Текст книги "Тайные убийцы"

Автор книги: Роберт Чарльз Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 38 страниц)

33

Севилья

8 июня 2006 года, четверг, 20.15

Садилось солнце третьего дня после взрыва. Пока Фалькон ехал обратно в центр, его ум замер, достигнув при этом глубокой сосредоточенности: он думал сейчас только об Анхеле Зарриасе.

Там, в квартире охранника, он порядочно рассердился. Он выхватил из кармана портрет, сделанный полицейским художником, расправил его на столе в столовой и попросил беднягу показать ему сходство. Фалькон вынужден был признать несколько обстоятельств: что все пожилые люди кажутся более молодым похожими друг на друга или невидимыми; что рост Анхела – метр шестьдесят пять, а вес – лишь чуть больше семидесяти пяти килограммов; что у Анхела нет ни бороды, ни усов и действительно имеется боковой пробор, и даже если волос у него на темени было маловато, он старательно использовал весь их наличный запас, словно давая понять, что по-прежнему возлагает на них большие надежды. Только после того, как охранник объяснил ему про линию нижней челюсти и нос, Фалькон разглядел в этом рисунке черты Анхела, как взрослый наконец видит очертания лица в облаке, в которое ему тычет пальцем расстроенный ребенок.

Рамирес встретил его на стоянке у детского сада.

– Мы нашли дом Лукрецио Аренаса, – сообщил Рамирес. – Это на площади Мерсенариас. Я отправил Кристину посмотреть, но там все закрыто. Соседи говорят, что летом хозяева редко там бывают и что сада при доме нет, только внутренний дворик. Татеба Хассани они тоже не опознали.

Они вернулись в класс в задней части помещения; судья дель Рей и комиссар Эльвира уже ждали их. За трое суток Эльвира спал в общей сложности восемь часов, и это его просто убивало. Они сели. Все были измотаны. Даже дель Рей, которому полагалось быть посвежее, выглядел встрепанным, словно только что продрался сквозь рассерженную толпу.

– Хорошие новости или плохие? – спросил Эльвира.

– И то и другое, – ответил Фалькон. – Хорошая новость: я выяснил личность человека, которого видели разговаривающим с Рикардо Гамеро в Археологическом музее за несколько часов до того, как Гамеро покончил с собой.

– Имя?

– Анхел Зарриас.

Наступило молчание: казалось, все они смотрят, как кому-то наносят страшной силы удар.

– Это партнер вашей сестры, верно? – спросил Рамирес.

– Как вы его опознали? – поинтересовался Эльвира.

Фалькон кратко рассказал им о своей беседе за уличным столиком «Таберна колониалес» и о том, как ему удалось заполучить у Анхела снимок руководства «Горизонта» и «Банко омни».

– Но это еще не все плохие новости, – сказал Фалькон. – Я не уверен, позволит ли это нам продвинуться дальше по цепочке.

– То есть?

– Что мы нашли такого, что позволило бы нам надавить на Зарриаса, чтобы он рассказал нам больше? – проговорил Рамирес.

– Вот именно, – согласился Фалькон. – Он был последним, с кем говорил Рикардо Гамеро, ну и что из этого? Он знал Гамеро по церкви, и на этом цепочка обрывается. Почему тот пошел к Зарриасу, а не к своему священнику? Его священник умер. О чем они говорили? Гамеро был очень расстроен. Почему? Может быть, Зарриас ответит мне так же, как ответил Марко Барреда. Возможно, это Зарриас велел Барреде сказать мне, что Гамеро был скрытым геем. Мы слишком мало знаем, чтобы расколоть Зарриаса.

– Я не верю, что Рикардо Гамеро в такой момент обратился бы к Анхелу Зарриасу для того, чтобы обсуждать эмоциональные проблемы, – заметил дель Рей.

– Вы могли бы показать Зарриасу снимок Татеба Хассани и понаблюдать за его реакцией, – предложил Эльвира.

