Текст книги "Маэстро"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Часть вторая
Возвращение

Кто этот маэстро, этот кукловод, который дергает за веревочки столько марионеток?

В том числе меня самого!

Истоки маневров Джарлакса лежат среди теней и задействуют великие силы – и это если говорить только о тех интригах, о которых я знаю. Без сомнения, у него гораздо более обширные связи, связи с самыми жестокими обитателями Мензоберранзана, с представителями драконьего племени, с коллективным разумом иллитидов, с существами и местами, которые я могу только вообразить себе. Нет, скорее – которые могут лишь присниться мне в самых страшных кошмарах.

Кто он такой, тот, кто убедил мою жену, Гарпеллов, тысячу дворфов и архимага Мензоберранзана объединиться в попытке восстановить сооружение, заключающее в себе великую древнюю магию?

Кто он такой, тот, кто тайно контролирует Лускан при помощи огромной лжи и огромных скрытых сил?

Кто он такой, тот, кто уговорил меня и Артемиса Энтрери отправиться в Мензоберранзан спасать Далию, атаковать Дом До’Урден и тем самым навлечь на себя гнев Верховной Матери Города Пауков?

Кто он такой, тот, кто убедил Верховную Мать Зирит из Дома Ксорларрин сдать Гаунтлгрим Бренору?

Кто он такой, тот, кто привел драконов на Серебристые Болота, на поле боя?

Кто этот маэстро, вращающий винтики огромной машины событий на Фаэруне и играющий мелодию неотвратимой судьбы для всех, кто соглашается его слушать?

Я называю его своим другом, но даже отдаленно не представляю себе его истинное лицо, не догадываюсь о намерениях этого самого загадочного и опасного из всех дроу в мире. Одним безмолвным приказанием он заставляет передвигаться целые армии, он привлекает союзников на свою сторону обещаниями взаимной выгоды, он уговаривает самых непохожих друг на друга спутников по доброй воле принять участие в походах, которые, на первый взгляд, ведут к верной гибели.

Он вызывает доверие, заставляющее его союзников идти против голоса разума – нет, заставляющее всех нас стать просто глухими к этому самому голосу разума.

И вот теперь я шагаю по пещерам и туннелям Подземья в компании Джарлакса и Артемиса Энтрери, направляюсь в город, где я родился и где я являюсь, наверное, самым известным отступником, отвергнувшим злобную и несправедливую религию Ллос. Если меня схватят в Мензоберранзане, я больше никогда не увижу ни Кэтти-бри, ни Бренора, ни солнечного света. Если меня найдет Верховная Мать Квентл, она превратит меня в драука и будет пытать и мучить до конца моей кошмарной жизни. Если меня обнаружит Тиаго или его друзья, они наверняка убьют меня, чтобы доставить мою голову верховной матери.

Но я все же иду навстречу возможной ужасной судьбе, иду по собственному желанию.

Я должен признаться, что нахожусь в большом долгу перед Джарлаксом. Что произошло бы на Серебристых Болотах, если бы он не появился и не привел с собой брата Афафренфера, Амбру и сестер-драконов? Возможно, мы победили бы, но цена этой победы оказалась бы слишком велика.

А чем закончилась бы война за Гаунтлгрим, не убеди Джарлакс Верховную Мать Зирит бежать? Да, скорее всего, Бренор победил бы, но, опять же, ужасно высокой ценой.

Сможем ли мы без помощи Джарлакса и его шайки темных эльфов-отступников восстановить Главную башню тайного знания, сохранить магию, которая дает жизнь горнам Гаунтлгрима и препятствует извержению вулкана, способного превратить подземный город в груду развалин? Мне кажется, нет. Существует вероятность того, что Кэтти-бри, Громф и остальные потерпят неудачу в этом деле, деле исключительной важности; но теперь, когда к нам присоединился Джарлакс, у нас появился шанс.

Все мы, даже Громф, так или иначе обязаны маэстро.

