Текст книги "Тайные убийцы"

Автор книги: Роберт Чарльз Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 38 страниц)

28

Севилья

8 июня 2006 года, четверг, 12.18

За стенами детского сада все ходили в масках, защищаясь от трупного запаха, а Фалькон, Рамирес и дель Рей шли к палатке экспертов, зажимая руками рот и нос. В палатке имелось подобие прихожей, где пришедшие надели белые комбинезоны с капюшонами и натянули маски. Кондиционеры поддерживали в палатке температуру +22°. На месте находилось пять групп экспертов, но все они прервали работу, чтобы посмотреть, как будут вскрывать найденный ящик. Что-то в человеческой психике не позволяло даже экспертам устоять перед тайной закрытой емкости.

Диктофон проверили и установили посреди стола. Руководитель группы экспертов кивнул судье и двум детективам, и они собрались вокруг. Его руки в латексных перчатках обхватывали торцы красного металлического ящика. Рядом лежала плоская коробка для вещественных доказательств, на крышке которой значился адрес квартиры имама и дата. Внутри были три пластиковых пакетика с ключами. Фигура в белом подтолкнула Фалькона локтем. Это был Грегорио.

– Любопытно будет, если сундучок открывает какой-то из этих ключей, – сказал он. – Две связки – из стола имама, а третья – из его кухни.

– Все готовы? – спросил руководитель экспертов. – Итак, сегодня восьмое июня две тысячи шестого года, четверг, сейчас двенадцать часов двадцать четыре минуты. Перед нами запертый металлический ящик, крышка которого слегка повреждена взрывом, но замок, как представляется, остался цел. Сейчас мы попробуем открыть ящик, используя ключи, изъятые из квартиры имама во время обыска, который прошел седьмого июня две тысячи шестого года, в среду.

Он отверг один пакетик с ключами, взял другой и выцедил из него на ладонь два одинаковых ключа. Затем он вставил один из них в замок, повернул ключ, и пружинная крышка отскочила.

– Ящик удалось открыть с помощью ключа, найденного в кухонном шкафу квартиры имама.

Он полностью открыл крышку и вытащил три цветные пластиковые папки, набитые бумагами. Больше в ящике ничего не оказалось, и его переставили на другой стол. Он открыл первую папку, она была зеленого цвета.

– Перед нами лист с текстом по-арабски, прикрепленный скрепкой к набору документов, которые, по-видимому, являются архитектурными чертежами.

Он развернул чертежи: оказалось, что на них – подробный план средней школы в Сан-Бернардо. Содержимое двух других папок было схожим: во второй папке обнаружился план начальной школы в Триане, а в третьей – биологического факультета на улице Рейна-Мерседес.

Наступило молчание. Мужчины и женщины из экспертных групп обдумывали свою находку. Фалькон буквально чувствовал, как присутствующие склоняются ко все более и более неприятным выводам. Каждое масштабное злодеяние исламских террористов впрыскивало новые штаммы вируса страха в организм Запада. Как только Запад стал учиться защищаться от мужчин-бомб, ему пришлось учиться бороться с женщинами-бомбами и даже с детьми-бомбами. Было до отвращения очевидно, что машины-бомбы мутировали, превратившись в лодки-бомбы и даже самолеты-бомбы. Катастрофические теракты происходили уже не где-то далеко, на Ближнем или Дальнем Востоке или в Америке: они пришли в Мадрид и Лондон. А потом наступило невообразимое. От такого мог бы задрожать ночью даже автор романов ужасов: по всему миру прокатилась волна убийств, мужчин и женщин обезглавливали кухонными ножами. И наконец – Беслан: детей держат в заложниках, не давая им ни пищи, ни воды, и над головой у них висит взрывчатка. Как ум обычного человека может работать в таких условиях, когда заражение происходит настолько легко?

– Они собирались все это взорвать? – спросил кто-то.

– Взять заложников, – сказала одна из женщин. – Видите, они нацелились на детей и молодежь, от пяти до двадцати пяти лет.

– Скоты.

– Они на все готовы? У них, черт побери, нет никаких границ?

