Текст книги "Меч войны"

Автор книги: Роберт Картер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

Глава XVI

Мысли смешались в голове Хэйдена, когда он шёл через дворец низама в Хайдарабаде с шестью сопровождающими. Куда бы ни направлял он взгляд, везде видел сады, где ходил с Ясмин; павильоны, где их запретная любовь расцвела полным цветом; мраморную скамью, где они сидели вместе; апартаменты, где они отдавались своей страсти, и ступени, на которых он стоял, когда эту любовь сжигало в пепел жестокое расставание...

«Я всегда буду любить тебя, – думал он, приходя в отчаяние от горечи. – Что бы ни случилось, наша любовь бесконечна, и ничто не может изменить это. Ничто».

   – Ваше превосходительство нездоровы? – спросил голос.

Это был Осман, лакей, которого приставил к нему Назир Джанг. Вездесущий Осман.

   – Ничего.

Осман повернулся к своему глазеющему помощнику:

   – Принеси воды!

   – Нет, нет. Пошли дальше.

Он ощущал на себе их беспокойные взгляды. Их забота, казалось, увеличивала боль, терзавшую его душу. «Передо мной – невозможная задача, – думал он. – Все мои просьбы либо игнорировались, либо отклонялись. Это всё равно что вести переговоры с кустом колючек. Почему же Назир Джанг должен выслушать меня теперь? Но он должен. Мой долг – заставить его действовать».

Он вынул платок и вытер пот, обильно выступивший на лице. «Как и с Асаф Джахом в его последние месяцы, придворные отгораживают от меня своего господина. Почему? Послания принимаются и затем с улыбкой возвращаются нераспечатанными. При переговорах я получаю половинчатые ответы. Всегда вижу как бы вуаль, опущенную на их глаза, вуаль, показывающую, что они остаются неубеждёнными. И всегда одни и те же слова: «Вы должны подождать до завтра».

Он перебирал в уме все ритуалы, которые должен соблюсти, если ему придётся приблизиться к маснаду правителя, чтобы не оскорбить его. Гапа[82]82
  Гапа – не только слухи, но и любая полезная информация (инд.).


[Закрыть] которую он слышал, придавала новую мучительную неизвестность предстоящей встрече. Слухи о разложении Назир Джанга беспокоили его.

Говорили, что наследник великого Асаф Джаха быстро опустился до порока и «низких привычек», теряя уважение своих генералов. Вопрос, каковы конкретно были эти «низкие привычки», представлял предмет больших догадок; однако режим Моголов погрузился уже в такое болото праздной роскоши, что возможна была любая интерпретация этих слов.

Хэйден осторожно интересовался об этом у своих помощников, у работающих в дворцовых садах, у стражников, стоявших снаружи его резиденции. Их мнения расходились от самых невероятных предположений до слишком обычных, но все слухи объединяла одна нить: Талвар-и-Джанг, Меч войны.

Эта мысль не давала ему покоя. Он был посредником и носителем рубина, ценность которого заключалась в его предполагаемой силе, способной приглушить злобное сверкание алмаза Кох-и-Нор. «Неужели я виновен в этом упадке? – спрашивал он себя. – Как врач-шарлатан, дающий бесполезные снадобья, когда пациент болен холерой?»

Ощущение вины не оставляло его. «Если слухи правдивы, то поразительно, как тесно связано оказалось падение низама с его вознесением. Но явилось ли это следствием проклятия или лишь следствием веры в проклятие? Чёрт побери, я и сам начинаю верить в их идиотские суеверия!»

Они подошли к назначенному месту. Путь им преградили охранники, и после тщательного обыска у него была отнята трость с серебряным набалдашником. Свита была отослана назад.

Внутри обстановка была более пышной, прохладный воздух был напоен тонкими и чувственными ароматами.

Он увидел ширмы из красного дерева с позолотой, золотые кувшины с элегантными носиками, изящные кальяны. Комната была увешана занавесями из тончайшего прозрачного муслина, воздушными как паутина, а в центре её стояла огромная кушетка, накрытая шелками.