Ни Эльвира, ни дель Рей не получали никаких сведений от Пабло, поэтому Фалькон рассказал им новости о Татебе Хассани – в частности, о том, что его почерк совпадает с почерком на документах, найденных в огнеупорном ящике в мечети, и с пометками в двух экземплярах Корана.

– А почему вы сразу попросили, чтобы сделали такое сравнение? – спросил Эльвира.

– Я вернулся к вопросу, который задал своим сотрудникам, как только мы обнаружили труп на свалке. Зачем, убив человека, идти на такие ухищрения, чтобы скрыть его личность? Только если знание личности убитого может вывести следствие на тех, с кем он был знаком, или если знание о его опыте или умении способно поставить под угрозу какую-то предстоящую операцию. Личность Татеба Хассани открыла нам несколько обстоятельств. Он был профессором арабистики, а значит, умел писать по-арабски и хорошо знал Коран. Кроме того, он не один год преподавал летом математику в Гранаде, а следовательно, говорил и писал по-испански. Он не был похож на типичного исламского боевика: он был вероотступник, развратник и пьяница. Потеряв работу в Колумбийском университете, что стоило ему нью-йоркской квартиры, он стал так отчаянно нуждаться в деньгах, что ему пришлось давать частные уроки математики в Коламбусе, штат Огайо, а именно там располагается штаб-квартира «Ай-4-ай-ти», а этой компании принадлежит «Горизонт», а «Горизонт», в свою очередь, владеет компанией «Информатикалидад». И наконец, меня смущал тот факт, что ключи, которые нашли в квартире имама и которыми удалось открыть огнеупорный ящик из мечети, лежали в кухонном шкафу, а не в столе у имама вместе с другими ключами. Это навело меня на мысль, что эти ключи подложил кто-то, кто мог в отсутствие имама заходить в его квартиру, но не в его кабинет.

– Кто мог подложить ключи?

– Ботин, по указанию Гамеро? – предположил Рамирес.

– В начале расследования Хуан призывал нас учитывать все возможные версии и не искать аналогий в прошлом, потому что у исламских террористов нет определенных моделей деятельности. Это верно. Таков их стиль. Каждая атака происходит неожиданно, и она всегда связана с каким-то новым поворотом, который вселяет еще больший страх в душу Запада. Вспомните, с какой виртуозностью были организованы теракты, о которых мы знаем.

Когда я ехал от охранника, мне вдруг пришло в голову, что севильскому взрыву не хватает оригинальности. Конечно, сначала я об этом не думал. Сначала я сказал себе: эти террористы готовы атаковать жилые дома. Но теперь я начинаю понимать, что в севильском теракте угадываются отголоски некоторых предыдущих акций. Разрушение жилого дома напоминает о взрывах домов в Москве в девяносто девятом году. Обнаружение в «пежо-партнере» исламского кушака, капюшона-маски и Корана заставляет вспомнить аудиозаписи текста Корана и детонаторы, найденные в «рено-кангу» у станции Алькала-де-Энарес. Применение «Гома-2 ЭКО» в устройстве, которое поместили в мечеть, напоминает о взрывчатке, которую использовали одиннадцатого марта. Угроза двум школам и биологическому факультету – отсылка к Беслану. Такое ощущение, что человек, который планировал эту операцию, черпал вдохновение в предыдущих терактах.

– ВОМИТ, – проговорил Рамирес. – Если уж кто знает об исламистских терактах все, что надо знать, так это автор сайта ВОМИТ.

– А теперь, когда охранник показал пальцем на Анхела Зарриаса, во всем этом появляется логика. Зарриас – не только журналист, но и пиарщик. Он знает механизмы работы человеческого сознания, – продолжал Фалькон. – Теперь я спрашиваю себя: кто выдал телевизионщикам с «Канал Сур» арабский текст, который нашли в огнеупорном ящике? Точнее, кому даже не нужно было ничего выдавать, потому что этот текст и так был в их распоряжении? И кто запустил историю о МИЛА? Кто послал из Севильи в мадридскую редакцию «АВС» выдержку из Абдуллы Аззама?