– Думаю, – проговорил судья дель Рей, торопясь обуздать поднимающуюся истерию, – нам надо подождать перевода арабских текстов, прежде чем спешить с выводами.

Но эти люди не хотели слышать голос разума, по крайней мере – сейчас. Они долго ждали веского доказательства, и теперь они нашли нечто впечатляющее, то, на чем можно сорвать гнев. Дель Рей это чувствовал. Он еще раз попробовал направить мысли собравшихся в конструктивное русло.

– На всякий случай эти три здания необходимо обыскать. Если у террористов существовал план захватить их, значит, возможно, в них хранится оружие или взрывчатка.

Все закивали, довольные тем, что даже человек из Мадрида поддался общей паранойе, что и в его мозгу кружат те же нездоровые мысли.

– Надо как можно скорее провести экспертизу этих чертежей и арабского текста, – сказал он. – Нам нужно быстрее получить перевод.

– Еще кое-что, – сообщил руководитель экспертов. – Саперы говорят, что им удалось выяснить интересные вещи насчет взрывчатки.

К столу протолкался армейский офицер в белом комбинезоне с зеленой повязкой на рукаве.

– Пока у нас был полный доступ только к площадке над кладовой, так как на этом участке не было обнаружено тел или их фрагментов. Мы по-прежнему считаем, что основные разрушения вызвала детонация большого количества гексогена, но мы обнаружили также следы «Гома-2 ЭКО» – взрывчатки, которую используют на шахтах и которую применяли при взрывах в Мадриде.

– Может быть, один заряд вызвал детонацию другого?

– Весьма вероятно, но у нас нет возможности это доказать.

– Есть ли какая-то причина, по которой могли быть задействованы два вида взрывчатки?

– «Гома-2 ЭКО» – промышленное вещество, гексоген – военное. Если у вас имеется серьезное количество гексогена, – а бризантность[78]78
  Способность взрывчатого вещества разрушать соприкасающиеся с ним предметы.


[Закрыть] у него выше, чем у «Гома-2 ЭКО», – непонятно, зачем вдобавок применять менее эффективное вещество, разве что вы намерены провести другой, отвлекающий, взрыв или же постоянно держать людей в страхе.

– По вашим оценкам, в здании хранилось около ста килограммов гексогена, – вспомнил дель Рей.

– По самым осторожным оценкам.

– Какой ущерб нанесло бы такое количество взрывчатки школам и факультету университета, которые представлены на этих чертежах?

– Настоящий специалист, который хорошо знает архитектуру этих зданий, вероятно, мог бы сровнять их с землей, – ответил офицер. – Но это требует серьезной подготовительной работы, как при сносе ветхих строений. Им пришлось бы просверлить отверстия в железобетонном каркасе дома и с помощью проводов соединить заряды, чтобы они взорвались одновременно.

– А как насчет людей?

– Если бы террористы согнали всех находящихся в каждом здании в одну или две комнаты, то тридцать килограммов гексогена не оставили бы никого в живых. Или же выживших осталось бы очень мало.

– Вы можете сейчас сказать, сколько «Гома-2 ЭКО» было в мечети?

– Лично я предполагаю, что там было двадцать пять килограммов или меньше, но я не мог бы с уверенностью утверждать это в суде, потому что эти следы слишком перекрываются следами гексогена.

– В Испании производят гексоген?

– Нет. Его выпускают в Великобритании, Италии, Германии, США и России. Возможно, еще и в Китае, но китайцы ничего об этом не сообщают.

– Зачем прилагать столько усилий и ввозить его из-за границы?

– Это вещество легко достать, – сказал офицер. – Повсюду в мире происходят военные конфликты, а значит, используются боеприпасы, а из них можно легко извлечь гексоген. И вы получаете взрывчатое вещество, даже малый объем которого дает серьезный эффект; такое вещество трудно обнаружить, его легко перевозить, прятать и маскировать. После одиннадцатого марта наши местные пороховые склады стали жестче контролироваться, но тем не менее и там случались кражи – например, в прошлом году в Португалии. Кроме того, вероятность того, что в открытой европейской транспортной системе удастся выследить передвижение гексогена, ничтожна. А организация ограбления складов у нас в стране позволит вам получить лишь взрывчатку низкого класса, к тому же это сразу привлечет внимание властей.

