Текст книги "Меч войны"

Автор книги: Роберт Картер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)

Меч войны

Вы странствовали по миру и видели, чем

кончили те, кто уже был здесь до вас?

Их было много, они были сильны и

могущественны и оставили после себя

великие памятники.

Но всё, чего они достигли, не принесло им

никакой пользы.

Святой Коран

Я благодарю всех тех, кто на протяжении четырёх

лет оказывал мне существенную помощь в работе

над этой книгой. Особая моя благодарность Тоби Иди —

человеку, действительно знающему писателей;

Джеймсу Клавеллу, кто вселил мужество всё это начать;

Сюзан Ватт, побудившей меня написать эту историю;

Розмари Читем, способствующей появлению книги на свет,

Линн Кертис за необходимую редактуру; Каролине Конквест и

Кате Поуп; Дэвиду Вингрову – коллеге и настоящему другу,

чья многолетняя безграничная поддержка и понимание дороже

золота; и Тому Робинсону – брату и спутнику, с кем я из конца

в конец прошёл Индостан.

РОДСТВО
И ОТНОСИТЕЛЬНОЕ ГЛАВЕНСТВО
НАСЛЕДНИКОВ НИЗАМА [1]1
  Низам – титул правителя Хайдарабада.


[Закрыть] ХАЙДАРАБАДА

Асаф Джах (Низам-уль-Мулк) [2]2
  Суффикс «уль-Мулк» означает правление в масштабе империи.


[Закрыть] [3]3
  Окончание «Джанг» означает качество, проявленное в бою. (Назир Джанг – «Стойкий в бою», Музаффар Джанг – «Победоносный в бою»).


[Закрыть] [4]4
  Музаффар Джанг – сын дочери Асаф Джаха, племянник Назира Джанга.


[Закрыть]

КАРНАТИКА
(1740—1750)

ОСНОВНЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ФИГУРЫ

Анвар уд-Дин [5]5
  Суффикс «уд-Дин» означает отношение к государству в составе империи или правление им (напр. Факхр уд-Дин означает «Гордость государства»).


[Закрыть]

Набоб (правитель) Карнатаки, провинции Империи Великих Моголов, предоставлявшей англичанам и французам право торговли с Индией через порты Мадрас и Пондичерри. Он был назначен в 1740 г. Асаф Джахом, низамом Хайдарабада, вместо Сафдара Али, для усмирения волнений.

Сафдар Али

Предшественник Анвара уд-Дина, не утвержденный в дальнейшем низамом. Правил всего один год, оставив пятилетнего наследника.

Мухаммед Али Хан [6]6
  Окончание «Али Хан» означает «Высокий государь».


[Закрыть]

Второй сын Анвара уд-Дина. Его старший брат Махфуз является наследником Анвара уд-Дина.

Чанда Сахиб

Зять (муж сестры) Сафдара Али. Правитель южного города-крепости Тричинополи. Претендент на набобство в Карнатике. Он был схвачен маратхами и удерживался ими с целью получения выкупа.

Асаф Джах

(Низам-уль-Мулк)

Низам Хайдарабада, номинально наместник императора в Декане[7]7
  Декан – часть Индии между Бенгальским заливом и Аравийским морем.


[Закрыть], но фактически, с 1725 г., абсолютный правитель всех провинций Юга Индии.

Муртаза Али

Властитель Велора, небольшой части Карнатаки вокруг крепости и города Велора. Старший двоюродный брат, а также зять (муж сестры) предшественника Анвара уд-Дина, Сафдара Али.

Назир Джанг

Второй сын Асаф Джаха. Претендент на титул низама по смерти своего стареющего отца.

Музаффар Джанг

Сын одной из дочерей Асаф Джаха. Племянник и наиболее яростный соперник Назир Джанга.

Джозеф Дюплейкс

Французский губернатор Пондичерри. Предназначался на роль создателя Французской империи в Индии.

Роберт Клайв

Двадцатиоднолетний английский «писчий» (нанятый по контракту клерк) Ост-Индской компании в форте Сен-Джордж[8]8
  Форт Сен-Джордж – торговая база Ост-Индской компании англичан.


[Закрыть] в Мадрасе.

ПРОЛОГ

Мэри, моей собственной

индийской принцессе

Гора Света

И сказано в древних писаниях, что в незапамятные времена самоцвет Сьямантака был передан с небес на землю и что именно этот камень украшал когда-то шею бога Солнца, даря ему своё сияние. Но бог отдал его Ашас, дочери Восхода, а от неё он перешёл к самому Господу Кришне, говорившему с людьми и повелевшему, чтобы отныне это сокровище принадлежало царству людей.