Он продвигался по комнате, раздвигая висящие занавеси, пока, к своему изумлению, не увидел на кушетке Назир Джанга. Тот лежал вниз лицом, одетый лишь в мешковатые панталоны из лёгкого материала, свободно покрывающие его ноги. Две молодые светлокожие девушки с раскрашенными сосками, сверкавшими розовым цветом, массировали ему спину.

Едва Хэйден вошёл, как девушки прекратили массаж, и Могол поднялся.

   – Вы, кажется, удивлены, мистер Флинт, – сказал он нежным, почти женским голосом.

Низам поразительно изменился. Когда-то красивый мужчина, он утратил свою былую мускулатуру и сильно располнел. Его бледное лицо стало измождённым, и даже в этом мягком свете в его глазах читалась отчаянная мольба человека, который знает, что погружается в безумие.

   – Ваше высочество, я... я ожидал, что вы примете меня в Большом зале, – ответил Хэйден хриплым голосом, забыв о формальностях, которые он заучил. Он выпрямился и смотрел прямо перед собой, отчаянно пытаясь избегать взглядов на рабынь Назир Джанга.

   – Я надеюсь, вас не смущает это необычное окружение, но я хотел, чтобы мы встретились в таком месте, где я буду уверен в отсутствии множества болтливых языков.

   – И множества слушающих ушей, – сказал Флинт, почти не думая.

   – Совершенно верно. Пожалуйста.

Низам хлопнул в ладоши, девушки соскользнули с кушетки и молча исчезли. Он надел халат, простой, без украшений. Сидя на краю кушетки, низам показал, что его гостю следует поступить так же, и Хэйден напряжённо уселся рядом с ним.

   – Давно вы здесь, в моей столице? – спросил Назир Джанг.

   – Семь недель, ваше высочество. И каждый день я посылал письма.

   – Семь недель... – мечтательно повторил Могол. Он взял сладость с желтовато-зелёного блюда. – Вечность...

   – Мне показалось это вечностью.

   – Но это и есть вечность. Вы странный человек, мистер Флинт. Не похожий на других.

   – Среди своих я считаюсь обычным.

   – О, я не думаю. Так всегда говорят иезуиты, которые время от времени приходят к нам.

Хэйден с трудом поклонился со своего неудобного положения на краю кушетки, приняв сказанное за комплимент и надеясь, что не ошибся в этом. Какой-то предмет на коврах коснулся его ноги. Он взглянул вниз. Это было нечто тонкое и твёрдое, около метра длиной, свободно завёрнутое в простой белый муслин. Он сразу понял, что это было.

Капля пота сползла из-под его шляпы и покатилась по щеке. Он вытер её, как будто это была слеза, и ждал, когда заговорит низам, как того требовали приличия.

Назир Джанг поджал губы.

   – Вы слишком молчаливы для человека, который столько ждал позволения говорить со мной.

   – Мой господин, я просил аудиенции потому, что имею важное послание от губернатора Мадраса. Моё молчание не умаляет его важности. Долгое ожидание, которое мне пришлось вынести, сделало, однако, этот вопрос ещё более важным, не терпящим отлагательства.

   – Тогда говорите.

Волнуясь, он начал торопливо говорить:

   – Губернатор Мадраса поручил мне вновь просить вашей помощи в Карнатике.

   – Снова? Ваш губернатор думает, что я могу изменить свой декрет?

   – Ситуация изменилась. Мудрый человек должен следовать за событиями. Ваша армия...

   – Существует более высокий долг, требующий моего внимания. Мне докладывают, что афганская армия движется на Дели. Вот куда должна идти моя армия. На север, а не на юг.

   – Существует более близкая угроза. Мудрый человек договорился бы с Раджходжи Бхонзла, заручившись поддержкой его маратхов.

   – А как должен поступить немудрый человек?

Хэйден сразу понял свою ошибку и переменил тактику:

   – Мой господин, вы, должно быть, обсудили с вашими советниками доклады о тех в Карнатике, кто бросил вам вызов. Вам, конечно, сообщили о разгроме армии Анвара уд-Дина и о том, как это произошло? Вы знаете, конечно, что Анвар уд-Дин мёртв и что его сын Мухаммед Али либо также мёртв, либо – в руках мятежников.

