Текст книги "Книга шипов и огня"

Автор книги: Рэй Карсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Я только начинаю Гомеров список видений, как вдруг в комнате раздается скрип открываемой двери. Я оборачиваюсь.

Это Умберто, его глаза широко раскрыты, подмышкой спальник. Его фигура оказывается стройнее, чем в день нашей первой встречи. Как это случилось и со мной, пустыня высосала из него всю воду, и свет свечей подчеркивает впалость щек под скулами. Я рада его видеть.

– Здравствуй, Умберто.

– Принцесса. – Но он как будто не собирается входить.

– Ты все еще думаешь, что я в опасности? Что кто-нибудь может убить меня из-за моего камня?

Он покачивается на ногах.

– Я не могу сказать этого наверняка. Мой народ не убийцы. Они просто отчаялись. И ожесточены.

– Тогда мне поможет крепко спать сегодня, если я буду знать, что ты рядом.

Он улыбается, входит и раскладывает свой спальник у порога. Затем он расшнуровывает ботинки, а я замечаю, что краем глаза он смотрит на ночную рубашку.

Это самая прекрасная вещь в деревне, ее тонкая ткань и нежные складки так очевидно неуместны здесь.

– Она мне больше не подходит, – говорю я, – но это единственная вещь, что осталась у меня от… от прошлой жизни. Я не могу позволить себе расстаться с ней.

Конечно, я лгу ему. Я надеюсь, эта рубашка поможет мне выбраться из этой отдаленной деревни.

Он растягивается на спальнике, поворачивается на бок и подкладывает под голову локоть.

– Не волнуйся, принцесса, – говорит он, торжественно кивая в сторону рубашки. – Несколько недель регулярной еды и питья приведут тебя в порядок.

Он закрывает глаза и вздыхает, слишком быстро, чтобы заметить мой недоуменный взгляд. Неужели он думает, что я хочу быть того же размера, что эта рубашка?

Капающая свеча напоминает мне, что у меня не так много времени на чтение, так что я возвращаюсь к Гомерову пророчеству.

Из каждого четвертого поколения да выйдет один воин, дабы носить Его знак. Не дано будет ему знать, что ждет его у вражеских врат, и поведут его, как свинью на убой, в царство колдовства.

Неужели все Божьи избранники входят в царство колдовства? Или некоторые? Или только один? Может быть, только я?

Мои кишки скручиваются всякий раз, когда Божественный камень упоминается в одном предложении с колдовством. Но быстро становится ясно, что отец Алентин был прав. Гомер верил, что последующие Носители камней будут сражаться с опасной магией во имя человечества.

Манускрипт не так уж длинен. Я успеваю перечитать его трижды, прежде чем отложить книгу и задуть свечу. Сон приходится ждать долго.

Я просыпаюсь утром под крики и топот ног. Умберто и я выскакиваем из своих спальников и бежим наружу. Все несутся в одном направлении, вниз вокруг скалы. Их лица взволнованны и возбуждены. Мы следуем за всеми, поднимая руки, чтобы защититься от утреннего света. Люди выстраиваются в ряд, и Умберто помогает мне вскарабкаться на каменный выступ.

Когда мы достигаем верха, перед нами открывается подножие холма. Горы ныряют и поднимаются, соединяясь и исчезая в мощной тени Сьерра Сангре. Они черно-голубые, с белыми вершинами, и солнце огромной сферой висит над всей грядой. Сегодня, когда оно будет садиться, они окрасятся кроваво-красным.

Умберто указывает вниз, в ущелье, по краю которого растут можжевельник и мескитовые деревья. Головы торчат между ветвями. Как минимум, двенадцать. Несколько коней с большим багажом. Когда они подходят ближе, у меня сбивается дыхание. Багаж – люди, окровавленные и раненные. Те, кому улыбнулась удача, измождены, но все-таки держатся на собственных ногах. Их лица перепачканы кровью и потом.

– Это мой кузен, – говорит дрожащим голосом Умберто, – его зовут Ренальдо, вон он, мальчик в первом ряду. Он из большой деревни, там сотни людей. Если Инвьерны атаковали, если это все, кто выжил…

Он больше не может выговорить ни слова, и я прикасаюсь к его руке.