И сказал Господь Кришна, что лишь самые беспорочные и добродетельные из мужей могут носить этот самоцвет и что любой нечистый духом, взяв его, погибнет. Господь Кришна даровал это чудесное сокровище Акуре, и Акура повесил его на шею, чтобы оно осеняло его своим светом. Так оставался этот камень на Юге до времён наших праотцев, когда общее потомство объединило кровь Тамерлана и Чингисхана и власть над миром перешла к Северу.

И свершилось так, что этот несравненный бриллиант перешёл к Бабуру Объединителю, давшему клятву, что сокровище это станет символом единства, власти и вечности. И все в Дели, слышавшие клятву, возрадовались и говорили, что действительно камень этот необыкновенен и уникален, как единство, прозрачен и чист, как незапятнанная власть, и твёрд, как непоколебимая вечность; и они назвали его Кох-и-Нор, Гора Света.

Так бесподобный камень сохранил свою целостность и был свидетелем того, как весь мир склонялся пред Великим Моголом, отдавая дань его власти, включая купцов, приплывших в Индостан на своих высоких кораблях; и казалось, что Павлиний трон, сиявший этим бриллиантом, будет источать власть ещё десять тысяч лет. Но, увы! Блеск власти померк, и пришло время великому бриллианту сменить своего владельца.

И в ночь, когда Надир-шах, Персидский Палач, да будет проклято его имя, привёл армии Севера к стенам Дели, было решено восстановить заклятье, произнесённое когда-то над этим камнем Господом Кришной, с тем чтобы Палач, овладев им, погиб в мучениях. Для этого бриллиант принесён был святому брамину, ослеплённому Палачом, чтобы брамин вновь произнёс заклятье; но брамин ошибся в словах, и отныне любой мужчина, чистый или порочный, должен был умереть в мучениях, овладев бриллиантом. Кровавый след отныне должен был потянуться за этим камнем.

Разрушение постигло землю Моголов на следующий день. Надир-шах свирепствовал в Дели, жители которого, не успевшие бежать, были либо ослеплены, либо сожжены заживо; и Павлиний трон был увезён в Персию. Но Кох-и-Нор был спрятан в тюрбане телохранителя и с соблюдением строжайшей тайны вывезен на Юг, в землю правления низамов, где он когда-то появился впервые. Палач же вместо Горы Света захватил меньший камень, Дария-и-Нор, Океан Света, и Надир-шах оставался в неведении об этом до конца своих дней.

В те времена низамом Юга был Асаф Джах, да благословенно будет имя его, великий и мудрый, правивший к тому времени народом Юга уже много долгих лет. И скипетром Асаф Джаха был мощный меч, Талвар-и-Джанг, Меч войны, Меч Ислама. И те из его подданных, которые были мусульманами, взирали с почтением на этот меч, зная о его могуществе и понимая, что должны быть преданными его владельцу во всех земных делах. Асаф Джах выслушал своих советников и астрологов, и самые мудрые из них сказали, что камень надо бросить в море; самые же коварные предлагали укрепить бриллиант на эфесе меча, якобы для того, чтобы не только мусульмане, но и индусы видели повелителя в его владельце.

Но Асаф Джах, будучи мудрым и хитроумным человеком, знал о проклятии, подстерегавшем владельца Кох-и-Нора, и повелел слуге-телохранителю отдать самоцвет первой жене; и когда это было сделано, слуга тот подвергся четвертованию, ибо разве проклятие не распространяется и на него? И разве смерть не должна была настигнуть обладателя камня? А по свершении этого Асаф Джах успокоился, ибо знал теперь, что каждый будет видеть повелителя в муже той, которая обладает столь могущественным сокровищем; жена же его, не будучи мужчиной, не подлежит проклятию мучительной смерти, нависающему, согласно словам брамина, лишь над владеющими камнем мужчинами...

КНИГА ПЕРВАЯ

Глава I

Август 1746 г.

Занимавшийся день был полон зловещих предзнаменований, как будто сам дьявол бушевал в муссоне, бросавшем порывы тяжёлого влажного ветра на судно; как будто морские духи, вцепившись в снасти и устроившись на реях, выли и стонали в такелаже корабля. Индра, покровитель воинов и громовержец, ликовал и торжествовал в этом шторме, и каждый из стоявших на вахте ощущал его присутствие.

Пятисоттонное торговое судно «Удача» принадлежало дому Флинтов. Капитан, На-Кхуда на языке хинди, Хэйден Флинт, стоял наверху. Два матроса, индийцы, скребли палубу у его ног. Он придержался за штормовой поручень, когда палуба накренилась ещё сильнее, и взглянул на грот-мачту, на её голые нижние реи, на её напрягшиеся штормовые марсели[9]9
  Марсель – второй снизу ряд парусов.