Назир Джанг пожал плечами:

   – Я слышал, что была какая-то битва в моей прибрежной провинции. – Он долго разглядывал ногти на правой руке и начал полировать их большим пальцем. – Я знаю, что Чанда Сахиб взял в свои руки маснад этой провинции. Он послал сюда посольство, чтобы объяснить свои действия.

   – Вы помните, что во время нашей последней встречи я предсказывал именно такие события.

   – А, так вы – пророк? – сказал Назир Джанг со вспыхнувшей было иронией, но эта вспышка почти сразу погасла. – Может быть, потому вы и кажетесь не похожим на других.

   – Мой господин, эти печальные события произошли именно так, как я предвидел. Я мог предвидеть их лишь потому, что знал силы, которые вызвали их. А теперь знаю, что Музаффар Джанг, ваш племянник, объединил силы с Чандой Сахибом и что французы поддерживают их. И это позволяет мне сделать дальнейшие предсказания.

Назир Джанг зевнул и лениво откинулся назад.

   – Что заставляет вас предполагать, что эти шаги не совершаются по моему приказу? – спросил он спокойно. – Музаффар Джанг – мой подданный: он делает то, что велю я. Что касается Анвара уд-Дина – он был назначен править в Карнатике моим отцом. Я не давал санкции его сыну править там после смерти отца. Я не хочу, чтобы Карнатика стала независимым государством, управляемым наследственной семейной линией, члены которой считают себя вправе назначать своих наследников. Почему же я не могу позволить Чанде Сахибу прервать эту семейную линию? Он со временем будет платить мне дань уважения. Или я заменю и его и, может быть, отрежу ему голову, бросив собакам на рыночной площади.

Хэйден волновался, пытаясь сосредоточить свои мысли, сфокусировав их на одном. Его разум бился в отчаянии от мысли, что Назир Джанг мог вызвать сюда представителей Чанды Сахиба, чтобы заключить союз с французами. Где-то в глубине сознания он понимал, что даже если это было и не так, Назир Джанг мог слишком долго играть с подобной идеей, в результате чего оказался в плену уловок и хитростей Дюплейкса.

   – Мой господин, Чанда Сахиб – ваш враг. Он не намерен платить вам дань, что бы ни говорили его посланники. Музаффар Джанг хочет вашей головы. Он согласился поддержать Чанду Сахиба в Карнатике потому, что за это Чанда Сахиб обязался помочь ему овладеть Хайдарабадом. Не позволяйте обмануть себя. Этот план французы давно вынашивали. Вы должны противодействовать им.

   – А, французы! – Назир Джанг слабо улыбнулся. – Я задавал себе вопрос, как долго вы удержитесь, чтобы не упомянуть их.

   – Французы – это порождение самого дьявола!

Он моментально раскаялся в этих злых словах, осознав, насколько раздражён был вялыми замечаниями Назир Джанга. «Бог мой, я начинаю походить на своего отца», – думал Хэйден, пытаясь успокоить себя. Уже более ровно он сказал:

   – Французы планируют ваш полный разгром, сэр.

Назир Джанг рассеянно рассмеялся.

   – Уже «сэр», – сказал он. – Только что я был «господин». Как же быстро я упал в ваших глазах!

Гордость Могола пошатнулась настолько, что он позволил себе открыто выразить свою ненависть:

   – Я вижу по глазам, что вы всё-таки такой же, как и все. Французы, мистер Флинт, таковы же, как и англичане: иностранцы, присутствие которых несущественно для Индостана. Придёте ли. Уйдёте. Останетесь навсегда. Покинете нас завтра. Всё это безразлично для нас. Мы можем обойтись без вашей торговли, и мы не будем страдать от потери того несущественного дохода, который вы приносите. Личное обогащение нескольких второстепенных субахдаров на краях моих владений не заботит меня.

   – Ваше высочество, вы не правы. Мир изменился. Эти доходы, о которых вы говорите, превратили субахдаров Карнатики в могущественных и опасных людей. Их руки...

   – Замолчи, – прервал его Назир Джанг, продолжая выглядеть беззаботным и беспечным. – Французы, или англичане, или кто-либо ещё, я скажу тебе, кто вы такие: вы – гости. Мы терпим гостей, только пока они занимаются мирной торговлей, пока не приносят в нашу страну свои мелкие европейские раздоры и только пока они оставляют в покое наши внутренние дела!