Я должен признаться, если не кому-то другому, то хотя бы самому себе, в том, что мной движет не только долг перед Джарлаксом. Я чувствую, что обязан Далии, обязан попытаться вытащить ее из безнадежного положения, особенно после того, как Джарлакс, хитроумный интриган, заверил меня, что нам удастся ее спасти. Точно так же я чувствую ответственность перед Артемисом Энтрери. Может быть, я никогда не назову его другом, но я верю, что, если бы мы поменялись местами, если бы Кэтти-бри очутилась в плену у врагов, он отправился бы спасать ее вместе со мной.

Но почему, во имя Девяти Кругов Ада, я вдруг поверил в это?

У меня нет ответа на этот вопрос, но тем не менее это так.

Среди прочего, Джарлакс намекнул, что все события последних лет – от поражения дроу и их прислужников-орков на Серебристых Болотах до захвата Гаунтлгрима, бегства Верховной Матери Зирит, восстановления башни и спасения Далии – ведут к некоей великой цели.

Гаунтлгрим, управляемый Бренором, послужит для Джарлакса буферной зоной между Подземьем и Лусканом, позволит ему предоставлять убежище мужчинам-дроу, а также обеспечить безопасность бывшему архимагу Мензоберранзана, которому предстоит поселиться в башне, не уступающей по могуществу Академии Магик. Предательство Джарлакса по отношению к Верховной Матери Бэнр на Серебристых Болотах явилось не только унижением для высших жриц Мензоберранзана, но и болезненным ударом для самой Паучьей Королевы. В том числе и по этой причине паутина Верховной Матери Бэнр будет разорвана после того, как Далию вырвут из ее лап.

Кроме того, Джарлакс использует меня – он сам признался мне в этом – в качестве «маяка» для тех мужчин-дроу, которые недовольны угнетением и унизительным отношением со стороны женщин, жриц Госпожи Ллос. Я бежал, но остался жив и прожил долгую жизнь – в этом и заключается моя ересь.

Верховная Мать Бэнр предельно ясно доказала свою точку зрения, когда восстановила Дом До’Урден и попыталась воспользоваться им для того, чтобы очернить мою репутацию среди жителей Серебристых Болот. Я не настолько эгоцентричен, чтобы считать, будто послужил единственной причиной вторжения армии Мензоберранзана на Серебристые Болота; однако абсурдная попытка жриц связать мое имя и герб с агрессией дроу продемонстрировала всем, что за началом войны стоит именно Ллос.

Далее, логично будет предположить, что маневры Джарлакса испугали правителей Мензоберранзана.

И мне хочется видеть в этом страхе надежду для себя.

Но оставим в стороне все это – долг перед друзьями и боевыми товарищами, далеко идущие амбиции неизменно оптимистично настроенного Джарлакса. Я солгу прежде всего самому себе, если откажусь признать, что меня влечет в этом приключении нечто иное, нечто большее. Да, я отказываюсь признать Мензоберранзан своей родиной, и, что бы ни случилось, у меня никогда не возникнет желания жить там. Нет, я возвращаюсь не затем, чтобы сдаться тьме, как я по собственной глупости уже сделал однажды. Однако, возможно, я изучу эту тьму и увижу, можно ли найти там свет, потому что я не в силах так легко стереть из памяти воспоминания о годах, проведенных в Городе Пауков. В Мензоберранзане меня научили сражаться, научили обычаям дроу, и именно отрицание этих нравов и обычаев сделало меня тем, кем я являюсь сегодня.

Мензоберранзан сформировал мою личность, в основном тем, что показал мне то, чего я не хотел и не мог принять.

Разве это не сделало меня должником моего народа, вирн и закнафейнов, которые сейчас, возможно, живут там, задыхаясь в невыносимой, жестокой атмосфере города Паучьей Королевы?

Моя сестра Вирна не была злой по своей природе, и Закнафейн, мой отец, был наделен сердцем, во многом похожим на мое.

И вот я задаю себе вопрос: сколько таких же темных эльфов сейчас прячется там, в тенях, потому что не верит, что из ситуации есть выход? Сколько их склоняется перед требованиями безжалостного общества потому, что они не верят, будто для них существует выбор? Они терпят жгучие удары змееголовых плеток и, глядя на несчастных драуков, ведут себя так, как от них требуют.