– Насколько далеко это, по-вашему, заходит? – спросил Эльвира. – Они подбросили Коран, капюшон и кушак, потому что знали о гексогене?

– Не думаю, – ответил Фалькон. – Мне кажется, изначально они планировали атаковать мечеть и тех, кто в ней находится. От Мигеля Ботина, через Рикардо Гамеро, они получали информацию: что-то происходит. В КХИ были разочарованы, когда отклонили их первый запрос на прослушивание имама. Гамеро нашел иной путь, а точнее, этот иной путь подсказал ему Зарриас: мечеть можно было поставить под наблюдение торговых представителей «Информатикалидад». Как только выяснилось, что Хаммад и Сауди делают опасные приготовления, их решили убить до того, как они проведут теракт, который планируют, – а вместе с ними убить и всех, кому выпало несчастье находиться в мечети в это время.

Решение было принято. Наблюдение прекратили. Квартиру на Лос-Ромерос снова сдали. Между тем фальшивые муниципальные инспекторы явились в мечеть и установили в ней небольшой прибор, чтобы вывести из строя предохранитель, благодаря чему в здание смогли проникнуть электрики. Мигелю Ботину дали визитку электрика и велели передать ее имаму. Вполне возможно, что сам Ботин не входил в число заговорщиков: может быть, Гамеро сказал ему, что они получили ордер на прослушку и что электрики поставят микрофоны, чтобы КХИ мог вести наблюдение. Ботин должен был проследить, чтобы имам позвонил именно нужным электрикам. Затем в мечеть была помещена взрывчатка «Гома-2 ЭКО» и огнеупорный ящик. Все должно было выглядеть так, словно бомба взорвалась на стадии изготовления. Все будут убиты. О конечной же, ужасной цели этого мнимого плана террористов должны были рассказать документы из огнеупорного ящика.

Они знали, что Хаммад и Сауди не замышляют ничего хорошего, но я сомневаюсь, чтобы они понимали, насколько мощный заряд взрывчатки те хранили в мечети. Детонация ста килограммов гексогена, полное разрушение жилого дома и повреждение детского сада – все это в их планы не входило. Вот почему Рикардо Гамеро покончил с собой. Не только потому, что погиб его друг и информатор, а и потому, что он чувствовал свою ответственность за смерть всех этих людей.

– Да, теперь в этой версии вырисовывается логика, – признал Эльвира. – Но, прежде всего, я не готов воспринимать Анхела Зарриаса как единственного организатора и виновника этого заговора. А во-вторых, я не знаю, на какие дьявольские ухищрения вы должны будете пойти, чтобы доказать хотя бы часть этих предположений в суде.

– Трудность в том, что, если эта гипотеза верна, я не могу пойти к Анхелу Зарриасу и бросить карты на стол, потому что у меня есть только один козырь: я знаю, что он – последний, кто лично общался с Гамеро. И еще есть надежда поразить его тем, что мы опознали Татеба Хассани.

– Вам надо найти следующее звено цепи после Анхела Зарриаса, – проговорил дель Рей. – Он журналист и пиарщик. С кем он связан по линии пиара?

– Этим путем я на него и вышел, – ответил Фалькон. – Я был уверен, что люди из «Информатикалидад» не могли действовать самостоятельно. Я предположил, что они получали указания из материнской компании. Я обратил внимание на «Горизонт» и уже потом узнал об их банкирах – «Банко омни». И…

– И?

– Хесус Аларкон когда-то работал в «Банко омни», – сказал Фалькон, которому пришли в голову новые мысли. – Его продвигал как политического кандидата старый друг Анхела Зарриаса, исполнительный директор «Банко омни» Лукрецио Аренас.

