Текст книги "Наследница Кодекса Люцифера"

Автор книги: Рихард Дюбель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 49 страниц)

12

Сначала Самуэль думал, что Эбба не выдержит такой бешеный темп. Три дня спустя он уже боялся, что это он не выдержит, а глядя на багровые лица своих людей, вздрагивавших каждый раз, когда их растертые до крови ягодицы ударялись о седло во время галопа, он понимал, что подобные опасения тревожат не только его. Собственно, такие вещи не должны случаться с кавалеристом, но годы, прошедшие с битвы при Лютцене, они провели в основном в цепях, а не на спинах лошадей.

Они сделали большой крюк: сначала на северо-восток, а затем поехали почти напрямик в восточном направлении. Под Аусигом они переправились через Эльбу. Путь пролегал через страну, усеянную густыми лесами, над которыми возвышались горные пики, скалы и крутые холмы, образуя прерывистую, протянувшуюся с запада на восток цепь. Эбба провела их вдоль этой цепи, мимо населенных пунктов, выглядевших такими мирными на фоне зимнего ландшафта, что Самуэлю казалось, будто они выехали из реальности и попали в чудесный сон – или в прошлое, такое цветущее, пока не пришла опустошительная война. Этот пейзаж дал ему понять, что с момента высадки шведской армии на острове Узедом он больше не видел ни одного участка земли, по которому бы не прокатилась война или который не стонал бы как раз в данный момент под актами насилия. Смоландский полк был, само собой разумеется, одним из первых, вступивших на земли империи. Когда это было? Лето 1630 года… У Самуэля закружилась голова, когда он направил лошадь через замерзшую дорогу к Эббе Спарре. Восемнадцать лет! Восемнадцать лет войны, шестнадцать из них – в цепях и плевках бывших товарищей. Внезапно его охватила уверенность, что он больше не увидит гордого, решительного ротмистра Самуэля Брахе, которым он тогда был. В то время ему было чуть за тридцать. Сейчас – под пятьдесят. Что он получил, кроме понимания того, что каждая война – это ад? Он подозревал, что если бы ему встретился сейчас он сам, но на восемнадцать лет моложе, он презирал бы себя как нелепого болвана.

Эбба натянула поводья и пустила лошадь шагом. Самуэль поднял руку, и отряд за ними тоже замедлил темп. Самуэль слышал, как тяжело дышат его люди. Эбба покачала своей темно-рыжей гривой и снова надела шляпу, съехавшую на затылок. Ее щеки пылали, но глаза пылали еще сильнее.

Она с трудом переводила дух и оглядывалась, наконец остановила лошадь.

– Ты знаешь, где мы находимся? – спросила она. Самуэль пожал плечами.

– Я знаю, куда ехать, чтобы вернуться в Вунзидель, – ответил он. – Если я когда-нибудь настолько сойду с ума, чтобы хотеть этого.

Она обвела широким жестом всю округу.

– Это вотчина дьявола, – заявила она и подмигнула ему. – Правда, похоже? Видишь вон там, впереди, густой лес и возвышающиеся над ним светлые скалы?

– Да.

– Местные называют их «города в скалах». Что это такое на самом деле, я не знаю – я только знаю, что их следует сторониться. Между городами в скалах и цепями холмов на севере лежит узкая долина. Там находятся несколько деревень и рыночная площадь. Когда проедем их, то окажемся почти у цели. – Она широко улыбнулась. – Никак не могу дождаться.

– Ты очень хорошо ориентируешься здесь.

Она пожала плечами.

– Все из вторых рук. Оба иезуита, которых Кристи… – Она неожиданно замолчала, склонила голову набок и снизу вверх посмотрела на Самуэля. – Уж перед тобой-то мне не нужно притворяться, а, Самуэль Брахе?

– Как бы ты ее ни называла, ваша милость, для меня и моих людей она остается «ее величеством королевой».

– Почему меня не отпускает подозрение, что ты называешь меня «ваша милость» только тогда, когда хочешь высмеять?

– Я не насмехаюсь над тобой, – возразил он. – Но мне иногда кажется, что твоя близость к нашей королеве больше того, что может вынести простой солдат вроде меня. Тогда я создаю дистанцию между нами.

– Значит, если я стану называть ее «величество», ты снова станешь звать меня Эббой?

