Текст книги "Тайные убийцы"

Автор книги: Роберт Чарльз Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц)

11

Севилья

6 июня 2006 года, вторник, 14.15

Группа рабочих собралась вокруг секции здания, где Фернандо обнаружил местонахождение своей жены по мелодии ее мобильного. Сам Фернандо сидел на корточках, прижав к темени сложенные ладони, словно в попытке увеличить силу тяжести, как будто новый накат трагедии мог унести его в небо подобно отвязавшемуся детскому воздушному шарику, наполненному гелием.

Над ними навис кран, со своим скрипящим, туго натянутым стальным тросом толщиной в руку. Рабочие на лестницах орудовали ручными бензопилами, резавшими бетон и сталь со звуком, пронизывавшим Фалькона сверху донизу. Были установлены гидравлические распорки и толстые строительные брусья, которые должны были развести обрушившиеся перекрытия, чтобы между ними можно было проделать туннель. Из его дыры с грохотом извергались куски бетона, тучи пыли и фонтаны искр: их выплевывали зубья пил, вонзаясь в сталь. Рабочие, все в защитных очках, серые, как призраки, продолжали продвигаться вперед, но вот невыносимые звуки прекратились, и они сообщили, что требуются новые домкраты и брусья. Солнце палило. Пот темными ручейками стекал по серым от пыли лицам рабочих. После установки домкратов и балок пилы вновь принялись за дело, и все находящиеся вокруг человеческие существа смогли оценить грубую силу их металлических зубов. Рабочие уже слезли с лестниц и стояли теперь на подбитых подушечками коленях, вглядываясь в мешанину линий – скелет здания, который сжимали челюсти стальных штырей, там и тут торчавших из раздробленного бетона.

Он знал, что ему надо уйти, что зрелище вывороченных внутренностей здания – не лучшая подготовка к предстоящему заданию, но Фалькона захватил драматизм происходящего, и он дал в себе подняться глубокому чувству гнева при виде этой трагедии. Лишь звонок Рамиреса вывел его из транса.

– К нам поступают сообщения о синем грузовом фургоне, который был припаркован перед зданием вчера утром, – сказал Рамирес. – Сведения о количестве людей в нем противоречивы. Кто-то говорит – двое, кто-то – трое, а кто-то – четверо. Они внесли ящики с инструментами, пластмассовую коробку с какими-то электрическими деталями, а на плечах они тащили листы изоляции, свернутые в рулоны. Никто не запомнил названия компании, написанного на фургоне, если оно вообще было.

– И все это внесли в мечеть?

– Тут тоже есть противоречия, – признал Рамирес. – Большинство людей, с которыми мы говорили, живут не в этом здании, они просто проходили мимо. Некоторые не знали, что в подвале располагалась мечеть. Мы делаем фотографии места происшествия. Я поручил Пересу заняться списком жильцов. Сейчас он отправился в больницу. Серрано и Баэна работают с соседними домами и людьми на улицах. Где Кристина?

– Видимо, она еще занимается домами на Лос-Ромерос, – ответил Фалькон. – Сейчас нам нужно найти человека, который заходил внутрь мечети в течение последних сорока восьми часов: нужно соотнести его показания с тем, что нам сообщали те, кто видел ее снаружи. Как насчет этой женщины, Эсперансы, той, что дала комиссару Эльвире список, – она оставила свой телефон? Позвоните ей и узнайте имена и адреса. Эти женщины должны знать.

– На комиссара еще не вышел никто из марокканской диаспоры?

– Кто-то явился вместе с мэром, – сказал Фалькон. – Сам знаешь, как это бывает. Властям обязательно надо ограничить деятельность журналистов, пока те не оказали нам хоть какую-то практическую помощь.

– А помните, как в Лос-Бермехалес хотели построить мечеть? – спросил Рамирес. – Громадную, в ней поместилось бы семьсот прихожан. Местные жители протестовали против строительства, даже сколотили движение под названием «Los Vecinos de los Bermejales».[31]31
  Жители Лос-Бермехалес и окрестностей (исп.).