Тон низама оставался лёгким и небрежным, но Хэйден распознал предупреждение, прозвучавшее в нём. Он вновь подумал о способности Ясмин поставить вопрос с ног на голову, чтобы увидеть содержащуюся в нём истину. «Что бы сделал король Георг, – спросил он себя, – если бы на побережье Англии существовали анклавы различных восточных торговцев, которые приводили бы с собой вооружённые корабли и войска и начали бы подстрекать к бунту против него? О, тут сомнения нет. Он использовал бы всё, что в его силах, чтобы сбросить их обратно в море, и он не тратил бы при этом время, пытаясь отличить одних восточных пришельцев от других».

Приятный ветерок играл прозрачными занавесями.

Хэйден знал, что должен исполнить возложенную на него миссию, исполнить свой долг. Он думал, как ему нарушить глубокое благодушие Могола. А пробудив гнев, как ограничить его, направив лишь на французов?

Самым жёстким голосом, на который был способен, он сказал:

   – Говорят, что вы – богатый человек, Назир Джанг, но даже вы не можете оплатить путь домой для месье Дюплейкса. Говорят, что вы – мудрый человек, но вы не настолько мудрый, чтобы знать, что этот француз не оставит дела на ваше усмотрение. Французы останутся здесь, как вы правильно говорите, навсегда. Их цель – превратить ваши владения в свою империю. И хотя говорят, что вы богатый и мудрый, они считают вас беспутным и слабым, и я верю, что они погубят вас.

Поразительные перемены произошли в лице Назир Джанга. Его щёки опустились, как у человека, вставшего перед истиной, которую он не осмеливался признавать, но о которой тем не менее знал. Его безразличие улетучилось, уступив место голому страху.

   – Ты говоришь, что я слабый. А знаешь ли ты, почему я такой? Знаешь ли ты, почему я предпочитаю сны, навеянные моим кальяном, и радости от своих женщин истинам этого мира?

Хэйден Флинт смотрел, широко раскрыв глаза, как низам соскочил с кушетки.

   – Вот что парализует мой дух. Вот это!

Назир Джанг схватил предмет, завёрнутый в муслин, подняв его вверх. Он сдёрнул ткань и открыл то, что было внутри. Хэйден помнил Талвар-и-Джанг, когда Назир Джанг со звоном вынул его из бесценных ножен, он увидел изгиб лезвия, сверкнувшего золотой отделкой и письменами из Корана, покрывавшими почти всю поверхность тонко отполированной стали. Он понял сразу, что его опасения оправдались.

   – Знаешь ли ты, чем я владею? Знаешь ли, что это? – вопрошал Назир Джанг. Лицо его отражало овладевшее им состояние транса, взгляд был прикован к проклятому алмазу, который, казалось, притягивал его.

   – Это – Талвар.

   – Да! Это – Талвар. Меч, который провозглашает мою власть перед всеми людьми. Он должен оставаться со мной. Всегда.

   – Вы считаете, что в нём – ваш смертный приговор?

Рука Назир Джанга дёрнулась назад, но, словно обжёгшись, он выпустил его, позволив упасть на ковёр.

Низам начал всхлипывать.

   – Я ощущаю его злую силу! Я проглотил медленный яд и теперь ожидаю смерти! Я не знаю как, или когда, или от чьей руки, но я знаю, что мне предстоит испытать боль и ужас тысячи мучеников. И, чтобы облегчить свои страдания, я жадно объедаюсь за столом жизни, потому что завтра, или послезавтра, или днём позже я должен буду заплатить!

Хэйден почувствовал сострадание к низаму, который держал ключи ко всему их будущему.

   – Ваше высочество, говорят, что нет ничего более опасного для человека, чем его собственные тайные страхи. Неужели вы в самом деле верите, что камень убьёт вас?

   – Это написано. Пророчество. Проклятье на алмазе. Написано, что каждый человек, владеющий камнем, умрёт жестокой и преждевременной смертью.

   – Как можете вы так говорить? Асаф Джах жил девять лет с Кох-и-Нором. Проклятье не коснулось его. Напротив...

