Текст книги "Спасти футболиста (ЛП)"

Автор книги: Рейчел Гудмен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Хейзел открыла дверь в конце коридора, которая вела в огромную кладовую, все полки которой были заполнены контейнерами. Она посмотрела не меня, а я подумал, отражались ли все мои мысли на моем лице.

– В «Неизбежном Спасении» каждая собака обследуется, когда попадает сюда, – сказала она, заходя внутрь. Мы специализируемся на разработке индивидуальных планов реабилитации, которые охватывают все от необходимой диеты до поведенческой терапии.

Я последовал за ней в помещения, подмечая ящики с игрушками, лекарствами, сухими и консервированными кормами, которые были разложены по категориям с различными наклейками, от оригинальных производителей, этикетки были снаружи и различались по цвету. Еще там были ряды из контейнеров с именами, написанными на синей клейкой ленте и приклеенными сбоку.

– Я же не закончу тем, что буду торчать в коробке с пристегнутым к ошейнику планом по реабилитации? – спросил я.

– Только если продолжишь вести себя так же плохо.

– Я считаю это оскорблением, – ответил я с особой издевкой. – Я еще ни разу не вел себя непозволительно.

– Твоя репутация опережает тебя, – Хейзел подошла к коробке с надписью «ОЛИВКА». Порывшись там, она извлекла одеяло и миску из нержавеющей стали с нарисованными косточками. Она взяла пакет с чем-то похожим на сухие овощи и мясо, затем подошла к раковине в углу. Пока она замачивала еду, от ее запаха меня чуть не вывернуло наизнанку, но я старательно наблюдал за тем, как она готовила пищу, заворожены тем, как много внимания она уделяла даже такому простому делу.

Интересно, а Хейзел когда-нибудь теряет бдительность… если она вообще знает, как это делается? Она производила впечатление человека, который был не способен расслабиться, всегда тащил работу в дом и постоянно концентрировался на нуждах других больше, чем на собственных. Думаю, я был в этом похож на нее, хотя мои товарищи по команде не согласились бы со мной, думая, что я забывал об игре, выходя их раздевалки. Но я жил, дышал и постоянно словно нес, как собственную ношу, на себе груз ответственности за то, кем мы могли бы быть – и должны были бы быть.

– Можешь подать мне вон те витамины? – спросила она, моя руки и указывая головой в сторону бутылки, стоявшей на краю полки.

Я сделал то, что мне было сказано. Прочитав этикетку, я присвистнул – это был глюкозамин, который улучшал эластичность суставов и снижал боль и воспаление.

– Будем надеяться, что никто не встретится с Оливкой один на один.

Хейзел одарила меня хитрым взглядом, забирая бутылку из моих рук.

– Шутки о твоих ошибках не заставят их испариться. Однако, тогда очевидно то, почему в первую очередь тебя приставили к собачьему приюту в качестве наказания. Ясно, почему тебе нужна коррекция поведения, – сказала она, ее голос был резким.

Черт. Как, мать ее, я должен был на это реагировать? Кент говорил что-то похожее на это, но он был настоящей задницей и моим боссом. Услышав это от Хейзел, от незнакомки, единственное, что я мог сделать, это отбиваться.

– Я боюсь, что обсуждение ошейников с электрошоком – это уже тема для четвертого свидания, Хейзел.

– Верно, как будто ты когда-нибудь заходил так далеко. – Она посыпала пудрой глюкозамина сырую еду, повесила несколько поводков на крючки у себя за плечо, а потом жестом пригласила меня следовать за ней через дверь в дальнем конце склада к санитарному блоку.

– Возьми это, – сказала она, кивая на швабру и ведро, которое было доверху наполнено полотенцами и чистящими средствами. – Тебе нужно надеть защитный костюм, защитить туфли бахилами и надеть перчатки, которые я тебе дала. Не хотелось бы, чтобы наши специальные моющие средства раздражали твои драгоценные руки.

