Текст книги "Право на выбор (СИ)"
Автор книги: Рина Михеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
ГЛАВА 39. Истинное святилище
– По преданию, Истинное святилище Лориша тоже построили норенги, – сообщила фея, когда трое людей кое-как пришли в себя.
Они сидели на голых камнях, привалившись к шершавому серому боку скалы, смотрели на взмывающие в пронзительно голубое небо горные пики, на величавые вершины, увенчанные снежными мантиями, на плывущие рядом с ними облака.
Холодная красота горной страны вызывала восхищение. И желание оказаться где-нибудь, пусть в менее красивом, но зато более дружелюбном месте. Например, вон в тех зеленеющих долинах, что кое-где проглядывали между горными грядами. Вдали радужно искрился каскад водопадов. Красиво до боли. И сидеть на голых камнях – тоже больно. Ветер здесь резкий, почти такой же обжигающий, как солнечный свет. Да, такие красоты хороши на открытках. А в жизни они подходят только для любителей экстрима. Полина экстрим не любила, поэтому всей душой надеялась, что им не придется выбираться отсюда своим ходом. А на "мост", выглядевший веревочкой, качающейся над бездонной пропастью, и вовсе смотреть не могла без содрогания.
– Они же под землей живут, – пробормотала она, передавая фляжку с водой Саю. – Норенги.
– По преданию, – снова завела фея, покосившись на своих слушателей с некоторой долей осуждения, – прежде норенги жили на поверхности и были… людьми.
– Чего? – на этот раз изумился даже невозмутимый Верен.
Фая радостно подпрыгнула, вскочив на округлый валун, как лектор на сцену. Изумлять она любила.
– Да-да. Я это только тут и вспомнила… Прежде норенги были людьми. Сильными магами земли. Они могли обращаться в… ну… в норенгов они могли обращаться. Но большую часть времени были людьми. Разве что чуть пониже ростом, пошире в плечах. Работали с камнями, выплавляли металлы, создавали уникальное оружие, украшения и артефакты. Но у тех из них, кто оставался под землей дольше прочих, магия проявлялась сильнее. Они научились создавать все то, чем были так славны их мастера, без всяких инструментов, одной только силой мысли, волей и магией. Ну и… постепенно они все переселились под землю и стали постоянно оставаться в своих магических телах. А потом и вовсе разучились обращаться людьми. Но до сих пор норенги могут зачать потомство только на поверхности, что лишний раз доказывает их, так сказать, поверхностное происхождение. Те, кого считают достойными этой чести, выбираются наверх по ночам, чтобы совершить брачный ритуал, ну и… все остальное. Любить друг друга они могут и под землей, но зачатие возможно только наверху. Однако есть вероятность, что некоторые из них остались среди людей. Они наоборот утратили большую часть магической силы, но по сравнению с людьми и оборотнями, они все равно могут быть прославленными мастерами. Очень может быть, что известный Северный и Восточный Мастера и есть норенги. С примесью человеческой крови, конечно, но все-таки.
– Ладно, – протянул Верен, поднимаясь, – это, конечно, очень интересно, но нам сейчас вряд ли поможет. Пора идти, – он без особого энтузиазма посмотрел на темнеющий вход.
– И какие еще чудесные сюрпризы нас там ждут? – поинтересовался Сай.
– Да вроде бы ничего такого… – Верен покосился на енота.
Помнит он, что кто-то должен позвать Хранителя через Священный Огонь? И раз их здесь трое, но ни он, Верен, ни Полина, сделать этого не могут, то… Наверняка помнит. Вон как тревожно косит глазом.
Они одновременно подошли к ломаной арке входа. По сути никакой арки и не было, все здесь представало грубым и диким в своей первозданности. Если это святилище действительно строили норенги, то в то время их подход к строительству был совершенно иным – они просто немного подправили обрамление природного места силы, постаравшись оставить его в наиболее естественном виде, и в этом тоже было что-то правильное, как и в выверенной гармонии других святилищ.