   – В течение девяти лет мой отец был защищён от проклятия!

   – Значит, безусловно, вы тоже защищены. Если вы – законный наследник Асаф Джаха и правите с благословения Асаф Джаха, то вам нечего страшиться.

Но даже не закончив ещё своих слов, он увидел, что Назир Джанг сражён отчаянием.

   – Я не защищён!

   – Ваш отец умер в преклонном возрасте. Тихо, в своей постели. Я был в то время в Хайдарабаде.

   – Вы прибыли с посольством Мухаммеда Али Хана.

   – Так, ваше высочество.

Брошенный искоса взгляд Назир Джанга предупредил его, что он должен соблюдать крайнюю осторожность.

   – И, следовательно, я знаю, что вы были с Асаф Джахом, когда он умер. Я должен признаться, что удивлён тем, что он не сообщил вам секрета защищённости от проклятия.

   – Он не сказал мне ничего.

Когда Назир Джанг вновь поднял голову, его лицо выдавало муки.

   – Это был ужасный день. Птицы прекратили петь, и крестьяне оставили свои поля. Когда солнце опустилось за горы, я пошёл к отцу. Я видел, что он – при смерти, его дыхание было неглубоким, и я знал, что его дух медленно покидает тело. Я помню, как подумал, насколько он изменился всего лишь за один месяц. Его первая жена умерла во время Рамадана, очень старая и добрая женщина, любимая всеми и высоко ценимая.

Я отпустил слуг и охрану и встал рядом с ним на колени. Вы не можете вообразить того страха и мрачных предчувствий, которые навалились на меня в тот момент. До тех пор я страстно желал быть преемником отца. Всю свою жизнь я хотел стать Низам-уль-Мулком. Но тогда я увидел Талвар, лежавший у его головы, без ножен, и мне казалось, что бриллиант наблюдает за ним, высасывая его силы. Каждый раз, когда его дыхание прерывалось, свет камня вспыхивал ярче. Я смотрел на него и знал, что ещё до полуночи этот символ власти перейдёт ко мне.

Назир Джанг остановился. Его спина была согнута, глаза глядели вниз, на ковёр, а руки сжаты. Человек этот жаждал сделать трудное признание, и Хэйден Флинт сохранял молчание.

   – Мой старший брат, Гзахи уд-Дин, был в Дели. Он занимал высокий пост при дворе императора, и он дал знать, что полностью отказывается от престола. Мой отец знал это, но всё-таки предпочитал его, ожидая, что он вернётся, но тот не приехал даже на похороны своей матери. Я говорил отцу: «Гхази уд-Дин не приедет. Провозгласи меня низамом!» Но он не хотел. Я говорил ему, что если он не сделает это, Музаффар провозгласит себя его преемником; что реки крови прольются во дворце и сотни претендентов поведут свои армии на Хайдарабад от всех субахов его владений, чтобы получить добычу или разорвать её на части. Он смеялся над моими словами, говоря, что ни один человек не будет настолько глуп, чтобы взять Талвар, не будучи защищённым от злого проклятия. Этот смех я буду слышать всегда. Я просил его призвать свидетелей. Передать власть мне, пока он ещё мог это сделать. Сказать мне тайну защиты от Талвара. И тогда я увидел, как эта чудовищная власть отравила его. Пока он дышал, он никогда бы не расстался с ним добровольно...

Хэйден молча смотрел на него, не нарушая тишины, чтобы низам мог продолжать. Однако низам был глубоко погружен в себя, наконец он спросил:

   – Поэтому вы взяли его?

Назир Джанг в раскаянии кивнул головой:

   – Да. Я взял его. Я знал, что должен действовать – ради блага государства. Вы понимаете это? Я должен был обеспечить преемственность власти. Выбора не было. Талвар призывал меня. Ранее я не имел представления, что буду ощущать, владея Талваром. В течение ряда лет я пытался представить себе этот момент, но оказался не готов к тому, что тогда почувствовал. Как будто огонь промчался по моим жилам. Я был опьянён сильнее, чем вином, мой разум был в забытьи, как в острый момент любви. Я ощущал, что с Талваром в руке могу завоевать весь Индостан, всю Азию!