[Закрыть]

– Верно. У них был и свой сайт – www.mezquita-nogracias.com,[32]32
  Mezquita? No, gracias – «Мечеть? Нет, спасибо» (исп.).


[Закрыть] – заметил Фалькон. – В последнее время было много судебных процессов, которые касались расизма, ксенофобии и антимусульманской деятельности. Особенно после одиннадцатого марта.

– Мы могли бы поискать среди участников тогдашнего противостояния, – предложил Рамирес. – Или это слишком очевидный путь?

– Занимайся пока тем, что происходило внутри и снаружи мечети в последние сорок восемь часов, – сказал Фалькон. – В конечном счете варианта два: либо взрывчатку доставили сюда террористы и она случайно сдетонировала, либо бомбу заложила какая-то антимусульманская группировка и затем привела ее в действие. В обоих сценариях могут быть свои тонкости, но это – две основные версии. Давай работать с той информацией, которую мы получаем, и не отвлекаться на побочные варианты.

Фалькон дал отбой. Пилы смолкли; рабочие разгребали обломки руками. Были затребованы еще два домкрата, а также балки и фонари. Люди бегом поднимались по лестницам, неся необходимое оборудование. Принесли распорки. В туннель втащили фонари. Пила врезалась в сталь и тут же затихла. Из туннеля извлекли кусок металлического штыря, а следом – еще обломки. Четверо санитаров, прислонившись к своей машине, ожидали, когда им пора будет выйти на сцену. Спасатели принесли к подножию приставных лестниц две пары носилок с удерживающими ремнями. По совету психолога Фернандо всецело сосредоточился на собственном дыхании. Кто-то крикнул доктора. Судмедэксперт поднялся по лестнице со своим саквояжем и пролез в туннель. Наступила тишина, которую нарушало лишь постукивание дизельных генераторов. Экскаваторы прекратили работу; экскаваторщики высунулись из кабин и наблюдали за происходящим. Казалось, все хотят выжать из этого чудовищного дня хоть каплю надежды.

Еще один крик: на этот раз просили носилки. Врач задом наперед, на четвереньках, вылез из туннеля и спустился по лестнице, пока двое спасателей с носилками поднимались по соседней. Фернандо выпрямился и через считаные секунды был уже возле врача, схватил его за рукава рубашки. Врач крепко взял Фернандо за плечи и что-то говорил, глядя прямо ему в глаза. Напряженность этих странных объятий делала их похожими на дзюдоистов, пытающихся уложить друг друга на лопатки. Потом Фернандо бессильно свесил руки. Врач обнял его и попросил привести психолога. Фернандо уткнулся в доктора, как заблудившийся ребенок. Врач говорил с психологом через его плечо.

Затем врач шагнул к санитарам; те связались с больницей, и он поговорил напрямую с отделением скорой помощи. Санитары задним ходом подвели машину к лестницам, открыли двойные двери, подготовили каталку с крепежом для головы, шеи и спины, подключили кислород, приготовили кардиостимулятор.

Рабочие, которые вошли в туннель после доктора, теперь пятились назад и звали спасателей с носилками. Судмедэксперт присоединился к Фалькону, как раз когда к ним, обогнув здание, подошел Кальдерон.

– Что, там кто-то остался в живых? – спросил Кальдерон.

– Женщина погибла, – ответил врач, – но ее дочь жива. Она дышит, пульс нитевидный. Похоже, мать упала на девочку сверху, пытаясь защитить ее от обломков, которые на них сыпались. Девочку трудно будет вытащить. Мать лежит спиной к спасателям, так что им надо поднять ребенка и перенести через тело женщины, а там не хватит для этого места. Если у ребенка травма спины, то уже одно это движение может ее навсегда парализовать, но если она останется там еще дольше, она умрет.