Внутри паломников ждал постепенно расширяющийся природный грот с грубыми неровными стенами и сводом, уходящим в недоступную взгляду высь. Грот заливал призрачный голубоватый свет, исходивший от спиральных колоний светящихся лишайников, облюбовавших эти стены и изрисовавших их причудливыми символами вечности, словно нарочно созданными для подобного места.
– Горные миражи… – прошептала фея на ухо Полине. – Эти растения родственны пепельникам, но не растут в подземельях. Чаще всего встречаются в горах, в местах, богатых природной силой. Говорят, если долго смотреть на них, можно заглянуть в иные миры… Или отделиться от тела и уйти за грань.
– Или сойти с ума, – вставил Верен. – Шаманки уходят в горы во время посвящения, в места, где растут миражи. Остальным же лучше рядом с ними не задерживаться.
Полина моргнула и потрясла головой. Закручивающееся кольцами, овалами и спиралями сияние действительно словно затягивало в себя, приковывая взгляд и затуманивая сознание.
Через несколько десятков метров начиналась самая широкая часть грота, освещенная, помимо голубого свечения миражей, еще и дневным светом, проливавшимся вниз через пролом в своде. Похоже, что пролом этот тоже "входил в план, он не казался случайным, ведь именно здесь располагалось главное место святилища, и лившийся сверху свет выделял его, высвечивал, создавая совершенно особую игру голубоватого сияния и солнечных лучей, падающих вниз и разбавляющих холодную голубизну живой и теплой золотистостью.
У дальней стены высилось традиционное для лоанирских святилищ изваяние. Снова Лоана и Лориш, вернее, на этот раз – Лориш и Лоана. Эти статуи казались несколько более грубыми, их не раскрашивали, не пытались приукрасить, но от этого их воздействие на паломников не уменьшалось, скорее напротив – усиливалось.
Изваяния из светло-серого камня были созданы гением. Наклоном головы, мягким изгибом шеи, очертаниями рук, каждой линией своей они передавали внутреннюю суть, передавали глубину чувств, запечатленное в камне мгновение подлинной жизни.
Лориш был изображен одновременно задумчивым и исполненным нежности. На его раскрытой ладони лежала морская раковина, из которой время от времени стекала по капле темная жидкость, заполняя небольшой бассейн у его ног. На другой руке он держал Лоану, представшую здесь маленькой девочкой в бережных объятиях старшего брата.
Лоана улыбалась и была мало похожа на ту строгую богиню с возвышенным выражением лица, которая была изображена в ее святилище, в Светании. Здесь это был ребенок, доверчиво склонивший голову на плечо брату. На ее ладони трепетала светящаяся радужная бабочка. Лоана рассматривала ее с тем восхищенным и непосредственным детским интересом, что хорошо знаком родителям маленьких детей, радостно открывающих для себя мир.
Бабочка под ее взглядом становилась больше и вдруг… – вспорхнула, медленно опустившись на темную гладь бассейна. Там она сложила и снова раскрыла крылышки, а потом медленно превратилась в цветок, напоминающий лотос, мерцающий, молочно-белый, прекрасный и недоступный, словно хранящий невыразимую и хрупкую тайну.
На матово, даже бархатисто темной поверхности бассейна покачивалось немало подобных цветов, одни были больше, другие меньше. Некоторые почти совсем угасали, растворяясь в густой смоляной глади, другие были полураскрыты, третьи – в самом расцвете. А на ладони Лоаны возникло мерцание размером с семечко – начался новый цикл.
– Неужели это… – прошептала фея.
– Да, – кивнул Верен. – Легендарные сокровища, не созданные никем из смертных. Никто не знает, откуда они в нашем мире. На ладони Лоаны – Семя Жизни. А у Лориша – Раковина Вечности. Из нее по капле вытекает то, что когда-то назвали Первоосновой. Это воплощенное Небытие. Немыслимая в мире смертных субстанция. Содержимого этого бассейна достаточно, чтобы… растворить в Небытии весь наш мир. А может, и не только его. Но пока соблюдается равновесие – все в порядке. Эти цветы-бабочки – это жизнь. Каждый цветок – целый мир. Ну, вернее, это их отражение в нашем мире или что-то в этом роде. Точно не знает никто. И эти цветы испаряют содержимое бассейна. Сколько капель падает вниз, столько же и испаряется.
