Текст книги "Первый элемент (СИ)"
Автор книги: Рина Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)
Понятливо киваю. Уж не мне объяснять, что такое эволюция.
– Есть тут ещё что-нибудь интересное? – Откровенно лукавлю. Знаю, что интересно тут абсолютно всё, просто интересно, что ответит кот.
– Хм… тебе будет полезно узнать про Аландию. Это юг, там огромная пустыня Хараса.
Открываю нужную страницу.
– Как видишь, тут живут маги Земли, уж много пищи для размышлений (в прямом смысле этого слова). Поэтому вам об этом месте ещё будут рассказывать на парах.
– Ой, фу! Кто это? – Невольно вскрикиваю я, наткнувшись на страницу с каким-то мерзким червяком– переростком.
– Да не верещи ты! – Бурчит на меня кот, намекая на то, что в библиотеке тоже имеются люди. – Это Олгой-хорхой. Весьма интересный и ценный экземпляр.
– Боже мой! Для кого интересный?? Он похож на обрубок кишки!
– Ты так говоришь, словно своими глазами видела обрубок кишки.
– Не о всех моих похождения ты знаешь, далеко не о всех.
Кот удивленно округляет глаза, но пояснять я не стала. Эх, где же ты, мой любимый мед университет?..
– Он интересен тем, что практически неуловим. Многие маги-исследователи погибли в Аландийских песках, в поисках хорхоя. Но тебе повезло – зарисовки в книге точны, потому как автор своими глазами видел червяка-переростка.
– Откуда ты знаешь? – Спрашиваю я, слегка прищурившись. Что-то тут нечисто. Он слишком хорошо знает эту энциклопедию, словно сам её и написал.
– Есть у меня свои источники информации. – Хитро отвечает тот.
Но меня уже было не остановить.
– А ты, случайно, не сам ли автор книг? Ты – оборотень?
Кот заливается урчащим смехом в ответ.
– Это самое бредовое предположение обо мне за всю мою жизнь! – Хохочет он. А потом спрыгивает со стола, продолжая хихикать: – Пошли на чердак, скоро библиотека закроется… ой, не могу, я и оборотень!
Недовольно хмурюсь. Но книгу всё равно беру с собой, уж очень она интересная.
***
Поздно вечером, когда мы уже собирались спать (да, кот решил остаться со мной, а я была не против), я всё долго лежала, смотря на потолок.
– Хэй, кошачья морда? – Зову шёпотом, боясь разбудить, если он уже спит.
– Мр? – Кошачье короткое мурлыканье в ответ. Теплый комок в моих ногах даже немного шелохнулся и повел большим ухом.
– Я всё думаю, как тебя назвать. – Признаюсь уже громче. – И никак не могу из-за этого уснуть.
– Не утруждайся больно. Я однажды наткнулся на пожилую бабушку, которая назвала меня «Красоткой».
Я невольно хихикаю, приподнимаясь на локтях, чтобы посмотреть на «Красотку»:
– А розовый бантик она на тебя не нацепила?
– Очень постаралась. Но мне повезло – я успел сбежать.
Я отсмеялась. Нет, всё-таки это неправильно. Называть его как-то с моей стороны как-то грубо, вдруг, его это обидит ещё больше?
– А как ты сам хочешь, чтобы тебя называли? – Спрашиваю в итоге своих коротких размышлений. – Или, может, тебя уже называли так, как тебе понравилось?
Сначала в комнате было очень тихо. Кот не стал мне отвечать, я уже подумала, что он заснул, и совсем перестала ждать ответа, как одеяло в моих ногах немного шевелится, он садится, внимательно смотрит на меня, блестя в темноте жёлтыми глазами. Я подтягиваюсь и сажусь поудобнее, обнимая колени руками.
– Был у меня хозяин. Мой первый и единственный. Он взял меня котёнком и назвал Ониксом.
– В честь редкого самоцвета? На сколько я знаю, у него много магических свойств. – Задумалась я. – Красивое имя, тебе подходит. Можно я буду тебя так называть?
– Попробуй. – Фырчит кот. А потом снова сворачивается калачиком и уже ворчливо добавляет: – Только дай поспать.