Рабочие у входа в туннель что-то закричали, поднимая вверх большие пальцы. Спасатели скользящим движением вытащили наружу стальные носилки, соединили их с подвижными креплениями лестницы и спустили вниз, к санитарам, которые на счет «три» подняли девочку и поместили ее на каталку. Подбежали две телевизионные бригады, за ними – местная полиция. Судебный медик дал полный отчет Кальдерону. Снова заработали отбойные молотки, пилы и экскаваторы, словно в них вдохнула жизнь эта слабая искра надежды. Фалькон забрался в карету «скорой помощи». В ее заднюю часть погрузили каталку, следом залез Фернандо. Один из рабочих грубо оттолкнул телеоператора. Дверцы захлопнулись, чуть не прищемив микрофон женщины-репортера. Водитель прыгнул на сиденье и включил сирену. Машина медленно двигалась по изрытой земле, пока вновь не оказалась на асфальте. Фоторепортеры штурмовали борт и заднюю стенку «скорой», наставляя в окна фотоаппараты и мигая вспышками. Яркие огни, истерически завывающая сирена и бегущие репортеры заставляли пешеходов удивленно оборачиваться, приоткрыв рты.

Новость о выжившей жертве обогнала «скорую», и у входа в больницу сгрудилась толпа репортеров, отчаянно сражавшаяся с десятком местных полицейских и больничных санитаров. Наконец проход освободили, и девочку вынесли из машины и пронесли в двери больницы до того, как к ней сумели подобраться корреспонденты. Фернандо втянулся в здание следом за ней. Журналисты окружили Фалькона, которого они видели в «скорой», и он снизил накал истерии, сообщив, что девочка, извлеченная из разрушенного здания, подает признаки жизни. Врач сделает подробное заявление после того, как проведет ее осмотр. Подняв руку, Фалькон оттолкнул накативший вал вопросов.

Через десять минут он забрал свою машину, так и стоявшую у Института судебной медицины, и стал пробираться сквозь толпу журналистов, среди которых по-прежнему царило возбуждение, вызванное его сообщением. Он пересек реку и въехал на бывшую площадку «Экспо».[33]33
  Международная выставка «Экспо» проходила в Севилье в 1992 г.


[Закрыть] Офис компании «Информатикалидад» он обнаружил напротив одного из больших товарных складов на улице Альберта Эйнштейна. Он предъявил регистраторше свое удостоверение и сказал, что ему необходимо срочно побеседовать с Педро Платой по поводу расследования убийства. Он посмотрел на нее своим самым ледяным полицейским взглядом, и она дозвонилась куда нужно. Сеньор Плата на собрании совета директоров, но он будет в вашем распоряжении в течение нескольких минут. Она провела его мимо охраны в кабинет, все стены которого были стеклянными и в котором не было видно ни души. Вообще в здании явно недоставало движения, как будто бизнес здесь шел замедленно или вообще умер.

Регистраторша ушла и вскоре вернулась вместе с Педро Платой. Она поставила перед ними две чашки кофе и удалилась. Он отвечал только за покупку этой недвижимости, поэтому он не сможет объяснить, каким образом она затем использовалась.

– Почему вы ее купили, а не арендовали?

– Если вы пообещаете, что эта информация не попадет в налоговые органы и не будет использована против нашей компании…

– Моя работа – искать убийц.

– Нам надо было отмыть определенную «черную» сумму.

– На совещаниях руководства не обсуждали, как используется квартира?

– На тех совещаниях, где я присутствовал, – нет, – ответил Плата. – Это была идея Диего Торреса, он у нас директор по персоналу, вам лучше спросить у него.

Еще какое-то время утекло между пальцами. В холодном кондиционированном воздухе, в этой стеклянной коробке, у всех на виду, Фалькон чувствовал себя каким-то арктическим животным в зоопарке. Явился Диего Торрес. Не успел он сесть, как Фалькон спросил его, как они использовали квартиру.

– Мы пытались побудить наших сотрудников мыслить творчески, думать не только о нашем бизнесе, но и о бизнесе в целом, – рассказал Торрес. – Откуда могут появиться новые деловые возможности? Существует ли какое-то направление, которое может влиться в нашу основную деятельность? Есть ли какой-то другой бизнес, который может улучшить нашу работу, помочь нам расти? Есть ли какой-то проект из совсем иной области, в который имеет смысл инвестировать средства? Вот такого рода вещи.

– И вы считаете, что этой цели можно добиться, вложив деньги в небольшую квартирку в неприметном доме в бедном районе Севильи?