– Обычно, когда я натягиваю резину, то у меня с собой есть своя. Самого большого размера, – я подмигнул ей, пытаясь натянуть плотный прорезиненный материал, который явно не предназначался для широких ладоней и длинных пальцев, которые быль столь необходимы профессиональному спортсмену. – Но разве это не перебор? Я уверен, что мог бы обойтись фартуком.

– Когда дело касается собак, их безопасности и ухода, то мы следуем установленным правилам, – сказала она. – Ты будешь отвечать только за уборку питомников, предназначенных для собак, которым требуется особая реабилитационная программа и повышенное внимание. Основным питомником, изолятором и зоной карантина будет заниматься один из моих сотрудников.

Она посмотрела на меня так, словно ожидала, что я что-то сделаю. Мгновение спустя она вздохнула и сказала:

– Пойдем, Лалонд. Думаю, что ты должен быть быстрым. Поторапливайся и одевайся. У меня мело времени.

Я мог поклясться, что втиснуть свое тело во все это было сложнее, чем одеться в день игры, казалось, что прошла целая вечность, прежде чем я присоединился к Хейзел в комнате, которая больше была похожа не на что-то связанное со спасением животных, а на детский садик Монтессори, где все было связано с аккуратной сенсорной стимуляций и удобством пространства.

– Моя первая комната в общежитии не была такой милой, – сказал я, осматривая каждую конуру вокруг, которая была оборудована игрушками, высокими кроватками и комнатными растениями, которые закрывали вид на других собак. Однако я заметил, что металлические рамы облупились и местами были покрыты ржавчиной, а мягкие подушки выглядели старыми и немного потрепанными. Через окна струился солнечный свет, а мелодии из разных диснеевских мультфильмов лились из старенького магнитофона, стоявшего на полке.

Хейзел открыла конуру с надписью «ОЛИВКА», которая была над дверью, и поставила миску с едой, которую приготовила ранее.

– Я поняла, что собаки, которые пережили крайнюю степень насилия, травмы и невнимание, лучше реагируют на лечение в пространствах, которые дают своим уютом передышку от жизни в приюте. Такой дизайн также предоставляет визуальный барьер, чтобы не было лая. К тому же бóльшее количество натурального света, свежего воздуха и минимум шума снимают стресс и беспокойство.

Следующие несколько минут она подробно объясняла мне каждый пункт в списке – что и как именно я должен был сделать. И пока я слушал ее громкие и четкие инструкции, все мое внимание было сосредоточено на том, как двигался ее рот, пока она разговаривала.

После того, как закончила, Хейзел спросила:

– Вопросы?

– Звучит довольно просто, – сказал я, по-прежнему разглядывая изгиб ее пухлой верхней губы.

Она прищурилась в ответ на мой откровенный взгляд, но предпочла ничего не комментировать.

– Отлично. У тебя есть полтора часа на то, чтобы со всем здесь закончить. Сейчас у этих маленьких щенков пришло время для дневных игр, – сказала она, открывая одну за одной каждую конуру – кроме той, что принадлежала Оливке – и прикрепляла поводок к каждому собачьему ошейнику.

Хейзел быстро представила всех собравшихся – Вафля, Ирландец на трех лапах, Тоффи – шотландский терьер, который лишился большей части своей шерсти и кусочка левого уха, Сосиска и Фасолька – парочка старых такс. Я мог только догадываться какое имя она дала собаке, которая ждала ее дома.

– Я понял, что ты ешь после пьянки, милашка, – сказал я со смехом.

– Умно. Кстати, ты не помогаешь своему имиджу таким заявлением. – сказала она, когда собаки натянули свои поводки.

– Да будет тебе, ты же хочешь сказать, что никогда не была слегка сумасшедшей? Не то, чтобы я ожидал, что ты специалист по части пивных соревнований, но у кого не было пары ночек, которые он не может вспомнить? Или утро следующего дня, когда ты сожалеешь обо всем?

– Это я, – сказала она, пожав плечами. – Никогда этим не увлекалась.

– У тебя было хоть раз небольшое желание забыться хоть на мгновение?

– Потеряться в моменте, это такой вежливый способ сказать, что ты полностью утратил контроль и это то, что никогда меня не привлекало.