– Куда он кандидат? – спросил дель Рей.

– Аларкон – новый лидер «Фуэрса Андалусия».

– Но «Фуэрса Андалусия» не играет никакой роли в региональной политике, – заметил Эльвира. – По опросам они в лучшем случае набирают четыре процента голосов.

– После того как сегодня Хесус Аларкон появился на экране вместе с Фернандо Аланисом, они набрали четырнадцать процентов, – сообщил Фалькон. – Зарриас в восторге. Он называет пиаровскую работу, которую делает для «Фуэрса Андалусия», своим хобби, но, думаю, для него это – нечто большее. Он хочет, чтобы с ними поделилась властью Народная партия, потому что впервые в своей политической карьере он стремится получить в свои руки силу, способную изменить положение вещей. Думаю, он пытается поставить Хесуса Аларкона на такое место, где тот сможет претендовать на лидерство в Народной партии. Вряд ли я преувеличу, если скажу, что он делает для Хесуса Аларкона то же, что Карл Роув[83]83
  Роув Карл (р. 1950) – видный деятель администрации Джорджа Буша, организатор ряда избирательных кампаний Республиканской партии.


[Закрыть] сделал для Джорджа Буша.

– И какое же следующее звено в цепи? – спросил дель Рей.

– Татеб Хассани, когда его привлекли к работе, где-то жил, и, по всей вероятности, там его и убили, – сказал Фалькон. – Я предполагал, что это произошло в одном из домов рядом с тем местом, куда выбросили его труп. Мусорные баки стоят в тупике на тихой улочке, а значит, кто-то должен был хорошо знать этот район. Как я понимаю, эти сведения исходили от Анхела Зарриаса, который живет неподалеку, на площади Кристо-де-Бургос. Теперь мне кажется, что дом, где какое-то время находился Татеб Хассани, – это штаб-квартира «Фуэрса Андалусия» на улице Кастелар. Дом принадлежит Эдуардо Риверо.

– А сад там есть? – спросил Рамирес. – С живой изгородью?

– Есть что-то вроде английского сада между передней частью дома, где у Риверо офис, и его задней частью, где живет семья. Я был там однажды, когда Анхел и Мануэла устраивали вечеринку, но было темно и на живые изгороди я не смотрел. Сейчас нам нужны свидетели, которые видели бы, как Татеб Хассани входит в дом. Так мы и получим следующее звено.

– А как насчет Анхела Зарриаса? – поинтересовался Рамирес. – Как по-вашему, стоит установить за ним круглосуточное наблюдение?

– Думаю, стоило бы, тем более что это, скорее всего, долго не протянется, – ответил Фалькон. – Но меня во всем этом беспокоит еще одна вещь: собственно убийство.

– Татеба Хассани отравили цианидом, – сказал Рамирес. – Не забили, не застрелили, не задушили.

– Прежде всего – где они достали цианид? – проговорил Фалькон. – И потом – расчленение трупа. Аккуратная ампутация кистей рук. Думаю, в деле участвовал хирург или еще какой-то врач.

– А бомба? – спросил Рамирес. – Нужно быть по-настоящему безжалостным преступником, чтобы проделать что-то подобное.

Фалькон позвонил Анхелу Зарриасу, чтобы договориться о встрече с комиссаром Эльвирой по поводу восстановления имиджа следственной группы. Решено было проявить интерес к пиаровским талантам Зарриаса. Кроме того, такая встреча привела бы Зарриаса непосредственно к полицейским, что позволило бы Серрано и Баэне начать первую смену наружного наблюдения.

Фалькону было слишком рискованно появляться на улице Кастелар рядом с домом Эдуардо Риверо, где его могли узнать в лицо. Работу по выяснению подробностей пребывания Татеба Хассани в доме Риверо возложили на Ферреру, Переса и Рамиреса.