– А самодельная взрывчатка, как в Лондоне? – спросил дель Рей. – Не проще ли смешать доступные ингредиенты, вместо того чтобы с большими усилиями и риском ввозить гексоген или красть «Гома-2 ЭКО»?

– Вы правы, триацетонтрипероксид можно сделать довольно просто, но я бы не хотел оказаться рядом с тем, кто его делает, разве что он дипломированный химик и мы работаем в лаборатории, где поддерживается определенная температура, – ответил офицер. – Это летучее и нестабильное вещество. И потом, все зависит от того, какого рода теракт вы планируете. Если вы собираетесь просто кого-то убить, вполне подойдет ТАТП, а вот если вы намерены совершить впечатляющий взрыв, с серьезными разрушениями и многочисленными жертвами, тогда лучше использовать гексоген. Кроме того, гексоген стабилен и не так чувствителен к температуре, что важно в это время года в Севилье, где перепады в течение суток могут доходить до двадцати градусов.

Работа ускорялась. С места взрыва шел непрерывный поток материалов: кусочки кредитных карточек, обрывки удостоверений и водительских прав, клочья одежды, ошметки обуви. Фрагменты тел и другие страшные находки отправляли в палатку-морг, стоявшую рядом. Пока дель Рей наблюдал за работой экспертов, Фалькон кратко ознакомил с положением дел Эльвиру, который только что прибыл из здания муниципалитета, где у него было совещание с мэром, комиссаром Лобо и председателем Совета магистратуры Спинолой. Эльвира распорядился немедленно провести обыски в трех зданиях, чертежи которых были найдены в ящике. Местная полиция должна осуществить эвакуацию, а обыски будут выполнять саперы – на случай обнаружения бомб-ловушек. Эльвиру беспокоило то, что, возможно, какие-то другие террористические группы активизировались и готовятся захватить эти здания. Следовало предупредить КХИ. Грегорио из СНИ уже сообщил новости своему коллеге Пабло, который попросил прислать ему по защищенному электронному каналу переводы найденных арабских текстов, как только они будут готовы.

Фалькон, Рамирес и дель Рей сняли с себя комбинезоны в предбаннике палатки экспертов и вернулись в детский сад, чтобы возобновить совещание.

– Какие выводы вы делаете из этих новых данных, старший инспектор? – поинтересовался дель Рей.

– Нас просили рассматривать в этом расследовании все возможные версии, и особенно нас убеждал в этом большой человек из СНИ, – сказал Фалькон. – И тем не менее с тех пор, как мы обнаружили «пежо-партнер» со всем его содержимым, почти все последующие находки приводят нас к убеждению, что в этой мечети исламские террористы планировали крупную кампанию.

– Почти все последующие находки?

– Мы не можем удовлетворительно объяснить роль самозваных инспекторов муниципалитета и электриков, хотя их участие в этом деле вызывает большие подозрения, – ответил Фалькон. – Представляется, что они играли какую-то роль в подготовке собственно взрыва. Теперь, после того как мы поговорили с офицером-взрывотехником, становится очевидным, что в мечеть был заложен небольшой заряд, из-за которого и сдетонировал хранившийся там гексоген. Между Мигелем Ботином и электриками есть связь: видели, как он дает имаму их карточку. Но на кого он работал?

– Вы тоже не принимаете версию СНИ?

– Я бы принял, если бы они могли ее доказать, но доказательств нет.

– А как же ключи из квартиры имама, которыми удалось открыть ящик? – спросил Рамирес. – Кем тогда становится имам?

– Частью общего плана, – ответил дель Рей.

– Но ключи нашли в кухонном шкафу, – заметил Фалькон. – Мне кажется странным, что при этом все остальные ключи хранились у него в столе. И потом, там есть два одинаковых ключа. Разве станешь держать их в одном месте?

– Если мы поверим, что Ботин был двойным агентом и что он подставил имама комиссариату по поручению какого-то другого командира боевиков, как, похоже, считают в СНИ, то что нам делать с чертежами из металлического ящика? – спросил дель Рей.