– Иногда капля не падает вниз, а парит в воздухе. Такие капли собирают шаманки. Из одной-единственной капли получается Печать Лориша. И точно такую же каплю растворяют в большой чаше Живой Воды из источника Лоаны, чтобы получить Воду Забвения. Она стоит в святилище Лориша – том, что в клане воронов. А это… его посещают немногие… Я надеялся, что мы обойдемся тем – малым святилищем. – Верен вздохнул.
– Не обошлись… – Сай почесал в затылке. – Ну и где же это… Священное или как там его… Живое Пламя, встречи с которым я столь давно и нетерпеливо ждал?
Верен и Полина уставились на енота с совершенно одинаковым удивлением.
Сай усмехнулся.
– Ну да, я же не настолько тупой, чтобы не понять, куда клонила Хранительница. Она ясно сказала, что вам нельзя его касаться. А нас там было трое. Извини, – Сай подмигнул Фае, – феи не в счет.
– Так ты с самого начала решил, что речь о тебе? И поэтому не хотел с нами расставаться? – потрясенно спросил Верен.
– Ну… – Сай опустил голову. – Я же пытался тебе объяснить причины. И был честен. Откровенно говоря, мне совершенно не хотелось совать руки в огонь, даже если это Пламя Жизни. Подозреваю, что приятного в этом мало, особенно для такого… ну… для такого, как я, в общем. Я старался об этом не думать, ну и… надеялся, что обойдется. Хотя, конечно, глупо было на это рассчитывать.
– А с другой стороны, не хотелось бы, чтобы все провалилось из-за того, что я струсил. С этим ведь придется как-то жить… Думаю, это будет совсем не весело. Да и в моей коллекции приключений недостает как раз чего-то в этом роде. После знакомства с вами моя жизнь прямо-таки заиграла яркими красками. Я уже тонул, видел единорога и нага, шмякнулся на морду мраку, ездил на медведе и норенге, почти что присутствовал при родах, болтался над пропастью на спине у ворона… В общем, – он резко выдохнул, – покажите, куда тут сунуть руки. А то чего-то я не понял… Приговоренный явился, а палача не видать.
– Живое Пламя не палач, – возмутилась Фая.
– Ну извините за непочтительность, – фыркнул енот. – Это у меня от нервов.
– Эти цветы-миры-бабочки-неизвестно что – это и есть Живое Пламя. Пламя Жизни.
Верен подошел ближе, остальные последовали за ним, хотя подходить было страшновато. И не только после разъяснений ворона, они и сами ощущали невероятную мощь, спящую здесь, притяжение Небытия, восторг от созерцания цветов – миров из Живого Пламени. И всего этого – и притяжения, и восторга – было так много… Слишком много для смертных созданий.
ГЛАВА 40. Живое Пламя. Фая и Сай
Верен опустился на колени рядом с бассейном, Сай и Полина последовали его примеру. Фея замерла у Поли на плече, сжалась, чувствуя почти непреодолимое желание нырнуть в эту манящую черноту. Для души без тела притяжение было слишком сильным. Она затрепетала, поднялась в воздух и медленно поплыла вперед.
– Фаюшка? – растерянно окликнула ее Полина. – Ты куда?
Фея на миг остановилась, но тут же двинулась дальше – вперед и ниже… ниже… какая прекрасная темнота… какая зовущая, умиротворяющая… Раствориться в ней… Покой… тишина… Незыблемая тишина, незыблемый покой… Над темной гладью мелькают картины прежней жизни… Она не хочет их видеть. Не хочет этого помнить. Погрузиться в темноту… тишину… покой.
– Фая, – крикнула Полина, сообразив, что с феей явно что-то не так.
Верен протянул руку вперед.
– Вернись. Повелеваю тебе. Лориш подарил тебе возможность задержаться в этом мире. Не смей отказываться от его дара. Вернись.