Он крепко сжимает мои пальцы. Его губы дрожат, когда он смотрит на детей, вливающихся в ущелье, чтобы помочь беженцам. Их крохотные лица полны надежды, и они болтают с новоприбывшими с жадным самозабвением. Мне требуется время, чтобы понять, что они пытаются что-то узнать о своих пропавших родственниках.

Отец Алентин одной рукой помогает молодой женщине перебраться через хребет. Они проходят достаточно близко от меня, чтобы я могла разглядеть синяки на ее лице, струпья и проплешины – на ней рвали волосы – и изуродованное ухо. Священник что-то шепчет ей на ухо, и она смотрит на меня глазами, полными слез и надежды.

– Меня зовут Мара, – говорит она. – Спасибо за то, что пришли.

Они спускаются с отцом Алентином вниз, а я разглядываю травинки, прилипшие к ее платью.

Глава 16

Косме перевязывает раненых и призывает всех на помощь. Я сижу свернувшись около стены большой полупещеры, неспособная отвести взгляд. Многие из прибывших одеты в обугленные одежды, видно обожженную плоть. Один мужчина, привязанный к спине лошади, оказался уже мертвым, когда его отвязали и положили на землю. Трое других еще сражаются с инфекцией и лихорадкой. Я вспоминаю ногу Аньяхи, запах гнилого мяса, воспаленные рваные края сочащейся раны, и я не могу даже подойти ближе, не то что помогать кому-то. Но я не ухожу, потому что отчего-то меня успокаивает вид моей бывшей горничной. Есть что-то знакомое в том, как она разрезает на них одежду, промывает им раны, в том, как она сшивает плоть и как накладывает повязки. Ее лицо невозмутимо, ее умелые руки не делают лишних движений, как будто она все еще в моих покоях, стирает и складывает шторы.

Я завидую полезности Косме.

В Бризадульче я была королевской женой-девой, гостем из другой страны, остановившимся в покоях бывшей королевы. Но я никогда не понимала моего назначения там. Теперь, из-за Божественного камня, меня притащили через пустыню для какого-то, возможно, великого предназначения. Но ничего по-прежнему не изменилось. Я сижу в своем уголке, неспособная действовать.

«Совсем как Алехандро», – внезапно понимаю я. Я тоже могу позволить себе быть парализованной нерешительностью.

Вьющиеся волосы Косме падают, когда она наклоняется, чтобы остановить кровь, льющуюся из шеи раненого. Ее волосы немного отросли и теперь спускаются чуть ниже плеч. Она просит дать ей ткань для перевязки. Босой мальчик с костылем, хромая, направляется к ней с бинтом. Косме завязывает им свои волосы. Я гляжу на ее спутанные кудри, на черную прядь, прилипшую за ухом, и понимаю, что куда бы она ни отправилась, в какую бы ситуацию она ни попала, Косме всегда сможет устроиться.

В висках шумит, когда я встаю. Я делаю шаг среди раненых и подхожу к Косме, стараясь не смотреть на них. Решительно стиснув зубы, я пытаюсь превратить в камень свое сердце, горящее страхом и отвращением.

– Косме.

Она не поднимает головы.

– Я занята, спроси кого-нибудь еще, если тебе надо что-то.

– Я могу помочь?

Она разматывает какую-то грязную тряпку и бросает ее в ведро позади себя.

– Тебе тут нечего делать. Иди съешь что-нибудь.

Я могла бы уйти, но вместо этого я отвечаю ей:

– Я знаю, что ты ненавидишь меня, но не дай своим чувствам одурачить тебя.

Она поднимает голову.

– Давай я принесу чистой воды, – говорю я прежде, чем она отвечает.

Ее взгляд медленно перемещается к стоящему рядом ведру.

– Вообще, это бы помогло. Держи. – Она передает ведро мне. – Только не выливай его около питьевой воды.

Ведро тяжелое, и ручка впивается в мои пальцы, но я тороплюсь уйти, радуясь, что могу помогать, не прикасаясь к раненым.

Я таскаю воду все утро. Как только люди увидели, что я делаю, ведра стали появляться словно из ниоткуда. Я выливаю пахучее, коричневатое, липкое на солнечной стороне холма, тороплюсь к воде и все равно не успеваю поменять все ведра, хотя двигаюсь так быстро, как только могу. К моменту, когда последняя рана промыта, зашита и перевязана, мои колени и руки горят огнем, и я не чувствую своих пальцев.

