Текст книги "Тайные убийцы"

Автор книги: Роберт Чарльз Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 38 страниц)

– Хорошо, сеньор Харруш, – успокоительно проговорил Фалькон. – Поймите, мы рассматриваем все возможные варианты. Вы упомянули о ВОМИТ. Вам известна какая-нибудь еще антимусульманская группировка, которая, на ваш взгляд, могла бы совершить такие радикальные действия?

– Было несколько очень неприятных акций против постройки нашей мечети в Лос-Бермехалес, – сказал Харруш. – Может, вы и не помните: в мае прошлого года на том самом месте, где собирались построить мечеть, они зарезали свинью. Эта группировка всегда очень громко протестует.

– Нам о них известно, – отозвался Рамирес. – Мы будем внимательно следить за их деятельностью.

– А вы сами никогда не чувствовали, что за вами следят, что вы находитесь под наблюдением? – спросил Фалькон. – Какие-нибудь новые прихожане мечети, которых вы не знали или которые, на ваш взгляд, вели себя странно?

– Люди посматривают на нас с подозрением, но вряд ли за нами кто-то наблюдал.

Рамирес прочел Харрушу описание двух мужчин из «пежо-партнера», чтобы тот сравнил этих людей с теми, кто на его глазах внес в мечеть коробки. Харруш отвечал, но мысли его где-то блуждали. Полицейские встали, собираясь уходить.

– Я вспомнил, на прошлой неделе кое-что произошло, – сказал Харруш. – Кто-то мне говорил, что в мечеть приходила инспекция из муниципалитета. Формально у нас общественное здание, а значит, мы должны соблюдать правила пожарной и прочей безопасности. И вот на прошлой неделе без предупреждения заявились двое и проверили все, что можно, – водопровод, сантехнику, провода.

13

Севилья

6 июня 2006 года, вторник, 16.55

– Что ты о нем думаешь? – спросил Фалькон у Рамиреса, когда они шли обратно к детскому саду на совещание с комиссаром Эльвирой и судьей Кальдероном.

– С этими людьми никогда не знаешь, где ложь, а где правда. Я не думаю, что сеньор Харруш – лжец. Он уже шестнадцать лет как иммигрант, и он выработал в себе привычку рассказывать вещи, которые принесут ему как можно меньше неприятностей и выставят его народ в как можно более выгодном свете, – объяснил Рамирес. – Он сказал, что имам во время своих проповедей ни разу в жизни не произнес радикального слова, но, говоря о способностях имама к языкам, он заколебался. Почему он с такой неохотой рассказывал, какими языками тот владеет? Потому что среди них был немецкий. Тут не только ниточка к Гамбургу, но и сам факт, что он ездил по Европе: из-за этого имам может выглядеть в наших глазах более подозрительно.

– Но он вполне откровенно рассказал о двух молодых людях, которые явились с картонными коробками.

– Коробками сахара, – уточнил Рамирес. – Он это очень подчеркивал. При этом он постарался больше ничего об этих двоих не сообщать. Ему бы хотелось сказать, что он их знает, но он не мог. Ему бы хотелось как-то за них заступиться. Но если они просто развозят сахар, что в этом такого? Почему он чувствует необходимость их защищать?

– Взаимная поддержка мусульман, – сказал Фалькон.

– Или боязнь последствий?

– Даже если они друг друга не знают, у них есть чувство своего рода товарищества, – произнес Фалькон. – Сеньор Харруш – достойный труженик, и ему хочется, чтобы мы так же воспринимали и всех остальных его собратьев. Когда происходит взрыв бомбы или еще что-нибудь в этом роде, такие люди чувствуют себя так, словно на них напали, и инстинктивно строят линии обороны по всем возможным направлениям, даже если в итоге им приходится защищать тех, кого они, возможно, ненавидят.

К Эльвире и Кальдерону успел присоединиться Грегорио из СНИ.

– В Мадриде кое-чего добились, – сообщил Эльвира. – Грегорио расскажет.