Может быть, само мое существование, мой необычный жизненный путь смогут хоть немного изменить доселе незыблемое положение вещей? Джарлакс считает, что да. Он не говорит мне этого открыто, но, когда я мысленно соединяю между собой нити паутины, которую он плетет, от Громфа в Лускане до Верховной Матери Зирит – которая, как он меня уверяет, совершенно не похожа на остальных верховных матерей, – мне остается лишь прийти к выводу, что именно такова его цель.

И теперь, размышляя о махинациях Джарлакса, я задаю себе вопрос, возможно ли осуществление его цели.

Я не знаю этого, но разве не обязан я по крайней мере попытаться – согласно тем принципам и этике, которые руководят каждым моим шагом?

И разве не обязан я ради своего собственного душевного спокойствия снова посмотреть в лицо тем призракам, которые сделали меня таким, каков я сейчас, и узнать что-то новое, честно взглянув в зеркало моей юности?

Как я смогу по-настоящему осознать цель своего существования, если не найду в себе силы очутиться лицом к лицу с городом и расой, которые толкнули меня на мой нынешний жизненный путь?

Дзирт До’Урден

Глава 7
Лабиринты, кишащие демонами

К’йорл, бывшая Верховная Мать Дома Облодра, давно потеряла счет десятилетиям, проведенным в Бездне в качестве рабыни Эррту. Она подвергалась пыткам, которых не вынес бы ни один смертный. Во многих отношениях это существование сломило ее. Физически она едва могла стоять на ногах. Эмоционально она находилась на грани помешательства, вздрагивала и съеживалась в страхе, завидев движение, тряслась при любом звуке. Она уже не была той прежней К’йорл О дран, а стала полностью уничтоженным, раздавленным существом. И все же в ней еще теплилась какая-то искра жизни; время от времени К’йорл осмеливалась выглядывать из своей «норы» и узнавала тех, кто окружал ее.

Как это ни удивительно, но благодаря долгим десятилетиям обучения псионическому искусству она сумела сохранить частицу своей прежней личности, спрятала и заперла ее в самом дальнем, укромном уголке своего сознания.

Это существо, молодая жрица-дроу была более чем достойной противницей. К’йорл не сомневалась в этом, чувствовала, что знает эту маленькую ведьму, называвшую себя Ивоннель, однако не сразу отличила ее от той Ивоннель Бэнр, которую она, К’йорл, так хорошо знала и ненавидела.

Эта женщина, однако, выглядела совершенно иначе и была слишком молода. К’йорл, владевшая псионикой, быстро убедилась в том, что ее внешность – не иллюзия. Была ли перед ней другая женщина, или прежняя верховная мать нашла способ вернуть себе жизнь и молодость?

У дверей все это время стоял какой-то иллитид с бесформенной даже для иллитида головой. Это существо, вторгшись в сознание К’йорл, не давало ей как следует сосредоточиться на реальности и в то же время постоянно пыталось прочесть ее мысли. Ей приходилось каждую секунду быть настороже, и оставалось лишь надеяться, что бдительность поможет ей оградить себя от вмешательства иллитида.

К’йорл Одран временно обрела свободу и покинула Бездну впервые более чем за сто лет, но она сидела в клетке.

Ее заперла в клетку эта невыносимо прекрасная юная женщина-дроу, называвшая себя Ивоннель – именем самого ненавистного врага К’йорл, даже более ненавистного, чем Эррту. Именем Ивоннель, верховной матери, которая разрушила жизнь К’йорл, вырвала из скалы Дом Облодра с его каменными корнями и швырнула здание вместе с большей частью семьи К’йорл в пропасть, в ущелье Когтя. Была ли перед ней та же самая Бэнр или какая-то другая, неважно: К’йорл уже ненавидела ее.

И еще она была совершенно уверена, что ничем не сможет навредить своей тюремщице. Если бы эта Ивоннель совершила хоть одну ошибку, К’йорл нанесла бы ударно эта девушка была не из тех, кто совершает ошибки.

* * *

– Я не знаю, – ответил Джарлакс, протягивая черный кожаный пояс Дзирту. – Она его сотворила.

– Ты ждешь, что я поверю в такую басню? Что тебе подарили магический предмет, а ты даже не примерил его и не испытал его действие?! – воскликнул Дзирт и забрал пояс.