Я падаю у стены и закрываю глаза, пытаюсь расслабить руки, сведенные судорогой.

– Ваше высочество.

Я смотрю вверх. Косме стоит надо мной, держа в руках флягу с водой и тарелку пареной форели с зеленью. Мой рот наполняет слюна.

– Ты весь день ничего не ела, – говорит Косме.

– Спасибо, – отвечаю я, поднимаясь.

Она поворачивается, чтобы уйти, но почему-то медлит. Обернувшись ко мне, она вдруг говорит:

– Я не ненавижу тебя.

Я не знаю, что ей ответить, поэтому просто киваю в знак того, что услышала ее.

Вечером того же дня я сижу в своей хижине, скрестив ноги и положив на них «Откровение» Гомера. На этот раз я погружаюсь глубже, изучаю текст предложение за предложением, как будто я в классе магистра Джеральдо и пробираюсь через Священный текст.

Моя свеча сгорела наполовину к тому моменту, как приходит Умберто. Он улыбается мне, прежде чем расстелить свой спальник у порога.

– Я думала, ты захочешь провести вечер со своим кузеном, – говорю я, довольная, что он пришел.

– У меня будет масса времени поболтать с ним потом, и ему нужен отдых. – Он садится и снимает ботинки. – Снова изучаешь «Откровение»?

– Да. – Я расправляю плечи, пытаясь снять накопившееся напряжение. – Я надеюсь найти какой-то ключ.

Он перебирается на мой спальник и садится рядом со мной. Затем смотрит на мое лицо.

– Ты имеешь в виду… это… я хочу сказать…

Я не понимаю, почему он так взволнован.

– Умберто?

– Твои глаза, – он мотает головой. – Они что-то творят со мной.

Мои щеки заливает краска, но, к счастью, мне не надо отвечать ему, потому что он говорит:

– Я хотел сказать, что ты выглядишь напуганной.

Я изумленно смотрю на него.

– Конечно, я напугана. Вообще-то меня похитили, помнишь? Протащили через пустыню из-за призрачной надежды на то, что я могу вас спасти. Но я действительно хочу помочь, несмотря ни на что. Хотя я не знаю как. В Оровалле был еще один Носитель. Лучник Хицедар. Он убил тридцать два человека, включая анимага. Моя страна была спасена тогда. За всю свою жизнь я убила одного человека, и это было в битве, и я не знала, что делаю…

– Что? Ты убила кого-то?

– Да. И я не собираюсь это обсуждать. Я хочу сказать, что я не воин. Я не могу даже представить себе, как я могу спасти вас. – Я прячу лицо в ладонях. – Хицедар был счастливчиком. Он завершил свое Служение. Но ведь многие своих не завершили. И многие из них погибли. А я не хочу умирать, Умберто.

Я смотрю на него, пытаясь не заплакать. Он обнимает меня и прижимает к груди.

– Я тоже не хочу, чтобы ты умирала. – Он поглаживает меня по спине, и я позволяю слезам литься. – Ты храбрее, чем сама думаешь о себе, принцесса. И я думаю, что ты поможешь нам. Я верю в это.

– Откуда ты знаешь? – реву я в его рубашку.

– Ты слышала о Дамиане, пастухе?

– Нет, – отвечаю я, хотя имя кажется мне знакомым.

– Это мой прапрадедушка. Он был Носителем.

Потрясенная, я смотрю на него и вспоминаю, откуда я знаю это имя.

– Я видела это имя. Оно в списке Носителей, который хранится в монастыре Бризадульче.

Его улыбка становится гордой.

– Дамиан был трудолюбивым. Он жил в деревне во многих днях пути отсюда, ближе к границе с Инвьернами. Он часто оставался со своими овцами по ночам. С людьми он не чувствовал себя комфортно, понимаешь. Однажды он набрел на небольшой оазис, такое влажное пятно, в долине, где было много тени и травы для пастбища. Еще там был источник воды, и это место было идеальным для того, чтобы построить там деревню. И он начал копать колодец в этом оазисе, в одиночку. Он восторженно рассказал об этом своей жене. Думаю, это было оправданием, чтобы проводить много времени вдали от дома, она была сварливая женщина. Но он так и не закончил.

– Что случилось?