[Закрыть], на вспененный след судна среди тёмной воды.

«Война, – подумал он мрачно. – Война в день, который должен был бы стать для меня свадебным. Французы захватят Мадрас и всё, чем мы владеем. А теперь и тайфун, разыгрывающийся в Бенгальском заливе. Правы индийские святые, мудрецы садху: горестна судьба того, кто сходит со своего предназначенного пути. Не следовало отцу передавать мне командование».

Он бросил взгляд на вахтенных-индийцев, сбившихся на подветренной стороне. Палубы прибраны, пушки надёжно закреплены, орудийные порты закрыты. Ничего не изменишь: он назначен капитаном этого сокровища отцовского флота, и он исполнит свой долг.

Он прислушивался к жалобному скрипу натянутых штагов[10]10
  Штаги – снасти, поддерживающие мачту.


[Закрыть] и, казалось, ощущал падение ртути в барометре. Это был высокий мужчина, янки, родившийся в городе Нью-Хейвен английской колонии Коннектикут в Америке, но выросший в Калькутте, с детства проводя много времени на судах отца, плававших в восточных водах. В свои двадцать пять лет он был крепко сложен, хотя и худощав. Он стоял без шляпы, из-за сильного ветра, одетый в хорошо сшитый, длинного покроя мундир темно-бордового цвета с кремовыми отворотами и обшлагами и серебряными пуговицами, спускающийся на узкие бриджи и белые шёлковые чулки. Он поднял к глазам изящную медную подзорную трубу. Его лицо должно было нравиться калькуттским дамам: тонкие правильные черты, золотистый цвет – отпечаток солнца и моря на молодой коже, длинные тёмные волосы, собранные сзади, по моде, в косичку. У него не было палаша или шпаги, и тяжёлый кремнёвый пистолет казался неуместным за его поясом.

– Саб адми ко упар ана хога! – прокричал он, оглянувшись вокруг. – Все наверх!

Серанг – индийский боцман – повторил приказ своим помощникам, и матросы выбежали на палубу.

Стайка летучих рыб пересекала пунктиром поверхность моря на траверзе судна; ускользая от хищника, они выскакивали из воды, пролетали по воздуху и опять падали в море. Одна из них проскочила над фальшбортом и лежала на шканцах[11]11
  Шканцы – часть верхней палубы между средней и задней мачтами.


[Закрыть], хватая ртом воздух. Он наклонился, чтобы поднять её и бросить обратно. Старый седовласый помощник боцмана, сидевший у борта, с улыбкой одобрения сложил вместе ладони в молитвенном намаете, благословляя капитана, снизошедшего до спасения жизни ничтожной рыбки.

Хэйден Флинт вновь подумал о невероятном богатстве на борту «Удачи». Обычно трюмы судов Флинта заполнялись индийской селитрой, плитками сырого малайского опиума из Пенанга и продукцией китайских мотальщиков шёлка – товарами не только дающими большой доход, но и связанными с определённой степенью нелегальности. Торговый дом Флинта существовал за счёт обычной торговли, но расширяться он мог, лишь внедряясь в монополию, принадлежавшую почтенной Ост-Индской компании, вторгаясь на её прибыльные и ревностно охраняемые рынки. Нынешнее же плавание было совсем иным. В трюмах и теперь был кардамон и сиамский гуммигут, специи и красители, а также другие товары среднего качества, некоторые из которых относились к контрабанде, перевозимой с острова Цейлон на север, в порт Мадрас на восточном побережье Индостана. Но в этот раз на борту был также самый ценный предмет из когда-либо принадлежавших этому райскому острову, сокровище столь богатое и редкое, что оно способно было принести мир туда, где война казалась неизбежной: тайный дар, предназначенный для правителя Карнатики, во владения которого входит Мадрас.

Мысль приобрести с помощью этого подарка благоволение и поддержку набоба, господина Карнатики, пришла на ум его отцу, Стрэтфорду Флинту. Стрэтфорд высказал это предложение на Мадрасском совете Ост-Индской компании, перед губернатором Мадраса Морсе:

   – Если наш подарок окажется достаточно богатым, мы сможем убедить Анвара уд-Дина издать декларацию, запрещающую французам распространять свои проклятые войны на Мадрас. Лишь под защитой набоба возможен нейтралитет Коромандельского побережья, и я знаю одну вещь, которую жаждет заполучить Анвар уд-Дин Мухаммед, это – Око Нага[12]12
  Змеиный Глаз (нага – змея) (инд.).