– Я даже не знаю, магический он или нет, – возразил наемник, и на сей раз Артемис Энтрери выразил свои сомнения, презрительно усмехнувшись. – Ну что же, – произнес Джарлакс, – мне кажется, он имеет какое-то отношение к твоему луку, а я луками не интересуюсь. Это самое бесполезное оружие из всех мне известных – молния или огненный шар гораздо эффективнее и проще в обращении.

– И это говорит тот, кто в основном швыряется кинжалами, – заметил Энтрери.

Дзирт едва слышал их разговор. Он надел пояс и застегнул необычную мифриловую пряжку, украшенную алмазами. И в тот же миг ощутил, что стал чуть сильнее, совсем немного, – и почувствовал себя более защищенным, словно надел доспехи. Но в поясе крылось что-то еще, он понял это, сосредоточив на нем свои мысли. «Возможно, это один из многочисленных магических предметов, которые проецировали свое могущество в сознание владельца, – подумал Дзирт. – А возможно, пояс вовсе не магический, а недавнее ощущение силы и защищенности – просто фантазия». Может быть, Кэтти-бри подарила ему этот пояс просто в качестве прощального сувенира, в знак благодарности за то, что он отдал ей Тулмарил Искатель Сердец.

По-прежнему ничего не происходило. Дзирт поправил пояс, ощупал странный цилиндрический кошель, прикрепленный к нему, и решил, что кошель может пригодиться в качестве футляра для небольшой волшебной палочки. Затем он прикоснулся к пряжке, повернул ее, чтобы рассмотреть украшавшее ее изображение из алмазов – крошечную копию Искателя Сердец. В этот момент он обнаружил, что пряжка на самом деле состоит из двух мифриловых пластин, наложенных одна на другую.

– Поверни верхнюю пластину, – посоветовал Энтрери, который тоже это заметил.

Дзирт подцепил верхнюю пластину, слегка повернул ее, и сверкающее изображение лука отскочило. Однако оказалось, что в руке Дзирт держал не крошечную алмазную копию.

Это был сам Тулмарил!

Он внезапно почувствовал какую-то тяжесть на бедре и, прежде чем опустить взгляд, понял, что колчан тоже увеличился в размерах, снова превратился в колчан Анариэль, который бесконечно снабжал его стрелами.

– Умная женщина, – заметил Джарлакс. – Не очень удобно передвигаться по узким туннелям, когда за плечом у тебя болтается огромный лук.

– Что? – Это все, что смог вымолвить потрясенный Дзирт.

– Обычно в таких пряжках прячут пружинные ножи, – пустился в объяснения Джарлакс. – Пряжка, превращавшаяся в смертоносный нож, пользовалась популярностью у бандитов Торила.

– Пружинный лук, ты хотел сказать, – усмехнулся Энтрери.

Дзирт не смог устоять. Он вытащил из колчана стрелу, вложил ее в лук, натянул тетиву Тулмарила и выстрелил; стрела прочертила серебристую линию и врезалась в дальнюю стену коридора, у поворота, породив дождь искр.

Стены и пол туннеля задрожали от удара, и за грохотом камней последовали пронзительные вопли демонов.

– Неплохо, – заметил Артемис Энтрери. – Может быть, в следующий раз ты выстрелишь в потолок, чтобы туннель рухнул нам на головы, и избавишь демонов, которых ты привлек, от необходимости разорвать нас на кусочки.

– А может, мне просто пристрелить тебя – потому что я, в отличие от тебя, еще не готов к смерти, – парировал Дзирт и побежал вперед, чтобы встретить нападавших.

Энтрери, который не привык к оскорблениям, взглянул на Джарлакса в поисках поддержки, но наемник лишь вытащил Хазид-Хи и свою волшебную палочку, подмигнул и заявил:

– В его словах есть смысл.