Лицо Хейзел приняло какое-то замкнутое, почти покровительственное выражение, и мне было интересно, что произошло с ней в прошлом такого, что сделало порядок и сдержанность ее главными принципами. И было ли это той причиной, по которой она выбрала своим делом управление центром реабилитации для собак. С другой стороны, как женщина, которая имела такой контроль, была такой упорядоченной и обладала невозмутимостью, могла пойти в профессию, которая была сплошь полна взлетов и падений, триумфа и разочарований?

– И кроме того, думаю, что названия продуктов – это самые лучшие имена для животных, – сказала она через какое-то время.

– Вот как? – спросил я.

Она кивнула.

– Они милые, понятные, универсальные и в зависимости от выбранной пищи они могут выражать индивидуальность животного или какие-то физические отличия. К тому же, я люблю поесть…

Я усмехнулся. Разве не все мы такие?

– Что произошло с Сосиской и Фасолькой? – спросил я, наблюдая за тем, как они сбились вмести и дрожали за ее ногой.

– Их владелец умер, у него не было семьи. Они остались в доме на целую неделю, прежде чем кто-то смог их обнаружить, – она улыбнулась им сверху вниз, как будто образ этих двух собак рядом с разлагающимся телом не было таким чертовски страшным. – Они пара, поэтому мы поместили их вместе в одну конуру, уважая их привязанность. Как бы там ни было, я задержалась. Пожалуйста, не приближайся к конуре Оливки – она очень пугливая и боится людей из-за их плохого обращения, пока она жила в приюте для щенков.

– Ты уверена, что Оливка не сбежит? – спросил я, осматривая пространство, которое казалось необитаемым. Какую собаку могли назвать Оливка? Итальянскую Чихуахуа? Обожающего пиццу пуделя с кудрявой шерстью, которых так любят богатые старушки?

– Обычно она прячется, когда поблизости есть люди, но ты можешь мельком увидеть ее, – Хейзел указала на кроватку, под которой лежал небольшой комок, торчал только кончик хвоста. – Тебе нужно что-то объяснить подробнее, пока я не повела этих негодников на прогулку?

Я покачал головой.

– Не забывай следовать списку, – сказала она, как будто я был не способен следовать правилам. Потом Хейзел ушла, оставив меня стоящим там в нелепом наряде среди трех пустых собачьих жилищ, одной испуганной собаки и величайших хитов Диснея, звучавших специально для меня.

– Что если я не хочу насвистывать во время работы? – пробормотал я себе под нос. Я услышал, как из конуры Оливки донесся едва различимый шорох, но когда я повернулся, движение прекратилось. Интересно. – Что если я вообще не хочу здесь быть? Что тогда, Оливка?

Я немного подождал, чтобы посмотреть, вылезет ли собака из-под кроватки, но… ничего. Я вздохнул. Чем быстрее я покончу с этим, тем скорее я смогу убраться отсюда и заняться тем, что на самом деле важно, например, заняться спасением своей карьеры.

Я вычистил первую клетку, которая принадлежала Вафле, вымыл заднюю стенку и мраморный пол шлангом, подпевая вступительной части «Несчастные бедняжки» из «Русалочки».

– Я признаю – на поле я настоящая задница.

Они не шутили, называя меня…

Хм, придурком.

Но если поймаешь меня за пределами поля,

То я вполне себе ничего.

Красивый, чертовски очаровательный и настоящий принц! – подпевал я, вытирая спинку кроватки, конечно же, моя версия была лучше. Ну, и что с того, что я придумывал свои слова? Это помогло мне скоротать время и отвлечь от мысли, что меня отстранили от тренировок для уборки собачьего говна.

Я услышал еще один шорох и снова посмотрел на конуру Оливки. Хотя она по-прежнему пряталась под своей кроваткой, я заметил, что сдвинулась ближе к двери, и ее хвост торчал немного больше, показывая белый кончик, обрамленный черной шерстью. Это было не совсем виляние, но он больше не оставался неподвижным.

Хм. Возможно собака была не такой уж нелюдимой, как в это уверовала Хейзел. Или может Оливке нравился мой голос – мне не раз говорили, что он был способен затащить любую женщину в постель. Не вытянуть маленькую Оливку наружу было бы первым случаем, но я принял вызов.