– Он вырыл глубокую яму, почти в человеческий рост, но так и не увидел ни капли воды. А потом овца свалилась в овраг и запуталась в терновнике, и Дамиан полез ее освобождать, но поскользнулся сам и погиб.

– Я думала, это будет вдохновляющая история.

Он улыбается.

– Еще не конец! Про его колодец забыли, там выросло мескитовое дерево. Почти через двадцать лет большой разведотряд Инвьернов проходил через ту долину, возглавляемый анимагом. Мужчины из деревни Дамиана выстроились на холме с копьями и луками, их было немногим больше противника. Но анимаг послал в них огненный шар, и они загорелись. Жители деревни уже собрались бежать, когда анимаг внезапно исчез. Сначала они подумали, что это какая-то новая магия, которую они не видели прежде, но вдруг противник запаниковал. Мужчины взяли преимущество в свои руки и победили отряд. – Умберто приближает свое лицо к моему, и его глаза воодушевленно блестят. – Позже они увидели, что анимаг упал в колодец Дамиана и сломал шею.

Я хмурюсь.

– То есть ты хочешь сказать, что Служение Дамиана заключалось в том, чтобы вырыть колодец? Даже часть колодца?

Могло ли такое быть? Могло ли быть Служением что-то настолько незначительное?

Умберто пожимает плечами.

– Потом они пришли к вдове Дамиана и рассказали ей, какую роль ее давно почивший муж сыграл в этой истории. Тогда она сказала, что подозревала, что случилось нечто важное, потому что его Божественный камень, который она хранила со дня его смерти, треснул ровно посередине.

– Его Божественный камень треснул?

– Да.

– Это какая-то ерунда.

– Что ты имеешь в виду?

– Я же видела Божественные камни. Старые, Носители которых давно умерли. И они не были треснутыми.

Я пожалела, что мне не пришло в голову спросить отца Никандра, принадлежали ли эти Камни Носителям, сделавшим что-то заметное во время Служения.

– Конечно, я не больно-то много знаю о Божественных камнях, но я точно знаю, что в тот день мой прапрадед спас деревню. Это был большой и важный отряд – судя по тому, что его вел анимаг. До того момента нелюди были просто легендой, их никогда не видели. Возможно, колодец Дамиана отложил нападение Инвьернов на очень долгий срок.

– Возможно. И Дамиан так и не узнал, что выполнил Служение.

– Именно.

Я кладу голову на плечо Умберто. Странно, что в присутствии этого юноши мне становится спокойно – ведь так никогда не бывало рядом с моим супругом. Рядом с Алехандро я была слишком ослеплена, чтобы чувствовать себя спокойной.

– Ты думаешь, я могу завершить Службу, даже не зная, как я это сделала?

– Да.

Но это не значит, что я не умру бессмысленно, подобно Дамиану, или что я не получу травму, как Гомер. Как свинью на убой.

– Знаешь, принцесса. – Умберто поднимает мое лицо, держа за подбородок. – Мой прадед, сын Дамиана, был одним из мужчин на холме в тот день. И если бы он погиб, здесь не было бы ни меня, ни Косме, ни Ренальдо, ни даже отца Алентина.

И внезапно я понимаю, почему Гомер спокойно принял свою рану. Я понимаю, почему гораздо лучше умереть, выполняя Служение, чем не выполнить его вовсе. Гораздо, гораздо лучше. Гомер и Дамиан не увидели плодов своего героизма. Их получили потомки. Тем же образом я могу никогда не собрать своих, если выполню Служение. Но это неважно, потому что Господь поместил Камень в мой живот не ради меня.

На следующий день я откладываю «Откровение» в пользу моего фаворита, «Войны прекрасной». Каждый абзац рождает новые вопросы. Я провожу целый день, бегая туда-сюда от манускрипта к раненым, кто до сих пор жив.

Отец Алентин говорит мне, что воины Инвьернов плохо обучены, но неисчислимы, как звезды на небе. Они стекают с заснеженных вершин Сьерра Сангре, ведомые анимагами, которые обладают амулетами огня. Хотя пять их воинов гибнут вместе всего с одним нашим, этого недостаточно. Когда анимаг вступает в битву, наши люди должны бежать или погибнуть.

– Но сколько их точно? – спрашиваю я. – Их армия где-то неподалеку? Они собираются выступать?