– Мы изучали пометки на полях этого Корана из «пежо-партнера», – сказал Грегорио. – Копии этих надписей отправили по факсу в Мадрид, и там их сравнили с почерком владельца фургона, Мохаммеда Сомайи, и его племянника Трабелси Амара. Почерк не совпадает.

– А из этих заметок можно сделать какие-то выводы? – поинтересовался Кальдерон. – Там высказываются какие-нибудь экстремистские взгляды?

– Наш эксперт по Корану заключил, что автор заметок делал интересные выводы из священного текста, но в них нет ничего радикального, – ответил Грегорио.

– Вы нашли Трабелси Амара? – спросил Рамирес.

– Он все это время был в Мадриде, – кивнул Грегорио. – Он просто старался не попадаться на глаза своему дядюшке, пока не вернет фургон, а это он должен был сделать сегодня вечером. Услышав о бомбе, он залег на дно, однако, видимо, в его первоначальные планы это не входило, потому что лучшее, что он смог придумать, – это спрятаться в доме своего друга, а не в каком-то специальном, заранее подготовленном месте. Местная полиция нашла его часа два назад.

– Он опознал людей, которым одолжил фургон? – спросил Рамирес.

– Да. Он очень напуган, – сказал Грегорио. – В мадридском антитеррористическом отделе КХИ говорят, что он ведет себя совсем не как террорист. Он с радостью выложил им все.

– Начнем с имен, – попросил Рамирес.

– Бритоголовый – некто Джамель Хаммад, тридцать один год, родился в Тлемсене, Алжир. Его приятель – Смаил Сауди, тридцать лет, родился в Тиарете, Алжир. Оба жили в Марокко и, видимо, продолжают жить там до сих пор.

– Что в их досье?

– Это их настоящие имена. Действовали они под многими псевдонимами. В базе лиц, подозреваемых в терроризме, они входят в группу среднего и повышенного риска, а значит, вряд ли сами выполняли теракты, однако их подозревают в подделке документов, а также участии в разведывательной деятельности и материально-техническом снабжении террористов. У обоих есть родственники, активно участвующие в деятельности ГИА – то есть, в переводе, Вооруженной исламской группы.

– А как с ними познакомился Трабелси Амар?

– Все они – нелегальные иммигранты. Они переправляются через Гибралтар вместе, на одних и тех же судах. Хаммад и Сауди приняли его в круг своих друзей. Они привезли его в Мадрид и помогли ему с документами. А потом они попросили его оказать им услугу.

– А их ловкость не показалась ему… подозрительной? – спросил Кальдерон.

– Ему было удобнее об этом не думать, – ответил Грегорио. – И потом, Трабелси Амар не блещет умом.

– А что за история с фургоном? – задал вопрос Рамирес.

– Амар работал на своего дядю, развозил товары. Чтобы заработать побольше, он выполнял и «левые» заказы, иногда – для Хаммада и Сауди. Дважды они просили его одолжить им фургон: один раз – на дневное время, другой раз – на сутки. Все это происходило постепенно, так что, когда они попросили у него фургон, чтобы на три дня съездить в Севилью, и предложили за это двести пятьдесят евро, Трабелси Амар подумал только о деньгах.

– А как он объяснил это дядюшке Мохаммеду? – полюбопытствовал Рамирес.

– Он арендовал у него фургон за тридцать евро в день, – сказал Грегорио. – Может, он и не особенно умен, но сумел сообразить, что ему не надо будет ничего делать и при этом он получит сто шестьдесят евро чистой прибыли.

– Следовательно, он должен знать, где живут Хаммад и Сауди.

– В данный момент они подыскивают себе квартиру.

– А когда именно Амар решил спрятаться? – спросил Рамирес. – Когда он услышал про бомбу или когда сообщили, что найден «пежо-партнер»?

– Как только он узнал про бомбу, – ответил Грегорио.

– Значит, он, по всей видимости, уже тогда понял, что его новые друзья – люди не совсем обычные.

– А как насчет их связи с имамом Абделькримом Бенабурой? – спросил Фалькон. – За исключением того факта, что все они – алжирцы.