– Это было сознательное решение, – объяснил Торрес. – Наши сотрудники жаловались, что у них не хватает времени на то, чтобы мыслить творчески, поскольку они постоянно заняты рутинной работой. Они приходили к нам, прося выделить им «время для мозгового штурма». Такое время предоставляют своему персоналу многие компании: обычно они отправляют сотрудников куда-нибудь в дорогой загородный клуб, где те посещают лекции и семинары и слушают всяких гуру, рассказывающих о здравом смысле и настраивающих на удачу, а в промежутках – теннис, плавание и вечеринки до пяти утра.

– Думаю, их очень разочаровало ваше решение, – предположил Фалькон. – Сколько сотрудников от вас ушло?

– С этого проекта не ушел никто, а вообще среди торговых представителей всегда есть определенная утечка. Это тяжелая работа, перед сотрудниками ставятся сложные задачи. Мы хорошо платим, но взамен мы ждем результатов. Многим молодым ребятам кажется, что они могут справиться с таким напряжением, но они часто перегорают или теряют первоначальную энергию. Это – занятие для молодых. Торговых представителей старше тридцати нет.

– И вы утверждаете, что от вас никто не ушел, после того как вы показали им эту квартиру в районе Сересо?

– Мы не глупцы, старший инспектор, – ответил Торрес. – Мы подсластили пилюлю. Идея была в том, что они должны относиться к «мозговому штурму» серьезно. Для этого мы помещаем их вдали от привычного окружения. Здесь их ничто не отвлекает, здесь нет даже приличного кафе, куда они могли бы зайти, так что им волей-неволей приходится сосредоточиться на своем задании. Мы запускали их туда по очереди, парами. Им сказали, что проект ограничен во времени, что он рассчитан максимум на три месяца и что каждому из них не придется проводить в квартире больше четырех часов подряд. Им сказали также, что при этом они могут работать над любыми своими проектами, получившими одобрение руководства.

– Так вот что вы называете «подсластить пилюлю»?

– Мы не настолько жестоки, – отозвался Торрес. – Наградой стал полностью оплаченный отпуск в дни Ферии, в отеле на побережье, с гольфом и теннисом, – и в это время им не нужно будет заниматься никакой работой. Мы разрешили им взять с собой своих девушек.

– А своих молодых людей?

Торрес заморгал, словно это уточнение вызвало короткое замыкание у него в мозгу. Фалькон подумал было, что в его фразе Торрес усмотрел что-то «неподобающее», но потом он вспомнил, что эту квартиру, по словам свидетелей, посещали исключительно мужчины.

– Вы ведь все-таки берете на работу женщин, сеньор Торрес?

– Регистраторша, которая вас сюда провела…

– Как вы нанимаете персонал, сеньор Торрес?

– Через кадровые агентства и рекламу в бизнес-школах.

– Напишите мне несколько названий и адресов, – попросил Фалькон, протягивая ему свою записную книжку. – Сколько человек вы уволили за прошлый год?

– Ни одного.

– А за два года?

– Никого. Мы не увольняем людей. Они уходят сами.

– Так дешевле, – заметил Фалькон. – Я хотел бы увидеть список всех сотрудников, которые покинули вашу компанию за последний год, и еще хотелось бы узнать фамилии и адреса всех мужчин, которые посещали эту квартиру на улице Лос-Ромерос.

– Зачем?

– Нам нужно выяснить, видели ли они что-то, пока находились в этой квартире. Особенно в течение последней недели.

– Вам непросто будет опросить моих торговых представителей.

– Вам придется позаботиться, чтобы мне это проще было сделать. Мы разыскиваем людей, которые ответственны за смерть как минимум четырех детей и пяти взрослых. Во всяком расследовании важнее всего первые сорок восемь часов.

– Когда вы хотели бы начать?

– Два сотрудника моего отдела свяжутся с вашими торговыми агентами, как только вы дадите мне их фамилии и адреса, – сказал Фалькон. – Кстати, почему вы отправляли туда ваших сотрудников только в светлое время суток?

– Они все равно работают в эти часы. Они занимаются продажами с девяти утра до восьми вечера – когда открыты магазины и предприятия. А затем – работа с документами, собрания, курсы, семинары, где рассказывают о новых продуктах. Двадцати четырех часов в сутках не хватает.