Я очистил другие клетки и опрыскал их, напевая громче и с большим удовольствием. Я даже добавил немного эффектов, выделывая все свои фирменные движения шлангом, который держал в руках. Когда я изображал, что лечу на волшебном ковре-самолете с полотенцем в руках, пока исполнял песню «Целый новый мир» из «Алладина», то маленькая пятнистая мордашка показалась из-под кроватки и там и осталась.

Хорошо. «Я кое-чего добился», – подумал я, потрясая кулаком в воздухе. не зря же они прозвали меня ФИГДЖЕМ (прим. FIGJAM (ФИГДЖЕМ)=Fuck I'm Good Just Ask Me – австралийское сленговое выражение, обозначающее манеру выражение триумфа или человека, крайне высокого мнения о самом себе)

Я приготовил дезинфицирующий раствор по рецепту Хейзел, разбрызгал его по полу и подождал минуту, пока он убьет бактерии на бетоне. Пока я толкал швабру взад и вперед, магнитофон снова включился, и жалобное вступительное пение из баллады Гастона заиграло громко и ясно. Ха, она всегда мне нравилась.

– Никто не моет так, как Лалонд, не делает проходы вперед так, как Лалонд, – громко пропел я, виляя тазом. – В футболе никто не набирает так очки, как Лалонд.

– Что, черт побери здесь происходит?

Я вздрогнул от голоса Хейзел и резко обернулся. Она выглядела скорее ошарашенной, чем раздраженной, ее волосы были взъерошены от ветра. Я ухмыльнулся и сказал:

– Цепляю девчонку, скорее всего, – если меня собирались поймать в тот момент, когда я вел себя как идиот, то я с успехом сделал это.

– Делаю мысленную пометку в следующий в список добавить пункт «не петь во время уборки», – пробормотала она самой себе.

– А где шведский стол? – спросил я, имея в виду собак, которых забрала Хейзел.

– Они с Донной, моим волонтером, работающим во дворе. Она помогает им влиться в общество, – сказала она, обводя меня взглядом сверху вниз, как будто мне самому нужна была социализация. – И почему я не удивлена, что у тебя сложилось мнение, что злодей – это герой в «Красавице и Чудовище»?

– Прямо сейчас, Хейзел, я остановлю тебя прямо сейчас, потому что знаю, что ты думаешь, – сказала я своим лучшим голосом, подражающим Гастону.

Она подняла брови.

– Я на самом деле сомневаюсь в этом.

– Ты думаешь, что Крис совсем не похож на Гастона. Есть что-то милое и доброе в нем… А что Хейзел? Ты была бы права. Я настоящее чудовище…

– Если ты добавишь в конце «в постели», то я могу рухнуть прямо на этот пол и испортить всю твою работу, – сказала она тем же бесцветным тоном, который я подмечал весь день. Но на ее лице появилась улыбка, настоящая, искренняя улыбка, при которой она вся светилась. Боже, она была потрясающей. Мне определенно нужно было увидеть в будущем как можно больше таких улыбок.

– Будь честна, Хейзел, – сказал я. – Возможно, мы только познакомились, но не отрицай, что ты, по крайней мере, не представляла, как кувыркаешься со мной на простынях.

– Да, это было до того, как я услышала твое пение, – она удерживала мой взгляд немного дольше, как будто тоже испытывала это неоспоримое и необъяснимое притяжение ко мне. Но потом она моргнула, прочистила горло и посмотрела через мое плечо, ее глаза стали такими же огромными, как расстояние меж моих разведенных рук. – Что за…?

Я проследил за ее взглядом, который был прикован к конуре Оливки. Черт, будь я проклят. Маленькая пятнистая мордашка, которая до этого слегка торчала наружу, теперь превратилась в целую голову с висящими ушами и большими коричневыми глазами. Как оказалось, Оливка не была итальянским чихуахуа или пуделем, обожавшим пиццу. Она была трехцветным Кавалер-кинг-чарльз-спаниелем, настолько милой, что ей следовало бы быть плюшевой игрушкой. Или быть напечатанной на обложке какого-нибудь календаря. Кончик ее хвоста даже вилял из стороны в сторону.