Фея замерла, а потом резко метнулась назад, мерцание ее дрожало, крылья тряслись, мелькая в воздухе так часто, что сливались в одно непрерывное мельтешение. Потрясенное выражение голубых глаз и волны чего-то, более всего похожего на ужас.
– Я… я… Я чудовище… – последнее слово она прошептала так тихо, что никто не услышал.
– Успокойся, Фаюшка. Давай-ка отойдем немного. Мне здесь тоже не по себе. Нам тут не место… Никому из смертных тут не место. Теперь понятно, почему сюда почти невозможно попасть.
Фея замолчала, опустившись на плечо Полины, прильнув к ее щеке, но продолжала дрожать. Полина отошла от бассейна. Теперь там остались Верен и Сай.
– Ну что, – спросил Верен, – ты и правда готов?
Сай резко кивнул.
– Ты лучше не переспрашивай. Я совершенно не готов. И очень хочу сбежать. Но бежать-то тут и некуда, – он криво усмехнулся. – Что нужно сделать?
– Думаю, если ты потянешься к ближайшему цветку… Мысленно для начала. Ну а потом и руки к нему протянешь. Скорее всего, он сам к тебе приплывет. Только не касайся… воды.
– Да уж понял, – Сай тяжело вздохнул. – Ну, не поминайте лихом.
– Да ты себя не хорони. Это не смертельно. Полина вон…
– Ага. Твоя Полина практически святая. И то ей было больно, наверное. Было ведь?
Верен отвел глаза.
– Да и шаманка, может, помогала. Ладно. Деваться теперь уже некуда, – Сай снова вздохнул и осторожно протянул руку в сторону ближайшего цветка, медленно и величественно проплывавшего мимо, наполненного нежным свечением, проступающим через молочно-прозрачные лепестки, окутанного трепетным сиянием.
Цветок на секунду замер, словно задумался, качнулся слегка и поплыл к Саю. Прозрачные лепестки, состоящие из мягкого белого свечения, раскрывались, росли, наливались яркостью и силой. И вот уже не цветок, а живое пламя взметнулось над неподвижной темной гладью.
Танец пламени, завораживающий и опасный, все быстрее мелькают лепестки-языки белого огня, все выше поднимаются, пылают все жарче. Лицо Сая побелело от напряжения, он смотрел в этот белый огонь и видел в нем всю свою жизнь…
Любовь близких, беззаботное детство, хотя уже тогда витала над ним, над его семьей и всем кланом темная тень, опасность, немилость княгини… Но пока он, еще ребенок, не понимал всей серьезности угрозы, верил в то, что жизнь безопасна и полна радости, увлекательных приключений и интересных открытий.
Мать любила его какой-то отчаянной любовью, в которой страх был преобладающим оттенком чувства. Страх потерять, не уберечь, страх перед сильными, перед Леяной, потом и перед Отступником, о котором шептались тайком. И Сай невольно пропитывался этим страхом, а вместе с ним и чувством собственной исключительности. Мир был опасен, но он должен жить, сохранить себя, уберечь.
Еноты одни против всех остальных во враждебном мире, где никто не поможет, никто не заступится. Он один против всех – каждый сам за себя. Душа его тосковала, рвалась куда-то прочь от того темного, что тяготело над ними, не желала одиночества, но с годами тоска притупилась, одиночество стало привычным, собственные интересы, выживание стало главным.
Несправедливость княгини, она не выносит енотов, сородичи один за другим исчезают – кто просто пропал, кто погиб, кого забрали на тяжелые работы, некоторые успели бежать. От непосильного труда погибла мать, и ее последнее напутствие: береги себя.
Он берег. Делал все, чтобы выжить. Княгине нравилась его покорность, забавляла ее. Она заставляла соблазнять тех, кто был ей зачем-то нужен, или тех, кого хотела ударить побольнее. Заставляла выведывать секреты, шпионить… Мерзко. Как мерзко. Больно вспоминать об этом. И о том, как он сам спешил забыться то в одних объятиях, то в других. Не думая, что причиняет боль, используя этих девушек и женщин. Ему было все равно.