– И дайте мне список всех членов совета директоров компании с адресами.

– Сейчас?

– Вместе с другими списками, которые я у вас просил, – уточнил Фалькон. – Я тоже занят, сеньор Торрес. Поэтому я был бы вам очень признателен, если бы вы принесли мне их в ближайшие десять минут.

Торрес встал и направился к Фалькону, чтобы пожать ему руку.

– Принесите мне, пожалуйста, списки, сеньор Торрес, – попросил Фалькон. – К тому времени у меня появятся к вам новые вопросы.

Торрес вышел. Фалькон заглянул в туалет. Над каждым писсуаром имелось электронное табло, по которому бежали цитаты из Библии вперемежку с вдохновляющими заповедями делового человека. Видимо, «Информатикалидад» выжимала из своих сотрудников все возможное, постоянно окружая их своей идеологией, – совсем как религиозная секта.

Регистраторша поджидала его у выхода из туалета, словно ее послали проверить, не бродит ли он без присмотра по коридорам, несмотря на то что для попадания в кабинеты требовалась магнитная карточка. Она провела его обратно к Торресу, который уже ждал его со списками.

– «Информатикалидад» – часть какого-то крупного холдинга? – задал вопрос Фалькон.

– Мы – отделение испанской компании «Горизонт», ее штаб-квартира находится в Мадриде. Мы отвечаем за информационные технологии. А «Горизонт», в свою очередь, принадлежит американской инвестиционной компании «Ай-4-ай-ти».

– Что это за компания?

– Кто знает? – сказал Торрес. – «Ай-4» – это «Индианаполис инвестмент интерестс инкорпорейтед», а «Ай-ти» – «информационные технологии». Мне кажется, вначале они вкладывались только в современные технологии, но теперь расширили сферу деятельности.

Торрес прошел вместе с ним к столику регистраторши.

– Сколько идей и проектов придумали ваши торговые представители за время пребывания на Лос-Ромерос?

– Пятнадцать идей, которые уже нашли применение в нашей практической работе, и четыре проекта, которые пока находятся на стадии планирования.

– Вы когда-нибудь слышали о таком сайте – www.vomit.org?

– Никогда, – ответил Торрес и позволил двери медленно закрыться.

Сев в машину, Фалькон проверил, не звонил ли ему кто-нибудь на мобильные телефоны. Здание «Информатикалидад», стальная клетка, покрытая затемненным стеклом, отражало все окружающее. На верхушке здания располагались рекламные щиты со словами: «Информатикалидад», «Кирургикалидад», «Экографикалидад» – и щит чуть побольше, на котором была изображена гигантская пара очков с идущей за ними линией горизонта, а повыше – надпись «Оптивисьон». Высокие технологии, робототехнические хирургические инструменты, ультразвуковое оборудование и лазерные приборы для коррекции дефектов зрения. Эта компания проникает во внутренние системы организма. Она видит, что происходит у тебя внутри, она что-то из тебя извлекает, что-то в тебя помещает и делает так, чтобы ты видел мир так же, как она. Это смутно тревожило Фалькона.

12

Севилья

6 июня 2006 года, вторник, 15.45

Отъехав от здания (отражение машины скользнуло по стеклянному фасаду), Фалькон позвонил Марку Флауэрсу, формально занимавшему должность офицера связи при американском консульстве в Севилье. Он был сотрудником ЦРУ, ушел в отставку, но после одиннадцатого сентября его вновь привлекли к работе, перевели в Мадрид, а затем – в Севилью. Фалькон познакомился с ним, проводя одно расследование в две тысячи втором году. С тех пор они продолжали время от времени общаться, точнее, Фалькон стал одним из источников Флауэрса, получая взамен некоторые разведданные и возможность прямого и активного контакта с ФБР.

– Ты мне звонил, Марк, – сказал Фалькон.

– Нам надо потолковать.

– У тебя что-нибудь для меня есть?

– Ничего. Все грянуло как гром среди ясного неба. Разгребаю это дело.