Я улыбаюсь, но ничего не отвечаю – пусть поспит уже. Перевожу взгляд на окно. Отсюда небо было ближе, звёзды сияли ярче, луна казалась больше. Я все крутила в голове слова Оникса про первого и единственного хозяина. Их, видимо, связывало очень многое, раз он так его ценит. Я всегда считала, что коты очень эгоистичные создания, и кроме еды от человека им ничего не нужно. Возможно, я ошибалась.
Опускаю глаза на спящего кота. Интересно, где его хозяин сейчас? Даже мелькнула глупая мысль написать объявление про пропавшего кота и зарисовать наглый чёрный комок (с моими умениями рисовать, там именно что комок и получится). Улыбаюсь своей «гениальности», укладываюсь поудобнее и засыпаю.
***
Сегодня нас опять, как баранов, решили собрать в одном месте, чтобы представители разных стихий взаимодействовали между собой. Развивали коммуникабельность, в общем. Второй раз на неделе, жгут, однако.
В этот раз их выбор пал на речку (чуть дальше она впадала в озеро) в полкилометра от Академии. Там часто практикуются водники, сегодня они решили позвать всех. Теперь их работа стала отдыхом, наверное, именно поэтому они носились, как угорелые, прыгали в воду, плескались, устраивали водное шоу с различными фигурами и так далее.
Лично я предпочитала сидеть на большой коряге возле воды под навесом из деревьев. Тут они росли широким лесом, склонялись над водой, словно желая укрыть её. Здесь действительно было красиво. Пригревало солнышко, дул лёгкий ветерок (иногда его порывы усиливались из-за дурачья магов воздуха). И только маги огня предпочитали оставаться в стороне, на полянке с другой стороны речки, лишь бы не прикасаться к воде. Это не было нарушением правила о коммуникации магов, они также общались и с воздушниками, которые уставали плавать, и с земельниками и даже с водниками. Повторюсь: кажется, тут только я сижу угрюмая.
– Цветочек, ты чего тут одна? – Улыбаясь, подбежал ко мне Мэйл. Он был весь мокрый, в одних шортах, довольный до нельзя.
Мы пересекались иногда в столовой, пару раз на территории академии, поэтому, в принципе, начали общаться хорошо. Да в принципе, совместная уборка неплохо так совмещает.
Я вернула ему вежливую улыбку, поболтала ногами в воздухе, показывая, что одиночество мне не мешает, и ответила:
– Да вот… Весело.
– Весело… – Эхом повторил он, посмотрев на прыгающих в воду ребят. С его мокрых синих волос с белыми концами струилась вода на лицо и теперь просто капала. Сейчас он почему-то выглядел серьёзным, хотя подбежал ко мне весьма весёлым. Он играл желваками, щурил глаза, сжимал и разжимал губы, словно что-то хотел сказать. Но мы оба молчали.
Я засмотрелась на то, что делают мои однокурсники. Лиана взмахнула руками и деревья ускорили рост, все вокруг неё начали оплетать лианы и корни. Она явно дурачилась, но это было так красиво. Лианы струились, опускаясь к воде, опускались в неё, и поднимались вверх. Пока я следила за игрой девушки, к нам незаметно подошли приятели (или?..) Мэйла.
– Хей! – Бросил один из них. Мне его тон не понравился с самого начала, а то, что он начал нести дальше, вообще разочаровало и разозлило сильно: – Подружка Мэйла, которая чуть не разнесла поле тренировок и потравила всех адептов на празднике Небес, это ты?
Я позволила себе закатить глаза, пока никто не видит, и повернулась к нему:
– Чем имею честь? – Бросила коротко, приторно вежливо. И снова бегло посмотрела на Лиану и её лианы. Хых, какая ирония, однако.
– А чего одна? Почему не купаешься? – Парень, чьё имя, к счастью, мне не известно, изогнул бровь. Он был высоким, крепким, с тёмными волосами и глазами, довольно опасным на вид. Красивый, притягательный, но отталкивающий в тоже время, как глубинные воды, которые до сих пор не изведаны в моём мире. За его спиной стояли ещё двое, не такие высокие, но довольно крепкие. Я их не рассматривала, но уже провела параллель его компашки со знойными девичьими троицами из американских фильмов.
– Это не обязательное условие сегодняшнего общего занятия. – Спокойно вставил Мэйл, повернув к тому голову. – К тому же, она не одна, а со мной.