[Закрыть], рубин, находящийся в Тринкомали, большой камень Магока из Бирмы, самый превосходный рубин голубиной крови.

   – Рубин? – улыбнулся Морсе. – И сколько же он стоит?

   – Пятьдесят лакхов.

Лакх – это сто тысяч рупий. За фунт стерлингов дают двадцать рупий. Ужас на лице Морсе сменился гневом:

   – Немыслимо! Четверть миллиона фунтов стерлингов? Компании не по силам и половина стоимости такого подарка!

   – Ладно. Пусть компания заплатит половину; остальное, с Божьей помощью, заплачу я! Ненавижу мерзавцев французов. Да и к тому же торговому дому Флинтов мир нужен не меньше, чем компании. – Стрэтфорд сделал паузу перед решающим ударом. – Но мне нужны права на торговлю для Флинтов и Сэвэджей после окончания войны. Вы должны использовать ваше влияние для предоставления моим судам возможности торговать и на Западе.

   – Нет, Флинт. Монополия на торговлю принадлежит компании. Ты сам это знаешь. Лишь по закону парламента...

   – Это относится к торговле с Европой. Мне же нужно пожизненное право на торговлю чаем от Кантона до Бостона в Массачусетсе.

   – Ты хочешь привозить чай прямо в американские колонии?

   – Да. И без акцизного сбора. Без складов в Лондоне. Вы пообещаете мне это, если хотите сохранить Мадрас.

Спор был яростным, но, когда Стрэтфорд Флинт пригрозил снять своё предложение, губернатор сдался, и Совет принял наконец подобное негласное соглашение. В столицу Моголов в Карнатике, Аркот, были посланы верховые гонцы, которые возвратились от Анвара уд-Дина в сопровождении его сына Мухаммеда Али, которому отец поручил оценить подлинность предложенного камня, привезти в Индустан и доставить в сохранности в его цитадель. В Тринкомали произошла задержка, во время которой удалось получить последние известия о войне между Англией и Францией: в Бенгальский залив должна направиться мощная французская эскадра, в то время как британская флотилия состоит лишь из пяти потрёпанных кораблей с поражёнными болезнями командами под управлением коммодора[13]13
  Коммодор – командир эскадры, не имеющий адмиральского чина.


[Закрыть] Барнета и находится далеко, у побережья Бирмы, вблизи Мегру.

Хэйден Флинт прошёл назад, к корме, за бизань-мачту, куда не могли заходить моряки-индийцы. Там он увидел штурмана Калли, молодого Куина за штурвалом, юношу всего семнадцати лет, и двух индийских пассажиров, мужа с женой. Он взглянул в их сторону, зная, что эти персоны значили бы для французов гораздо больше, чем сокровище, которое они везли. Они были не только мусульманами знатного происхождения, они были Моголами, говорившими по-персидски, захватчиками и покорителями феодальной Индии. Молодой князь и рядом с ним – его закутанная в чёрное жена.

Это был Мухаммед Али Хан, в розовом тюрбане, ширококостный, сильный, жёсткий, бесконечно надменный, но с болезненным лицом, несмотря на раболепные поклоны и мольбы к Аллаху, возносимые им с раннего утра. Укутанный в морской плащ, который ему дали для защиты от ветра, он стоял неподвижно и гордо в своём высокомерии, невозмутимый и безразличный к близости французов. Его отцом был Анвар уд-Дин, властитель Карнатики, самой важной провинции Южной Индии, правитель, у которого англичане и французы арендовали земли, на которых были построены их ключевые порты Мадрас и Пондичерри.

Взгляд Флинта задержался на молчаливой знатной даме, индийской бегуме[14]14
  Бегума – жена индийского владетельного князя.


[Закрыть]. Он не знал её имени. Она была закутана от глаз моряков в чёрное с темени до стоп. За всё путешествие он ни разу не видел её лица. Она была дамой утончённой и надменной, отстранённой и загадочной. Её карие глаза ускользали от контакта с его взглядом; они были обведены чёрной тушью, отчего белки глаз казались ещё больше и чище. Эти глаза преследовали его во сне почти все ночи плавания. Сейчас они были спокойны и безмятежны, и он ощущал, что они изучают его.

Он посмотрел вниз, туда, где на своей койке спал его отец, если этот дьявол вообще когда-либо спал. Стрэтфорд Флинт был владельцем «Удачи» и трёх судов поменьше, бороздивших торговые пути Индийского океана. Он назначил своего сына капитаном «Удачи» три недели назад. С гордостью сделал это Стрэтфорд Флинт. С триумфом. Но и с раздражением.