– Можешь найти для меня информацию по компании «Ай-4-ай-ти»? Расшифровывается как «Indianapolis Investment Interests Incorporated in Information Technology».

– Сделаю, – ответил Флауэрс. – Когда встретимся?

– Сегодня вечером. Попозже. Наши хотят провести со мной «беседу», – сказал Фалькон. – Если ты после этого приедешь, может быть, ты мне дашь совет.

Фалькон закончил разговор. По радио передавали сводку последних новостей: группировка под названием «Los Martires Islamicos para la Liberation de Andalucia»[34]34
  «Исламские мученики – за освобождение Андалузии» (исп.).


[Закрыть] заявила каналам ТВЕ и РНЕ, что берет на себя ответственность за произошедший теракт. Эвакуировали универмаг «Корте Инглес»; на улице Теруан началась массовая паника из-за боязни взрыва бомбы. Отмечены пробки на всех дорогах, ведущих из Севильи, особенно на южной трассе, идущей в Херес-де-ла-Фронтера.

Фалькон отогнал от себя образ гигантского пылевого облака на окраинах Севильи: под ним – в панике бегущий скот.

Когда он пересекал реку в обратном направлении, у него завибрировал мобильный: Рамирес интересовался, где он находится.

– Мы нашли одного из тех, кто постоянно посещал мечеть, – сообщил он. – Каждый вечер, после работы, он заходил туда помолиться. Встречаемся в детском саду.

Фалькон въехал в район Сересо с севера, чтобы избежать транспортной толчеи вокруг больницы. Оказавшись в здании детского сада, он сделал фотокопии списков персонала «Информатикалидад» и отдал Рамиресу, распорядившись, чтобы двое сотрудников отдела начали опрос торговых представителей с целью выяснить, не заметили ли они что-нибудь. Рамирес познакомил его с марокканцем по имени Сайд Харруш: работает поваром, родился в пятьдесят восьмом году в городе Лараш на севере Марокко.

Шум от разбора завалов не позволял разговаривать в классах, ни в одном из которых не осталось стекол в окнах, поэтому они прошли в квартиру повара: он жил неподалеку. Жена Харруша приготовила им мятный чай, и они сели в комнате, спиной к разрушенному зданию.

– Вы – повар, вы работаете в одной из производственных компаний в промышленной зоне Калонге, – начал Рамирес. – Какие у вас рабочие часы?

– С семи утра до пяти вечера, – ответил тот. – Когда начальство услыхало про бомбу, меня отпустили домой.

– Вы регулярно посещаете мечеть?

– Обычно мне удается туда прийти от половины шестого до без четверти шесть.

– Каждый день?

– В выходные – пять раз в день.

– Вы там только молитесь или делаете что-то еще?

– По выходным мы пьем чай и разговариваем.

Мужчина был спокоен. Он сидел у стола, откинувшись на спинку стула и приложив к животу сложенные ладони. Он медленно моргал, взмахивая длинными ресницами, и, казалось, совершенно не опасался полицейских.

– Сколько вы живете в Севилье?

– Лет шестнадцать, – ответил он. – Приехал сюда в девяностом работать на стройке «Экспо», да так и остался.

– Вам нравится жить в этом районе?

– Мне больше нравилось в старом городе, – сказал он. – Больше похоже на мои родные места.

– А как вам местные жители?

– Вы об испанцах? – уточнил он. – Большинство – нормальные ребята. Но некоторым не по душе, что тут слишком много нашего брата, марокканцев.

– Не надо дипломатичности, – призвал его Рамирес. – Расскажите нам, как все на самом деле.