Отец застонал и сел на постели. Я не знаю, откуда умирающий взял силы, но он вдруг поднялся и положил на меня руки. Я помню этот ужасный взгляд. «Вор! – орал он. – Вор! Убийца!» Я думал, что стража услышит крики и войдёт. До этого я приказал им оставить нас одних, но я знал, что они не смогут вынести этих страстных криков Асаф Джаха. Я закрыл отцу рот рукой и толкнул его назад.

Бледное, как луна, лицо Назир Джанга было обращено вверх. Он начал дрожать. Было ли это следствием раскаяния или жалости к себе, страха или злости на собственное бессилие, Хэйден не мог сказать.

   – А затем?

   – А затем я убил его.

В наступившей мёртвой тишине, казалось, мерцал какой-то приглушённый свет. Глаза Хэйдена обратились к зловещему камню в рукояти меча. Казалось, будто самоцвет стал источником света, окружённый рассеянным злорадным излучением.

«Кто может отрицать проклятие камня, увидев хоть однажды, как он губит тех, кто подпал под его влияние? – спрашивал он. – Проклятие это истинно! Но оно истинно лишь потому, что обладает силой высвобождать страхи, которые уже были заперты в сердце человека. Верить в это проклятие означает полностью вверить себя ему. Полностью! В Индостане можно действовать лишь по законам Индостана...»

Неожиданно в нём пробудилась сила Стрэтфорда Флинта. «Этого человека необходимо склонить к поддержке того, кого Английская компания хочет видеть набобом Карнатики: Мухаммеда Али Хана. В этом мой долг. Но как добиться этого? Когда он упоминает Мухаммеда Али, я не могу понять, что у него на уме относительно этого человека. Может быть, он ненавидит его за попытку дать ему ложный амулет против силы Кох-и-Нора? А может, отчаяние заставило его поверить в силу Глаза? Знает ли он, что Мухаммед Али всё ещё владеет им? Или он действительно считает его незаконным принцем, борющимся за овладение второстепенной прибрежной провинцией?

Как бы то ни было, я должен буду вскоре поднять вопрос о Глазе Змеи. Я должен узнать, верит он в него или нет и знает ли, где он находится».

Он вспомнил легенду о мече короля Артура, брошенном в озеро. Но Талвар – не английский меч, и Назир Джанг – не Артур. Он открыл глаза и взглянул вниз. Меч лежал у его ног. Его изгиб и сияние были столь же утончённо соблазнительны для глаза, как линии женского тела, совершенная грудь, совершенное бедро. Внезапно, как молния с неба, к нему пришло откровение, и он сделал свой шаг.

   – Ваше высочество, вы помните повод, по которому Мухаммед Али был послан с посольством в столицу вашего отца?

Назир Джанг не двигался и не отвечал, и Хэйден понял, что должен пойти на риск.

   – Для вас есть лишь одна надежда.

Невозможно было снять это бремя с Назир Джанга.

Оно лежало на нём, пожирая его. Он простонал:

   – Для меня не может быть надежды!

   – Я говорю вам, что есть надежда!

Назир Джанг гневно посмотрел на него, его лицо омрачилось уродливым выражением подозрительности.

   – Я не отдам его! Не просите этого – это невозможно. Прочитайте надпись: если я отдам Талвар, возмездие проклятия возрастёт вдесятеро. Почему вы отказываетесь понять это?

   – Вы не поняли меня, Назир Джанг. Должно быть другое решение. Вы сами говорили, что ваш отец знал его.

   – Я сказал вам также, что этот секрет умер вместе с ним!

   – А не думаете ли вы, что эту тайну можно узнать?

В голосе низама неожиданно прозвучала презрительная насмешка.

   – Я размышлял об этом тысячу раз, феринджи. Я думал, что, возможно, никакой тайны нет! Нет никакой защиты от алмаза. Может быть, это всё – ложь и великий Асаф Джах купил десятилетие мирской власти от самого шайтана! Может быть, он продал душу и, когда его время защиты от проклятья истекло, оно восстановилось вновь. Теперь, когда вы знаете, что он умер от рук сына, смысл этого ясен. Я задушил его! Я душил его целую вечность, а он смотрел на меня, и ужас был в его глазах. О да, в этом нет сомнения, феринджи, проклятье убило Асаф Джаха в конце десятилетия. Поэтому от него нет защиты.