– Весьма возможно.

– Я люблю ее, – ответила она и посмотрела на него. – Я люблю ее больше жизни. Я не верю ни в дьявола, ни в то, что книга может быть проклятием, ноя отправилась в этот поход, Самуэль вздохнул. Он посмотрел в небо и в сотый раз подумал о том, что, собственно, изнутри библиотеки его обычно не бывает видно. Но в библиотеке монастыря Браунау действовали другие правила: небо заглядывало внутрь, обрамленное почерневшими балками бывшей крыши. Самуэль оттолкнул ногой обугленные доски и освободил кусок пергамента, на котором можно было рассмотреть часть буквицы. Остальное сгорело, оставив в качестве единственного следа лишь неровный, иззубренный черный край на остатке пергамента. Буквица была искусно украшена. Кусок пергамента мог пролежать под досками и тридцать лет; погодные условия вытравили все цвета из этого произведения искусства, кроме красных контуров капталов и глубокого индиго в некоторых местах. Золотые нити сверкали на темно-синем фоне. Очевидно, этот предмет некогда был прекрасным и вызывал благоговение. Остаток пергамента представлял собой монастырь Браунау в миниатюре. Самуэль покачал головой. Разочарование комом встало у него в горле.

– Что с людьми у ворот монастыря? – спросил Самуэль.

Один из рейтаров, которого Самуэль поставил на пост у окна, ответил не оборачиваясь:

– Их стало больше, ротмистр.

– Сколько примерно?

– Без женщин и детей? Около сотни.

Самуэль что-то буркнул. Он перехватил взгляд Бьорна Спиргера и заметил:

– Сотня жалких оборванцев, Бьорн. Причин для беспокойства нет.

– Разве я что-то сказал, ротмистр? – Спиргер пожал плечами.

– Что с нашим особым другом?

– Все еще здесь, – ответил мужчина у окна.

Самуэль подошел к окну и выглянул наружу. Ворота монастыря находились в конце улицы, начинавшейся прямо от рыночной площади Браунау. Улица приобрела серо-коричневый цвет из-за людей, молча стоявших по обеим ее сторонам. Они вели себя все так же тихо. Если бы Самуэль никого не поставил на пост у окна, смоландцы даже не заметили бы эту толпу. Фигуры двигались почти как тени, которые растут из углов и выступов зданий, когда свет перемещается; они не издавали ни звука. Они просто смотрели. Смотрели на монастырь, и чем дольше Самуэль вглядывался в них, тем холоднее ему становилось. По пути вверх по ущелью Самуэлю пришло в голову сравнение с хищниками – это когда они проходили мимо молчаливо глазеющих жалких людей в нижней части города. Сравнение несколько хромало – стервятники поджидали добычу, и терпения им было не занимать. Но эти, снаружи, ждали не добычу, а… да, чего? «Избавления», – пронеслось в мозгу Самуэля; и характерной особенностью их ожидания было не терпение, а отчаяние. Он положил руку на плечо мужчины рядом с собой.

– Жутковато, не так ли, ротмистр?

Самуэль кивнул.

– Они ждут, когда же мы наконец заберем эту проклятую штуку, – пробормотал он.

– Что?

Самуэль кивнул, указывая на вид в окне.

– Библия дьявола. Они ждут, что мы уберем проклятие из их города.

– Батюшки, ротмистр! Я бы сказал, что они ждут момента, когда смогут сожрать нас, – например, когда мы сунемся к воротам.

Самуэль сжал плечо рейтара.

– Это все равно лучше, чем стать пищей для воронов в поле или для червей, нет? Что случилось, капрал Брандестейн? Сегодня хороший день для смерти, не так ли?

– Хорошего дня для смерти не бывает, ротмистр.

Самуэль ласково похлопал рейтара по щеке, вызвав у того улыбку.

Самуэль вздохнул. Он посмотрел в небо и в сотый раз подумал о том, что, собственно, изнутри библиотеки его обычно не бывает видно. Но в библиотеке монастыря Браунау действовали другие правила: небо заглядывало внутрь, обрамленное почерневшими балками бывшей крыши. Самуэль оттолкнул ногой обугленные доски и освободил кусок пергамента, на котором можно было рассмотреть часть буквицы. Остальное сгорело, оставив в качестве единственного следа лишь неровный, иззубренный черный край на остатке пергамента. Буквица была искусно украшена. Кусок пергамента мог пролежать под досками и тридцать лет; погодные условия вытравили все цвета из этого произведения искусства, кроме красных контуров капталов и глубокого индиго в некоторых местах. Золотые нити сверкали на темно-синем фоне. Очевидно, этот предмет некогда был прекрасным и вызывал благоговение. Остаток пергамента представлял собой монастырь Браунау в миниатюре. Самуэль покачал головой. Разочарование комом встало у него в горле.

– Что с людьми у ворот монастыря? – спросил Самуэль.

Один из рейтаров, которого Самуэль поставил на пост у окна, ответил не оборачиваясь:

– Их стало больше, ротмистр.

– Сколько примерно?

– Без женщин и детей? Около сотни.

Самуэль что-то буркнул. Он перехватил взгляд Бьорна Спиргера и заметил:

– Сотня жалких оборванцев, Бьорн. Причин для беспокойства нет.

– Разве я что-то сказал, ротмистр? – Спиргер пожал плечами.

– Что с нашим особым другом?

– Все еще здесь, – ответил мужчина у окна.

Самуэль подошел к окну и выглянул наружу. Ворота монастыря находились в конце улицы, начинавшейся прямо от рыночной площади Браунау. Улица приобрела серо-коричневый цвет из-за людей, молча стоявших по обеим ее сторонам. Они вели себя все так же тихо. Если бы Самуэль никого не поставил на пост у окна, смоландцы даже не заметили бы эту толпу. Фигуры двигались почти как тени, которые растут из углов и выступов зданий, когда свет перемещается; они не издавали ни звука. Они просто смотрели. Смотрели на монастырь, и чем дольше Самуэль вглядывался в них, тем холоднее ему становилось. По пути вверх по ущелью Самуэлю пришло в голову сравнение с хищниками – это когда они проходили мимо молчаливо глазеющих жалких людей в нижней части города. Сравнение несколько хромало – стервятники поджидали добычу, и терпения им было не занимать. Но эти, снаружи, ждали не добычу, а… да, чего? «Избавления», – пронеслось в мозгу Самуэля; и характерной особенностью их ожидания было не терпение, а отчаяние. Он положил руку на плечо мужчины рядом с собой.

– Жутковато, не так ли, ротмистр?

Самуэль кивнул.

– Они ждут, когда же мы наконец заберем эту проклятую штуку, – пробормотал он.

– Что?

Самуэль кивнул, указывая на вид в окне.

– Библия дьявола. Они ждут, что мы уберем проклятие из их города.

– Батюшки, ротмистр! Я бы сказал, что они ждут момента, когда смогут сожрать нас, – например, когда мы сунемся к воротам.

Самуэль сжал плечо рейтара.

– Это все равно лучше, чем стать пищей для воронов в поле или для червей, нет? Что случилось, капрал Брандестейн? Сегодня хороший день для смерти, не так ли?

– Хорошего дня для смерти не бывает, ротмистр.

Самуэль ласково похлопал рейтара по щеке, вызвав у того улыбку.

– Ты гляди, Герд, – сказал он. – Я и не знал, что ты у нас философ.

– А ты бы скорее в это поверил, если бы я сидел в палатке и делал пассы?

Они снова выглянули в окно. Самуэлю показалось, что за последние несколько минут к толпе присоединились новые лица – так же беззвучно, так же подобно теням, так же неожиданно, как и другие. Все они останавливались перед невидимой границей, которую очерчивали полуразрушенные пропилеи монастырских ворот, но тут вперед выступил одинокий человек. Он сидел в чем-то вроде обитого соломой и одеялами ящика, похожего на низкую телегу. Его ноги безжизненно свисали по обе стороны ящика – высохшие, бледные палки, ничем не покрытые, несмотря на холод, заляпанные грязью. Должно быть, они полностью омертвели. В правом кулаке он держал что-то вроде сабо, какие дамы в Швеции носят в весеннюю пору, чтобы не утопить прекрасные туфли в грязной жиже на улицах. Сабо были снабжены рукоятками, с помощью которых он мог отталкиваться от земли. Вторая такая же пара лежала у него на коленях; левую руку он поднял и все время махал ею, повернувшись лицом к монастырю. Было ясно, что он подает им знак. Длинные седые волосы покрывали его голову до плеч и обрамляли лицо. Создавалось впечатление, будто им машет сама смерть.

Герд Брандестейн поднял руку, чтобы помахать в ответ, но Самуэль перехватил ее.

– Подожди, – сказал он. – Сначала нужно выяснить, на что мы отвечаем.

Капрал посмотрел на него, широко раскрыв глаза.

– Продолжай вести наблюдение, капрал Брандестейн, – приказал Самуэль и отвернулся.

К ним подошла Эбба.

– Везде одно и то же, – сказала она и сжала кулаки. – Монастырь – просто развалины, а город наполовину покинут.

– Похоже, иезуитам известно не все, – заметил Самуэль.

– Нет, очевидно, они знали не все. Собственно, самого важного-то они и не знали. Jäklar![44]44
  Проклятие! (швед.)


[Закрыть] – Она показала на происходящее за окном. – Не создаст ли это проблем?

– Мы узнаем это только тогда, когда станет ясно, захотят ли они выпустить нас обратно.

– И если нет?

Самуэль посмотрел на нее и улыбнулся.

– Не бойся, ваша милость. Обычно это мы создаем проблемы для других.

Эбба пренебрежительно фыркнула. Самуэль махнул рукой, указывая на разрушенную библиотеку.

– Как ты считаешь, как долго все находится в таком состоянии?

Эбба пожала плечами.

– Понятия не имею. Лет пять?

– Я достаточно повидал разрушенных домов, церквей и дворцов. Посмотри на потолочные балки: сажа заметна только внизу, а боковые части выцвели от ветра и непогоды, места излома закругленные и ломкие. Видишь длинные черные следы на стенах? Когда-то здесь лежал ровный слой копоти. Дождь смыл большую ее часть, а серая ткань на них – это лишайники. То, что осталось от сгоревшего пергамента и прочих вещей, образовало толстый склеившийся слой на полу. Только в углах и других защищенных местах отчасти можно определить, что гут было раньше. Я бы сказал, что разрушение произошло минимум двадцать лет назад, а скорее, и все тридцать.

– В самом начале войны… – сделала вывод Эбба.

Самуэль кивнул.

– Может, и так.

– Возможно, горожане напали на монастырь. Все-таки он был чем-то вроде острова католицизма в почти исключительно протестантском окружении. Видит Бог, их ненависть была огромной.

– Ненависть к чему? К монахам вообще? Или к библии дьявола?

– Я не думаю, что жителям Браунау было известно об этом чудовище в самом сердце монастыря.

– Иногда необязательно знать наверняка, чтобы, тем не менее, догадываться.

Эбба прищурилась и медленно обернулась вокруг своей оси.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила она.

– То, что нам следует принять во внимание возможность того, что книга оказалась одним из первых сокровищ, сожженных добрыми жителями Браунау.

– Но чего тогда ждут эти люди снаружи? Ты их видел? Именно так выглядели люди короля Хродгара, ожидавшие, когда наконец Беовульф скинет с их шеи Гренделя.

Самуэль засмеялся.

– Ты слишком долго сидела у огня и слушала старух, рассказывающих истории о героях, Эбба.

– Вообще-то мы с королевой Кристиной рассказывали эту историю друг другу, когда ложились в постель, – почти враждебно ответила Эбба.

Самуэль поклонился.

– Прошу прощения, ваша милость.

– Ай, к черту, прекрати уже, наконец! – закричала она. Бьорн Спиргер и Герд Брандестейн обернулись, встретились взглядом с Самуэлем и постарались побыстрее найти другой объект для любопытных взоров. – Ты прекрасно понимаешь, что я хотела сказать, Самуэль!

– Разумеется, – согласился он. – Только вот мы не герои.

– И ничего не найдем, наверное, хотел сказать ты.

– Есть ли другие места, в которых стоит поискать?

Она схватила его за руку.

– Ты хорошо осмотрелся? – прошипела она. – Ты видел фасады домов? Дымовые трубы на крышах? Если из них и поднимается дым, он пахнет старым сеном и влажной травой. А что за кучи лежат здесь? Потрескавшаяся древесина потолочных балок, развалившиеся книжные полки, сгнившая мебель! Почему это не разграбили давным-давно те люди, которые отмораживают себе задницы в своих хижинах? Я скажу тебе почему, Самуэль Брахе: потому, что они не осмеливаются даже приблизиться к этому месту. Ты ведь видел, как они стоят перед воротами, будто там протянулась граница огненного вала? Они напали на монастырь и сожгли его, а потом до них дошло, что здесь находится, и с тех пор они бегут от развалин, как от чумы. – Она отпустила руку Самуэля и покачала головой. – Что за жизнь тут была последние тридцать лет? Чудовище среди них, возвышающееся над их домами, размером с половину города – чудовище, сотканное из суеверия, панического страха и нечистой совести. Если это не тот материал, из которого и возникают такие истории, как легенда о Гренделе, то я тогда не знаю.

Он вздохнул и ничего не ответил. Они смотрели друг на друга, и внезапно Самуэль понял, что обмен взглядами превратился в молчаливую дуэль. Несмотря на охватившее его беспокойство, он пытался не моргать – и одновременно спрашивал себя, почему для него вдруг стало важно не отвести взгляд первым. Эбба не была его врагом. Стыдился ли он собственного цинизма перед лицом страстности этой необычной женщины, которая воспринимала его и его людей как боевых соратников с такой самоочевидностью, которой не хватало большинству предводителей-мужчин?

– Ротмистр, мы кое-что нашли.

Эбба вздрогнула. Он прочитал на ее лице желание разорвать их взгляды. Желание было таким же сильным, как у него, но он знал, что она не уступит.

– Ротмистр!

– Я каждые несколько недель стараюсь сделать предложение какой-нибудь необычной женщине, – пробормотал Самуэль. – Эбба Спарре, ты выйдешь за меня замуж?

Она озадаченно раскрыла глаза. Он улыбнулся. Эбба рассмеялась, но глаз не отвела.

– Я прощаю тебя, Самуэль Брахе, – сказала она. – В любом случае, ты был бы хотя и не первым, но вторым мужчиной, предложение которого я бы стала рассматривать.

Самуэль слегка поклонился. Чары рассеялись, и он чувствовал, что они оба испытывают облегчение. Наконец он повернулся к вошедшим рейтарам.

– Что вы нашли?

Двое внесли почерневший от копоти ящик, обитый полосками металла. Не считая того, что он обуглился, он был цел – и заперт.

– Мы обнаружили его в задней части кельи, которая, должно быть, принадлежала аббату монастыря. Он был частично погребен под обрушившимся потолком. Мы не нашли бы его, если бы Магнус, – говоривший указал на своего товарища, – не обратил внимания на надпись на обрушившейся стене.

– Что там было написано? – спросил Самуэль. – «Копать здесь»?

– Нет. Мы смогли только частично расшифровать надпись. «Vado rentor, santana».

– Я и не знал, что ты умеешь читать, Магнус Карлссон, – заметил Самуэль.

Рейтар принял гордый вид.

– Не хуже школьного учителя, ротмистр!

– Это значит «Изыди, сатана», – пояснила Эбба.

Магнуса Карлссона это, похоже, не впечатлило:

– У того, кто это писал, был ужасный почерк, ваша милость.

– Откройте сундук, – приказала Эбба и покосилась на Самуэля. – Ты думаешь…

Самуэль пожал плечами. Мужчины взялись за сундук. Он был запрет на два висячих замка величиной с кулак. Древесина сундука лучше перенесла огонь и время, чем металл замков: они фактически превратились в расплавленные комки. Бьорн Спиргер пришел на помощь и стал молотить по ним камнем, но замки не поддавались.

– Может, поискать ключ, ротмистр? – спросил Магнус Карлссон.

– Нет. Здесь есть человек, который может нам помочь.

Альфред Альфредссон, вошедший вместе с еще тремя рейтарами и выглядевший как человек, перерывший мусор, который накапливался целое столетие, стал навытяжку.

– Ротмистр?

– Нужно открыть сундук, вахмистр.

Альфред осмотрел деформированные замки.

– Отойдите, пожалуйста, ротмистр.

– Что он задумал? – спросила Эбба.

– Открыть двери способом а-ля Альфредссон, – ответил вахмистр. – Не беспокойтесь, ваша милость. Надежный метод.