– Там две армии, – говорит он. – Одна – в нескольких днях пути верхом. Другая – гораздо дальше на север, в двух шагах от владений князя Тревиньо.

– Две армии, между которыми серьезное расстояние.

Он кивает, потирая обрубок своего плеча.

– Так сколько? – спрашиваю я снова.

– Тысячи, дитя мое. Как минимум, десять тысяч. И с каждым днем их становится все больше.

Две невероятно большие армии. Даже вместе взятые силы Джойи Д'Арена и Оровалле не сравнятся с ними.

– Одна обойдет пустыню с юга, – думаю я вслух. – Другая продолжит двигаться через джунгли к северу. Они соединятся под Бризадульче и зажмут владения с разных сторон. Огромные клещи.

– Я тоже так думаю. – Отец Алентин придвигается ближе. – Но я сомневаюсь, что Его Величество, да цветут орхидеи там, где ступает его нога, сможет вести войну на два фронта.

– Боюсь, вы правы.

Алехандро, не способный принимать решения, ни к чему не готов. Я смотрю на травмированное плечо священника. Осторожно спрашиваю его, не хочет ли он рассказать мне, как потерял руку. Слова звучат немного грубо, но я должна знать как можно больше.

– Стрела попала прямо в плечо, над локтем. Пока я добирался до укрытия, развилась болезнь. Я потерял сознание сразу после прибытия, а когда очнулся, руку уже отняли. – Он пожал плечами: – Рука за жизнь, не такая уж плохая сделка.

– То есть они используют стрелы. – Как и Заблудшие. – А чем еще они вооружены?

– С вопросами насчет оружия тебе лучше обратиться к Белену, дитя мое.

Я благодарю его и спешу прочь в поисках высокого юноши. Его я нахожу около хижины, где он выскабливает свежую овечью шкуру полукруглым лезвием, ручка которого идеально подходит к его ладони. Мы не очень много беседовали с момента прибытия в деревню, и я нервничаю, приближаясь к нему. Но он приветствует меня с большим теплом, чем я ожидала, и даже загорается интересом, когда я задаю ему вопрос.

– В основном они используют лук и стрелы, – говорит он. – Их луки гораздо больше наших. Высотой с человека или больше. Они не так метко стреляют, как наши лучники, но их стрелы летят дальше.

– Мы можем сделать похожее оружие?

– Нет. – Он смотрит поверх шкуры. – Для этого нам потребуется древесина. Много высоких деревьев с древесиной, твердеющей по мере высыхания.

– Чем еще они воюют?

– Копьями, у многих короткие мечи. Здесь у нас преимущество – длинные клинки. Хотя и в рукопашной встречаться мало радости.

Он поднимает рукав своей рубахи, отложив скребок. На обнаженном предплечье вздуваются четыре белых параллельных шрама. Я охаю.

– Похоже на следы от когтей. Очень больших.

Он снова берет скребок.

– Вряд ли у них есть когти. Скорее, перчатки с какими-то жесткими приспособлениями. Они дерутся, как животные. Как горные львы, но без их хитрости.

Я снова вспоминаю Заблудших. Желудок вздрагивает, когда я вспоминаю их хаотичную манеру атаковать, крадущуюся грацию, с которой они двигаются.

– Но оружие, которое тебе нужно найти, – говорит он, повторяя ритм фразы ударами гнутого ножа, – это амулет анимага. Они носят их на шее на тяжелых цепочках или кожаных шнурках. Что меня всегда удивляло, они никогда не используют их в первой части сражения – лишь немного спустя, когда амулет начинает светиться. Тогда свет выходит из амулета, чистый и горячий, быстрый, как стрела. Свет сжигает все, чего касается. – Он печально качает головой. – Мы выиграли несколько перестрелок с Инвьернами, даже когда их было больше нас. Но когда их ведет анимаг, мы проигрываем. Быстро и ужасно. Мы сразу отступаем, как только видим, что амулет начинает дымиться.

Я знаю, что должна узнать об анимагах больше; похоже, они являются залогом силы Инвьернов. Первое документальное упоминание о них – список лучника Хицедара. С тех пор они показывались нечасто, но если послушать Белена и Алентина, так столкнуться с колдуном Инвьернов обычное дело.