– Пока мы видим только ту связь, что Бенабура тоже родился в Тлемсене, но это мало что дает.

– Мы больше узнали об имаме от одного из прихожан мечети, чем от СНИ и КХИ вместе взятых, – заметил Фалькон.

– У нас пока нет полномочий, чтобы получить более подробную информацию, – сказал Грегорио. – Их нет и у Хуана, который, как вы, должно быть, обратили внимание, занимает весьма высокую должность.

– Имам как-то задействован в этой игре, – произнес Рамирес. – Я уверен.

– А как насчет этой группы, МИЛА, которая, судя по телевизионным новостям, взяла на себя ответственность за взрыв? – спросил Фалькон.

– Мы никогда не слышали, чтобы эта группа занималась активной террористической деятельностью, – ответил Грегорио. – Мы слышали об их намерении «освободить» Андалузию, но никогда не принимали его всерьез. При такой, как сейчас, боеготовности вооруженных сил только очень мощная группировка может подчинить себе тот или иной регион Испании. Баски не смогли этого достичь, а ведь им даже не нужно никого завоевывать.

– А что в мадридском управлении КХИ известно о пребывании Хаммада и Сауди в Испании? – поинтересовался Кальдерон.

– Ничего, – ответил Грегорио. – Не так просто, как кажется, проследить за неизвестными экстремистами в громадном, постоянно меняющемся иммигрантском сообществе, где одни – легальные иммигранты, а другие незаконно пробираются в страну через пролив. Например, нам известно, что некоторые из таких лиц прибывают к нам, выполняют у нас два-три задания и уезжают, а на их место являются другие – из Франции, Германии или Нидерландов. Довольно часто они даже не представляют, какова цель их действий. Они доставляют пакет, кого-то подвозят, получают деньги по краденым банковским карточкам, ездят на поезде в определенное время, чтобы сообщать о числе пассажиров и времени, которое поезд проводит на тех или иных станциях, или же их просят понаблюдать за каким-нибудь зданием и узнать, как там обстоят дела с охраной. Даже если такого человека поймать и вытрясти из него задание, что не так просто сделать, в итоге мы получим всего лишь небольшой фрагмент длинного фильма, описание одной из сотни операций, составляющих масштабный теракт, – но этот фильм может быть и отвергнут режиссером.

– У кого-нибудь есть версии, чем могли заниматься Хаммад и Сауди? – спросил Фалькон.

– Пока мы слишком мало знаем. Мы надеемся узнать больше, обыскав их квартиру, – сказал Грегорио.

– А что там с капюшоном-маской и исламским кушаком? – спросил Рамирес. – Разве их не надевают на себя боевики-самоубийцы перед тем, как записать свою операцию на видео?

– КХИ не дает на этот счет никаких комментариев, – отозвался Грегорио. – На основании допроса Трабелси Амара они пришли к выводу, что эти ребята занимались материально-техническим обеспечением операций и больше ничем.

Рамирес рассказал о коробках и пакетах, доставленных в мечеть, о визите представителей муниципалитета на прошлой неделе, об отключении тока в субботу вечером и о ремонтных работах, которые электрики провели в понедельник утром. Фалькон решил не сообщать о сведениях, которые он узнал от Диего Торреса из «Информатикалидад», пока из бесед с торговыми представителями не станут ясны подробности.

– Удалось узнать что-нибудь новое о взрывчатке? – спросил Кальдерон.

– Взрывотехники представили мне отчет, – сказал Эльвира. – При первоначальном исследовании места взрыва они измерили расстояние от эпицентра до самой дальней точки, куда долетали обломки, и оценили степень разрушения первых трех этажей. По самым осторожным оценкам, было использовано количество гексогена, втрое превышающее необходимое для того, чтобы взорвать этот жилой дом, – если террористы хотели взорвать именно его.

– Они сделали из этого какие-нибудь выводы? – поинтересовался Кальдерон. – Или же предоставляют сделать их нам, неспециалистам?