* * *

Зал прорицаний в Доме Бэнр считался одним из самых чудесных мест во всем Мензоберранзане. В этом мрачном городе осведомленность обеспечивала власть. Вдоль трех стен тянулись зеркала, а четвертая представляла собой массивную мифриловую дверь, которая блестела почти как зеркало и давала отражение. Устройства, державшие зеркала, были расставлены вдоль стен на расстоянии нескольких шагов друг от друга, но крепились не к стенам, а к металлическим шестам, соединявшим пол с потолком. Каждое такое устройство удерживало три зеркала, установленных на железных подвесных держателях и образовывавших высокий узкий трехгранник.

В центре располагалась большая чаша из белого мрамора, окруженная каменной скамьей. В чаше поблескивала темная неподвижная вода. Толстый мраморный край был украшен темно-синими сапфирами, отражавшими свет таким образом, что чаша казалась глубже, чем была на самом деле. Казалось, что чаша не имела границ, что вода уходила под ее края и дальше, под скамью.

В каком-то смысле так оно и было.

Ивоннель грациозно переступила через скамью, села и взглянула на воду. Затем жестом велела К’йорл сесть напротив.

Изможденная, израненная рабыня, которую так долго пытали в Бездне, колебалась.

Ивоннель со вздохом махнула Минолин Фей; жрица подтолкнула К’йорл и силой усадила ее на скамью.

– Положи руки на край чаши, – велела Ивоннель пленнице, но К’йорл не пошевелилась, и Минолин Фей замахнулась, чтобы ударить ее.

– Не надо! – резко приказала Ивоннель.

Изумленная Минолин Фей отпрянула.

– Нет, – более спокойно повторила Ивоннель. – Нет, в этом нет необходимости. К’йорл скоро все поймет. Оставь нас.

– Она опасна, госпожа, – пробормотала Минолин Фей, используя титул, которым Ивоннель велела называть себя. Квентл оставалась, по крайней мере для посторонних, Верховной Матерью Дома Бэнр.

– Не будь дурочкой, – рассмеялась Ивоннель. Она взглянула в глаза К’йорл Одран, и усмешка исчезла с ее губ, а во взгляде вспыхнул грозный огонек. – Она же не хочет, чтобы ее швырнули обратно в яму к Эррту.

Услышав эти слова, женщина-псионик слабо заскулила.

– А теперь, – медленно, ровным голосом произнесла Ивоннель, – положи руки на край чаши.

Женщина повиновалась. Ивоннель кивнула Минолин Фей, и жрица поспешно покинула комнату.

– Я не желаю мучить тебя – вовсе нет, – объяснила Ивоннель, когда они с К’йорл остались вдвоем. – Я не попрошу у тебя многого, но ты обязана выполнять мои требования. Повинуйся мне беспрекословно, и тебя никто больше не будет пытать. Возможно, ты даже сумеешь купить себе свободу, когда мы с тобой придем к полному согласию, как рассудочному, так и сердечному.

Пленница не поднимала взгляда; казалось, она даже не понимала обращенных к ней успокоительных слов, не проглотила приманку. Ивоннель решила, что она уже тысячи раз слышала все это прежде, за время, проведенное в Бездне. Однако, в отличие от Эррту, Ивоннель собиралась выполнить свое обещание, и она знала, что вскоре сумеет уговорить К’йорл. В конце концов, женщине-псионику предстояло проникнуть в ее мысли, и обман был почти невозможен.

– Вместе с тобой мы найдем Киммуриэля, – объяснила Ивоннель.

Она положила руки поверх ладоней К’йорл и произнесла короткое слово-приказ. Край чаши как будто размягчился; руки женщин утонули в белом мраморе, слились с чашей. Ивоннель почувствовала, как К’йорл в ужасе дернулась, но не отпустила ее. В ожидании именно такой реакции она заранее с помощью чар придала себе сверхъестественную силу; пленница могла бы с таким же успехом попробовать вырваться из лап великана.

Устройства с зеркалами, окружавшие их, начали вращаться. Факелы, освещавшие помещение, погасли, и их сменило голубоватое свечение сапфиров, украшавших край мраморной чаши.

– Ты знаешь Киммуриэля, – прошептала Ивоннель. – Найди его снова, но на этот раз при помощи волшебного сосуда для прорицания. Позволь своей мысленной магии слиться с сосудом, но не обращайся к Киммуриэлю без сопровождения магии этого сосуда! А теперь попробуй найти его при помощи мысли, К’йорл, Верховная Мать Дома Облодра. – Она почувствовала, что женщина-псионик напряглась при упоминании имени погибшего Дома, и Ивоннель поняла, что в будущем это имя станет ее самым могущественным оружием.