– Я же сказал тебе, что цепляю девчонку, – сказал я, испытывая гордость и настоящее чувство удовлетворения, которого не ощущал очень давно. Это не было похоже на то, если бы я победил рак, но я был чертовски впечатлен самим собой, особенно, учитывая мою полную неспособность общаться с семейство собачьих. – Оливке ужасно нравится мое пение.

Хейзел покачала головой от восторга.

– Нет, ты не понимаешь. Я на протяжении нескольких недель пыталась заставить ее выбраться из зоны комфорта ее убежища, но совершенно безрезультатно, – сказала она. – Твои чары не действуют на меня Лалонд, но видимо не у всех на них есть иммунитет.

– Может мне просто нужно найти идеальную песню лично для тебя? – сказал я, думаю, что еще смогу завоевать Хейзел.

Глава 4

ХЕЙЗЕЛ

– Не переживай, Фрикаделька, мы найдем для тебя подходящую пару, – сказала я, почесывая моего любимого питбуля под подбородком, мое сердце разрывалось на части от доверчивости и невинности в его глазах.

Я вернула Фрикадельку в конуру, которая располагалась в основной жилой секции приюта. Я просто ненавидела то, как у него повисали уши и понуро опускалась голова. Снова.

Я проверила остальных щенков, наполнила их миски водой и почесала им животики, потом прошла в кабинет, который делила с Пенни – моим ассистентом и лучшим другом. Прямо сейчас она сражалась с Бертой – нашим принтером. Фраза «все это сплошная тарабарщина» имела особенное, очень буквальное значение в нашей дружбе с Пенни, и основывалась на том, что слова на греческом языке вылетели из ее рта, когда ей что-то не удавалось. По прошествии стольких лет, я выучила для себя то, что она пользовалась родным языком, когда была слишком зла либо беспредельно счастлива.

– Нужная какая-нибудь помощь? – спросила я, бросая файл с информацией о Фрикадельке на свой стол.

– Клянусь, эта куча хлама больше съедает бумаги чем печатает, – сказала она, вытягивая листок с одобрением забрать питомца из приюта, застрявшего в лотке для выхода бумаги. Пенни отошла от аппарата и раздраженно сдула с глаз темную, кудрявую прядь волос, жестом приглашая меня попробовать сделать это.

Посмеявшись, я подошла и повернула ручку, извлекая замятую бумагу.

– Сколько раз мне тебе сказать, что тебе следует быть нежной со старой Бертой? Она единственный копир, что есть у нас, поэтому мы должны сделать так, чтобы она держалась.

– Я знаю, что ты против, но Берту на самом деле надо пристрелить и переехать грузовиком.

– И где же, по-твоему, мне взять те пять тысяч, которые я должна заплатить за то, чтобы ее заменить? – я выгнула бровь, глядя на нее.

– Хороший аргумент, – она перевернула на стол большую коробку с товарами, которые я заказывала онлайн. – Просто обычно я предпочитаю молодых и здоровых, а не немощных и капризных.

Я фыркнула.

– Это говорит женщина со старой беззубой борзой.

– Эй! – Пенни швырнула в меня пищащей игрушкой, от которой я увернулась. – Хеннеси просто мужчина, у которого мало потребностей и от него меньше разочарований. И как бы там ни было, ты знаешь, что я питаю слабость к неудачникам.

– Ты уверяешь, что настоящая паршивая овца в своей семье, но свежая порция пахлавы появляется как по часам каждый понедельник, – сказала я, отходя от копировальной машины, чтобы помочь ей разложить всё по стопкам.

Она пожала плечами.

– Это потому что я гречанка. И в то время как мои родственники могут не понять меня, они скорее умрут, чем увидят то, как я худею.