– Сейчас они как раз готовят свое заключение в письменном виде, – ответил Эльвира. – А на словах они мне сказали, что для того, чтобы разрушить здание такого размера, – все соответствующие методики и расчеты можно легко найти в Интернете, – им потребовалось бы всего двадцать килограммов гексогена. Они сообщили мне также, что гексоген часто применяется при сносе зданий, причем обычно – для того, чтобы ломать стальные несущие балки. Двадцать килограммов взрывчатки, правильно размещенные внутри обычного железобетонного строения, могут превратить в развалины все здание, а не только одну его секцию, как произошло в данном случае. Они делают вывод, что взрывчатка была расположена в одном месте в подвале здания, скорее в задней, чем в передней части подвала, вот почему так пострадал детский сад. Они считают, что взорвалось не меньше ста килограммов гексогена.

– По-моему, это похоже на начало масштабной серии взрывов в Севилье, – заметил Кальдерон. – А если эта группа намерена освободить всю Андалузию…

– Видимо, вы не смотрели последние новости, – сказал Эльвира. – Мы объявили по всей провинции максимальный уровень террористической опасности. Люди эвакуированы из собора в Кордове, из Альгамбры[35]35
  Альгамбра – дворцовый комплекс в Гранаде. Построен в XIII в.


[Закрыть] и Хенералисре[36]36
  Хенералифе – дворцовый ансамбль в Гранаде. Создан в XIII в.


[Закрыть] в Гранаде. Патрули обходят курорты на Коста-дель-Соль, а на шоссе Н340 установлено больше двадцати застав. У побережья дежурят военные корабли, а боевые истребители заняли позиции на всех важнейших аэродромах. Главные транспортные магистрали Андалузии патрулируют более сорока вертолетов. Сапатеро[37]37
  Сапатеро Хосе Луис Родригес – премьер-министр Испании. Занял свой пост в 2004 г., когда на выборах, которые прошли после терактов в Мадриде, Народная партия проиграла и к власти пришли социалисты.


[Закрыть] отнесся к этой угрозе очень серьезно.

– У него перед глазами – печальный пример крушения политических амбиций его предшественника, – заметил Кальдерон. – И потом, никто не хочет остаться в истории премьер-министром, уступившим Андалузию мусульманам после того, как в ней больше пяти веков властвовали испанцы.

Они не готовы были рассмеяться его циничной остроте. Эльвира так внушительно описал все принятые меры, да вдобавок, словно чтобы подкрепить его слова, над ними быстро пролетел вертолет, словно его срочно перебросили в какую-то новую кризисную точку.

Фалькон нарушил общее молчание:

– В мадридском отделе КХИ считают, что Хаммад и Сауди занимались материально-техническим обеспечением неизвестной ячейки, которая планирует осуществить теракт или серию терактов. Очевидно, груз был доставлен пятого июня, в понедельник. В фургоне, на котором его привезли, был найден всего один капюшон и один кушак, а значит, либо Хаммад, либо Сауди мог бы стать исполнителем. Возможно, это означает также, что один из них планировал пригнать машину обратно в Мадрид, чтобы вернуть Трабелси Амару, как и было оговорено.

Что показывает нам история? Перед мадридскими терактами одиннадцатого марта два члена группы отправились в Авилес за взрывчаткой: это было двадцать восьмого и двадцать девятого февраля. Они выделили себе целых десять дней на подготовку к терактам. Что касается нашего сценария, то нам предлагается поверить, что гексоген в «сыром», порошкообразном виде был доставлен в понедельник и что в тот же вечер они начали изготавливать бомбы, готовясь взорвать их во вторник утром. А примерно в восемь тридцать утра произошла случайная детонация. Я понимаю, что тут нет ничего невозможного и что в истории, по всей видимости, бывали случаи, когда террористы доставляли взрывчатку, изготавливали бомбы и приводили их в действие в течение одних суток, но для группы, которая собирается освободить всю Андалузию, такой вариант представляется маловероятным.

– А какой сценарий предпочитаете рассматривать вы? – спросил Грегорио.

– У меня нет версии. Я просто ищу огрехи в уже существующих. Я пытаюсь выстроить логическую цепочку, но в ней слишком много разрывов. Я не хочу, чтобы наше расследование устремилось по какому-то одному пути, когда после инцидента не прошло еще и двенадцати часов, – сказал Фалькон. – Думаю, нам придется подождать два-три дня, прежде чем мы получим заключение экспертов относительно мечети. А до этого, мне кажется, нам следует принять обе возможности: либо это был случайный взрыв в процессе изготовления бомб, либо это была целенаправленная акция против мечети.

– Почему кто-то решил провести теракт против мечети? – спросил Кальдерон.

– Месть, или радикальная ксенофобия, политические или деловые причины, а может быть, комбинация всех четырех факторов, – предположил Фалькон. – Террор – всего лишь инструмент для того, чтобы добиться каких-то изменений. Посмотрите, какой хаос породила эта бомба. Террор сосредоточивает на себе внимание населения и открывает новые возможности для людей, обладающих властью. Люди уже бегут из города. При такой панике могут происходить самые немыслимые вещи.

– Единственный способ обуздать панику, – сказал комиссар Эльвира, – это показать людям, что мы контролируем ситуацию.

– Даже если это не так, – вставил судья Кальдерон. – Даже если мы понятия не имеем, за что хвататься.

– Кто бы за этим ни стоял, будь то исламские боевики или какие-то «иные силы», они заранее спланировали атаку на прессу, – отметил Фалькон. – В редакцию «АВС» пришло письмо с севильской маркой и цитатой из Абдуллы Аззама. ТВЕ сообщает, что МИЛА взяла на себя ответственность за взрыв.

– Стали бы они брать на себя ответственность за уничтожение мечети и убийство своих, мусульман? – усомнился Кальдерон.

– В Багдаде такое происходит постоянно, – напомнил Эльвира.

– Если вы посылаете в «АВС» текст Аззама или что-то в этом роде, значит, вы планируете нанести удар немедленно, даже не через сутки, – добавил Грегорио. – Насколько я знаю, исламские боевики никогда не афишируют свои конкретные намерения. Все крупнейшие теракты происходили неожиданно, с одной целью – убить и искалечить как можно больше людей.

Грегорио позвонили на мобильный, и он попросил позволения выйти.

– Мы получили первое заключение взрывотехников, – сообщил Фалькон. – Оно касается самого взрыва. Но как насчет взрывчатки? Откуда она взялась и почему у нее столько названий?

– «Гексоген» – немецкое название, «циклонит» – американское, НИВВ – британское, а итальянцы, кажется, именуют его «Т-4», – ответил Эльвира. – Возможно, изготовители особым образом помечают каждую партию вещества, чтобы можно было установить источник, но они нам эту тайну не раскроют.

– Можно воспользоваться снимками Хаммада и Сауди, – предложил Рамирес.

– Если они занимаются подделкой документов, в их мадридской квартире наверняка найдутся тонны фотографий, – сказал Фалькон. – Есть продвижение в разборе завалов?

– Там говорят, что им нужно еще как минимум сорок восемь часов, и то если они не найдут ничего такого, что замедлит их работу.

Судья Кальдерон взял трубку, сообщил всем о том, что обнаружено еще одно тело, и вышел. Фалькон переглянулся с Рамиресом, и тот тоже покинул помещение.

– По-прежнему никаких новостей от КХИ? – спросил Фалькон. – Ожидалось, что я объединю силы и средства с антитеррористическим отделом, между тем пока единственный его представитель, которого мы видели, – это старший инспектор Баррос, а он мало что нам сказал и вообще выглядел оскорбленным.

– Мне сказали, что их функция на данном этапе – главным образом сбор данных, – сообщил Эльвира.

– А сотрудники пониже рангом? Они могли бы помочь с опросами.

– Это невозможно.

– Такое ощущение, что вы о чем-то вынуждены умалчивать…

– Могу сказать только, что со времен одиннадцатого марта важная часть контртеррористических мер – проверка чистоты наших собственных организаций, – проговорил Эльвира.

– Еще бы, – отозвался Фалькон.

– Севильское управление сейчас подвергается внутреннему расследованию. Никто не сообщает подробностей, но, судя по той информации, которую мне удалось получить, СНИ провело проверку севильского антитеррористического отдела и получило неудовлетворительные результаты. В СНИ считают, что кто-то в этом отделе вел двойную игру. Сейчас на самом высоком уровне идут споры, допускать их к участию в расследовании или нет. От мадридского управления КХИ тоже не ждите активной помощи. Они плотно работают со своей собственной сетью информаторов, у них полно собственных хаммадов и сауди, с которыми им надо разбираться.

– Нам будут что-то сообщать информаторы из севильской сети КХИ?

– На данный момент – нет, – ответил Эльвира. – Простите мне эту уклончивость, но ситуация крайне деликатная. Не знаю, что говорят сотрудникам антитеррористического отдела, чтобы уверить их, что они не под подозрением, но СНИ старается учитывать все возможности. Они не должны дать понять «кроту», если он существует, что они за ним охотятся, но при этом они не хотят, чтобы он поставил под угрозу расследование в случае, если они так и не узнают, кто он. Идеальный вариант для них – найти его и использовать в своих целях, допустив при этом КХИ к расследованию.

– Рискованный ход.

– Вот почему они так долго принимают решение, – сказал Эльвира. – В дело включились политики.

Грохот техники, раздававшийся снаружи, достиг уровня приемлемого фонового шума. Как инопланетяне среди серого лунного пейзажа, люди двигались по штабелям разрушенных перекрытий; за ними змеились шланги отбойных молотков. Следом шли рабочие в масках, с ацетиленовыми горелками и бензопилами. Над ними покачивался извивающийся трос крана. Стук, рев и вой, треск падающих обломков, громыхание, с которым куски перекрытий грузили в самосвалы, – все это держало любопытных на расстоянии. Поблизости остались лишь несколько телевизионных съемочных групп и фотокорреспондентов; репортеры обшаривали развалины объективами в надежде запечатлеть искалеченное тело, или окровавленную руку, или обломок кости.

Еще один вертолет заклекотал над их головами, летя в сторону расположенного неподалеку здания андалузского парламента. Идя по улице Лос-Ромерос, Фалькон позвонил Рамиресу и попросил его выяснить фамилию прихожанина, о котором упоминал сеньор Харруш и который, по его словам, посещал мечеть по утрам. Выяснилось, что этого человека зовут Маджид Меризак. Рамирес предложил присоединиться, но Фалькону хотелось провести эту беседу одному.

Маджид Меризак не пострадал от взрыва в мечети, потому что был болен и лежал в постели. Он был вдовец, за ним ухаживала одна из дочерей. Она не смогла воспрепятствовать отцу, решившему непременно спуститься по лестнице, чтобы посмотреть, что случилось; но этому воспрепятствовал упадок сил, почти лишивший его способности двигаться. Теперь он сидел в кресле, откинув голову, расширив глаза, как безумный, и тяжело дыша; звук телевизора был включен на полную мощность, потому что вдовец был почти глух.

В квартире стоял запах рвоты и поноса. Хозяин не спал всю ночь и очень ослаб. Дочь выключила телевизор и уговорила отца надеть слуховой аппарат. Она сказала, что отец плохо знает испанский, и Фалькон ответил, что в таком случае они могли бы побеседовать по-арабски. Она объяснила это отцу, который выглядел смущенным и раздражительным из-за того, что вокруг происходило столько событий. Но как только его дочь проверила слуховой аппарат и вышла из комнаты, Маджид Меризак утратил вялость.

– Вы говорите по-арабски? – спросил он.

– Только учусь. У меня есть родственники-марокканцы.

Тот кивнул и, пока Фалькон представлялся, пил чай; он явно успокоился, слыша корявый арабский Фалькона. Это был верный ход. Меризак держался куда менее настороженно, чем Харруш.

Чтобы разговорить его, Фалькон начал с вопроса, когда тот посещает мечеть. Выяснилось, что вдовец аккуратно приходит туда каждое утро и остается там примерно до середины дня. Потом Фалькон спросил о незнакомцах.

– На прошлой неделе? – переспросил Меризак, и Фалькон кивнул. – Два молодых человека приходили во вторник утром, ближе к полудню, и два человека постарше приходили в пятницу, в десять утра. Вот и все.

– И вы никогда их раньше не видели?

– Нет, но вчера я видел их опять.

– Кого?

– Тех двух молодых людей, которые были здесь в прошлый вторник.

Судя по описанию, которое дал Меризак, это были Хаммад и Сауди.

– А что они делали в прошлый вторник?

– Они прошли в комнату имама и разговаривали с ним примерно до половины второго.

– А вчера утром?

– Они принесли два тяжелых мешка. Каждый приходилось нести вдвоем.

– Во сколько это было?

– Примерно в половине одиннадцатого. В это же время явились электрики, – сообщил Меризак. – Да-да, электрики тоже приходили. Но я их тоже никогда раньше не видел.

– Куда эти двое сложили мешки?

– В кладовку, рядом с комнатой имама.

– Вы знаете, что было в мешках?

– Кускус.[38]38
  Африканское блюдо из крупы, баранины и овощей.


[Закрыть] Так было на них написано.

– Кто-нибудь раньше доставлял в мечеть подобные товары?

– Не в таких количествах. Люди приносили пакеты еды и отдавали имаму… вы же знаете, это наш долг – делиться с неимущими.

– Когда они ушли?

– Они пробыли около часа.

– А как насчет тех, кто приходил в пятницу?

– Это была инспекция муниципалитета. Обошли всю мечеть. Обсудили что-то с имамом и ушли.

– А отключение электричества?

– Это было в субботу вечером. Меня здесь не было. Имам был один. Он говорил, что раздался громкий хлопок – и свет погас. Он нам об этом рассказал на следующее утро, когда нам пришлось молиться в потемках.

– И электрики пришли в понедельник, чтобы все починить?

– В восемь тридцать пришел один. А через два часа пришли трое других, они-то и сделали всю работу.

– Испанцы?

– Они говорили по-испански.

– Что они сделали?

– Перегорел предохранитель, они поставили новый. А потом они сделали розетку в кладовой.

– Какую именно работу они для этого провели?

– Просверлили дырку в стене комнаты имама, там, где у него была розетка. А через стену как раз была кладовая. Потом они вставили в дырку какую-то серую гибкую трубку с проводом внутри и все зацементировали.

Меризак видел синий грузовой фургон, он описал его как «потрепанный», но не заметил никаких особых примет и не запомнил номер.

– Как имам расплачивался с ними за работу?

– Наличными.

– Вы не знаете, откуда у него был телефон этой компании?

– Нет.

– Вы бы узнали этих электриков, инспекторов и молодых людей, если бы увидели их еще раз?

– Да, но я вряд ли сумею их вам хорошо описать.

– Вы слушали новости?

– Они сами не знают, о чем болтают, – проговорил Меризак. – И это меня очень сердит. Как только взрывается бомба, они сразу думают на исламских боевиков.

– Вы когда-нибудь слышали о «Los Martires Islamicos para la Liberacion de Andalucia»?

– Первый раз – сегодня в новостях. Это выдумка журналистов, которые хотят опорочить ислам.

– Вы когда-нибудь слышали, как имам проповедует в мечети идеологию боевиков?

– Скорее он проповедовал прямо противоположное.

– Мне говорили, что у имама хорошие способности к языкам.

– Он очень быстро выучил испанский. Говорят, у него вся квартира полна книг на французском и английском. И немецкий он тоже знает. При мне он говорил по телефону на языках, которых я никогда раньше не слышал. Одним из них оказался турецкий, так он мне сказал. А в феврале сюда приехали несколько человек, они пробыли у него около недели, и он тоже говорил с ними на каком-то незнакомом языке. Кто-то сказал, что это пуштунский и что эти люди – из Афганистана.