Но тот, словно и не слышал его вовсе, продолжил ещё более противно:
– Ну что ты, детка, раздевайся.
Я настолько изумилась, что в панике смогла только съязвить:
– А стриптиз не станцевать?!
– Нет, ну если очень хочешь, то мы будем не против. – Снова противная улыбка и хитрый взгляд.
Шутка. Переведи всё в шутку.
– Лучше будьте против, – улыбаюсь виновато я, – иначе увидите худший танец в своей жизни, который и стриптизом не назовешь.
– Нет, ты уже предложила, так что… – Щелкает парень языком.
– Я не предлагала, – пожимаю плечами, – а пошутила. Это ваши проблемы, что шуток не понимаете.
Наверное, я перегнула. Или мозгов у этого человека нет совсем. Потому что в следующую секунду меня просто поднимает с коряги поток воды, и в эту самую воду бросает. А если тот берег спокойно переходит в реку, то есть, всё начинается с мелководья, то с этой стороны дела хуже обстоят, ибо здесь сразу глубина приличная, уцепиться не за что.
А плавать я не умею.
Меня охватывает дикая паника, сковывающая горло, магические силы использовать я не могу из-за того же стресса, а тот задира этого не понимает, только течение прибавляет, помогает реке меня угробить. А место тут такое, что метров тридцать и большие камни на мелководье, то есть, спускается река, мини водопад образовывает, или как это называется, вообще не знаю, я далеко не маг воды, даже плавать умею!
И вот паника уже точно охватила меня, ноги и руки пытаются что-то сделать, бултыхаются из-за всех сил, течение меня уносит, воды я уже наглоталась. Ребята вокруг вообще ничего не понимают, играют или плывут против течения, до меня им дела нет. Может, они просто не хотят конфликта с тем парнем, не знаю… Но мне уже плохо, я задыхаюсь. Вода везде. В горле, носу. Глаза щиплют, нос горит, горло болит. Течение сильнее меня, сил уже почти нет.
Последней каплей стала дикая судорога в левой ноге из-за буквально ледяной воды, из-за которой я непроизвольно вскрикнула и сложилась пополам, что стало моей ошибкой.
Я начала тонуть.
В плане, что все. Сил нет, сознание проваливается, меня тянет ко дну.
Не знаю, что с этими адептами не так, но до кого-то только сейчас дошло, что я тону, а не шутки играю. Возможно, мне нужно было просто орать благим матом, не знаю.
В общем, когда мне уже стало очень плохо, воздуха перестало хватать, лёгкие невыносимо горели, я провалилась в небытие.
Последнее, что я почувствовала – сильный удар о каменистый берег.
Ненавижу камни.
***
Мне было больно. На грудь сильно давили, изо рта струёй текла вода.
Мне было холодно. Кожа покрылась мурашками, размером с кулак, мокрая одежда и волосы прилипли к телу. Я начала откашливаться, слабо махнув рукой на того, кто давил на грудь. Кажется, он очень хотел моей смерти, раз так давил…
Я откашлялась, но сил не было. Откидываю голову на колючую траву и твёрдую землю. Никогда бы не подумала, что буду рада полежать на траве!
– Жива? – Коротко и угрюмо спрашивает мой спаситель. Голос этого человека был очень знаком, и это явно не Мэйл.
Я приоткрываю глаза, вижу проректора, склонившегося надо мной стеной, укрывающей от лучей солнца и лишних глаз. Изумрудные глаза его были то ли злые, то ли испуганные, то ли ещё что-то, вообще не поняла в таком состоянии.
– Н-нет. – Отвечаю, заикаясь от холода.
И я снова закрываю глаза, очень надеясь, что сработает и меня, такую дохленькую, отправят домой. Но на проректоров такое вообще не работает, поэтому магистр только скрипит зубами. Но не уходит.
– А в-вообще странные вы вопросы задаете, после спасения. – Меланхолично говорю. Точнее, стараюсь. Слова заплетаются, зубы трясутся.
– А какие нужно? – Удивляется он.
Но я игнорирую вопрос. Мысли в моей голове быстрым потоком затмевают всё, а адекватно за одну мысль удержаться я не могу. Только в голове странные картинки моего спасения. Поэтому следующим, таким же странным, вопросом от меня было:
– А вы мне делали ис-скусственное дыхание изо рта в рот-т?