Я познакомилась с Пенни на вечере игры в бинго пять лет назад. Я предложила пересчитать шары, пока моя мама будет учувствовать во всем этом. Пенни была на дежурстве с бабушкой Ри и была вынуждена сидеть на первом ряду в центре, пока ее бабуля должна была потратить следующие два часа, ругаясь на меня, пытаясь обмануть и флиртуя с завсегдатаем игры в бинго мистером Франклином. Это было не тем из чего рождалась большая часть дружеских взаимоотношений, и все могло бы остаться на таком же уровне, но на последней карточке в тот вечер, когда я произнесла «О-69», бабушка Пенни поднялась и закричала «Бинго!» со всей силы, что у нее были.

Мне потребовалось всего мгновение, чтобы понять – я назвала только третий шар в этой игре, что делало невозможным ее победу – и когда я подошла, чтобы изучить ее карточку, бабушка Пенни произнесла театральным шепотом, который уловил мой микрофон: «Прости, милая, я разволновалась. Но такая привлекательная девушка, как ты, знает, что это такое… и в моей книжке «О-69» – это всегда бинго, если ты понимаешь, что о чем я.

Я изо всех сил старалась не рассмеяться, но полностью провалилась, когда старый мистер Франклин наклонился вперед со второго ряда, стукнул тростью по столешнице и прокричал:

– Я бы прокатывал твою карту бинго в любой день недели, Ри!

Наши с Пенни взгляды встретились, и мы начали смеяться, хватаясь за животы, прямо в центре комнаты, по щекам текли слезы. С тех пор мы были неразлучны как преступники-подельники.

– Знаешь, моей семье это послужит большим уроком, если я использую этот поднос с выпечкой, чтобы заманить в постель плохого парня, – сказала она, раскладывая поводки, миски для воды, пакеты с едой и игрушки в чистые пластиковые контейнеры, чтобы отнести их в хранилище.

– Есть кто-то на примете? – спросила я, прекрасно зная, кого она представляла, еще до того, как она произнесла его имя. С тех пор как Крис начал работать волонтером, Пенни постоянно отпускала комментарии, который заставили бы покраснеть ее бабушку Ри… и делать заметки.

Я бы солгала, если бы сказала, что не разделяла по крайней мере хоть некоторые из ее чувств, или что она не подловила меня за тем, как я глазела на этого мужчину каждый раз, как он наклонялся, чтобы разобрать один из контейнеров для собак. Крис ЛаЛонд может быть и был принимающим игроком, но мы с Пенни сошлись на том, что по природе он был нападающим. Вместе с тем, Крис в равной мере излучал сексуальность и неправильные решения, а я никогда не была одной из тех, кого можно было ослепить безрассудным поведением.

– Ну, могу себе представить какой потрясающий бардак мистер ЛаЛонд мог бы добавить к позднему воскресному ужину, – сказала Пенни, прерывая мои мысли. – И какой кайф я бы получила от наблюдения, как моя дерзкая бабуля пытается съесть его.

Я усмехнулась.

– Ты просто смешна.

– Раз уж мы продолжаем притворяться, что тебе неинтересен этот мужик, позволь мне немного повеселиться, – она лукаво усмехнулась. – Итак, что случилось с Фрикаделькой?

– Матери было неуютно, когда эта порода собак находилась рядом с ее сыном, – сказала я, задаваясь вопросом, чтобы я могла исправить. – Это полный отстой. У Фрикадельки идеальный характер для ребенка с аутизмом. Он предан, терпелив, с развитой эмоциональной интуицией и умрет ради того, чтобы показать свою привязанность. – Именно по этой причине я назвала его в честь мягкого, такого беззащитного перед вилкой шарика мясного удовольствия. – Но в конце концов это не имеет никакого значения. Эта женщина отказалась и дальше наблюдать это массивное тело, острые зубы и дурную славу.

– Напоминает мне, кое-какого принимающего… – Пенни бросила на меня многозначительный взгляд.

Вздохнув, я рухнула на свое вращающееся кресло и закинула ноги на стол.

– Разве не ты мне говоришь каждый раз, что я не могу спасти их всех?

– Да, а разве не ты уверяешь, что всегда найдется комната для еще одного? И тебя не убьет, если ты дашь Крису шанс, – сказала она, закрывая крышкой каждый из контейнеров, прежде чем сложить их на столе. – И вот еще что – даже не притворяйся, что его пение тебя не возбуждает.