– Белен, я хочу знать как можно больше об анимагах. Что они едят? Во что одеваются? Чего они хотят? Может, кто-то проникал в их лагерь. Может, князь Тревиньо…

– Поговори с Косме.

– Что?

– Косме. Если хочешь узнать о всяких коварных штучках, – он поднял бровь, делая намек, – спроси ее. Она шпион.

Я опустила голову на руки. Конечно, она шпион. Возможно, она так же хорошо шпионит, как стирает белье. Я благодарю его и отправляюсь на поиски проводника-служанки-лекаря-шпиона.

Косме в полупещере, ухаживает за ранеными. Один человек умер ночью, сообщает она мне прежде, чем я успеваю сказать что-либо. Но остальные вполне могут поправиться. Должно пройти несколько дней, прежде чем мы сможем быть уверены.

– Я могу задать тебе несколько вопросов? – Я должна попробовать, несмотря на то, что она, скорее всего, отмахнется.

– Насчет чего?

– Э… насчет всяких хитрых штучек.

Она поднимает бровь.

– Я пытаюсь разузнать про Инвьернов, особенно про анимагов. Если бы мой отец или сестра правили в Тревиньо, мы бы уже проникли во вражеский лагерь. Мы бы знали, кто их предводитель, каковы их планы, что они едят на завтрак, что…

– Тревиньо ничего не знает.

Разочарование камнем падает внутри.

– Ты уверена?

– Да, уверена. – Она стоит в напряжении и смотрит мне в лицо. – Я предложила это, когда была там при дворе. Я думала, что мы должны послать шпионов вместе с продовольствием, но князь и его дочь сочли это слишком рискованным.

– Продовольствие? – Это не имеет никакого смысла.

– Понимаешь, – лицо Косме искажается отвращением, – хороший князь заключил сделку с Инвьернами. Они не трогают его владения, а он посылает им овец и продукты.

– Это шутка. – Кровь приливает к моему лицу.

– Нет.

– Князь – предатель.

– Именно.

– Король знает?

– Не знает. Аринья никогда не скажет ему.

Аринья? Какое отношение любовница моего супруга имеет к… и затем я понимаю и закрываю глаза, потрясенная тем, что не понимала этого раньше.

– Аринья – дочь князя Тревиньо.

– Да. Она представляет своего отца на Совете Пяти.

– Значит, ты шпионила, будучи ее горничной. За чем ты следила?

– Официально, я собирала дворцовые слухи. Чтобы помочь Аринье стать следующей королевой. Но к тому моменту мы с Умберто уже присоединились к группе отца Алентина. – Она насмешливо фыркнула. – Я полагаю, мы своего рода революционеры, восставшие против предательства князя, против бесполезной пассивности короля. Так что я отправилась в Бризадульче, чтобы найти Носителя. И я нашла тебя.

Она оглядывает пещеру, небольшое количество раненых поселенцев. И смеется, хотя в глазах нет улыбки.

– Какую зловещую группу мы создали, правда, ваше высочество? Кучка детей, играющих в революцию.

– Зови меня Элиза. – Я тоже смотрю по сторонам, но вместо безнадежности вижу раненых, но выживших. Я вижу деревню, процветающую несмотря на войну. – Косме, насколько серьезны твои намерения продолжать сражаться? Я имею в виду, почему просто не уйти? Если отправиться, например, на север Оровалле, можно выжить.

Ее глаза раскрываются шире, а губы сжимаются. Даже разозленная, печальная и испачканная, она очень красивая.

– Я никогда не сдамся, – почти выплевывает она, подходя ближе ко мне. – Они убили моих родителей. Они убили моих друзей. Я убью так много их, как смогу, пока они не воткнут стрелу мне в кишки или не сожгут меня дотла.

Я не отступаю ни на шаг, хотя ее лицо примерно в дюйме от моего.

– А остальные? Они так же уверены, как ты? Они будут продолжать?

– Большинство – да.

Мы долго смотрим в глаза друг другу.

– Хорошо, – говорю я.

Прежде чем развернуться и уйти, я успеваю заметить проскальзывающее в ее глазах удивление. Нити стратегии предстоящего боя сплетаются в моем мозгу в единую сеть. Это безумный план, не похожий ни на один из тех, что воины Джойи Д'Арена пробовали ранее.

Он никогда не сработает.