«Если хочешь, чтобы я тебя поцеловал, так и скажи», – пролетает в моей голове голосом проректора, но где-то там, то есть, в реальности (не в моей голове), надо мной склоняется ещё и мокрый Мейл, что-то начинает говорить, но я его не слышу, так как была сосредоточена на словах магистра Эшфорда. Точнее, на их наличие в принципе в моей голове. Сами слова я восприняла, как нервный смешок на фоне стресса.
Я открываю глаза, очень внимательно смотрю на проректора. Это точно был он, а не моя больная фантазия, только что потерпевшая реальное крушение?
Он отодвинулся, но на меня не смотрел. Я уже взглядом просто дыру прожигаю, мне нужен ответ! Либо я с ума схожу, либо он. И я очень хочу, чтобы это была не я!
– Лия, ты меня слышишь? – Наконец, дошло до меня возмущение Мейла.
– Нет, уши з-заложило, – бросила угрюмо, переводя взгляд на толпу, собравшуюся посмотреть на то, как я умираю. Не дождётесь! Вздрогнула от холода. Только сейчас почувствовала, насколько продрогла. Возможно, даже с нервов.
– Всё нормально? – Взволнованно спрашивает маг Воды.
Поднимаю уставшие и почему-то горящие глаза на него, натыкаюсь на обеспокоенный взгляд, напряжённое тело и слышу тяжелое дыхание. Видимо, из воды меня вытащил именно Мейл. В ответ на вопрос я только часто киваю головой – большего мне не дает сделать проректор, который серьёзным взглядом отодвигает водника подальше, молча берет меня под коленями и спиной и, поднимая на руки, резко встаёт. Я прикола не поняла резко.
– Куда вы меня? – Спрашиваю сипло, стыдясь за то, что вся мокрая, прижимаюсь к чистому и сухому проректору. А ещё он был горячим, что, если честно, таки порадовало.
– В лечебный пункт. Сиди молча, иначе пешком пойдешь. – Кидает тихо и недовольно.
– Н-не надо пешком! – Хмурюсь поспешно, демонстративно обхватив проректорскую шею руками. И ещё тише добавляю, ни капли не соврав: – Я устала…
На это он уже ничего не отвечает, молча ведёт через толпу. Я приоткрываю глаза. И вижу знойную троицу, забившуюся, словно в угол. Странно, что они никуда не ушли, можно же было убежать легко и просто.
Проректор делает шаг в их сторону и тихо предупреждает:
– Поднимайтесь к моему кабинету. Я вернусь через двадцать минут.
Я не знаю почему, но мне стало страшно. Он не угрожал, не ругался, просто сказал, как факт. Я, ещё до конца не осознавала свои действия, поэтому подняла голову, в открытую разглядывая проректора. У него чёткая, острая скула и в злости сжаты красивые, четко очерченные губы, взгляд так и мечет молнии. Я помню этот взгляд.
Магистр опускает на меня глаза, сжимает зубы.
– Может, даже через пятнадцать.
И нас охватывает чёрный туман вокруг, и становится градусов на пять холоднее. Я не знаю почему, но глаза закрываю, к горячему (по сравнению ко мне и окружающему пространству) проректору сильнее прижимаюсь. Мне это совсем не нравится, очень холодно.
Буквально через секунду становится снова теплее, но солнце в здании нет и быть не может, а потому здесь все ещё холодно.
Меня ставят на ледяной каменный пол прямо босиком. Я шиплю, но встаю всей стопой. Очень дрожу, по спине бегают мурашки, зуб на зуб не попадает, но молчу. На полянке из-за солнышка было потеплее. Здесь же я чувствую себя, как в морозилке.
Проректор, наконец, замечает моё состояние.
– Я не могу держать тебя на руках вечно. – Бросает угрюмо он.
Я резко киваю, и, дрожа, отвечаю:
– Я в-все-е п-п-поним-маю.
Проректор смотрит на меня, закатывает глаза, снимает с себя плащ, накидывает его на меня, укутывая. Становится в разы теплее, но ногам безумно холодно. Кончики пальцев начинают неметь.
Он резко выдыхает, шипит какое-то ругательство и снова берет меня на руки.