Эльвира, дель Рей и Фалькон ждали в детском саду появления Анхела.

– Вы не очень-то довольны, Хавьер, – заметил Эльвира. – Беспокоитесь о том, как это повлияет на ваши отношения с сестрой?

– Нет. Это действительно меня беспокоит, но дело в другом, – ответил Фалькон. – Я сейчас думаю о том, что, даже если моя версия окажется правильной, она все же не объясняет, почему Хаммад и Сауди привезли в Севилью сто килограммов гексогена.

– Это работа СНИ, а не ваша, – возразил Эльвира.

– Вот что меня пугает: если вы действительно хотите вернуть Андалузию в лоно ислама, не имея в своем распоряжении армии или флота, то оптимальный способ достигнуть этой цели – захват заложников по бесланскому сценарию, – проговорил Фалькон. – В свое время мне казалось, что российские спецслужбы открыли огонь, потому что Путин увидел, насколько безвыходной становится ситуация. Ему надо было действовать, пока масс-медиа всего мира не сосредоточились на этом событии как на узловой эмоциональной точке. Если бы это произошло, ему бы пришлось стать человеком, вынужденным идти на переговоры и компромиссы. А репутация Путина зиждется на силе и твердости. Он не мог себе позволить выглядеть слабым из-за горстки террористов. Поэтому он ответил на их безжалостность своей собственной – и погибли больше трехсот человек. Представьте, что такое происходит и здесь: детей берут в заложники, как раз когда они собираются разъезжаться на каникулы. Можете себе вообразить реакцию в Испании, в Европе и во всем мире? Жестокость в духе Путина здесь не пройдет.

– Меры приняты, – отозвался Эльвира. – Мы не можем прочесать все андалузские школы так же тщательно, как мы это сделали с тремя зданиями в Севилье, но мы попросили руководство школ обыскать свои помещения и подключили к этому местную полицию.

– Кроме того, вы сказали нам, что, по вашему мнению, гипотеза о причастности МИЛА – журналистская выдумка Зарриаса, – напомнил дель Рей. – Таким образом, у нас нет никакой реальной гипотезы, каковы же были изначальные намерения террористов.

– Но зачем привозить мощную взрывчатку в Севилью, столицу Андалузии? – спросил Фалькон. – Это блестящая, волнующая умы идея – что МИЛА готовит кровопролитную кампанию, цель которой – вернуть Андалузию под крыло ислама. Правда и выдумка здесь с легкостью переплетаются. Есть ли у нас результаты анализа образцов ДНК? Уверены ли мы, что Хаммад и Сауди погибли в мечети? Удалось ли нам узнать, как они отклонялись от своего маршрута, пока ехали от перевалочной базы под Вальмохадо к Севилье?

– Эксперты пообещали связаться со мной, как только получат подтверждение, что среди погибших были Хаммад и Сауди, но вряд ли это будет сегодня, – сказал Эльвира. – А от Гражданской гвардии мы пока больше ничего не слышали о маршруте «пежо-партнера». Не пытайтесь думать слишком о многом, Хавьер. Сосредоточьтесь на вашем задании.

Анхел Зарриас явился в девять вечера. Фалькон представил всех друг другу и покинул их. Он направился к палатке экспертов. В зоне взрыва шла работа при свете прожекторов; площадка стала почти плоской. Кран уехал, исчезли и экскаваторы. Остался лишь один самосвал, который должен был вывозить оставшийся мусор. Фалькон надел комбинезон и прошел в палатку, ярко освещенную галогенными лампами. Он застал руководителя экспертов нависшим над громадным количеством обрывков ткани, кусочков обуви, обломков пластмассы, полосок кожи. Он снова представился.

– Я ищу что-нибудь похожее на фрагменты инструкции по изготовлению и закладке бомб, – сказал Фалькон.

– После того, что мы нашли в огнеупорном ящике?