Хэйден получил ответ, которого желал. Назир Джанг поверит в силу Глаза Змеи. Он жаждал сказать: «Это ты убил Асаф Джаха, а не камень. Ты, Назир Джанг, твоя жадность и жажда власти, а не какое-то проклятье. И ужас наводит на тебя твоя вина». Но вместо этого он улыбнулся, переступил через меч и встал между ним и низамом. Затем он привлёк внимание Назир Джанга к занавешенному окну, выходившему на отдельный двор с фонтанами. Он открыл занавеси, так что яркий дневной свет ворвался внутрь, и они вышли на мраморный с позолотой балкон.

   – Назир Джанг, неужели вы забыли о Глазе Змеи? Я сам привёз его в Индостан с острова Ланка.

   – Это был миф. Вместо камня я обнаружил в шкатулке змею.

   – Змея была подложена теми, кто желал зла нам обоим.

Он вновь рассказал, как привёз Глаз Анвару уд-Дину, который планировал использовать его для обретения низамства. Как он заключил договор, заручившись помощью набоба в освобождении Мадраса от французов, и по мере того, как Хэйден говорил, он видел, что Назир Джанг склоняется поверить ему.

   – Но великие планы Анвара уд-Дина были развеяны на побережье.

   – Да. И тогда Глаз был предложен Хайдарабаду.

   – Но я не верил... Где он теперь, после смерти Анвара уд-Дина?

   – Он перешёл к его сыну, Мухаммеду Али, который бежал в Тричинополи. Скоро Чанда Сахиб и ваш племянник приведут туда свою армию, обложат осадой крепость и возьмут её с помощью французских орудий. Когда Мухаммед Али был здесь, он много раз обедал с вашим племянником. Вы можете быть уверены, что Музаффар Джанг знает о Глазе и намеревается присвоить его. Зная это, – продолжал Хэйден Флинт, – ваши советники стремились изолировать вас. Они утаивают от вас истину, считают вас обречённым, полагая, что их будущее связано с Музаффаром. Они ждут вашей смерти. Вы должны поднять свою армию и выступить на юг, на Тричинополи. Ибо там, и только там, – ваше спасение.

Банкетная комната сияла от множества свечей. Джозеф-Франсуа Дюплейкс положил нож и посмотрел на собравшихся, сдержанно улыбаясь членам своего Совета, Луи д'Атейлю, молодому Жаку До и аристократическому Шарлю, маркизу де Бюсси.

«Какая помпа, – думал он, одобрительно глядя вокруг. – Хотя человеку умному и проницательному было бы нетрудно определить истинный статус каждого из сидящих здесь. И тем не менее, устраивая приём Моголам, я должен был делать это как можно более пышным».

Всё проходило точно в соответствии с планом. Во время победного пира в Амбуре, после великой битвы, Музаффар Джанг, самоназначенный низам Декана, официально возложил титул «набоб Карнатики» на Чанду Сахиба. Поскольку претендент, Анвар уд-Дин Хан, был мёртв, Дюплейксу необходимо было лишь признать их.

Сейчас, как требовал протокол, стол возглавлял Музаффар Джанг. Облачённый в тончайшие одеяния и выказывавший надменность, он сидел в тюрбане, украшенном огромным знаменитым рубином. Справа от него сидел Чанда Сахиб, одетый более скромно. Дюплейкс, по формальному положению, сидел следующим, превосходя по чину всю остальную знать Моголов, посадив с собой и представителей собственного Совета.

Он распорядился очерёдностью мест, учитывающей не только требования протокола, но и достижения своей цели приёма. Беседу предполагалось вести придворным языком, а на случай перехода на другой язык рядом располагались переводчики. Вечер был отведён подношению подарков и продолжению обсуждения тем, затронутых во время первых девяти блюд.

«Если мои предчувствия не подводят меня, – говорил он себе, – настаёт самый трудный момент. Чанда Сахиб даёт свой первый залп, как я и ожидал от него».