– Н-не над-до-о! – Выдыхаю резко, смотря на каменный пол. До него было непривычно и страшно далеко.
Меня игнорируют, пинком ноги открывают какую-то незнакомую мне дверь и входят в кабинет. В нос ударил уже родной запах спирта и трав. Я любопытно оглядываюсь. Комната в светлых коричневых и зелёных тонах; из мебели: рабочий стол, стул, кушетка для больных, шкаф. Возмущённо смотрю на проректора. Зачем он меня сюда? Я жива (почти), здорова (почти), мне таблетки не нужны. Чем мне тут помогут?
– Лекаря. Срочно. – Коротко бросил проректор.
– Да, магистр Эшфорд, что случилось? – Спросила миловидная женщина лет двадцати шести-двадцати восьми.
Я чуть со смеху не прыснула. Действительно, на что может быть похожа композиция, которую мы сейчас составляли с проректором? Девица с мокрыми волосами, укутанная плащом проректора, да ещё и на него руках сидящая и сильно-сильно от холода дрожащая. Даже не знаю, как назвать данную картину, то ли «Докатилась» я одна, то ли «Докатились» все вместе.
– Тонула. Достали быстро, но воды наглоталась достаточно. – Коротко бросил мужчина.
Лекарь внимательно посмотрела на меня, я же в ответ на неё, чтобы просто за компанию.
– Так отогрейте её и всё, – она перевела удивленный взгляд на проректора.
Я тоже перевела взгляд на магистра Эшфорда. Посмотрела максимально наивно, состроив щенячьи глазки. Мне холодно, голодно, и вообще не хорошо. Что ж меня спасли то? Составила бы компанию местом рыбкам, или таки попала обратно в свой мир. Любой из этих сценариев лучше, чем то, что я нахожусь в этой странной комнате, перед этим странным лекарем, на руках не менее странного проректора.
– Отогреть, значит? – Прошипел почему-то очень вмиг разозлившийся мужчина.
Нет, я его, на самом деле, понимаю, но это же не повод так шипеть! Мне страшно. И холодно. И я кушать хочу.
– Налейте горячий чай, дайте плед, переоденется пусть, в конце концов! – Всплеснула руками на эмоциях женщина. – Магистр Эшфорд, я уверена, она и сама справится. А теперь извините, у меня много дел.
И она, честно говоря, абсолютно спокойно выставила нас за дверь! Неужели это нормально, и практикуется на всех адептах? А что, если у ученика перелом, вывих, простуда, грипп, приступ астмы, инсульт, паническая атака? Я могу долго продолжать, но что они сделают? Неужели также выставят за дверь? Это… Несправедливо, совсем не правильно! Как маг, изучающий даже если хотя бы основы медицины, она должна была предложить мне хотя бы чай на зелье, который восстанавливает силы и укрепляет иммунитет! Я бы, по крайней мере, сделала бы так. Неужели я мыслю совсем неправильно?
– Я обязательно этим займусь. – Хмуро бормочет себе под нос магистр. А потом вздыхает, смотрит косо на меня: – Но сначала ты.
И нас окутывает чёрный туман, и вновь становится холодно, что вынуждает меня инстинктивно прижаться к проректору. Снова эти его фокусы с телепортацией.
***
Когда я открываю глаза, то вижу не свой скромненький чердак, а уютную комнату проректора. Здесь тепло. Но, тем не менее, я возмущаюсь, недовольно смотрю на мужчину, который всё ещё держит на руках.
Он, не смотря на меня, подходит к дивану, опускает меня на него. Мне очень неловко пачкать мебель, поэтому я также быстро вскакиваю на ноги. Возмущённо смотрит на меня, оценивает наличие ковра под ногами, закатывает глаза.
– Зачем вы привели меня сюда? – Спрашиваю уже не заикаясь, но всё ещё чувствуя, как холод не сдает свои позиции.
– У тебя наверху холодно, – коротко бросает и исчезает, оставляя после себя магический остаток в виде чёрного тумана.
