол побери, вы притащили меня туда?

Весёлая искорка промелькнула в глазах Стрэтфорда.

   – Назови это приключением, способным привести тебя к откровенности. Самый верный способ разделаться с болью – махнуть лезвием от уха до уха, и я уверен, что найдётся много помощников сделать это. Но я считаю, что в данном случае это слишком жестоко для тебя.

   – Каков же другой способ, мистер Флинт?

   – Броситься душой и телом в накопление капитала. Это сделает из тебя нового человека. Понимаешь?

   – Не думаю, что я...

Флинт положил свою тяжёлую руку ему на плечо.

   – Я был на твоём месте. И сделал так. Мы думаем, что гонимся за счастьем, когда на самом деле стремимся к женщине. Затем, когда она стала нашей, мы начинаем добиваться богатства. А когда и оно приходит, появляется тяга к власти. Ты понимаешь? Но если мы не получаем чего-либо одного, надо просто переходить к следующему!

   – Я не могу!

Флинт вздохнул и снял руку с плеча собеседника.

   – Что ж, искренний ответ. А теперь, может, ты будешь столь же искренним и расскажешь о причине вашей дуэли?

   – Откуда вы знаете? Это было тайным делом. Даже губернатор Сойер клялся...

   – Томас Эдвардс, капитан Королевского флота, давний мой знакомый.

   – Я не припоминаю капитана Эдвардса.

   – Он с корабля «Отмщение». Подходящее название.

   – Я уверен, что незнаком с ним.

   – Но ты знаешь их врача, мистера Нэйрна. – Флинт неожиданно стал твёрд как дерево. Неподвижный, серьёзный, без всякой прошлой дружелюбности. – Я знаю, Роберт Клайв, что ты не пойдёшь на дуэль без желания отправить Хэйдена в могилу. И помню, как прямо сказал тебе, что не хочу видеть его мёртвым. О чём ты думал, когда пошёл против меня?

Клайв склонил голову, пробормотав что-то в ответ. А Флинт сидел, уставившись на него, пока тот не рассказал всё, за исключением того, что дуэль была отложена, но не отменена. Он принёс извинения и даже дал обещание, которое, как он сам понимал, не мог выполнить, поскольку и до этого уже дал обещание встретиться с Хэйденом и определить их судьбу раз и навсегда.

Стрэтфорд принял извинения, после чего они продолжили беседу о своих ожидаемых доходах.

По мере того как солнце поднималось над богатой плоской дельтой, через которую изливалось священное сердце Индостана, он постиг, что Бенгал был по крайней мере вдвое более богатым полем торговли, чем обещал когда-либо стать Юг, и что правление могольского правителя, запрещавшего англичанам и французам конфликтовать, обеспечивало небывалые возможности для торговли.

Роберт Клайв отряхнул руки от пыли и вытер солёные брызги, прежде чем войти через Морские Ворота форта Сен-Джордж. Проходя мимо часовых, стоявших у ворот и ответив на их приветствие, он с удивлением увидел Хэйдена Флинта. Клайв приветствовал его.

   – Значит, ты опять здесь? Я надеюсь, мы можем нормально разговаривать? – осторожно спросил он.

   – О чём? Если о письмах, которые ты привёз из Калькутты, то не думаю, что там есть что-нибудь для меня. Что касается остального, не вижу оснований нарушать наше соглашение.

   – Нет. Писем нет. – Он увидел разочарование, промелькнувшее на лице Хэйдена. – Но я говорил с твоим отцом. Он преуспевает и уверенно восстанавливает своё состояние.

   – Ты здесь навсегда?

   – Ну, скажем так, на какое-то время. Мои дела заставили меня вернуться раньше, чем я предполагал. А ты?

   – То же и со мной.

   – Какие новости? – спросил Клайв, горя желанием узнать, будет ли Хэйден откровенен с ним. – Что-нибудь произошло?

   – Ничего особенного, – равнодушно ответил Хэйден. – Может, тебе известно что-нибудь из большой политики?

   – Только то, что знают все: Назир Джанг убит; Музаффар Джанг правит в Аркоте; люди Чанды Сахиба безнаказанно грабят страну; Мухаммед Али со своей армией заперт в Тричинополи, как клоп в бутылке. Дюплейкс воображает себя чрезвычайно мудрым.

   – Ты отстал от великих событий, – несколько смягчившись, сказал Хэйден. – Музаффар Джанг тоже убит, а Декан – в распоряжении Салавата Джанга. Это то же самое, что в руках Шарля де Бюсси.

   – Боже мой! И он позволил тебе уйти?

   – Де Бюсси сказал, что ему не нужен шпион, вынюхивающий в Хайдарабаде. Я же считаю, что он рад был отослать меня обратно, чтобы я погасил всяческую надежду в наших рядах, рассказав о том, что произошло. Может, он думал, что я перескажу все истории, согласно которым Музаффар остался жив, или что мальчик, ставший его преемником, будет более сговорчивым с англичанами.

Клайв слушал Хэйдена, рассказывавшего, как копьё раскроило череп Музаффара; как француз поставил подростка Салавата Джанга вместо него; как тот принял низамство, но отказался от Талвара.

   – Отказался? Не может быть!

   – Я наблюдал это собственными глазами. Это был самый мудрый и своевременный шаг в управлении государством, какой я когда-либо видел. Я чуть не задохнулся от волнения, когда де Бюсси взял меч. Видишь ли, ему пришлось сделать это.