Это заняло много, много времени – снаружи, в пещере, свечение Нарбонделя ослабело наполовину, – но наконец Ивоннель почувствовала, как мысли уносят ее прочь, следом за псионическим зовом К’йорл. Их сопровождала магия чаши, их сознание находилось в полной гармонии, и Ивоннель едва сдержала восторг, когда поняла это. Чаша была создана для жриц Бэнр, чтобы они могли объединять свои мысли во время ритуального прорицания. И Квентл, и Сос’Умпту настаивали на том, что план Ивоннель здесь не сработает, что эта чаша не примет «магию сознания» К’йорл.

Но они ошиблись.

Проникнув в мысли К’йорл, Ивоннель увидела в магическом зеркале пещеру Мензоберранзана; пещера отражалась в зеркалах под всеми возможными углами. Когда они приблизились к ущелью Когтя, куда в свое время сбросили Дом Облодра, она ощутила боль и горечь К’йорл.

Это воспоминание оказалось слишком тяжким для уничтоженной верховной матери, и псионические способности изменили ей.

Обе женщины мгновенно перенеслись обратно в зал прорицаний.

Вода вновь почернела.

Факелы загорелись, в помещении стало светло.

Ивоннель сидела, пристально глядя на К’йорл, а их руки по-прежнему были соединены в толще мрамора.

К’йорл попыталась вырваться. Она потерпела неудачу и ожидала наказания – Ивоннель ясно видела это.

– Замечательно! – поздравила ее дочь Громфа. – Сразу же, с первой попытки ты сумела мысленно покинуть это место! Ты почувствовала ее, Верховная Мать К’йорл? Почувствовала свободу?

Выражение лица старшей женщины постепенно изменилось; Ивоннель ощутила, что мышцы ее расслабились.

– Я не ожидала, что ты выберешься отсюда во время первого сеанса, – продолжала Ивоннель. – В следующий раз мы пойдем дальше. – Она вытащила руки из толщи мрамора, увлекая за собой ладони К’йорл, и край чаши снова стал ровным и твердым.

– Мы найдем его, – уверенно произнесла Ивоннель.

«Киммуриэля?» – услышала она голос в своей голове – это был первый раз, когда К’йорл обратилась непосредственно к ней.

– Да. Найдем, и уже скоро, – пообещала Ивоннель – пообещала К’йорл и самой себе.

* * *

– Неужели мы так и будем отбиваться от этих тварей всю дорогу до Мензоберранзана? – недовольно осведомился Энтрери два дня спустя, когда три путешественника наткнулись на очередную шайку демонов. Ассасин стремительно шагнул в сторону, чтобы избежать могучего удара огромного молота, затем так же быстро шагнул обратно, и Коготь Шарона изящно, без малейших усилий пронзил мускулистый торс балгура. Зачарованный меч лишь немного замедлил движение, когда встретил толстое ребро – клинок был слишком тонким и прочным, и его нельзя было ни погнуть, ни сломать. Энтрери вздохнул, восхищаясь своим оружием. Он от всей души ненавидел этот меч, ио не мог отрицать того, что он превосходно выкован и весьма полезен ему в бою.

Кровь балгура текла по желобку в алом клинке и заливала грудь демона.

Энтрери не просто вытащил оружие из тела врага. Он был настолько уверен в силе Когтя Шарона, что просто дернул его в сторону, разрезал кожу и кости, и умирающий демон оказался практически разрублен пополам.

И это балгура, массивная тварь с тяжелыми костями.

– А ты на самом деле думаешь, что я всю дорогу собираюсь идти пешком? – со смехом ответил Джарлакс, затем тоже пустил в ход свой недавно приобретенный меч. Хазид-Хи обезглавил одного мана, когда Джарлакс начал движение, а затем разящий меч вонзился глубоко в тело второго врага. – Твое недоверие глубоко огорчает меня.

– Когда вы закончите болтать… – бросил Дзирт. Они находились в небольшой овальной комнате, и Дзирт удерживал дверь, на которую с другой стороны налегали демоны: несколько приземистых, крепко сложенных балгура, маны и еще какие-то твари, неизвестные Дзирту. Это были тощие существа со щупальцами вместо рук, которые они использовали как жала или хлысты. Щупальца тянулись к воину из-за стены демонов, заставляли его постоянно перемещаться с места на место, угрожали оттеснить его назад, чего ему совсем не хотелось. Он заставил атаковавших демонов сбиться в кучу в коротком узком коридоре за дверью. Один шаг назад – и они хлынут в пещеру, рассеются, и в комнате начнется кровавая схватка.

Дзирт нырнул под промелькнувшее в воздухе щупальце, затем распрямился и прыгнул вперед; его мечи стремительно мелькнули в воздухе, пронзили балгура один раз, второй, третий. Дзирт пытался заставить тварь отступить.

Но в следующее мгновение отступить пришлось самому Дзирту, и он вынужден был прикрыть голову плащом. Казалось, из ниоткуда подул сильный ледяной ветер, и на дроу обрушился снег и град, острый, словно осколки стекла.

– Магия! – предупредил он остальных, решив, что это трюки демонов; он не сразу заметил, что источник ледяного шторма находился у него за спиной.

– Отойди влево! – крикнул Джарлакс, и Дзирт повиновался – как раз вовремя.

Мимо него пронесся шар из вязкого клейкого вещества, возникший из волшебной палочки Джарлакса. Шар упал на пол под ногами первых демонов, но не приклеился к полу, который уже превратился в ледяной каток. Вязкое вещество, однако, прилипло к телам нескольких демонов, и те зашатались, тщетно пытаясь сохранить равновесие. Липкий шар отбросил их назад, на их товарищей.

Появился второй шар, тоже шлепнулся на лед к ногам врагов, скользнул вперед и с силой толкнул группу демонов к дальней стене коридора. Там они и остались, склеенные вместе, и нелепо барахтались, пытаясь высвободиться.

Дзирт убрал мечи в ножны, левая рука его устремилась к пряжке пояса, а правая – к маленькому колчану; в мгновение ока в его руках оказались лук со стрелой, так что сторонний наблюдатель мог бы удивиться странному исчезновению мечей. Пещеру и коридор озарил серебристый свет, стрелы Дзирта осыпали беспомощных демонов, которые рвали и когтили липкий шар, а заодно и друг друга. В конце концов это были демоны.

Град прекратился. Дзирт в относительно комфортных условиях продолжал обстреливать врагов, и каждая взрывающаяся стрела поражала цель, вонзалась в плоть демона. Однако, услышав странное жужжание, он сообразил, что им угрожает новая опасность: над тремя воинами, загнанными в ловушку, возник рой кошмарных уродливых демонов. Это были чазмы, походившие на гигантских комнатных мух с раздутыми человеческими головами.

Дзирту удалось вовремя поднять лук и застрелить первого демона, но на него устремился второй, за ним последовало еще несколько, и вот они уже подлетели к входу в пещеру.

Но не сумели пробраться внутрь.

В дверном проеме возникла ледяная стена. Третий чазм с силой врезался в нее, раздался глухой стук. Стена сотрясалась снова и снова, когда другие чазмы пытались пробиться сквозь прозрачную преграду.

Демон, находившийся в комнате, атаковал и заставил Дзирта пригнуться и броситься на пол; воин отшвырнул лук и в отчаянии схватился за мечи. Спустя какую-то долю секунды, не успев выхватить клинки из ножен, он обнаружил, что они ему больше не нужны. Промелькнувший у него перед носом алый клинок отсек кусок крыла чазма, похожего на крыло мухи. Демон перевернулся в воздухе, и прежде, чем он рухнул на пол, магический незересский меч одним махом снес чудовищное подобие человеческой головы.

Энтрери не стал выслушивать благодарности Дзирта и тотчас же прыгнул к ледяной стене. Он ткнул Когтем Шарона в одну из трещин, которые испещряли стену, подобно паутине, и, судя по воплю чазма, выпад его попал в цель.