Недоуменно хлопаю глазами, обнимаю себя за плечи. На левой руке всё ещё чёрная резинка для волос проректора. Дрожа и колотя зубами, снимаю резинку, намереваясь отдать её сразу, как только Кристофер войдёт. И он возвращается очень быстро, быстрым шагом подходит ко мне, я уже тяну руку с резинкой, чтобы вернуть её, но он это совсем игнорирует, подхватывает меня на руки и куда-то несёт. Сжимаю резинку в кулак. Спустя шага три понимаю, что несёт в свою личную спальню. Держусь двумя руками за шею проректора (ибо холодно очень, а он теплый), смотрю на уже знакомую дверь из тёмного дерева, и снова на магистра.
– З-зачем вы несёте меня в… спальню? – Спрашиваю, попеременно подрагивая от холода. Господи, ну нужно же было так умудриться замёрзнуть. Вода там текучая, от того и холодная до жути. Понятия не имею, как там купаются остальные, но мой организм решил, что для него это максимум минимума.
– Переоденешься. – Коротко отвечает, напрягаясь всем телом. Плечи становятся каменными под моими руками.
– Я н-не хоч-чу…
Дверь открывается пинком ноги.
– Я вас, адептка, и не спрашивал.
Разозлился, назвал на «вы», да ещё и профессиональный статус привлек, демонстрируя возможностью мною командовать.
Но я была спокойна. И когда он поставил меня на мягкий ковер по середине комнаты, и когда отошёл к шкафу, открыл его, достал одну из своих чёрных рубашек, страшно не было. А потом мужчина просто положил её на постель, бросил короткое: «Переоденься и зови» и ушёл. И тогда страшно не было совершенно. Наоборот, я обрадованная, кинулась на сухую одежду, переоделась и до улыбки на лице порадовалась тому, что одежда не липнет к телу ледяными оковами, а свободно спадает и даже может согревать. Зачем его звать только, я же могу выйти. Что я собственно и решила делать: босиком на цыпочках, с мокрой одеждой в руках добежала до двери… Но даже и открыть её не успела, как она сама открылась и в дверном проёме показалась грозная фигура магистра Эшфорда.
– Я же просил позвать!
И это он не крикнул, просто выдохнул на эмоциях. Такого тона я не слышала у него никогда, он словно и громко прикрикнул, и обиделся, и тихо шикнул. В общем, пристыдил знатно.
Я шарахнулась назад, задирая голову, чтобы видеть его. «Незаметно» прячу одежду за спину.
– Зачем? – Спрашиваю тихо и медленно. Зубы больше не стучат.
Меня осматривают презрительным взглядом с головы до ног и резким движением отнимают одежду. Я успеваю выкрикнуть только что-то совсем несвязанное, как одежда исчезает прямо с его рук, оставляя после себя только чёрный, уже рассеивающийся дым.
– Но это было моим!! – Призываю совесть проектора, но у него наблюдается её полное отсутствие, поэтому меня смеряют очередным презрительным взглядом, жалко вытянутую руку перехватывает и легонько тянет на себя. По инерции делаю шаг к магистру.
– В стирку.
Хорошо, что не в топку.
Меня снова берут на руки, но сначала забирают одеяло с постели, выходят в зал, ставят на ноги у дивана на ковре, сразу же укрывают одеялом, и сажают на диван. Он мягкий и довольно низкий, я касаюсь ногами пушистого ковра, укутываюсь в одеяло. Пока не помогает, всё ещё холодно, но я сильнее укутываюсь, обнимая свои плечи, и поджимаю под себя ноги. Им очень холодно.
Проректор сразу же уходит, и возвращается минуты через три, с кружкой чего-то горячего в руках. Протягивает мне. Естественно, беру, потому что горячее, а значит, должно согреть. Принюхиваюсь. Чай с ромашкой и липой. Снова восхищаюсь проректором: откуда он знает о лечебных свойствах трав? Делаю глоток. Сладко. Ярко выражен вкус мёда. Боже, он туда и мед положил!
Не могу сдержать улыбки, и тихо говорю:
– Спасибо.
И дёргаю ногами, стараясь сильнее укутать их в одеяло, чтобы быстрее согрелись.
Магистр Эшфорд вообще ничего не отвечает, но садится на диван мне в ноги, аккуратно их берет, поднимает, пододвигается ближе, кладёт их на свои колени, просовывает руки под одеяло, и обхватывает мои ледяные ступни своими тёплыми руками.
Шок.
Аут.