Никто не думает о нем, и он не думает ни о ком. Отца и братьев не спасти – в глубине души он понимал это. Никого у него не осталось, никого и ничего. Только он сам. Один. Сколько бы ни было подружек на одну ночь или на целый сезон, – он один. Тоска по теплу, полученному и отданному, еще жила в душе, угасая постепенно. Сердце обрастало броней.
Даже ребенок, которого должна была зачать Полина по воле Леяны и Отступника, не беспокоил. Почти не беспокоил. Да, мелькнула мысль, что это ведь будет и его ребенок. Но нет. Он – это он. Один. Весь остальной мир – чужой. Все чужие. Что ему до какого-то ребенка. Сколько уже погубленных жизней вокруг. Он не может ничего сделать. Только пытаться уцелеть самому.
Вот кем он стал. Равнодушным ко всему и ко всем. Выжить любой ценой. А зачем? Разве это жизнь… Разве стоит за такую жизнь держаться? Он не верил, что есть те, кто думают не только о себе, считал, что лишь лицемеры делают вид, что им есть дело до других. Ну и еще семейная привязанность, да. И то не всегда. Вот кем он стал…
Как больно видеть себя со стороны, как больно… Все его прошлое, все чувства и мысли, все, из чего состоял он и чем он жил, все горело и корчилось, боль разрывала изнутри и выжигала нутро, ослепляющая боль, яростная и… очищающая.
Неужели вот так сгорит все? Ничего не останется… Он сгорит… В нем нет жизни, только какая-то шелуха, мусор, страх, пустота, жалость к себе и – ничего больше?
Пламя опадало, оставляя свободу и чистоту. Мир не такой, люди – не такие. Не все. Есть и любовь, и сострадание, и даже самопожертвование. И он сам – не такой. Больше не такой.
Из-под прогоревшей шелухи вдруг показалось что-то важное, что-то нужное, лежавшее на дне памяти, на дне души. Любовь родителей друг к другу, к нему, к братьям, забота братьев, и еще… Тирини.
Она тоже любила его, он знал. Вместе росли, вместе играли. Первый поцелуй – неуклюжий, робкий, чистый. Прикосновение не столько тела, сколько души – тоже с ней. А больше ничего не было, ни тогда, ни после. Все-таки на это хватило угасающего света в его душе – сберечь то чистое и прекрасное, что зарождалось между ними да так и не расцвело. Даже он понимал, что с ней нельзя так, как с другими, она не для того, чтобы забыться, не на одну ночь, не на один сезон. Такая, как она, или навсегда, или никак.
Сейчас вдруг понял, что среди тех, с кем "забывался", наверное, тоже были такие, – настоящие. Точно были. Только он смотрел на них глазами себялюбца, которому плевать на всех, а не глазами любви. Ведь когда-то были они у него – глаза любви… Едва начали открываться и закрылись снова. Но память о Тирини осталась.
Он слышал потом, что она так и не вышла замуж. Подумал еще: неужели до сих пор ждет и любит его? И тогда эта мысль польстила, хотя и жаль ее было, но все же – польстила… Новая вспышка боли. Какой же сволочью он стал. Неужели и правда – она все еще любит его… Тирини… Большие искристые глаза, тонкие руки, чуть печальная улыбка…
Ослепляющая боль взорвалась в груди и растаяла. Остался свет, тепло, надежда, память… О матери, отце, братьях, о Тирини. Жива ли она? Может быть, все же вышла замуж. Только бы была жива… Он отыщет ее. И сделает все, чтобы помочь ей. И если для этого нужно будет снова исчезнуть из ее жизни, исчезнет. Только бы у нее все было хорошо.
Сай открыл глаза, мимолетно удивившись тому, что они были закрыты, ведь успел увидеть так много… Поднялся. Было очень тихо. Верен, Полина, фея – все смотрели на него огромными испуганными глазами. Да, даже Верен.
Кажется, он кричал… Или нет? Не важно. Он только теперь понял, что чуть не умер. И еще, что совершенно не помнит, как погрузил руки в Живое Пламя.