– После тех взрывов в мадридских поездах многие стали поглядывать на нас с подозрением, – признался Харруш. – Им наверняка сказали, что не каждый, кто приехал из Северной Африки, – террорист, но это мало помогло, нас же здесь полно. Имам очень старался объяснить местным жителям, что терроризмом занимаются экстремисты, что их очень мало и что он сам не согласен с их радикальным толкованием ислама и не одобряет такие проповеди у себя в мечети. Но и это не помогло. Они все равно нас подозревали. Я им говорил, что даже в Марокко вы днем с огнем не сыщете человека, который бы активно поддерживал то, что делают эти фанатики. Но они нам не верили. Конечно, если вы зайдете в чайную где-нибудь в Танжере, вы услышите, как люди осуждают то, что делают американцы или израильтяне. Люди выходят на улицы, протестуют против захвата палестинских земель. Но это только разговоры и демонстрации. Это не значит, что все мы готовы привязать бомбы на грудь и отправиться убивать. Наши люди тоже пострадали от террористов-самоубийц в Касабланке в мае две тысячи третьего. Мусульмане погибли в мадридских поездах в две тысячи четвертом и в Лондоне в две тысячи пятом. Но об этом никто не вспоминает.

– В этом природа терроризма, не так ли, сеньор Харруш? – спросил Фалькон. – Террористы хотят, чтобы люди знали: это может случиться где угодно, когда угодно и с каждым, будь ты христианин, мусульманин, индуист или буддист. Видимо, сейчас мы в Севилье именно в таком положении. Люди больше не чувствуют себя в безопасности в собственном доме. И мы должны как можно быстрее выяснить, кто хочет, чтобы мы боялись, а если это будет слишком трудно, то хотя бы узнать, почему они хотят, чтобы мы боялись.

– Но, конечно, все равно все подумают на нас, – сказал Харруш, прижимая кончики пальцев к груди. – Когда я сегодня утром шел с работы, меня оскорбляли на улице люди, которым, когда где-то взрывается бомба, приходит на ум только одно.

– Одиннадцатого марта власти автоматически решили, что виновата ЭТА, – заметил Рамирес.

– Мы знаем, что существуют антимусульманские группировки, – сказал Фалькон.

– К примеру, все мы слыхали про ВОМИТ, – заявил Харруш. И, заметив удивление полицейских, пояснил: – Мы проводим много времени в Интернете. Так мы общаемся с нашими родными, которые остались в Марокко.

– Мы узнали о ней только сегодня утром, – произнес Фалькон.

– Но она не против вас, верно? – спросил Харруш. – Ее создали, чтобы показать: ислам – религия ненависти. А это не так. Мы думаем, что ВОМИТ – это еще одна придумка Запада, который ищет, как бы нас задеть.

– Этот сайт создал не Запад, – возразил Рамирес. – Его сделала горстка западных фанатиков.

– Дело в том, сеньор Харруш, что нам потребуется некоторое время, чтобы попасть в подвал, где была мечеть, – сказал Фалькон, возвращаясь к сути дела. – Пройдет несколько дней, прежде чем мы получим данные экспертов с того места, где находилась бомба. Пока нам приходится полагаться лишь на показания свидетелей. Нам надо знать, кого видели входящим в это здание или выходящим из него на протяжении последних семидесяти двух часов. Пока нам сообщили о двух машинах: белом «пежо-партнере» с двумя марокканцами, которые, как утверждают очевидцы, доставили картонные коробки…

– С сахаром, – перебил Харруш, вдруг оживившись. – Я вчера был там, когда они его привезли. Это был сахар. Это ясно было написано на коробках. А еще у них были большие пластиковые мешки с мятой. Это для чая.

– Вы знаете этих двух мужчин? – спросил Рамирес. – Вы их видели раньше?

– Нет, я их не знаю, – ответил он. – Никогда их раньше не видел.

– А кто их знал? С кем они общались?

– С имамом Абделькримом Бенабурой.

– Что они делали с этим сахаром и мятой?

– Отнесли в кладовку, она в задней части мечети.

– Этих людей кому-нибудь представили?

– Нет.

– Вы знаете, откуда они приехали? – спросил Фалькон.

– Кто-то говорил – из Мадрида.

– Сколько времени они пробыли в мечети и беседовали с имамом?

– Я ушел в семь, они еще там оставались.

– Может быть, они там заночевали?

– Могли. Иногда в мечети спят.

– Вы помните, когда они приехали? – спросил Рамирес.

– Минут через десять после того, как я пришел с работы, то есть, получается, было примерно без четверти шесть.

– Можете нам точно сказать, что они делали?