– Отлично сработано, – поздравил Дзирт Джарлакса, подумав, что именно он создал ледяную бурю и стену.

Но Джарлакс покачал головой, пожал плечами и широко ухмыльнулся.

Он отвернулся от Дзирта и Энтрери, который снова пробил ледяную стену и попал во второе летающее чудовище.

– Вот он, герой, – произнес Джарлакс, обращаясь к незнакомому темному эльфу, который невесть откуда появился в тесной пещере. Он выглядел ровесником Дзирта и был облачен в одежды мага с эмблемой Дома Ксорларрин. Воротник его зачарованного плаща-пивафви украшала тонкая серебряная цепочка – знак того, что он являлся мастером Академии Магик, где обучались маги-дроу.

– Поторопись со своими заклинаниями и перенеси нас прочь из этого места, – велел Джарлакс.

– Да, прошу тебя, – добавил Энтрери на безукоризненном языке дроу. Благодаря маске Агаты он выглядел точь-в-точь как обычный воин из Мензоберранзана.

Быстрый взгляд в сторону ассасина подсказал им причину тревоги, прозвучавшей в его голосе. В ледяной стене появились новые трещины, а снаружи продолжали ломиться неутомимые демоны, снедаемые жаждой крови.

– Не могу, – обратился новоприбывший к Джарлаксу.

– Помоги нашему другу удержать дверь, – попросил Джарлакс Дзирта, и в его тоне впервые прозвучало легкое беспокойство. Наемник отвел незнакомца в сторону и, закрыв руки от Дзирта и Энтрери, заговорил с ним на безмолвном языке дроу.

Когда ледяная стена рассыпалась на куски и демоны ворвались в пещеру, Дзирт и Энтрери встретили врагов плечом к плечу. Дзирт не сразу пустил в ход оружие. Два воина не боялись, что их окружат.

Дзирт дважды ударил балгура, очутившегося прямо перед ним, но быстро убрал клинки. Он знал, что Энтрери приближается к нему слева. Дзирт, воспользовавшись этим, скользнул в сторону и беспрепятственно атаковал размахивавшего щупальцами демона, которого отвлекло внезапное исчезновение Энтрери. Растерянность противника предоставила Дзирту благоприятную возможность.

Ледяная Смерть почти до самого эфеса вошла в плоть врага, и магический меч принялся жадно поглощать жизненную силу Бездны, которая двигала демоном.

Другой клинок, Сверкающий, Дзирт отставил в сторону, ткнул острием в локоть балгура, которого только что ранил, и помешал чудовищу нанести удар. Демон опустил раненую руку, надеясь удержать тяжелый молот в другой, но она в тот же миг отвалилась – ее снес Коготь Шарона, а демон, которого Энтрери только что прикончил, рухнул на пол.

У воинов снова появилось пространство для маневров; Энтрери бросился вперед, загородил узкий вход в пещеру, а Дзирт отступил назад и вновь взялся за Тулмарил. Первая стрела пронеслась над головой Энтрери и демона, с которым тот сражался, сбила очередного чазма. Следопыт окликнул своего товарища и знаком попросил Энтрери отойти в сторону, чтобы обрушить на врагов смертоносный дождь стрел из Искателя Сердец.

Вскоре в пещере остались лишь низшие демоны, маны, похожие на зомби, и Дзирт опустил лук. Оружие снова уменьшилось и превратилось в алмазное украшение. Он вставил его обратно в мифриловую пластину, вытащил клинки и шагнул к арке, служившей дверью в пещеру. Вместе с Энтрери они вышли в коридор и оказались среди толпы манов. Твари, тянувшие к ним когтистые лапы, так и не смогли достать ни одного из воинов – человек и дроу двигались так быстро и уверенно, что тупые демоны даже не могли понять, что происходит, не то что сражаться с ними.

В разгар боя воины заметили появление некоей более внушительной силы: это была группа высоких, могучих глабрезу, демонов с четырьмя руками и собачьими мордами; по две руки у каждого из них заканчивались гигантскими клешнями, которые могли перекусить пополам дроу. Эти демоны не знали страха и были хитры, как стая волков. Глабрезу приближались и воинственно щелкали клешнями.