– Почтенный месье, мы находимся в затруднении. Мы – титулованные особы, но наши люди уже шепчутся, что мы здесь – как два просителя, когда один говорит другому: «Мой господин набоб, где мы будем сидеть сегодня?», а другой отвечает: «Снаружи дома феринджи, мой господин низам».

Дюплейкс снисходительно улыбнулся.

   – О, не стоит прислушиваться к мнению солдатни.

Музаффар напряжённо задвигался и приторным голосом постарался загладить разногласия:

   – Возможно, и так, но положение таково, что мы не сможем продолжать наступление. В Индостане армии остаются армиями, они сражаются и совершают переходы лишь тогда, когда им платят.

Чанда отложил серебряную вилку.

   – Они много обещали до битвы у Амбура.

Дюплейкс посмотрел на него ледяным взглядом. «Жалкий сброд, – хотел сказать он. – Я читал детальные донесения и знаю, как была выиграна битва при Амбуре. Это сделали капитан Парадиз и его люди, чья дисциплина разбила Анвара уд-Дина в первый раз на реке Адьяр; и те же самые солдаты под командованием Луи д'Атейля в Амбуре. Французская тактика! Французская дисциплина! И французская мощь! Вот что нанесло поражение Анвару уд-Дину. Ваш сброд нужен лишь для придания законности операции да ещё для разграбления. Условия были оговорены до начала дела, и будь я проклят, если поддамся на вымогательства».

Он пошёл на обходной манёвр:

   – А может быть, нам попросить месье д'Атейля описать события у Амбура? Мне кажется, у него есть поразительный рассказ о том, как джемадар наших сипаев набросился на телохранителей Анвара уд-Дина, разгромил их в одиночку и отрубил голову их господину, – разве это не истинно героический поступок?

   – Может быть, важнее обсудить то, о чём мы начали говорить?

   – Возможно, да, а возможно, и нет. Разве ваши обещания не остаются в силе? Чего боятся ваши люди?

Чанда продолжал настаивать на своём:

   – До сих пор им удавалось добыть лишь то, что они могли взять в лагере врага. У нас принято, чтобы набоб, даже такой подлый самозванец, как Мухаммед, держал свои сокровища при себе. Если бы мы стояли перед нашими людьми и разбрасывали золото, это подорвало бы наш статус. – Он дипломатически опустил глаза. – Однако наша армия мало что нашла в Амбуре. Отсюда – недовольство.

Музаффар Джанг поддержал его:

   – В этот момент мы и произнесли им наше слово. Я сам обещал добычу в Аркоте, но, когда мы пришли туда, ценности уже были вывезены.

Чанда пожал плечами.

   – Мы не способны платить нашим людям. Уже наблюдаются случаи дезертирства. За ними последуют и другие.

Дюплейкс почувствовал, как его разочарование переходит в гнев.

   – Что вы предлагаете? – спросил он. – Я уже объяснил, что нам необходимо как можно скорее блокировать Тричинополи.

   – Сейчас это исключено. С разгромом Мухаммеда Али Хана придётся обождать. – Раздражение в голосе Музаффара заставило Дюплейкса быстро повернуться к нему.

   – Я не могу ждать!

Музаффар Джанг вынул свои карманные часы и нарочито посмотрел на них, копируя привычку самого Дюплейкса.

   – Ваше нетерпение непонятно мне. Анвар уд-Дин устранён, не так ли? Его столица в наших руках. Следовательно, борьба за Карнатику завершена.

   – Нет! Юг провинции не находится в безопасности. Пока Мухаммед Али жив, он имеет возможность собрать армию, а коль существует такая армия – вы не можете считаться здесь правителем.

Чанда сделал глоток из чашечки с золотым ободком.

   – Почтенный месье, вы сами не видели этой крепости, поэтому позвольте мне описать её. Крепость Тричинополи считается неприступной, поскольку представляет собой пагоду и форт одновременно, построенную на вершине скалы, возвышающейся более чем на триста ваших футов. Она окружена двойной стеной длиной в половину коса; обе стены имеют высоту более двадцати футов и разделены таким же расстоянием. Снаружи стена окружена рвом шириной в тридцать шагов и глубиной в половину этого расстояния...