– Они вошли, каждый нес по коробке, а на каждой коробке лежал мешок с мятой. Спросили имама. Он вышел из своей комнаты и показал им кладовку. Они занесли туда коробки, вышли и принесли еще две.

– А потом?

– Ушли.

– С пустыми руками?

– Похоже, что да, – сказал Харруш. – Но через несколько минут они вернулись. Думаю, они уходили запарковать машину. Они прошли в комнату к имаму, и, когда я уходил, они все еще были там.

– Вы слышали что-нибудь из их разговора?

Харруш помотал головой. Фалькон чувствовал, что повара уже тошнит от бесконечных вопросов о подробностях, которые кажутся ему несущественными. Видимо, Харрушу кажется, что он может навредить этим двум мужчинам, которые, как он уверен, просто привезли сахарный песок. Фалькон попросил его не волноваться по поводу этих вопросов, заверив, что они задают их лишь для того, чтобы сопоставить ответы с показаниями других свидетелей.

– Вы не слышали, чтобы кто-нибудь рассказывал о других посторонних, приходивших в то утро? – спросил Рамирес.

– Посторонних?

– Рабочие, курьеры с товаром… и прочее в том же духе.

– Появлялись электрики. В субботу вечером были какие-то нелады с электричеством. Мы все воскресенье просидели при свечах, а когда я вчера пришел с работы, свет был в порядке. Не знаю, что случилось, кто работал и что сделал. Спросите лучше у тех, кто там был утром.

Рамирес попросил его назвать кого-нибудь из этих людей и сверил их фамилии со списком, который испанка Эсперанса дала Эльвире. Первые три человека, которых назвал Харруш, значились в списке, а следовательно, скорее всего, погибли под обломками мечети. Четвертый жил на соседней улице.

– Вы хорошо знаете имама?

– Он у нас года два. Много читает. Я слыхал, у него вся квартира набита книгами. Но все равно он отдает нам столько времени, сколько может, – сказал Харруш. – Я вам уже говорил, он не из экстремистов. Он никогда не говорил ничего, что можно было бы считать радикальным. И потом, он очень ясно высказывался насчет террористов-самоубийц: он уверен, что Коран не дозволяет такого рода деяния. И не забудьте, в мечети были испанцы, которые приняли ислам, они бы не потерпели ничего радикального, так что…

– Если бы он проповедовал радикальный ислам молодежи, вы бы об этом знали? – спросил Рамирес.

– В районе вроде нашего такое не скроешь.

– Видели ли вы имама с какими-нибудь незнакомыми людьми, кроме этих двоих, которые привезли сахар и мяту? Я имею в виду – кого-то из других городов или из-за границы?

– Видел его с испанцами. Ему очень важно было, как люди относятся к исламу, особенно после всего того, что случилось за эти несколько лет. Он старался общаться с католическими священниками, выступал на их собраниях, чтобы убедить их, что не все, кто из Северной Африки, – террористы.

– Вы знаете что-нибудь о его биографии?

– Он родился в Алжире. А сюда приехал из Туниса. Видно, он какое-то время жил в Египте, потому что много о нем говорил. Как-то раз он сказал, что учился в Хартуме.

– Как он выучил испанский? – поинтересовался Фалькон. – В странах, о которых вы упомянули, говорят, кроме арабского, по-французски или по-английски.

– Он его выучил здесь. Его научили новообращенные, – ответил Харруш. – У него были неплохие способности к языкам, он говорил на нескольких…

– Какие еще языки? – задал вопрос Рамирес.

– Немецкий. Он говорил по-немецки, – ответил Харруш, снова занимая оборонительную позицию.

– Означает ли это, что он какое-то время провел в Германии? – спросил Рамирес.

– Кажется, провел, но это еще ничего не значит, – сказал Харруш. – Те, кто взорвался одиннадцатого сентября, приехали из Гамбурга, но это же не значит, что всякий мусульманин, который жил в Германии, – экстремист. Надеюсь, вы не забыли, что бомба-то взорвалась в мечети, а там было больше десятка человек, в основном старики, у которых были жены и дети. Вот если бы там собрались молодые фанатики, которые делают бомбы… По мне, так мы – скорее уж мишень этого взрыва…