Штурман спустился с грот-мачты[15]15
  Грот-мачта – главная мачта корабля.


[Закрыть].

   – Какова обстановка, мистер Калли?

   – Суда Французской компании, – проворчал штурман. Это был крепко скроенный вирджинец сорока лет, скрытный, как моллюск, сильно татуированный и изрытый оспой. Он отзывался лишь на имя Калли.

   – А каков флагман?

   – Шлюха из королевского флота. Французской постройки и с французской командой, насколько могу судить. Второразрядный строевой корабль. Много пушек. Может быть, семьдесят две. По-моему, это – «Ахиллес» из Иль-де-Франса.

   – Штурвальный, доложить курс!

   – По-прежнему норд-норд-ост, капитан.

   – Отверни на румб[16]16
  1/32 доля окружности, 11^о15'.


[Закрыть] от ветра.

Рябое лицо штурмана моментально преисполнилось подозрительности:

   – Вы хотите лечь в дрейф? С таким-то небом, как чёрный янтарь? Может, разбудить вашего отца, добавить парусов и уйти от французов и шторма?

Хэйден Флинт повернулся к штурману и со злобой проговорил:

   – Выполняйте приказ, мистер Калли.

Калли поколебался и, кивнув, отступил.

   – Есть, сэр.

Куин выправил штурвал. След за судном, ранее изогнутый, как кривой меч, стал выпрямляться. Взошедшее солнце теперь неподвижно повисло над горизонтом. И тут снизу раздался рёв, пронзивший каждого на палубе:

   – В чём дело? В чём дело?

Хэйден Флинт повернулся к сходному трапу, резко складывая подзорную трубу, с ненавистью предвидя дальнейшее.

   – Эй! Дайте дорогу его чести! – раздался крик помощника боцмана, и на трапе появился Стрэтфорд Флинт. Пятидесятилетний, сильный как бык, тяжёлый и тучный, подпоясанный ремнём с пряжкой поверх украшенного золотым шитьём камзола, который он всегда надевал на своих судах; в зубах зажат чёрный потухший черут[17]17
  Черут – сигара, обрезанная с двух сторон (язык южноиндийских тамилов).


[Закрыть]. Он был самым известным из тех, кто сколотил состояние свободной торговлей на Востоке, и единственным, кто открыто бросил вызов монополии доминирующей здесь Ост-Индской компании.

Он протёр кулаками глаза, разгоняя сон, и взглянул на солнце. Оно пылало золотом, как раскалённый горн, между горизонтом и клубящимися свинцовыми тучами, и громадная тень Стрэтфорда потянулась по палубе к его сыну. Затем он упёрся взглядом за корму.

   – Что всё это значит? – требовательно спросил он с грубым йоркширским акцентом, от которого так и не избавился за все годы жизни в колонии. – Штурвальный! Я сказал, держать курс норд-норд-ост.

   – Но, мистер Флинт, капитан сказал...

   – Мистер Калли, немедленно замените этого человека за штурвалом!

   – Отец, – набравшись решимости, вмешался Хэйден. – Куин прав, я отдал ему приказ, как на-нхуда.

   – Вот как, на-нхуда? – Сигара едва не выпала изо рта. – Что с вами, капитан? У вас не в порядке с головой? Выполняйте команду, мистер Калли, пока я не приказал располосовать кое-кому спину. Поставьте больше парусов. Да поживее.

   – Есть, сэр.

Калли начал выкрикивать команды на хиндустани[18]18
  Хиндустани – язык, образовавшийся из языка индусов, хинди, и языка захватчиков, урду, развившегося из персидского.


[Закрыть], и вахтенные матросы с правого борта засуетились, подгоняемые ратанговыми тростями помощников боцмана. Они хватались за лини, карабкались вверх, как обезьяны.

   – Джаге-джаге! Приготовиться к смене галса!

Стрэтфорд Флинт шагнул к сыну, отбирая у него подзорную трубу.

   – Ну, парень? Я жду объяснений.

   – Я рассудил, что лучше будет...

   – К чёрту твои рассуждения. – Он поднял к глазам тяжёлую медную трубу. – Чем больше человек засоряет свои мозги мыслями, тем меньше он начинает понимать. Ты, значит, поменял галс[19]19
  Галс – направление движения судна относительно ветра.


[Закрыть], надеясь, что я не проснусь, так? Впал в панику при виде французской шлюхи? Будь я проклят, если ты не дурак.

   – Я не дурак и не позволю отменять мои команды, – бросил в ответ Хэйден Флинт, ощущая в себе холодную ярость.