Полное отрицание происходящего.
Мои глаза увеличиваются раза в четыре, я тупо смотрю на спокойного проректора и ничего не понимаю.
– Ч-что вы делаете? – Спрашиваю, заикаясь, но уже не от холода.
– Грею тебя. Пей чай. – Спокойный ответ чуть хриплым голосом, никаких эмоций на красивом лице, но пальцы под одеялом чуть сжимают мои ноги, обхватывают пяточки, чтобы согреть.
– Зачем так-то? Мне и чая хватило бы с головой! – Отчаянная попытка призвать голос разума проректора… Или мой разум, я уже не понимаю…
– Мне уйти?
– Не надо! – Вырывается почему-то совсем неосознанное, а ноги сами обхватывают проректора с той стороны, где меня нет, чтобы не ушёл.
Смеётся. Тихо, приятно, совсем не злобно, по-доброму так. Рука гладит стопу, поднимается к икре и колену…
– Не уйду, даже если попросишь, – тихий ответ.
Теплая ладонь пускается обратно к стопе.
Пей чай, Лия, просто пей чай. Вкусный чай, сладкий, с травами, чтобы не заболеть, давай-давай.
Кружка почему-то дрожит, но я пью, смотря, не мигая, в одну точку. Горячий напиток разливается внутри, становится теплее, тело согревается, ноги тоже. А ещё стало почему-то тепло не только физически, но и морально. Я осматривала приятную, уютную обстановку дома, мягкий свет, смотрела на спокойного, большого, сильного мужчину, который согревал мои ноги так, словно это было чем-то самим собой разумеющим и обычным. Осмотрела кружку с чаем, свои руки. Взгляд наткнулся на чёрную, ещё влажную резинку на запястье, которую я надела обратно, когда переодевалась.
– М. Точно, – шепчу я, ставлю кружку на низкий столик, который стоит рядом, и снимаю резинку с руки. Протягиваю проректору: – Спасибо огромное, думаю, больше она мне не понадобиться. – Говорю спокойно и даже дружелюбно.
Уже горячая, слегка шершавая ладонь, отпускает мою стопу, появляется из-под одеяла, забирает чёрную полоску, обхватывая её длинными пальцами. Вторая рука следует за первой, и проректор спокойно надевает резинку на запястье правой руки. Невозмутимо возвращается к моим ногам.
– Магистр Эшфорд, можно спросить? – Спрашиваю серьёзно.
– Спрашивайте, адептка, – отзывается спокойно и тихо, с задумчивым видом, смотря на одну точку впереди себя и гладя кончиками пальцев мои ноги выше. Ступни согрелись, и я теперь совсем не понимаю, почему он не уходит.
Но вопрос я должна задать:
– Откуда у вас эта резинка?
– Это резинка моей сестры. – Моментальный ответ, чуть ли не раньше, чем я заканчиваю предложение.
– У вас есть сестра? Старшая, младшая? – Спрашиваю, умиляясь и искренне улыбаясь.
– Была. – Поправил ровным голосом так, что улыбка моментально слетает с моего лица, а сердце падает куда-то вниз. – Младшая.
Я молчу. Секунд тридцать просто перевариваю информацию. А когда понимаю, что что-то должна сказать тихо извиняюсь:
– Простите, я… Не хотела. Простите. – Голос падает до шёпота. Мне очень стыдно, что я затронула эту тему, очень стыдно находиться сейчас тут, с ногами на его коленях, и вообще…
– Это её любимая резинка. В школе требовали заплетать волосы в косу, она всегда использовала только эту, не смотря на все украшения, которые дарили ей родители.
– Почему она выбирала простую резинку? – Спрашиваю, смотря на простенькую чёрную полоску на руке проректора.
– Она училась в школе благородных девиц. Обучались там, как и девочки с зажиточных семей, так и бедные, сироты и так далее. У последних не было возможности покупать дорогие украшения, различные заколки в волосы или что-то такое. Каролина считала, что все ученицы внутри школы должны быть равны, поэтому никогда не выделяла себя среди других.
Я мысленно похлопала юной леди! Девочке явно было немного лет, но мыслила она на удивление взросло.
– Видимо, вы ею очень гордились. – Шепчу я, опуская голову.
– Да. Очень. – Я буквально слышу его тёплую улыбку.