– Меня интересует описание изготовления бомб, – повторил Фалькон. – Возможно, инструкции были зашиты в подкладку пиджака или в бумажник.

– Нам еще надо серьезно поработать, чтобы попасть в мечеть. Мы сравнительно рано добрались до огнеупорного ящика, потому что его выбросило наверх ударной волной, – сказал эксперт. – Сейчас мы прокладываем путь вниз, но это очень кропотливое дело, мы должны документировать каждый кусочек, который находим. В основное помещение мечети мы проникнем самое раннее завтра утром.

– Я просто хотел вам сообщить, что мы продолжаем искать еще один фрагмент головоломки, – объяснил Фалькон. – Это может быть какой-то шифр, цифры или арабская вязь.

Снаружи работали под прожекторами десять человек. Это было похоже на археологические раскопки; на столе, куда клали находки, лежал план мечети с координатной сеткой. Пока эксперты углубились под землю лишь сантиметров на тридцать. В теплом воздухе по-прежнему держался сильный запах разложения. Работа шла в молчании, время от времени слышалось тихое бормотание. Это был тяжелый, страшный труд. Фалькон позвонил Марку Флауэрсу и попросил о встрече.

– Идет. Ты где?

– Я сейчас на месте взрыва, но, думаю, неплохое местечко для встречи – квартира имама Абделькрима Бенабуры, – проговорил Фалькон. – Ты ведь знаешь, где это, а, Марк?

Флауэрс не отреагировал на сарказм. Фалькон пошел пешком: имам жил рядом, в таком же доме, как разрушенный. У двери дежурил полицейский. Фалькон показал ему удостоверение, но часовой заявил, что не имеет полномочий пропустить его.

– Вы знаете, кто я? – спросил Фалькон.

– Да, старший инспектор, но вас нет у меня в списке.

– Можно мне посмотреть список?

– Извините, сэр. Это закрытая информация.

У часового зазвенел мобильный, и он внимательно выслушал то, что ему сказали в трубку.

– Он уже здесь, – сказал он и отключился.

Потом он отпер дверь и провел Фалькона внутрь.

Люди из СНИ не преувеличивали, когда говорили о количестве книг в квартире. Стены гостиной и столовой были сплошь заставлены книгами, а в спальне они стопками громоздились на полу. Книги охватывали все области знания и были главным образом на французском и английском, хотя одна комната была целиком отведена под арабские тексты. Задняя комната, судя по планировке, должна была служить главной спальней, но имам устроил в ней кабинет, с узкой кроватью у одной стены и письменным столом у противоположной. Стены были уставлены книгами. Фалькон сел за стол, в деревянное вращающееся кресло. Он заглянул в ящики стола, но они оказались пусты. Он повернулся вместе с креслом и наугад достал книгу с ближайшей полки. Книга называлась «Риманова дзета-функция». Он поставил ее на место, не потрудившись даже открыть ее.

– Он их все прочел, – заявил Флауэрс, стоя в дверях. – Потрясающе: столько знаний в голове у одного человека. У нас в Лэнгли кое-кто тоже прочел примерно столько же, но таких мало.

– Сколько ты его знал? – спросил Фалькон. – Если считать, что он мертв.

– Наверняка мертв, – сказал Флауэрс. – Мы познакомились в Афганистане в восемьдесят втором. Он был тогда совсем мальчишкой, но при этом он был одним из немногих моджахедов, говоривших по-английски, потому что, хотя он родился в Алжире, в школу он ходил в Египте. Мы снабжали их оружием и тактическими советами, когда они воевали с русскими. Он это ценил и в ответ помогал не пускать этих безбожников коммунистов на священную землю Аллаха. Как вы знаете, так поступали далеко не все. Кто это сказал: помогать человеку – самый верный способ сделать так, чтобы он на тебя обиделся?

– И ты все это время поддерживал с ним связь?