– У парня вроде Криса было великое множество шансов, – сказала я, и это было правдой. – Он из хорошей семьи, у него была возможность иметь лучшего тренера и образование, и при этом он использует – и злоупотребляет – своим обаянием, своим статусом знаменитости и привлекательностью, чтобы система работала в его удовольствие, последствия никогда не сказываются на нем.

Пенни присвистнула.

– Ничего себе, вы посмотрите на это, ты – маленький киберсталкер. А теперь, если бы я только могла заставить тебя использовать возможности интернета для твоей личной жизни, то возможно, это бы привело к чему-нибудь.

– Эй, так нечестно. Я пробовала все эти штучки с постоянными отношениями. Нет моей вины в том, что парни оказывались обманщиками и лжецами, – я схватила со стола скрепку и бросила в нее. – И ты знаешь, что я изучаю каждого, кто работает здесь волонтером. Крис не такой уж особенный.

– Ладно, но, возможно, он просто изображает того, кого от него ожидают – тупого, агрессивного придурка из мира спорта, которому нравится себя вести именно так. Возможно тебе стоит последовать собственному совету, заглянуть за пределы PR-проблем и узнать то, чего не хотят знать другие, – парировала она, собирая мусор со стола и вываливая его теперь в уже пустую коробку от доставки. – Потому что, когда я делаю это, я вижу кого-то ужасно похожего на Фрикадельку. Большой и сильный с репутацией, которая работает против него.

– Не всегда незаслуженно.

Пенни бросила коробку в большой мусорный контейнер позади копира и вытерла ладони о заднюю часть джинсов.

– И все-таки Крис взялся за твой список – с энтузиазмом, могу я добавить. Он практически всегда приходит вовремя и остается пока не закончит. Черт побери, он очаровал Оливку, подняв с ее лежанки – это подвиг, который не удался даже тебе.

– У Оливки есть фетиш касательно Диснея. Давай не будем осуждать ее за это, – сказала я, веря в собственные слова лишь наполовину. То, что Крис сделал с Оливкой было удивительно и неожиданно. Если бы только он показал эту свою сторону почаще.

Пенни закатила глаза.

– Послушай, ты всегда говоришь, что «Неизбежное Спасение» отличается от всех остальных тем, что мы смотрим сквозь плохое, чтобы культивировать добро. Тебе нужно применить этот же самый принцип к двуногим существам.

Уф, я просто терпеть это не могла – когда Пенни была права.

– Если ты собираешься вести себя разумно в отношении Криса, тогда я не собираюсь с тобой спорить.

– Хорошо, сегодня я ухожу пораньше, – сказала она. – Печеньки и выпивка у нас в силе на сегодня?

Я кивнула – я никогда не пропускала наш еженедельный ритуал распития коктейлей и выпечки лакомств для собак.

– И как долго ты здесь будешь? – спросила она.

– Совсем немного, – сказала я. – Я буду ужинать со своим дядей в каком-то новом ресторане, поэтому решила, что побуду здесь пока не подойдет время уезжать.

– Хорошая идея, – Пенни натянула ветровку и сняла сумочку с крючка на стене. – Ох, раз с усыновлением Фрикадельки сегодня ничего не вышло, то думаю, что тебе следует знать, что тот парень Джей снова звонил и спрашивал про Фрикадельку.

– Снова скажи ему «нет», – сказала я, резче чем собиралась.

– Ты уверена? – спросила она. – Фрикаделька здесь уже шесть месяцев, Хейзел. Если бы у меня был шар с предсказаниями, то я бы предположила, что судьба Фрикадельки выглядит не очень уж и хорошо…

Я спустила ноги со стола и наклонилась вперед.

– Я уверена, ясно? – хотя в деле Джея не было ничего вызывающего подозрения, однако что-то внутри мен подсказывало, что он не был подходящим хозяином для моего любимого питбуля. – Фрикадельке нежен хозяин-компаньон, а этот парень хоть и имеет благие намерения, у него безумно напряженная работа адвоката и у него очень длинный напряженный рабочий график.