Но вдруг магистр выпрямляется, шумно вздыхает и очень тихо начинает говорить:
– Она заболела, когда ей было полных четырнадцать лет. Быстро сбросила вес, начала кашлять, попеременно даже кровью, жаловалась на боль в груди. Родители начали возить её по лучшим врачам страны, но ничего не менялось. Кашель только усилился, стал постоянным, периодично поднималась температура. Она все теряла вес, больше времени проводила в постели, не находя сил встать, а когда кто-то заходил, делала вид, что читает книгу… сначала она не забывала листать её хотя бы для виду, но потом книга застыла на сто двадцать шестой странице.
Проректор замолчал, смотря в одну точку перед собой. Я подняла глаза, начала его рассматривать. Теперь его лицо казалось очень уставшим: на лицо легки тени, под глазами показалась небольшие, но явные мешки, между бровями легла уставшая складка, сжаты губы. Мне очень почему-то захотелось подтянуться и сесть ему на колени, крепко обнять, но это никак бы ему не помогло, поэтому смысла в этом совсем нет.
Я сжала кулаки под пледом.
– Вы вините врачей? – Спросила, на самом деле, боясь услышать ответ. Я почему-то совсем не хотела слышать его грубое, или наполненное яростью, короткое «да», в которое он может вложить всю свою боль и злость. А я более чем уверена, что она безграничная. Потому что, когда теряешь близкого человека, то боль, что бы не говорили люди вокруг, не уменьшается – она, как была черной дырой, пожирающей тебя, так ею и останется. Это лишь глупое утешение, которое звучит, как отмазка.
Возможно, людям действительно нечего сказать, но я считаю, что это не повод так плевать в душу человеку, которому, поверьте, и без вас сейчас безумно больно.
Магистр Эшфорд отвечает на одном дыхании, даже, словно, и не задумываясь над вопросом:
– Нет.
Я медленно выдыхаю, прикрыв глаза. Почему-то для меня это было очень важно. Но почему?
А Кристофер продолжил:
– Я не злюсь, потому что понимаю, что медицина в нашем мире очень слаба.
– Вы обращались и к врачам других миров, верно?
– Это незаконно, Камелия. – Отвечает мягко, но до боли грустно.
– Почему?! – Я настолько возмутилась, что чуть не вскочила.
– Потому что не все знают о существовании других миров. Это может создать диссонанс в мире. Возможно, даже панику.
Я скрипнула зубами, вспоминая свою реакцию в первыйдень в Веслоре. Да, пожалуй, это правильно, но как же несправедливо! Если бы все миры знали друг о друге, то это бы упростило жизнь, прогресс и…
– Если бы все миры знали друг о друге, то это привело бы к многочисленным, страшным, затяжным войнам. – Словно, читая мои мысли, объяснил проректор.
Я задумалась над его словами. Да… Да, он прав. Сначала, возможно, дела бы и шли вверх, но потом миры начали бы бороться между собой, доказывая собственное превосходство.
– Возможно, это расстроит вас ещё больше, но и на Земле лечения от рака нет, – я отпускаю голову, говоря это.
– От рака? – Хмурится проректор.
– Да. Судя по вашему рассказу, у Каролины был рак лёгких. Это действительно страшная болезнь, в нашем мире очень много людей умирает от него. Лечения точного нет, только сложные операции на ранних стадиях болезни и прочее. – Я замолчала, не делая углубляться в медицину. Точно не сейчас. Но, думаю, кое-что я явно должна сказать. Вздыхаю, набираюсь храбрости и добавляю немного тише, чем говорила до этого: – Моя лучшая подруга, с которой мы дружили с трёх лет, умерла от рака, когда нам было по семнадцать. Это был один из самых потрясающих людей, которых я знала.
– Мне очень жаль, – почти ощутимая сталь в голосе. Отстраняется от меня? Буквально час назад я бы так и подумала, но не сейчас.
Поднимаю глаза на проректора, грустно (возможно, даже криво) улыбаюсь:
– Не нужно. Я справлюсь. И вы справитесь… как бы больно то не было.
Я укутывают в плед сильнее, но далеко не из-за холода – психологически ищу в нем защиту. И только после этого, позволяю себе высказать свои мысли проектору:
