Текст книги "Спасти футболиста (ЛП)"
Автор книги: Рейчел Гудмен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
– А вот это уже идея… – Пенни посмотрела так, что мне это не очень понравилось. – Ты. Весь в мыле и мокрый с щенком на руках. Ты мог бы стать мистер Декабрь, – ее губы, которые были покрашены огненно-красным цветом, изогнулись в жесткой ухмылке. – Календарь под названием «Качки и дворняжки» мог бы принести столько денег, что Хейзел могла бы простить тебя.
– Над названием стоит поработать, – сказал я, хотя эта мысль уже засела у меня в голове.
Пенни проигнорировала меня, записывая что-то в формуляре и убирая его в одну из папок.
– Хейзел уже в комнате для мытья. Она была уверена, что ты не покажешься здесь.
В очередной раз мне напомнили, что от меня ждут самого плохого. По крайней мере это было одно обещание, которое я не выполнил.
– Ну да, а я вот он здесь, готовый заняться грубой работой как и обычно.
– Тебе возможно стоит избавиться от своего угрюмого настроения. Хейзел не нравится, когда щенки скулят – я могу только представить, что она подумает о той кислой мине, что на твоем лице сегодня, – сказала она, прищурившись и глядя на лист бумаги, прежде чем снова обратиться к своему компьютеру.
– Всегда рад, когда мне бросают вызов.
– Это твои похороны, Лалонд.
Я сдерживал свое разочарование, пока шел по главному коридору к купальне. Я сталкивался и с более суровыми критиками, чем Хейзел, которая девяносто девять процентов лаяла и только один процент кусала.
Я заглянул в комнату для купания через маленькое окошко и подавил стон, который при других обстоятельствах мог бы сойти за смех. Хейзел стояла около одной из раковин на подставке и мыла мочалкой Ириску – шотландского терьера, который потерял большую часть своей шерсти и часть левого уха. Он своими большими карими глазами смотрел на Хейзел снизу вверх, дрожа и тонко поскуливая, моля о пощаде, что Хейзел игнорировала.
Если эта очаровательная собачка не смогла снять напряжение с ее плеч или усмирить ту резкую, раздраженную манеру, с которой Хейзел взяла бутылку шампуня, которая еда не выскользнула из ее рук, то я определенно был в заднице. Выпрямившись, я постучал и вошел в комнату.
Хейзел посмотрела на меня через плечо, в ее взгляде блеснуло удивление.
– Чудесам нет конца. Ты опоздал. Снова.
– Я очень польщен, что ты заметила. Снова, – сказал я, одаривая ее своей самой фальшивой улыбкой. Я взял резиновый фартук из кучи, накинул петлю на шею и завязал тесемки на талии. – Нужная помощь?
– Я довольно хорошо знакома с тем, что ты считаешь помощью, поэтому спасибо, но нет. – Она включила спиральный шланг и облила Ириску достаточным количеством воды, чтобы заглушить протесты малыша.
– Прекрати вести себя как упрямый мул и скажи, что мне делать, – выдохнул я, наблюдая за тем, как она делала все возможное, чтобы притвориться, что меня не существует. Но то, как по ее частично прикрытому конским хвостом затылку пополз вверх румянец, говорило мне, что она слишком хорошо меня знала. Тем не менее, наблюдать за ее борьбой со всем этим, даже то, как она извергала огонь мне прямо под ноги, было чертовски сексуально, и окутывало меня мыслями о том, как обернуть всю эту ярость в страсть.
– Хорошо. У Мороженки завелись блоки, – проговорила она, перекрикивая шум воды, кивая в сторону мальтипу, спящей в одной из будок, закрепленных у стены. – Когда ты искупаешь ее, то можешь отвести в зону для стрижки.
Пенни отпустила комментарий по поводу того, что Хейзел верила, что я не смогу справиться со своими обязанностями, но судя по ухмылке, которой Хейзел одарила меня, я теперь был точно уверен, что она не только знала, что я буду здесь, но еще и намеренно припасла для меня атакованного насекомыми мальтипу в качестве возмездия.
Схватив корзину с полки с надписью «ОСОБЫЙ УХОД», я вытащил пару перчаток, аккуратно вытащил Мороженку из ее конуры и поместил. в большую раковину из нержавеющей стали, которая находилась поодаль в дальнем конце комнаты и предназначалась для тех, у кого были какие-то проблемы со здоровьем. То немногое, что осталось от ее кучерявой белой шерсти, сплошь было покрыто мелкими черными пятнышками, как будто кто-то высыпал не нее черный перец. На Мороженке было столько кровососущих вредителей, что ее кожа выглядела так, как будто по ней ползали мураши. А запах – о, Боже, этот запах – был таким настолько отвратительным, что я едва сдерживал рвотный позыв.
– Ты помнишь пошаговые действия из списка для подобных ситуаций или мне стоит освежить тебе память? – просила Хейзел с того места, где она продолжала мыть Ириску.
– Я не идиот, – проворчал я. Я был настоящим мудаком, это было очевидно, но я не был безграмотным или не способным следовать инструкциям, хотя похоже все твердо верили именно в обратное.
Я намочил шерсть Мороженки и сбрызнул ее лечебным шампунем, я задержал дыхание, пока все не покрылось пеной. Я аккуратно двигал пальцами по ее коже, разгребая блох, делая вид, что не замечаю, как насекомые прыгают на мои перчатки и руки. Мороженка вцепилась в край раковины в тщетной попытке вырваться, ее визг становился невыносимым.
– Все в порядке, Мороженка. Я почти закончил, – пробормотал я, мое сердце разрывалось на части от вымученного выражения ее больших круглых глаз. Уф, как Хейзел каждый день справлялась с этим ужасным чувством вины?
Хейзел отключила шланг и вытерла руки об джинсы.
– Знаешь, Лалонд, я была удивлена, что ты явился сегодня.
– Ну, если бы я не сделал этого, мой босс доложил бы об этом моему другому боссу, – сказал я, меня снова охватило раздражение.
– Ну вот и снова эти твои выходки пятиклассника. – Она развернула полотенце и окутала дрожащую и тяжело дышащую Ириску теплой, мягкой тканью, вытирая воду с того небольшого количества шерсти, что у него еще осталось. Его язык свисал с одной стороны, а грудь тяжело вздымалась, но его хвост теперь вилял из стороны в сторону с большей скоростью. Я понял, что собаки ненавидели купание так же, как я отжимания.
– Я не прав? – спросил я.
Хейзел вздохнула.
– Я не являюсь тем расчетливым и мстительным человеком, которым ты меня считаешь.
– Тогда, позволь мне быть откровенным, мне следует позволить тебе воспользоваться презумпцией невиновности, но ты слишком крепко держишься за свое сиюминутно принятое решение о том, кто я такой. Это весьма справедливо, – сказал я, включая воду и осторожно смывая лечебный шампунь так, чтобы раздражение, причиной которого была Хейзел, не навредило Мороженке.
– Поступки говорят сами за себя, Крис. При первой же возможности пойти по самому легкому пути, ты ухватился именно за это, совершенно не заботясь о том, чего это стоило мне.
– Возможно, я бы не переступил черту, если бы ты меня не подтолкнула к этому, – мой голос отражался от стен из кафельной плитки.
– Если ты думаешь, что честные ответы на вопросы моего дяди равнозначны с толчком в сторону Андреа Уильямс и тому твоему поцелую, тогда ты на самом деле высокомерный, вспыльчивый, безмозглый спортсмен, которого из себя изображаешь, – она прошлась по мне взглядом вверх и вниз и с пренебрежительным видом покачала головой. – Жаль, потому что я подумала, что за этим фасадом и бравадой скрывается что-то настоящее.
Мое раздражение сменилось негодованием. Я ожидал чего-то большего – что-то получше – от Хейзел, но вот что я получил?
– Значит один неверный шаг и все? Ты решила для себя, что мой случай безнадежный?
После моих слов она мгновенно замерла, как будто я ударил по больному месту, и я спросил сам себя, было ли такое поведение свойственно ей. Если она так просто отталкивала людей – была настолько непреклонна во всех аспектах собственной жизни – потому что это было легче, чем открыться и сделать себя уязвимой для возможного разочарования.
– Я пыталась, Крис. Но когда люди показывают мне, кто они такие, я склонна верить им. В конечном счете это не так обидно, как надежда на то, что они могли бы измениться. – Держа в руках Ириску, Хейзел пересекла комнату и положила его в пустую конуру, полотенце было по-прежнему обернуто вокруг него.
Я повернулся к ней лицом, облокотившись о раковину и скрестив руки на груди. Мороженке придется подождать.
– Пыталась? Ты сдаешься так быстро, что это просто чудо, что ты смогла запустить «Неизбежное Спасение».
Она покачала головой так, как будто я был еще бóльшим разочарованием, чем она предполагала первоначально.
– Если это именно то, что ты чувствуешь, тогда я упрощу все для тебя и сниму с тебя всякую ответственность.
– О чем ты говоришь? – спросил я.
Хейзел пожала плечами.
– Считаю, что твоя волонтерская работа в «Неизбежном Спасении» окончена. Ты можешь уходить прямо сейчас, и с этого момента я буду говорить своему дяде, что ты приходишь и уходишь вовремя, и выполняешь свою работу беспрекословно.
– Значит, ты будешь лгать?
Она снова пожала плечами, как будто я не заслуживал ответа.
– Я много чего сделал такого, чем не горжусь, совершил достаточно ошибок, которые до сих пор исправляю, но каждая из них принадлежит мне, потому что, кем бы я ни был, я человек, который держит свое слово и выполняет свои обязанности. Поэтому, благодарю, но нет, спасибо. Я буду лучше выгребать лопатой собачье дерьмо.
Хейзел рассмеялась, но смех ее не был искренним.
– Если ты думаешь, что собачье дерьмо – это худшая работа, которую я могу тебе дать…
– Я не из тех, кто отступает перед брошенным вызовом, Хейзел.
– Ага, я посмотрю, как твое эго будет требовать от тебя выполнения тех задач, которые я могу придумать, – и поверь мне, это весьма заманчиво.
Я оттолкнулся от раковины и в три широких шага был около нее, пригвоздив своим взглядом.
– Давай, валяй.
– Тебе не нужно вынуждать меня бросать тебе вызов, тебе нужно бросить вызов себе самому, – сказала она, оставаясь на своем месте, ее грудь вздымалась и опадала от внезапно ставшего прерывистым дыхания.
– Что бы это значило? – спросил я, придвигаясь ближе так, что я мог видеть тонкую голубую полоску, которая обрамлялась зелень ее глаз.
Она отступила назад, почти с осторожностью, и сказала:
– Просто за все годы, что я работаю с собаками, мне стало совершенно ясно одно: те, кто лают громче всех, никогда не ведут всех за собой. Все они хвастуны, эгоисты, они слишком озабочены тем, чтобы показать размер своих яиц, чтобы заметить то, что стая их не уважает. Что-то напоминает?
Да, действительно, это звучало очень знакомо. Даже больше, чем бы мне хотелось признавать.
***
– Не позволяй, чтобы выделывания обороны снова сбили тебя с толку. Сосредоточься на эндовой зоне, – кричал я Бену из центра поля. Мое сердце стучало в бешеном ритме, и кровь отдавалась грохотом в ушах, все это в точности соответствовало реву, доносившемуся с трибун. – Для первого дауна нам надо всего шесть ярдов, но если заметишь бóльший просвет, то забирай его. Черт, бросай мяч прямо к Олсену, а я буду действовать как приманка. Это последнее, чего ожидают техасцы.
Координатор нападения, Эшли, без сомнения содрал бы с меня шкуру за то, что я поменял первоначальную игру на ходу, но он не «читал» Бена правильно и не выкрикивал команды своему квотербеку. Мы были на третьем дауне на линии в тридцать шесть ярдов на нашей стороне поля, когда до конца второй четверти оставалось сорок восемь секунд, и атака должна была все перевернуть в обратную сторону, мы могли только молить о нашем рекорде в 2–7. Один хороший прорыв и Бен поймет свою игру, организует нам тачдаун, чтобы сравнять счет в игре до 14:14, и обеспечит команде the Blizzards победу и даст возможность уйти на перерыв с ведущим счетом. С последствиями своего неподчинения я разберусь позже.
– Это похоже на рискованный шаг, который мы себе позволить не можем, – сказал Остин, у которого тяжело вздымалась грудь. Куски грязи и зеленые полосы от натурального дерна покрывали его серебристые эластичные штаны, а ткань его форменной рубашки была разорвана во многих местах от многочисленных столкновений на поле.
– Нам нужен результат, и план, который я предложил, позволит сделать это, – сказал я, пот стекал мне прямо в глаза, вызывая жжение. Черт побери, на улице было жарко.
Не важно сколько раз я бывал в Хьюстоне, я каким-то образом ухитрялся забыть про то, что термин «погода, чтобы надеть свитер», казалось, просто не существовал для этого города, температура очень редко опускалась ниже показателя «жарища» до самого января. Выдвигающаяся крыша стадиона NRG, ослепительные огни на поле заслоняли звезды на небе.
– Я согласен с Крисом, – сказал Тони, сжимая и разжимая кулаки, костяшки его пальцев были покрыты ссадинами и синяки укрывали всю кожу. – Что думаешь, Дастин?
Олсен кивнул, выражение его лица было столько же серьезным, сколь и решительным.
– У меня все под контролем. Что скажешь, Бен?
Бен пристально посмотрел на меня, и чтобы он там не увидел, однако это должно быть удовлетворило его, чтобы убедить себя довериться моим инстинктам, потому что он прокричал:
– Рамбл, кэш керри, кей восемьдесят семь, – тем самым подтверждая мою стратегию игры.
Бен хлопнул в ладоши, и толпа рассредоточилась, каждый из нас побежал занять свою позицию. Я встал на линию рядом с левым защитником, фиксируя свою стойку, в то время пока Бен нашел свое место в центре поля, чтобы быть готовым к рывку.
Нас окружала сила, которая поддерживала свою команду, в виде семидесяти тысячной толпы техасцев, одетых в темно-синий балахон, а еще в шлемы с рогами – болельщики Хьюстона считались одними из самых шумных в НФЛ – они размахивали плакатами с броскими лозунгами, которые оскорбляли команду the Blizzards. Я заглушил их крики для себя, сосредоточившись на положении мяча на траве, на том, как мои мышцы гудели от предвкушения, сосредоточился на своем дыхании.
Свист пронзил воздух, и все мое тело напряглось. Мяч соскочил с руки центрального игрока, и я сорвался с места, быстро метнувшись вперед по полю вдоль боковой линии, уклоняясь, увиливая и уворачиваясь от защитников, которые сновали вокруг меня. Мгновение спустя яркие белые звезды вспыхнули у меня перед глазами, и острая, жгучая боль прорезала мой бок, когда крайний защитник Хьюстона врезался в меня, подкидывая в воздух. Я приземлился с глухим стуком в нескольких ярдах, но меня это совершенно не волновало, потому что этот удар означал, что техасцы были сосредоточены на мне, а не на том свободном проходе, который я создал для Олсена, чтобы он мог проскочить.
Я перекатился на бок, отчаянно пытаясь понять, стоил этот удар того или нет. Я сморгнул прожигающую черную краску грима, которая попала мне прямо в глаз, сделав это как раз вовремя, чтобы увидеть пробег Дастина к эндовой зоне, совершенно забытый защитниками, с вытянутыми руками и абсолютно готовый к тому, чтобы принять идеально посланную по спиральной траектории подачу Бена. Со своего положения на поле я не мог видеть, как была принята подача, но гневные возгласы толпы сказали все, что мне нужно было знать.
Тачдаун.
Я это понял сразу, с глубокой уверенностью внутри, что ничто не могло остановить команду the Blizzards от доминирования на поле всю оставшуюся часть игры и нашего повышения до счета 3–7. И как только я ступил внутрь тоннеля, то меня поразило то, что как бы ни было здорово поставить галочку в графе «победа», однако настоящей победой ощущались те короткие, сдержанные кивки других старых игроков, которые я получил, то как Тони похлопал меня по спине в знак поддержки, и как Бен, Дастин и Остин отдали мне «пять» и крепко пожали руку, когда я вошел в раздевалку как раз в тот момент, когда тренер Уоллес произносил ободряющую речь.
***
Было пасмурно и холодно, от снега перехватывало дыхание, когда следующим утром заходил в дом своей матери. Но даже погода не могла испортить мое настроение. Я по-прежнему был в восторге от того, что the Blizzards одержали победу над Хьюстоном. Это было маленьким шагом в направлении налаживания отношений с моими товарищами по команде и к тому, чтобы снова повернуть этот сезон в нужное русло.
Я вошел чрез главный вход и незамедлительно был охвачен звуками пения при абсолютном отсутствии звука. Это значило, что Гвен была здесь, и она готовила – однако где же была ее машина? И судя по пряному запаху, который пропитал дом моей матери, то скорее всего это был ее любимый пряный сыр на гриле, который был сделан из ингредиентов, стоимость которых была выше, чем стейк на ужин в ресторане Stonestreet’s.
На мгновение я подумал, что встреча с моей сестрой была плохой идеей, учитывая то, как мы с Логаном распрощались на благотворительном вечере, но потом я вспомнил о том, что Логан не был из тех людей, кто болтает всякую херню и держит зло.
– Я вижу, ты в очередной раз используешь вонючие носки в жареном сыре, – сказал я, заходя на кухню.
Гвен стояла около ультрасовременной плиты, теперь уже напевая только себе под нос, в то время как переворачивала парочку поджаренных бутербродов на антипригарной сковороде, пока наша мама сидела за кухонным островом в центре, читая журнал и потягивая холодный чай.
– Божественный аромат, который ты вдыхаешь, это импортный сыр Грюйер, ты настоящая деревенщина, – сказала Гвен и оторвала кусочек хлебной корочки, бросая ее в меня. Я отбил ее точно на мраморный пол и обошел остров, чтобы поцеловать в щеку нашу мать.
– Привет, Кристофер, отлично выглядишь, – сказала она, смахивая пылинку с моего свитера и рассматривая меня так, как будто совсем не узнавала меня. – Сегодня выглядишь так, как будто что-то в тебе поменялось.
Ухмыльнувшись, я широко раскинул руки так, чтобы она могла ощутить всю мою славу, и сказал:
– Сияние победы снова вернулось ко мне, мам.
Гвен фыркнула.
– Больше похоже на то, что ты переусердствовал с автозагаром, – она выключила плиту и положила бутерброды на тарелки, передавая одну нашей маме.
– О, пожалуйста, ты же знаешь, что я натуральный на все сто, – подмигнул я.
– Ну, не совсем уж и натуральный, – возразила Гвен, пристально глядя на меня.
После резкой критики моего прошлого поведения, вся неоднозначная реакция по поводу моих действий, все мое удовольствие мгновенно испарилось. У меня когда-нибудь будет перерыв?
– Спасибо за напоминание, сестра, – я вытащил ложку из ящика рядом с плитой, а из кладовой – пасту Нутелла, открутил крышку и принялся ковырять в ней.
– Не смей больше этим пользоваться, Кристофер! – сказала наша мама между укусами жареного сыра. – Гвен, дорогая, есть какие-то новости о Гертруде?
– Да, где этот драндулет? – спросил я, прислоняясь к столешнице. Гвен купила вишнево-красный Nissan Sentra, когда ей было шестнадцать, хотя сейчас машина больше напоминала помидоры, которые она случайно обнаружила в моем холодильнике, забытые там, чтобы умереть медленной и одинокой смертью. Я предлагал купить ей новый автомобиль, один из тех, где шины каждый раз не грозились лопнуть, но она отказывалась.
Гвен разорвала свой бутерброд на две части, поймав ртом тягучий сыр, который просочился из боков.
– Лопнул люк в крыше, когда я вела машину. Я оказалась в канаве, и мне пришлось тащить Гертруду на буксире в магазин.
– Логан тебя забрал?
Она покачала головой.
– Нет, он был в Далласе на игре, когда все это случилось. Я вызвала Uber, чтобы добраться до дома.
Я нахмурился.
– А почему ты мне не позвонила?
– А зачем мне было тебе звонить? – Гвен посмотрела на меня так, как будто на самом деле была смущена.
– Потому что я твой брат и потому что у меня есть рабочее транспортное средство, которое может доставить из пункта А в пункт В, – сказал я, убирая Нутеллу и отправляя ложку в посудомоечную машину.
Гвен подняла плечо, не пренебрежительно, но так, как будто она не была уверена, как ответить. Спустя мгновение, она пробормотала:
– Четно говоря, мне даже в голову не пришло позвонить тебе.
– Ух ты, я польщен, что в списке твоих контактов на экстренный случай я занимаю место даже ниже чем вызов такси.
– Это не был экстренный случай, и вообще, ты обычно настолько занят своими делами, что я думала, что тебя это не волнует. К тому же, я никак не могла знать, был ли ты занят или…
– Конечно, я даже гипотетически не мог бы не испытывать неудобств из-за того, что прошлось бросить все ради семьи, – сказал я резко. Я не хотел обижаться на ее слова, но они задели меня, черт побери. В очередной раз на меня был навешан ярлык эгоистичного, самовлюбленного мудака – и ни больше ни меньше от моей сестры-близняшки.
– Откуда этот тон, Кристофер? – спросила моя мама, вытирая пальцы о салфетку и отодвигая пустую тарелку в сторону.
Откуда он взялся? Почему никто в моей жизни не чувствовал, что они могли положиться на меня? Даже Хейзел. Особенно Хейзел. Я подвел ее, что беспокоило меня больше, чем следовало бы, и само существование этого факта преследовало меня всю прошлую неделю.
Когда я не ответил, Гвен хлопнула ладонью по мраморной столешнице, ее глаза расширились, когда она заговорила:
– О, Боже! Речь идет о женщине!
Я застонал. Моя сестра всегда обладала даром видеть людей насквозь. Не помогало и то, что мысли о Хейзел скорее всего просто приклеились к моему лицу.
– У тебя появилась серьезная девушка, Кристофер? – спросила наша мама, выражение лица которой было полно надежды наравне с любопытством.
Гвен рассмеялась.
– Мой излишне избалованный близнец имеет аллергию на девушек. Ты уже должна знать об этом, мама. Хотя, недавно в ресторане я познакомилась с женщиной, за которой он мог бы побегать.
– Это та, которую Крис целовал на фотографиях, которые опубликовали в воскресной развлекательной рубрике? – спросила наша мама, делая глоток холодного чая.
Гвен склонила голову набок, с прищуром глядя на меня.
– В газете опубликованы фотографии, где ты целуешься с Хейзел?
– Мы можем оставить эту тему, пожалуйста? – взмолился я, не желая ступать на опасную территорию. Если моя сестра узнает, как я втянул Хейзел в эту историю с Андреей Уильямс, то она выпотрошит меня как дохлую рыбу.
Гвен ухмыльнулась.
– О, я думаю, что мы уже перешли к теме. Так забавно наблюдать за тем, как ты выкручиваешься, – усмехнулась она, а потом доела остатки своего жареного сыра.
– Хейзел похоже на умное, уравновешенное, красивое имя, – вмешалась наша мама, в ее голосе послышалась задумчивость. – Кто-то зрелый и устоявшийся был бы хорошей заменой твоим обычным Кенди, Джи-Джи, Лейси…
Я вздохнул.
– Мои предыдущие связи не выбирали себе имен, мам.
– Но, думаю, что Лейси… это актриса, с которой ты недолго встречался, так? Это было ее сценическое имя, – сказала наша мама с озадаченным взглядом. Она поднялась и снова налила себя чай из кувшина из холодильника.
– Держу пари, что если бы Крис помнил фамилию Лейси, я могла бы узнать, на какой улице она выросла, – Гвен подмигнула мне. Слава Богу, наша мама ничего не знала о том, как порнозвезды выбирали себе псевдонимы.
– Думаю, мне даже интересно, – сказал я с усмешкой.
– Кристофер! – воскликнула моя мать, стакан чуть не выпал у нее из пальцев, как будто раньше она не слышала от меня таких грубых комментариев.
Гвен отмахнулась от нее.
– Не беспокойся, мама, похоже, что у него начинает появляется вкус в том, что касается женщин.
– Может ты уже закроешь эту тему? – я бросил на нее взгляд, который совершенно точно говорил о том, что ей нужно прекратить все это до того, как я расскажу маме, как Гвен разбила ее любимую хрустальную вазу в гостиной для официальных приемов и спрятала осколки в фонтане на заднем дворе в прошлом году на вечеринке по случаю Четвертого Июля.
– Похоже, что кто-то раздражен, – сказала Гвен, собирая тарелки и складывая их в раковину. Она повернула кран и налила средство для мытья посуды в проточную воду. – Но если серьезно, то Хейзел именно та причина, по которой ты снова хорошо играешь? Я подозреваю, что ты не вернулся к старым плохим привычкам.
– О чем ты говоришь? – я нахмурил брови. – Команда собралась, поэтому мы выиграли. Я не понимаю, какое отношение Хейзел имеет к этому.
Она пожала плечами.
– Просто, если судить по твоему жалкому виду прямо сейчас, то похоже на то, что она забралась тебе прямо под кожу.
– И что? – настаивал я.
– А то, что возможно Хейзел так сильно разозлила тебя, что это повлияло на твою игру, – сказала Гвен, глядя на меня через плечо, продолжая мыть посуду. – Последняя атака во второй четверти после затянувшейся кучемалы, ты посоветовал Фитцпатрику отдать длинный пас Олсену, даже несмотря на то, что у тебя была лучшая позиция, так?
– Ну да, но я был плотно закрыт принимающим и Олсену было проще обыграть углового защитника Хьюстона в спринте, так что имело смысл использовать меня в качестве приманки.
– Именно это я и хочу сказать. Когда в последний раз ты знал так много подробностей о ком-то, за исключением квотербека? Или когда давал возможность кому-то заполучить славу? Это был тачдаун в шестьдесят четыре ярда, Крис. И теперь эти очки у Дастина Олсена.
– Это было верным решением, – возразил я, надеясь, что смущение, наполнявшее мою кровь, не просочится наружу через тембр моего голоса.
– Точно. Логан никак не мог заткнуться по этому поводу. Сначала на канале Fox Sports, а потом когда добрался до дома. Он без перерыва говорил о тебе, как о опытном принимающем, который наконец становится непревзойденным лидером, – сказала она, закрывая кран и вытирая руки о полотенце. – Думаю, что это было не спонтанное решение, поэтому, что изменилось, Крис? Я предполагаю, что это как-то связано с красивой блондинкой из местного приюта для собак, которая имеет иммунитет против твоих чар.
Мне хотелось не обращать внимание на намеки Гвен по поводу того, что Хейзел имела какое-то отношение к тому, что я чувствовал себя более слаженно с линией защиты на игре прошлым вечером, но прямо сейчас я на полном серьезе обдумывал ее слова, размышляя над тем, что принял на вооружение комментарий Хейзел по поводу того, кто лает громче всех, и применил все это к своим действиям на поле, даже не осознавая этого. Поэтому я задумался о том, что еще изменилось во мне под ее влиянием. Гвен не ошибалась, когда спросила меня, почему я был обеспокоен тем, что она не позвонила мне, когда у нее были проблемы с машиной. Пару недель назад я бы даже не придал этому какого-то значения, но теперь…
– О, Хейзел – это та, с которой ты работаешь волонтером? Это хорошо, что у вас есть общие интересы, – добавила моя мама, как будто я по собственному желанию подписался под то, чтобы выгребать дерьмо в «Неизбежном Спасении».
– Нет, она владеет приютом, мама. И вообще, Хейзел не хочет иметь со мной никаких дел, – сказал я, пожалев о том, что не могу забрать свою последнюю фразу обратно. Без сомнения, моя мама и Гвен вцепятся в эту фразу точно также, как Вафля цепляется за мою ногу, когда хочет получить угощение.
Конечно же Гвен спросила.
– Что ты натворил?
– Почему ты считаешь виноватым только меня? – спросил я.
Она подняла бровь, подтверждая то, что мне следовало держать свой рот на замке, в тот момент на стойке зазвонил стационарный телефон. Наша мама извинилась, удаляясь в гостиную, чтобы ответить на звонок. Когда я снова обратился Гвен, она по-прежнему смотрела на меня, ожидая ответа.
– Ладно, хорошо, я облажался, – сказал я, запуская пальцы в волосы. – Но я предпочел бы не вдаваться в подробности.
– Достаточно честно. Как ты собираешься решить это? – Гвен собрала продукты, которые принесла с собой, и подошла к кухонному уголку, высыпая еду из своих рук в плетеную корзину на столе.
Я растерянно поднял руки.
– Держаться от нее подальше и постараться не злить ее?
– Это самое лучшее, что ты смог придумать? – спросила она, на ее лице одновременно отразилось раздражение и изумление. – Это не похоже на тебя – ты не сдаешься так просто. Тебе нравится Хейзел или нет?
Гвен была права. Я не был из тех, кто отступал перед лицом противника. При условии конечно, что результат стоил затрачиваемых усилий. Вопрос на миллион: стоила ли Хейзел борьбы ради… для того, чтобы меняться? Потому что именно это и требовалось для того, чтобы завоевать ее расположение. Никакие легкомысленные поступки не произведут на нее впечатление. Если я хотел изменить мнение Хейзел о себе, то мне придется копнуть глубже, показать ей романтические прелюдии и красивые жесты, которые она просто не сможет проигнорировать. Я никогда не прилагал подобных усилий ради женщины, и я был не настолько глуп, чтобы верить в то, что само следование этой идее ничего не значит. Что она ничего для меня не значит. Но если бы я открыл эту тетрадь с заданиями, то стал бы выкладываться на все сто процентов.
– Ну, так что, Крис? – спросила Гвен, глядя на меня так, будто я слишком медленно думал.
– Да, она мне нравится, – сказал я без колебаний. Мне нравилось, как зеленые глаза Хейзел загорались, когда она смеялась; нравилось, как оживлялся ее голос каждый раз, когда она рассказывала о том, сколько собак было ею спасено; а еще нравилось, как она бросала мне вызов в том, что я мог быть больше чем просто плейбоем, широкоплечим принимающим, по которому пускали слюни фанаты и пресса. Мне нравилось в ней все, даже россыпь веснушек на носу. Сейчас мне нужно было доказать, что она могла чувствовать тоже самое по отношению ко мне.
На лице моей сестры появилась улыбка.
– Тогда пришло время сделать то, что ты умеешь делать лучше всего.
– И что же это? – спросил я.
– Шок, трепет и очарование, ФИГДЖЕМ, – сказала Гвен. – Шок, трепет и очарование.
***
Несколько часов спустя вооруженный и готовый к бою, я пританцовывал в приюте «Неизбежное Спасение» в поисках Хейзел. Я обнаружил ее в зоне реабилитации, на четвереньках перед конурой Оливки, она, используя успокаивающий, нежный голос и нейлоновую палочку, пыталась выманить Оливку из-под кроватки. Песня «Отпусти» из мультфильма «Холодное сердце» доносилась из динамиков, и я думал сказать ли Хейзел о том, что возможно ей нужно было последовать совету из песни, судя по тому, что успехов она не добилась.
– Оливка, вчера ты обожала эту игрушку. Ты жевала ее часами, так в чем же дело? – спросила Хейзел, засовывая руку еще глубже под кроватку. Оливка отползла ближе к стене, поджав хвостик под ноги.
Я прислонился рядом с открытой дверью конуры, я старался, но мне совершенно не удавалось не смотреть на то, как задница Хейзел двигалась то вверх, то вниз.
– Думал, ты знаешь, что Оливка строго следует протоколу приятелей – она и на дюйм не сдвинется, без поощрительного подарка.
Хейзел вздрогнула от звука моего голоса, ударившись лбом о металлический каркас кроватки Оливки. Глядя на нее, меня пронзило чувство вины, но потом Хейзел села на пятки, сдув пряди волос со своих глаз, и я рассмеялся от убийственного выражения ее лица. Я не мог ничего поделать с этим. Она была такой красивой, когда злилась.