– Нет! – крикнула Эбба, когда Альфред достал из-за пояса пистолет и прицелился. – Сундук…

Грохот выстрела эхом отразился от стен библиотеки. Их окутало белое облако едкого порохового дыма. Эбба закашлялась. Когда дым испарился, они увидели осколки замка, разлетевшиеся по всему помещению. От силы удара дужка замка выскочила из паза и встала вертикально. На сундуке не появилось ни единой царапины. Эбба покачала головой.

– Паршивый выстрел, – явно забавляясь, заявил Альфред. – Простите, ваша милость.

– То есть как это – паршивый?

– Пуля, отлетев, должна была вернуться обратно в дуло, чтобы я мог использовать ее еще раз.

– Я окружена сумасшедшими, – заметила Эбба. – Ладно, вахмистр. Есть же еще и второй замок.

Когда пороховой дым после второго выстрела рассеялся, все почтительно замерли, ожидая, когда Эбба поднимет крышку сундука. Ей это удалось, хотя и не без усилий. Самуэль видел, что его люди затаили дыхание. Эбба опустила руки в сундук и с трудом достала оттуда толстый фолиант. Жар повредил его, хоть он и находился внутри сундука: кожаная обложка, натянутая на деревянные дощечки, лопнула и съежилась, края бумаги окрасились в темно-коричневый цвет. Эбба кончиками пальцев встряхнула обложку, но она поднялась легко. Книга открылась. Эбба внимательно рассмотрела первую страницу и начала перелистывать фолиант.

– Какая ирония, – сказала она наконец.

– Что случилось? – спросил Самуэль.

Она швырнула книгу на пол и резко выпрямилась. Ударила ногой по сундуку.

– Fan helvete![45]45
  Черт побери! (швед.)


[Закрыть] – крикнула она. – Fan helvete!

Мужчины изумленно переглянулись.

Эбба сделала несколько шагов назад и попыталась снова взять себя в руки.

Самуэль наклонился и поднял тяжелую книгу. Раскрыл ее.

– Это инвентарная опись, – сказал он. – Мы нашли схему расположения уничтоженного монастырского имущества.

Бьорн Спиргер хмыкнул. Альфред Альфредссон ссутулился. Самуэль вручил фолиант пораженному Магнусу Карлссону.

– Вот, Магнус. Человеку, умеющему читать, надо дарить книги.

Эбба стояла опустив голову. Самуэль подошел к ней.

– Продолжим поиски, – мягко произнес он. – Это огромный комплекс. Мы еще и половины его не видели.

Она ничего не ответила. На ее лице заходили желваки. Дернув плечом, он отвернулся и затеял перепалку с Альфредом Альфредссоном.

– Где это ты так испачкался, Альфред?

– У монастыря, по-видимому, есть вместительный подвал. Мы хотели осмотреть его.

– Ты что, упал с лестницы?

– Нет. Вход в него засыпан. Мы смогли расчистить только небольшое отверстие и бросили в него факел. Мы увидели, что до дна довольно далеко.

Самуэль поднял глаза, когда к нему подошла Эбба. Ее щеки снова покраснели.

– Насколько далеко? – уточнила она.

– Сложно сказать. Лестница ведет в направлении, в котором находится основной комплекс монастыря – в самое сердце замковой горы.

– Вахмистр! – рявкнул Самуэль. – Ты видел, что есть доступ к подвалу, и расчистил только небольшое отверстие?

Альфред стал навытяжку.

– Вас понял, ротмистр. Есть расчистить большое отверстие!

– Да, ты правильно меня понял, вахмистр.

– Дыра, в которую спокойно может пройти человек, – отрапортовал Альфред.

– Совершенно верно.

– Ротмистр! – Альфред резко развернулся. – Парни! К рытью присту-упить! Кто спустится последним, черепом того я лично буду пробивать стены!

– Альфред. – Эбба положила ладонь на его руку. – Большое спасибо. – Она привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Альфред широко улыбнулся.

– Поцелуи сыплются на тебя со всех сторон, как на кого другого – вши, – заметил Самуэль.

– Это все моя врожденная притягательность, ротмистр. Шевелись, парни! Почему я до сих пор не слышу, как шуршат лопаты?