– Как ты сам можешь догадаться, случались перерывы. В девяностые годы я потерял его след, а в две тысячи втором мы возобновили контакт. Я выкопал его во время одной из своих поисковых экспедиций в Тунис. Он никогда не покупался на идеи Талибана и всю эту ваххабитскую чушь. Как ты уже, наверное, понял, он парень неглупый, а потому не мог найти в Коране ни единой строчки, которая бы оправдывала террористов-камикадзе. Он тоже был исламистом, но он очень четко все видел.

– И ты даже не подумал рассказать одному из ваших начинающих шпионов, который расследует…

– Слушай, Хавьер, тебе с самого начала давали информацию. Хуан тебе сказал, что у него нет допуска к биографии имама и что американцы поручились за Бенабуру, когда он подавал на визу. Что тебе еще нужно? Его полное жизнеописание? В этой игре тебе ничего не собираются подносить на блюдечке, – проговорил Флауэрс. – Я не собираюсь извещать общественность, что имам был моим шпионом в одной из мечетей Севильи.

– Значит, вот почему мы не смогли сюда попасть? – спросил Фалькон. – И получить доступ к данным по его телефонным переговорам.

– Я должен был убедиться, что здесь не осталось ничего, что могло бы указать на его связь с ЦРУ. Для этого пришлось пролистать все эти книги, – ответил Флауэрс. – И не считай меня безответственным. Я проследил, чтобы СНИ поискало номер электрика.

– Хорошо, принято. Я просто должен был отнестись к этому более… реалистично, – произнес Фалькон. – Бенабура говорил тебе о Хаммаде и Сауди?

– Не говорил.

– Должно быть, тебе это обидно.

– Ты не понимаешь, как давят на этих людей, – сказал Флауэрс. – Он мне дал массу полезной информации: имена, передвижения и прочее. Но про Хаммада и Сауди он не сказал, потому что не мог.

– Ты хочешь сказать, что он не мог рисковать сообщать тебе о них и что потом ты действовал в соответствии с его информацией, чтобы всю вину можно было взвалить на Абделькрима Бенабуру?

– Ты быстро обучаешься, Хавьер.

– Он знал о Мигеле Ботине?

– Бенабура был парень опытный.

– Понимаю, – задумчиво проговорил Фалькон. – И он решил, что будет удобнее передать информацию о Хаммаде и Сауди через Мигеля Ботина, вот почему он воспользовался услугами электриков, которых предложил Ботин.

– Он отлично разобрался в ситуации. Он понял, зачем приходили лжеинспекторы, ему было ясно, почему перегорел предохранитель и почему ему прямо в руки сунули телефон «нужного» электрика, – сказал Флауэрс. – Он не ожидал только, что электрики подложат бомбу, а не только поставят микрофон.

– Там был микрофон?

– Разумеется, ему надо было узнать, где этот микрофон находится, чтобы свободно вести разговоры в мечети, – проговорил Флауэрс. – Они подключили его к розетке у него в кабинете.

– Интересно, пользовались ли им и кто слушал разговоры? – полюбопытствовал Фалькон. – Что на этот счет говорит СНИ?

– Предполагалось, что микрофон установил КХИ, – сказал Флауэрс. – Ботин работал на Гамеро, а Гамеро служил в КХИ, и я никогда с ними об этом не говорил, потому что мне сказали, что в их комитете есть проблемы с утечкой информации.

– А что с той дополнительной розеткой, которую Бенабуре поставили в кладовку?

– Видимо, это было требование Хаммада и Сауди, – ответил Флауэрс. – Он со мной это не обсуждал.

– И про гексоген ты тоже не знал?

– Все должно было выплыть наружу, только когда Бенабура будет готов к тому, чтобы это выплыло.

– Он заметил наблюдение?

– Из квартиры на той стороне улицы? – уточнил Флауэрс. – Он был так поражен тем, насколько непрофессионально это делается, что даже начал думать, что это вообще не наблюдение.