Сай медленно растянул губы в ухмылке.
– А вот это выражение лица я запомню, – доверительно сказал он Верену. – Ради того, чтобы увидеть, как ты за меня волнуешься… стоило пройти через это.
– Только ради этого? – Верен, моментально вернув себе обычную невозмутимость, приподнял бровь.
– Не только, – кивнул Сай, думая о своем.
Он почти забыл, ради чего, собственно, все затевалось. И остальные, похоже, тоже забыли. Им напомнил об этом хлынувший сверху поток слепящего света и силы, закрутивший их всех и швырнувший куда-то через ревущее, сминаемое, как снег под пятой гиганта, пространство.
ГЛАВА 41. Счастливая долина
Долина купалась в солнечном свете и птичьих трелях. Легкомысленные белые облачка заигрывали с неприступными и суровыми горными вершинами, погруженными в созерцание небесной сини. С другого края долина перетекала в волны изумрудных холмов.
Безмятежная, мирная, с пасущимися стадами, заплатками полей, прихотливо разбросанными пятнами садов и россыпями разноцветных игрушечных домиков.
Полина, Фая, Верен и Сай несколько минут любовались этой пасторальной картиной, постепенно приходя в себя после того, как их подхватило нечто вроде ревущей воронки в святилище Лориша и зашвырнуло сюда. Хорошо еще, что земля была не слишком жесткой, а трава – густой. И камней на месте "приземления" не оказалось.
– И что теперь? – озвучил общее недоумение Сай. – Не то чтобы я жаловался… Здесь, по крайней мере, не видно подвесных мостов. Однако…
Тут до них донеслись голоса, раздававшиеся за ближайшими вишневыми деревьями. Дальше, скорее всего, находился дом, но его не было видно за пышно разросшимся садом.
– Тетушка Нея, я сам видел. Прямо с неба упали, – звонкий мальчишеский голос заставил всех вздрогнуть.
– Нет, не с неба. Не с неба, – заспорила девочка. – Они вывалились из воздуха.
– Ну а в небе тебе что, воздуха нет, что ли? Из воздуха. И с неба.
– Не с неба. Они… ниже вывалились.
– Ну-ка, хватит спорить, – возмущение в голосе приближающейся тетушки Неи было совершенно несерьезным, в голосе слышалась улыбка, но дети, тем не менее, примолкли.
Скоро показалась и сама обладательница улыбчивого голоса. И при взгляде на нее тоже хотелось улыбаться.
– Давненько нас не навещали, – рыжеволосая женщина с зелеными глазами, в которых плясали золотистые искры, совершенно не была похожа на тетушку, да и лет ей было, по виду, едва ли за тридцать. Она с одобрением и интересом смотрела на поднимавшихся с земли "пришельцев".
– Живем уединенно. Власти о нас не помнят, торговцы – путей не находят. Тихо живем, хорошо, всего в достатке. Только гостей и не хватает. Проходите, гости дорогие, угощу, чем Тена послала. И отдохнуть вам не помешает. А вы бегите, – делано нахмурилась она, повернувшись к детям. – Вишни-то набрали? Вот и несите домой. Варенье само себя не сварит. Тася вас уж потеряла, наверное. Бегите-бегите, нечего так жалостно смотреть. Я вам потом все расскажу, – прибавила она громким шепотом и подмигнула.
Дети повздыхали, кося любопытными глазами на незнакомцев, но смирились и убежали – слишком быстро, наверняка рассчитывали скоро вернуться.
Полина, Верен и Сай поздоровались с женщиной, назвали себя и замерли, глядя на нее выжидательно. Она же смотрела на них с лукавым недоумением.
– Ну а меня Нея зовут, вы слышали уже. Да пойдемте в дом, чего тут стоять.
И женщина повела их в дом, по пути показывая сад, болтая то о погоде, то о соседях, то о том, как хорошо в этом году уродилась вишня, и какое чудесное варенье из нее умеет варить соседка Тася – совсем не такое, как у всех, совсем особенное, потому что добавляет в него травы и другие ягоды и, наверное, еще что-то добавляет, а что именно и как смешать, никому не говорит.