– Ящик открывается ключами имама, а значит, его содержимое не представляет особой важности и может быть «засвечено», – ответил Фалькон. – СНИ вынуждено было бы признать, что это – еще одна часть отвлекающей операции.

– А что вы сами думаете по этому поводу, старший инспектор?

– У меня пока недостаточно информации, чтобы что-нибудь думать, – ответил Фалькон.

– Вы сказали, что стараетесь рассматривать все возможные версии, старший инспектор. Что это означает? Вы проводили изыскания и по другим линиям?

Фалькон рассказал ему об «Информатикалидад», а также о «Горизонте» и «Ай-4-ай-ти», которые за ней стоят. Он изложил причины, по которым компания купила квартиру, и объяснил, как эту квартиру использовали торговые представители. Он сообщил и о процедуре найма на работу в «Информатикалидад».

– Что ж, все это звучит странно, но я не вижу никаких деталей, которые могли бы указывать на их участие в этом сценарии.

– Я никогда не слышал, чтобы компании так работали, – заявил Рамирес.

– Пока я могу найти в их деятельности единственный незаконный момент: они купили квартиру на «черные» деньги, – проговорил Фалькон. – Я пытался нащупать какие-то связи между ними и тем, что происходило в мечети.

– И вы их не нашли.

– Единственная нить – то, что одну из церквей, которые «Информатикалидад» использовала для найма сотрудников, – церковь Сан-Маркое, – посещал Рикардо Гамеро из антитеррористического отдела КХИ.

– Но у вас нет доказательств, что Гамеро встречался с кем-то из «Информатикалидад»?

– Никаких. Я поговорил со священником этого храма. Некоторые его ответы были весьма уклончивыми, вот и все.

– Вы надеетесь, что полицейский художник, который составляет портрет того, с кем Гамеро встречался в музее, поможет вам протянуть эту нить к «Информатикалидад»?

– Это непросто – вытянуть у музейного охранника приметы человека, который его не заинтересовал, – ответил Фалькон. – Они присматриваются к возможным нарушителям спокойствия, а не к двум людям зрелых лет, которые ведут между собой беседу.

– Вот почему прошло уже пять часов, а нам пока ничего не дали, – вставил Рамирес.

– Кроме того, мы продвигаем вперед расследование, которое начали накануне взрыва, – сообщил Фалькон и рассказал о находке обезображенного трупа.

– И близость этих событий во времени наводит вас на мысль, что здесь может быть связь со взрывом? – спросил дель Рей.

– Не только это. После весьма жестоких действий, призванных скрыть личность жертвы, тело зашили в саван. Мне показалось это проявлением своего рода уважения, которое имеет религиозную подоплеку. Кроме того, у трупа обнаружен так называемый берберский генетический маркер, а значит, этот человек – либо с Иберийского полуострова, либо из Северной Африки.

– Вы сказали, что его отравили.

– Яд попал через рот, – пояснил Фалькон, – так что, возможно, он не знал, что его подвергают «казни». Потом они уничтожили его приметы, но обращались с ним уважительно.

– И как это поможет нам опознать фальшивых инспекторов и электриков?

– Я не смогу этого сказать, пока не сумею опознать убитого, – ответил Фалькон. – Очень надеюсь, что сейчас это удастся сделать: предполагаемый портрет жертвы и полный набор рентгеновских данных по его зубам мы разослали спецслужбам всего мира, в том числе Интерполу и ФБР.

Дель Рей кивнул, делая заметки.

– Мы ничего не добьемся, если будем искать этих электриков по обычным каналам, – заявил Рамирес.

– Когда перед нами выступал офицер-взрывотехник, я подумал, что специалист по бомбам должен бы разбираться в электронике, а значит, видимо, и вообще в электроприборах, – сказал Фалькон. – «Гома-2 ЭКО» – взрывчатка, которую применяют на шахтах, поэтому нам следовало бы показать нашим свидетелям фотографии всех подрывников в Испании, имеющих лицензию.

– Ваши свидетели смогли описать электриков?

– Больше всего можно доверять показаниям Хосе Дурана, испанца, который принял ислам. Но он не смог их как следует описать. Похоже, у них не было особых примет.

– Вы сказали «свидетели», во множественном числе.

– Есть еще один старый марокканец, но он даже не заметил, что двое рабочих – не испанцы.

– Может быть, нам стоило бы направить полицейского художника к Хосе Дурану, когда тот будет рассматривать снимки подрывников, – предложил Рамирес. – Я бы за это взялся.

Фалькон дал ему свой мобильный, чтобы он взял номер Дурана. Рамирес вышел.

– Боюсь, СНИ либо видит события в искаженном свете, либо сообщает нам не все, что нам нужно знать, – проговорил дель Рей. – Не понимаю, почему они до сих пор не допустили вас в квартиру имама.

– Их больше не волнует то, что здесь произошло, – ответил Фалькон. – Они считают этот взрыв ошибкой или отвлекающим маневром. В любом случае, по их мнению, незачем тратить силы на выяснение мелочей, когда террористы планируют нанести другой, более мощный удар где-то в другом месте.

– Но вы не согласны с точкой зрения СНИ?

– Мне кажется, здесь действуют две силы, – сказал Фалькон. – Одна сила – исламская террористическая группа, которая, видимо, готовила теракт с применением гексогена, привезла его сюда на «пежо-партнере» и спрятала в мечети…

– А акции против школ и биологического факультета?

– Посмотрим, что нам скажут эксперты по поводу этих чертежей и арабского текста, – ответил Фалькон. – Если им удастся что-нибудь из этого извлечь. И дождемся перевода.

– А другая сила?

– Я не знаю.

– Но как эта сила себя проявляет?

– Она ломает логику нашего сценария, – сказал Фалькон. – Мы не может вписать в нашу версию ни инспекторов, ни электриков, и мы не можем объяснить, при чем тут «Гома-2 ЭКО».

– Но кто, по-вашему, представляет эту силу?

– За что борются эти исламские террористические группировки – или против кого они, по-вашему, борются? – спросил Фалькон.

– Трудно сказать. Вряд ли у них есть какая-то четкая программа действий или стратегия. Похоже, они просто совершают акции возмездия и наказания. Лондон и Мадрид – это, вероятно, за Ирак. Найроби,[79]79
  В 1998 г. боевики бен Ладена совершили теракт против посольства США в Найроби (столице Кении). В результате взрыва погибли 213 человек.


[Закрыть] корабль «Коул» и башни-близнецы – потому что они считают Америку империей зла. Бали[80]80
  В результате взрывов в двух ночных клубах на острове Бали в 2002 г. погибли около двухсот человек. Теракт был организован индонезийской террористической группировкой «Джамма исламиа», связанной с «Аль-Каедой».


[Закрыть] – из-за действий Австралии в Восточном Тиморе против мусульманского населения Индонезии. Касабланка – видимо, против испанцев и евреев. Карачи… не знаю… там было что-то с «Шератоном»,[81]81
  В Карачи в 2002 г. близ отеля «Шератон» взорвался легковой автомобиль, управляемый террористом-самоубийцей. Погибли 14 человек. В причастности к взрыву подозреваются несколько радикальных исламистских группировок.


[Закрыть] верно?

– Вот в чем трудность, – произнес Фалькон. – Мы понятия не имеем, кто их враг. Возможно, эта другая сила – группа людей, которые долго терпели и наконец решили, что больше не будут сидеть сложа руки и не допустят, чтобы их терроризировали. Они хотят наносить ответные удары. Они хотят сохранить свой образ жизни, пусть даже кто-то считает его безнравственным. Возможно, именно эти люди стоят за сайтом ВОМИТ. Возможно, это неизвестная андалузская группировка, которая услышала о МИЛА и восприняла ее как угрозу себе и своим близким. А может быть, это религиозная группа, которая решила поддержать святые устои католической веры в Испании и изгнать ислам обратно в Северную Африку. А может быть, мы еще более аморальны, чем кажется, и это просто игра, чистая демонстрация могущества. Кто-то осознал политический или экономический потенциал, который несет в себе запугивание населения. Когда в башни-близнецы врезались самолеты, все переменилось. Люди стали смотреть на вещи по-иному – и хорошие люди, и плохие. В истории человечества открылась очередная ужасная глава, и самые разные люди начали использовать свои творческие способности, чтобы вписать в нее новые абзацы.

29

Севилья

8 июня 2006 года, четверг, 13.10

– Вам удалось поговорить с Марко Барредой, вашим бывшим наставником в «Информатикалидад»? – спросил Фалькон.

– Вышло даже лучше, – ответил Давид Курадо. – Я с ним виделся.

– Как это произошло?

– Ну, я ему позвонил и начал рассказывать, о чем мы с вами говорили, а он меня прервал, сказал – как жаль, что мы с ним не встречались с тех пор, как я покинул компанию, и почему бы нам не посидеть вместе за пивом и тапой.

– Такое бывало раньше?

– Ничего такого не было, мы только говорили по телефону, – ответил Курадо. – Я удивился. С бывшими сотрудниками запрещается даже беседовать, не говоря уж о том, чтобы встречаться и пить пиво.

– Вы были вдвоем?

– Да, и вот что было странно, – сказал Курадо, – по телефону он был полон энтузиазма, но, когда мы встретились, было такое ощущение, что он, чуть ли не передумал, как будто теперь он на все это стал смотреть иначе. Он казался рассеянным, но, по-моему, он просто притворялся.

– Почему?

– Я рассказал ему о нашем с вами разговоре, и он почти не обратил на это внимания, – произнес Курадо. – Но потом я задал ему вопрос о Рикардо Гамеро, и он просто окаменел. Я спросил его, кто такой этот Рикардо Гамеро, и он мне ответил, что это прихожанин его церкви, который вчера покончил с собой. Как вы знаете, я сам хожу в храм Сан-Маркос, но никогда не видел Рикардо Гамеро, так что я спросил у него, не потому ли тот себя убил, что за ним охотились копы, и тогда он мне ответил, что этот парень сам был копом.

– Как, по-вашему, он воспринял известие о самоубийстве Рикардо Гамеро?

– Ему было неприятно. Очень он был расстроен.

– Они были друзьями?

– Похоже, что да, но он этого не сказал.

Фалькон понимал, что ему придется поговорить с Марко Барредой напрямую. Курадо дал детективу его номер. На этом телефонный разговор кончился. Фалькон откинулся на спинку водительского кресла, постукивая мобильником по рулю. Может быть, самоубийство Гамеро сделало Марко Барреду в какой-то степени уязвимым? И если это слабое место и Фалькону удастся его использовать, то сможет ли он благодаря этой слабости выяснить достаточно, – да и сможет ли он вообще что-нибудь выяснить?

Он понятия не имел, в каком направлении продвигается. Он говорил судье дель Рею о двух силах – исламском терроризме и другой, пока неизвестной, – каждая из них действовала безжалостно, однако он ничего не знал об их структуре, об их целях, о том, насколько они готовы убивать. Возможно, одно движение многому научилось у другого: не провозглашать четкой программы действий, применять гибкую схему управления, создавать самодостаточные, не связанные друг с другом ячейки, которые, получив дистанционный приказ активизироваться, выполняют свои разрушительные задачи?

Он говорил обо всем этом с самим собой, и у него наступило кратковременное прозрение. Вот в чем различие между исламской и западной культурой: когда исламисты совершают теракт, Запад всегда ищет «мозговой центр», который стоит за этим терактом. Где-то в сердцевине замысла должен таиться некий злой гений, таков порядок, которого требует западный ум: иерархия, план, достижимая цель. Итак, какова цепочка?

Он начал двигаться вспять начиная от электрика, заложившего бомбу. Электрика вызвал имам, которому, в свою очередь, дал карточку электрика Мигель Ботин. Карточка – это связь между заданием и той иерархической вертикалью, которая это задание дала. Ни электриков, ни, если уж на то пошло, лжеинспекторов муниципалитета не было в здании в момент взрыва, и обе эти группы людей были такой же частью плана, как и карточка. Исламская террористическая ячейка не стала бы так действовать. Из этого логически вытекает, что единственным человеком, кроме исламистов, который мог активизировать Мигеля Ботина, был Рикардо Гамеро. Почему Гамеро совершил самоубийство? Потому что, пробуждая Мигеля Ботина к активности с помощью карточки электрика, Гамеро не понимал, что тем самым он делает его инструментом уничтожения здания и всех людей, которые в нем находятся.

Это могло бы стать достаточным основанием для того, чтобы покончить с собой.

В день взрыва сотрудников антитеррористического отдела КХИ никуда не выпускали из офиса: существовала возможность, что в их рядах орудует «крот». Лишь на следующий день Рикардо Гамеро смог выйти и потребовал встречи с кем-то из своего руководства – с пожилым мужчиной в Археологическом музее, – а от него потребовал объяснений. Но объяснения его не удовлетворили, и он совершил самоубийство. Фалькон позвонил Рамиресу.

– Полицейский художник так и не сделал портрет человека, с которым Гамеро встречался в музее?

– Мы его только что отсканировали и отправили в СНИ и КХИ.

– Пришлите и на компьютер детского сада, – попросил Фалькон.

– Вот-вот появится свидетель Хосе Дуран. Мы покажем ему снимки лицензированных подрывников, но я не питаю особых надежд, – проговорил Рамирес. – Бомбу мог сделать кто-то еще и потом оставить ее в мечети. А может быть, тот, кто ее сделал, когда-то был помощником специалиста по взрывчатым веществам и научился всему необходимому.

– Продолжай работу, Хосе Луис, – сказал Фалькон. – А если тебе хочется взяться за действительно невыполнимое задание, попытайся разыскать фальшивых муниципальных инспекторов.

– Я добавлю это к списку из двух с половиной миллионов операций грыжи, который мне еще предстоит проверить, – произнес Рамирес.

– И вот еще какая мысль, – сказал Фалькон. – Пообщайся со всеми братствами, имеющими отношение к трем церквям: Сан-Маркос, Санта-Мария-ла-Бланка и Ла-Магдалена.

– Чем это нам поможет?

– Неизвестно, что именно у нас здесь случилось, но тут есть явные религиозные мотивы. «Информатикалидад» набирает сотрудников в церковных общинах. Рикардо Гамеро был ревностным католиком и регулярно посещал храм Сан-Маркос. Выдержка из Абдуллы Аззама был отправлена в «АВС», ведущую католическую газету, и в этом тексте содержалась прямая угроза католической вере в Андалузии.

– И при чем тут, по-вашему, монашеские братства этих церквей?

– Возможно, ни при чем. Все известные братства слишком на виду. Но кто знает, может быть, они слышали о каком-нибудь тайном ордене или же видели, как в какой-то церкви происходили необычные вещи, что даст нам возможность надавить на священников. Мы должны попробовать все.

– Может получиться паршиво, – заметил Рамирес.

– Паршивее, чем есть?

– На нас ополчилась пресса. Мне только что сказали, что комиссар Лобо и председатель Совета магистратуры Севильи собираются устроить еще одну пресс-конференцию, чтобы объяснить ситуацию с отзывом судьи Кальдерона, – сообщил Рамирес. – Я слышал, что сегодняшняя утренняя конференция в здании парламента была просто катастрофической. А теперь по телевизору и по радио масса всяких сволочей объясняет, что после ареста Кальдерона по обвинению в убийстве и жестоком обращении с женой наше расследование совершенно лишилось доверия общества.

– Как все это выплыло наружу?

– Репортеры набились в Дворец правосудия, выспрашивали друзей и коллег Инес. Теперь они говорят не только об очевидном физическом насилии, но и о длительном процессе психологических издевательств и публичных унижений.

– Вот чего боялся Эльвира.

– Многие давно ждали возможности сбросить Эстебана Кальдерона с пьедестала, а теперь, когда им это удалось, они его запинают до смерти, даже если это вконец разрушит наше расследование.

– А чего Лобо и Спинола надеются достичь этой пресс-конференцией? – спросил Фалькон. – Они не имеют права говорить о расследовании убийства, пока оно не завершено.

– Будет что-то вроде оценки ущерба, – ответил Рамирес. – И потом, они намерены выпустить к ним дель Рея. Он приедет чуть позже вместе с комиссаром Эльвирой, чтобы сообщить о продвижении по нашему делу на текущий момент.

– Неудивительно, что он нам все так четко изложил, – заметил Фалькон. – Возможно, будет не совсем правильно, если он станет рассказывать о том, над чем мы сейчас работаем.

– Это вы правы, – согласился Рамирес. – Надо бы вам ему позвонить.

Мобильный у дель Рея был выключен: возможно, судья уже был в студии. Фалькон позвонил Эльвире и попросил его передать краткое послание дель Рею, непонятное для непосвященных. Не было времени вдаваться в подробности. Фалькон взял распечатку портрета у оператора компьютера в детском саду.

По крайней мере, это было похоже на изображение реального человека. Мужчине было сильно за шестьдесят, возможно – семьдесят с небольшим. Костюм, галстук, редкие волосы на темени, боковой пробор, без бороды и усов. Художник приложил к портрету вес и рост мужчины, записанные по оценке охранника: не выше метра шестидесяти пяти, около семидесяти пяти килограммов. Но похож ли он на того, кого они хотят найти?

В машине он просмотрел списки, которые дал ему Диего Торрес, директор по персоналу компании «Информатикалидад». Марко Барреда не входил в число сотрудников, проводивших время в квартире на Лос-Ромерос. Возможно, для этого он занимал слишком высокую должность. Фалькон позвонил по номеру, который дал ему Давид Курадо, и представился, перечислив все свои чины и звания.

– Думаю, нам следует поговорить лично, – сказал Фалькон.

– Я занят.

– Это отнимет у вас пятнадцать минут.

– У меня их нет.

– Я расследую террористический акт, массовое убийство и самоубийство, – пояснил Фалькон. – Вы должны выделить мне время.

– Не понимаю, чем я могу помочь. Я не террорист и не убийца, и я не знаю никого, кто бы такое совершал.

– Но вы знали самоубийцу, Рикардо Гамеро, – заметил Фалькон. – Где вы сейчас?

– У себя в офисе. Уже выхожу.

– Выберите место.

Было слышно, как Барреда тяжело дышит. Видимо, он понимал, что в конечном счете ему не удастся отвертеться. Он назвал бар в Триане.

Фалькон снова связался с Рамиресом.

– У тебя есть распечатка всех звонков, которые были сделаны с мобильных телефонов Рикардо Гамеро?

Рамирес сорвался с места, минуту носился по кабинету и потом снова взял трубку. Фалькон дал ему номер Барреды.

– Интересно, – произнес Рамирес. – Это последний вызов, который он сделал со своего личного мобильного.

– Пока я буду об этом думать, – сказал Фалькон, – раздобудь список всех звонков, которые делал со своего мобильного имам. Особенно важен тот, который он сделал на глазах у Хосе Дурана в воскресенье утром: это номер электриков.

Бар был заполнен наполовину. Все смотрели на телевизионный экран, забыв о своих напитках. Новости только что кончились, и теперь на экране были Лобо и Спинола. Но Рамирес ошибся: это была не пресс-конференция, у них брали интервью. Фалькон прошел по бару, высматривая одинокого молодого человека. Ему никто не кивнул. Он сел за столик на двоих.

Журналистка нападала на Спинолу. Она не могла поверить, что он не знал о том, как Кальдерон терроризировал собственную жену. Председатель Совета магистратуры Севильи, толстокожий законник старой школы с глазами рептилии и улыбкой, с готовностью возникающей на лице, но довольно пугающей, не чувствовал никакого неудобства под градом неприятных вопросов.

Фалькон перестал слушать бесплодный спор. Спинолу ей не припереть к стенке. Журналистка слишком напирала на эмоциональную сторону дела.

Она могла бы нанести Спиноле удар, заговорив о том, насколько Кальдерон способен осуществлять профессиональную деятельность, и о том, может ли человек с такими личными качествами быть судебным следователем в этом деле. Между тем она требовала каких-то скандальных личных впечатлений, но она выбрала для этой цели явно не того человека.