Стрэтфорд хмыкнул и скомандовал, перекрикивая шторм:

   – Истинг муро аур дамам! Выбирать шкоты[20]20
  Шкоты – снасти для управления нижним краем паруса.


[Закрыть]!

   – Отставить! – выкрикнул разозлённый Хэйден.

Матросы игнорировали его. Стрэтфорд скомандовал:

   – Поворачивай!

   – Бхаро аргей! – заорал местный боцман, повторяя команду.

Пока «Удача» накренялась, меняя курс, Хэйден Флинт ощущал, как глаза отца пронизывают его насквозь, обнажая душу, лишая его мужества. Душный предгрозовой воздух вокруг был плотен и насыщен электричеством надвигающегося тропического шторма. Влажная атмосфера под нависающими тучами становилась невыносимой.

   – Прими штурвал у Куина и делай, что я велю.

   – Я приказываю тебе сойти вниз!

   – Бери штурвал, пока я не сбил тебя с ног!

   – Я – На-Кхуда! И приказываю тебе сойти вниз!

   – Ну, На-Кхуда, выбирай! – Стрэтфорд пригнулся, вынул черут изо рта и с отвращением сплюнул.

Хэйден молча, в жгучем гневе, отрицательно покачал головой. Он видел, как Калли безмолвно отвернулся. Мусульмане же внимательно наблюдали, поражённые неистовством старика.

   – Недоумок несчастный! Берись за штурвал!

От унижения в Хэйдене вспыхнула неудержимая ярость. Впервые в жизни он в гневе поднял руку к лицу отца и уставил на него палец, как кинжал.

   – Боже мой! Ты сам поставил меня На-Кхудой! А теперь выходишь на эту палубу и отбрасываешь меня прочь, как полное ничтожество! Я не позволю...

В глазах Хэйдена вспыхнул фейерверк. Его отбросило назад, и он осознал себя лежащим на палубе. На мгновение его мысли смешались, он попытался говорить, но не смог, и понял, что получил удар в челюсть.

   – Вставай, парень! Вставай!

Рука отца тянула его за рукав, и он, шатаясь, поднялся на колени. Каждый раз всё оканчивалось именно так: его протест вышибался из него крепким, как железо, кулаком. Но не теперь. Боже мой, не теперь!

Стоя в двух ярдах от него, отец, посмеиваясь, повернулся к нему спиной. Хэйден прижал пальцы к окровавленным губам, голова звенела от ослепляющего гнева. Его пальцы в кровяных пятнах ухватили медный набалдашник рукояти пистолета и вырвали его из-за пояса. Он увидел, что Калли повернулся к нему, слишком поздно заметив это движение. Вслед за этим треуголка отца полетела в море, вместе с застрявшим в ней серым париком, и Хэйден понял, каким сильным оказался удар, который он нанёс по черепу отца рукоятью пистолета.

Сигара выпала на палубу, затем Стрэтфорд Флинт рухнул на колени и нелепо уткнулся лицом в доску. Рана на его лысой макушке была глубокой и белела там, где конец рукояти пробил череп. На глазах Хэйдена Флинта рана начала наполняться тёмной кровью, и вид её унял его страшный гнев.

Глаза Калли были широко раскрыты.

   – Господи Боже. Вы убили его! – Он подошёл перевернуть тело.

   – Оставьте его, Калли!

   – Но ведь он...

   – Я говорю, оставьте его! – Хэйден угрожающе поднял пистолет.

Калли отступил назад.

Внезапно команды, которые он должен был отдать, чётко сформулировались в сознании Хэйдена.

   – Приготовиться забрать марсели!

Он видел, что князь Мухаммед с удивлением наблюдает за ним, а его спутница прижалась к поручням и неотрывно смотрит на кровь. Калли отрицательно затряс головой.

   – Чёрт побери, повтори мою команду матросам, или получишь сполна!

   – Гави истинги тайяр харо!

С трудом удерживаясь на сетках в бушующий ветер, матросы стали подниматься наверх. Он увидел Даниэля Куина на шкафуте[21]21
  Шкафут – часть палубы перед шканцами.


[Закрыть] и приказал ему вернуться к штурвалу.

   – Марсели на гитовы[22]22
  Гитовы – снасти, служащие для быстрой временной уборки (подтягивания) парусов: ими подтягивают углы паруса под середину реи.


[Закрыть]!

   – Истинги гави сер! – прокричал Калли хриплым голосом.

Хэйден заткнул пистолет за пояс и скомандовал:

   – Приготовить баркас.

Его лицо горело, но он знал, что должен свершить возложенное на него и настоять на своём. Волна ударила в нос корабля, и он вздыбился на следующем нахлынувшем валу; затем передний марсель надулся, наполнившись ветром, и судно направилось к берегу, разрезая волны.

Хэйден видел кровь, стекавшую по шканцам накренившегося корабля, но массивная грудь его отца вздымалась и опускалась с каждым вдохом. «Благодарю тебя, Боже, – молился он, – не дай ему умереть. Дорогой, любимый Господь, не дай мне стать убийцей!»

С суровым непроницаемым лицом он обратился к слуге отца, появившемуся на палубе:

   – Сними с него камзол и дай мне.

Аджи, поражённый ужасом, смотрел расширенными глазами. Вместе с двумя матросами он высвободил камзол из-под своего господина.

   – А теперь спустите его вниз. Поосторожней, Аджи. Позаботься о нём и скажи мне, когда он заговорит. Слышишь?

   – Ачча! – закивал в ответ слуга.

Полдюжины рук были готовы исполнить приказание. Солнечный диск внезапно померк, скрытый плотной серой тучей. Ещё одна волна ударила в борт, взметнув фонтан брызг и яростно раскачав баркас, висящий на талях, укреплённых на грот-рее[23]23
  Рей – подвижный поперечный брус на мачте (в данном случае – на грот-мачте), к которому прикрепляются паруса.


[Закрыть]. Дождь, превратившись в ливень, сплошным потоком обрушился на корабль, и надежда стала покидать Хэйдена. Дождь барабанил в паруса, вой ветра свидетельствовал о его огромной силе. Корабль потерял управление и беспомощно болтался на волнах под ураганным ветром.

Под проливным дождём Хэйден просунул руку под окровавленную голову отца, приподнял ему веки и увидел белки закатившихся глаз. Он снял свой мундир, разорвал рубашку и перевязал рану. Затем он надел снятый с отца камзол и обшарил его глубокие, с широкими клапанами карманы. Там ничего не было. «Куда же ты девал его, негодяй? Иисус всемилостивый, что, если он спрятал камень в своей шляпе? – думал он. – В той, которая полетела за борт?»

В панике он ощупал обшивку камзола, и его пальцы ощутили твёрдый круглый предмет размером с косточку персика; Хэйден понял, что поиски его увенчались успехом. Он оторвал подкладку и вытащил камень. Рубин был теперь в его руках. Змеиный Глаз.

Он рассматривал его, с трудом переводя дыхание от радости, поворачивал его в своих окровавленных пальцах. Камень был отполирован без огранки и походил на оплавленное алое стекло, необыкновенно чистое и твёрдое, сияющее глубоким зловещим светом. Он крепко зажал его в кулаке, зная, что должен найти для него самое потаённое место, настолько надёжное, что никто не сможет найти его.

«Я должен доставить Моголов и рубин в Аркот. Я должен сделать это, или Мадрас перейдёт к французам и мы никогда не вернём его».

Был лишь один способ сделать это.

   – Спустить баркас!

Калли не двигался. Его глаза обратились к Моголам.

   – Я сказал, спустить баркас, чёрт побери! И держать его у кормы! – Хэйден сжимал рукоять пистолета, пока Калли не выкрикнул приказ матросам.

Заскрипели блоки, пропуская канаты, удерживающие баркас, и матросы спустили его с подветренного борта, свесив в него сходную сеть.

   – Сахиб! Сахиб[24]24
  Сахиб – господин (инд.).


[Закрыть]! Хозяин пошевелился!

Он увидел Аджи, поднявшегося снизу. Послышался далёкий пушечный выстрел – предупреждение французов: они заметили остановку корабля. Штурман отступил на шаг назад.

   – Я дюжину раз отправлялся с вашим отцом в ад и обратно, Хэйден! Вам никогда не стать и наполовину таким, как он! Слышите меня?

Но Хэйден уже обращался к помощнику капитана:

   – Вы! Встаньте за штурвал! Куин, возьмите двух матросов и следуйте за мной! – Он повернулся к Моголу и, перекрикивая ветер, обратился к нему на его языке: – Ваше высочество, соблаговолите спуститься в лодку.

Глаза Мухаммеда Али Хана сузились, и он отпрянул назад. Дождь хлестал ему в лицо.

   – Бисмилла! Вы просите меня спуститься туда? В такой шторм?

   – Ваше высочество, я призываю вас сделать это. Видите, берег близко. Не более мили отсюда.

   – Вы с ума сошли. Я утону!

   – Разве Аллах не оберегает своих слуг? – Хэйден взял себя в руки, зная, что обязан добиться своего, даже с помощью пистолета, если это понадобится.

   – Ваше высочество, как капитан этого судна, я заверяю вас, что баркас совершенно надёжен.