Пенни вздохнула.

– Люди меняются, Хейзел, но ты должна давать им шанс.

– Я никогда не даю шансов в том, что касается моих собак.

***

Я знала, что у меня проблемы в тот же момент, как только заехала на битком забитую парковку в ресторан Quince и поняла, что ресторан был намного лучше, чем мне про него говорили. Я посмотрела на свою обслюнявленную темно-синюю рубашку и джинсы, которые были так поношены, что выглядели так будто были постираны в кислоте, я молча проклинала себя за то, что послушала своего дядю, когда он воскликнул, что повседневная одежда будет уместна. Когда я запомню, что его понятие повседневности и мое определение этого слова сильно отличаются?

И что хуже всего платная парковка была единственным вариантом. Просто фантастика.

Салон моего «Шевроле Малибу» был зоной бедствия из складных ящиков после мероприятий для усыновления собак из приюта, здесь были пустые стаканчики из Starbucks и мешки для мусора. Снаружи все было ненамного лучше. Но Барби хорошо держалась – за те десять лет, что она была у меня, мотор ни разу не кашлял – и принимая во внимание постоянные поездки, которые совершал мой автомобиль между собаками и псарнями, пятидесятифунтовые мешки с едой, коробки с припасами одна на другой, я не могла упрекать за то, что на моей девочке появилась одна-две вмятины.

Я проехала вперед и встала в очередь к парковщику, и парнишка лет шестнадцати открыл мою дверь, протягивая мне талон, и сказал:

– Добро пожаловать в ресторан Quince. Приятного Вам, ужина.

Фасад из красного кирпича, двери в черных металлических рамах, цитрусовые деревья в горшках украшали вход в новейшее заведение Денвера, что излучало индустриальную роскошь и неоспоримый шарм. Было сложно поверить в то, что когда-то это здание принадлежало компании «Colorado Millwork and Woodcraft Company».

Я разгладила свою одежду и пробежала пальцами по волосам, пытаясь выглядеть немного более привлекательной, а потом пошла внутрь. На мгновение я застыла в благоговейном страхе, глядя на белую, отделанную нержавеющей сталью и медью, кухню, которая переходила в общий зал, где в самом центре была печь на дровах.

– Привет, я на вечеринке с Кентом МакДугаллом, – сказала я хостесс. Она подвела меня к большому столу из ореха, где мой дядя Кент давал автограф официанту, было ясно, что это фанат команды Colorado Blizzards. Когда он закончил, то посмотрел на меня, улыбнулся, жестом подозвал меня к себе, махая мне старомодным бокалом, виски внутри которого грозило выплеснуться наружу.

– Хейзел! – прогрохотал его голос. Не имело никакого значения, был ли он в своем особняке в Черри-Крик или в модном ресторане, у этого человека была только одна единственная настройка – быть громким настолько, чтобы его игроки услышали его из ложи для собственников. – Я так рад, что ты приехала.

Я заказала официанту газированную воду, потом поцеловала своего дядю в щеку, а затем скользнула в кабинку, из которой было хорошо видно усердно работающих поваров. Я посмотрела на разнообразное дегустационное меню передо мной и чуть не поперхнулась, увидев цены, хотя должна была признать, что названия блюд звучали аппетитно.

– Не было необходимости делать что-то настолько приятное.

– Если бы тебе не надо было загонять себя еще больше, то я бы не испытывал потребности баловать тебя.

– Я выхожу в свет, – сказала я, защищаясь.

– Милая, ты ходишь в одни и те же места с одними и теми же людьми каждую неделю. Ты заботишься о животных, печешь вкусности для собак с Пенни и иногда стряхиваешь с себя пыль для одного из моих благотворительных мероприятий. Все твое существование – это сплошная рутина. Ничего в этом плохого нет, но время от времени потакай капризам своего дядюшки, ладно? По крайне мере до тех пор, пока не найдешь мужчину, который о тебе позаботится, – сказал он, похлопывая меня по плечу так, что вероятнее всего должно было выглядеть как проявление доброты, но походило на покровительство.