– Ты об этом с кем-нибудь говорил?

– Я спросил Хуана, и он ответил, что они тут ни при чем, а потом он по моей просьбе выведал подробности насчет КХИ и сказал, что те тоже в этом не участвуют. Однажды вечером я сам заглянул в эту квартиру, но там было пусто. Никакого оборудования. Потом я больше об этом не переживал.

– Ты позволяешь мне задавать необычно много вопросов.

– Все это – давние новости.

– Похоже, тебя не волнует, что электрики Ботина заложили в мечеть бомбу.

– Волнует, Хавьер. Еще как. Я потерял одного из лучших агентов.

– Ты веришь в гипотезу СНИ?

– Что Ботин был двойным агентом? – уточнил Флауэрс. – Что исламский террорист, на которого он работал, знал о Бенабуре и хотел избавиться от имама?

– А также от Хаммада и Сауди.

– Чушь собачья, – мрачно ответил Флауэрс. – Но я сейчас не об этом думаю. Это твоя работа – копаться в прошлом.

– Ты думаешь: что Хаммад и Сауди делали в Севилье со ста килограммами гексогена?

– ГИКМ не заинтересована в возвращении Андалузии под власть ислама, – сказал Флауэрс. – Приоритетная задача у них – сделать Марокко исламским государством под управлением законов шариата. Но они действительно относятся к Западу так же, как те, кого мы называем «Аль-Каедой».

– Хаммад и Сауди точно входили в ГИКМ?

– Раньше они на них работали.

– Для чего же тогда собирались использовать этот гексоген?

– И был ли гексоген где-то еще? – подхватил Флауэрс. – Это серьезные вопросы, и ответа на них нет. Когда случился взрыв, гексоген был, скорее всего, в сырой форме. Можно только надеяться, что мы получим еще какие-то зацепки, когда попадем внутрь мечети.

– Что нужно сделать с гексогеном, чтобы его можно было использовать?

– Обычно его смешивают с пластмассой, чтобы потом помещать в разные емкости. Удачнее всего было бы, если бы мы нашли, во что они собирались его упаковать. Тару.

– Но если ты хочешь разрушить здание, тебе надо просто набить гексогеном чемодан, положить его в багажник машины, разогнаться и протаранить вход?

– Точно.

– Ты знаешь, над чем сейчас работает СНИ? – поинтересовался Фалькон, вдруг осознав, что беседа с Флауэрсом начала топтаться на месте.

– Спроси у них сам, – ответил Флауэрс. – Но мой тебе совет, Хавьер: делай то, за что тебе платят зарплату. Занимайся прошлым.

У Фалькона завибрировал мобильный. Звонил Рамирес. Фалькон ушел с телефоном на кухню, подальше от Флауэрса.

– Татеба Хассани действительно видели в доме Риверо, – сообщил Рамирес. – Снаружи нам ничего не удалось узнать, но Кристина выследила женщину, которая выходила из дома. Оказалось, что это горничная, которая отвечала за комнату Хассани. Первый раз она видела его двадцать девятого мая, последний раз – второго июня. По выходным она не работает, как и все горничные в большом доме, где живет семья. Она не на сто процентов в этом уверена, но ей кажется, что он не выходил на улицу все то время, пока там жил. Он работал в офисе «Фуэрса Андалусия» в переднем доме и обычно ел там.

– Какие новости об Анхеле Зарриасе?

– Я поэтому и звоню. Он пришел в дом Риверо минут через пять после того, как там появился Хесус Аларкон. Они все там собрались. Видимо, у «Фуэрса Андалусия» намечается стратегическое совещание.

– Пусть Кристина найдет кого-нибудь, кто работал в доме Риверо в субботу вечером. В честь Татеба Хассани наверняка устраивали что-то вроде торжественного ужина, а значит, были повара, официанты и прочие.