Дом действительно скрывался за садом – в два этажа, но такой широкий, что казался приземистым, однако это его не портило, он был приветливым и уютным, как и все здесь. Верен, прищурившись, засмотрелся на странную плоскую крышу.
– Зимой, должно быть, все время снег с нее счищать приходится, – спросил он с невинным видом.
– А как же, – будто бы обрадовалась вопросу Нея. – Приходится. Да нам не трудно.
Верен удовлетворенно кивнул, будто услышал в этом ответе больше, чем было сказано.
В доме тоже было уютно и радостно. Вязаные половики, на которых паслись овцы, пестрели цветы, резвились рыбки и играли с клубками котята, светлые стены, расписанные невиданными цветами, удивительными животными и магическими существами, непривычно большие для деревенского дома окна, мало вещей, много света и чего-то неуловимого, наверное, исходившего не только от вывязанных и нарисованных цветов и зверей, но главным образом – от хозяйки.
– Чайку сейчас заварю, – хлопотала та, посматривая на гостей смеющимися зелеными глазами. – Пироги, правда, остыли уже, но они с ягодами, они и холодные хороши. – Она говорила и говорила, но почему-то казалось, что дело вовсе не в том, что хозяйка болтушка, казалось, она намеренно не дает им вставить слово.
– А вы… ты… Хранительница? – все же решилась прямо спросить Полина, когда они уже сидели за столом и чаю отпили, и пирогов попробовали. Пироги и правда были хороши.
– Кто? – вроде бы удивилась хозяйка, но как-то не верилось в ее удивление.
– Вы… ты… дракон, да? – Полина прикусила губу, но не отступила.
Верен и Сай молчат, фея совсем притихла, спрятавшись где-то под волосами. Может, она не права, и нельзя вот так – в лоб. Но ведь времени мало. И где-то там в плену Райяна…
– Дракооон… – с веселым изумлением протянула Нея. – Вона кто вам нужен-то.
– Ой, у нас тут есть дракон, есть, – вдруг залопотала вошедшая в комнату девчонка – та самая, что вместе с братом первой увидела гостей долины.
– Я его сама видела. Он огромааадный, – она развела руки в стороны.
Но тут ее потеснил брат, тоже ввинтившийся в комнату и помешавший как следует показать огромадность дракона.
– Да что ты там видела? – возмутился подросток. – Я его знаешь, как близко видел? Ты вот дрыхла, как всегда, а я видел. Он завсегда пролетает под утро, – доверительно сообщил он гостям. – Ланка в это время двадцатые сны смотрит. И оставалась смотреть дракона, а все равно к самому нужному времени и заснет. А я его вот так вот видел, – он показал на окно, находившееся от него всего метрах в десяти. – Он вооот такенный, – мальчишка развел руки во всю ширь, но требуемой "воттакенности" все равно не получилось, так что он даже подпрыгнул, словно надеясь, что тогда руки все же раскинутся шире. – На полнеба прямо, – пыхтя, сообщил он и опустил руки. – Точно говорю.
– Так уж и на полнеба… – слегка усомнилась его сестра.
– Вот и сразу ясно, что ты его не видела, – уличил брат.
– Так, – вмешалась Нея, – а кто это сейчас должен маме помогать?
– А мама нас отпустила… – потупилась девочка.
Нея осуждающе покачала головой, но глаза ее смеялись.
– Вот, – мальчишка метнулся за дверь и занес в комнату целое ведро вишни. – Мама сказала, что мы можем ее здесь от косточек почистить, если тетя Нея не против.
– Тетя Нея не против, – кивнула хозяйка, – устраивайтесь.
– Но нам… – умоляюще протянула Полина, глядя, как дети усаживаются за стол, а Нея ставит рядом с ними миски для очищенных ягод и для косточек. – Нам очень нужен… Хранитель, – последнее слово она произнесла едва слышно. – У нас там… мраки… – она покосилась на детей.