Прежде чем князь успел открыть рот, чтобы ответить, послышался второй выстрел с ближайшего французского корабля, и в полкабельтове[25]25
  Кабельтов равен 0,1 морской мили, или 185,2 м.


[Закрыть] от штирборта[26]26
  Штирборт – правый борт.


[Закрыть] взметнулся ослепительный фонтан брызг.

   – Ваше высочество, они намерены потопить нас. По нашим морским обычаям, я, как капитан, имею право настаивать на вашем подчинении. Я не могу подвергать вас и вашу леди смертельной опасности. Поэтому я настаиваю, чтобы вы спустились в баркас как можно скорее.

   – Такие слова, капитан, легко произносить тому, кто не должен спускаться в лодку, – с вызовом ответил Мухаммед Али.

   – Вы не поняли меня, ваше высочество; я намерен спуститься вместе с вами.

Могол стоял поражённый, держась за поручень борта швыряемой волнами «Удачи».

   – Вы покинете корабль? Оставите его в этот час беды? Разве не вы только что заявили, что являетесь его капитаном?

Хэйден Флинт прокричал, перекрывая ветер:

   – Капитан отвечает за судно, но он также отвечает и за груз, и за своих пассажиров. Поскольку их ценность намного превышает ценность судна, я считаю своим первейшим долгом доставить вас в безопасности на берег!

   – Но ваше судно? Ваша команда? Что будет с ними?

   – Судно надёжно, а в команде все до одного – опытные моряки. Они должны бороться за свою судьбу, как и мы все. – Он взял Мухаммеда Али за руку. – Ваше высочество, я должен настаивать! Другого выхода нет.

Князь в гневе отстранил Хэйдена. Сопровождая каждое слово рубящими движениями руки, он говорил:

   – Прежде всего вы в ответе за судно! И перед вашим отцом! Безопаснее остаться на корабле.

   – Вы не представляете, что их орудия могут сделать с этим судном и с вами, если вы останетесь на нём!

   – Если вы действительно опасаетесь за нашу жизнь, то сдайтесь им!

   – Я никогда не сдам этого судна французам, сэр! – сжав губы, проговорил Хэйден. – Как никогда не сдам им и вас! Понимаете ли вы это?

Могол отвернулся, очевидно потрясённый огромными волнами вокруг.

   – Я не могу сойти в лодку! Я не умею плавать! – с трудом признался он.

   – Я тоже не умею, сэр.

Ещё одно ядро со свистом пролетело над ними. Они пригнулись, но оно пролетело высоко, пробив ровную дыру в гротмарселе.

   – Быстро! Я умоляю, сэр! Делайте как я прошу!

Мухаммед Али встряхнулся от оцепенения. Он взглянул с тайным вопросом на свою спутницу. Хэйден заметил, как она кивнула, и вскоре матросы в баркасе увидели их перелезающими через планшир на сеть для схода в баркас.

Через несколько мгновений они промокли насквозь. Море, яростно пенясь, вздымалось и опадало, увлекая за собой баркас. Куин с волнением ожидал внизу, стараясь удержаться на ногах. Он то взмывал с баркасом на волнах до уровня шпигатов[27]27
  Шпигаты – отверстия в борту на уровне палубы для стока воды.


[Закрыть] в борту «Удачи», то опускался глубоко под кормовой изгиб, и верхние планки баркаса со скрежетом обдирались об острые, как лезвия, раковины, которыми обросла подводная часть судна.

   – Скорей! Прыгайте!

Мухаммед Али сдвинул меч на сторону и, будучи опытным верховым наездником, замер в ожидании следующего подъёма баркаса. Он удачно спрыгнул и моментально повернулся, готовясь принять свою даму. Но момент был упущен, баркас унёсся вниз, и она с ужасом почувствовала, что её рука, протянутая за помощью, не обрела опоры. В какой-то момент она увидела, что висит над бездной. Когда корабль перевалился на другой борт, она отбросила голову назад, и мешающую ей вуаль[28]28
  Вуаль является частью паранджи (халата) или чадры (покрывала), одеяния мусульманской женщины.


[Закрыть] сдуло ветром.

У Хэйдена перехватило дыхание. Он отчаянно махал двум матросам, стоявшим возле сети:

   – Джалди! Быстрее!

Но вместо того, чтобы схватить её за руку, они отодвинулись от неё. Они были индусами Карнатики, людьми низшей касты, и он видел ужас на их лицах. На берегу неуважительное слово, сказанное вблизи паланкина леди Моголов, было бы достаточным для их немедленной казни. Они не смели прикоснуться к ней.