Подростки молчали, хотя их жгучее любопытство было заметно в каждом взгляде и движении.
– Если нужен, будет вам Хранитель, – кивнула Нея. – К вечеру будет. Как стемнеет. Да только и он не знает, как беде вашей помочь. И Хранители не все знают. Про мраков-то знает… А как их вылечить… Поди знай…
Верен и Сай помрачнели, а Полина выглядела настолько подавленной, что Нея подошла и погладила ее по плечу.
– А я не дракон, нет, – продолжала она. – Жена я ему, – и подмигнула.
"Вот и думай, шутит или нет", – подумала Полина и вздохнула.
– Да не шучу, не шучу, правда. На море он сейчас, на островах. Дела у него там. Хранители ведь не для того, чтобы в человеческие дела лезть. Они равновесие сил удерживают. Вы ведь были в святилище Лориша, должны понимать, что будет, если равновесие нарушится. Источники силы они хранят и не только. С одними мирами нужно связь поддерживать, с другими – совсем наоборот. А то оттуда такого поналезет… Забот много.
Только сейчас Полина поняла, что Нея отвечает им мысленно.
– Ну да, научилась, за столько-то лет. Даже обычные люди могут мыслеречи научиться, особенно, если учит дракон, – Нея усмехнулась. – У нас его многие видят, особенно дети. Он глаза отводит, но дети, они все равно нет-нет да увидят, но все же лучше при них не говорить.
– Значит, и правда, сыны Мрака по лесам бродят? – замирая от ужаса, спросила девочка, так и не дождавшись от взрослых продолжения интересного разговора.
– Ну… – Полина замялась и покосилась на Верена и Сая.
Заодно и вспомнила, что давно не видно феи, но та сразу же обнаружилась, сверкнув малой искоркой рядом. Значит, прячется. Ну и правильно, а то от детей совсем отбоя не будет.
– Кое-где появляются, – серьезно кивнул Верен.
Он с самого начала ощутил в этой женщине особую силу, хотя и не мог понять, что это за сила, помимо обаяния и внутреннего света, было что-то еще, хотя она явно не была драконом. Теперь понял – она несла отпечаток мощи Хранителя, словно сияла не только своим, но и отраженным светом.
Не понимая, с кем они имеют дело и как себя вести, он предпочитал молчать и наблюдать. Если их забросило именно сюда, значит, в этом есть смысл. Все, происходящее здесь, должно иметь смысл. Надо наблюдать, запоминать, думать. Готовый ответ, готовое лекарство не упадет им в руки, это ясно. Но какие-то подсказки им обязательно дадут, чем-то помогут.
– А вот тетушка Нея такую интерееесную историю знает. Про Луноцвет. Луноцвет спасает от сынов Мрака, – мальчик даже подскочил на месте от радости, что так к месту вспомнил один из многочисленных рассказов тетушки Неи, которыми она славилась на всю долину, как и своим веселым и щедрым нравом, гостеприимством и умением лечить любые хвори.
– Это не история, а легенда, – строго поправила брата девочка. – Красивая такая… Там и про любовь…
– Вам, девчонкам, все бы только про любовь, – фыркнул мальчик.
– Да, это вы молодцы, что помните, – вмешалась Нея. – Про Луноцвет – это и не легенда, это правда. Чистая правда. Память народная много важного сохраняет, беречь ее нужно. Луноцвет и верно спасти может, спасал уже, и даже не раз. Но сейчас… он не поможет, – разочаровала Нея затаивших дыхание гостей.
– Нет сейчас Луноцвета и другая нужна помощь… Луноцвет от таких мраков помогает, которые сами ими стали. Луноцвет их усмиряет. А если насильно их такими сделали, то тут все иначе. Я вот другую легенду вспомнила. На побережье ее рассказывают. Говорят, что так все и было… Легенда эта о Деве Моря. Хотите послушать? – тетушка Нея хитро прищурилась и удовлетворенно улыбнулась, когда и дети, и взрослые в едином порыве закивали, уставившись на нее с надеждой.
